Участники “круглого стола”:

Бызов Леонтий Константинович, кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Российского независимого института социальных и национальных проблем

Савельев Андрей Николаевич, кандидат физико-математических наук, эксперт Фонда “Русский проект”

Хохлов Андрей Анатольевич, кандидат социологических наук, директор Института стратегического проектирования.

А.Н.Савельев

Национальная консолидация связана с понятием “нация”. Поэтому следует различать общественную консолидацию и национальную. В первом случае мы имеем дело с широким кругом явлений, которые выражаются в большей степени как настроения – подчас очень кратковременные или связанные с тупиковыми стратегиями развития. Пример – консолидация вокруг идей “демократической революции” 1991 года, которые, надо отметить, имели мало общего с последующей политикой Ельцина, Гайдара и Черномырдина. Соответствующие настроения обусловили общественную консолидацию на очень незначительный промежуток времени и, не породив никакой долговременной перспективы, рассеялись.

Консолидация общества или нации всегда происходит вокруг идеи, символа или личности. Голосование за Путина на президентских выборах – это пример общественной консолидации, в которой угадываются элементы консолидации национальной. Вокруг личности Путина сформировалось такое символьное поле, которое отражают признаки формирующейся нации – прежде всего стремление к сохранению российской государственности.

Консолидация может происходить вокруг одной или нескольких элитных группировок, которые сформировали корпоративное согласие и стремятся расширить сферу своей деятельности до общенационального уровня, договорившись с другими группировками о некоем наборе идей, приемлемых для общества и интересов и стратегических замыслов этих группировок. Соответственно, речь идет не о собирании бесструктурной массы индивидов в нацию, а о создании сообщества корпоративных групп, обеспечивающих перспективную стратегию развития страны и контроль за массовым сознанием.

Национальная консолидация, по всей видимости, может выстраиваться только поэтажно – от местного и регионального, профессионального уровня корпоративности до общенациональной корпорации. Общественная консолидация может предполагать опору исключительно на настроение, разлитое в обществе, и опираться на прямое воздействие политического лидера или системы централизованной пропаганды на массы.

С.П.Пыхтин:

Многое в сегодняшнем дне России похоже на ситуацию 1925 года, когда продолжение прежней политической линии сохранялось по форме, а по сути начиналась ее последовательная трансформация и подготовка к масштабной чистке государственного аппарата и в целом – к перестройке всей государственной политики.

Сегодня мы видит то же самое – начало грызни в новой псевдоэлите (или контр-элите), которая начинает внутренние разборки вполне в духе сталинских 1925-1937. Сейчас Путин вполне в духе Сталина стравливает начальника Генштаба с министром обороны, одну часть приближенных олигархов – с другой, одну группу губернаторов – с другой. Следует рассчитывать, что мы идем к национальной консолидации, избавляясь от политической линии и политических персонажей, которые в прежние годы препятствовали этой консолидации и ставили обществу ложные цели.

Л.Г.Бызов

Сегодня в нашем обществе наличествует пассивная консолидация, при которой в обществе отсутствует раскол по существенным мировоззренческим установкам. Частично мы это наблюдаем сейчас – от периода раскола конца 80-х – начала 90-х мы перешли в ситуацию, когда существует система базовых ценностей, с которой согласно как минимум 70-80%. Прежде всего, это умеренный (пассивный) патриотизм, когда люди готовы принимать патриотические ценности на парадном уровне, но не готовы за них чем-то жертвовать. На втором месте – умеренное государственничество, в первую очередь в области экономики, когда люди считают, что государство должно заботиться о гражданах и взять под свой контроль основные функции жизнеобеспечения общества. Наконец, это признание того факта, что ценности, выдвинутые в начале 90-х годов, в частности – поверхностная демократия, мало чего дали. От этих ценностей не то чтобы готовы отказаться, но их отодвигают на второй план.

Пассивный характер консолидации приводит к тому, что люди хотят социальной справедливости, но собираются лишь наблюдать за тем, как государство будет обеспечивать эту справедливость.

