М.В.Малютин

Итоги "выборной пятилетки" и взгляд в будущее

Политическое поведение избирателей РФ является достаточно стабильным и очень мало зависит как от текущих столичных политических истерик, так и колебаний экономической конъюнктуры. В 1993 г, в период подготовки к апрельскому референдуму-93 это утверждение было гипотезой, а теперь является строго доказанной на большом фактическом материале теорией.

Выяснилось, что “электоральное поведение” в России, раз сложившись как некая самостоятельная реальность со своей внутренней структурой в Большом Политическом Взрыве 1988-1991 гг, довольно слабо реагирует даже на самые резкие политические “шоки”, вроде ликвидации СССР или бойни 3-4 октября 1993 г. Имеется лишь некая реакция в поведении большинства населения регионов, но только на резкое ухудшение положения - или наоборот, на его более-менее стабильное улучшение, но подобные примеры единичны.

Относительно же поведения наших доморощенных политиканов-самовыраженцев действует пока следующая закономерность: для абсолютного большинства единственный урок истории заключается в том, что они не извлекают из нее никаких уроков.

Классификация электората

Если же говорить всерьёз о природе этих своеобразных устойчиво воспроизводящихся специфических закономерностей в голосовании нашей странной страны, то, с моей точки зрения и с точки зрения моих коллег, - соавторов доклада “Политические ориентации населения регионов России”, эта “природа” носит по своей сущности социально-психологический характер. Идеология (персонифицированная Зюгановым, Жириновским, Явлинским и т.п.) выступает как некоторого рода “точка кристаллизации” электората, но она не играет какой-то значимой, доминирующей и определяющей роли - как получается у слишком многих российских аналитиков. И социологические исследования, и более серьезный политический анализ поведения избирателей доказывают, что “жестко-идеологически” ориентированные люди — это сравнительно незначительное устойчивое “ядро” соответствующих электоратов. Попросту говоря, идеологически ориентированный электорат — избиратели Анпилова, а не Зюганова, электорат Явлинского в оппозиционной или Гайдара - в “казенной версии”, а не либеральный электорат в целом. Ещё более резко различаются электорат Жириновского и национал-протестный электорат как таковой, который есть явление куда более широкое.

Закономерность, которая для нас приоткрылась именно в процессе прогнозирования-анализа парламентских (а не президентских) выборов — весьма высокую прогностическую силу имеет деление электората России на пять основных групп: (1) левотрадиционалистский, (2) либеральный, (3) национал-протестный, (4) центристский и (5) электорат “партии власти”. С нашей точки зрения, после декабря 1995 г. это уже не гипотеза, а в некотором роде доказанная практически научная теория.

Сформулировав некоторые предположения и опубликовав их в работе Экспертного Института РСПП “Выборы-95: возможности и вероятности”, мы отклонились в конечном итоге буквально на несколько процентов применительно к результатам тех или иных электоратов. Но в тот момент ещё не было ясно, что этот тип голосования (доминировавший в декабре 1993 и 1995 гг. при голосовании за партсписки) не является единственным, а тем более - определяющим для итогов голосований, которые в России хоть что-то решают: президентских и губернаторских.

Типы голосования

Более того, в 1996 г. окончательно выяснилось, что многовариантный тип голосования, в определенном смысле является вторичным и подчиненным - как логически, так и исторически - по отношению к другому, первичному и преобладающему типу голосования, который мы назвали альтернативным или дихотомическим. В строгом смысле этого слова электоральное поле России действительно возникло 17 марта 1991 г., когда впервые были два раза поставлены вопросы “или-или”. “За” Союз или “против” Союза, “за” введение поста президента или “против”. Условно говоря, тогда произошло впервые общефедеральное деление-разбиение электората России на советский и антисоветский. Если же смотреть не из прошлого, а из нашего нынешнего состояния, на электорат, который поддерживает новую власть - режим, символизируемый Ельциным, реформами и “демокрадами”, и на электорат, который продолжает поддерживать - даже после её скандального краха - старую власть и старый режим, а “новый порядок” считает некоторого рода дьявольским наваждением, которое однако, никак не рассеивается седьмой год подряд - потому что народ, к сожалению, обманывается вновь и вновь.

