Журнал «Золотой Лев» № 109-110 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.Б. Кобяков

 

ПАРАДОКСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ И СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ

Выступление на XI Всемирном Русском Народном Соборе,

проходившем в Москве 5-7 марта 2007 года

 

Ваше Высокопреосвященство!

Уважаемые коллеги!

Дамы и господа!

Я позволю себе несколько отойти от заранее намеченного плана моего выступления. Дело в том, что в начале нашего сегодняшнего заседания Митрополит Кирилл просил выступавших ответить на ряд вопросов. Но в ходе работы почти никто не коснулся этих тем. Возможно, из-за того, что темы эти требуют профессионального обсуждения, а многие из выступавших, не будучи экономистами, не посчитали себя достаточно компетентными. Поэтому я как профессиональный экономист просто обязан высказать свою точку зрения по означенным вопросам, оставшимся без ответа.

Одна из предложенных к обсуждению тем – стабилизационный фонд. Почему он хранится в иностранных ценных бумагах? Правильно ли это? Можно ли тратить средства фонда? Если да, то как и на какие цели?

Кроме того, Владыка Кирилл правильно указал на один парадокс. Почему экономический блок правительства так печется о привлечении иностранных инвестиций и в то же время «стерилизует избыточную ликвидность» в стабилизационном фонде, ссылаясь на то, что если начать тратить наши доходы от экспорта ресурсов, то это-де вызовет вспышку инфляции? Получается, что расходы государства, в том числе на инвестиции, несут в себе угрозу инфляции, а иностранные инвестиции не несут?

Я попутно замечу, что это не единственный парадокс в деятельности нашего правительства.

Вообще, действия правительства отличаются порой поразительной бессистемностью. Осознавая и констатируя чудовищное неравенство в доходах, правительство с упорством, достойным лучшего применения, отказывается отменить плоскую шкалу налогообложения.

Или другой пример. Правительство (точнее, экономический блок правительства, и прежде всего – Министерство финансов) заявляет, что один из важнейших приоритетов его деятельности – борьба с инфляцией. Вообще, «борьба с инфляцией» превратилась у нас в какой-то фетиш: все остальные цели – экономический рост, модернизация промышленности, борьба с бедностью и многое другое – оказываются подчиненными и менее значимыми.

Может быть дело в том, что наши финансовые чиновники читали только учебники монетаристской научной школы, которая ныне господствует в американской науке? И просто не знают о существовании других научных школ в экономике? Или слишком усердно стараются следовать рекомендациям заморских советников и консультантов?

Вообще, следует иметь в виду, что США советуют всем одно, но сами-то поступают при необходимости по-другому. Так, когда в 2001 году начался экономический кризис, финансовые власти США буквально наводнили экономику деньгами. Использовав трагические события 11 сентября 2001 года как предлог (потому что в действительности экономический спад начался за полгода до этого события), и президент Буш, и конгресс США немедленно перешли к массированной бюджетной и денежной накачке экономики. Сначала оправдывая это необходимостью поддержки авиаперевозчиков, оказавшихся в тяжелом финансовом положении, затем страхового бизнеса, а далее – по всей экономике, включая потребительский сектор, уже даже не стараясь «сохранить лицо». Так что тезис об императивности борьбы с инфляцией – это в США тезис на экспорт, а не для внутреннего пользования. В практике осуществления своей экономической политики они сугубо прагматичны и не придают абсолютного характера монетаристским «догмам».

Но проблема еще в том, что, даже необоснованно объявляя борьбу с инфляцией в качестве своей основной цели, наше правительство как-то странно и усеченно понимает саму природу инфляции и поэтому применяет для этой борьбы странно ограниченный набор инструментов. Правительство видит только монетарные факторы инфляции и как-то умудряется не видеть всех других инфляционных факторов.

