Журнал «Золотой Лев» № 115-116 - издание русской
консервативной мысли
А.М. Юсуповский
Наука быть русским
Национальное измерение
демократической модернизации[1]
Один из виртуальных знакомых-журналистов повесил 1 апреля в
небольшом подмосковном городке объявление-розыгрыш: 'Помогу попасть в состав
экспедиционного корпуса США в Ираке. Зарплата от 1000 долларов в месяц. Набор
добровольцев ограничен...' Шутка обернулась социологическим экспериментом. В течение
первых суток ему позвонили больше 50 человек! Было похоже, что половина свободного
мужского населения города N собралась воевать в Ираке, Сербии, Северной Корее,
Иране, Кубе и... Белоруссии. Вопросы шутнику задавались исключительно финансового
плана: 'Сколько будут платить? Дадут ли гражданство? Есть ли премиальные,
суточные, проездные?' Отслуживших в армии было около половины. Вопрос: 'Готов
ли 'волонтер' служить под командованием американских офицеров и принять присягу
американских вооруженных сил?' - не вызывал никакого неудобства.
Только у троих он вызвал встречный вопрос: не будет ли это
считаться наемничеством и не будут ли его за это судить в России как наемника?
И лишь один позвонивший смущенно сказал, что присягу Америке он принимать не
может. Остальные ответили на него со славянской простотой и
неполиткорректностью: 'Если платить будут - то пусть хоть негры командуют...'
За сутки в небольшом русском городке шутник 'завербовал' на подмогу американским
'джи ай' более взвода для умиротворения Ирака, Сербии, Северной Кореи, Ирана,
Кубы и Белоруссии (последнюю, правда, согласились 'умиротворять' лишь человек
десять)...
Теперь всякий раз, когда я слышу разговоры о недостаточной
межнациональной толерантности, росте ксенофобии, об ужасном русском национализме
или антиамериканизме, а также заявления об особой духовности русского человека
и синтезе общечеловеческих ценностей как панацее от всех межэтнических и межконфессиональных
конфликтов, я вспоминаю эту первоапрельскую шутку. И никак не могу отделаться
от мысли, что политики и всевозможные 'специалисты' призывают русских и россиян
лечиться от ожирения, в то время как те страдают от анорексии и недоедания. А
зазор между реальностью и представлениями об этнополитической ситуации лиц,
принимающих решения (ЛПР), заполняют одни и те же люди одними и теми же мифами.
Общая характеристика этнополитической ситуации и
перспективы национального развития РФ
Весь русский политический спектр внезапно озаботился
национальным вопросом после Кондопоги. Хотя Кондопога лишь отразила и с особой
остротой проявила накопившиеся социальные противоречия, безразличие власти к
решению и эффективному регулированию каких-либо проблем, важных для населения,
засилье криминала, явочным порядком решающего проблемы в своих интересах и с применением
насилия. Она выявила еще ту легкость, с которой все это может вылиться в
межнациональный конфликт[2].
Есть такой феномен этнополитического импринтинга. Биологи знают, что такое
импринтинг. Это когда инкубаторские цыплята, утята или гусята готовы принять за
маму-наседку первого, кто попадется на глаза после вылупления из яйца. Если
национальные отношения отданы властью на откуп рыночному инкубатору (кто больше
заплатит), то стоит ли потом удивляться, что первая же политическая сила,
которая выступит на защиту национальных интересов - будь то этническая диаспора
или ДПНИ - и станет заменителем папы-мамы (законной власти, государства,
высшего авторитета и т.д.) для делающих первые политические шаги. А попутно
снабдит языком и смыслами для выражения ущемленных интересов (язык будет
этнической категоризацией ситуации по определению), покажет русло для выплеска
агрессии, укажет на союзников и врагов и т.п.
Рост этой озабоченности отражает, хотя и с запозданием,
осознание необходимости адекватного понимания ситуации, большей четкости в
целях, средствах и механизмах влияния на межнациональные отношения,
необходимости своего рода 'апгрейда' концепции национальной политики, принятой
в 1996 году. Она по ряду причин так и не стала ни инструментом более глубокого
понимания этнополитической ситуации, ни эффективным управленческим ресурсом.
Министерство регионального развития, Объединенная комиссия Совета Федерации,
профильные комитеты Государственной Думы и Совета Федерации, региональные администрации,
национальные автономии, землячества, политические партии должны иметь
адекватные этнополитическим реалиям представления о динамике, масштабах,
механизмах, явных и латентных, объективных и субъективных последствиях
происходящих этнополитических сдвигов.
Вопрос №1. Первая
практическая проблема: следует определиться относительно масштабов требуемой
коррекции национальной политики. Либо у нас в национальной политике 'все
хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем пустяка' и нужны лишь отдельные
косметические и пиарные примочки и пудра, либо Россия столкнулась с вызовом,
адекватным ответом на который может быть стратегический поворот. Аналогичный по
масштабам и исторической значимости тому, который совершили ВКП(б) и СССР,
перенеся центр тяжести в иерархии своих целей с перманентной мировой революции
на строительство социализма в одной отдельно взятой стране.
Но для такого поворота требуется адекватное понимание
национальной проблемы, разрушение некоторых стереотипов и мифов, тиражируемых в
СМИ, обыденным сознанием и идеологиями во властных институтах. А это - вопрос
№2 нашей национальной политики. Необходимо проектирование многоуровневой системы
мер, процедур, институтов, увязывающих национальную политику с демократической
модернизацией общества. (Кстати, важным условием сворачивания НЭПа был как раз
тот факт, что в национальной политике поворота, аналогичного НЭПу, не произошло).
Модернизация обречена стать понятием, соотнесенным с национальными интересами и
национальным развитием. Или... провалиться, как неукорененная, несистемная,
обратимая, элитная, антинациональная, шоковая, какая угодно... модернизация, но
не национальная.
Вопрос №3. Как
избежать академических и отчасти схоластических споров вокруг дефиниций и определений
'нация', 'особый путь', 'строительство России как национального государства'
или 'возрождение империи'? Как, не увязнув в сектантских спорах, предельно
сконцентрироваться на практических политических задачах, угрозах, вызовах
национальному развитию, национальным интересам, национальной стабильности, на поисках
решений, которые могут объединить максимально широкий спектр конструктивных национальных
сил? Чтобы теоретические категории стали инструментом решения практических
проблем, а не 'символом веры', дробящим нации на отдельные враждующие секты и
группки.
