Журнал «Золотой Лев» № 137 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Пока наружу не вырвалось пламя кризиса

 

На наших глазах обстановка в стране стремительно меняется. Всем ясно, что будет в политике РФ весной 2008-го. Здесь – полная стабильность и предсказуемость. Но она уже не спасает от растущих экономических проблем. Именно они, а никакая не «оранжевая революция», реально угрожают существованию Российской Федерации. Владимир Путин, соглашаясь занять пост премьер-министра, взваливает на себя неимоверно тяжкую ношу.

Проблемы, возникшие в экономике РФ на исходе 2007 года, далеко не случайны. Кризис ликвидности наших банков, взлет цен на продовольствие и всплеск инфляции – явления глубоко взаимосвязанные. Во избежание худшего исхода необходимо немедленно принимать реальные антикризисные меры. Политтехнологии и «пиар» здесь бессильны.

Участники дискуссии:

Андрей Кобяков, кандидат экономических наук, доцент МГУ имени Ломоносова, соредактор Русской доктрины, руководитель интернет-журнала RPMonitor.

Леонид Пайдиев, кандидат экономических наук, советник Германо-русского философского сообщества.

Максим Калашников, писатель-футуролог.

 

КОГДА «ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ» НАХОДИТСЯ ЗА РУБЕЖОМ

 

Максим Калашников: Как-то очень быстро во второй половине 2007 года экономическая стабильность в РФ оказалась под ударом. Появились проблемы с ликвидностью у банков, ухудшились условия по ипотеке, подскочили цены на продовольствие, кривая инфляции пошла вверх... Кажется, это – первые «звоночки» перед гораздо более тяжелым кризисом.

 

Андрей Кобяков: Вывод очевиден. Основа основ любой современной экономики – сильная банковская система. За все годы реформ в России ее так и не удосужились создать. Банки РФ мелки, самые крупные из них не входят даже в двадцатку крупнейших банков в мире. Тогда как банки КНР уже совершили прорыв в мировую банковскую элиту: в первой глобальной двадцатке по рыночной капитализации – четыре китайских банка, по размерам собственного капитала – два, по величине активов – один.

РФ – финансовый карлик. У нас не стали создавать сильные финансово-промышленные группы и многопрофильные конгломератные компании во главе с мощными банками, как это делали японцы в 1950-1960-е годы или корейцы на десять лет позже. Возьмем список ста крупнейших компаний мира по версии журнала Fortune. В нем мы обнаружим пять-шесть разных формально самостоятельных компаний, в имени которых фигурирует слово Mitsubishi: Mitsubishi Motors, Mitsubishi Construction, Mitsubishi Shipbuilding и т.д. А контрольные или блокирующие пакеты акций в этих компаниях держит головной банк Mitsubishi UFJ Financial Group (в прошлом – Bank of Tokyo Mitsubishi), который и сам входит в этот список, а также в десятку крупнейших банков мира.

Таким образом, один банк контролирует все эти компании. В свою очередь, сами компании выступают акционерами головного банка. Такая вот сильная и замкнутая система получилась. Заметим, что строительство таких конгломератов осуществлялось сознательно при направляющей и организующей роли государства. Подобный «госкапитализм» обеспечил рывок в развитии Японии и Южной Кореи.

Что такое финансовая система Японии? Это – полтора десятка сверхкрупных банков, каждый из которых контролирует группу мощных научно-промышленных корпораций. Ниже (следующий слой) находится триста региональных и муниципальных банков, которые обслуживают правительственные и административные программы и систему межбюджетных расчетов. А еще ниже – система почтовых банков для граждан, где проценты на вклады не начисляются, но зато (за счет стопроцентного резервирования) обеспечивается полная сохранность сбережений граждан. И эта система успешно работает. Мощная финансовая система создавалась искусственно, как результат государственной политики. Именно «госкапитализм» позволил японцам выдержать кризис начала 90-х годов, а южнокорейцам – кризис конца 1997 года. Вдумайтесь: японская банковская система устояла при том, что на ней повисли «плохие», безнадежные долги более чем в триллион долларов. Назовите такую цифру российскому банкиру – он же повесится! Вся банковская система РФ погибнет при десятикратно меньшей сумме невозвратных ссуд.