А уже дальше происходило разбиение этих двух основных электоратов, причем в основном - за счет дробления тех, кто был за введение поста президента - то есть какую-то “новую Россию”. 12 июня появился, как что-то отдельное, самостоятельное, электорат национал-протестный, противопоставивший себя и всем кандидатам “старого порядка”, и Ельцину. За последнего проголосовало более 45 миллионов, за Жириновского - 6,4 млн., а за президентский пост 17 марта-91 было 53 миллиона - ну очень простая политарифметика! В разного рода колебаниях по четырем вопросам на референдуме 25 апреля впервые начали себя проявлять признаки электората центристского. Ну и, наконец, на выборах 17 декабря-95 окончательно произошла “расклейка” либерального электората (благодаря Явлинскому она наметилась уже 12 декабря-93) и электората “партии власти”, который продемонстрировал свое существование в “узком”, ядерном смысле в голосовании за НДР Черномырдина.

Собственно говоря, для нас повторная победа Ельцина изначально не представлялась чем-то невозможным теоретически - об этом я говорил и писал еще летом 1995 года: если один раз сорок пять миллионов проголосовали за этого человека как за президента, а в другой раз сорок миллионов проголосовали за доверие ему “любимому” персонально (более 36 миллионов уже после “шокотерапии” поддержали его социально-экономическую политику), то ничего невозможного в том, чтобы регенерировать этот электорат определенными методами, в принципе нет. Другое дело, что эта возможность могла реализоваться, а могла и не реализоваться. Но что она реализовалась абсолютно с той же размеренностью в 40 миллионов, с нашей точки зрения, является удивительно точным доказательством высокой степени инерционности и воспроизводимости электорального поведения населения РФ. Хотя в реальные 36-37 млн. 3 июля за Ельцина нам верится больше, чем в официально объявленные 40 млн. Остальное скорее производит впечатление руковтворной “подгонки под ответ”. Да и в первом туре за него, скорее, всё-таки было не 26 млн., а те же 22 с небольшим, которые 17 марта-91 проголосовали в РСФСР против сохранения СССР.

И раз эти основные “воспроизводящиеся закономерности” электорального поведения, как некой особой реальности, носят социально-психологический характер, то они определяются по принципу “мы-они”, и нет ничего удивительного, что главные “мы” и главные “они” — это сторонники старой и новой власти. А более сложные “деления”-разбиения проявляются только в такой довольно специфической и искусственной процедуре для наших современных условий, как голосование за партийные списки.

Сегодня от имени русской и мировой науки здесь можно выразить огромную благодарность - за наличие партсписка как источника уникальной информации, хотя, судя по поведению нынешнего руководства страны и озвучивающих его чаяния “выносных мозгов”, они как раз этой благодарности не испытывают, а наоборот, к партийным спискам пылают совсем другими чувствами. Потому что в реальных условиях России, как это с ними обычно и бывает, хотели как лучше (то есть проектировали модель под себя, любимых, чтобы самим в округах не баллотироваться), а получилось “как всегда” - то есть сами создали систему, которая практически со стопроцентной гарантией приводит к большинству в Думе тот или иной оппозиционный список. Что в первый раз этот оппозиционный список возглавил “сын юриста” и первый шут политического балагана (ныне постаревший и обрюзгший), а во второй раз — лично товарищ секретарь воссозданного после “товарищеского конституционного суда” (когда одни бывшие “товарищи” делали вид, что судят “других”) Центрального Исполнительного Комитета, а в третий раз возглавит кто-нибудь ещё (возможно - с “птичьей фамилией”), это уже история из серии, что от перестановки конкретных слагаемых-персоналий устойчивая структурная схема не меняется.

Научная догматика
и выборная тематика

Имеется коренное расхождение научного и прагматического подхода к тематике выборов. Существо научного подхода к проблеме: он появляется там, где есть повторяемость событий и воспроизводимость некоторых явлений, которая и позволяет с определённой степенью вероятности (иногда более, иногда менее высокой) предсказывать результаты новых однопорядковых событий - на базе некоторого теоретического подхода. Но с точки зрения основных агентов нашего политического процесса это подход по своему существу крайне неутешителен - для каждого из них конкретно. Потому что отношение этих людей к науке что при старом, что при новом режиме исчерпывается небезызвестной формулой из сочинения Л.Филатова “О Федоте-стрельце, удалом молодце”: “не нуди и не перечь, а пойди и обеспечь”.