Один из главных источников инфляции сегодня – это практика ценообразования в естественных монополиях, прежде всего в газовой отрасли и электроэнергетике. Что сделало правительство Примакова во время кризиса, разразившегося после известных событий 1998 года? Одним из шагов того кабинета министров стало «замораживание» цен и тарифов на продукцию и услуги естественных монополий. В итоге удалось не только подавить инфляционные импульсы, но и организовать впечатляющий рост в обрабатывающей промышленности практически сразу после кризиса – 17,5% в год! Конечно, предприятия обрабатывающей промышленности получили мощный начальный стимул в виде девальвации рубля, которая сделала их товары вновь конкурентоспособными на рынке. Но если бы не меры по замораживанию цен естественных монополий, они не смогли бы реализовать свои нежданно появившиеся преимущества, потому что экономика попала бы в инфляционную спираль, из которой мы, может быть, не выбрались бы и до сих пор.

А что делает сегодняшнее правительство? Оно утверждает рост тарифов на газ и электроэнергию темпами, опережающими темпы инфляции. Темпы роста цен в этих отраслях и были в последние годы, и планируются на ближайшие годы в несколько раз выше темпов инфляции. А ведь это и есть генератор инфляции. Ведь это базовые отрасли, от их тарифов зависит ценообразование по всем технологическим цепочкам во всех других отраслях экономики. Получается, что, удовлетворяя аппетиты энергетиков и газовиков, правительство у нас само раскручивает инфляционную спираль. И подавляет промышленный рост за пределами сектора добывающих отраслей.

К сожалению, присутствовавший здесь сегодня Евгений Максимович Примаков был вынужден уйти в перерыве нашего заседания, а то бы он не только подтвердил мои слова, но многое бы смог добавить.

Сейчас вот правительство затеяло налоговую амнистию. Само по себе мероприятие вроде бы полезное. Хотя можно спорить о способах его проведения. Но вопрос в другом. При правильном проведении этого мероприятия государство сможет действительно получить большие деньги. Только непонятно – зачем? И что оно собирается и ними делать? Ведь бюджет у нас и так профицитен. Минфин и Центробанк проводят политику стерилизации «избыточной», по их мнению, денежной массы, чтобы «не допустить инфляции», как они говорят. Дополнительные средства могли бы оказаться нелишними только в том случае, если государство готово осуществлять масштабную инвестиционную программу. Но никакой такой внятной программы, по имеющимся сведениям, пока нет.

Такие вот парадоксы. Вы видите во всем этом какую-нибудь логику? Я – нет. И логики в этом никакой нет потому, что за действиями правительства не прослеживается никакой ясной стратегии. А не прослеживается она потому, что ее просто не существует. Но к этому вопросу я еще вернусь. А сейчас все же несколько слов о стабилизационном фонде.

Сначала я, как бы от лица правительственных чиновников, попытаюсь объяснить, почему средства стабфонда размещаются в зарубежных активах.

Сама идея стабилизационного фонда базируется на том, что часть доходов, полученных страной от экспорта энергоресурсов в условиях, когда эти энергоресурсы стоят на мировых рынках очень дорого, следует отложить в «припасы» и использовать в качестве экономического демпфера в те годы, когда цены на энергоресурсы, а следовательно и наши доходы от их экспорта, упадут.

По определению, государственные средства обладают особым статусом. Это выражается, в частности, в том, что требуется особая осторожность, особые механизмы и гарантии надежности при распоряжении этими средствами, в том числе при их хранении. А это предполагает, что для хранения государственных средств не подходят финансовые инструменты низкой категории надежности или, что одно и то же, связанные с высоким риском.

Оценкой надежности и риска различных финансовых инструментов в мире занимаются несколько так называемых рейтинговых агентств. Среди этих агентств особое место занимают американские Standard&Poor’s и Moody’s Investors Service. По их оценкам, наша страна имеет пока не самые высокие рейтинги надежности. А по устоявшейся практике, рейтинг надежности компаний-эмитентов ценных бумаг не может превышать так называемый суверенный рейтинг, то есть рейтинг страны их базирования. Следовательно, ни наши государственные облигации, ни ценные бумаги, выпущенные нашими отечественными компаниями, ни наши банки не могут рассматриваться в качестве надежного инструмента для консервативных, то есть малорисковых финансовых инвестиций. Иначе говоря, руководствуясь этими формальными критериями, средства стабилизационного фонда нельзя разместить с достаточной степенью надежности в нашей стране в каких-либо рублевых финансовых инструментах.

