Журнал «Золотой Лев» № 103-104 - издание русской
консервативной мысли
С. Черняховский
Политический анализ[1]
Политический мазохизм
Посол Коваленко вернулся в Тбилиси. И будет торжественно
(или не очень) вручать заново верительные грамоты верному российскому другу и
союзнику Михаилу Саакашвили. Тому Михаилу Саакашвили, которого вся Грузия считает сумасшедшим. Тому
Михаилу Саакашвили, который всячески глумился и
издевался над Россией, — как исторической, так и сегодняшней, путинской. Тому Михаилу Саакашвили,
который неоднократно и публично, в заочных высказываниях, оскорбительно
высказывался о российском президенте.
(Стоит ли здесь цитировать его прямую речь? Не буду. Не
хочу, чтобы это издание закрыли.)
Коваленко вернулся. Вернулся окольными путями, через
Ереван. Ведь Россия сама закрыла транспортное сообщение с Грузией. Закрыла то
она возможно правильно, только почему российский посол не мог вернуться в
Тбилиси прямым спецрейсом? Или потому, что Грузия демонстративно отказалась
принимать такой рейс, нагло указывая Москве: «Сами закрыли сообщение, сами
летите, как добираются грузины!»
Коваленко вернулся. И пообещал сделать все, чтобы
предыдущая «серая страница» в отношениях России и Грузии осталась в прошлом. Положим
— все это не серая, а вполне черная страница. Но пусть серая. Наверное, и то, и
то — плохо.
Но обычно обещает оставить в прошлом плохое тот, кто
признает, что он провинился. Тот, кто просит прощения. Тот, кто обещает
исправиться. Потому, что если в этой черной странице было виновато руководство
Грузии — это оно должно обещать оставить эту страницу в прошлом. А вот если ее
в прошлом обещает оставить посол России: значит он, от имени российского
руководства, признает, что вина за нее лежит на России. И, как профессиональный
дипломат, он должен это понимать.
И очевидно, понимает. Потому что говорит это с видом не то
побитой собаки, не то директора завода с выговором уходящего с заседания бюро
райкома.
Посол прав? Тогда кто в России ответственен за признание
поражения? Если было поражение — кто ответственен за само поражение? Если было
не поражение, — почему посол его признает?
Может быть, он превысил свои полномочия? Тогда надо ждать
реакции российского руководства. Может быть, посла теперь опять отзовут?
Что там думает министр Лавров? Или мы что-то пропустили, и
у нас пост министра иностранных дел опять занял Козырев? Как-то очень в его
духе.
Зачем вообще вернулся Коваленко?
Это что, признание того, что ему не надо было уезжать?
Признание, что Россия в своих претензиях к Грузии была не
права?
Или это признание того, что Грузия перестала вызывать
нарекания России?
Одно из двух — либо Россия была права, отзывая посла, — и
тогда он должен был не появляться в Грузии, пока Саакашвили
не отполировал бы своим пиджаком весь паркет в МИД РФ, умоляя вернуть посла и
исправиться.
Либо Россия была не права — и униженным возвращением посла
признает свою неправоту.
Так что, там, в Грузии, что-то изменилось?
Саакашвили перестал называть Россию оккупантом, чей империалистический
сапог двести лет попирал Иверию?
Саакашвили признал независимость Южной Осетии и Абхазии?
Саакашвили провел честные выборы и ушел в отставку?
Саакашвили перестал называть всех сочувствующих России шпионами и
обещать бросить их в тюрьмы?
Саакашвили вернул в Грузию российские военные базы?
Саакашвили выпустил из тюрем брошенных туда осенью оппозиционеров?
Саакашвили отказался от планов вступления в НАТО?
Саакашвили разрешил вернуться в республику Игорю Георгадзе?
Наверное, если не все, — то уж половина из перечисленного
произошла, а российские СМИ, щадя национальную гордость правителей Грузии, не
стали оповещать об этом граждан конфликтующих республик.
Представляете — июнь 41 года. ТАСС сообщает о начале войны
с Германией. Об отзыве посла СССР. Первые дни идут сообщения о приграничных
сражениях. Потом на четыре месяца — молчание. И сообщение о возвращении в
Берлин советского посла, который в своем интервью называет произошедшее «серой
(!) страницей» в отношениях двух исконно дружественных стран.
Что тут думать? Либо посол вернулся вместе со штурмом
взявшими рейсхканцелярию частями Красной Армии на
личном танке Ворошилова. Либо в Германии накануне, наконец, восстал пролетариат
и объявил Рейхсканцлером Эрнста Тельмана. Либо Адольф Гитлер принес покаяние и
вступил в ВКП(б).
Российские войска взяли Тбилиси? Георгадзе
стал президентом Грузии? Саакашвили вступил в «Единую
Россию»?
