С.П. Пыхтин

Российское массовое сознание, в котором изредка пробуждается здравый смысл, убеждено, что кроме коммунистической, в России больше никаких иных партий вообще не существует. Другие организации, называющие себя партиями, хотя бы и формально зарегистрированные, представляют собой не более чем столичных головастиков. Что говорить о партиях, не представленных в нижней палате? Даже если взять Яблоко, ЛДПР или СПС - везде одно и то же. Хотя в столице какие-никакие партийные лидеры имеются, в провинции членов партии не сыщешь днем с огнем. Оттого-то законодательство, смирившись с неизбежностью, согласилось считать полноценным региональным отделением политического объединения даже организацию, состоящую из трех человек.

Таким образом, несмотря на многолетнее и страстное желание покончить с монополией КПСС, присвоившей себе в 1977 году конституционную привилегию быть единственной партией на одной шестой земного шара, за последние десять лет, несмотря на дарованное населению в 1990 году право иметь столько партий, сколько заблагорассудится, реальной многопартийности, да еще с массовым членством, так и не возникло. Откровенно говоря, существующее положение вещей, если смотреть на него с европейской точки зрения, представляет собой карикатуру на многопартийность. Ну не смешно ли: партия приобретает общефедеральное значение, если состоит из ста пятидесяти членов.

Вместе с тем состояние непрерывного партийного строительства, в котором, как ни странно, пребывали политически озабоченные граждане, деятельность которых по организации партий напоминала нечто вроде Сизифова труда, вполне устраивало федеральные власти все последние десять лет. По крайней мере со стороны правительства (согласно русской традиции правительством мы называем все органы, осуществляющие власть в государстве) не было ни одной законодательной инициативы, которая бы имела целью реализовать установленный в 1993 году конституционный принцип многопартийности.

Конституционный принцип и юридическая действительность нисколько не мешали друг другу существовать порознь. Да и первый "всенародно-избранный", по правде говоря, испытывал к партиям - всем без разбору, включая и тех, кто готов был вылизывать следы от его подметок, - большую неприязнь. Ему никакие партии были не нужны - ни массовые, ни диванные, ни виртуальные, существующие лишь в воспаленном воображении их лидеров, вроде небезызвестной "гуманистки" Новодворской или неистового "консерватора" Убожко.

В 2000 году ситуация изменилась. Институты власти, как теперь стало ясно, спят и видят такое время, когда в РФ возникнет небольшое число довольно многочисленных партий, которые будет не стыдно предъявить "цивилизованному человечеству". И у нас станет точно так же, как в Европе. Для упорядочения процесса, как и следовало ожидать, дело свелось к подготовке законопроекта о политических партиях. Видимо, на действительно важные шаги, которые должны видоизменить ситуацию, не хватило ни желания, ни сил. Ведь наличие на легальной политической арене множества партий только тогда имеет смысл, когда они встроены и в практику политической жизни, и в систему институтов государственной власти. Но на системный подход к решению проблемы никто не решился.

Кому была вручена судьба правовых алгоритмов партийного строительства? Министерству юстиции? Политическому департаменту президентской администрации? Президиуму Госсовета, сведущему во всех вопросах, какой бы ему не поручили? Нет. Забота о партиях, как ни странно, была поручена ЦИКу, который посмотрел на партии со своей колокольни.

Если бы составление проекта закона было поручено портным, главной темой оказалась бы партийная мода или партийный костюм, а если бы за письменным столом собрались дантисты - они бы во главу угла поставили способность политиков скалить зубы.

Вообще говоря, некая логика в конструировании партийной ориентации имеется: партии планируются как самодеятельные общественные институты, которые должны стать массовым корпоративными посредниками между гражданином и государством. Пока таких посредников нет, и конституционная декларация о том, что власть принадлежит народу и исходит от него, повисает в воздухе. Ее некому реализовать, разве что самим властным институтам.

Именно поэтому у нас нет и никогда не было правящей партии, действительно формирующей правительство по итогам общенациональных выборов. Но неоднократно делались попытки создать "партию власти", то есть партию, которая, ссылаясь на народный мандат, представляет бюрократию в законодательных органах. Сначала на такую роль была назначена "Демократическая Россия", затем "Выбор России", после НДР, теперь эту функцию исполняет "Единство". Но все они не могли не оказаться в довольно унизительном положении бедных родственников, всего лишь допущенных в господскую прихожую. И когда лидерам этих "партий власти" позволяли общаться с действительной властью на равных, они производили жалкое, смешное впечатление. Над ними зло потешались не только журналисты, но даже их партийные коллеги по парламенту.

