Журнал «Золотой Лев» № 131--132 - издание русской
консервативной мысли
Е.С. Холмогоров
Быть
русской нацией
За короткий срок день 4 ноября стал подлинно национальным и
народным праздником. Неправы оказались те, кто предрекал, что этот день станет
«подделкой 7 ноября» и сулил ему скорое забвение. День памяти об изгнании из
Кремля (польских - Ред. ЗЛ) оккупантов
оказался обращенным не только к прошлому, но и к будущему.
Но что такое 4 ноября применительно к нашему прошлому? Это
День Победы. День Победы одновременно над внешней и внутренней опасностями, над
шедшими синхронно внешней интервенцией и гражданской войной. Никогда ни до, ни
после, наша страна не находилась на пороге столь чудовищного краха, грозившего
полным разрушением России.
Во время Отечественных войн 1812 и 1941 враг тоже вошел в
Москву или был недалеко от нее, но наш народ был безоговорочно един, ни у кого
из русских людей не было сомнения, на чьей стороне стоять и за что сражаться —
на другой стороне были лишь выродки и отщепенцы. В ходе гражданской войны,
когда была расколота именно сама нация, когда брат шел на брата, внешним
интервентам так и не удалось снять пенки с этой ситуации, все потенциальные
противник были слишком истощены только что закончившейся Первой Мировой войной,
а когда поляки попробовали сунуться и захватить Киев, их быстро вышибли. Точно
так же и в ходе смуты начала 1990-х наличие у нас ядерного оружия дало нам
возможность избежать прямого вторжения наших «заклятых друзей» по югославскому
сценарию.
И только в пору Смутного Времени две опасности — внешняя
агрессия и внутренняя смута — собрались в одну. Все распри внутри страны
обнажились разом — голод и грабежи, борьба помещиков с крестьянами и борьба
боярских группировок, прекращение царской династии и самозванства, интриги
иезуитов, старавшихся обратить Русь в католичество, и интриги англичан, уже
тогда стремившихся сделать из России свой сырьевой придаток.
«Таков был страшный конец преславного города Москвы» —
писал в то время один иностранец, думая, что ни Москве, ни России никогда уже
не подняться. А один из русских книжников, по образцу написанного после
разорения Руси Батыем «Слова о погибели Русской Земли», написал свой «Плач о
пленении и о конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского
государства».
«С чего начнем оплакивать, увы! Такое падение ясносияющей
превеликой России? Какой источник наполнит пучину слез рыдания нашего и стонов?
Многие годы создававшееся сколь быстро поддалось разорению и всеядным огнем
погублено было!
Всем людям, угодным Христу, известна высота и слава Великой
России, каким образом возвысилась и сколь страшна была басурманам, германцам и
прочим народам. Пресветлым и предивным этим государством владели преславные
великие цари, гордились им родовитые князья, и во всем таким совершенным
устроением оно отличалось, и светом, и славою всех превзошло, как невеста
жениху на прекрасный брак уготованная!
Вот отчего пала превысокая Россия и разрушился столь
крепкий столп. Цари, в нем жившие, вместо к Богу возводящей лестницы
спасительных слов приняли богоненавистные дары: бесовские козни, волшебство и
чародейство. И вместо духовных людей и сынов света возлюбили детей сатаны. И не
позволяли слуху разума своего воспринимать слова правдивые, однако, ненависти
ради, клевету на знатных слышали ясно и кровь множества народа из-за нее, как
реку, пролили…».
Что хотел сказать этими словами автор «Плача»? Часто
думают, что это простое морализирование, но это поверхностное мнение. Напротив,
он говорил об очень конкретных и понятных русским людям его времени вещах. Царь
Иван Грозный и царь Борис Годунов слишком много значения придавали астрологии,
волхованиям, предсказаниям и прочим суевериям, никак не совместимым с основами
той культуры и того мировоззрения, на которых покоилось могущество Русского
государства.