Поэтому стабфонд надо хранить в иностранной валюте. А еще лучше не в наличной валюте, а в ценных бумагах иностранных эмитентов, обладающих высшим рейтингом надежности. Лучше потому, что ценные бумаги еще и приносят доход, а наличные деньги – нет. Правда, доход очень небольшой (не более 4-5%), потому что, чем выше надежность ценной бумаги, тем выше на нее спрос, а следовательно, тем ниже ее доходность.

Поступая таким образом, правительство докладывает президенту и отчитывается перед народом: государственные средства размещены с максимально возможной надежностью (то есть будут сохранны) и к тому же приносят доход (то есть еще и прирастают). И никакого умысла здесь нет – зря правительство упрекают в том, что оно таким образом кредитует экономику других стран. Просто другого варианта нет.

А к тому же, поступая таким образом, правительство «стерилизует лишние деньги», не допускает их в обращение, а тем самым совершает еще одно благое дело – спасает страну от инфляции.

Это я попытался воспроизвести логику правительства.

А теперь, уже от своего собственного имени, я вынужден заявить, что правительство лукавит. Вся эта формальная логика несостоятельна. Более того, основанная на ней схема – порочна.

Начну с того, что в нашей стране есть только одна официальная валюта – рубль. На сей счет есть даже соответствующие законы и постановления правительства. И государственные средства, в том числе стабфонд, подлежит учету в рублях. Бюджет у нас в рублях, а не в долларах или евро. Это во-первых.

Во-вторых, официальные данные правительства об инфляции в России – 9% – здесь сегодня назывались господином Шароновым. Многие выступавшие уже указывали на несостоятельность этих цифр. Возможно, что нашим статистическим органам как-то удается вывести такую цифру по потребительской инфляции. Но есть еще инфляция в производственном секторе. Да и официальный индекс-дефлятор, который правительство использует при расчете ВВП и который очевидно точнее отражает реальную инфляцию, составляет в последние годы 15-20%.

В-третьих, доходность государственных облигаций США (4-5%), пускай чуть-чуть, но все же выше официальной инфляции в тех же США (2-3%). Но эта доходность существенно ниже той инфляции, которая наблюдается в России.

Что из этого следует?

Получается, что средства стабилизационного фонда вкладываются под процент гораздо меньший процента инфляции в России. Иначе говоря, вкладываются под реально отрицательный процент. То есть с убытком. И даже если для оценки использовать официальные темпы потребительской инфляции – цифру 9%, то это означает, что гособлигации США, в которые вложен наш стабфонд, приносят 4-5% в год, но в то же время посчитанные в рублях эти средства обесцениваются со скоростью 9% в год. Таким образом, мы имеем реальный годовой убыток по средствам стабилизационного фонда в 4-5%. А если использовать при расчете в качестве темпов инфляции индекс-дефлятор (15-20%), то убыток составляет 10-15% в год.

Но это еще не все. Надо учесть, что при размещении этих средств правительство пользуется услугами инвестиционных банков или других финансовых посредников, которые приобретают по заказу нашего государства различные ценные бумаги. Следовательно, правительство теряет еще и на комиссионных, которые уплачиваются этим финансовым структурам. Те же комиссионные придется также уплатить, когда правительство начнет, наконец, при необходимости продавать эти бумаги, чтобы высвободить средства и перевести их в наличность.

