МЫ МЕЧТАЕМ О ТОМ, ЧТО ОНИ НЕНАВИДЯТ
(антифашизм как модная болезнь)
А. Н. Савельев
Более полувека европейские ученые-обществоведы не могут осмыслить феномен фашизма без идеологических шор и явной предвзятости. Более того, любые кризисные явления до сих пор они связывают с опасностью его повторения. Любые традиционные общества то и дело сравниваются с фашистскими, целые направления человеческой мысли, стили мышления объявляются предтечами фашизма.
В этом смысле ученые недалеко ушли от публицистов, для которых ярлык “фашизм” является просто обозначением образа врага. Причем в самом бесстыдном виде этот ярлык применяется в России по отношению к России и русским. Последнее обстоятельство требует более внимательно отнестись к критикам фашизма и его современных рецидивов.
Фашизм с точки зрения либерала
Факторами, которые сохраняют возможность фашизма в Европе, сегодня считаются:
1авторитарный тип мышления и воспитания; элементы расизма и антисемитизма на уровне обыденных ориентаций и моделей поведения;
чувство ущемленного национального достоинства, связанное с поражением в войнах, в том числе локальных;
мелкий бизнес, опасающийся большой концентрации экономической мощи;
экономика с высоким уровнем безработицы;
маргинальные слои, ищущие опоры для самоутверждения и обретения какого-то социального статуса;
предрасположенность к насилию (имманентно присущая многим биологическим существам, в т.ч. людям).
Внимательный взгляд на этот перечень показывает, что ряд факторов является в принципе неустранимыми, а прочие - пороками действующих в Европе режимов. Интересно, что именно правые партии, которым предъявляются претензии в неофашизме, как раз и предлагают реальные механизмы преодоления этих пороков (см., например, программу Национального фронта Франции
2).Особое раздражение у теоретиков антифашизма вызывает национальный романтизм: обращение к древним символам и культам, трансформация ритуалов и праздников, введение новых печатных готических шрифтов, создание нового монументального архитектурного стиля, восстановление духовных ценностей на основе древнегерманских саг, мистицизм, связанный с реинкарнацией далеких предков, восстановление древних правовых норм и пр. Между тем, с точки зрения доктрины национального возрождения, все это - безусловный позитив.
Аргументом против национального романтизма является довод о том, что он - наследие Средневековья, которое, как считается, было периодом мракобесия и тирании. Например, русский исследователь этнических статусов М. В. Савва пишет: “Целью такого возвращения Германии в средневековье было создание монолитного закрытого общества, ориентированного на борьбу с иноэтничным врагом любыми средствами”
3.Иначе говоря, речь идет о том, что возвращение Германии в Средневековье становится способом борьбы с врагом. Савва считает, что этот враг безусловно определялся как иноэтнический. Но это верно лишь отчасти, поскольку этническая принадлежность связывалась с
причинами антинациональной позиции, но никогда не становилась ее оправданием. То есть, на первом месте все-таки стояли интересы национальной элиты, а не кровнородственная солидарность. Соответственно, возвращение в Средневековье вовсе не означало погружение в родовые мифы более ранних времен. Действительно, несмотря на явное использование целого ряда элементов средневековой культуры (прежде всего, идеи иерархии), в целом Германия 30-х годов сохранила в высшей степени современную науку (физику, химию, биологию, философию, антропологию и др.), что закрепляло её на передовых рубежах технического прогресса.Известный специалист-фашизмовед Р. Дарендорф дал объекту своих исследований такое определение: “Под фашизмом я имею в виду сочетание ностальгической идеологии общины, делящей всех на своих и чужих, новой политической монополии, устанавливаемой человеком или "движением", и сильного акцента на организации и мобилизации, а не на свободе выбора. Правление закона приостанавливается; диссидентов и лиц с нестандартным поведением сажают за решетку; меньшинства подвергаются суду народного гнева и официальной дискриминации. Фашизм в этом смысле не обязательно подобен немецкому национал-социализму; он не обязательно проводит политику систематического геноцида, хотя вероятность последнего весьма высока. В любом случае это - тирания правого толка, поскольку она опирается на военных, другие силы "закона и порядка", взывает к реакционным чувствам и предается мечтаниям - но не о лучшем будущем, а о прекрасном прошлом”
4.Если отбросить из этого определения эпитеты, которые являются инструментом заострения уничижительных формулировок в адрес политического противника, станет ясно, что под фашизмом здесь понимается такая организация общества, где ясно различается образ врага, в котором наблюдается национальное единство, ликвидирована межпартийная грызня, осуществлена мобилизация перед наиболее опасными вызовами, элементы разложения и измены оперативно локализуются и удаляются, а политический режим обходится без мифологии “светлого будущего”, опираясь на консервативную прагматическую идеологию и национальный эгоизм.
