Журнал «Золотой Лев» № 109-110 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А. Фоменко

 

Россия и США - столетие взаимного притяжения

 

"Россия наиболее дружественная нам держава из всех существующих; ее услуги пригодятся нам и впредь, и прежде всего нам надо искать ее расположения".

 

Именно так утверждал 200 лет назад один из отцов-основателей американского государства Томас Джефферсон.

В этом году исполняется 200 лет со дня установления дипломатических отношений между Россией и Соединенными Штатами, хотя историки называют и иные даты. Но именно в сентябре 1807 года американским посланником в Лондоне и будущим президентом Соединенных Штатов Джеймсом Монро, получившим впоследствии широкую известность благодаря своей доктрине, в беседе с российским представителем было сообщено о намерении своего друга и действующего американского президента Джефферсона просить российского императора Александра I назначить представителя в Вашингтон. Петербург незамедлительно ответил принципиальным согласием. Так случилось, что кандидатура на пост первого американского посла в России Уильяма Шорта не была поддержана Сенатом. В итоге первым посланником стал также будущий президент США и сын другого отца-основателя Джон Куинси Адамс, который прибыл в Россию лишь осенью 1809 года. Российский же посол граф Пален достиг берегов Северной Америки только в июне 1810 года.

Сказать, что отношения считались дружескими - не сказать ничего. В ходе Крымской войны в Россию готовы были отправиться американские добровольцы, чтобы поддержать героических защитников Севастополя, не говоря уже о поставках оружия. Россия также не осталась в долгу, поддержав затем президента Линкольна в борьбе с мятежным Югом, причем поддержала не только морально. По-разному можно оценивать российско-японский Портсмутский мирный договор, заключенный в 1905 году. Но по целому ряду причин он был необходим. Посредником же при его подписании выступил американский президент Теодор Рузвельт, удостоенный за это Нобелевской премии мира.

Наше сотрудничество развивалось и в советское время, однако были и годы взаимного отчуждения, американские десанты на российском Севере и Дальнем Востоке в 1918 году, прерванные на десятилетия дипломатические отношения, Корейская война, Берлинский и Карибский кризисы начала 60-х, ядерное противостояние, "остроумная" реплика президента Рейгана, относящаяся к 80-м, о "начале бомбардировки СССР через несколько минут" и многое другое.

В юбилейный год установления дипломатических отношений между США и Россией мы начинаем серию публикаций, посвященных разным аспектам взаимоотношений наших двух стран.

Почти полвека холодной войны и последующие пятнадцать лет "расширения НАТО" создали в головах и русских, и американцев устойчивый стереотип восприятия друг друга как едва ли не естественных геополитических противников.

Между тем возникшее в определенных исторических условиях соперничество является не более чем эпизодом в летописи русско-американских связей.

 

Дипломатическая идиллия

 

Со времени установления в 1807 году дипломатических отношений и на протяжении едва ли не всех лет исторического сосуществования Северо-Американских Соединенных Штатов (САСШ) и императорской России между ними никогда не было враждебности. А во взаимной торговле уже с 1832 года действовал режим наибольшего благоприятствования.

Причин для взаимного дружелюбия было более чем достаточно - начиная с общих сложных чувств по отношению к Великобритании, воспринимавшейся правящими кругами обеих стран в качестве действительно коварного Альбиона. (Еще в 1775 году Екатерина II отказала английскому королю Георгу III в военной помощи против мятежных колонистов).

Нельзя сбрасывать со счетов и определенное ощущение нашей природной геополитической взаимодополнительности. Ибо континентальная роль Североамериканского союзного государства в Западном полушарии и евразийской империи в Восточном были довольно схожими. Именно поэтому знаменитая доктрина президента Джеймса Монро, провозглашенная в 1823 году, была в России воспринята с пониманием. Ведь она не только отрицала право внешних сил на участие в делах американского континента, но и исключала возможность американского вмешательства в европейские конфликты - в соответствии с завещанным еще отцами-основателями Союза штатов внешнеполитическим изоляционизмом.