Наши банки в 90-е годы не занимались собственно банковской деятельностью. Ну, обслуживали конкретные компании, были их «карманными банками». Появились тысячи мелких «банков», обслуживающих какие-то сегменты отдельных операций. Считать их кредитно-депозитными учреждениями нельзя. Они не в состоянии давать большие долгосрочные кредиты: это мог и может позволить себе лишь большой квази-государственный Сбербанк. В то время как японские и корейские банки, скажем, в состоянии мобилизовать ссуды в десятки миллиардов долларов, когда в Латинской Америке тамошние национальные банки развития могут обеспечить «длинные» займы в миллиарды «условных единиц» по льготным процентам, в России нет ничего подобного. И только недавно, с громадным запозданием, власти РФ решили создать, наконец, Российский банк развития.

Поэтому кризис ликвидности банков в РФ был предопределен. Откуда наши банкиры черпали «длинные деньги» в последние годы? Откуда взялся расцвет потребительского кредитования, почему стал развиваться ипотечный кредит? Очень просто: деньги наши банки занимали на международном рынке. Как только из-за кризиса в США (кризиса ипотечных ценных бумаг и спровоцированного им кредитного кризиса) этот источник пересох (взлетели ставки на международном кредитном рынке), начался банковский кризис и в России. Деньги стало неоткуда черпать! За все годы с начала реформ в 1992 году так и не был создан альтернативный источник кредитных ресурсов внутри самой РФ. И вот пришла закономерная расплата.

 

Максим Калашников: То есть, без станового хребта экономики – сильной банковской системы – РФ не смогла создать конкурентоспособного сельского хозяйства, попала в опасную зависимость от импортного продовольствия. И как только последнее стало дорожать, страна испытала удар инфляции. А плюс к этому, получила зримую перспективу банковского краха.

 

Леонид Пайдиев: Без развитой и эффективной банковской системы не будет нормального сельского хозяйства, не будет куска хлеба на столе. Любое государство, стремясь подняться, всегда строило систему неинфляционной «накачки» экономики ликвидностью. Самый яркий пример того – Германия. Создавая Второй рейх, канцлер Бисмарк во второй половине XIX века построил такую систему во главе с Рейхсбанком, подчиненным правительству. Как только немцы потерпели поражение в Первой мировой (1918 г.), по требованию держав-победительниц Рейхсбанк был сделан независимым. В этом международный финансовый капитал видел гарантию того, что Германия останется слабой. Но как только Гитлер пришел к власти, он тут же подчинил Рейхсбанк правительству. После второго разгрома Германии (1945 г.) ее центральный банк опять превратили в независимый и только сейчас, с тяжелыми муками, немецкое государство снова подчиняет его себе[1].

Центральный банк должен создать источник кредитов для производства. Если он этого не делает, то вся страна (и ее частные банкиры, и ее промышленники, и ее аграрии) вынуждены на пузе ползти к иностранным заимодавцам, выпрашивая кредиты. Вопрос кризиса в такой финансово несуверенной стране (кризиса в любой сфере деятельности – политической, экономической, социальной, продовольственной) – это вопрос доброй или злой воли зарубежных кредиторов.

Центробанк РФ источника финансовой независимости страны не создал. Отечественные банкиры за ликвидностью вынуждены ходить на поклон к иностранным банкам. Вот и случилось то, что должно было случиться.

 

Андрей Кобяков: Это совершенно практический вопрос экономического суверенитета. Есть важное экономическое понятие: «кредитор последней инстанции», lender of last resort. Именно «кредитор последней инстанции» в состоянии создавать кредитные ресурсы. И именно наличие или отсутствие такого «кредитора последней инстанции» у страны определяет наличие или отсутствие у нее финансового суверенитета. Где он находится для Российской Федерации? Если в ЦБ РФ – одно дело. Если за границей, то совсем другое. Так кто для нынешней России – кредитор последней инстанции?