Вопрос №4. Как
обеспечить синтез различных подходов к национальным проблемам, подходов, взаимодополняющих
друг друга, чтобы полемика и споры не выплескивали ребенка рациональной истины
вместе с грязной водой кажущихся несовместимыми друг с другом позиций?
Вопрос №5. Сама
постановка вопроса о 'Русском проекте', 'Русском вопросе' в России, как
возмущенно заявляют либералы, унизительна для великой русской нации и является
свидетельством ее неполноценности. Но этническая и национальная русская
идентичности после краха СССР (а отчасти еще и в СССР) - травмированные
идентичности, болезненно воспринимающие многие этнополитические вызовы и
проблемы. Индивидуально вменяемые и рациональные персоны могут демонстрировать
(именно как члены этнической и национальной общности) травмированность и
аномальность коллективных пластов своей идентичности. Но адекватным способом
лечения этой травмы является не замалчивание проблемы. Тем более далеки от благонамеренности
высокомерно агрессивные обвинения в ксенофобии, фашизме и т.д. любой реакции
или манифестации этого коллективного и массового сознания.
Рационализация проблемы травм, вывод в публичное
пространство, подобно методикам психоанализа, трансформирует иррациональные
национальные страхи и фобии в отрефлексированные и вполне рациональные задачи и
цели, которые можно и нужно идентифицировать, анализировать, с которыми можно и
нужно работать и воплощать в морально-психологический ресурс национального
развития. Иначе травмированное этническое и национальное сознание будут усиленно
'расчесывать до крови' совсем не конструктивные общественные и политические
силы.
Какой 'этнополитический бумеранг' лучше?
Распад СССР[3],
обострение драматической политической борьбы за власть и собственность, попытки
федеральной российской элиты опереться на региональные и национальные кланы,
обеспечив с их стороны поддержку и лояльность, привели к причудливому сочетанию
союза инфантильно-коммерческого космополитизма и провинциального
национал-сепаратизма[4]
с элементами этнократии.
Это сочетание поставило страну на грань превращения в
конфедерацию (так называемая договорная асимметричная федерация), а в отдельные
моменты - и на грань распада. Ответной реакцией стало форсированное укрепление
федеральных и даже антифедеративных унитаристских начал в духе Владимира Жириновского,
построение вертикали власти. Но этот экстенсивный этап административного
исправления этнополитических перекосов предыдущей эпохи исчерпал себя. Более
того, он все в большей степени начинает обнаруживать свои латентные издержки и
недостатки, порождает национально-нигилистические перегибы (особенно это
проявляется в отношении русской нации) и нуждается в серьезнейшей коррекции.
'Перегнуть палку в другую сторону' - это все равно означает
'перегнуть палку'. А перегиб ли это палки в сторону унитарного
национал-нигилизма или (как ранее) в сторону этнократического конфедерализма -
уже не важно. Кривая палка обладает свойствами бумеранга: возвращаясь, больно
ударяет запустившего по лбу, порождая вынужденные афоризмы: 'хотели как лучше...'
Проблема в том, что запускают этнополитический бумеранг одни, а бьет он других.
Тревожит, что этничность осознается и рассматривается почти
исключительно с точки зрения скрытых в ней угроз российскому единству и
предпосылок этнических конфликтов (в форме этноэгоизма, этноцентризма,
этносепаратизма, этнократизма, этнической ксенофобии или шовинизма).
Национал-нигилистические угрозы оказываются в тени. Представляется актуальным и
назревшим начать рассмотрение и другой стороны этничности: как конструктивного
культурного, морального и политического ресурса развития страны. Ограничусь в
данной статье только постановкой проблемы.
Что означает такой ресурсный ракурс рассмотрения? Это
означает, что нация, этничность[5]
могут стать конструктивным фактором национальной консолидации и интеграции;
мощным инструментом легитимации власти, политики; средством формирования и
усиления идентичности и солидарности; защитой от перегибов и перекосов
сопутствующих глобализации угроз; формой политической и культурной общенациональной
мобилизации, направленной на созидательные цели; методом лечения
травмированного национального сознания и т.д. и т.п. Но все это не осуществится
само по себе, а должно воплотиться в конкретных проектах, мерах, политике.
В сегодняшней повестке дня национальной политики стоят
задачи интенсивного практического исправления национал-нигилистических
перегибов, поворота к 'русскому вопросу', наполнения национальной политики
гибким федеративным содержанием[6],
придания ей целостности и системности, недопущения этнократических перекосов,
перехода от этнополитической конкуренции к этнополитической кооперации.
Все эти и другие задачи являются серьезным вызовом
государству и политической элите, экзаменом на ее политическую и историческую
состоятельность.
Собственно силовое воздействие на межнациональные отношения[7],
конфликты, которые обычно оказываются в фокусе внимания СМИ и нередко
рассматриваются как чуть ли не главное содержание текущей национальной
политики, - сугубо периферийная тема для данной статьи. Вопросы
целесообразности использования внутренних войск, ОМОНа, судов, запретов и
прочего комплекса государственных мер, правомерность применения статьи за разжигание[8]
межнациональной розни против реальных и кажущихся ксенофобов и экстремистов
являются для национальной политики темами сугубо факультативными и побочными.
Эта 'текущая полицейщина', к которой нередко сводят смысл национальной политики
так называемые практики, не должна затемнять действительно стратегические
национальные вопросы.
Нация в глобализирующемся мире: угрозы дезинтеграции
Важнейшей характеристикой сегодняшней этнополитической
ситуации в РФ является сохранение (а частично и возрастание) дезинтеграционных
угроз, порожденных формами, в которых осуществляется глобализация однополярного
мира, не преодоленной до конца инерцией распада СССР[9],
текущим стихийным неравномерным экономическим и этнополитическим развитием
наций и регионов. Несоразмерность, несистемность, запаздывание управленческих и
проектных решений, не сливающихся в последовательную политику, также усугубляют
ситуацию, остающуюся стратегически нестабильной. А, казалось бы, сугубо экономические
решения (рассматриваемые элитой[10]
именно сквозь экономоцентрические категории) - например, вступление в ВТО -
могут в зависимости от конкретных условий оказать сильное одномоментное дезинтеграционное
воздействие на регионы, на отношения Центр-регионы, на межнациональные
отношения.