Мы видим, что в приведенном определении фашизма описывается именно тот порядок в обществе и власти, который крайне необходим сегодня России. Навешивание на этот порядок ярлыка “фашизм” призвано выдать любое национальное самососредоточение за античеловеческую тиранию, отождествить его с газовыми камерами гитлеровских концлагерей и гестаповскими застенками.
Подмена в данном случае связана с тем, что гитлеровская Германия, безусловно существовала в условиях сверхмобилизации, а значит ее общественный строй нес в себе некоторые черты консервативного режима. Кстати, именно этим и обусловлен масштабный успех Гитлера (также как и успех Сталина) в течение заметного исторического периода. Предполагая, что некая страна, стремясь защитить свои национальные интересы, также приступит к системе мобилизационных мероприятий, стратеги-теоретики либерализма заранее стремятся объявить такого рода политику неофашистской или, по меньшей мере, чреватой увеличением опасности фашистской идеологии.
Безусловно, те, кто привержен мифу об “общечеловеческой морали”, не могут принять национальных корней любой морали и особую ее значимость в период возрождения нации. Именно поэтому они склонны утверждать, что в фашистской Германии “любые бесчестные с точки зрения нормальной человеческой морали поступки возводились в ранг образцов для подражания, если они служили “интересам расы и нации”. Мораль в фашистской Германии вовсе не попирала мораль вообще. Скажем, не
возникало лояльности по отношению к уголовным преступникам, коррупционерам, изменникам и т.д. Такого рода лояльность, напротив, присуща как раз либеральной идеологии, которая ныне упорно подтверждает свои претензии быть образцом для всего человечества. По крайней мере, Россия прочувствовала это с особой остротой, а потому и получает сегодня обвинения в “русском фашизме” - в основном от доморощенных антифашистов, менее сдержанных, чем западноевропейские.Этнический вопрос
Этнический вопрос является наиболее острым и злободневным не только при обсуждении природы и основных признаков фашизма. Именно на этом и построены все антифашистские спекуляции либеральных политологов. Коль скоро где-то обостряется проблема этнических статусов, возникает межнациональная напряженность - жди разговоров об опасности фашизма. Более того, либералы всегда готовы погрузиться в бытовые страхи и предрассудки, чтобы либо осудить их (“источник фашизации общества”), либо осудить потенциального врага с использованием профанных формулировок (страх перед численно или политически доминирующим этносом). Научная терминология здесь служит простым прикрытием осознанных политических целей или неосознанных страхов.
Например, Р. Гриффин с негативным пафосом пишет о фашизме как о “палингенетической форме популистского ультранационализма” - восстановления, возрождения, обновления этноса
5, то есть об идеологии национального возрождения, ставящей идею или интересы нации над всеми иными ценностями и интересами. Мы видим причудливую форму соединения публицистического заклинания о “популистском ультранационализме” и наукоподобную новацию о “палингенезе”.Причины притягательности пропаганды национал-социализма некоторые русские исследователи видят в следующих моментах:
6разграничение “мы-они” по этническим признакам;
насаждение идеи национального превосходства (этнический романтизм), которая обеспечивает психологический комфорт от сознания своего высокого статуса для представителей этнического большинства, а также компенсационный эффект для лиц с незначительным социальным статусом.
Здесь мы видим абсурдные представления о заведомой вредности какого-либо разграничения по этническому признаку и какого-либо чувства превосходства (то есть, к этнической иерархии вообще). Негативное отношение к образу “фашизм” (который уже перестал быть термином!) переносится на выделенные признаки этнической дифференциации. При этом ожидаемое впечатление - усиление негативной оценки некоторых присущих человеческим сообществам черт, враждебных унификационной доктрине либерализма.
Антифашистская “наука” становится формой пропаганды. Речь идет не о поиске истины и не о постановке научных проблем, а о том, чтобы разрабатывать и разрабатывать негативный фон, присутствующий в оценках фашизма в европейских СМИ, поддерживающих тревожность потребителей пропагандистской продукции: фашизм смертельно опасен, но до конца до сих пор неискореним. Научное сообщество здесь является удобным источником авторитетных суждений.
Признавая неустранимость этнических статусов, которые присваиваются тем или иным этническим группам в любой европейской стране, ученые и публицисты с особой яростью мстят Германии за то, что эти статусы стали предметом правового регулирования. Просто в бешенство приводит исследователей фашизма создание правовых основ этнической иерархии, защищающих право немцев на их землю и культуру (Указ "О новом порядке владения земельной собственностью" от 12 мая 1933 г. - введение принципа единства крови и почвы, закон о гражданстве от 15 января 1935 г. - разделение граждан на полноправных граждан арийского происхождения и неарийцев, закон "О защите немецкой крови и немецкой чести" от 15 сентября 1935 г - запрет браков и сожительства граждан рейха с евреями и т.д.) Соответственно, сама мысль о возможности регулирования этнических статусов кажется им изуверской. Будто этнические меньшинства являют собой образец гражданственности, верности закону и элементарным нравственным нормам.