 

Леонид Пайдиев: Федеральная резервная система (ФРС) США!

 

Максим Калашников: В самом деле: именно туда де-факто перекачиваются так называемые золотовалютные резервы РФ, ее Стабфонд. Парадокс: страна, используя потоки нефтедолларов, могла бы выстроить систему крупных национальных банков развития, завоевав истинный суверенитет, дав реальному сектору источник «длинных кредитов». Но ведь нам говорят, что накачка экономики деньгами вызовет дикую инфляцию! Мол, все равно все выплеснется на потребительский рынок. Таков лейтмотив речей вице-премьера и лидера «экономического блока» А.Кудрина.

 

Леонид Пайдиев: Нужен не только источник ликвидности, но нормальные каналы вброса денег в экономику. Конечно, если просто печатать рубли, разбушуется гиперинфляция. Однако мировая практика знает немало методов неинфляционной накачки ликвидностью. Ваш покорный слуга об этом немало писал. Есть схема переводных векселей, препятствующая попаданию наличных денег на потребительский рынок до тех пор, пока под них не создастся новое товарное покрытие. Это и ипотека американского образца, которой в РФ не создано. В общем, технологии есть. Но в России их как не применяли, так и не применяют. И вот абсурдный итог: страна разбухла от нефтегазовых доходов, но взять в ней ссуду под низкие проценты можно только, например, в чешском банке, но никак не в отечественном.

Что такое сельское хозяйство и торговля продовольствием? Громадный потребитель кредитных ресурсов просто в силу сезонного характера производства. Кроме того, большие объемы продовольствия в стране должны скупаться и ложиться на склады (как стратегические запасы) ради обеспечения продовольственной безопасности страны. Есть запасы – есть возможность пережить неурожайную пору или устроить товарную интервенцию на рынках. И для успешного развития сельского хозяйства, и для создания продовольственных резервов опять-таки необходимы «длинные кредиты».

Но если их источники – за пределами РФ, то именно там и находятся «рубильники» для включения кризиса в стране. Понимаете: у нас нет ни источника ликвидности, ни системы для неинфляционной раздачи денег, ни механизма борьбы с возможным банковским кризисом. Если «последняя кредитная инстанция» за пределами РФ пожелает, она в любой момент может подтолкнуть Россию к коллапсу.

То же самое было и накануне финансового краха 1998 года. Помните? Расчеты в экономике остановились, коммерческие банки не имеют средств. Центробанк печатает рубли и раздает их комбанкам. Но те моментально скупают на эмитированные рубли валюту и вывозят ее за границу. Что дальше? Цены в РФ взлетели выше крыши, государственный бюджет пуст, в стране нет валюты для обеспечения критически необходимого импорта, расчеты парализованы…

 

Максим Калашников: Мы тогда всерьез опасались нарушения продовольственного снабжения больших городов из-за прекращения импорта провианта, отказа регионов перечислять налоги Центру, социальных взрывов и вспышек сепаратизма. И думали: устоит ли Российская Федерация? Получается, что подобное может произойти снова…

 

УГРОЗА «НОВОГО 1998-ГО»

 

Леонид Пайдиев: Вот именно! Для «нового 1998-го» нет никаких помех. Банковская система РФ вполне может обанкротиться, если ей просто не дадут перекредитоваться на Западе. Это может случиться из-за кризиса ликвидности в мире. Но может стрястись и по иной причине. Банки РФ (если верить отчетам Центробанка) набрали огромный объем займов – 130 миллиардов долларов. В основном это «короткие деньги», поэтому платежи по кредитам в 2008 г. составят 48 миллиардов. Добавьте к этому общую задолженность крупных компаний в РФ, что превышает 300 миллиардов долларов (среди которых – и «Газпром», и «Роснефть»). Вы представляете, что может стрястись, если нам не дадут новых ссуд на Западе?