Ах, в Совете Европы перенесли Российско-Грузинские дебаты…
Но если так, (например, верно третье предположение), почему
на официальных и пропагандистских грузинских саакашвилевских
сайтах такое торжество?
Почему там вопят о поражении России? Почему на все лады
благодарят Запад, который, якобы, одернул московских империалистов?
Коваленко пообещал, вернувшись в Тбилиси, найти там друзей
России…
Коваленко либо что-то перепутал, либо он хотел сказать
что-то другое. В Грузии друзей России, конечно, много. Но только искать их
нужно не дипломатам, а разведке. Потому что если Коваленко намерен найти и
«засветить» еще верящих в Россию грузин, он просто обречет их на повторение
судьбы тех, кого в сентябре бросили в тюрьмы.
Если же он только в Грузии надеется найти друзей России, —
то он либо прошедшие месяцы провел не в Москве (тоже понятно, надо же человеку
отдохнуть), либо в Москве явно не занимался делом. Потому что представители
грузинской элиты и интеллигенции, сохраняющие дружеские чувства к России, —
давно уехали из Грузии в Москву.
Правда, по осени, отозвав посла из Тбилиси, грузин,
искавших убежища в Москве, — как раз активно высылали в Грузию.
Высылали активно. По спискам. Вне зависимости от оснований,
на которых они находились в Москве.
Причем депортировали даже тех, кто жил здесь у своих жен —
граждан России и имел не только разрешение на проживание, — но и имел детей —
граждан России.
Особо забавно было видеть, как милиция в Москве гонялась за
членами партии «Справедливость» (основная антисаакашвилевская
партия в Грузии) — и пыталась отправить их обратно в страну, где им грозило
заключение, как российским шпионам, а органы миграционной службы предписывали
депортироваться грузинам из семей, близких к Георгадзе.
Очевидно, совместными усилиями милиция и миграционная
служба всех дружественных России грузин так оперативно и в таком числе
выдворили в Грузию, что теперь их приходится разыскивать там с помощью
возвращенного посла.
Причем с некой фактологической
стороны, вся история с отзывом и возвратом посла выглядит вообще как рассказ
Кафки.
Значит так. В Тбилиси жил посол России. Там были российские
военные базы и политические силы, симпатизирующие России. Последних президент
Грузии объявил русскими шпионами и стал бросать в тюрьмы, заодно обвинив в
шпионаже служащих российских баз.
После этого Россия отозвала своего посла. В Грузии
завершили разгром и запугивание пророссийских партий.
Россия ускоренно вывела из Грузии свои базы, после чего вернула посла обратно.
Это нормально? Это не бред?
Такая фактура читается на деле абсолютно по-другому, нежели
об этом пишет пресса. С точки зрения здравого смысла, ситуация выглядела так:
Грузия, недовольная пребыванием на ее территории российских
баз и активностью пророссийских сил недвусмысленно
намекнула, что пока положение не изменится, она не потерпит на своей территории
российского посла. То есть, посла выдворили. Стремясь добиться
разрешения на его возвращение, Россия ускоренными темпами вывела базы, потребовала
от своих сторонников прекращения активности в Грузии и закрыла глаза на их
преследование режимом Саакашвили. Заодно, чтобы
совсем задобрить Саакашвили, отправила к нему всех
тех, кто от него ранее скрылся в Москве. И этим заслужили прощение и право
вернуть своего посла.
Недаром Коваленко выглядел так побито и разговаривал так
виновато. Хотя, может быть, ему просто было стыдно за свою унизившуюся страну?
Может быть, он понимал, что теперь никто в Тбилиси не будет относиться всерьез
ни к каким его нотам и заявлениям?
На фоне этого странно выглядит и как деятельность
грузинской оппозиции, так и поведение ее лидера Георгадзе.
Полгода оппозиция ходила на митинги, требовала отставки Саакашвили и новых выборов.
Георгадзе регулярно выступал по российскому телевидению и грозил Саакашвили то крапивной революцией, то карами небесными.
Кризис зрел и вызревал. Саакашвили
уже испуганно кричал на весь мир, что Россия наводнила республику своими
агентами, что они готовят переворот и его свержение.
А когда кризис назрел, и грузинский президент стал бросать
сторонников Георгадзе и России в тюрьмы, —
оппозиционные партии мгновенно исчезли не то с политической арены, не то с
российских телеэкранов.
В первом случае они толи по особому плану перешли на
подпольное положение, так, чтобы никто и никогда их не нашел, — либо просто
разбежались.
Во втором случае, получается, что российские СМИ лишили
оппозицию своей поддержки именно тогда, когда она в ней особенно нуждалась? Тоже,
чтобы заслужить право на разрешение вернуть своего посла в недружественную
республику?
И в один момент исчез Георгадзе.