Речь здесь не о внутренних спорах различных сегментов
российской элиты о ресурсах и финансовых потоках. СМИ могут драматично
смаковать и расписывать отказ Совета Федерации ратифицировать договор
федерального Центра с органами власти Татарстана. Вообще этнополитические
последствия того или иного варианта интеграции в мировую экономику для, скажем,
этнополитической безопасности страны и ее отдельных регионов у нас практически
не осознаются как проблема. Но если раньше вопрос мог ставиться в масштабах
малых народов (как, например, проблемы деградации оленеводства могут стать
угрозой для народа, для которого оленеводство являлось этнообразующей отраслью
традиционного хозяйства), то теперь кризис любой современной отрасли может
драматическим образом сказаться на этнополитической ситуации в конкретном
регионе. Гипотетическое закрытие, например, КАМАЗа или другого градо-, регионо-
и даже нациеобразующего предприятия или отрасли под воздействием глобальных
императивов и конкуренции может оказать намного большее воздействие, чем вопрос
о десяти договорах о разграничении полномочий между властями региона и
федерального Центра[11].
Сегодня хорошо бы скрупулезно просчитать социальную (в ее
этнополитическом измерении) 'цену', например, вступления в ВТО, продажи
определенных предприятий или месторождений, допуска иностранных или офшорных
компаний в тот или иной регион или иные последствия принимаемых или
пролоббированных решений, которые способны качественно изменить взаимоотношения
между стремительно космополитизирующейся частью элит и 'аборигенами'. Либо
посредником и контролером в данном процессе выступает национальное государство[12].
Либо оно пускает комплекс этих взаимоотношений на самотек, доверяя регулирование
и решение этих проблем 'невидимой руке мирового рынка'.
Дезинтеграционное воздействие глобализации на русскую нацию
В этническом плане за последние 15 лет произошла обвальная
девальвация символического капитала русской идентичности, принадлежности к
русской нации, нашей цивилизации. Резко сократился интерес к изучению русского
языка в мире, значительная часть русских (этнически и по культуре) эмигрантов и
граждан бывшего СССР сменили не только гражданство, но этническую и
национальную самоидентификацию. Русская культура, русский язык, русская
идентичность подвергаются сильному давлению и различным формам дискриминации в
ряде стран бывшего СССР[13].
Серьезные деформации и социальные разломы обрушились на российский социальный
организм, негативно сказались на качестве человеческого капитала, конкурентоспособности
и престиже русской культуры, российской государственности. Быть русским,
сохранять русскую идентичность стало серьезным испытанием для миллионов бывших
граждан СССР[14]. И
далеко не всегда они могли рассчитывать в этом на полноценную поддержку России
и проводимого Россией политического курса. Пока что ситуация фактически почти
не изменилась.
Особенно глобализационный эффект затронул элитные слои
населения. Их попытки форсированно и чуть ли не любой ценой раствориться в
'общем европейском доме', некритически заимствовать для решения специфических
российских проблем западные рецепты, оказавшиеся далеко не адекватными,
породили такие издержки, которые надолго стратегически скомпрометировали в
России либеральную политику, ценности и западный цивилизационный вектор[15].
Если отталкиваться от национальных интересов, то именно
четкость и полнота в их формулировке, понимание путей и условий сопряженного и
сбалансированного этнического развития, национального развития, политического и
государственного развития России в условиях глобализации есть главная тема конструктивного
дискурса о русском национализме. И конечно, дискурса об адекватной этим
императивам государственной национальной политике, превращающей русский
национализм в совместимый и одновекторный с российским патриотизмом.
Национальные ответы на вызовы глобализации
Универсализация и унификация, вытесняющие национальную
специфику из многих сфер жизни, - это лишь одна из сторон глобализации. Другой
стороной являются попытки найти адекватные ответы, мобилизовав широкий спектр
национальных ресурсов для минимизации сопутствующих однополярной глобализации
угроз как для национального бытия народов и обществ, так и для
национально-государственных суверенитетов.
В связи с этим уместно обратить внимание на информацию,
переданную в самом конце 2006 года РИА Новости о создании Евросоюзом фонда
помощи (соответствующий законопроект уже прошел первое чтение в Европарламенте)
гражданам стран - членов этой региональной организации, пострадавшим в
результате глобализации. Фонд размером в 500 миллионов евро позволит ежегодно
способствовать переквалификации, переезду, открытию собственного бизнеса примерно
50 тысячам человек. На эту помощь могут рассчитывать работники предприятий и
компаний, которые в течение последних четырех месяцев сократили персонал более
чем на одну тысячу человек в результате частичного или полного переноса
производства. Представляется, что именно такого рода институты можно называть
стабилизационными фондами, поскольку они выполняют функции социального (и
этнополитического) стабилизатора в первоначальном смысле этого слова.
Аналогичная программа, рассчитанная на тех, которые потеряли работу в
результате вхождения США в систему мировой торговли, существует и в Америке[16],
где практикуются даже доплаты и компенсации, если на новом месте работы
зарплата существенно ниже, чем на старом. Частный бизнес, участвующий в финансировании
таких проектов, получает налоговые льготы. Пока в программе задействовано
примерно 50 тысяч человек, которые работали в сталелитейной, титановой промышленности,
в производстве текстиля. В данный момент программа технической помощи
компаниям, пострадавшим в результате глобализации, составляет около 10
миллионов долларов.
Помимо фондов существуют особо жесткие ограничения для
защиты своего рынка и производителя. Например, запрещено использование
импортного титана для производства военной авиации. Или максимальная квота на
импортные заказы составляет для космических программ НАСА считанные проценты,
для превышения которых (даже в форс-мажорных обстоятельствах) требуется
специальное разрешение законодателей.