Честные исследователи, конечно же, дают вполне удовлетворительные формулировки, связанные с этническими статусами и идеологическими позициями национализма. Одно из них мы приведем для того, чтобы продемонстрировать, чего боятся либералы, и что совершенно естественно для консервативного мышления.
В книге В. А. Барсамова “Этнонациональная политика в борьбе за власть: стратегия и тактика общенациональной смуты”
7 фиксируются основные положения национализма:1. Этносы и нации - естественные, реально существующие феномены, развивающиеся с давних времен (поддержка племенной /примордиалистской/ теории наций). История предстает как преимущественно национальная борьба народов за свое освобождение от других народов, государств, врагов и т. д. - поработителей.
2. Для националиста его этническая группа - всегда нация. Национальная (этническая) общность выше всех других общностей. Национальное всегда выше социального.
3. Национальное выше индивидуального и личностного. Для националиста нация представляет всегда единое и неделимое целое.
4. Национальное, этническое выше государства. Важно будущее народов, а не государств.
5. Основа этнонационального движения - этнонациональное самосознание (дух), которое то дремлет, то просыпается.
6. Есть основания считать один народ выше другого (первый имеет все права или больше прав), по крайней мере, на данной территории. Земля, ее богатства, материальные ценности имеют национальную принадлежность. Коренной народ, независимо от его численности, имеет право быть хозяином своей земли и собственной судьбы.
7. Проблемы своего народа - это реальные проблемы. У соседнего народа проблемы совсем незначительные и не решены по причине его собственной лености, глупости, бездеятельности.... Свои требования справедливы и правильны (и отвечают общемировым тенденциям), “их” - несправедливы и претенциозны (и не отвечают историческим тенденциям).
8. Только “собственное” национальное (читай “этническое”) государство может обеспечить достойные условия проживания народу.
9. Другие этнические группы на этой территории должны поддержать, согласиться или подчиниться и признать право коренного народа или быть изгнаны как чужаки, не имеющие прав, или уничтожены.
10. Этнический национализм основывается на фиксации групп избранного (“коренного”, более полноценного, справедливого, высшего....) и групп низшего, второго порядка. Национализм рассматривает проблему сквозь призму “мы” и “они”: “хорошие” и “плохие”, “справедливые, терпеливые и отважные...” и “несправедливые, злые...”.
11. Для националистов свойствен своеобразный этнонациональный гилозоим, согласно которому этнические группы чувствуют, страдают и живут, то есть практически одушевлены, совсем как люди. Для них характерно сводить личность к нации и нацию к личности. Националист отождествляет себя полностью с нацией и живет во всех исторических временах и пространствах, где, по его мнению, присутствовала его нация.
Разумеется, когда национализм носит государственный характер, он ведет страну к процветанию, когда же этими мировоззренческими установками начинают пользоваться представители меньшинств, то возникает явление этно-шовинизма, возникает смута.
Понятно, что в России государственнический национализм может проявляться только у русских. Вот именно этого как раз и боятся либералы-антифашисты. Они склонны сквозь пальцы смотреть на этнонацизм в Татарии, Башкирии, Якутии, Адыгее, Мордовии и т.д., не возражают против использования указанных выше принципов этно-сепаратистскими группировками, но когда доходит до проявления русского национального самосознания, то дают этому явлению самые уничижительные характеристики, отождествляя русских националистов с гитлеровскими фашистами.
Если в Европе крайне мало знают об условиях России, то со стороны российских “антифашистов” мы должны видеть злонамеренную ложь. Они не собираются возражать против особых статусных позиций у “титульных” народностей наших “внутренних республик”. А вот силам, которые говорят об особой роли русских в создании России и защите русской государственности, все время навязывают нечто “ультранационалистическое”.
Мы видим своеобразную пропаганду рабства для русских, которым отказано не только в соответствующем историческим достижениям статусе, но и в каком-либо статусе вообще. Статус предполагается только для некоторой части инородческих элит, возбужденных либералами на борьбу за односторонние преимущества (и такие преимущества уже получены
- как правовые, так и экономические). То есть, антифашизм в России выступает идеологией порабощения русских и подъема за их счет ряда этносов, имеющих свои лоббистские структуры в органах власти и международной закулисе.Истерия как практический антифашизм
Истерия, случившаяся с русофобскими СМИ и заразившая многих государственных мужей, а заодно и Генеральную прокуратуру, опиралась всего-то на одну фразу генерала Макашова: “Заберу с собой в могилу десяток жидов. Просто так мы не сдадимся!”.
В том, что брякнул генерал с трибуны, не было никакой новизны. Что он такого особенного сказал, чтобы раздувать скандал во всероссийском масштабе? Подумаешь, “возьмем с собой в могилу десяток жидов”! Мы такое слышали не раз и знаем, что залихватские высказывания в основном исходят от импотентов. Кто и кого “забрал с собой в могилу”? Других отправлять в бессмысленную бойню - это было. Например, в Останкино в 1993. А вот чтобы кто-то искрошил “десяток жидов” - ни разу.