Но и это еще не все. В последние годы курс рубля постоянно укрепляется (что совершенно естественно при нашем значительном положительном сальдо внешней торговли, при нынешних высоких ценах на нефть, при наблюдающемся экономическом росте и привлекательности быстро растущего российского фондового рынка). А средства стабилизационного фонда официально учитываются, как я уже сказал, в рублях (да и значительную часть этих средств предполагается потратить именно в рублях). Но хранятся-то они в бумагах, номинированных в долларах и других иностранных валютах. Следовательно, при росте курса нашей валюты их рублевая стоимость все время падает со скоростью укрепления рубля. Это еще несколько процентов в год. И чем позже произойдет конвертация средств стабфонда из иностранной валюты обратно в рубли, тем большими будут наши потери.

Однако и это еще не полный перечень потерь. Дело в том, что в финансовом анализе при расчете эффективности инвестиций принято оценивать не только фактический уровень прибыли или убытка. Помимо этого в качестве убытка принято еще считать так называемую «упущенную выгоду». В рассматриваемой теме этой упущенной выгодой являются те реальные жизненные блага, а во многих случаях и реальные прибыли, которые могли бы быть получены в случае, если средства стабилизационного фонда, вместо того чтобы лежать без дела, были использованы на созидательные цели. Например, была бы построена какая-нибудь важная железная дорога. Или приобретено новое оборудование на какое-то предприятие, скажем, относящееся к госсектору (хотя это и необязательно). Тогда эти средства материализовались бы в новой продукции, в новых услугах, давали бы уже какой-то доход. А главное приносили бы настоящую пользу и способствовали бы нашему экономическому и социальному развитию. А когда деньги лежат без движения, они не приносят никакой пользы. Более того, они даже не приносят относительно меньшей прибыли, ибо, как мы выяснили, они приносят явные убытки.

Поэтому мой ответ на Ваш вопрос, Владыко, о том, можно ли тратить средства стабфонда, будет однозначным – не только можно, но и необходимо, так как это единственно правильный и рациональный способ обращения с этими средствами.

Мы знаем, что правительство отказывается расходовать средства стабфонда, ссылаясь на угрозу инфляции. Но чиновники Министерства финансов, говоря об инфляционной угрозе, либо не вполне компетентны, либо – еще раз вынужден предположить – они лукавят.

Можно расходовать деньги по-разному.

Можно потратить средства стабфонда на повышение зарплаты бюджетникам, на повышение пенсий и стипендий. Считается, что так мы создадим не обеспеченный товарами спрос. Но, во-первых, он может быть удовлетворен за счет увеличения импорта. Во-вторых, согласно учению кейнсианской экономической школы, этот спрос послужит дополнительным стимулом для производства товаров и услуг. Спрос ведь для экономики выполняет такую же функцию, как тяга для процесса горения. Да, возможно, что такое расходование средств вызовет в какой-то степени усиление инфляции. Но зато оно послужит решению острой проблемы – преодоления гигантской пропасти между богатыми и бедными.

Хорошо, предположим, что в этом вопросе правительство, разделяющее монетаристские взгляды на экономику, никак не хочет или не может принять логику любой другой экономической школы. Правда, ведь приоритетные национальные проекты правительством одобрены, а они как раз связаны именно с таким способом расходования средств. И это отрадный факт.

Однако существуют и альтернативные способы расходования средств стабфонда. А именно те, которые связаны с созданием новых стоимостей. Это различные производственные программы. Если средства тратить на увеличение производственных мощностей, на производство товаров и услуг, на увеличение различных экономических и социальных благ, то такое расходование средств не влечет за собой инфляции. «Предложение само порождает свой собственный спрос» – так обычно формулируется «закон Ж.Б. Сэя». Средства, которые потрачены на приобретение необходимых факторов производства, становятся доходами владельцев этих факторов и идут на приобретение произведенных с помощью этих факторов товаров. Не знать этого экономического закона чиновники Министерства экономики и Министерства финансов не могут.

Более того, такое расходование средств может быть даже антиинфляционным. Например, если государство потратит эти деньги на жилищное строительство, то оно тем самым собьет цены на жилье, которое у нас неоправданно дорого. Это элементарное действие «закона спроса и предложения», о котором знают даже школьники, а чиновники не знать просто не могут.