В РФ пока не удалось создать эффективных механизмов
заинтересованности и социальной и национальной ответственности, интегрировать
значительную часть элиты в нацию. Так, согласно данным, приведенным Банком
международных расчетов (БМР), в 2006 году на счетах в иностранных банках
находилось 220 миллиардов долларов из России. В 2005 году в иностранных банках
было чуть больше 150 миллиардов долларов. По состоянию на 1 декабря 2006 года
объем золотовалютных запасов Центробанка России составлял 290 миллиардов
долларов. Вместе с тем внешнюю экспансию российского капитала нередко
сдерживают внеэкономические соображения иностранных элит и хозяйственных
субъектов. Они применяют в конкурентной борьбе весь спектр возможных средств и
инструментов, включая дискредитацию с антироссийским и русофобским подтекстами,
применение технологий девальвации 'репутационного капитала' нации и страны.
Важным аспектом глобализационного воздействия является
легальный и нелегальный отток национальных ресурсов - от 'утечки мозгов' до
утечки капиталов.
Дезинтеграционное воздействие глобализации сопряжено с
ростом недоверия и взаимного отчуждения общества, бизнес-элит и властных
институтов, не сумевших адекватно перестроить свои функции и организовать свои
взаимоотношения. Пока что значительная часть элиты демонстративно культивирует
социальный аутизм, 'пафос избранности', заменяющий ей 'этику ответственности'.
Усиливающееся отчуждение от элиты (особенно от 'куршевельской' ее части)
несводимо лишь к социальному и имущественному расслоению. Огромные различия
между ситуацией в различных регионах[17],
региональная экономическая и социальная стагнация сопровождаются
психологической дезинтеграцией, ростом напряженности, повышением уровня
агрессии, которая ищет выхода. Поэтому важнейшей задачей модернизации
национальной политики[18]
должно стать проектирование адекватных ответов на новые дезинтеграционные
угрозы этнической и национальной самоидентификации, национальному развитию,
самоопределению элит. И предварительным условием такой модернизации будет
национализация элиты, космополитической ее части, с одной стороны, и этнократических
региональных групп - с другой.
Ощущение растущего противоречия между антинациональным
эгоизмом куршевельствующей части элиты и вектором русских и российских
национальных интересов[19],
интересами национального выживания и развития является важнейшей движущей силой
роста протестного русского национализма. Нередко именно действия элиты имеют
результатом люмпенизацию части населения, отдельные сегменты нации просто выдавливается
на дно, в бомжи, в безработные, бездомные, за черту бедности, в криминал, в
беспризорники. Эти процессы сопровождаются атомизацией, аномией, утратой каких
бы то ни было форм солидарности и способности к совместным социальным акциям. И
встает не имеющий ответа вопрос: какие общие интересы у обитателя престижного
особняка на Рублевском шоссе и еле-еле сводящего концы с концами трудяги в
провинциальном захолустье?
Без формирования государством[20]
эффективного механизма интеграции элит в нацию данное противоречие будет только
нарастать в самых различных вариантах. Такое противоречие далеко не полностью
совпадает с обозначившимися межпартийными противоречиями, но оно будет
обостряться и тесно переплетаться с межпартийной борьбой.
Национальные институты как школа социализации и
аккультурации
Коммерциализация ключевых институтов социализации,
аккультурации, кризисные явления в средней и высшей школах, в СМИ, в армии
приводят к тому, что эти институты перестают в полной мере выполнять свои
интеграционные функции. Впрочем, за разговорами о профессиональной армии, якобы
решающей все проблемы, эта функция, похоже, оказалась вообще забытой.
Национальная идентичность давно перестала быть результатом стихийных процессов.
Кризис, деформации, деградация определенных институтов, превращение их из
общенациональных институтов в институты, обслуживающие, прежде всего, частные
интересы элит, резко снижают и затрудняют эффекты социализации и аккультурации.
Необходимы коррекция содержания деятельности ряда общенациональных институтов,
усиление их 'непрямых' интеграционных функций. Но финансирование школы, оценка
деятельности СМИ или функционирование армии по традиции практически не
рассматриваются как составляющие осуществляемой национальной политики, хотя их
вклад в системный эффект от национальной политики является значительным, а
иногда и решающим.
Вызывает тревогу наметившаяся в последнее время мода на
понятие 'национальные проекты'. Появилась угроза его девальвации. С одной
стороны, чуть ли не любые инициативы для выбивания федерального бюджетного
финансирования стремятся возвести в статус 'национальных проектов'. С другой
стороны, проблема, сформулированная митрополитом Кириллом на последнем
Всемирном Русском народном соборе, - почему в России, обладающей богатейшими
природными ресурсами и интеллектуальным потенциалом, в отличие от других стран
такой 'вопиюще низкий уровень жизни' и 'один из самых высоких в мире разрыв
между богатыми и бедными' - не воспринимается как 'национальный проект'. А ведь
решение задач только такой сложности ведет к действительно качественному
изменению значимых параметров и характеристик нации и общества, объективно
приобретая параметры 'общенациональности'.
Без этого любые разговоры о строительстве новых
'гражданских наций' остаются неолиберальной риторикой. Поскольку полноценного
'согражданства' без наполнения содержанием лозунгов эпохи строительства новых
гражданских наций 'Свобода! Равенство! Братство!' нет и не может быть.
'Офшорная аристократия', скорее, рассматривает население как балласт, который
следует нейтрализовать, от которого целесообразно отмежеваться, а еще лучше -
избавиться на пути в 'глобальное общество'. Легитимационный потенциал решения
национальных задач представляется весьма недооцененным значительной частью
российской элиты. Возможно, именно этот путь является магистральным для
остроактуальной и крайне насущной сегодня легитимации.
Четкое понимание направлений и условий сопряженного и
сбалансированного этнического развития, национального развития, способов
формирования национальной элиты, политического и государственного развития
России в условиях глобализации есть важнейшая тема дискурса о конструктивном
национализме с мощным модернизационным потенциалом. И конечно, об адекватной
этим императивам государственной национальной политике.
Проблемы проектирования идентичности в условиях мультикультурности
Типичными условиями, способствующими именно такому типу
рационализации, являются наблюдаемые в обществе признаки травмированного
национального самосознания, повышенной фрустрации и агрессивности.
Можно констатировать, что в этих условиях любое
искусственное проектирование 'национальной идеи', общероссийских национальных
ценностей, идеологии и прочие ухищрения, противопоставленные русским и
российским этническим и национальным традициям, обречены на неуспех именно в
силу своих плохо скрываемых политически конъюнктурных целей.