Наука существует для нашего начальства (“властной” и оппозиционной разновидности) в одном-единственном качестве: чтоб пошла и гарантированно обеспечила. И не победу того или иного направления “вааще”, а победу меня, любимого, или, в крайнем случае, сохранение моего персонального кресла: ибо то, что, скажем, либеральное направление обязательно получит не менее 10 или 15 процентов голосов, но мой любимый список при этом вполне может не получить ничего — это, разумеется, подход, отнюдь не устраивающий “прагматиков”. Или, допустим, из того, что у нас при любых условиях есть от 10 до 12 миллионов избирателей, которые проголосуют за любую “партию власти” (по принципу анекдота “А веревки с собой приносить?”), в этом ничего утешительного для персонально господина Беляева нет, потому что сегодня господин Беляев - депутат и “шишка” во главе фракции; завтра же он, понятное дело, небылица. В том вполне вероятном случае, если во главе списка “партии власти” будет поставлена в связи с изменением той или иной конкретной ситуации какая-то другая “фигура”.

И в этом смысле, если у нас в течение этого или следующего года состоятся выборы по партийным спискам, та модель, которая предложена в данном исследовании, позволяет с достаточно высокой долей вероятия предсказать результаты. В том же случае, если эта (ещё раз подчеркиваю, в достаточной степени искусственная для современных РФ-ских властных и социально-экономических условий, зато полезная для науки и прибыльная для партфункционеров) система будет изменена — а надо понимать, что она может быть изменена только путем очередного государственного переворота, тут другие варианты не существуют — то, если состоятся более или менее свободные выборы по одномандатным округам, в принципе те же самые электораты себя проявят и в этом варианте голосования. Просто это приведёт к некоторой модификации структуры безвластного “верховного представительного органа”, который существует в РФ и некоторых других частях России в последние годы.

В нашем исследовании фальсификация голосования рассматривается как ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА. Вводился в употребление даже такой термин как “плюрализм фальсификации”. То есть предполагалось, что в одних регионах (и даже населённых пунктах разного типа внутри одного субъекта федерации) фальсификацию осуществляют одни и в одних интересах, в других — другие, а в третьих — третьи. Причём в соответствии с классическим анекдотом, в котором Михаил Сергеевич на небезызвестном Съезде предложил разделиться сторонникам капитализма и социализма. Сначала нашлись желающие жить при социализме, как при капитализме, которые окружили его, а потом стали перебегать из стороны в сторону.

Наше исследование подводит итоги определённому циклу изучения данной проблематики: получены вполне объективные закономерности. Они могут нравиться или не нравиться, но с нашей точки зрения, существует регулярно воспроизводимая (хотя и с отклонениями) реальность, которая сколько-нибудь существенным образом в обозримом будущем не может быть изменена. Разумеется, многое зависит от таланта (или бездарности) тех или иных людей, которые организовывают конкретные избирательные кампании, но эти усилия могут развертываться и получать своё применение только в рамках сложившихся закономерностей, которые проявили себя уже в достаточной степени чётко. Попросту говоря, определённые электораты допускают интеграцию простым и элементарным образом, а прочие оказываются в принципе несовместимы, какие бы усилия кто-то не пытался прилагать.

Выборы и СМИ

На левотрадиционалистский электорат влияние средств массовой информации нулевое, причём даже их собственные газеты никакой роли не играют. Если иметь в виду центральные СМИ, к ним относятся так: на нас клевещут, а мы от этого крепчаем. Как бы лидеры не пытались маневрировать, ничего пока принципиально не меняется. Компартия во всех ее разновидностях продолжает жить в доэлектронную информационную эпоху. Она надеется, что рано или поздно путем некого “чуда” телевидение опять окажется в её руках, и вот тогда..! Достаточно посмотреть, как вяло и глупо идут все попытки коммунистов создать какой-то альтернативный канал или хотя бы какую-то альтернативную передачу.

Центристский электорат, который, как показала практика, очень плохо поддаётся программированию со стороны своих лидеров (показательны избирательные провалы Вольского, Скокова и полуудачи Лебедя, неудача С. Фёдорова): “своих” интересов он не осознает и “выразителей” плохо узнаёт. И наоборот, как показала практика, центристский электорат весьма элементарно поддаётся мобилизации со стороны центральных средств массовой информации, когда его интегрируют на сторону “партии власти”.