Именно тогда, когда должен был бы развить максимальную активность. И сделал это
вместо того, чтобы публично осудить нелепые гонения на грузин прошлой осенью,
чем, безусловно, явно повысил бы свою популярность в Грузии…
Правда, Саакашвили уволил
главного ястреба — министра обороны Окруашвили.
Россия считает, что это его победа? Тогда она наивна. Окруашвили
начал становиться опасен для грузинского президента. Он был более умен, более
жесток и активно начинал претендовать на высшую власть.
Если грузинский президент выдал это за уступку в отношениях
с Осетией и Абхазией, а также с Россией, то он просто умело обманул своих
противников. Он убрал опасного ему человека, а представил это как шаг доброй
воли, то есть, продал один товар дважды.
Странно. Все странно. Все напоминает активный бред.
Посол поехал о чем-то договариваться с Саакашвили?
Но в таких случаях договариваются до того, как возвращают послов. Может быть,
договорились? Но почему так ликует официальный Тбилиси?
Но даже если так, если, предположим, о некой нормализации
отношений договорились. Неужели непонятно, что с Саакашвили
нельзя договариваться? С такими — не договариваются. Во-первых, потому что с
такими вообще не разговаривают. Есть некие данные, что даже Буш, встретившись с
тбилисским клоуном, был шокирован его поведением — и, с тех пор, старается не
встречаться, по возможности перепоручая это своим чиновникам. Во-вторых, потому
что с Саакашвили договариваться просто бессмысленно,
— он никогда ничего не выполняет. Договариваться с ним — значит только
дискредитировать себя. Договариваться с ним — значит обрекать себя на то, чтобы
быть обманутым.
Он пообещает все, что угодно, кому угодно и по поводу чего
угодно.
И никогда ничего не исполнит: но выиграет время и ситуацию,
чтобы изменить ситуацию в свою пользу.
И на фоне странного, необоснованного возвращения своего
посла в Тбилиси, выглядящего как откровенная капитуляция, — нельзя же всерьез
принимать аргументацию о том, что это сделали ради сглаживания ситуации перед
Страсбургской сессией, тогда вообще ничего не надо затевать, если все время
думать о благожелательной улыбке европейцев, — ссора с Лукашенко по абсолютно
неприличному поводу и крайне вялая и робкая реакция на выходки эстонского
парламента в вандалистском законе о памятниках.
Это с Эстонией, а не с Грузией, надо было перекрывать
сообщение.
Это Эстонии, а не Белоруссии, надо было прекращать поставку
энергоносителей.
Это из Эстонии надо было отзывать весь состав посольства.
Есть явно дружественная Белоруссия с дружественным
руководством. С ней Россия ссорится резко, гневно, основательно. На сумму в
один миллиард долларов.
Есть в принципе дружественная Грузия, возглавляемая
недружественным руководством. С ней Россия ссорится тоже гневно и шумно,
высылает ее уроженцев со своей территории, перекрывает сообщение, высылает
посла, — но не делает ничего, что оказывало бы реальное воздействие на
руководство, вся тяжесть санкций ложится на простых граждан, в основном
лояльных России.
Есть явно враждебная, полуфашистская Эстония, возглавляемая
этнократическим (т.е. профашистским руководством),
открыто проводящая дискриминацию в отношении русскоязычного населения,
ветеранов Великой Отечественной Войны, открыто поощряющая возрождение и
реабилитацию нацизма. С ней Россия предпочитает не ссорится. В ответ на ее хамство
и фашистские выходки она бормочет что-то нечленораздельное, обещая, устами
безвластного марионеточного парламента… не приглашать в гости представителей
фашистских партий.
Россия злее ссорится с теми, кто к ней лучше относится, и
ведет себя предельно смирно по отношению к тем, кто ей больше хамит.
Как это называется?
Политический мазохизм.
АПН 29.01.07
Национальный авторитет
в многоэтническом государстве
Многонациональное государство потому и называется
многонациональным, что в нем совместно проживает много наций. И они потому в
нем совместно и проживают, что их это проживание устраивает, за исключением
ситуации, когда они к такому проживанию принуждаются.
То же самое можно сказать о многоэтнических
государствах, оставляя в данном случае в стороне вопрос об участившемся и не
вполне грамотном использовании термина "нация" применительно к любой
общности такого типа – этносу, малому народу, национальности и т.д.
К числу последних, т.е. к числу многоэтнических
государств относится и современная Россия, в которой при этом, никак не
произойдет ее национальная идентификация.
Строго говоря, Россия это государство одной многоэтнической нации, точнее – части такой нации, части
большой старой "советской нации".
В той степени, в какой разрушены стержни, образовывавшие
эту "советскую нацию", в той степени она не просто разделена на
географические части – самопровозглашенные на территории ее страны государства
– но и в целом балансирует на грани распада на все составляющие ее элементы,
вплоть до этнических и субэтнических. Поскольку во
многих случаях новые системообразующие начала
национальной целостности не найдены, не состоялась и некая новая нация,
образующая население России.