Конечно, часть этих долгов – российского происхождения. Просто их владельцы, убегая от налогового гнета в РФ, вывезли свои прибыли на Запад и придали им форму зарубежных кредитов. Но, во-первых, эти якобы западные кредиты все же невелики по объему в общей массе задолженности банков и корпораций РФ. А, во-вторых, любые деньги, пришедшие из-за рубежа, остаются иностранными, невзирая на их реальных владельцев. Ими все равно управляют с другого «пульта». Российских хозяев этих денег всегда заставят поступать так, как выгодно западной финансовой элите.

 

Максим Калашников: Действительно, признаков приближения «98-го на новый лад» хватает. Например, лихорадочная закачка в банки средств бюджета, запланированных на приоритетные нацпроекты и федеральные программы развития. Так власти пытаются побороть кризис ликвидности. Но хватит ли этих ресурсов? И не будут ли они, как накануне августа-98, конвертированы в валюту и вывезены за рубеж?

Сдается, что страна в очередной раз может пасть жертвой «либерального фундаментализма». Ну, скажите на милость: почему взять десятки миллиардов долларов кредитов в европейских банках на постройку новых трубопроводов «Газпрома» (да еще и под большой процент!) – это рыночно, а занять те же суммы для того же самого у собственного государства – нерыночно? Почему лучше отдавать сотни миллиардов «у.е.» с процентами на Запад, чем возвращать их Российской Федерации? Почему рыночным считается попадание страны в опасную зависимость от внешних сил?

 

Андрей Кобяков: Да, логика выходит странной. Получается так: собственные кредитные ресурсы мы не создаем, своего «кредитора последней инстанции» и суверенной финансовой системы мы не отстраиваем. То есть, государство собственными руками толкает российских хозяйствующих субъектов вынужденно кредитоваться за рубежом. Но раз так, то не следует удивляться тому, что экономическая безопасность РФ совершенно не обеспечивается. Что с середины 90-х годов наши города на 60-80% зависят от импортных потребительских товаров, и прежде всего – от заграничного продовольствия.

На какое-то время после девальвации 1998 года зависимость от импорта снизилась (стало выгодно производить свое), появилась надежда на подъем отечественного производства. Правительство Примакова заморозило тарифы естественных монополий – и в 1999-м мы получили рост промышленного производства в 17,5%. Но теперь эта возможность утрачена: импорт всевозможных товаров в РФ нарастает форсированными темпами. Теперь снова выгоднее закупать за рубежом, чем работать самостоятельно. Страна вновь попала в опасную зависимость от привозных продовольствия и потребительских товаров. И если бы не рост нефтяных цен с 2000 года, РФ давно испытала бы новый кризис.

Россия не смогла воспользоваться той паузой «после девальвации», что давала нам пусть не качественную, но ценовую конкурентоспособность. А ведь тогда общество готово было принять некие форс-мажорные действия: силовое перераспределение нефтяной выручки на программы модернизации производства, на создание новых конкурентоспособных производств. Можно было, наконец, заставить крупные корпорации диверсифицировать свои активы, вложиться в создание несырьевых мощностей.

А что получилось? Экономика РФ за почти десять минувших лет сохранила свой сырьевой, отсталый характер. И деградация отраслевой структуры экономики только усугубляется. Куда сегодня идет львиная доля инвестиций? Да в те отрасли, что закрепляют сырьевую отсталость: в добычу сырья, в отрасли первого передела…

 

Максим Калашников: Могу проиллюстрировать тенденцию наглядным примером. В отечественную электронную отрасль, например, планируется инвестировать всего около 2 миллиардов долларов из всех источников в 2008–2011 годы. В 2012–2015 гг. – еще 2,5 миллиарда. А в сочинскую Олимпиаду – почти 15 миллиардов! Сравнивать инвестиции в электронику РФ (основу основ инновационного развития) с вложениями в нефтегазовый сектор – только плакать. Да что там! Россия вкладывает в электронную индустрию намного меньше, чем Китай (37 миллиардов долларов в 2006–2010 гг.), чем частные корпорации. Ежегодные вложения электронных компаний в науку и производство колеблются от 5,5 млрд долларов у Intel и Samsung до 1 миллиарда у Matsushita.