Национальное гражданское сознание и самосознание всегда
является 'ценностно ориентированным самопониманием', сложной задачей, а не
данностью. Но органичное, адекватное национальным задачам 'конструктивистское'
проектирование национальной и гражданской солидарности не должно быть противопоставляемо
естественноисторическим традициям, 'примордиальным ценностям'.
Искусственно создаваемая 'российская национальная
идеология' и 'общероссийская идентичность' усугубляются призывами к
толерантности, нередко понимаемой как гражданское безразличие к национальным интересам
и ценностям, к возникающим для них угрозам. Российская идентичность фактически
оказалась подменяющей русскую и иную национальную этничность, противопоставлена
им.
При этом она на удивление либерально относится к
этнократическим проявлениям региональных элит в ряде субъектов самой РФ, за исключением
русского этнонационализма[21]
и этнократизма.
Важным направлением демифологизации национального
самосознания, развенчания новых российских мифов может быть инвентаризация
термина 'политкорректность', особенно там, где идет неприкрытое пропагандистское
паразитирование на идеях толерантности.
Недавно Мосгордума направила обращение в Конституционный
суд РФ с просьбой проверить норму, по которой в судебных протоколах обязательно
должна указываться национальность граждан, обвиняемых в совершении преступлений.
По мнению автора обращения, спикера Мосгордумы Владимира Платонова, национальность
'не характеризует преступления, которое гражданин совершил', поэтому указание
ее в судебном протоколе 'нарушает конституционные права человека' и 'может
прямо или косвенно служить разжиганию национальной вражды'.
В той же логике действуют руководители СМИ, МВД, принявшие
обязательства по самоцензурированию описания этнополитических эксцессов.
Представляется, что табуирование употребления этнонимов в
СМИ или полицейской хронике не сможет стать адекватной и полноценной заменой
проектированию идентичности и общенациональной солидарности. Копирование худших
европейских образцов политкорректности, двусмысленных инициатив, издержки
которых изначально превосходят сомнительную пользу, могут вызвать реакцию,
обратную ожидаемой. Даже если мы будем видеть в СМИ образчики политкорректной
информации, 'не разжигающей межнациональную рознь': 'Группа высокопоставленных
югороссиян из свиты одного руководителя южной республики расстреляла в центре
Москвы средь бела дня офицера ФСБ, также югороссиянина по национальности'.
'Гости столицы, принадлежащие к одной из этнических криминальных группировок,
взорвали автомобиль банкира семитской внешности' - и т.д. Сомнительно, что
подобная 'информация' будет способствовать, как это декларируется,
этнополитической стабильности и межнациональному миру.
В 2004 году англичане Джон и Лаура Миджли организовали
кампанию против крайностей политкорректности, считая, что чрезмерная
политкорректность лишь увеличивает напряженность между разными группами людей,
питает ксенофобию, расизм и сексизм. Американское общество 'За равные права в
мультипликации', например, требовало оставить в компании гномов с диснеевской
Белоснежкой не семерых европеоидов, а только трех, добавив двух чернокожих
гномов, одного латиноамериканца и одного индейца. Полицейским Корнуолла
запретили говорить 'цыганская юбка', вместо этого было велено употреблять выражение
'юбка путешественницы'. В Великобритании из названия одной школы Ислингтона
убрано слово 'святой', чтобы не оскорблять чувства верующих других
национальностей, несмотря на протесты учителей, жителей, родителей и даже...
местных еврейских и мусульманских общин. Директриса другой британской школы не
разрешила продавать в столовой пасхальные булочки, на которых изображен крест,
чтобы не оскорблять чувства инаковерующих детей. Стюардессе авиакомпании
'Бритиш Эарвейз' запретили носить как 'неполиткорректный' нательный крест и
т.д., и т.п. Регулярно сталкиваясь с подобными случаями, 80% британцев,
согласно опросам, заявили, что сыты политкорректностью по уши.
Все чаще и чаще апелляцию к политкорректности стали
использовать в этнополитических 'имиджевых войнах' и на международной арене.
Так, например, после показа голливудского боевика представители Ирана в ООН
заявили протест против 'преднамеренного искажения' истории Древней Персии в
фильме '300 спартанцев'.
В России после 'датского карикатурного скандала' также
прокатилась целая серия аналогичных протестов и процессов, вплоть до анекдотичных
демонстраций политкорректности. Подобные запреты были перенесены даже на
политическую конкуренцию партий и кандидатов в депутаты, что выглядит на фоне
реального состояния политической морали и реальных (далеких от этических норм)
механизмов политической борьбы по меньшей мере лицемерно. Этноконфессиональная
и этнополитическая толерантности, даже будучи возведенными в законодательные
или корпоративные нормы, не способны заменить культуру межнационального общения
и стать эффективными регуляторами взаимного межнационального уважения. В то же
время обращает на себя внимание тот факт, что именно некоторые СМИ непроизвольно
разжигают межнациональную истерию, уверяя себя и читателей в опасности якобы
поднявшегося девятого вала русской ксенофобии, расизма, экстремизма, что не
подтверждается заслуживающими доверия опросами, социологическими
исследованиями. Так что самоцензуру таких СМИ, конечно, можно было бы
приветствовать с учетом того, что она не должна превращаться в искажение реалий
этнополитической ситуации или манипуляцию мнением своей аудитории или
читателей.
Определенный вклад в асимметричное искажение адекватного
восприятия этнополитической ситуации под лозунгами уважения и защиты меньшинств
стала вносить и часть правозащитных организаций, превратившихся де-факто в
предпринимателей, создавших целую информационно-пропагандистскую индустрию,
питаемую, как правило, грантами западных фондов и организаций и их же и
обслуживающую.
Казалось бы, можно лишь приветствовать усилия подобных
'бюро по правам человека' и фондов, ведущих так называемый мониторинг
ксенофобии и антисемитизма, тщательно отслеживающих статистику 'убийств на
расовой и национальной почве'. Но, анализируя данные, например, за 2006 год,
когда, по мнению защитников прав человека, 'на национальной почве произошло 170
нападений, в результате которых был убит 51 человек, а всего пострадали 370
человек', мы почти не увидим среди жертв ксенофобии представителей русской нации.