Неудивительно, что на протяжении всего XIX века Россия спокойно взирала на очевидное стремление Североамериканского союза расшириться до естественных географических границ.

Симпатии действительно были взаимными. Когда, например, в 1853-1855 годах Россия оказалась один на один со всей Европой и с Турцией в войне за ясли Господни (обычно называемой Крымской), именно США, сохраняя официальный нейтралитет, оказывали нам необходимую дипломатическую поддержку - а не традиционно союзные нам Пруссия и Австрия.

Поэтому во время междоусобной войны Севера с Югом Россия без колебаний встала на сторону правительства Линкольна. В отличие от Великобритании и Франции.

Для русской внешней политики имело значение то, что Линкольн официально вел эту войну под, так сказать, демократически-легитимистскими лозунгами: за сохранение Союза штатов - против сепаратистов.

К тому же Авраам Линкольн в ходе войны сделал прекрасный пропагандистский ход для привлечения на свою сторону мирового общественного мнения. 1 января 1863 года он выпустил знаменитую Прокламацию освобождения, превратив войну против сепаратистов в войну против рабства. При этом сам президент Линкольн вовсе не был сторонником непременного и немедленного уничтожения рабства в южных штатах. Он публично признавался, что предпочел бы сохранить Союз, по возможности не прибегая к отмене рабства.

В 1863-1864 годах русское морское министерство отправило к тихоокеанскому и атлантическому побережьям США две эскадры под командованием адмиралов А.А. Попова и С.С. Лесовского. Прежде всего с военными целями, но также и с дипломатическими - для поддержки правительства Линкольна.

Визиты русских эскадр в Нью-Йорк, Бостон и Сан-Франциско стали поводом для бурного проявления дружественных чувств американцев к России. Отношения наши с Америкой и Европой были тогда таковы, что редактор-издатель "Московских ведомостей" М.Н. Катков счел нужным назвать именно Соединенные Штаты "нашими естественными и деятельными союзниками" в случае начала европейской войны. Настаивая на том, что Соединенные Штаты остаются наиболее близкой нам страной. (В этом, впрочем, с консерватором и охранителем Катковым соглашался даже отпетый революционер-демократ Герцен).

Хотя надо признать, что русские сторонники сближения с Соединенными Штатами излишне часто употребляли такой дипломатический термин, как "союз". Томас Джефферсон в 1801 году повторил основополагающий принцип американской внешней политики:

 

"Мир, дружба, торговля - со всеми странами, обязывающих союзов - ни с одной".

 

Имея в виду выстраивание отношений со Штатами, говорить стоило (и стоит!) лишь о взаимовыгодном и долгосрочном сотрудничестве - что уже является достойной целью любых дипломатических усилий. Но представления о естественности "союзных" отношений двух не вполне европейских стран были тогда довольно широко распространены - как в России, так и в Америке.

В 1866 году, при получении известия о попытке покушения революционера Каракозова на жизнь Александра II, не только президент США Эндрю Джонсон передал поздравления Императору Всероссийскому по случаю счастливого исхода дела, но и обе палаты Конгресса единогласно приняли совместную резолюцию с приветствием "Его Императорскому Величеству и русскому народу".

С этой резолюцией в Россию прибыло чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Фоксом. Делегация была встречена весьма радушно[1].

Различие форм правления не препятствовало тогда проявлению взаимных симпатий - не только по отношению к официальным делегациям. В том же 1866 году, например, государь Александр II лично принял в Ливадии группу таких путешественников, среди которых был и молодой Марк Твен. Американский писатель-демократ поставил свою подпись под торжественным обращением к самодержавному императору, в котором, в частности, говорилось:

 

"Америка многим обязана России, обязана в разных отношениях и особенно за непоколебимую дружбу тогда, когда мы больше всего в ней нуждались".