Отсутствие сплачивающего начала так или иначе выливается
как в попытки новой самоидентификации, для которой не определены внятные
начала, так и в те или иные проявления некоторого психоза (в диагностическом
смысле слова) в отношениях между проживающими в России этносами.
На фоне этой неопределенности, на фоне отсутствия
возможности четко идентифицировать характер национальной общности в России и в
этом отношении – характер самой России, естественно встают те или иные вопросы
в русле поисков этого самого самоопределения.
Один из них – это как выстроить межэтнические отношения,
чтобы, с одной стороны не расколоть по этническому признаку Россию, т.е.
остаток старого "Большого государства", с другой, сохранить ее в качестве
государства, исторически образованного, все же, именно русским народом. То есть
как сделать так, чтобы провозглашенное равноправие наций не оборачивалось
утратой определенной исторически системообразующей и
культурно-доминирующей роли собственно русских, чтобы общий дом полутора сотни
народов не перестал быть домом для собственно его первого строителя.
Отсюда, у одних появляются идеи упразднить национальные
республики в составе России, превратив ее в административную федерацию, у
других – образовать в составе России собственно "Республику Русь", в
составе "чисто русских" областей, у третьих – ввести национальные
квоты на представительство в органах власти, тем самым обеспечив для русских
приоритетное положение в органах власти, у четвертых – вообще преобразовать
Россию в национальное государство русских, за остальными оставив некое право на
личностно равноправное существование, но лишив их административно-национальной субъектности.
Можно заметить, что при разности, а иногда и полярности
таких идей, все они имеют целью как бы "подправить положение"
русского народа, создать дополнительные юридические гарантии его прав и его
особой субъектности.
Момент первый,
связанный с приданием РФ административного характера, вместо национального. Что
имеют в виду, когда говорят о национальном характере федеративных отношений РФ?
То, что среди почти девяти десятков субъектов федерации примерно до трети
составляют субъекты, формально созданные по национальному признаку. Таким
образом их "титульные" народы как бы приобретают особые преимущества
по сравнению... с какими? Если с той сотней народов, которые таких образований
не имеют – то причем здесь вопрос об укреплении положения русских? Если по
отношению к русскому народу – то в чем оно? Русский народ, на деле, оказывается
представлен более чем двумя третями субъектов федерации, каждый из которых
конституционно равноправен с национальными республиками. Существование
национальных республик у наиболее крупных из народов России является более
комфортным с психологической точки зрения, но юридически преимущества перед
русским народом не создает. Они – в меньшинстве. Они, в этом отношении – более
слабы. Их меньшинство и относительная слабость – нивелируются титульным
статусом.
Допустим, этот титульный статус ликвидируется. Комфортность
их проживания в общем государстве – снижается. Напряжение и потенциальное
недовольство – возрастает. Соответственно, латентная зона конфликтов растет.
Это что, можно считать приобретением русским народом дополнительных
преимуществ? Наоборот, поскольку связывать такое снижение своего статуса данные
этносы будут с волей русской власти, что так или иначе будет создавать некую
почву для антирусских настроений, – это будет означать увеличение проблем
русских (в частности – в этих республиках) и потенциальное возникновение новых
конфликтов, которые им придется решать.
Можно говорить, что некоторые из этих республик в
результате практики заключения договоров с федеральным центром приобретают
совершенно исключительное положение, во многом оказываются вне власти этого
центра. Но это – не вопрос юридического равноправия, это вопрос практики. И
если представить, что Татарстан или Чечня лишатся своего нынешнего юридического
статуса национальных образований, проблемы, которые возникнут там, как минимум,
заставят власть, для их решения, заключать с ними еще более льготные договора.
Второй момент – идея
создания "Республики Русь" из чисто русских областей, основанная на
неком стенании: "У всех народов есть свои республики, а у русских нет!
Несправедливо!". Если отвлечься от того, что именно примерно под такое же
национал-патриотическое стенание принимали печально памятную Декларацию о
суверенитете России, а потом вводили пост Президента РСФСР, и от того, к
чему это привело, встает вопрос – что реально это дает русским? Сегодня, как
уже говорилось, их представляют в федеративном плане две трети субъектов
федерации, а другие народы представлены третью. Создавая "Республику
Русь" мы названные две трети объединяем в один.
Но! Сейчас у русских в федеративном плане порядка шестидесяти
голосов из менее чем девяноста, а плане защиты их интересов предлагается дать
им один из тридцати! Похоже, если бог хочет наказать какой либо народ – он
посылает ему националистов.