Это – наш национальный позор…

 

Андрей Кобяков: Мы фактически ведем дело к закреплению регрессивных структурных перекосов в экономике РФ. Стоит ли говорить, насколько сырьевая экономика подвержена кризисам из-за того, что зависит от колебаний мировых цен на сырье? Я не знаю другого примера того, как правительство, находясь в таком благоприятном положении для проведения структурной политики, как правительство РФ после 1998-го, упустило бы такой великолепный шанс.

Ситуация с развивающими инвестициями у нас остается очень плохой. Причин тому много, но есть две главных. Во-первых, собственники в РФ испытывают недостаток легитимности своих прав на собственность. Понимая, что в любой момент могут ее лишиться, они не делают долгосрочных вложений. Им главное – варварски, не думая о завтрашнем дне, выжать как можно большую норму прибыли здесь и сейчас. С другой стороны, есть проблема качества самих собственников. Но это – отдельная большая тема.

Такая регрессивная экономика по определению опасна обвалами и кризисами. Надеяться в таких условиях на чисто рыночные методы оздоровления – несусветная глупость. И такую экономику легко дестабилизировать воздействиями извне.

 

МОМЕНТ ИСТИНЫ

 

Максим Калашников: Кстати, вполне реальный вариант западников: в ответ на попытки Москвы использовать газовые аргументы в политике – пригрозить ей «костлявой рукой» голода. Мол, чего стоят ваши великодержавные амбиции, если РФ зависит от привозного продовольствия? Впрочем, как и от западных кредитных ресурсов…

 

Леонид Пайдиев: Нужно отметить, что рынок продовольствия в мире контролирует малое число игроков, причем контролирует политически. Им легко свалить неугодное правительство. В 1981-м Египет испытал трудности с закупками зерна – и режим Анвара Садата сначала зашатался, а потом и сам египетский лидер был убит. Сегодня от импорта продовольствия критически зависит РФ. Выводы, как вы понимаете, напрашиваются сами собой.

Рынок продовольствия подвержен колебаниям, он управляем. Примечательно, что уже летом 2007-го стало ясно, что в мире грядет рост цен на продовольствие. Во-первых, в США и Европе снимались субсидии на экспорт продовольствия. Буш объявлял о расширении использования этанола в роли моторного топлива. То есть, о сокращении производства зерновых и расширении посевов технических культур. Цены на продовольствие в мире растут по объективным причинам: падение курса доллара провоцирует рост цен на биржевые товары: на нефть, металлы, продовольствие, и в частности – на зерно. Операциями с биржевыми товарами занимаются финансовые спекулянты. Рынок продовольствия неэластичен, контролирует его ничтожное число игроков. Понятно было, что спрос на товарные фьючерсы на биржах со стороны всех финансовых институтов, желающих захеджировать валютные риски в условиях кризиса, набирающего обороты с конца лета, обеспечит гарантированный рост цен на все биржевые товары, в том числе и на продовольствие (зерно, какао-бобы, мясо). А если вспомнить, что «горячих», спекулятивных долларов в мире гуляет более триллиона, то не предвидеть взвинчивание цен на продовольствие могли только безнадежно некомпетентные люди.

Многие предупреждали об этом правительство РФ. Но оно не хотело замечать проблемы. А ведь можно было не лихорадочно замораживать цены на еду (как сейчас), а загодя законтрактовать продовольственные поставки – чтобы поддержать малоимущих. Ввести, как на Западе, систему продовольственных талонов для «отоваривания» в крупных торговых сетях. (А большинство граждан РФ получает зарплату только на уровне физического выживания). И нужна была вторая часть мер, направленных на продовольственную безопасность – уже не экстренного, а стратегического характера. Имеющиеся у государства финансовые резервы – отчасти направить на аграрную программу: закупать племенной скот, ограничить экспорт удобрений (платить деньги их производителям), нанимать иностранных специалистов, чтобы ставить передовой агробизнес. Словом, делать все для насыщения рынка отечественным продовольствием: смотри опыт Российской империи и сталинского СССР.