Правозащитники почему-то изначально уверены, что 'на национальной почве'
наносят увечья или убивают по необъяснимым причинам представителей всех наций,
кроме русской[22]. Между
тем в том же 2006 году в Москве, по информации московского прокурора Юрия
Семина, около 40% преступлений совершили приезжие (значительная доля которых
иноэтничны) - всего 13379 преступлений.
Такой этнически и идеологически избирательный правозащитный
подход, асимметричная защита 'коллективных прав' только в том случае, если это
коллективные права тех или иных меньшинств, фактически становится составной
частью антироссийской и русофобской пропаганды, придавая ей иллюзорную научность.
А это, в свою очередь, приводит к тому, что правозащитная деятельность начинает
восприниматься как противоречащая законным интересам русских. И в результате
правозащитная активность в СМИ лишь провоцирует русский национализм[23]
и ксенофобию[24] среди
русского населения.
Механически понимаемая глобальная мультикультурность,
толерантность, агрессивное навязывание моды на иноэтничные нормы, ценности,
праздники далеко не всегда гармонично сочетаются и учитывают национальные и
этнические ценности и традиции русских и других народов России. Пропаганда
празднования хеллоуина, дней Святого Валентина и Святого Патрика, мода на
гей-парады или иные даты и празднества, механически пересаживаемые с зарубежной
почвы, могут радовать представителей элитной субкультуры, неразборчивых
'любителей хлеба и зрелищ' или какие-либо меньшинства. Они могут быть
коммерчески выгодны устроителям или производителям соответствующих аксессуаров
и атрибутов, но не имеют укорененности в национальной истории, традициях,
культуре, противопоставляются им, а иногда даже провоцируют ненужную социальную
напряженность с этнополитическими оттенками. Особенно когда для какого-нибудь
парада такого рода перегораживают доступ в центр города для автомобилистов,
создавая неудобства. Реакция рядовых москвичей может оказаться не такой, как в
Дублине или Нью-Йорке. Но тем более не стоит интерпретировать законное
недовольство граждан такими 'инновациями' и 'инициативами' как проявление ксенофобии.
Для России вызов мультикультурности требует учета не только
интересов меньшинств, но прежде всего обеспечения интересов коренного
этнического большинства. Естественно, что этнополитическая ситуация мегаполисов
предъявляет иные нормы, требует механизмов регуляции, не во всем совпадающих с
привычками провинциальной глубинки. Но и там и здесь абсолютное игнорирование
интересов этнического большинства создает напряженность в отношениях с
иноэтничными мигрантами, другими меньшинствами.
Коррупция власти, сращивание ее с верхушкой этнических
диаспор реально оборачиваются для местного населения ползучей этнократией,
неспособностью эффективно защитить граждан от конкуренции со стороны
этнокорпораций, которыми частично становятся диаспоры в ряде регионов,
этнических мафий и преступных группировок.
Постоянно муссируя вопрос о правах диаспор, мало кто ставит
проблему в ином ракурсе: а что делает диаспора для того, чтобы приезжие не вели
себя как оккупанты в захваченном городе? Где их проекты по адаптации своих
соотечественников к жизни в столице России, других крупных городах и других
районах их компактного расселения? Какие механизмы по бесконфликтной интеграции
в иноэтничный социум предлагают лидеры национальных автономий,
национально-культурных сообществ? Пока что национально-культурные автономии во
многом остаются клубами для встреч представителей различных диаспор и не ставят
перед собой задач по интеграции их представителей в российское общегражданское
и социокультурное пространство.
Например, 29 января 2006 года общественная организация
'Черкесский конгресс' обратилась в Управление ОБСЕ по демократическим
институтам и правам человека с жалобой на Россию, которая была принята к
рассмотрению. Конгресс попытался обвинить РФ (как правопреемницу Российской
империи, которой, впрочем, РФ де-юре не является) в непризнании 'геноцида',
якобы совершенного в отношении черкесов во время Кавказской войны. Одновременно
с этим царская Россия 'проводила политику насильственной ассимиляции оставшихся
адыгов (черкесов)', говорится в обращении 'Черкесского конгресса'. Обращение содержит
требование, чтобы 'ситуация, складывающаяся сейчас в республике, была взята представителями
Совета Европы под контроль'. Парадокс в том, что именно СССР создал адыгам,
черкесам, кабардинцам государственность, которой ранее у местных этносов и
племен не было, условия для развития национальной культуры, предоставил
определенные политические преференции, широкомасштабную экономическую помощь. В
конфессионально близкой Турции, например, местные черкесы только недавно
получили право говорить на родном языке за пределами своего жилища и право
числиться черкесами. Ассимиляционные процессы там идут полным ходом.
Не перестают проявлять активность, пытаясь извлекать
дивиденды из национальных историй и трагедий, и другие организации и
представители народов РФ. Так, парламент Чечни обратился к федеральным властям
с просьбой выделить восемь миллиардов рублей для 'реабилитации жертв
политических репрессий'. Хотя одна реабилитация уже была осуществлена в 60-е
годы в процессе осуждения культа личности и его последствий.
Фактически такие инициативы отдельных представителей, от
имени российских народов предъявляющих претензии к федеральной власти,
противопоставляют эти народы русским. Требуемые или подразумеваемые
'компенсации' за реальные или мнимые 'страдания' несут мощный деструктивный
антироссийский дезинтеграционный потенциал в современных геополитических играх.
Недопущение консолидации даже отдельных национальностей или народов России на
антирусской основе является одной из важнейших задач национальной политики.
Подобные инициативы де-факто возрождают политизацию
этничности, обходя зафиксированные в федеральных законах запреты на
формирование политических партий по этническому принципу. Иначе вектор этнической
идентичности будет направлен в сторону, противоположную гражданской интеграции,
а гражданская, местная, республиканская идентичности начнут противопоставляться
как иноэтничным самоидентификациям, так и общероссийской гражданской
идентичности.
Необходимо констатировать наличие латентных, но
потенциально не менее деструктивных идеологий регионального и русского
областного сепаратизма - сибирского, северо-западного, калининградского и т.д.
Пока они носят во многом экзотический и маргинальный характер, но при наличии
определенных условий могут быть развернуты и применены в информационных и
политических технологиях с труднопредсказуемым эффектом.