Наконец, есть еще инвестиционные программы. Это направление расходования государственных средств, по моему мнению, должно быть приоритетным. От развития базовой инфраструктуры, от вкладывания средств в промышленные парки и технопарки, от финансирования научных фундаментальных и прикладных исследований и разработок зависят темпы и качество нашего развития, будущее наше и наших детей.

В качестве возражения на все это часто приходится слышать стандартный аргумент: что, дескать, государство – плохой и неэффективный инвестор, оно-де не сможет найти этим средствам правильного, экономически оправданного применения. Такие слова приходится уже много лет слышать, к сожалению, не только от безответственных ученых и независимых экспертов, но и от чиновников экономического блока правительства. На это я вынужден сказать жестко: они опять-таки лукавят.

Вот, недавно, Чубайс стал пугать, что уже в самом скором времени стране не станет хватать электроэнергетических мощностей и что к 2010 году придется периодически отключать от энергоснабжения многие города. На это, кстати, хочется спросить: а где вы раньше были? Такие расчеты имелись уже лет пять назад, да и раньше, но, похоже, Чубайс их существованием не интересовался – он другие вопросы решал. Да, в результате «реформирования» экономическая активность в стране схлопнулась, ВВП в 90-е годы упал более чем вдвое (в нижней точке). В этих условиях потребности в электроэнергии тоже упали. Поэтому можно было не думать о новых энергетических мощностях, так как уже имевшиеся и то оказались избыточными. Но теперь мы, наконец-то, приближаемся по уровню экономической активности к 1990-му – дореформенному – году. Но выясняется, что в течение всего периода так называемых «реформ» новых электростанций вообще не строилось, и теперь нас ждет энергетический кризис. Пусть слишком поздно, но все же нынешнее руководство энергетической отраслью осознало проблему и стало бить тревогу.

Так неужели в этих условиях нужно еще искать направления для государственных инвестиций?! Или думать, что государство не справится с этим направлением капиталовложений?! А кто, если не государство, построило все электростанции в нашей стране? И кто их строит в Китае, в Бразилии?

Да возьмем те же США, к опыту которых (правда, весьма избирательно) любят апеллировать наши отечественные либералы. Многим известно о «новом курсе» президента Ф.Д. Рузвельта во время Великой депрессии. Говоря о «новом курсе», обычно вспоминают о масштабной программе дорожного строительства в США (вот, кстати, еще одно важное направление инвестиций – неплохо бы позаимствовать опыт). Именно благодаря этой программе США имеют сегодня такую превосходную и плотную сеть автодорог. Но не многие знают о других реализованных государственных инвестиционных программах в Соединенных Штатах. В частности, был очень масштабный проект TVA (Tennessee Valley Administration) – проект строительства 17 электростанций, а также комплексной мелиорации и землеустройства в регионе долины реки Теннеси. Все это было сделано государством, а сама TVA существует до сих пор и продолжает оставаться государственной.

Электроэнергетика – совершенно очевидное направление для государственных инвестиций, на которые можно – и просто необходимо – немедленно начать расходовать средства стабфонда. Повторяю, это должно делать государство. Это совершенно логично и естественно. Все проектные организации остаются государственными. Российские государственные концерны строят, например, атомные электростанции в Иране и Индии. Только почему-то у себя не строим. И продолжаем ссылаться на неэффективность государственных инвестиций.

И таких очевидных направлений для прямых государственных инвестиций существует много. Позже я еще вернусь к этой теме.

Но ведь во всем мире известны еще и негосударственные механизмы использования государственных инвестиционных ресурсов. Можно, а на самом деле – давно нужно создать каналы, по которым государственные средства в качестве кредитных ресурсов, так называемых «длинных денег», будут поступать частному сектору для финансирования частных инвестиционных проектов. Для этого нужно создать эффективную и прозрачную систему отбора частных инвестиционных проектов, систему экспертизы, систему тендеров. А есть еще смешанные инвестиционные проекты. В экономической теории известно о мультипликаторе государственных инвестиций, когда 1 доллар госинвестиций мобилизует, привлекает еще 3 доллара частных инвестиций. Государство в таких проектах берет на себя самые нерентабельные работы, осуществляет базовые капиталовложения, прежде всего в инфраструктуру, в подготовку строительной площадки и т.п., а частный инвестор приходит как бы на готовенькое – экономит время и средства, осуществляя эффективный инвестиционный проект.