Наконец, нужно было загодя пресекать спекуляции продовольствием. На чем они базируются? На кредитах. Самое простое: обзвонить из Центробанка все относительно крепкие банки РФ, обладающие кредитными ресурсами, и предостеречь от сотрудничества со спекулянтами.

Теперь возможности превентивных мер упущены. Чем кончится попытка замораживания цен в РФ, всем понятно. Вспомните репризу Райкина: «Пускай всё будет, но пусть чего-нибудь не хватает».

Можно сделать вывод: сегодня наступает «момент истины» для той политики, что проводилась с 1998 года. А, по большому счету – с декабря 1991 года.

 

Андрей Кобяков: Сегодня все говорят – «продовольственная безопасность». Открыла ее для себя и наша Дума. Но где объективные критерии такой безопасности? Нет таковых. Они – в том раскладе, что должен существовать в умах государственных мужей. Проблема ведь состоит не только в том, что могут взлететь цены на продовольствие и что бедные не смогут его покупать – есть и вторая часть продовольственной безопасности. Ведь нам могут и не продать продовольствия, даже за большие деньги! Разве нет таких явлений, как экономическая или продовольственная блокада? Многие страны их боятся и делают все, чтобы себя подстраховать. Например, высокоразвитая Япония. Ее сельское хозяйство, со всех точек зрения, неконкурентоспособно, японцам приходится покупать рис у своих крестьян втридорога по сравнению с мировыми ценами, тратить огромные деньги на поддержку села. По логике некоторых отечественных «рыночников» японцы должны бросить это дело и покупать продовольствие за рубежом. Ведь так вроде бы выгоднее.

Но на деле японцы стоят за своих аграриев насмерть. Блокируют все переговоры в рамках ВТО, где ставится вопрос об отмене дотаций японского государства японскому крестьянству. Дошло до того, что японцы объявили свое село, свой самобытный сельскохозяйственный уклад культурной ценностью, подлежащей охране со стороны ЮНЕСКО и на содержание которой необходимы большие дотации. Фермерство в Японии никогда не станет конкурентоспособным: земли отчаянно мало, кроме того из-за особенностей рельефа приходится возделывать террасированные склоны гор, где нельзя использовать крупную технику. Без поддержки правительства японские фермеры разорятся в первый же месяц.

Почему правительство Японии поддерживает заведомо неэффективное сельское хозяйство страны? Оно обеспечивает продовольственную безопасность. Хотя бы на 78%, но японские аграрии обеспечивают продовольственный рынок страны. Японцы не хотят тотально зависеть от иностранных поставщиков продовольствия.

А что в РФ? Продовольственная безопасность ее нарушена по всем понятиям. Зависимость от импорта съестного – более 50%. И тут для меня возникает вопрос, совершенно неразрешимый с точки зрения здравого смысла и логики: почему мы так рвемся вступить в ВТО?

 

ЗАЧЕМ РФ ВТЯГИВАЮТ В ВТО?

 

Максим Калашников: В самом деле, зачем власти РФ, буквально срывая ногти, карабкаются в ВТО? Ведь уже многие говорят о том, что вступление в эту организацию может вызвать тяжелейшие последствия для страны. Не потому ли, что на Западе сказали, что это хорошо? Не оттого ли, что наша «элита» пользуется западными теориями, не замечая своих ученых?

 

Андрей Кобяков: Вот уже несколько лет я нахожусь в постоянной дискуссии с людьми, которые у нас отвечают за вступление РФ в ВТО. Напомню, что эта миссия была возложена на заместителя министра экономического развития и торговли г-на Медведкова. Мне случалось полемизировать с его заместителями и руководителями департаментов в прямом эфире и «Радио России», и «Немецкой волны». Теперь они не особенно хотят со мной общаться.