Учитывая, что сложившаяся в 90-х годах система – это не Гусинский и Березовский, а также и 80% населения, так или иначе связанных с теневой экономикой, то наведение порядка в сфере налогообложения, касается не единиц. Но люди это не воспринимают, полагая, что их все это не затронет. Это пассивная консолидация.

В период правления Сталина наблюдалась активная консолидация. Возникла мощная социальная энергетика, которую Сталин оседлал, создал свою социальную базу и организовал насильственную консолидацию. На это у него ушло 10 лет – чтобы вырастить этот социальный слой, бюрократическую элиту. Этого хватило на 20 лет стабильной консолидации.

Сейчас мы не имеем слой социальной энергетики, на который можно опереться и рассчитывать не его активность. Это одна из самых главных проблем нынешнего режима.

А.А.Хохлов

Если мы понимаем национальную консолидацию как позитивную и имеющую перспективы форму организации общества и государства, то встает вопрос, какими способами и в каких обстоятельствах консолидацией можно управлять, оказывать воздействие на те или иные процессы и предотвращать негативные тенденции, которые вызревают внутри сообщества.

Я бы предложил разделить процесс организации общественной системы в соответствии с целями, поставленные стратегической элитой, и некоторой формой реагирования внешнего пролетариата, созданного воздействием более сильной группы стран (например, западных в отношении третьего мира). В последнем случае возникает исламский фундаментализм и некоторые другие формы реагирования, которые специалисты интерпретируют как формы интенсивной национальной самоорганизации дискриминируемых сообществ. Под прикрытием движения “внешнего пролетариата” некоторые группы стремятся войти на каких-либо ролях в сообщества стран-лидеров.

Применительно к России тема национальной консолидации связана с проблемой участия этнических групп и массой сопутствующих вопросов. Например, нужно признать, что в рамках России консолидация славян невозможна, поскольку славяне вне России политически маргинальны (и в этом я согласен с Цимбурским). Здесь консолидация возможна только на основе потворства элите, которая действует методом внутренней колонизации.

Я бы предпочел использовать термин “русская консолидация”, понимая под этим не искусственные формы объединения на основе уже не существующих стимулов (панславизма или панарийства), а подразумевает возвращение субъектности большой динамичной социально-политической группе. Имея в виду не всех, кого причисляют к русским, а те активные слои, которые не могут или не хотят объединяться по партийной принадлежности.

Лучшей формой национальной консолидации является создание динамичных социальных институтов, соединяющих локальные сообщества и верховную власть – президента. Без каких-либо посредников в лице элит, которым может быть отказано в праве на легитимность. Прямая аналогия с имперским периодом развития России - царь царствует, народ живет.

Термины “автократия”, “авторитаризм” мало что отражают в этом случае. Речь идет о процессе создания ясного образа и четкой формулы объединения сообществ, образующих русскую нацию.

Л.Г.Бызов

Мы переживаем глубокий национальный кризис. Пока процесс этногенеза в России идет очень сложно, и по целому ряду причин он даже прервался к середине века. Вся ситуация 90-х годов не может быть объяснена только процессами нескольких предшествующих лет. Причина – в глубоком этническом кризисе и потере нацией воли к своей исторической миссии, содержанию своего национального государства. Вопрос о том, насколько этот феномен преодолен, до конца не ясен. Можно сколь угодно обвинять политическую элиту в предательстве, но это не снимает с повестки дня проблемы русского этноса, который сам предал собственное государство. У русских не нашлось воли его отстоять, защитить свои исторические ценности в начале 90-х годов.

Советская власть в последние годы держалась за счет мощной бюрократической конструкции, но как только эта конструкция начала давать трещины, проявились все признаки национального кризиса.

Сегодня общество устало от перманентной гражданской войны, успокоилось и готово пассивно поддержать власть. Это можно выдать за общественную консолидацию. Но вопрос о национальной воле остается.

