Журнал «Золотой Лев» № 107-108 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А. Фоменко

 

Запад как родина революций, террора и терроризма

От истории - к политике

 

Странное впечатление производит нынешняя 'антитеррористическая' риторика руководителей стран НАТО. Риторика, противоречащая той политической мифологии - совершенно революционной и, следовательно, протеррористической, - которая лежит в самом основании общественно-политического строя современного Запада.

 

Генеалогия терроризма

 

Прямым итогом Революции является не только современное духовное состояние Европы, в проект так называемой Конституции которой уже и римскому первосвященнику не удалось вставить упоминания о христианском наследии. Сама политическая структура 'соединенных штатов' Европы (Евросоюза) есть последствие Революции, прежде всего Великой французской революции, разрушившей старый - христианский и монархический - порядок.

А взамен создавшей разнообразные прогрессистские и либеральные режимы на почве, обильно политой кровью жертв революционеров-террористов.

Сейчас наконец атеистически-либеральный Запад лицом к лицу столкнулся со страшными последствиями как своей многовековой борьбы с христианской традицией, так и двухсотлетней близорукой политики 'колонизации-деколонизации'.

И впервые за двести лет у европейских интеллектуалов появилась возможность, а у политиков - необходимость пересмотреть отношение к феномену революций и к европейскому революционному прошлому. Без полного пересмотра, ревизии революционного наследия невозможно понять и оценить духовные причины, истоки и глубину современного кризиса западных политических и экономических институтов.

В кризисе - и вся система международных отношений, видимым выражением чего является феномен международного терроризма.

В этих условиях совершенно особое значение приобретает вопрос моральной правоты тех государств, которые первыми ощутили на себе реальность террористической угрозы. И которые настаивают на праве наносить 'удары возмездия' по целям, находящимся за пределами своей национальной территории.

Именно эти страны должны были бы первыми открыто и прямо осудить преступления, совершенные в прошлом репрессивными революционными режимами, и перестать делить террористов на 'хороших' и 'плохих', на 'своих' и 'чужих'. Что толку осуждать чью-то террористическую жестокость, продолжая при этом закрывать глаза на свою собственную, вполне террористическую, историю и даже гордиться ею?

Ведь ни один монархический и даже абсолютистский режим XVIII века не мог и помыслить себе, что подданными можно управлять посредством гильотины и массовых казней¹.

Лишь во время Великой французской революции европейские народы столкнулись с государственным терроризмом, то есть с рутинным применением террора в качестве приемлемого метода достижения политических целей.

И приемлемым этот 'метод' оказался не только для самих якобинцев 1793 года, официально провозгласивших Правление Террора², но и для их наследников - в какие бы либеральные тоги они сегодня ни рядились.

С поразительной серьезностью левые и либеральные европейцы продолжают сегодня торжественно отмечать наступление эры революционного терроризма - день противоправного захвата королевской крепости-тюрьмы Бастилии. Которую, кстати, правительство Людовика XVI и так намеревалось закрыть - за ненадобностью! На

14 июля 1789 года там содержалось под охраной инвалидной команды всего семеро заключенных: четверо подделывателей векселей, один сексуальный маньяк и двое умалишенных (содержание которых в королевской тюрьме оплачивали их собственные семьи!). Причем ни комендант Бастилии, ни ее инвалидный гарнизон не пытались даже сопротивляться несанкционированной демонстрации перед крепостными воротами и сами открыли их - но все равно, будучи нежелательными свидетелями, были растерзаны так называемым восставшим народом.

Дальше - больше. Стоило только открыть ящик Пандоры - и кровавая карусель началась. За несчастными инвалидами последовали всевозможные, явные и предполагаемые, 'враги Революции': от ни в каких преступлениях не повинного Людовика XVI и его тем более ни в чем не повинной супруги Марии Антуанетты - и до верных своему христианнейшему королю³ простых французских крестьян.

Как учил палачей Сен-Жюст: 'Вы должны карать не только предателей, но и равнодушных; вы должны карать всякого, кто пассивен в Республике'.

Но - Бог правду видит: очень скоро в число жертв стали попадать и сами 'пламенные революционеры' - от Мирабо и Дантона и до Робеспьера с его присными. Никто не был застрахован от встречи с палачом.