В последние два года у нас в стране заговорили о механизме государственно-частного партнерства. Я знаю, что эту тему продвигал премьер-министр М. Фрадков. Но я что-то ничего не слышал о практическом воплощении этого механизма. Надо же переходить к практической реализации, а то ведь он так и останется на бумаге.

Во многих странах, например, в Латинской Америке, есть смешанная система государственных и частных банков развития. И она эффективно функционирует.

Все это известно давно. Но мы за более чем пятнадцать лет реформ к созданию этих механизмов даже не приступили.

Еще несколько слов я хочу сказать о популярной сейчас концепции «энергетической сверхдержавы».

В свое время этот лозунг даже принес неоспоримую пользу. Полезность провозглашения этого лозунга в том, что он способствовал преодолению навязанного нам и укоренившегося в нашем народе комплекса неполноценности.

Но в настоящий момент лозунг уже полностью отработал свое.

Более того, в настоящих условиях он стал контрпродуктивен и даже вреден.

Этот лозунг уже вызвал ряд осложнений международного характера. Он ведет ко многим неприятностям в выстраивании отношений России со странами как ближнего, так и дальнего зарубежья. Он наносит ощутимый ущерб репутации нашей страны.

Но он контрпродуктивен и в отношении внутренней политики. Он дает неверные, ложные ориентиры для нашей экономики.

И так уже гипертрофированно раздутая доля сырьевых и топливных отраслей в структуре нашей экономики становится еще больше. В результате отраслевая структура экономики деградирует в качественном отношении. Однобокая – сырьевая – ориентация развития превращается в опасную тенденцию. Наша экономика становится заложницей мировой конъюнктуры со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями, в том числе в сфере экономической безопасности. Мы все больше отстаем в области научно-технического прогресса, теряя конкурентоспособность в настоящем, но особенно в будущем.

Нашей экономике необходима диверсификация. Об этом на Соборе уже много говорилось. Скажу лишь, что страна, занимающая 1/7 часть мировой суши и имеющая население почти 150 миллионов человек, просто обязана иметь экономику с полным воспроизводственным циклом и обязана претендовать на место в числе лидирующих в экономическом отношении стран.

Поэтому от концепции «энергетической сверхдержавы» следует как можно скорее отказаться. Иначе мы можем оказаться в крайне неприятной и даже трагичной ситуации, когда воплотится лишь половина наших желаний. В случае если цены на энергоресурсы упадут (а рано или поздно такое может случиться), окажется, что мы построили нечто «энергетическое», но вместо «сверхдержавы» получится пшик.

Возможно, как это часто бывает в случае экспромта, моя речь получилась излишне эмоционально окрашенной, а вышеприведенные тезисы, за недостатком времени, оказались фрагментарными и остались незавершенными. Но я счел необходимым высказать свою точку зрения по ряду острых и действительно актуальных вопросов, возникших в ходе дискуссии на Соборе.

А теперь я перехожу к подготовленной части своего выступления.

В 2001 году Фонд «Русский предприниматель», который я здесь представляю, начал издавать одноименный журнал «Русский предприниматель». Презентация его прошла 1 ноября 2001 года там же, где вчера открылся Всемирный Русский Народный Собор – в зале церковных соборов храма Христа Спасителя. На этой презентации мы заявили кредо журнала.

Уже более десятилетия к тому моменту господствовало утверждение, что «нравственность не является экономической категорией» – «что экономично, то и нравственно». Мы же поставили перед собой цель вернуть нравственности статус экономической категории, заявив: «Экономично только то, что нравственно».