Политический лидер – второстепенен для национальной консолидации. Национальная консолидация – это прорывный проект, а не просто идея поддержания стабильности, которая сейчас существует во власти. Считают, что у России не может быть никакого прорывного проекта, что Россия вынуждена оставаться в том достаточно незавидном положении, в котором она оказалась. Но эта просто застойное согласия, которое к национальной консолидации не имеет никакого отношения.

Главная предпосылка – формулирование проекта модернизации, формирование социальной группы, которая могла бы стать локомотивом этого процесса. Такой группой может быть только достаточно энергичное сообщество, пассионарное в социальном и этническом плане. Пока такая группа не просматривается, хотя и есть некоторые предпосылки для ее возникновения. Если Россия столкнется с еще сильными испытаниями, сравнимыми с теми, которые выпали на ее долю в ХХ веке, то станет ясно, что внутренних сил, способных противостоять внешним вызовам у нас не просматривается. В этом смысле сегодняшняя консолидация обречена, если она не будет волевым образом продвинута на более высокую качественную ступень.

Русские люди достаточно разобщены. Либеральная идеология, когда во главу угла поставлено личное преуспеяние, это очень существенно. Поэтому пока, увы, нации и государству может быть отведена только второстепенная роль. Нация у нас пока может существовать только в форме нации-корпорации, когда каждый человек в первую очередь заинтересован в личном успехе и успехе своего ближайшего окружения, реализует локальные цели и локальные стратегии, а государство существует как производственная корпорация, которая помогает делать карьеру и добиваться результатов членам этой корпорации. Задача состоит в том, чтобы успех обеспечивался внутри страны, а ситуация 90-х, когда для очень многих возможность реализации была связана только с выездом за рубеж, была преодолена.

Я с сожалением говорю о либеральной функции государства и не считаю, что это хорошо. Но страна проделала большой и во многом катастрофический путь от условий XIX века – в результате формированного распада традиционного общества произошла глубочайшая индивидуализация. Это социальная реальность. Увы, восстановить государство в традиционной для России мессианской форме сегодня невозможно.

А.Н.Савельев

Идею личного успеха надо всячески поддерживать, но в определенных рамках – для экономически активных слоев. Напротив, попытка возвратиться к коллективистским идеям народничества лишь усиливает потребительские настроения среди пассивной части населения. Для нее должна быть идея социальной защищенности в обмен на честное служение, лояльность к государственной политике и активному слою населения. Кто имеет волю предъявить свои претензии на страну и стать ее хозяином, не должен стесняться ложными идеями всенародного блага, понятого как уравнительность и обеспечение лентяев и иждивенцев наравне с производящими слоями населения.

Народничество как ложная концепция национального единства исходит из неисчерпаемости духовных и физических сил русских, которые тяжелейшими испытаниями ХХ века серьезным образом подорваны. Народ уже перестал быть инициатором национального единства, и только принуждающая сила элиты (если таковая осознает свою функцию хозяина рачительного, владельца страны), действительно может обеспечить национальную консолидацию.

Пока народ был церковным, его единство достигалось общинностью. Сейчас народ стал городским и утратил привычные механизмы даже для низовой консолидации. Общество, лишенное возможностей нормального воспроизводства общинной среды, неизбежно разлагается до молекул. Именно поэтому столь популярными становятся либеральные индивидуалистические идеи. Российское общество массового потребления от этого конечно же не в состоянии выйти на потребительские стандарты Запада, но все время будет требовать от государства достижения этого уровня – даже в ущерб национальной безопасности. Индивидуализированные пауперы всегда будут требовать разделить национальное богатство – перестать тратить на оборону, снизить затраты на науку и культуру, направив средства на зарплаты и социальные пособия, разделив бюджет страны на индивидуальные потребительские корзины.

Только элита, осознавшая свои стратегические интересы, в состоянии ограничить охлократические устремления в народе, получив возможность формирования национальной демократии, нации как таковой.