 

Цена вопроса

 

В итоге своей злосчастной 'Великой революции' Франция потеряла в процентном отношении больше народа, чем даже Россия с февраля 1917-го по октябрь 1922-го - за годы революции и Гражданской войны.

Общее число человеческих потерь Французской революции составило - по разным подсчетам - от 3,5 до 4,5 миллиона. Для России, имея в виду разницу в количестве народонаселения (в России в 1917 году жило около 147,5 миллиона человек), революционные потери могли бы составить - миллионов 25-30. В действительности же наша Гражданская война 1918-1922 годов унесла примерно 20 миллионов жизней. А ко времени переписи 1926 года потери составили 37,5 миллиона - 25,5% населения⁴. Тоже немало, разумеется, но европейских учителей мы не превзошли!

Сейчас трудно в это поверить, но к 1789 году, накануне начала революционной вакханалии, Франция была самой населенной и экономически процветающей страной Европы. Под скипетром Людовика XVI находилось тогда 25 миллионов человек, в то время как население Великобритании было более чем в два раза меньше - всего 12 миллионов.

А через сто лет население пережившей одну 'Великую' и множество 'просто' революций Франции составляло всего 38 миллионов человек и почти сравнялось с населением той же Великобритании, в которой в то время проживало 37 миллионов.

Население Франции за годы 'Великой революции' и бонапартовской Империи уменьшилось просто катастрофически. И это неудивительно. Ведь в пору якобинского террора пламенные революционеры посылали на гильотину даже детей 13-14 лет. Которым, вследствие их малорослости, нож гильотины не доставал до шеи, а должен был крушить череп.

Но дело не только в особой жестокости якобинских террористов, а еще и в том, что якобинцы сделали упорядоченный государственный террор поистине всеобъемлющим, тотальным. Именно у них учились все последующие пламенные революционеры - вплоть до Мао Цзэдуна и Пол Пота.

Впрочем, все остальные революционные режимы, устанавливавшиеся в странах Западной Европы в итоге политических потрясений ХVII-ХIХ веков, также отличались, говоря современным политическим языком, массовыми нарушениями прав человека⁵.

Несколько особняком стоит, пожалуй, так называемая Американская революция, или Война за независимость. В том смысле, что ее противники - 'лоялисты' - подвергались беспощадным репрессиям лишь во время самой войны. А после поражения британской короны - ее сторонники были лишены не жизни, но лишь (!) гражданских прав и собственности. И в итоге около ста тысяч таких, по советской терминологии, 'лишенцев' были вынуждены уехать в Англию или бежать в другие английские колонии - Канаду и Вест-Индию. (В целом же в Северо-Американских Соединенных Штатах разного рода нарушениям, вне зависимости от революций, подвергались человеческие права лишь небелого населения - индейцев и черных рабов).

 

Техника и технология

 

Внешние, публично заявляемые цели и лозунги различных революций могут производить впечатление чего-то совершенно особенного, присущего вполне определенной стране и вполне определенным событиям, происходящим здесь и сейчас. Однако более внимательный взгляд на вещи приводит к выводу о том, что все европейские революции⁶ происходили по одной и той же технологической схеме, причем довольно простой. Более того, революционная технология вполне поддается логическому описанию.

Что требуется для успеха революции?

Прежде всего наличие в определенном количестве (не очень большом) самих революционеров - то есть лиц, заинтересованных в изменении формы правления и готовых на самые решительные действия.

Далее необходим круг инвесторов (внутренних или внешних), готовых выделять финансовые средства на развертывание пропагандистской кампании против существующего правительства и на вербовку участников будущего переворота в среде высокопоставленных военных и чиновников. Потому что революции - предприятия чрезвычайно дорогостоящие: их всегда кто-то оплачивает.

Но самое главное - необходимо наличие вполне сытого и уверенного в завтрашнем дне населения: иначе некому будет шуметь на улицах - все будут думать лишь о добывании хлеба насущного. Население это должно быть недовольно существующим порядком вещей - но при этом не бояться потерять уже имеющиеся у него блага. Именно поэтому революции происходили в быстро развивающихся (и в силу этой быстроты развития - недостаточно устойчивых) обществах, подобных Франции Людовика XVI или России Николая II.