Новизна здесь была в том, что березовские-гусинские решили проверить некоторых политиков на “вшивость”. Примерно так же, как проверяли их десять лет назад, раздувая ор о фашистской опасности всего лишь на основании потасовки между писателями и читателями в ЦДЛ. Теперь, как и тогда, политики заголосили, попавшись на дешевую приманку. Сработал все тот же совковый морализм: чтобы тебя считали приличным человеком, надо кривить губу на жидоедов и вопить о “великодержавном шовинизме”.
Некоторые политики с патологической антифашистской “вшивостью” тут же откликнулись и заголосили на все лады. Возглавлял этот кошачий концерт Александр Яковлев - главный антифашист еще при КПСС, который выискивал несуществующие фашистские группы и пугал ими своих коллег по ЦК - мол, в Мюнхене все начиналось с пивного бара, и у нас тоже все это гнездится в пивных, в спортзалах и тирах. (Возможно поэтому и не варили тогда пива в России, которое многие десятилетия было нелепым дефицитом?)
Яковлева глодала обида за то, что еще в 1972 за глупую статью об опасности национализма его отправили послом в Канаду, а также за отказ Горбачева преследовать тех, кто распространял в 1987 листовки против Яковлева. Яковлев считал, что если бы тогда Горбачев его послушал, фашистских организаций не появилось бы. А так - уже и 1991 у Яковлева стал фашистским. Кругом один фашизм!
В наше время Яковлев организовал Антифашистский конгресс, который не вызвал интереса в обществе - ну никак не удавалось доказать отставному партноменклатурщику, что в России фашизм таки есть. Приходилось измышлять загадочные сюжеты - мол, борцов с сионизмом организовало КГБ, “чтобы выпустить из общества пар диссидентства”. А в результате возник, якобы, российский фашизм. Вот Яковлев и побежал к Ельцину - вынудил того подписать пустой указ о борьбе с “российским фашизмом”, хотя даже в Академии наук затруднились сказать, что это такое. Да и сам Яковлев предложил Ельцину считать фашизмом “разжигание национальной розни, пропаганду исключительности одной нации за счет другой, пропаганду войны
и насилия”. Таковое разжигание, разумеется, относилось не к дудаевым и шаймиевы, рахимовым и гусинским, а к своим бывшим соратникам по партии, ко всем, кто Яковлеву не нравился.“Уголовщина, освященная идеологией, - эта формулировка подходит как коммунистам, так и фашистам”, - говорил Яковлев. Ну да, в фашистской КПСС Яковлев сделал карьеру, а потом стал выдавать себя за анти-Штирлица: “У нас был единственный путь - подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии Мы свое дело
сделали”.Истерики вроде Яковлева довели ситуацию до полного абсурда. Власть начали обвинять в том, что она внедряет в России фашизм. Причем публицисты не пытались разобраться, отчего сложилась такая обстановка. Они просто стенали: “плохо”, “плохо”, “плохо”… В общем, сигнализировали о какой-то болезни, сжигавшей их самих.
Пример такой болезни показывает “фашизмовед” Андрей Новиков, который в статье “Фашизм как явление демократии”
8 продемонстрировал, насколько фобии отбивают способность к здравому мышлению. Вот некоторые выдержки из этого горячечного бреда:“…Беременной фашизмом России вовремя делали "кесарево сечение", избавляя от дурного плода… Сейчас я понимаю, что октябрь 93-го стал именно таким "кесаревым сечением". Он избавил Россию от фашистского переворота. Но режущий страну, руками по локоть в крови, сам стал напоминать предмет своей хирургии... Вырезанный уродец все-таки укусил в октябре 93-го своего хирурга, заразив его своим вирусом… 93-й - это не фашизм. Это 23-й год. Фашизм будет не сейчас, а десять лет спустя, и скорее всего он придет под другими знаменами, в рамках других политических технологий. Не в виде "путча", не в виде диктатуры, а в форме "национального возрождения", "национального подъема", "национального мира", активизированного исторического сознания.
…К чему вело "национальное примирение"? К размыванию аутентичных демократических критериев, к нравственному и идеологическому релятивизму, к внедрению русских фашистских энергий в политический истеблишмент, к демаргинализации "красно-коричневых", которые сначала были выброшены на обочину политики, а затем возвращены обратно, став внутренним элементом "партии власти", ее тайной подпиткой. (К “фашистским энергиям” Новиков относит книжного Дугина, журнального Кургиняна и газетного Проханова.
Он просто в ужасе от правоты этих мастеров слова - А.С.).…В моем понимании Консервативная Революция (КР) - все-таки самое точное понятие из всех предлагаемых. КР - это есть сам фашизм (фашизм - только политическая проекция ее), это - опыт нации, обращающейся к прошлому и к собственной истории как основной ценности. Консервативная Революция - это Прошлое, становящееся Будущим. Вывернутый наизнанку футуристический проект. Авангард, штурмующий не Будущее, а Прошлое. (Добавим, что сей невежа приписывает первое применение термина “консервативная револлюция” А. Дугину, не ведая, что этот термин почти столетие “бродит по Европе” - А.С.).