 

Именно в таких общественно-политических условиях - по причине отсутствия даже намека на какую бы то ни было возможную опасность для Российской империи со стороны Соединенных Штатов - и стала возможной уступка американцам в 1867 году русских владений в Северной Америке.

Интересно, что еще весной 1853 года, накануне Крымской войны, генерал-губернатор Восточной Сибири, легендарный Н.Н. Муравьев-Амурский, представил императору Николаю I записку относительно укрепления положения России на реке Амур и на острове Сахалин и о важности более тесных отношений наших с Вашингтоном.

 

"Владычество Североамериканских Штатов во всей Северной Америке так натурально, - считал Муравьев-Амурский, - как "весьма натурально и России если не владеть всей Восточной Азией, то господствовать на всем азиатском прибрежье Восточного океана".

 

Позднее, в 1857 году, схожие аргументы употребил генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, настаивавший на том, что наша империя

 

"должна всячески стараться укрепляться в центре своем, в тех сплошных коренных русских областях, которые составляют по народности и вере настоящую и главную силу ее".

 

Его поддержал, в частности, и адмирал граф Е.В. Путятин, видный русский военный и дипломатический деятель, много сделавший для утверждения России на Дальнем Востоке.

При этом нужно иметь в виду, что императорское правительство стремилось и к освоению дальневосточных своих владений, и к сближению с Соединенными Штатами вовсе не любой ценой. Так, например, проект Байкало-Амурской магистрали, впервые выдвинутый американцем П.М. Коллинзом, русские власти в 1857 году посчитали "преждевременным", несмотря на очевидные экономические выгоды. В частности, было признано нецелесообразным - в отсутствие (еще не построенной) железной дороги из центра России в Иркутск - тесно привязывать Дальний Восток к иностранным рынкам и ставить внутренние интересы края в зависимость от иностранцев. Политические и стратегические соображения, как и положено, брали верх над экономикой.

Именно из-за стратегических соображений договор 1867 года об уступке североамериканских владений наших готовился в столь глубокой тайне, что подписание его застало Францию и Британию, как и всю, впрочем, Европу, врасплох. Договор этот не только сделал Россию и Соединенные Штаты ближайшими соседями[2], но и позволил американцам со всех сторон окружить британские владения в Северной Америке. Лондонская "Таймс" озабоченно писала о взаимной "загадочной симпатии", существующей между Россией и США.

Как рассуждал в дневнике недовольный то ли договором, то ли секретностью его подготовки русский министр внутренних дел либерал П.А. Валуев:

 

"Мы втихомолку продаем часть своей территории и оказываем плохую услугу Англии, которой канадские владения теперь еще исключительнее противопоставляются доктрине Monroe".

 

Проверка на прочность

 

Первый раз отношения России и США дали трещину в декабре 1911 года, когда под давлением прореволюционного либерального внутреннего американского лобби президент Тафт объявил о прекращении с 1 января 1913 года (19 декабря 1912 года по русскому календарю) действия русско-американского торгового договора, заключенного еще в 1832 году.

Произошло это по весьма странному, на сегодняшний взгляд, поводу, а именно "паспортного вопроса". Нарушением буквы торгового договора был сочтен настойчивый отказ императорского правительства разрешать въезд в Россию определенной категории американских граждан - бывшим русским подданным, замешанным в подрывной революционной деятельности.

Бывшим русским революционерам с американскими паспортами, многие из которых были еврейского происхождения, и их спонсорам было тогда сравнительно нетрудно представить антиреволюционные (говоря сегодняшним языком - контртеррористические) меры императорского правительства в качестве собственно антиеврейских.

Несмотря на попытки Белого дома сгладить конфликт, к середине декабря 1911 года жесткая резолюция, аннулирующая русско-американский договор, была принята палатой представителей Конгресса США, и уже готовилось ее прохождение через сенат.