Собственно говоря, вся “грамотность” построения кампании Ельцина заключалась в произнесении классического “куды они денутся” по отношению к либеральной интеллигенции и в ставке на привлечение на первом этапе того, что условно можно назвать “лояльным центром”, а на втором этапе за счёт Лебедя — и основной массы оппозиционного центра. При этом, как пешка в гамбите, жертвовалось ядро либерально-оппозиционного электората Явлинского. Судя по всему, те три с половиной миллиона, которые во втором туре проголосовали против Ельцина и Зюганова, соотносятся с пятью миллионами электората Явлинского.

Если брать политиков персонально, то легко понять, что Зюганов и средства массовой информации — это вещи безусловно несовместные. Даже в достаточной степени недовольные нынешним режимом журналисты и другие интеллектуалы, посталкивавшись с ним, и в особенности, с его окружением в 1996-м году, пришли к однозначному выводу, что с этими людьми невозможна никакая осмысленная коммуникация. Дело не в том, что они злые, и не в том, что они плохие, а в том, что с ними нет общего языка. Наоборот, есть люди, которые, как показывает практика, вне СМИ не существуют. Возможны и примеры в достаточной степени промежуточные — например, Явлинского показывают невероятно много, а с другой стороны, пользоваться, о чем свидетельствует практика, средствами массовой информации как чем-то позитивным он в своих кампаниях не умеет.

Для СМИ есть коронный номер Жириновского — скандал, и коронный номер Явлинского — обида. Но если Жириновский свои скандалы умеет разыгрывать, то обиды Явлинского, как правило, к дополнительному привлечению избирателей не ведут. Правда, как утверждает штаб “Яблока”, они извлекли из этого все необходимые уроки, и на следующем этапе Явлинский пообещал, что будет слушаться своих имиджмейкеров.

Если ты подключен к мировому информационному и финансовому “полю” и если умеешь пользоваться его возможностями, на твоей стороне может быть несколько десятков тысяч (а то и несколько сот тысяч) человек. Ты практически можешь диктовать свои правила поведения остальному обществу как полуколонии. Оно вынуждено будет считаться с диктатом кучки горлодёров, открыто финансируемых извне.

В нашей ситуации местные “этнические” средства массовой информации находятся практически под тотальным контролем одной стороны, а оппозиционные протестующие силы к ним практически не подключены. У нас действительно сложилось общество, которое проще всего определить как общество “холодной оккупации”.

Силовые аргументы

Кроме средств информации (средств манипуляции) и финансовых рычагов, никакими другими серьезными ресурсами нынешний режим с самого начала своего существования не обладает. Органы подавления всё-таки достались ему по наследству от старого режима, он их никогда полностью не контролировал, и они в принципе всегда выполняли его приказы в тех пределах, в которых это не противоречило позициям данной корпорации. Во всяком случае, в промежуточных ситуациях всякий раз приходилось раскачивать поведение этих структур невероятно долго.

Откровенный человек Березовский теперь возмущается: почему это во всех капиталистических странах армия, разведка и полиция служат богатым, а вот в России они - почему-то - богатым служить отказываются или служат плохо? Понятно, что наши “силовики”, да и сам Борис Абрамович, учились по учебникам, которые, вероятно, выросли из “Краткого курса...”, но это уже, как говорится, другой вопрос, который смущает сейчас уже не Б. А., а пресловутую “семерку”. Там тоже удивляются, как же можно так долго армию не кормить и на что же это можно рассчитывать, когда так поступаешь?

Когда г-н Ельцин и его окружение отвечают в духе классического анекдота: “да это же русскоязычная армия!”, по-своему они правы. Но “мировое сообщество” считает, что это неправильно, что если долго армию не кормить, то всё-таки никакая национальная специфика не поможет эту ситуацию заморозить на сколько-нибудь длительный промежуток времени.