…Я уже не раз писал, что Консервативная Революция в России невозможна. Причина тому - несовпадение культурной традиции и языческого фундаментализма в такой стране, как Россия. Реставрация Традиции в России означала бы ее уничтожение как культурного явления. …Будет в России фашизм или нет, Консервативная Революция в ней уже происходит (да ведь только что писалось, что она невозможна!), и весь вопрос в том, какой политический вид это направление движения примет.
…Может не быть лагерей, диктатуры, колючей проволоки - в конце концов все это аксессуары ХХ столетия. Будущая диктатура будет компьютеризирована, Интернет заменит лагерь, физический террор станет излишним в условиях генной инженерии. (Бр-р! - какой ужас! - А.С.).
…Наш "коричневый мир" рождается иначе, чем в Германии, - у нас это цвет именно красно-коричневый, цвет РЖАВЧИНЫ коммунизма. Русский фашизм, если он когда-нибудь появится в России, станет последним остатком коммунизма, последней его отрыжкой, его непреодоленности. Опрокинутая звезда коммунизма из знака человека превращается в "знак дьявола". Коммунизм становится фашизмом. …Фашизм - это поистине кровосмешение демократии и коммунизма. Свободы и тоталитарных констант русского бытия. Сбываются прогнозы тех, кто предсказывал, что демократизация коммунизма превратит его в фашизм. …Парадокс в том, что фашизм возник как явление самой демократии, как ее имманентный предел, достигнув которого она не сумела определить себя в рамках прежней институциональной базы и предпочла новую форму - фюрера. Вот что произошло, в сущности, в Германии. Нацистский режим очень органично и незаметно вырос в теле демократии”. (Так демократия или коммунизм порождает фашизм? - А.С.)”.
По данному материалу можно заключить, что главное в “антифашистском фашизмоведении” - страх перед национальным возрождением в любой его формой (даже в Интернете!). В данном случае клиническая форма антифашизма становится изнанкой того антифашизма, который является способом зарабатывать на фобиях власти. Чтобы испугать власть (или ее симпатизантов-финансистов) и заставить ее раскошелиться на антифашистские мероприятия, надо самому до смерти напугаться. Так и делают наши антифашисты.
Теоретическую “глубину” для своих изысканий пытаются демонстрировать лишь немногие “антифашисты”, и сквозь дурман психоза у них вырывается: “Социализм, либерализм, консерватизм - это идеология цели. Коммунизм, национализм, фундаментализм - это идеологии врага. Поэтому последние можно считать фашистскими”. “Выбор властью технологии определяется не ее менталитетом, а возможностями ее интеллектуального окружения. Имеются в достаточном количестве сильные интеллектуалы - власть выбирает технологию цели.
Если их нет, выбирается технология врага” (“НовГа” №25, 1998). Именно поэтому, мол, провинция обречена на фашизм. Но тогда и федеральная власть, которая по мнению автора этих измышлизмов работает по технологии врага, - тоже фашистская. Ведь Кремль в лице фашиствующих организаций выращивает себе нового врага на новых выборах. Это просто гениально: демонстрация антифашистских убеждений по фашистской технологии!В 1998 году Кремль стал источником антифашистской истерии. Ельцинская комиссия по правам человека даже выпустила специальный манифест, объявив борьбу с фашизмом задачей каждого гражданина. Именно поэтому год был особенно урожайным на антифашистские публикации самого истерического словобуйства. Караул! - вопили центральные газеты, - РНЕ существует легально! Они берут в организацию 6-летних детей! Находятся даже сочувствующие директора школ, которые дают для проведения работы с подростками залы для обучения рукопашному бою, строевой подготовке! Они там еще и историю России изучают! (“НовГа”, №26, 1998). Больше всего бесит антифашистов равнодушие граждан, которые должны бы бить “чернорубашечников” в транспорте или сдавать их в милицию.
Дело доходит до полного бреда. Ай-яй-яй, - пишут в “МК”, - у нас продают солдатиков-эсэсовцев! (МК, 21.04.98), а дом Гитлера в Браунау не сравняли с землей! (там же). У них есть штурмовые отряды! - блажат писаки на все лады (А. Яковлев, “Известия”, 17.06.98). А на Ставрополье они подминают под себя колхозы! (“Известия” 13.08.98).
Журнал “Коммерсант” как-то ернически подметил: “Ах, как нам всем хотелось бы, чтобы РНЕ действительно было фашистской партией!” (9.02.99). А ведь Гусинскому, поди, действительно, живется весело. Только знай себе - стриги антифашистские купоны.
Антифашистской “вшивостью”, как оказалось, болен был не только Яковлев с приспешниками, не только правозащитные истерички. В наиболее острой форме антифашистскую вшивость подцепил мэр Москвы Лужков, который в период особо тяжелого припадка антифашизма состряпал гневливое письмо в Госдуму, требуя осудить поступок Макашова - слова про “жидов”.