Имеются пределы разноскоростного и неравномерного развития
регионов, различий в уровне и качестве жизни их населения. Превышение
допустимых границ этих пределов (в результате деструктивного синергетического
эффекта упований на стихийное развитие, а также перекосов и ошибок в проводимой
государством, политической и хозяйственной элитой федеративной, тарифной,
инвестиционной и иной политики) чревато невольной стимуляцией
дезинтеграционного потенциал центробежных сил.
Практические следствия новых подходов 'национальной
политики'
Национальную политику в узком смысле слова традиционно
рассматривали в РФ как направленную на решение этнографических фольклорных
вопросов и вопросов межэтнических отношений. Соответственно в Госдуме велась
работа над законопроектом 'Об основах государственной политики в сфере
межэтнических отношений', который не может принять уже не первый созыв
депутатов. Однако даже на этом участке наличие правильного этнокультурного и
охранительного законодательства не означает отсутствия проблем. Игнорирование
или недооценка национальных реалий приводит к тому, что лозунги о защите прав
малочисленных коренных народов, например, нередко маскируют внеэкономическое
перераспределение хозяйственными субъектами квот на вылов рыбы, морского зверя
или иные ресурсы. Далеко не всегда законоприменение соответствует в полной мере
провозглашенным целям и задачам защиты малых народов, а значительные ресурсы
просто не доходят до тех, кому по закону предназначались.
Национальная политика имеет системный характер, пронизывая
и пропитывая всю политику, сопрягаясь с демографической (меры по смягчению и
преодолению депопуляции нации[25]),
миграционной политикой, существенно меняющей демографический, этнический,
конфессиональный баланс в стране и в отдельных регионах. Сюда же относится весь
комплекс политик, ориентированных на развитие человеческого потенциала и
человеческого капитала (например, образование, здравоохранение и т.д.) с учетом
и национального измерения этой проблемы.
За полтора мирных десятилетия без войн и эпидемий Россия
потеряла уже около 12 миллионов человек - 8% всего населения. Поэтому тысячу
раз прав Александр Солженицын, формулируя приоритет 'сбережения народа' как
главную цель, conditio sine qua non ('обязательное условие', лат.),
любого варианта современной национальной политики государства. Эффективность
борьбы с криминалитетом (этническим криминалитетом), эффективность фискальной
политики, борьбы с коррупцией и тому подобные сюжеты в полиэтническом социуме
становятся значимой составной частью национальной политики. Коррупция или
этнокриминальный беспредел оказывается важнейшим катализатором латентной и
явной межнациональной напряженности, воспринимается как опосредованная
иноэтничная этнократия, даже если она не выливается в массовые беспорядки или
иные эксцессы, оказывается в центре внимания СМИ и общественного мнения. А эти
проблемы выходят далеко за рамки собственно 'межэтнических отношений' в строгом
смысле слова.
Не менее деструктивен другой миф старой национальной
парадигмы, отражающий примитивизм административно-бюрократического мышления и
сводящий государственную национальную политику к деятельности конкретного
государственного ведомства, отвечающего за 'национальную политику' (Миннаца,
Госкомнаца, Минрегионразвития).
В высших властных эшелонах и поныне популярно мнение о том,
что Министерство по делам национальностей - а за десять лет его существования
там сменилось около десяти министров - в Российской Федерации не оправдало
себя. И дело не в том, что Министерство по делам национальностей в том виде, в
котором оно существовало, контрпродуктивно. Нуждается в переосмыслении
понимание национальной политики как системной деятельности, политики как
таковой, не сводимой к деятельности отдельно взятого ведомства, сколько бы ни
говорилось о его якобы координирующей функции. Отсюда же следует, что утопичны
надежды эффективно решить ключевые национальные проблемы путем, например,
'закрепления отдельной строкой федерального бюджета финансирования национальной
политики'.
И главная психологическая проблема - изменить инерцию
традиционно бюрократических, сугубо ведомственных подходов к национальной
политике.
Национальная политика - это понятие, соотносимое с
национальными интересами и национальным развитием в самом широком смысле слова,
не сводимое ни к фестивалям, деньги от которых все равно оказываются в карманах
деятелей шоу-бизнеса, ни к узкой трактовке политики межэтнических отношений.
Национальную политику реализуют не только власть и государство, но и
хозяйственные субъекты, общественные организации, партии, армия, школа,
институты культуры. Ибо, по меткому замечанию Эрнеста Ренана, нация - это национальная
практика, 'ежедневный плебисцит', в котором участвуют все значимые акторы.
Поясню эту очень важную и глубокую мысль образной притчей.
Люди строят нацию, как строят храм. Но если спросить строителей, чем они
занимаются, то ответы будут самыми разными. Одни носят кирпичи, другие готовят
раствор, третьи ремонтируют тачки, четвертые зарабатывают на жизнь, кормят
семьи, пятые вообще только делают вид, что работают, а на самом деле
стройматериалы со стройки крадут... И только незначительное меньшинство может
объяснить себе и другим, ради чего, во имя чего, как и зачем строился, строится
и будет строиться этот храм.
Национальное сознание и самосознание сродни подобной
смысловой пестроте. Главное - не считать свою точку зрения и свои смыслы
единственно верными. Национальное сознание - это не данность, не стихийная
этническая или племенная солидарность, известная с древних времен, это не
клановая круговая порука, но задача, требующая и ресурсов, и времени, и усилий.
Это качественно иной уровень солидарности, ответственности, системной кооперативности
лиц, групп, институтов, уровень, основанный на иных механизмах, нормах и ценностях.
Тому, кто сможет запустить действительно 'русский проект', генерирующий общенациональную
солидарность и кооперацию, благодарные потомки должны будут поставить бронзовый
памятник, а то и золотой бюст за сохранение русской нации, ее выведение из тяжелого
национального кризиса.
В связи с этим следует использовать наметившийся поворот к
национальному вопросу в условиях приближающихся выборов 2007 и 2008 годов со
стороны самых различных политических сил. Важно не допустить, чтобы конкуренция
'разных национализмов', вариантов патриотизма[26],
предлагаемых обществу и избирателю, привела к взаимной аннигиляции или
радикализации различных 'русских проектов'. Нужно, чтобы она стала механизмом
апробации, популяризации вариантов и жизнеспособных форм решения общенациональных
задач, стоящих на повестке дня.