Нам говорили: «Вы с ума сошли – издавать деловой журнал с таким слоганом! Это бесперспективно». Да, тогда мы были «белыми воронами». И мне особенно отраден тот факт, что сегодня понимание этой важной истины все более уверенно прокладывает себе дорогу. И даже имеет шанс стать политическим мейнстримом.

Все эти годы мы последовательно отстаиваем понимание того, что экономика – это только инструмент, она должна служить целям общества, что она вторична по отношению к этим целям более высокого порядка.

Та модель, которую мы имеем сегодня, – это экономический рост без цели. И это весьма бесперспективная модель.

Отсутствие ясной стратегии нашего экономического развития, отсутствие в явной форме базовых ценностей наших реформ означает, что мы лишены критериев, лишены способности оценивать, что хорошо, а что плохо. Причем не только применительно к последствиям в социальной и духовно-нравственной сферах, на что уже многие указывали здесь до меня, но и в самой экономике.

Идущий экономический рост – это хорошо?

На первый взгляд, да.

Однако, если экономический рост является однобоким, если он ведет к усилению структурного перекоса в нашей и без того гипертрофированно сырьевой экономике, к качественному ухудшению и деградации этой самой экономики, то ответ может быть другим.

Рост инвестиций – это хорошо? Вроде бы, тем более, что мы его так ждали. Однако, если инвестиции не идут в геологоразведку, в природоохранные сооружения, если они практически не идут в социальную сферу, то возможно, что радоваться и нечему, так как это тоже путь к деградации.

Рост доходов населения – это хорошо? Ну, наверно. Однако если практически весь этот рост сосредоточен в группе 20% самых богатых, а остальные от этого среднестатистического роста ничего не получают, то это путь к усилению неравенства, которое и так уже достигло чудовищных размеров, к социальной напряженности и вражде, а не к социальной гармонии и социальному миру. Да это вредно и для самой экономики. Ведь это общеизвестный факт, что сначала в США усилиями Ф.Д. Рузвельта, а затем в европейских и других странах усилиями местных правительств массовый средний класс искусственно создавался, создавался сознательно. Ибо только при такой структуре общества может существовать массовый платежеспособный спрос, а экономика иметь внутренние стимулы к саморазвитию.

Назрела необходимость в преобразованиях. Но преобразования в экономике окажутся непродуктивными, а вероятнее всего и контрпродуктивными, если они будут иметь изолированный характер, если они будут оторваны от духовно-нравственного, социального, политического, культурного контекста. России нужны не просто преобразования, но преобразования комплексные, системные, взаимообусловленные и взаимосвязанные. Нужна комплексная стратегия. Попыткой построения такой стратегии стала наша работа над Русской доктриной, инициатором которой также был Фонд «Русский предприниматель». В работе было задействовано около 70 экспертов. Многие из них, кстати, принимают участие в работе Собора и даже присутствуют сегодня в этом зале. Свою работу мы провели в кратчайшие сроки – всего за полгода. Русская доктрина была опубликована и презентована осенью 2005 года. В ближайшее время должен выйти из печати массовый тираж. Нам бы очень хотелось широкого общественного обсуждения этого труда. Пользуясь случаем, хочу попросить у Вас, Владыко: я знаю, что работа вызвала у Вас интерес – может быть руководство Собора сочтет полезным и возможным организовать соборные слушания и обсуждения Русской доктрины.

И думаю, очень важны подобные инициативы, которых, я уверен, будет еще немало. Ибо обсуждение стратегии нашего развития – поистине народное, общественное дело. К тому же, по отзывам многих политиков и чиновников, во властных, управленческих структурах существует очевидный дефицит идей. И цель таких работ и инициатив – помочь власти сформулировать комплексную, системную стратегию развития. Одновременно опирающуюся на традиции нашего общества, на наш цивилизационный код, и в то же время – модернизационную, способную сформулировать адекватные ответы на вызовы современности и будущего.

В реальной жизни все связано.