Они слишком много внимания уделяли отношениям с
иностранцами и слишком прислушивались к ним. Врач Грозного Елисей Бомелий
вообще почти десятилетие контролировал поведение царя, запугивая его
астрологическими прогнозами и опаивая опиумом. Если обобщать, то можно сказать,
что накануне смуты Россия, как особая цивилизация и особая мир-система
столкнулась с Европой, с Западом, как особой цивилизацией и мир-системой. И
Запад, конечно, был не против того, чтобы полностью Россию поглотить,
превратить в свою периферию. Для этого использовались и культурное
проникновение, и экономическое, и дипломатия, и тайные интриги, и прямая
агрессия. И Россия была бы бессильна перед внешним давлением, попросту утратила
бы свой суверенитет, если бы не смогла дать свой, русский ответ на эту угрозу.
В мучительных и кровавых событиях Смуты этот ответ был
найден. Во-первых, русские люди убедились, что отречение от основ своей
культуры, отдача во власть чуждым советчикам обходятся слишком дорого. И
одоление Смуты началось не с политических, а с религиозных событий — с того,
что неожиданно многие люди начали сообщать о видениях Богородицы и святых, о
чудесах от икон, о том, что Господь открыл, что гневается на Россию за отступление
правителей от веры, а народа — от верности.
Затем к этому нравственному очищению, к актуализации
религиозной веры прибавился призыв Церкви ко всем русским людям встать за
свободу Отечества. Эти призывы рассылал заточенный поляками в Кремле святой
патриарх Гермоген, за что и был заморен врагами голодом до смерти. Эти призывы
рассылали по всей России монахи Троице-Сергиевой Лавры. И вот повинуясь этому
духовному призыву, верные религиозной идее православия, русские люди собрали в
1611 году первое ополчение, которое осадило поляков в Москве.
Но, как было написано в Хронографе 1617 года: «Осаждали
воины русские свой город и неустанно сражались с врагами, но не могли его
взять, пока не отверзлась дверь милосердия и щедрот Господних». А почему эта
дверь не отверзлась? Да потому, что не было соблюдено второе главное условие
победы над врагами — национальное единство. Первое ополчение стояло за Веру,
против католиков-поляков, пытавшихся захватить Русь. Но внутреннего единства
русских людей не было, что доказало убийство казаками во главе с атаманом Заруцким
вождя ополченцев Прокопия Ляпунова.
И вот тогда из недр Русской Земли и поднялись два героя —
Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, вожди второго ополчения. Они твердо
придерживались принципа верности Православию, но соль же строго блюли и второй
принцип — национальное единство, единство русских людей и порядок, сила внутренней
организации.
В тех грамотах, которые рассылали Минин и Пожарский по
русским городам, содержался главный призыв: «Стоять вместе против общих врагов
и против русских воров, что новую кровь в государстве всчинают». Это значило,
что противостоять внешним врагам нация может лишь тогда, когда обеспечила внутреннюю
солидарность, когда и в военном, и в организационном отношении может выступать
как целое, заедино. И когда нация может обуздать внутренних смутьянов,
зачинателей новых распрей и «новой крови». Царской и княжеской власти, на
которую до того долгие столетия могли положиться русские люди, на сей раз не
было. И тем более чистым был тест на то, сможем ли мы выступать как единая
нация, или же русские — это раздробленный конгломерат чужих друг друга людей.
События лета и осени 1612 показали — можем. Во имя Веры,
что символизировало обращение к заступничеству Казанской чудотворной иконы
Божьей Матери, и силой и организованностью подлинного национального единства
русские прогнали оккупантов из Москвы и из Кремля. И если с тех пор Россия ни
разу не оказалась на таком же катастрофическом дне, как в годы Смуты, то именно
благодаря одержанной тогда победе. Поэтому праздник 4 ноября — это день
рождения и обновления и страны, и народа, и государства. Про людей, которые
пережили смертельную опасность, часто говорят «как заново родился». И вот 4
ноября — это день нового рождения и России и русских.