Или имеется ввиду, что, скажем, в Совете Федерации
"Республике Русь" отойдет две трети мандатов, как самой большой? По
территории мандаты не представляются, а по населению – они даются в Нижней
палате, а не в Верхней. Кстати, наиболее плотно населены в России именно
национальные республики.
Кроме того, деление страны на один "русский" и
тридцать "нерусских" субъектов федерации, даже при том, что первый
будет больше всех остальных – воспроизведет ситуацию СССР, когда через
некоторое время "нерусские" субъекты заговорят о том, что они в
Россию не входят, а входят лишь в общее с ней государство, а политические экстремалы из "Республики Русь" по своей привычке
потребуют принять новую "Декларацию о суверенитете" и в два года
расколют и Российскую Федерацию.
Третий момент – идея этноквот на представительство в органах власти.
С одной стороны, примерно это имеет сегодня место в Ираке и
Ливане. Опыт, конечно, воодушевляющий. С другой, благодаря этому принципу в
Дагестане в 90-е годы удалось в целом сохранить стабильность, хотя все-таки,
несколько лет республика балансировала на грани взрыва.
Но важнее другое. Обществу придется примерится с тем, что в
той или иной ситуации юридически решающим фактором при назначении на должность
в органах власти, в науке и искусстве станет не то, что человек может, а какая
у него национальность записана в паспорте. Эти записи просто станут предметом
коррупционных отношений, как, в частности, было в Грузии при Гамсахурдия, когда платились любые деньги за то, чтобы
записаться грузином. Именно тогда некто Миша Саакян, армянин по национальности,
приобрел имя президента Грузии Михаила Саакашвили.
Ведь с существующей точки зрения русским будет причитаться 83% всех мест в этих
структурах, а на остальные 150 народов придется 17%.
Наконец, придется вводить особые квоты для представителей
смешанных национальностей (по какой квоте пойдет чиновник, имеющих русского
отца и калмыкскую мать?) или все окончательно
запутается. При этом русские начнут делить свою национальную квоту между
представителями субэтносов и различных регионов,
между чисто русскими и метисами, между метисами по составной второй части,
между чисто русскими по тому, выходцы они из города или сельской местности, и
все равно останутся недовольны. Нерусские – начнут обижаться на русских за их
83%, которые они никак не разделят и уж точно в свою квоту не возьмут ни одного
по отцу записанного башкиром, но имеющего русскую мать.
Кто и как будет разбираться в смесях ста пятидесяти народов
России (надо же будет хоть в двух коленах разобраться) – могут придумать либо
сумасшедшие патриоты типа Макашова, либо писатели-фантасты.
Но одно можно сказать – что появится неограниченное поле
бюрократически-карьерной грызни, коррупции, обид и национальных конфликтов,
лишь терзающих и расшатывающих российскую действительность.
Четвертая идея –
объявить Россию национальным государством. Как Франция: чуть ли не треть –
арабы, а государство считается национальным. Только забывается, что араб,
имеющий французское гражданство, юридически является французом. Тогда надо всех
татар, башкир, чеченцев, ингушей, кабардин, дагов, лезгов, калмыков и тому
подобное записать русскими. То есть, в аккурат, сделать тоже, что турки
несколько десятков лет пытаются сделать с курдами... описывать возможные
последствия – наверное, излишне.
Арабы во Франции становились юридическими французами, когда
это означало для них повышение гражданского статуса, когда они обретали
желанное гражданство. Наверное, мигранты из Таджикистана или из Молдавии тоже
согласятся записаться русскими. Но, во-первых, если это не приведет к конфликту
с ними, то приведет к конфликту на уровне следующего поколения, так и не
ставшего русскими. Во-вторых, это могут принять получающие русское гражданство.
Для них в этом будет некий шаг вперед. Для представителей народов собственно
России, – это будет в их понимании шагом назад, действием насильственной русификации.
Это если всех объявить русскими. Можно сказать, что этого
не потребуется, если мы объявим Россию национальным государством русских, но
оставим за представителями других народов, которые сохранят свою идентификацию,
все права, кроме права на политическую субъектность.
На практике это означает, что либо Россия перестает вообще
быть федерацией, что при ее размерах, с одной стороны, есть нелепость, с другой
– создает региональную напряженность, поскольку административной субъектности лишаются вместе с национальными республиками и
местные элиты регионов. Либо дело сводится к первому варианту – переходу от
национальной федерации к административной, что уже описано выше.
Особенность России в том, что ее многоэтнический
характер складывается из совместного проживания большого этноса и многих
относительно малых. И уравновесить их – действительно не очень просто: больше
равноправия – вроде бы умаляются права большего, меньше равноправия – обидно
малым, которые и так малые, тем более, что по численности некоторые из этих
малых – больше населения иных других государств.
Регуляция этого по факту остается за тем, кто является
изначально государственно-образующим.