При этих условиях технологическая схема начинает работать по порядку.

Прежде всего начинается кампания очернения правящей династии (правительства) в глазах так называемой 'читающей публики', создающей 'общественное мнение'. Здесь в ход идут любые небылицы. От обвинений в бессмысленной растрате государственных средств Карлом I на покупку картин (ван Дейка, между прочим, и Рубенса - сегодня составляющих гордость лондонской Национальной галереи), а Марией Антуанеттой - на изготовление знаменитого 'колье королевы' (которое она никогда никакому ювелиру не заказывала). И до 'черного пиара' о Распутине (материалы наружного наблюдения и донесения бесчисленных агентов, находящиеся в архивах, не подтверждают ни одного слуха о его 'оргиях').

Затем в столице создаются поводы для народного недовольства - 'непредвиденные' трудности с поставками продовольствия - и распространяются слухи о грядущем голоде - на фоне вполне благополучного существования в стране в целом. Эта метода действовала безотказно и в Париже, и в Петрограде.

Для усиления недовольства применяются различные способы: от прямой раздачи денег праздным обывателям, дабы митинговали живее, - как это было в феврале 1917 года в Петрограде, когда даже британские дипломаты занимались подобной 'благотворительностью'⁷, и до завоза подготовленных бунтовщиков в столицу извне - так в 1789-1790 годах Париж познакомился с завезенными из Эльзаса и плохо говорившими по-французски 'санкюлотами'⁸.

При этом заговорщиками используются любые предлоги для изоляции главы государства и недопущения его приезда в столицу - с целью исключить возможность прямого соприкосновения с реальностью. Его приказы перестают передаваться и, следовательно, исполняться. Военные участники заговора блокируют любые попытки армии вмешаться, и хаос нарастает - вместе с 'народным недовольством'.

В то же время революционеры начинают обращаться к населению страны - через голову законного правительства. Переворот входит в решающую фазу.

Все изложенное выше, разумеется, могло бы вызвать прежде, у советского читателя, недоверчивое удивление. Но за последние пятнадцать лет мы своими глазами видели достаточно примеров исключительно действенного использования каждого из этих пунктов в политической борьбе - в том числе и в переворотах.

Ясно ведь, что та самая пассионарная часть советских людей, которая бродила по митингам в августе 1991 года, была свято уверена в том, что в итоге этого брожения ничего не потеряет. Этим советским инженерно-техническим работникам и в голову не могло прийти, что расплатой за счастье пошуметь на 'демократических митингах' станут гайдарономика и разрушение тех самых науки и промышленности страны, которые и обеспечивали их 'итээровское' скромное существование[1].

И то яростное возмущение, с которым журналисты и читатели обсуждали привилегии аппаратчиков, сегодня выглядит просто смешным и жалким - на фоне очередной яхты Романа Абрамовича черные 'Волги' его советских дальних родственников как-то теряются.

А вспомните бесконечное обсуждение продажности народных депутатов РСФСР в течение 1992-1993 годов - в порядке подготовки 'общественного мнения' к сентябрьскому указу № 1400, закончившемуся октябрьским расстрелом Верховного Совета в Москве! Хотя понятно было, что сравнивать 'коррупционную емкость' одной министерской подписи и 'коррупционную емкость' депутатского запроса - это все равно что сравнивать ту же яхту Абрамовича с той же 'Волгой' секретаря горкома партии. (Вся эта вакханалия 'свободной прессы', заметим, происходила в то время, когда в тиши правительственных кабинетов готовились и проводились решения, от которых напрямую зависело изменение благосостояния не только всей страны, но и вполне конкретных ее граждан⁹.)

 

Тяжелая наследственность

 

Сегодня требуют обсуждения и оценки не только 'эксцессы' революционного террора, не только сама техника и технология собственно террористической и вообще революционной деятельности, но и духовная сущность Революции per se.

Не случайно убийства и преследования людей по религиозному или религиозно-этническому признакам, тысячи оскверненных церквей, монастырей и кладбищ, разрушенных памятников культуры мирового значения - еще до всяких талибов - сопровождали все без исключения европейские революции. Как вполне буржуазные (и в пору Реформации, и после нее), так и антибуржуазные, которыми ознаменовался ХХ век.