Вопрос о национальном мессианизме, как консолидирующем явлении, должен быть в современном мире пересмотрен. Превращенный религиозный мессианизм становится у сегодняшних интеллектуалов и государственных мужей широко используемой метафорой “моста” – метафорой, означающей превращение России в перевалочную базу, в проходной двор между Европой и Азией (наиболее ярко этот тип евразийского мессианизма был представлен в работах академика Н.Моисеева). Другая форма мессианизма возникает в связи с попыткой найти внерелигиозную духовность общеевропейского типа, которая приводит к оккультизму и антиправославию, восстанию против предков и собственной истории. Это качество либералов-западников и германофильствующей части патриотической интеллигенции. Оно лишь внешне отличается от советского интернационализма – ложной формы мессианизма, требующего больших затрат на периферию и малые народы в ущерб национальному ядру и русскому государствообразующему стержню. В целом же идея “вхождения в Европу” мало чем отличается от идеи “содружества народов”, для которого в качестве идеальной модели выдвигается СССР. И то, и другое – разлагающе действует на национальное самосознание, а на доктринальном уровне прямо предполагает постепенное уничтожение русского народа (см. доктрину межнациональных отношений имени Рамазана Абдулатипова).

Для современной России и целей национальной консолидации русских чрезвычайно важна проблема деградации Москвы как мирового города и русского национального центра. Мощный отряд паразитического столичного чиновничества сообразно своим представлениям о духовности перекраивает облик столицы, сваливая в одну кучу храмы разных конфессий и помечая своими руками русские национальные святыни (скажем, как Лужков, рисующий крестики на фресках Храма Христа Спасителя). Здесь религиозный мессианизм подменяется фольклорной подделкой, приравниваемой бюрократией к развитию зоопарков и сети дискотек.

В плане формирования преграды для национальной консолидации ложные формы мессианизма дополняют русскую традицию миролюбия и добронравия – мессианскую всечеловечность, которая стала нам сегодня не по карману. Миролюбие обернулось для нас чудовищными жертвами Чеченской войны, прежде чем возникли самые начальные признаки национальной консолидации вокруг идеи достойного отпора врагу.

С.П.Пыхтин

Мы проиграли холодную мировую войну – это усваивается на аналитическом уровне, но не в русском массовом сознании до такой степени, которая была характерна, например, для немцев после Первой и Второй мировых войн. Результатом национальной катастрофы, возникшей в результате поражения Советской России в войне, является разрушение общества, построенного после 1917 года. Вместе с тем русская нация находится в стадии становления, хотя её государство разгромлено. Все это особенно остро ставит перед нами задачу национальной консолидации.

Между тем, вопреки задачам национальной консолидации имитируется демократия и населения раскалывается идеологически. Голосования последнего десятилетия показывают, что попытки найти консолидирующую идею наталкиваются на идеологические антагонизмы. Поэтому обеспечение национальной консолидации пока оказывается невозможным. Даже элиты, способной консолидировать общество, мы не имеем – есть лишь псевдоэлита, воровские шайки, выдающие себя за элиту.

В условиях разрухи есть только одна сила, способная обеспечить процесс подготовки к консолидации общества. Это диктатура государственной власти, которая обязана навязать разложившемуся населению и разрушенному обществу единую программу развития. Дай Бог, чтобы власть понимала конечную цель этого процесса. И пусть во власти, как в 20-е годы, внешне будут присутствовать приверженцы разного рода идеологической чепухи, но пусть идет процесс восстановления дееспособного государства.

Реальным фактором, который в состоянии обеспечить консолидацию, необходимо считать структуры власти. Рассчитывать на формирование гражданское общество в европейском его понимании не приходится - особенности развития России не позволяют ей создавать полноценные и эффективно развивающиеся элементы этого общества. Соответствующие функции в нашей стране всегда выполняли структуры государства.

Условием продуктивной работы власти может быть присутствие страха и наличие цели. Как только эти два рычага – позитивный и негативный – будут освоены властью, начнет вырабатываться энергия, необходимая для консолидации.