Однако проблема, в которой оказалась наша страна, гораздо серьезнее. Она заключается не в том, что в силу каких-то субъективных, случайных обстоятельств у общества нет полноценных, дееспособных и самостоятельных партий, которые бы обладали социальной, а не бюрократической поддержкой. Скажем прямо - в России нет главного условия для полнокровной деятельности партий - политической жизни общества. А политической жизни нет именно из-за того, что нет общества как такового, ибо старое общество, которое называли "советским", погибло. Более того. Даже зачатки нового общества, которое постепенно создавалось на руинах прежнего, было уничтожено государственным переворотом 1993 года. Настоящая многопартийность после того, что произошло, стала невозможной. Ведь партии - производное не столько от социально-экономической структуры общества, сколько от целей развития и способов его достижения.

Таким образом, инициируя специальное законодательство о партиях, государственная власть делает стратегически опрометчивую, а тактически преждевременную попытку создать субъект политической жизни до того, как возникнет, сложится и придет в состояние относительного равновесия само общество.

Не так уж ошибались идеологи и политики коммунизма, внедрившие однопартийность при социализме где юридически (СССР, Монголия, Албания), где фактически (Китай, ГДР, Чехословакия)? Ведь если общество строит коммунизм или социализм, множество партий - нонсенс, лишь мешающий движению к намеченной цели. Если у общества нет разногласий в том, что является целью развития, то многопартийность даже вредна. Когда однопартийная система стала восприниматься в России как недостаток? Только после того, как КПСС, по сути дела, отказалось от своей цели - построения в стране коммунистических отношений. Поэтому многопартийность тогда становится возможной и даже необходимой, когда у общества нет или исчезла ясно поставленная и всеми его частями разделяемая цель развития или если при достигнутом согласии относительно цели имеются существенные разногласия из-за средств его достижения.

Наше государство находится в таком положении, когда совершенно беспредметны любые споры о средствах достижения цели развития. Во-первых, из-за отсутствия согласия о целях с политической элите. Если бы надо было выбирать не государственные символы, а символ существующего положения, то им мог стать лебедь, рак и щука, персонажи известной Крыловской басни. Во-вторых, повторимся, из-за того, что в России не сложилось самого общества. Прежнее в 1989 году приказало долго жить, а нового нет до сих пор. Оно еще только создается и конца этому процессу не видно.

Сама КПРФ, единственная партия, ныне отвечающая этому званию по всем формальным параметрам, существует в этом качестве не потому, что массы их сторонников, исчисляемые миллионами, воодушевлены коммунистической доктриной или марксистскими лозунгами. Как раз наоборот. За нее голосуют остатки старого, погибшего общества, которое все еще сохраняет верность прежним принципам и которое отождествляет с ними российскую компартию. Но понимают ли они сущность коммунизма или настоящий смысл того, что подразумевали основоположники под словом "пролетариат" - большой вопрос.

Остальные партии, присутствующие на политической арене, делятся на три части.

Одну представляет "партия власти". При этом не имеет значения, как ее называют в день выборов. Это происходит оттого, что значительная часть избирателей, принципиально не имея политической ориентации, механически голосует за тех, в чьих руках власть. Именно их голоса приобретают премьер-министр или президент, когда им приходится рядиться в партийные одежды. Но стоит им потерять портфель или должность, как любовь народа превращается в мираж. Она тут же переходит к их преемникам. Дело не в раболепии и не в страхе перед властью. Просто работает логика здравого смысла - "от добра добро не ищут". Другую часть составляют политические представители социальных слоев, ощущающих себя в современной России господами положения, поскольку сбылись их мечты и устремления. Они выиграли и от приватизации, и от распада страны, от падения коммунистического режима. Они если и встанут при публичном исполнении музыки Александрова, но будут делать это "с большим отвращением". В третьей группе находится только ЛДПР, единственная партия, название которой не имеет ничего общего с ее природой, но которую возглавляет настоящий партийный вождь Ему нельзя отказать ни в таланте публичного политика, ни в качествах настоящего уличного оратора, ни в способностях подлинного представителя городского плебейства. Таких деятелей больше нет нигде. Потенциал этой партии велик, но невелика его результативность.

Если бы выборы по партийным спискам состоялись в декабре 2000 года, голоса избирателей распределились бы следующим образом:

По данным независимого исследовательского центра РОМИР. Исследование было проведено по всероссийской репрезентативной выборке в 41 субъекте федерации (N=2000, 201 точка опроса). Названия социальных групп принадлежит автору.