Тут одно из двух. Либо создание многоэтнического
государства носило изначально принудительный характер – и тогда при прочих
равных в основе совместного проживания лежит принуждение, и тогда нужно
расширять и увеличивать особое положение образующего страну народа, потому, что
иных рычагов кроме укрепления его административно-политической власти нет.
Либо создание такого государства носило добровольный
характер, когда новые народы присоединялись к нему, признавая определенное
превосходство культуры и образа жизни народа-объединителя, его определенный
моральный и политический авторитет, когда проживание с ним и принятие его
образа жизни означало для них шаг вперед в их развитии.
Строго говоря, Россия, как многоэтническое
государство, именно так, в основном, и складывалась. Она, в лице своей
культуры, образа жизни своего народа несла нечто, что так или иначе было
привлекательно для входивших в нее народов. Сложности с этими народами возникали
тогда, когда в самой России что-то оказывалось опасным, непривлекательным,
когда в ней самой зарождались кризисы и потрясения. Когда проблемы российского
общества оказывались таковы, что русский народ утрачивал авторитет и некое
моральное превосходство и не знал, что предложить другим народам, что
оправдывало бы его первенство.
Поэтому если ставить, что в полнее естественно, вопрос о
том, как вернуть русскому народу его положение, то ставить его надо не в
плоскости юридического закрепления преимуществ. В начале ХХ века у русских
дворян было много юридических преимуществ перед рабочими. И это ни коим образом
не помогло устоять перед последними, когда те пошли в атаку на имущие классы в
своем, прямом политическом пространстве. Юридическое преимущество – лишь
красная дразнящая тряпка в глазах того, что это преимущество реально не признает,
тем более – когда оно присвоено более слабому.
Ставить этот вопрос надо в плане удержания и укрепления
культуры, образа жизни, цивилизационных начал того
народа, который мы хотим укрепить. В плане того, что можно сделать, чтобы
вернуть ему прежний авторитет, прежнее смысловое и цивилизационное,
ментальное превосходство.
Только и в этом плане наивно думать, что это превосходство
можно вернуть, одев народ в исторический костюм двухсотлетней или более державности или вернув в школы преподавание "закона
божьего".
Хотя, безусловно, народ, растоптавший свою историю, свое
знамя и свои победы – не будет вызывать стремления к уважению, особенно среди
многих достаточно тяготеющих к традиции народов России.
Для того чтобы вернуть русскому народу авторитет и
моральное превосходство, надо вернуть ему его цивилизованность, но что более
важно – вернуть ему образ носителя нового мира, носителя исторического
возвышения, который на протяжении большей части его истории был ему
свойственен.
И в этом отношении, образно говоря, одна построенная
Россией космическая станция или нормально обустроенный университет будет
значить для авторитета русского народа в глазах других народов больше, чем
пятьдесят прописанных в законе преимуществ для русского этноса.
И, наконец, самый важный момент: никто не будет уважать
народ и признавать его превосходство, до тех пор пока он не только позволяет
разделять на части свое государство, но и ничего не делает для его
воссоединения, не только позволяет разделять себя самого на части – но и ничего
не делает для того, чтобы это разделение ликвидировать.
Народы России 2февраля 2007
В ожидании
распада
Современная российская политическая система заключают в
себе как минимум две основные слабости и целый ряд им сопутствующих.
Две основные слабости состоят, с одной стороны, в том, что
эта система во многом субъективна по истокам своего образования. С другой - в
том, что она держится на обеспеченном личным фактором первого лица соединении
экономически, ментально и политически противоположных начал.
Первый момент связан с тем, что первое лицо, определяющее
конфигурацию системы, не является производным от нее, а, напротив, благодаря
своему политическому весу позволяет ей существовать. Однако, образуя и задавая
данную систему, это лицо именно обеспечивает ее существование, но не производит
ее самодостаточность. То есть если понятно, за счет чего система существует -
за счет политического рейтинга президента, то абсолютно непонятно, за счет чего
она может существовать без него.
Эта система относительно устойчива не потому, что опирается
на ожидания общества, и не потому, что поддерживается обществом, а потому, что,
доверяя президенту и поддерживая президента, общество принимает связанную с ним
реальность и, соответственно, прощает этой реальности существование в ней
абсолютно неавторитетной и неуважаемой системы.
Второй момент связан с тем, что система или, если шире,
политическая реальность путинского правления по сути
своей была неким замороженным соотнесением левых ожиданий общества и правой
политики власти. Плюс к этому неким зафиксированным и замороженным соотношением
различных внутренних элитных компонентов, ее образующих. Как именно Путину
удалось это соотношение заморозить и зафиксировать - отдельный и интересный
вопрос. Среди прочего можно отметить, что определенную роль здесь сыграли некоторые
его психотерапевтические качества, пришедшие из прежней профессии, которые отложили
отпечаток на его публичном образе.