Списывать русское общество и представлять его в виде дряхлой старухи мне кажется неправильным. Историю делает не все население, а его малая часть – 10-15%, руководящих остальной пассивной массой. Институтам власти в России, чтобы разбудить русский оптимизм, достаточно обрести энергию, которая пока только имитируется. Представители власти должны понять, что для них не будет никакого другого капитанского мостика, и если они этот мостик покинут, то в другую команду их не возьмут и просто вышвырнут за борт.

А.А.Хохлов

Существует целый ряд проектов консолидации, которые вполне могут быть реализованы. Есть проект, например, либеральной диктатуры, проект “правой реакции” – столица переносится в Петербург или Новгород, идеологически осуществляется опора на исторический опыт Ганзейского союза, ликвидируются все пласты традиционного русского самосознания, и страна, оставшись численно в рамках 50-60 млн. человек, интегрируется в Северную Европу. Эта линия прослеживается от т.н. “панарийцев” до радикальных либералов, требующих модернизации с отказом от исторического прошлого. Есть разнообразные евразийские проекты, проект Pax Americana и другие.

Таким образом, мы видим, что группы аналитиков способны предложить и уже предложили ряд реализуемых проектов. Но как только предпринимается попытка сделать какой-либо практический шаг, он тут же встречает сопротивление русского сообщества. Наблюдается эффект “сжатия” сообщества (М.Ильин); оно начинает имитировать некоторые формы западной самоорганизации, стараясь приспособить их под свои содержательные цели (как это было в эпоху петровских реформ). Это вовсе не значит, что эти формы адаптируются. Сообщество просто выжидает, откладывая действительные преобразования до того времени, пока не появится элита, способная предложить свой проект.

Чрезвычайно опасны идеи национальной модернизации, которые все представляют собой тщетные попытки внешнего пролетариата (по отношению к странам-лидерам) догнать лидирующие страны. Это периферийная реакция, проявляющаяся внутри уже победившего западного сообщества, западного образа жизни, а вовсе не самодостаточная сила, проснувшаяся древняя культура, оппонирующая постлиберальному разложению Запада. То есть, модернизация есть окончательная капитуляция перед тем цивилизационным проектом, который был предложена западной демократии.

Я не стал бы категорично утверждать, что в России невозможная самопроизвольная национальная консолидация. Потому что конфликта ценностей при всей идеологической непримиримости все-таки не существует. Среди слоев российского общества есть потенциал побуждающего мотива к объединению. Но они совершенно справедливо ожидают высокой нравственной напряженности от той элитной группы, которая олицетворяет собой власть.

Когда национальную консолидацию кто-то персонально готов обменять на бутылку водки, мы иного ожидать от него не в праве. Он преследует свой личный интерес – так ведет себя и турок, и иранец, и китаец. Но если мы говорим с элитой, то в качестве “мечты” будут предлагаться конкретные политические и геостратегические цели. То есть, вопрос о национальной консолидации связан именно и только с консолидацией национальной элиты.

Российская элита – это не абстрактное понятие. Элита – это “группа товарищей”, которая внятно и конкретно озвучивает стратегические цели средней перспективы (глобальные перспективы остаются в рамках внутреннего дискурса данной группы). Например, речь идет о законах об образовании, о статусе русского языка, об экономических программах закрепления Дальнего востока в рамках России и т.д. Есть масса тем, которые актуальны, которые востребованы властью и на которые никакие пока никакие экспертные группы дать внятного ответа не в состоянии.

Если понимать под национальной консолидацией национальный диктат “группы товарищей”, которая включается в стратегическую элиту страны, то это вполне осуществимый проект. Если же говорить о стихийной организации русского этноса, то это – научная абстракция, противоречащая историческому опыту. Не могу согласиться и с тем, что общество может моментально развалиться на части, потому что сжатие русского сообщества естественен и соответствует подготовлению к новому масштабному рывку. Если Россия – сообщество, выходящее за пределы русской нации и государства, то данный проект более масштабен, чем столь популярный у нас проект западноевропейских националистов в виде либеральных идей и “панарийства”, а также евразийских интеграционных идей.