При попытке оседлать кремлевскую волну антифашизма Лужкову и Гусинскому удалось в короткий срок вырастить рейтинг РНЕ от почти неощутимого до очень серьезного - 10% населения полностью поддерживали РНЕ и еще 20% поддерживали в основном (данные закрытых исследований, имевшихся в избирательном штабе лужковского “Отечества”). Следствием кампании против РНЕ являлось массовое убеждение, выраженное фразой: “чтобы быть русским, надо стать фашистом”. Создавалось впечатление, что РНЕ исчерпывает собой все русские политические организации. Все понятие политического экстремизма сосредотачивалось на русском национальном экстремизме. Другие формы экстремизма игнорировались, хотя практически сплошь носили еще более опасный характер - захват части территории РФ бандитской группировкой чеченских боевиков, информационного пространства страны - изменниками, пошляками и гомосексуалистами “библейской национальности”.
Вопрос о том, чего это Лужков так засуетился по поводу РНЕ и Макашова, объясняется просто. Природное влечение к своим единокровникам давно проклюнулось в московском мэре. На съезде Российского еврейского конгресса в 1996 Лужков выступил с такими словами: “Организовав этот конгресс, вы сможете сконцентрировать главные цели, которые стоят перед еврейством России, и цели эти абсолютно совпадают с целями нашего общества. Они ни в одной из своих даже самых малых частей не расходятся со стратегией сегодняшней России… Одними из первых для нас являются евреи… Это не заигрывание, это - стратегия, это наша основная цель” (“Международная еврейская газета” №2, 1996). Потом Лужков вместе с академиком Лихачевым вошел в состав редакционного совета по изданию в России Талмуда (РВ, №48-50, 1998 с. 9).
В 1999 году в Москве большим тиражом появилась листовка, на которой Лужков с Гусинским мирно беседуют, напялив на затылки еврейские ермолки. Подпись остроумцев: “Вот загадка для детей: кто из этих двух еврей?”. А на обороте только цитаты, вроде вышеприведенной. Для наших антифашистов это было явление совершенно
фашистского типа. Принадлежность к еврейству считалась оскорбительной, если об этом заявлял кто-то со стороны. (Вспомним черномырдинское: “Если я еврей, то что мне стесняться?! Но я не еврей!”). И вот эта странноватая обидчивость переносится в качестве общего правила и на русский народ: не называйте нас евреями, не называйте себя русскими!В конце 1999-начале 2000 фобии возникли даже в отношении Путина. Стали страшиться его “сильной руки”. В газете “Версия” сделали коллаж - Путин в гестаповском мундире. А потом масло в огонь антифашистской горячки подлила информация о победе на выборах в Австрии партии Йорга Хайдера. Последнее вызвало волну публикаций о европейском неофашизме, где снова “страшилки” и “пугалки” были применены самым широким образом.
Интересно, что основные идеологические позиции правых (“ультраправых”) видятся нашим антифашистам достаточно ясно:
91) Возвышение националистических чувств ради сохранения целостности нации, ее исторического и культурного достояния, уникальности, традиций - вопреки тотальной унификации и стандартизации под девизом создания единой Европы.
2) Культ силы и сильных, их преуспевания, превосходства и права на управление обществом (демократы называют это “гибридом ницшеанства с дарвинизмом”).
3) Расизм.
Последний пункт надо выделить особо. С одной стороны, демократы-антифашисты применяют этот термин как самую страшную пугалку - как “махровый шовинизм и ксенофобию”. Но, с другой стороны, они не могут не признать, что националисты (или “ультраправые”) вовсе не призывают уничтожать какую-то “низшую расу”. За антифашистской пугалкой, как оказывается, стоит только беспокойство за 20 млн. азиатов и африканеров, которые оседают в европейских странах и желают иметь такие же права, как и носители коренной культуры. Вот их и защищают от “ультраправых”, которые как раз и стремятся сохранить европейскую Европу, не уступая ее иным культурным веяниям и иным антропологическим типам.
Мы видим, что российские демократы не в состоянии обойтись без страшилки “фашизма”. Антифашизм выступает у них как явно выраженная фобия лиц с неясной (или слишком своеобразной) национальной идентичностью - как болезнь “общечеловеков”. Доказывать им, что Европа должна быть обустроена для европейцев, Россия - для русских, любое государство - для считающих его своим Отечеством просто бесперспективно. На это они выдвинут новое изобретение - особую форму кастрированного патриотизма.
Псевдопатриотизм “общечеловеков”
К 2000 году демонстрировать истерический антифашизм стало делом неблагодарным, и недавние истерики стали превращаться в теоретиков патриотизма. Одним из таких “теоретиков” стал Марк Рац (НГ 4.01.2000), замдиректора Института стратегических оценок, страстно приверженный учению Вацлава Гавела - одного из самых отпетых зарубежных русофобов. Гавел, кстати, объявил, что шокирован общественной поддержкой войны в Чечне, а Россия должна заканчиваться на границе с Белоруссией (НГ 12.04.2000).