Именно таким путем политическая мобилизация различными
партиями своих сторонников может осуществляться в рамках транспартийной
национальной мобилизации сограждан. Ни национализм, ни патриотизм сегодня не
могут быть монополией какой-либо одной идеологии или партии, но становятся
неотъемлемым элементом их политических позиций, призванным дать ответ на вопрос,
как партия видит национальные интересы и перспективы национального развития.
Социалисты, преодолевшие национальный нигилизм, с
неизбежностью будут делать упор на проблемах национальной несправедливости;
национальные либералы - акцентировать национальную несвободу и бесправие,
этническую индивидуальную дискриминацию, защиту интересов и прав национальных
меньшинств; национальные консерваторы озаботятся прежде всего эрозией
национальных ценностей и традиций, утратой общности и солидарности;
государственники во главу угла поставят отказ государства от функции защиты
нации и национальных интересов, возвращение державной роли России и т.д.
Гетерогенность этих проектов не исключает их принципиальной
взаимодополнительности именно в общенациональных рамках и возможности
гармонизации этих по-разному прочерченных векторов. Однако Россия по-прежнему
далека от культуры делиберативной (как назвал ее Юрген Хабермас) демократии,
без которой маловероятной представляется неконфликтогенная практика
национальной политики. Ведь такая политика способна и должна опираться на
нормы, которые гипотетически могут быть приняты и легитимизированы (восприняты
как справедливые) всеми возможными участниками постоянного переговорного
процесса.
Вместо заключения
Первое. В современном мире
есть силы, которые заинтересованы в том, чтобы Россия была сметена с
политической карты в качестве самостоятельного субъекта мировой политики, а ее
ресурсы были использованы и вовлечены для реализации геополитических интересов,
не имеющих с национальными интересами России ничего общего. Одним из направлений
реализации подобных замыслов являются ослабление национального характера Российского
государства, углубление противоречий между общенациональной властью и нациями,
включая исторически государствообразующую русскую нацию, стимуляция трений и конфликтов
между составляющими российский народ нациями и национальностями[27].
Все эти технологии были эффективно апробированы при развале СССР[28].
Второе. Без
качественной модернизации самой сути национальной политики и механизмов ее
реализации, ее информационного, интеллектуального, экспертного обеспечения вероятность
такого сценария многократно возрастает. Сегодня недостаточно быть русскими, татарами,
чувашами и т.д. в силу простого факта рождения. Сегодня приходится отстаивать
это право, опираясь на понимание реальностей развития современного мира и
изучать особую науку - науку быть русским.
Политический класс, 28.04.07
[1] Редакция «Золотого льва» придерживается той точки зрения, что применительно к «обществу» и «государству» термин «модернизация» (то есть осовременивание, обновление) менее всего уместен. Разделяя в целом мысли автора, изложенные в настоящей статье, редакция в случаях, когда они выражены, по ее мнению, неудачно, снабдила их своими комментариями.
[2] Точнее говоря, межэтнический (здесь и далее прим. Ред. ЗЛ).
[3] Термин «распад СССР» является не выражением сути происходивших в 90-е годы в России процессов, а фигурой речи. Под этим термином, если уж он применяется, следует понимать разразившийся кризис общественно-политической системы Российского государства, названного Советским Союзом коммунистической властью в 1922 году.
[4] В действительности: этно-сепаратизма. В дальнейшем везде, где автор использует термин «нация», имеется в виду этнос, народность.
[5] Автор ошибочно отождествляет этнос и нацию.
[6] Редакция «Золотого льва» придерживается той точки зрения, что любая форма федерализма отрицательно влияет на русскую государственность, что было доказано практически как в XIX (Русская Польша, Великое княжество финляндское), так и XX столетии (конфедерализация и автономизация при коммунистическом и либерал-бюрократическом правлениях).
[7] Автор имеет в виду отношения между этносами, коренными для Российского государства.
[8] В законах РФ термин «разжигание» заменён термином «возбуждение». Впрочем, хрен редьки не слаще.
[9] См. прим. 3.
[10] Неясно, кого имеет в виду автор, используя термин «элита». Во всяком случае, к деятелям бюрократического режима или обслуживающей этот режим «творческой интеллигенции» применять его нет основания.
[11] Не следует забывать, что в 90-е годы в Российском государстве власть осуществила преступную ликвидацию десятков стратегически значимых отраслей национального хозяйства, тысяч предприятий градо-, регионо- и нацио-образующего значения.
[12] Автор «государством» называет государственную власть.
[13] См. прим. 3.
[14][14] См. прим. 3.
[15] Как «либеральная политика», так и «ценности западного цивилизационного вектора» принципиально неприемлемы для России.
[16] Автор «Америкой» именует США.
[17] Существующее в настоящее время административно-территориальное устройство государства Российского, доставшееся от периода коммунистического правления и превращенное либерал-демократическим режимом в договорную конфедерацию «регионов», заведомо предполагает вопиющее экономическое различие и этническое расслоение и дальнейшее расчленение на сотни государственных образований.
[18] В отличие от нации и государства осовременивание русской национальной политики возможно и даже желательно.
[19] Существование российских интересов, отличных от русских, - авторский домысел.
[20] См. прим. 12.
[21] Этнонационализм – спекулятивная категория, оксюморон. По-видимому, речь идет о явлении этнического шовинизма.
[22] В данном случае, как в предыдущих, автор ошибочно отождествляет народ и нацию.
[23] Национализм – сугубо положительное явление, органично присущее любой нации; предположение, что национализм можно «спровоцировать», ошибочно.
[24] В переводе на русский язык «ксенофобия» - страх чужого. Может иметь место как социальное явление лишь в малочисленных диаспорах, враждебно относящихся к коренному большинству. В русской среде не встречается.
[25] В пределах русской нации процесс вымирания и деградации касается отнюдь не всех коренных народов в равной мере. Благодаря целенаправленной политики властей депопуляция обрушилась преимущественно на русских, вымирание которых составляет примерно 2 млн. в год.
[26] Национализм и патриотизм, как и истина, вариантов не имеет.
[27] В действительности наоборот: русскую нацию составляют русский народ и другие коренные народы России.
[28] См. прим.3.