Иррациональная уверенность рационалистического европейского Просвещения в возможности упрощения и усреднения человеческих обществ оправдывала любые преступления против законов Божеских и человеческих.

Все средства были хороши в борьбе 'общественного прогресса' с традиционным обществом и с традиционной религией. Вначале, в пору Английской революции, - с римо-католичеством ирландцев, затем, в ходе Великой французской революции, - с христианством в целом. И, наконец, по почину Маркса, - с религией как таковой.

Глубинный духовный смысл различных революционных переворотов общественного сознания и всех основ человеческого общежития поражает именно своей неизменностью на протяжении веков.

С точки зрения православно-христианской духовной и временной перспективы и раскол 1054 года¹⁰, и революционный протест Лютера в начале XVI столетия, и последовавшие за ним европейские революции - английская 1640 года, американская 1776 года, французская (так называемая Великая) 1789 года и, наконец, русская 1917 года (Февральско-Октябрьская) - несут в себе одно и то же религиозно-идеологическое ядро. Достаточно полно его понимал уже Жозеф де Местр, но лучше всего определил 'антихристианский дух' Революции наш великий Федор Тютчев:

 

'Человеческое я, желающее зависеть лишь от самого себя, не признающее и не принимающее другого закона, кроме собственного волеизъявления, одним словом, человеческое я, заменяющее собой Бога, конечно же, не является чем-то новым среди людей; новым становится самовластие человеческого я, возведенное в политическое и общественное право и стремящееся с его помощью овладеть обществом. Это новшество и получило в 1789 году имя французской революции'¹¹.

 

Жестокостями ничуть не меньшими, нежели жестокости Кромвеля и Робеспьера, сопровождались колониальные войны наследников английской и французской революций - апологетов 'свободы торговли' и продолжателей дела европейского Просвещения.

Концентрационные лагеря, например, впервые в мире создал не кто иной, как английский фельдмаршал лорд Китченер в пору англо-бурской войны 1899-1902 годов. Подобно нынешней войне в Ираке, та война англо-саксонской 'цивилизации свободной торговли' также велась вопреки европейскому общественному мнению. В тяжелейшие условия Китченер загнал тогда десятки тысяч пленных женщин и детей - с целью повлиять на боевой дух их мужей и отцов. Через двадцать лет британскую идею концлагерей развили Ленин и Троцкий, а затем она пригодилась и Гитлеру, и Рузвельту.

Ясно, что столь ненавистные современным европейским либералам советские коммунисты 1917 года были прямыми наследниками якобинского духа, очередным вариантом западного революционного проекта. (Другой вариант того же проекта, впрочем, представляют собою и сами либералы.) Это выражалось не только в угрюмой сосредоточенности Свердлова и Ленина на борьбе с традиционной религией (даже если эта борьба вредила их тактическим целям), но и в прямом признании 'революционного первородства' за французскими террористами.

Не случайно в ленинском плане 'монументальной пропаганды' под первым номером числился памятник Робеспьеру - каковой и был торжественно открыт в революционной Москве. Правда, памятник тот не сохранился до наших дней, так как был сделан из весьма непрочных материалов и на скорую руку и недолго сопротивлялся суровости русского климата.

И вовсе не советские коммунисты, а самые что ни на есть буржуазные революционеры начали широкое использование методов государственного принуждения для изменения структуры собственности - в свою пользу. Включая земельную собственность - и не только Церкви или представителей 'враждебных классов', но и собственность простых поселян.

В той же Англии именно 'огораживание', то есть насильственное превращение общинной поземельной собственности в крупную частную обеспечило капиталистическую индустриализацию начала XIX века дешевой рабочей силой. За счет, правда, окончательного уничтожения в стране крестьянства как социального слоя и как образа жизни. Авторам советской коллективизации крестьянства в 1930-е годы было с кого брать пример.

Кстати, отсутствие в Великобритании крестьянства - в европейском смысле слова - сильно облегчило проведение (если не прямо послужило для этого основанием) тэтчеровской 'либеральной революции'¹². Не случайно, видимо, ни в одной стране Европейского континента 'островные' эксперименты 'железной леди' не нашли последователей.