Этот, с позволения сказать, “теоретик” выдвинул тезис о том, что лозунг “Россия для русских” является откровенно фашистским, а его смягченные и завуалированные формы особенно опасны. К последним он отнес идеи славянского братства, "русской партии", требование, чтобы президентом России был русский.
Рац пишет:
“В одномерно-этническом и многомерном понятии Родины сталкиваются два принципиально разных подхода к различению "наших" и "не наших", "своих" и "чужих". В первом случае "нашим" человек оказывается физиологически: по факту рождения от русских (славянских) родителей. Ему не дано
выбирать. Точно так же небогат выбор "инородца": родившись в России, он обречен оставаться гражданином низшего сорта либо уехать. Во втором случае гражданин свободен в своем выборе: родившись в России, он волен сознательно принять или отвергнуть российское гражданство независимо от своего происхождения. Принятие того или иного гражданства, выработка того или иного отношения к своей Родине оказываются результатом самоопределения человеческой личности. Соответственно в первом случае мы и получаем империю, тюрьму, а во втором - федерацию, сообщество свободных людей, объединяемых не только и не столько этнической принадлежностью, сколько множеством связей и отношений, стоящих за гавеловским понятием Родины”.Для таких теоретиков империя - всегда тюрьма, а измена Родине - реализация свободного выбора гражданства. Обязанность русского быть русским они считают ущемлением достоинства. Такие, как Рац, действительно от рождения остаются “гражданами низшего сорта”, потому что отстаивают свое право на измену - право на свободу отказываться от обязательства перед своим государством, отказываться от Родины, в которой рожден. Если бы они вели себя иначе, кто бы поставил им на вид их “инородство”? Их бы все считали русскими - вот и все. Но им этого не надо. Им нужно отстоять такой “патриотизм”, которые не обременителен и может быть всегда отброшен в угоду личным интересам. Именно поэтому они так напирают на этническую идентичность. Фобия “общечеловеков” вынуждает внушать русским, что их этнический статус не должен иметь для них никакого значения. Если русские поверят в это, антифашисты успокоятся - русский народ будет уничтожен, этническое “мы” развеяно.
Вот еще одно достижение последователя истерического антифашизма:
“Власть языка по большому счету сильнее, чем любая власть, доступная людям. Но богатство культуры при наличии общего языка достигается за счет ее многообразия. И тогда уже нужны не русификаторские, унифицирующие усилия, а, наоборот, забота о воспроизводстве и развитии языков и культуры малочисленных народов, соцветие которых и составляет при таком подходе главное богатство России (а не угрозу ее распада, как в имперском варианте). Патриотизм в рамках права не может быть национальным в этническом смысле. Либо мы будем патриотами России, где живут представители десятков национальностей, либо мы будем русскими (славянскими) национал-патриотами со всеми вытекающими отсюда последствиями”.
Культура общечеловеков-антифашистов - это смесь местных сельских суеверий с западнической антикультурой, смесь варварских обычаев неучей с правом этих неучей возбуждаться порнографией и удовлетворяться пошлостью. Рац хочет именно этого воспроизводства в ущерб русской культуре и русскому языку. Он втолковывает очевидную ложь о том, что империи распадаются, а вот химерные федерации - нечто
стабильное на века. Рац проповедует распад, уничтожение России, он стоит на страже интересов жалкой, но особо сплоченной и подлой кучки этно-сепаратистов, которые тоже будут выдавать себя за “патриотов”, потому что их патриотизм вписывается к гавеловскую концепцию.Рац хочет доказать русским, что они в России не должны добиваться политической власти, не должны создавать русской партии. Живите мирно клубами, общинами и приходами - тогда мы будем вами довольны, - проповедует Рац свою теорию непротивления сепаратизму и измене. Он задает вопрос - Что для нас важнее: Россия во всей многомерности нашего понятия о ней как о Родине либо этническая русскость, славянство, православие (возможны варианты, не меняющие сути дела)? Мы ответ знаем: нам важнее многомерность
русской, славянской, православной России, а не многомерность рацев, гусинских, кохов, чубайсов и прочей сволочи. Рац един с разорителями нашей страны, поэтому мы не отделяем его учение от них. Ведь он и сам свидетельствует, что для него “тень фашизма” и утверждения о распродаже Родины - одно и то же. Он называет фашизмом все, что мы любим, он склоняет нас к тому, что мы ненавидим.У нас разные стили мышления
Либерализм понимает свободу как явление экономическое, распространенное на все прочие сферы жизни. В результате, якобы, происходит освобождение индивидуума от государства - те же марксистская мечта о “царстве свободы”. Не случайно формальное равенство (по норме закона) и реальное преимущество худших представителей общества (по норме либерального режима) становится дополнением к принципу свободы.