В известном смысле можно сказать, что политическая система
Путина - это некое зачарованное королевство зверей, где все они мирно кружатся
в танце, загипнотизированные играющим на волшебной дудочке факиром. В какой-то
момент факир уходит, и - раньше или позже - танцоры осознают, что они обретают
свободу воли и действия, кружась в танце в паре с ненавистным врагом.
Эти изначальные сущностные слабости системы дополняются
массой иных, либо им сопутствующих, либо прямо из них вытекающих.
Причем большинство этих слабостей, иногда осознанно, иногда
неосознанно ощущаемых теми или иными представителями элиты, что выражается в
тревожных, а временами и катастрофических ожиданиях 2008 года, заключаются
именно в тех моментах, которые сегодня воспринимаются как ее сильные стороны.
Существующая система, безусловно, является системой
авторитарной, не предполагающей ни реального права на соучастие во власти, ни
реальных прав на оппонирование ей. Однако авторитарные системы в современную
эпоху в принципе не долговечны и чуть раньше, чуть позже разрушаются. Причем
тем быстрее, чем меньшее количество факторов было включено в обеспечение их
"замораживания".
При этом данная система, безусловно, является
разновидностью вялого "исключающего" авторитаризма.
То есть она не включает в себя ни сильных волевых и
энергичных носителей, способных на реальную жесткость и даже жестокость для
обеспечения своей власти, ни сильных мотивов, заставляющих ведущие группы элиты
идти на силовое противостояние с обществом и всем миром для сохранения власти
как ведущего инструмента осуществления своего проекта либо как наркотически
опьяняющей самоцели.
С другой стороны, как авторитаризм исключающий, данная
система не построена на включении в организуемое ею действие ни широких масс,
ни новых активных групп, претендующих на вхождение в элиту. То есть она сама по
себе в значительной степени от общества изолирована и им неподпитываема.
Но как таковая она не решала и не решает задачу рекрутирования
в себя новых сил, то есть, в общем-то, она ближе не к отрытому, а закрытому
типу политической элиты. А это значит, что тем персоналиям и группам, которые
хотели бы элитой стать, но еще не являются ею, проще самим образоваться в новую
систему (апеллируя к недостаткам существующей), нежели делать ставку на вертикальную
мобильность в ее рамках.
Вместе с тем система построена не на постоянном самоукреплении с помощью инструментов политической
конкуренции, а на ограждении себя от любой возможной конкуренции.
Такая, лишенная необходимости отвлекаться на постоянную
борьбу за самоподдержание, система имеет свои
преимущества, поскольку теоретически может все усилия направлять на решение
объективных задач, стоящих перед страной и обществом на данном этапе развития.
Но, во-первых, это очень непохоже на существующую систему власти, которая явно
имеет иные цели, нежели служение пресловутому общему благу. Во-вторых, это
преимущество является таковым до тех пор, пока определенные механизмы и
элементы (а в наших условиях - фракции элиты, образующей данную систему) готовы
все свои силы бросить на избавление системы от опасности конкуренции.
Система совершенствует навыки избавления от конкуренции, но
утрачивает навыки самосохранения в конкурентной среде.
Уход Путина - это в любом случае некоторый шаг и сигнал к
замеру влиятельности составных компонентов элиты. То есть к внутренней
конкуренции этих компонентов. Но внутренняя конкуренция в условиях, подобных
нынешним российским, - неизбежный соблазн к включению в конкуренцию как минимум
невластных групп, а как максимум - всего общества (его активной части).
Но ведущие компоненты системы неконкурентны
в нормальном политическом пространстве. Та же "Единая Россия", если
рассматривать ее не просто как политический муляж, а как относительно реальное
объединение определенной части элиты, абсолютно неспособна действовать в
условиях открытой политической конкуренции. Обосновывать это можно с многих
сторон, но одно из главных подтверждений этого - постоянное стремление
законодательным путем усложнить условия для конкурентов и облегчить их для
себя. И не важно, кто реальный автор этих инициатив. Кто бы им ни был, он
понимает, что если "Единую Россию" поставить в равные политические
условия с другими нынешними политическими партиями, если той же КПРФ дать на
освещение ее деятельности и изложение ее позиции столько же времени, сколько
имеет "партия власти", то их рейтинги вполне смогут поменяться
местами.
По большому счету, можно с чистой совестью утверждать, что,
если в будущей избирательной кампании гарантировать равные возможности всем
участникам и действительно честно подсчитать голоса, "Единая Россия",
скорее всего, может рассчитывать лишь на третье место после КПРФ и
"Справедливой России".
Но дело даже не в этом, а в том, что сама система не
приспособлена и не способна к существованию в условиях более или менее прямой электоральной
и в целом политической конкуренции.