 

Террор среды

 

Как это ни покажется кому-то странным, но сегодня мы в России гораздо лучше подготовлены к нелицеприятному обсуждению революционной темы, нежели люди, живущие в той же Франции.

Дело здесь не просто в ежегодных парадах в Париже по случаю начала революционного кошмара и в размещенных в каждой мэрии так называемых Марианнах - более или менее симпатичных скульптурных женских головках во фригийских колпаках, символизирующих 'Великую революцию'.

Дело еще и в том, что очень давно - начиная со времен Просвещения - академическое сообщество и образовательная система на Западе находятся под строгим контролем левых интеллектуалов.

Тех самых, о которых писал еще полстолетия назад раскаявшийся Раймон Арон в 'Опиуме для интеллигенции'¹³. Вязкий 'террор среды' и 'террор массмедиа' не оставляют самостоятельной мысли никакой надежды быть услышанной и воспринятой более или менее широкими кругами.

То же самое происходило и у нас - вследствие того, что многие десятилетия (и даже столетия - если вспомнить портрет Робеспьера на столе у юного Герцена) революционная мифология находилась вне всякой критики.

Однако жестко-административное подавление инакомыслия в СССР оказалось в конечном счете гораздо менее действенным, нежели мягкая промывка мозгов на Западе. Самый читающий (без преувеличения!) советский человек по крайней мере был всегда готов к тому, что 'газеты - врут'.

А вот человек западный в массе своей не подозревал подвоха в благорассуждениях о 'республиканских ценностях'.

Только сейчас, когда в роли революционных 'санкюлотов' выступили обитатели пригородов (из числа 'новых французов'), а в роли 'аристократов' оказались владельцы скромных малолитражек, купленных в кредит, - что-то зашевелилось в головах европейских обывателей.

Но современное западное общество действительно очень плохо осведомлено о сути революционных преступлений. В той же Великобритании, притязающей на тогу неподкупного борца с тиранией и терроризмом, перед зданием тамошнего Парламента до сих пор стоит памятник тирану Оливеру Кромвелю. Который, между прочим, семь раз силой разгонял этот самый Парламент - если парламентское большинство не соглашалось следовать указаниям революционного диктатора (как это было, например, при обсуждении вопроса о казни несчастного короля Карла I Стюарта - как предателя, убийцы и врага народа¹⁴).

Кромвель же приказал в 1649 году уничтожить полмиллиона нелояльных Лондону ирландских католиков - без различия пола и возраста (это - не считая казненных по решениям колониальных судов!), а многие тысячи ирландских женщин и детей были вывезены на Ямайку и Барбадос и проданы в рабство. Это, между прочим, была одна из крупнейших этно-религиозных чисток в европейской истории, по сравнению с которой меркнут все современные балканские кошмары.

 

Революция и национализм

 

Сокрушенный Великой французской революцией Старый порядок был государственно-династическим, а не национально-этническим. И именно европейские революционные мятежи 1848 года открыли дорогу 'национальному экстремизму', который теперь так не любят либеральные публицисты всех мастей.

Сам по себе этнический национализм[2] есть порождение именно Революции, а не контрреволюции, и его распространение в Европе происходило за счет сужения влияния традиционных религий и в связи с разрушением традиционной государственности.

В Европе, кстати, именно якобинцы стали впервые называть себя 'патриотами'. В противовес 'аристократам', разумеется. Хотя храбрые вандейские крестьяне, шедшие в бой с кличем 'Бог и король!', мало походили на аристократов, в огромном большинстве просто эмигрировавших из охваченной революционным безумием страны. (Мировое первенство в употреблении термина 'патриоты' принадлежит американским революционерам, боровшимся в 1770-х годах за независимость Штатов против британской короны).

С тех пор все революции в Европе использовали национально-племенные лозунги. Более чем прав был великий русский политический философ XIX века Константин Леонтьев, говоривший о национальной (или племенной) политике как об орудии всемирной революции¹⁵. И вполне закономерным следствием сокрушения монархического, имперского порядка (исполненного, разумеется, разнообразных противоречий) становилась кровавая баня - безо всякого порядка.