Дабы предотвратить сенатское голосование и избежать более тяжелых дипломатических последствий, президент Тафт предпочел действовать самостоятельно и объявил о прекращении действия договора как "устаревшего", без упоминания каких бы то ни было претензий к России.

Предложенная американцами формула извещения о прекращении действия договора "по взаимному согласию обеих сторон" позволяла сохранить лицо и вашингтонской администрации, и петербургскому кабинету. В ноте государственного секретаря Нокса подчеркивалось

 

"то важнейшее значение, которое придается правительством Соединенных Штатов историческим отношениям между двумя странами, и желание его правительства не жалеть усилий для того, чтобы итогом предлагаемых переговоров стало еще большее усиление прочности и сердечности наших отношений".

 

Но официальный ответ министра Сазонова на эту ноту не вышел за рамки холодной вежливости, а в беседе его с американским послом отразились, как в капле воды, все тогдашние (и нынешние!) трудности взаимопонимания между политическими классами двух стран.

Записной патриот и даже "либеральный империалист" С.Д. Сазонов заявил послу Гилду, что

 

"Соединенные Штаты могли бы тщательно подумать, зачем им жертвовать нынешним и будущим рынком в сотни миллионов долларов, зная, что Россия, в свою очередь, столь мало продает товаров в Соединенные Штаты".

 

Посол, со своей стороны, объяснял Сазонову, что

 

"натура американского народа совершенно неправильно понимается в Европе; что нрав нашего народа совершенно не материалистичен, но, напротив, он гораздо легче, чем любой другой народ мира, откликается на сентиментальные вопросы, если мотивом обращения к нему является человечность и культура; и что если они уверены, ошибочно или нет, в справедливости цели, то готовы понести любые жертвы для достижения ее".

 

Он также счел необходимым заявить, что,

 

"с американской точки зрения, полная свобода слова и свобода передвижений, уничтожая любое возможное недовольство, кажется лучшим средством против государственной измены и заговора".

 

В ответ С.Д. Сазонов

 

"чрезвычайно любезно, но с особенным значением, заявил, что то, что может быть верно в Америке, - не верно в России, и что Соединенные Штаты не принимают во внимание положение дел в России".

 

Очевидно, что ни один из высоких представителей великих держав, участвовавших в том давнем споре, не был готов к настоящему диалогу.

Русский европеец, либерал и прогрессист почему-то ожидал от представителей одной из самых религиозных стран "чисто рыночного" подхода к морально-политическому вопросу. При этом тот же С.Д. Сазонов мог бы считать вполне нормальным для своего правительства действовать где-нибудь на Балканах, исходя не из строго просчитанного государственного интереса, а из чувств - то ли любви к славянам, то ли неприязни к германцам или австрийцам.

Американский либерал и прогрессист имел не больше оснований ожидать от императора всероссийского, чей дед пал жертвой революционного террора и чье правительство уже в течение нескольких лет вело необъявленную войну с массовым терроризмом тех же революционеров (когда представители власти и случайные прохожие гибли тысячами), согласия на разрешение противнику "полной свободы передвижений".

Сегодня столь бурное обсуждение визовых процедур и принципов, регулирующих отношения суверенных правительств к "нежелательным иностранцам", не может не показаться удивительным любому, кто имел возможность ознакомиться с современными визовыми процедурами американского посольства в Москве - даже до знаменитого 11 сентября.

А уж во время и после принятия в США "Патриотического акта" и развертывания так называемой войны с террором в мировом масштабе именно американские "неоконсерваторы" (происходящие по большей части из бывших троцкистов!) всячески поддерживали ужесточение всех административных ограничений, включая и визовые. И никто из них не вспоминает более о странных демократических предубеждениях вековой давности: вроде того, что "полная свобода слова и свобода передвижений, уничтожая любое возможное недовольство, кажется лучшим средством против государственной измены и заговора".

Только когда произошла в России революция, у многих головы прояснились. И у сторонников революции прояснились, и у противников, и у сторонников, ставших противниками. Не только у пассажиров "философского парохода", но и у "лиц, принимающих решения": и в России, и за ее пределами.