Выборы в регионах

Два несовместимых электората (“почти два”) характерны для президентских выборов. В этом смысле соотношение сил с 1991 г. изменилось мало. Тогда практически одинаковое число проголосовало и за введение президентского поста, и за сохранение Союза, а разница была связана с тем, что второй вопрос не голосовался в Татарии и ещё в некоторых местах. Электорат старой власти никого к себе в значимом количестве привлечь не мог, но когда вставал вопрос “или-или”. Пока электорат новой власти одерживал победу в столицах, электорат старой власти всегда имел относительно большинство в провинциальной России.

Москва, Петербург и большинство городов-миллионников - это одна таксономическая “электоральная единица”. Из выборов в городах-миллиониках первый и пока единственный случай, когда представители старой и новой власти потерпели сокрушительное поражение, это Челябинск. Причина была в том, что некий Соловьев был непопулярен изначально и фактически проиграл ещё в 1993 г., и только события 4 октября продлили политическую агонию на какой-то промежуток времени. Та же самая ситуация и в Кузбассе. Никто никогда не сомневался, что в тот момент, когда состоятся выборы, Кислюка “вынесут”, и хорошо, если не сразу за решетку, а дадут какой-нибудь административный пост в столице.

Пока имеется тенденция: города-миллионники и две столицы контролируются нынешней властью, а на базе областей, в которых в среднем проживает миллион жителей (то есть на базе среднего города и села), партия “старой власти” бороться за доминирование в общефедеральных масштабах не может.

Что касается обобщённых итогов губернаторских выборов, то здесь есть интересная закономерность: крайне мало что изменилось практически во всех регионах. Причем вне зависимости от политической ориентации конкретных фигур, которые одержали победу. В варианте “максимум” начата борьба с бывшими находившимися у власти чиновниками. Отключены от финансовых рычагов связанные с ними коммерческие и финансовые структуры, подключены некоторые другие. В варианте “минимум”, как например в Вятке, если формально одержал победу кандидат народно-патриотических сил, даже замены чиновников по большому счёту не произошло. Оставлены почти те же одиозные фигуры.

В том случае, если бы губернаторские выборы произошли в 1991 и 1992 гг., разнообразие было бы значительно большим. Существовали бы, возможно, разные варианты развития регионов. Но по прошествии пяти-шести лет, когда большая часть ресурсов оказалась раскраденной и проеденной, “коридор возможностей” сузился вне зависимости от того, какая конкретная фигура возглавляет регион. Разумеется, что-то и от неё зависит, но эта зависимость в основном связана с одним фактором: может ли губернатор привлечь в свой регион ресурсы.

Можно как угодно относиться к Руцкому, его аграрным упражнениям и очень многому другому, но какие-то ресурсы в свой регион он сумел привлечь. Когда под контроль некоторых украинских финансовых группировок перешёл ряд предприятий на территории Курской области, он осуществил ренационализацию и посадил в кутузку граждан другого “государства”, которые приехали чего-то требовать.

Политическая система
и конкуренция фаворитов

Почему же эта система не реформируема изнутри? Ещё раз хотелось бы подчеркнуть: существует очень странная, автономная “электоральная реальность” России, невероятно слабо связанная с экономическими процессами, или, наоборот, в силу своей социально-психологической природы “завязанная” на какие-то групповые отношения в психологии вождей, активистов и всё остальное с этим связанное. Эта система проявила невероятную живучесть в последние неблагоприятные для неё годы. Многие прямо говорили, что она оказалась в состоянии, близком к клинической смерти уже после 4 октября 1993 г., когда вожди обеих сторон, втянутые в драку, завершили её тем, что “кинули” свою политическую пехоту. Одни просто бросили на убой, а другие в последний раз использовали её по ходу избирательной кампании.

Тем не менее, в таком “отвязанном виде”, уже лишенные всякой поддержки (пусть даже со стороны тех небольших уличных форм активности, которые существовали раньше), эти структуры продолжали своё функционирование, и произошла их стремительная профессионализация, связанная с невероятным ростом цинизма и коррумпированности большей части участников “политпроцесса”. Пожалуй, сейчас никто не будет спорить, что практически все партии и организации “первой волны”, если они сохранились, превратились даже не в маленькие группы активистов, а в маленькие группы профессионалов. Они в основном специализируются либо на избирательных кампаниях, либо очень сложно маневрируют между работой чиновников и своеобразных форм предпринимательства, связанных с политикой. Естественно, КПРФ это касается в наименьшей степени (поскольку тут произошла частичная регенерация), но это практически судьба всех организаций “самовыраженцев”. Всё остальное - мелкие группы сектантов и фанатиков - по большей части красных. Но есть и белые, черные, коричневые, зеленые, даже “голубые”...