Те редкие в Европе люди, которые действительно исповедовали консервативные, контрреволюционные взгляды, всегда принимали сторону монархического легитимизма, а не революционного национализма - даже если это противоречило их собственным культурным, этническим или религиозным предпочтениям.

Весьма символичен тот факт, что в 1849 году Австрийская империя была спасена благодаря твердости хорватского правителя генерала Елачича, возглавлявшего хорватское и сербское ополчения против мятежных венгров, и - военной помощи русского императора. Но хотя корпус генерал-фельдмаршала Паскевича сыграл тогда решающую роль в разгроме армии венгерских революционеров-националистов, враждебных австрийским славянам, для государя Николая Павловича это не могло служить предлогом для изменения границ Дунайской монархии и присоединения к России населенных славянами территорий. (Хотя сделать это, видимо, было можно - тогдашние галичане держали в домах портреты не только католического австрийского, но и православного русского монарха. А Вена и Будапешт не стали бы перечить Санкт-Петербургу).

 

Проектное финансирование

 

Всем известно, что в прошлом участие иностранцев в финансировании европейских революций (какими бы благими пожеланиями это ни оправдывалось) приводило только к усилению ксенофобии и нетерпимости. И порождало все новые потрясения и перевороты - как в странах, принимавших такую 'финансовую помощь', так и в самих странах-донорах.

Однако разнообразные поборники демократии западного толка - как в округе Колумбия, так и в других местах - с постоянством, достойным лучшего применения, продолжают вкладывать серьезные средства в политически ориентированную деятельность НПО (неправительственных организаций) в самых разных странах. В тех, разумеется, странах, которые разрешают эту деятельность.

Ибо никто из глав западных государств сегодня не обсуждает условия работы НПО в том же Китае: за неимением предмета обсуждения.

Но при этом можно только подивиться тому праведному гневу, с которым те же самые 'демократизаторы' теперь осуждают финансирование исламских НПО в западных странах - Саудовской Аравией или Ираном.

Можно подумать, что во второй половине прошлого века в той же Западной Европе (главным образом в Англии) не находили убежища исламские террористы, преследовавшиеся правительствами различных неевропейских (разумеется, 'недемократических') стран. Президент Египта Хосни Мубарак еще в 1995 году предупреждал: 'Дающий приют этим преступникам Лондон в свое время заплатит очень высокую цену за свое благородство'¹⁶. И действительно, стоило британскому правительству лишь слегка ужесточить условия для деятельности различных 'благотворителей' (вроде знаменитого египтянина Абу Хамзы, натурализовавшегося в Англии еще в 1985 году), и с тишиной в Лондоне было покончено.

Впрочем, не было ничего нового в предоставлении убежища террористам, чья деятельность была направлена против режимов, считавшихся 'реакционными' (хотя официальные отношения с этими режимами могли быть вполне 'дружескими' или партнерскими). Подобная политика проводилась правительствами европейских государств на протяжении и XIX, и XX веков. Взять хотя бы тот факт, что до 1917 года именно в Западной Европе скрывались от правосудия революционеры-террористы, совершившие преступления в Российской империи. (Исключение составляла Австрия, также противостоявшая террористической угрозе, а потому не сочувствовавшая разнообразным террористам-идеалистам.)

И до сих пор случаи финансирования правительствами, общественными объединениями (неправительственными организациями) и частными лицами западных государств подрывной политической деятельности в других странах не подвергаются осуждению на официальном уровне (на уровне правительств так называемых развитых стран).

 

Россия и Революция

 

Странно, что наши соседи-европейцы до сих пор позволяют себе рассуждать о 'преступлениях коммунистических режимов', даже не пытаясь разобраться в причинах и последствиях собственного своего революционного ужаса. (Ужаса, принципиально никогда Западом не осужденного!)

Например, весной 2006 года председатель Парламентской Ассамблеи Совета Европы Рене ван дер Линден прямо заявил, находясь в Москве, что не хотел бы обсуждения проблемы революционного терроризма в ПАСЕ - и отнюдь не по причине ее 'неактуальности'. А потому, дескать, что трудно будет примирить разные точки зрения. Ибо кровавая французская революция не только привела к страшным разрушениям, но и, во-первых, отделила Церковь от государства, а во-вторых, обеспечила большую социальную справедливость в распределении жизненных ресурсов.