Мы в плену некоей моды. Внешний социологический срез показывает апатию населения, тенденцию к безразличному отношению к истории, но это не является трагической фатальностью. Вопрос о национальной консолидации должен быть направлен в адрес небольших мобильных групп, которые в настоящий момент ищут возможности для создания единого реалистичного проекта укрепления власти. Стратегическая элита в этом плане - это вопрос реализации политической воли, организационного ресурса и исполнительской дисциплины.

Действия в рамках ряда разрозненных проектов, сегодняшняя власть работает достаточно эффективно. Требовать от Путина какой-то особой харизматичности, метафизичности и национального гения неправильно. Он абсолютно техничен – он создает рамки, в которых возможна дискуссия о национальной консолидации: сохранение территориальной целостности, воссоздание вертикали власти, урезонивание фронды и ответ на геостратегию Запада, в которой места России нет. То есть, власть свои задачи выполняет, чего не скажешь об аналитическом сообществе, ставшем скопищем бездельников.

Сначала пришли крикуны, которых “зажимали”, “не печатали”. Им сказали: “Давайте тексты”. Текстов нет. Потом пришли лаборанты, которые “знают как”, которым “мешают старики”. Им сказали: “Берите все и правьте”. Они разорили все на свете. Далее пришли цеховики, которых тоже “зажимали” и “не давали развернуться”. Они разграбили остатки. Теперь общество перестало замечать этих борцов, эти квази-элитные группировки, зараженные пустыми разговорами о “правах человека” и “цивилизованном обществе”. Общество привыкло думать в других категориях.

Приведу пример из города Байкальска, где удалось восстановить обелиск в память первых поселенцев, большая часть из которых – солдаты русско-японской войны, лечившиеся там в госпиталях. Местные “богоносцы” на это сказали, что им наплевать на память предков. При этом реагировали так на простой тезис о том, что без уважения к памяти предков невозможно создать здорового общества и эффективной экономики. Большинство опрошенных считали, что вместо восстановления памяти предков надо увеличить пенсии и пособия по безработице.

Задача аналитического сообщества состоит не в том, чтобы возмущаться вполне адекватным ответам общества на бессмысленные вопросы, а в угадывании ожиданий и формировании общенациональной стратегии. Поэтому можно рассчитывать только на стратегическую элиту, которая приходит как Рюрик с варягами и навязывает свой образ жизни и свой образ действия. Если этот образ попадет в резонанс с внутренними чаяниями сообществ данной территории, то начнется самоорганизация, и этим процессом можно будет управлять.

Л.Г.Бызов

Попытки проведения модернизации страны и проведения централизованной политики, исходя из сугубо групповых представлений и групповых ценностей, наблюдались неоднократно. Первая была возглавлена в конце 80-х годов “Демроссией”, вторая – реформа группировки Гайдара. Сейчас централизация страны проводится ради реализации идеологии, четко выраженной в программе Грефа.

Дело не в качествах программы Грефа. Но для нее плоха Россия. Если подыскивать для этой программы достойный объект, то придется оставить от России только Москву и подводящие к ней топливные магистрали с Ямала. Все остальное – помеха на пути прогрессивных реформ.

Федерализация России вплоть до порога конфедерализации к концу 90-х годов – это ответная реакция национального организма, который не хочет заболеть целиком, когда намеренно заражают одну из его частей. Благодаря федерализации Россия сохранилась. Если бы реализовалась программа более жесткого продавливания либеральных реформ (а такие проекты были), то от страны мало чего бы осталось.

Мешает национальной консолидации недееспособность политической элиты, не способной предложить никаких внятных и разумных проектов. Харизматики для России не проблема. Проблема в том, чтобы за харизматиком стоял внятный социальный проект и под этот проект сформирована социальная база. Сейчас нет ни того, ни другого.