Очень важно, что память об этом втором рождении
обозначается емким символом нового праздника. Любая современная нация может
существовать, только если обладает такими яркими и привлекательными символами,
образами и праздниками. Современные нации охватывают миллионы и десятки
миллионов людей. Большинство из них друг с другом не знакомы. Мы не знаем, чем
живут те в нашей стране, кто просыпается как раз тогда, когда мы засыпаем. Мы,
возможно, того края нашей страны никогда и не увидим, хотя надо к этому
стремиться. Но в десятках, сотнях разных ситуаций мы должны уметь действовать
заодно и чувствовать одно и то же. Мы должны ощущать друг друга братьями и
сестрами. И это возможно только тогда, когда у всей нации есть общие
объединяющие ее символы и образы, общие радости и праздники, общая гордость и
общая скорбь.
Некоторые исследователи называют современные нации
«воображаемыми сообществами». Это верно, но не в том смысле, что это сообщества
выдуманные, а, напротив, в том, что силой нашего воображения мы делаем чисто
формальную связь с нашими согражданами связью настоящей и действительной.
Наверное, нигде это не ощущается так, как у могилы Неизвестного Солдата, где
каждый человек в нашей стране как бы видит похороненным в этой могиле именно
своего погибшего на отце отца, деда или прадеда.
И вот наша задача, чтобы та память о Воскресении России, о
ее возрождении из полного уничтожения во времена Смуты, стала для нас настолько
же живой и эмоционально теплой, как память о Великой Отечественной Войне, о
полете Гагарина. Нам важно и понять и почувствовать, что если бы не герои той
поры, если бы не настоящее божественное чудо, спасшее Россию, нас бы с вами
сейчас не было и здесь бы мы не сидели, и на этом бы языке не говорили.
И нам пора уже перестать стесняться, того, что с тех самых
великих событий 1612 года мы составляем единую нацию, русскую нацию, и стыдливо
отводить глаза и извиняться перед разными здешними и зарубежными русофобами. Почему
наши враги так бесятся, когда мы вспоминаем о том, что мы нация? Да потому, что
обладание секретом, как из народа — культурной и исторической общности, сделать
нацию — идеологическую и политическую общность, долгое время считалось уделом
только европейцев. В Европе существовали мощные, консолидированные,
интегрированные национальные государства, опирающиеся на мощную солидарность
единой нации, а вне Европы — нет. И именно поэтому европейские конкистадоры и
купцы на какой-то момент поставили под контроль весь мир.
Но вот с России случилась заминка — столкнувшись с
европейской угрозой в XVI веке и одолев Смуту, русские создали достаточно
мощное государство, опирающееся не просто на власть царей, армию и бюрократию,
— таких государств в мире было немало и все их, даже Китай, европейцы легко
одолели. Русское государство оказалось опирающимся на волю Земли, на осознание
общенациональных интересов, выражаемых, в частности, на Земских Соборах.
Духовной вертикалью этой русской нации было представление о Православии не
просто как о религии, но как об определенном способе устроения общества. А
фактором единства была идея Русской Земли, как обширной, прекрасной и богатой
Родины, которую правит Царь, но Царь, слышащий волю народа.
Столкнувшись с такой конструкцией русского общества,
европейцы ничего не смогли с ним сделать. Им больше уже никогда не удалось
взломать наш «код» так же основательно, как это было сделано в годы Смуты. И
причина этой неудачи состояла именно в том, что европейским нациям
противостояла не размытая общность типа средневековых империй, а русская нация.
Поразительно емко это новообретенное единство нации
описывает «Хронограф» 1617 года, говоря о Соборе, поставившем Михаила Романова
на царство:
«От предела российской земли и до её окраин народ православный,
малые люди и великие, богатые и нищие, старые и юные обогатились богатым
разумом, от всем дающего жизнь и светом добромысленного согласия все озарились.
Хотя и из разных мест были люди, но в один голос говорили, и хотя несогласны
были удаленностью житья, но собрались на единый совет как равные».