Поначалу американцы не могли нарадоваться. Как писал в своем донесении из Санкт-Петербурга посол Фрэнсис, "эта революция является воплощением того принципа правления, который мы поддерживаем и защищаем". Соединенные Штаты стали первой страной, уже 20 марта 1917 года официально признавшей революционное Временное правительство, пришедшее к власти в результате военного заговора и мятежа прекраснодушных думских либералов, обуянных жаждой "порулить". В соответствии, надо понимать, со столь дорогим для официального Вашингтона принципом правления.

Дальше, естественно (для революции - естественно), все пошло наперекосяк.

И всего через несколько лет после "паспортного кризиса" стародавние американские либералы получили возможность убедиться в правоте действий императорского русского правительства. Уже в конце 1919 года, вследствие усиления коммунистической пропаганды внутри США, Вашингтон был вынужден прибегнуть к подобным же мерам в отношении так называемых анархистов, из-за применения которых Санкт-Петербургом по отношению к "революционным элементам" и возникли русско-американские разногласия в 1911 году. (Американцы, чья политическая мифология насквозь революционна, предпочитали использовать для обозначения подрывных антигосударственных элементов термин "анархисты").

В телеграмме американскому послу в Великобритании 23 декабря 1919 года государственный секретарь Лансинг писал:

 

"Из Соединенных Штатов в Советскую Россию депортируются около 250 граждан России, нежелательных здесь. Эти лица, пользуясь гостеприимством нашей страны, вели себя самым предосудительным образом; получая известные преимущества и живя под защитой нашего правительства, они замышляли его свержение. Они опасны для закона и порядка. Они стоят в оппозиции правительству, приличиям, правосудию. Они планируют применить их разрушительные теории путем насилия и пренебрежения законом. Они - анархисты. Это - личности с такой репутацией, которая делает их нежелательными в Соединенных Штатах Америки, и должны быть высланы туда, откуда они явились. Эта депортация находится в соответствии с законом".

 

Поразительно! Ведь совершенно такими же словами, я думаю, могли русские власти 1911 года характеризовать "опасных для закона и порядка" нежелательных иностранцев с американскими паспортами, давно уличенных в "насилии и пренебрежении законом" на территории России.

Подобными ироническими парафразами богата как история наших взаимоотношений с Соединенными Штатами, так и сама американская история.

Сегодня это может показаться кому-то странным, но в 1918-1922 годах именно советская, а вовсе не американская дипломатия использовала такие выражения, как "угнетенные национальности" и "право на независимость" в применении к русским прибалтийским губерниям и в будущем "братским республикам" СССР.

И именно дипломатия ленинской школы видела свою выгоду в сохранении пробританской независимости прибалтийских "новых государств, отделенных от России".

В то время как в официальном издании документов американской внешней политики соответствующие разделы времен русской Гражданской войны называются

 

"Продолжающийся отказ Соединенных Штатов признавать правительства в Балтийских провинциях".

 

Такая вот ирония истории.

 

Автор - депутат Госдумы, член делегаций ФС РФ в Парламентской ассамблее Совета Европы и Парламентской ассамблее НАТО

 

МН 30.03.07



[1] Истинная причина столь демонстративно-дружественного отношения Вашингтона к Санкт-Петербургу в 1866 г. скрывалась тогда в интригах Вашингтона по приобретению русских колоний в Америке. К сожалению, русская дипломатия не увидела в североамериканском сочувствии весьма циничное лицемерие. См. С.П. Пыхтин. Как продавали Русскую Америку «Золотой лев» № 55-56 (здесь и далее прим. ред. ЗЛ).

[2] Автор заблуждается. И до странной «уступки» Русской Америке Штатам Россия соседствовала с США - но только не в водах Берингово пролива, а на суше в районе Сиэтла.


Реклама:
-