Перекладывание взад-вперед колоду московских политиков бесполезно. Нужно формировать элиту из молодых и активных регионалов. Это большая политическая работа, на которую должно уйти по самым скромным оценкам 5-6 лет. Но только сделав ее, можно приступать к прорывным проектам, которые только и могут служить средством национальной консолидации.

А.Н.Савельев

Сегодня есть те позитивные сдвиги в национальном самосознании, которые предшествуют национальной консолидации. Самими разными социологическими опросами последних лет отмечается последовательный возврат к русским архетипам и ценностям. В обществе уже доминирует представление об “особом пути” России. Идеи вхождения в общеевропейский дом и вписыванию в общемировую цивилизацию отошли, вымыты из общественного сознания в течение 5-7 лет.

Не так давно публиковались данные о взглядах московских старшеклассников, которые должны быть самыми космополитичными и либеральными, судя по созданной столичными властями и СМИ атмосфере. Данные показывают, что поколение “Пепси” умирает и на смену ему идет поколение Империи. Более половины опрошенных высказались за восстановление России в дореволюционных или советских границах. Примерно те же результаты и по ряду других вопросах, ответы на которые демонстрируют политический национализм и ориентацию на русские духовные ценности. Заметим, что эти установки сочетаются с достаточно ярко выраженным стремлением к личному материальному успеху. Таким образом, молодое поколение как раз и может составить социальную базу национальной консолидации, о которой мы говорили.

В консолидирующемся обществе неизбежно формирование образа врага. Причем врага доступного и зримого. Если для отпора американскому образу жизни у русских не хватает ни духа, ни силы, то в последнее время складывается образ другого врага – журналиста, который причастен как к обслуживанию враждебных русским интересов, так и с обманом общества, вылившимся в том, что стремление к демократии было подменено либеральным западничеством, разорением приватизации и национальным унижением.

Мне представляется такой разворот достаточно продуктивным – с одной стороны, враг выбирается по силе, с другой – возникает возможность введение стихии пошлости и измены в какие-то рамки. Сегодня, формирования своеобразного альянса президентской власти и населения против лживых СМИ может стать главной политической интригой. Информационное пространство (а за ним – и властное), так или иначе, должно быть расчищено для того, чтобы новый элитный слой мог быть сформирован. Собственно, мы видим, что в рамках проводимой Путиным Административной революции идет именно расчистка пространства под строительство институтов гражданского общества, для которого ельцинская эпоха просто не оставляла места.

Народ, отвечая на вопросы аналитиков “стакан налей – объясню”, ждет новых средств манипуляции, которые может ему предложить новый стратегический проект власти. Старые образы и либеральные ценности, очевидно, не могут его трогать. Массе нужны новые поводы для вдохновения, активным слоям общества – рациональные проекты. В целом нация консолидируется и сформируется именно новой инициативой власти, расчистившей пространство от фигур и информационных стандартов прежней эпохи.

А.А.Хохлов

Эпоха напряженного мессианизма русских, продолжавшаяся несколько веков, затем сменилась эпохой странствий. Идеологические формулировки – это тоже элемент странствий по идеологическим пространствам, для будущего они малозначительны. Эпоха странствий, к сожалению, обернулась эпохой эмиграции – не только выездом за рубеж, но и своеобразной эмиграцией страны из самой себя.

Закон эмиграции – максимальная интеграция в принимающую культуру в первом поколении, второе поколение – превращение эмигрантов в массу адаптантов, принимающих то, что есть (это ставят себе в заслугу деятели вроде И. Малашенко – мол, наконец-то люди стали принимать окружающее), а третье поколение начинают ощущать потребность в Родине. Последнее возникает несмотря на продуктивную мотивацию к достижению личного успеха и даже на наличие ценностной системы. В третьем-четвертом поколении потомки эмигрантов выдвигают свои проекты общественного развития и могут взорвать принявшее их общество. В этом смысле Россия обречена на возвращение в саму себя из внутренней эмиграции и эпохи странствий.