Может быть, в наименьшей степени эти процессы затронули ЛДПР. Просто потому, что она была самой большой, и в ней роль “отвязанного” люмпена, который занимался самореализацией, была наиболее высокой, в сравнении с любой другой организацией этого типа. Поэтому ЛДПР “профессионализировалась” (криминализировалась?) первой, не пережив при этом никакого значимого кризиса или мутации.

До возникновения каких-то качественно иных форм политической активности ландшафт уложился. Изнутри факторов, которые существенно могли бы изменить расстановку сил, в настоящее время нет. Что касается лидеров, то у каждого из них появились свои проблемы.

Главная нынешняя проблемы Лебедя напоминает проблему Владимира Вольфовича образца 1994 года, но с одной существенной поправкой: Вольфовича тогда не купили, хотя желание у него было очень большое, а здесь, наоборот, купили - сразу между турами голосования - и “употребили”. Дальше у выброшенного из власти Александра Ивановича возникла классическая проблема, с которой в прошлый раз столкнулся Жириновский: выборы чем скорее, тем лучше - или “поезд уходит”. Харизма в условиях современной РФ — товар скоропортящийся (что плохо для А. И.), но допускающий регенерацию (как показывает пример Е. Б. Н.). Сам по себе факт, что даже обрюзгший и уставший Жириновский по-прежнему имеет три - три с половиной миллиона твёрдых сторонников, которые практически проголосуют за него при любых обстоятельствах, свидетельствует, что такого же рода ядро сторонников у Лебедя, безусловно, тоже есть.

При всех недостатках популистских лидеров (предыдущих из числа наиболее эффективных, то есть Ельцина и Жириновского), они одной и той же команды всё-таки “эксплуатировали на износ” несколько лет. После этого они более или менее решительно от этой команды избавлялись в соответствии с очередным поворотом стратегии. Только Жириновский, даже при всех его резких манёврах, избавлялся от “попутчиков”, а не от тех людей, которые играли сколько-нибудь значимую роль в его команде. Зато Александр Иванович здесь, конечно, рекордсмен.

Если сравнивать Лебедя с Жириновским, то В. В. работал, как пчёлка, на протяжении 1990-1992, а потом провёл блестящий блиц в конце 1993 г. Он объездил большую часть областей Центральной России не по одному разу, и в результате создал ту организацию, которая имеет сейчас серьезные первичные ячейки на большей части территории страны. После этого оказалось возможным, даже ничего особенно не делая, в какой-то промежуток времени жить на проценты от предыдущего вклада. Александр Иванович этого не добился, да и не похоже, чтобы очень старался - общаться с аудиторией для него по-прежнему мука мученическая. Жириновский “надувается энергией” как от дружественной, так и от враждебной аудитории. Такого энтузиазма у Лебедя нет. Соответственно нет и хоть сколько-нибудь разветвлённой местной структуры. Наконец, Владимир Вольфович, конечно, чемпион по использованию чужих средств массовой информации. Устраивать скандал - вот что надо уметь, для того, чтобы сколько-нибудь успешным образом использовать чужие информресурсы.

Помимо электоральной реальности, существует ещё социологическая “виртуальная реальность”. Если посмотреть, кто в России чемпион по победам в социологических избирательных кампаниях, то раньше это был Григорий Алексеевич. Всякий раз, когда мы живем между избирательными кампаниями, замечательные шансы у Явлинского. На втором месте ещё находится какой-нибудь центрист, и уже потом и только потом появляются какие-то другие фигуры. Начинается избирательная кампания, и, как чертик из коробки, выскакивает регулярно не предсказываемый социологами Жириновский, а на первом месте оказывается кто-то ещё.

Эта закономерность связана вот с чем: всевозможный политический центризм и всевозможные срединные формы политического поведения пока в наших политических условиях реализовывались только в промежутках между избирательными кампаниями, когда массовое сознание в относительно спокойном состоянии. Всякий раз, когда кампания начиналась живьём (а в нынешней РФ избирательная кампания подобна массовому психозу), всегда выяснялось, что в условиях активной борьбы, когда не просто надо использовать то, что у тебя уже потенциально имеется, но активно “бороться за чужое” — деятели центристского толка оказывались на это неспособными. Поэтому 17 декабря 1995 г. при довольно вялой кампании весь центризм во всех его разновидностях всё равно “ухнул мимо” пятипроцентного барьера.