Помню совещание в Торгово-промышленной палате РФ лет семь лет назад, посвященное присоединению России к протоколам ВТО, связанным с высокотехнологичной продукцией. Там присутствовали руководители профильных департаментов МЭРТ и Миннауки. Спрашиваю у них: «А в ваших ведомствах кто-нибудь собирает информацию о том, какой баланс выгод и убытков получит страна от присоединения к подобного рода протоколам?». А мне в ответ: «Ну разве это можно сделать?». Тут я просто вознегодовал. Вот, говорю, спросите у сидящего в зале представителя компании Hewlett-Packard о том, как восемь лет шли трудные переговоры между США и Китаем о вступлении КНР в ВТО. Hewlett-Packard был заинтересованной организацией. В этой компании (как и в десятках других американских компаний) четко считали: чего они хотят получить от свободного доступа на китайский рынок – и оперативно сообщали об этом американским переговорщикам. Что значит – не можем сделать? Вы, чиновники, должны были опросить наши крупнейшие высокотехнологичные компании: чего они хотят получить и какие условия для них являются невыгодными? Почему вы, дескать, этого не сделали?

В ответ – гробовое молчание и лишь недоуменное пожимание плечами. «А вы вообще реестр нужных там технологий ведете?» – спрашиваю еще и опять слышу: Ну разве такое возможно?

Елки-палки, в СССР существовал ВИНИТИ, Всесоюзный институт научно-технической информации с библиотекой и банком данных. Он вел реестр технологий. А теперь ничего подобного в РФ не имеется. Такую работу никто не ведет.

Как же, говорю, вы можете вести переговоры и принимать судьбоносные решения? Кого вы представляете кроме себя? Кто вас уполномочил? И почему мы все – вся страна – будем потом обязаны расхлебывать ваши решения, которые не основаны ни на каких объективных данных и расчетах?

Вывод: наши правительственные чиновники занимаются чем угодно, только не тем, чем они должны заниматься профессионально. Кто эти банки данных должен составлять – мы с вами, что ли?

Это же абсолютная безответственность! И она вполне объяснима, потому что эти чиновники МЭРТа и Миннауки – вчерашние «старшие научные сотрудники» академических институтов, своего рода «свободные художники» от науки, не имеющие никакого опыта государственной работы.

Уже в кулуарах после совещания они подходили ко мне с виноватыми лицами и говорили, как бы в свое оправдание: «Подумайте сами, ну что мы можем сделать? Мы же управленцы среднего звена. От нас мало что зависит. Стратегическое решение о присоединении к ВТО ведь давно принято выше». А если у тебя нет воли отстаивать по-настоящему принципиальные позиции при принятии государственных решений – то зачем ты пошел на государственную службу?! В академическом НИИ у тебя хотя бы совесть была чиста…

Конечно, находиться много лет в переговорном процессе с ВТО чиновникам очень приятно во всех отношениях. Кататься на переговоры в Женеву, в Международный торговый центр, получать приличные командировочные в валюте – чего ж еще хотеть? Так что позиция бюрократов понятна. А вот о чем при этом думают компании-производители в РФ – ума не приложу. Почему они не выстраивают своей системы лоббизма? Они давным-давно должны были добиться снятия этих чиновников с их постов…

 

Леонид Пайдиев: Зачем создана ВТО? Во-первых, в интересах стран-экспортеров промышленной продукции и для защиты прав государств – активных экспортеров услуг и интеллектуальной собственности. То есть, ВТО отражает интересы США и Евросоюза. Против кого работает ВТО? Против стран, вывозящих сырье и обладающих большим внутренним рынком. Против стран, пытающихся заместить импорт производством отечественных товаров и услуг и всеми силами заимствующих интеллектуальную собственность развитых стран. То есть, по всем позициям ВТО работает против Российской Федерации. У нас уже пытаются сажать за решетку учителей, использующих нелицензированный Windows. Так зачем власти РФ так рвутся вступить во Всемирную торговую организацию?