Вот, например. Россия – страна большая. Без развития своих восточных территорий ей не обойтись. Да это и проблема нашей территориальной целостности. Но как решить проблему заселения восточных территорий без общего оздоровления демографической ситуации? Решение демографической проблемы, как показывают исследования, дело очень сложное и многоаспектное. Главным же фактором здесь является создание атмосферы общественного оптимизма. Здесь мы выходим на самый высокий уровень целеполагания. Всё те же цели общества. Цель жизни для людей. Это всегда было и будет особенно важно и актуально для нашей страны. Такова уж наша цивилизационная особенность.

Другая сторона проблемы. Чтобы восточные территории России не превращались в анклав, который практически оторван от хартленда, от Центра, необходимо развитие транспорта. В свою очередь – экономистам это хорошо известно – сооружение транспортной инфраструктуры, особенно магистральной инфраструктуры (хотя и не только) имеет мощный синергетический эффект. Куда дотягиваются транспортные пути, туда приходит и развитие.

Да, я полностью согласен с выступавшим вчера на Соборе господином Якуниным: пространство России само является мощным ресурсом развития. Этому вопросу мы даже посвятили отдельный раздел в Русской доктрине. И дело не только в том, что трансконтинентальный транзит может стать для России еще одной «нефтянкой» с точки зрения получаемых доходов. Причем тут речь идет не о невозобновимых природных ресурсах, а о ресурсе практически вечном. Но дело еще и в том, что транспортные проекты таких масштабов способны занять работой наши предприятия обрабатывающей промышленности, сталелитейные предприятия, строительные организации, машиностроение, задействовать инновационные решения, придать импульс развития отраслевой науке. Это рабочие места. Это портфель заказов предприятий на годы вперед.

Но есть еще и геополитические аспекты проблемы. По моему глубокому убеждению, центром экономической активности в XXI веке будет не Азиатско-Тихоокеанский регион (это представление стало расхожим, но оно неверно). Центром активности будет континент Евразия. И Россия очень заинтересована в этом геополитическом и геоэкономическом сдвиге. Потому что тогда мы оказываемся не на периферии мирового развития, а в самом его центре. И Россия может стать активным фактором в организации этого сдвига. Кстати, на внешнеполитическом уровне подвижки налицо, и прежде всего это связано с нашей активностью в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества. Но со стороны экономики подвижек пока не видно. И это тоже все происходит оттого, что не определена стратегия.

Таким образом, создание «трансконтинентальных мостов», транспортных коридоров, инфраструктурных жгутов, может стать одним их мегапроектов развития России, проектом очень перспективным и истинно комплексным, позволяющим решать многочисленные задачи. Включая обозначенную выше проблему демографии. Ибо проекты такого масштаба могут разбудить подлинно созидательный дух и создать чаемую атмосферу общественного оптимизма, содержательной осмысленности жизни.

Другим мегапроектом должен стать проект в области высоких технологий. Сам факт того, что термин «экономика знаний» стал входить в моду и стал частью лексикона российских политиков высокого уровня, конечно, отраден. Однако есть опасность подмены смысла. Здесь средства начинают выдаваться за цель. Иначе мы опять придем туда, откуда вроде как начали уходить: «экономика должна быть экономной», «экономика знаний как самоцель» и т.д. На самом деле экономика знаний должна решать конкретные задачи общества. И чем выше поднять планку, тем лучше. Только дерзость постановки задач может плодить научное творчество и порождать целые кластеры инноваций. Поэтому совершенно необходимо отобрать и четко сформулировать перспективные, приоритетные направления для научно-технического прорыва. Это может быть энергия будущего, транспорт будущего, качественно новые системы расселения с комплексом градо- и домостроительных технологий, это могут быть важные направления медицины, это могут быть новые материалы. Для того чтобы осуществить этот отбор научно-инновационных проектов, необходимы специальные организационные усилия государства.

Спасибо за внимание.

 

Автор - первый заместитель председателя правления Фонда «Русский предприниматель», генеральный директор интернет-журнала RPMonitor

 

РП-Монитор