Некоторые центристские организации, пусть очень странным образом, всё-таки реально существуют. А есть чистые бюрократические фантомы, иногда надуваемые СМИ и всякого рода социологическими “исследователями”. Так существует Российская объединенная промышленная партия (надстройка над частью директорского корпуса), Партия самоуправления трудящихся (некий альянс мелкого интеллигентского бизнеса с теоретиками-идеологам). Но что касается “Нашего дома-России” и Народных домов, то они созданы по анекдоту: ты, Степаныч, будешь правоцентристом, а ты, Петрович, будешь левоцентристом. Но вот начали делить людей в регионах и оказалось, что одни смертельно обиделись, что их назначили правоцентристами, а другие не менее смертельно обиделись, что их назначили левоцентристами.

Надо видеть те бюрократические структуры, которые ровным счётом ничего политически не означают до того момента, когда их представитель оказывается у власти, и те, за которыми какой-то смутный интерес всё-таки есть: корпоративный, интеллигентский, предпринимательский... Во что превратилась ПРЕС, когда Шахрай перестал быть министром, все знают. К структуре Шумейко это имеет тоже самое непосредственное отношение. Несомненно, если Черномырдин окончательно выйдет из игры и перестанет быть премьер-министром, “Наш дом-Россия” совершенно ему не поможет, да и он сам больше этому “Нашему дому” помогать не будет. Зато если появится некий список, возглавляемый Немцовым, как бы этот список не назывался, то “на новенького” эта структура определённое число избирателей может взять.

Мне всегда по этому поводу вспоминается одна история, которую в сердцах рассказывал коммунистический функционер, агитировавший какую-то старую бабку и удивлявшийся, почему она никак не хочет голосовать за Геннадия Андреевича. В конце концов эта бабка сказала: вот станет твой Зюганов начальником, проголосую тогда за твоего Зюганова. Электорат “партии власти” реализуется как нечто квазисамостоятельное. Голосуют без всякой идеологии, просто “за начальника”. Так в России может проголосовать минимум 6 - 7 миллионов человек.

Перспективы грядущих избирательных кампаний

Неудача Ходырева в Нижнем Новгорода, который пытался опираться в своей кампании на интеграцию усилий Зюганова и Жириновского (а во втором туре и Лебедя) — это пример в достаточной степени убедительный. То есть конкретные “федеральные люди” могут объединиться по принципу “бхай-бхай” и агитировать за одного и того же человека, но тем не менее, когда речь уже идёт не о призывах лидеров, а о поведении конкретных электоратов, эта самая “интеграция” или слияние имеют свои, чёткие пределы. Разумеется, для каждого конкретного региона эти пределы свои.

Что же тогда во многом задаёт иллюзию “неожиданных результатов”, которые даёт та или иная избирательная кампания? Объективно — колебания явки, или, говоря другими словами, асимметричное сокращение участия того или иного электората в том или ином конкретном голосовании. Элементарный пример: 12 декабря-93 — наибольшее сокращение левотрадиционалистского электората. Не приходится сомневаться, что минимум три миллиона электората Анпилова-Макашова 1991 г. и Тюлькина-Анпилова 1995 г. бойкотировали выборы, когда их лидеры сидели в тюрьме.

Выборы на Съезд народных депутатов РСФСР были уникальными в том смысле, что они состоялись, по классическому выражению Горбачёва, в одной, а завершил свое существование Съезд уже в качественно другой стране. Но относительно естественный процесс самоопределения депутатов и масс (насколько можно говорить о “естественности” в ситуации шокотерапии применительно к стране в целом - вопрос особый) был абортирован 3-4 октября-93. Дальше произошёл известный и понятный “обрыв” в развитии политической культуры - как следствие социально-психологического шока масс и политизированного актива, после которого власть в Думе оказалось в руках партийных списков, как элемента необюрократического и олигархического политического режима. Причём совсем не тех, “под которых” планировали соответствующую систему “архитекторы” этого процесса.