Какими бы разными ни были указанные партии, все они занимаются одним и тем же - формируют и выражают политическую волю граждан, участвуют в выборах, представляют интересы тех, кто за них голосовал, в законодательных органах власти и органах местного самоуправления. Иначе говоря, они делают как раз то, что еще только сформулировано в проекте закона о партиях. Отсутствие закона о партиях им нисколько не мешает. Другое дело, что всех членов партий, вместе взятых, не больше чем один миллион человек из 107 миллионов, составляющих российских электорат.

Зачем, в таком случае, необходим специальный закон о партиях, если и при имеющихся в наличии правовых актах они существуют вполне сносно? Почему принятие подготовленного законопроекта с немыслимым единодушием воспринято всеми партийными лидерами, представленными в парламенте? Если существующее положение вещей не устраивает новое правление, возникшее с приходом нового президента, то почему с этим согласны все партии? А если новый законопроект устраивает все партии, то что принципиально нового в нем содержится? Напрашивается предположение, что под видом нового слова в партийном законотворчестве предъявляется уже существующая схема, проверенная временем.

А что происходит в действительности? Появление в Конституции 1993 года тезиса о "многопартийности" было не более чем возведением в норму права протестного настроения, манифестировавшего на улицах и в прессе по поводу статьи 6 Конституции СССР. В создании множества партий были заинтересованы, как показало время, не массы населения, а политически озабоченные интеллигентские круги, настроенные антикоммунистически или некоммунистически. С 1990 года, когда свобода партийной деятельности стала фактом, они создали чуть ли не 2000 политических организаций, из которых на последних парламентских выборах могли претендовать хотя бы на одно место в нижней палате, если бы не существовала 5-процентного барьера, только 19 общественно-политических объединений.

В партийном калейдоскопе можно усмотреть, как минимум, две стороны. Либо многопартийность в собственном смысле слова, то есть формальное наличие на политическом ринге более чем двух партий, либо множество партий с массовым членством в них. Первая возможность реализована и так. Для этого никаких особенных законов не потребовалось. От второй возможности отказалось сами граждане. Они так и не выстраиваются в очередь за получением партбилетов, какую бы партию им не предложили.

Вместе с тем, как показывают результаты трех парламентских всероссийских выборов (в 1993, 1995 и 1999 годах), избирательному корпусу все равно, с какой партией он имеет дело, когда приходит время голосовать. Он голосует за них вне зависимости от того, числится ли в них миллионов или 250 человек. И в самом деле, если партии необходимы только для того, чтобы принимать участие в выборах, выражать политическую волю и представлять интересы избирателей в представительных органах, никакая массовость вообще не нужна. Массовость партий была объективно необходима в прошлом, когда ею компенсировался недостаток денежных средств и средств информации. Теперь их вполне может заменить система массовых коммуникаций - телевидение или интернет. Десяток идеологов и публицистов, два десятка ораторов, несколько сотен публичных деятелей, которые могут заседать в парламентах - этого набора вполне достаточно, чтобы не ударить в грязь лицом при исполнении социальной функции, которая может выпасть на партию любой ориентации.

Для чего же, в таком случае, возникает инициатива по созданию специального законодательства о партиях? Чтобы утвердить многопартийность? Но это уже сделано Конституцией - актом прямого действия. Чтобы урегулировать деятельность партий? Но она и так урегулирована рядом федеральных законов об общественных объединениях, разновидностью которых партии как раз и являются. Неужели недостаточно, чтобы законодательно урегулировать некоторые пробелы, внести поправки и дополнения в уже действующие законы?

Невольно напрашивается иной ответ. В действительности под благовидными предлогами с одной стороны создаются законодательные барьеры для возникновения новых политических организаций, которые могли бы составить конкуренцию уже существующим партиям, а с другой - новое законодательство призвано вооружить исполнительную власть формально-респектабельным инструментарием для давления на партии, если их деятельность станет неугодной или даже опасной.

Подчеркнем еще раз: многопартийность сама по себе бессмысленна. Она приобретает смысл только в двух случаях: если выборы проводятся по партийным спискам и при этом обеспечивается свободное волеизъявление граждан и если партии, добившиеся большинство в представительном органе, формируют исполнительную систему власти. Если же политическая система не предполагает ни первого, ни второго, а именно такая модель и реализована в результате событий 1993 года, законопослушное существование партий рано или поздно сведется к декору, а их авторитет и влияние постепенно сойдут на нет. Иначе говоря, пока политический класс страны не приведет в соответствие с принципом многопартийности систему, структуру и взаимоотношения различных институтов власти, а также избирательную систему, корпеть над законом о партиях - зряшное дело.