Строго говоря, не совсем правильно называть данную систему
системой Путина: он ее "сконфигурировал", но он не являлся собственно
ее создателем. Разница заключается в том, что создающий систему имеет большую
или меньшую возможность выбирать как ее материал, так и ее конструкцию. Путин,
"конфигурируя" свою властную систему, такой возможности не имел в
силу особенностей прихода к власти. Он ее именно "конфигурировал", то
есть брал некие имеющиеся конструкции из некого материала и монтировал их между
собой таким образом, чтобы они могли служить его целям, то есть, строго говоря,
брал некий политический хлам и приспосабливал его так, чтобы им можно было
пользоваться за неимением иного. Соответственно без него этот хлам способен
либо быть тем, чем он был до него, то есть хламом, либо начать бесконтрольно и
бешено функционировать, набирая обороты собственного саморазрушения.
Поэтому что такое система Путина без Путина?
Первое - это система, лишенная рейтинга доверия Путину и в
глазах общества теряющая единственное оправдание своего существования.
Второе - это система, лишенная фиксирующего начала,
система, в которой оживают все сдерживавшиеся Путиным противоречия. Своего рода
холодильник с выключенной холодильной камерой. Причем здесь обостряются не
только противоречия и борьба властных компонентов системы. На первое место
выходит то главное, что было соединено "фактором Путина": правый
характер и правая сущность власти и левые ожидания общества.
Третье - это авторитарная система вялого типа, лишенная
энергии внутренних носителей и поддержки активных сегментов общества. То есть
это авторитаризм, лишенный для власти мотивов борьбы за его сохранение, для
общества - минимальных начал легитимации.
Четвертое - это исключающая авторитарная система, не
связанная с обществом ни связями традиционалистского типа, ни задачами
форсированной модернизации. То есть эта система от общества отделена, дистанцирована, обществу не нужна. Если большая часть общества
действительно хочет продолжения "курса Путина", то сам этот курс с
данной системой она как раз не связывает. Более того, судя по всему,
продолжение "курса Путина" общество видело бы в разрушении этой
системы.
Пятое - это система, неспособная выжить в условиях
конкуренции. В нынешнем качестве она не может долго удерживать состояние
избавления от конкуренции, но, допустив самую малую конкуренцию (хотя бы виде
публичной конкуренции своих составных ), она обречена на более или менее
быстрый распад своей конфигурации. Причем этот срок, "более-менее
быстрый", колеблется в диапазоне от одного до двух избирательных циклов. А
поскольку сама власть, "упорядочивая" политическое пространство,
устроила два больших ежегодных выборных дня, шагом измерения политического процесса
после ухода Путина станут не четырехлетние, а полугодовые сроки, что уже и
сейчас дает о себе знать.
Есть еще один момент, который, в данном случае не
анализируемый отдельно, имеет смысл обозначить. Принято считать, что одной из
ведущих функций властной системы является воспроизведение латентного образца.
То есть воспроизведение в ценностях и поведении общества некой социокультурной и аксиологической
моделей.
Та социокультурная апелляция, на
которой базировалось путинское правление, сама была
достаточно противоречива. С одной стороны, произошел отказ от исключительно
негативной оценки советского периода, с другой - активно обыгрывались
дореволюционная тематика, появлялись элементы клерикализма и попытки явочной
реабилитации деятелей контрреволюции.
Не затрагивая вопрос об оценке данных периодов, следует
отметить, что такое соединение, не ставшее действительным синтезом
"ценностей всех периодов российской истории", скорее, закладывало
начало легитимации нового противостояния различных фракций политической элиты.
Правление Путина было некой приостановкой определенных
объективных социально-политических и исторических процессов. Уход Путина - это
в том или ином виде возврат к этим процессам, несущим в себе и возможные
катаклизмы.
Однако это не значит, что его уход - ошибка. Сохраняя пост
и власть, Путин мог продлить эту приостановку, эту сконфигурированную им
стабильность. Но сохранение данной реальности означало бы сохранение всех
указанных слабостей, в результате ведущее к накоплению своего рода вирулентного
потенциала, усиление возможных катастрофических последствий будущего падения
системы, которое в принципе могло быть отодвинуто, но было неизбежно.
Уход Путина при одновременном ожидаемом его сохранении в
качестве лидера общественного мнения дает определенный шанс подстраховать
систему в ее неизбежном распаде, придать почти неизбежным конфликтным процессам
относительно управляемый характер и несколько смягчить процесс перехода от
искусственно образованного вялого авторитаризма к более жизнеспособной
политической системе, попытавшись избавить этот новый период конфликтов и
противостояния от крайних форм социального и государственного разрушения.
А вот как этот шанс будет реализован - это уже новая
"тема интересов" на следующем политическом этапе развития страны.
Рж 7 февраля 2007 г.