После чего “процесс пошёл” дальше и был сделан следующий шаг — любая однажды возникшая политическая система начинает себя воспроизводить. Сейчас совершенно ясно и понятно, что любая будущая Дума, избранная по данному избирательному законодательству, три из четырёх ныне представленных, избранных по партийному списку фракций обязательно сохранит. То есть, там обязательно будет компартия (возможно не одна и, возможно, с какими-то сложно организованными союзниками-конкурентами, если список более радикальных “красных” и красно-белых граждан возьмёт в очередной раз барьер). Совершенно несомненно, что там будет “Яблоко”(возможно не одно, а будет какая-то другая либеральная фракция, либо более лояльная к нынешнему режиму, либо ещё более оппозиционная). Плюс какой-то национал-протестный список — не обязательно в этот раз его будет представлять Владимир Вольфович. Ещё будут представители какого-то нового варианта “партии власти”. Фамилия лидера на этот раз может быть Немцов, и, как в случае с Виктором Степановичем в прошлый раз, с вероятностью 99 процентов, он сам в Думу не пойдёт, а найдёт какого-то нового Беляева. Возможно попадание в Думу и какого-то центристского списка, но, безусловно, качественно это “переразбиение” менять ничего не будет — и большинство населения опять будет считать, что его интересы в Думе никем не представлены.

В такой ситуации подавляющее большинство так называемых “одномандатников” не способны сколько-нибудь существенно повлиять на общее развитие событий. И фракция “Новая региональная политика” в старой Думе не играла никакой значимой роли, а “Регионы России” в новой — это очень странная “склейка” независимых регионалов с разного рода обломками либеральных списков, которые оказались неспособными на формирование своей фракции.

Шансы на прорыв пятипроцентного барьера цивилизованных или умеренных националистов пока очень незначительны, потому что соответствующий список прорывался бы “на хвосте” у яркого или “отвязанного” (здесь можно употреблять любую терминологию) и в достаточной степени наглого популиста. В связи с этим для цивилизованных националистов из, например, КРО было бы выгодно побороться против партийных списков, а также попытаться занять выгодную позицию между отъявленными радикалами-оппозиционерами и властью, урезонивая первых и поставляя свежие государственные решения вторым.

Что касается якобы растущего социал-демократизма “Яблока”, то по части ценности “справедливости” и “солидарности” никакого прогресса нет. В “Яблоке” увеличивается либерал-радикальная оппозиционность нынешним порядкам со стороны нищающей образованщины, но она по своему существу ни в каком смысле социал-демократической не является. Возможно, кому-то это покажется грубо, но мое определение “Жирик для образованцев”, которое я в свое время дал Григорию Алексеевичу, может быть было опережающим в 1993 и в 1995 гг., но в 1996 и 1997 гг. Явлинский просто вынужден был эволюционировать в этом направлении.

Поэтому возможность появления какого-то левоцентристского списка, уже действительно более розового, чем “Яблоко”, пока сохраняется. В нём ничего принципиально невозможного нет. Ничего невозможного в прохождении списка С. Фёдорова в 1995 г. не было, если бы они с Говорухиным проявили меньше личной вздорности и не стали выяснять “кто ты такой?” и кому надо дать место в первой дюжине.

Бывший электорат Ельцина опять лежит в руинах, и некоторого рода пустота есть только в самом центре и на периферии национал-протестного голосования. Там имеются нераспределенные 10 - 15, может быть, 20 миллионов, и за них в настоящий момент идет ожесточеннейшая борьба. Потому что невозможно отколоть от 20-миллионной махины левотрадиционалистского голосования. Там просто будет всегда более умеренное большинство и более радикальное меньшинство. Поделен практически либеральный “фонд”. Следовательно, остаётся вести борьбу только за право - слыть национал-государственником.

Сейчас желающих монополизировать правду и порядок и стать национал-государственником предостаточно. Когда национал-государственником стал Немцов, когда Явлинский, пусть с огромным скрежетом зубов, заявил, что он за объединение с Белоруссией, а его просто неправильно поняли в процессе предыдущего обсуждения этого вопроса, стало ясно, что “поветрие” переросло в трудноодолимую тенденцию. Это должно обнадёживать тех, кто рассматривает проект учреждения в России национальной формы демократии и идеологии цивилизованного национализма как перспективный.