Хотя именно эти аргументы те же европейские парламентарии в январе того же 2006 года не желали выслушивать от наших депутатов-коммунистов, объяснявших, что советская власть, в частности, отделила церковь от государства и обеспечила большую социальную справедливость в распределении жизненных ресурсов.

Ясно, что, являясь частью Европы, причем - не только географически, мы вовсе не обречены на роль морально-политического спутника Евросоюза.

Нам незачем оправдываться в якобы недостаточной 'европейскости' наших политических нравов перед наследниками революционных террористов 1789 года.

Современная Россия уже может прямо смотреть в глаза и разнообразным 'цветным революционерам', и их покровителям, и нынешним 'борцам с терроризмом', и самим террористам.

В Санкт-Петербурге (и в этом - его главное отличие от города-героя Ленинграда) уже нет улиц имени Желябова и других цареубийц-террористов, но зато отреставрирован храм-памятник Спаса на крови - на месте гибели Александра II, лейб-казаков охраны и того несчастного мальчика, который вышел купить хлеба в тот момент, когда террористы вершили свою историю.

Очевидно, что мы, русские, в отличие от наших европейских соседей, уже начали избавляться от пут революционно-террористической мифологии.

И не собираемся соблюдать лицемерные правила записных либералов - из числа членов 'золотого миллиарда' - в разворачивающейся в мире борьбе за ресурсы, под каким бы благовидным предлогом (включая 'антитеррористический') эта борьба ни велась.

 

Примечания.

 

1Можно сколько угодно рассуждать о сезонных убийствах илотов в Спарте или о древнеримских 'децимациях' (казнях каждого десятого из числа бежавших легионеров), как это делают авторы статьи 'Прагматика террора' в майском номере 'Политического класса' за 2006 год. Но бесспорно одно: в христианской Европе не практиковали ничего подобного.

2Le Re `gne du Terreur (фр.) чаще переводится как 'Царство Террора'.

3Le Roi Tre `s-chretien (фр.) - официальная титулатура французских монархов.

4См.: Кожинов В.В. Правда сталинских репрессий. М., 2005.

5Теми же, кстати, которые перечислены авторами резолюции ПАСЕ 2006 года об 'осуждении тоталитарных коммунистических режимов': 'индивидуальными и групповыми убийствами и казнями, заключением в тюрьмы и концентрационные лагеря, голодом, депортациями, пытками, подневольным трудом' и т.д.

6С определенными поправками изложенная схема применима и к обеим португальским революциям - 1910 и 1974 годов, - и к испанской - 1931-1936 годов.

7Goulevitch A. Czarism and Revolution. Houthorn (California), 1962. P. 230.

8Coston H. Guerre des Cent ans des Societes Secr e `tes. Paris, 1993. P. 42.

9А действительно продажных депутатов в расстрелянном Верховном Совете оказалось в итоге совсем немного. Ибо на посулы администрации президента в сентябре-октябре 1993 года купилось лишь несколько человек, прямо из осажденного парламента перешедших на службу в 'президентские структуры'. Остальные предпочли или идти до конца, или честно сойти с дистанции[3].

10Споры об исхождении Святого Духа и месте в церковной иерархии римского первосвященника были лишь частью спора о степени человеческого своеволия и пределов человеческого познания Божественной мудрости.

11Тютчев Ф.И. Россия и Революция. Цит. по: Тарасов Б.Н. Историософия Ф.И. Тютчева в современном контексте. М., 2006. С. 118.

12Хотя в итоге этой вполне, кажется, успешной 'либеральной революции' партия 'революционерки' Тэтчер потерпела сокрушительное поражение на следующих выборах. Оказалось, что даже консервативный избиратель считал своим неотъемлемым правом (как британского подданного) возможность получения бесплатного медицинского обслуживания и социального жилья.

13См.: Aron R. L'Opium des intellectuels. Paris, 2002.

14Public enemy (англ.) - именно так! Как видим, ничто не было новым под советской луной - даже определение 'враг народа'.

15См.: Национальная политика как орудие всемирной революции // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996. С. 512.

16Le Figaro. Novembre 26, 1995.

 

Политический класс, март 2007