Либералы говорят, что наши права заканчиваются там, где начинаются права другого. В действительности их права (людей с либеральным типом мышления) ничем не ограничены, потому что не имеют под собой нравственной основы, а переведены на почву экономических калькуляций “выгодно - не выгодно”. Консерваторы говорят, что свобода индивидуума - это обман, действительно свободным может быть только органическое социальное единство, а свобода личности - ничто перед свободой и задачами развития нации. Либералы ради свободы одного готовы пожертвовать свободой государства, а значит - свободой и достоинством многих. Консерваторы готовы предоставлять отдельной личности дополнительные возможности только в меру служения общим интересам.
Для либерала государство - первый враг, а содержание истории видится как непрерывная борьба личности против государства. “Золотой век” для либерала - не век расцвета культуры, а век распада и разложения. Десятилетка ельцинизма для либералов - самое счастливое время. Для консерватора это катастрофа. Либерал радуется краху Римской Империи, Российской империи (“тюрьма народов”), СССР (“империя зла”); консерватор сопротивляется разрушению государства. Либералам нужны великие потрясения, консерваторам - великая Россия.
Мы видим, что либерализм представляет собой, по сути дела, энтропийную модель мышления, которой нестерпимо противны всякого рода сложные социальные конструкции. Либерал стремится к разложению большого и уравнению всего и вся в бесструктурную массу, в которой нет места искусству социальной архитектуры.
Исследователь консерватизма прошлого века Карл Манхейм писал: “Консерватизм и либерально-буржуазная мысль - это не готовые системы, а способы мышления,
непрестанно подвергающиеся изменениям. Консерватизм хотел не только мыслить иначе, чем его либеральные противники, он хотел, чтобы само мышление было иным”10.Манхейм отмечает, что консерватизм во всем противостоит либеральной идее естественного права, которая основана на доктринах “естественного состояния”, общественного договора, суверенитета народа и неотъемлемых прав человека (жизнь, свобода, собственность, право сопротивляться тирании и т. д.). В методологическом плане либеральный стиль мышления порождает:
1) рационализм как метод решения проблем;
2) дедуктивное следование от одного общего принципа к конкретным случаям;
3)
постулат всеобщей правомочности для каждого индивидуума;4) постулат универсальной применимости всех законов для всех исторических и общественных общностей;
5) атомизм и механицизм: составные целостности (государство, право и т. д.) конструируются из изолированных индивидуумов или факторов;
6) статическое мышление (правильное понимание считается самодостаточной, автономной сферой, независимой от влияния истории).
Метод консервативного мышления, напротив, основан на следующих позициях:
1. Первенство понятия История, Жизнь и Нация в сравнении с понятием Разум.
2. Представление об иррационализме действительности, противостоящем дедуктивным наклонностям школы естественного права.
3. Введение понятия общественного организма и значимости его актуальных состояния в противовес либерально-буржуазному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение. Либерал анализирует и изолирует различные культурные области: Закон, Правительство, Экономику; консерватор стремится к обобщающему и синтетическому взгляду.
4. Формирование понятия целого, которое не является простой суммой его частей (государство - не сумма индивидов), в противовес конструированию коллективного целого из изолированных индивидуумов и факторов.
5. Утверждение динамической теории Разума - движение Жизни и Истории представляет Разум и его нормы как меняющиеся и находящиеся в постоянном становлении.
Мы различаемся с ними во всем. Они говорят: Экономика, мы говорим: Культура. Они говорят: Закон, мы говорим: Справедливость. Они говорят: Разум. Мы говорим: Воля. Они говорят: Государство, мы говорим: Власть. Они говорят: Принцип, мы говорим: Жизнь. (В тех случаях, когда они говорят “жизнь”, мы говорим “честь”). Они говорят: Человечество, мы говорим: Нация. Они говорят: Я, мы говорим: Мы. Они говорят: Человек, мы говорим: Бог.
1 Л. С .Белоусов, А. Шумаван, История фашизма и его преодоления в единой истории Европы ХХ века (библиообзор). “Полис” №4, 1999, с. 170.
2 См. “Золотой лев” №9-10, 2000.
3 М. В. Савва. Этнический статус в идеологии и политике. “Полис” №4, 1999, с. 144.
4 Р. Дарендорф. После 1989. Размышления о революции в Европе. М
., 1998, с. 242-243.5 R. Griffin. The Nature of Fascism. L., 1993, p. 26.
6 М. В. Савва. Этнический статус в идеологии и политике. “Полис” №4, 1999, с. 143.
7 В. А .Барсамов. Этнонациональная политика в борьбе за власть: стратегия и тактика общенационалной смуты (десять лет в поисках антикризисной модели). М.: Б.И., 1997.
8 http://russ.ru/journal/zloba_dn/98-03-17/novik.htm
9 Владимир Катин. От сытости до фашизма один шаг. Старый Свет рождает правый радикализм в чреве собственной демократии (НГ 17.03.2000)
10 Манхейм К. Диагноз нашего времени,
М.: “Юристъ”, 1994.с. 614-616.