Это выгодно тем, кто вывозит капиталы из страны. Они получают более надёжную защиту. Вступление в ВТО облегчит, а поэтому усилит отток капитала, а значит и рабочих ест и налогов из России.

В 2004 г. по заказу Минфина на деньги Всемирного банка группа исследователей провела исследование по перспективам таможенной политики РФ. Выяснилось, что мы свой внутренний рынок защищаем слабо: в РФ – низкие таможенные пошлины, слабая их дифференциация…

 

Андрей Кобяков: И вот, вместо того, чтобы повышать эти таможенные пошлины (чтобы затем торговаться с ВТО и усиливать свои переговорные позиции), Москва заранее, до всяких переговоров, снижает ввозные пошлины! Это как называть?

 

Максим Калашников: При Сталине это квалифицировали бы как действия врагов народа, нацеленные на подрыв экономики страны.

 

Леонид Пайдиев: Когда мы занимались проблемой таможенной политики, то читали письма, которые писали в правительство переработчики сельхозпродукции: Мясомолочный союз, Крахмалопаточный союз. Они прямо говорили: «Вы нас вступлением в ВТО убить хотите! Что будут есть наши люди: снова картошку выкапывать? К натуральному хозяйству вернутся? Это смерть для нас. С той стороны придут предприятия, отлично технически оснащенные, имеющие доступ к дешевым кредитам, получающие субсидии от своих правительств. А с нашей стороны с ними будут «конкурировать» предприятия изношенные и устаревшие, вынужденные брать сверхдорогие ссуды и платить тяжелые налоги. А ведь нам еще приходится брать на переработку продукцию, выращенную в тяжелом климате России. У нас урожай в Подмосковье вырастить гораздо сложнее, чем под Берлином: там осадков в три раза больше и средняя температура выше…».

 

Максим Калашников: Таким образом, поспешное вступление РФ в ВТО обернется тяжелейшими экономическими разрушениями. Легко себе представить, что станется со страной, где промышленность побита в 90-е годы, где нет ни дешевых кредитов, ни суверенной банковской системы, ни осмысленной структурной политики правительства, ни обеспеченной продовольственной безопасности. Да поспешное вступление в ВТО может явиться спусковым крючком для кризиса, который поставит под сомнение само существование РФ!

 

Леонид Пайдиев: Мы снова возвращаемся к вопросу: кому все это выгодно? Большинство экспорта РФ идет в Евросоюз. Большинство импорта в РФ – оттуда же. Вступая в ВТО, мы попадаем в практически полную экономическую зависимость от Европы.

 

Андрей Кобяков: Зависимость РФ от европейского импорта нашего газа – 52%. А критический показатель начинается с 26% на одного поставщика…

 

Леонид Пайдиев: Не надо обманываться тем, что над Кремлем развевается бело-сине-красный флаг. РФ в экономическом смысле – всё более теряет независимость, становится колонией. Недавние «газовые переговоры» между РФ и ЕС привели к тому, что формируется единая (!) позиция Евросоюза по отношению к России. Следующим шагом, наверное, станет создание министерства по делам России.

 

Максим Калашников: По аналогии с когда-то существовавшим в Британии министерством по делам колоний?

 

Леонид Пайдиев: Примерно так. Помяните мои слова: скоро Москва в Европе будет напарываться на единую позицию стран ЕС по всем важным вопросам.

 

Андрей Кобяков: Это весьма реальная перспектива! Вы вспомните 1993 год, когда отечественная алюминиевая промышленность, лишившись госзаказа и домашнего рынка сбыта, завалила мировой рынок своим алюминием, обваливая цены на него. Европейские алюминиевые компании оказались перед угрозой разорения. Что сделал Евросоюз? Он оперативно ввел квоты на ввоз в Европу алюминия из РФ. И не одну «общесоюзную» квоту, как обычно, а нормативы для каждой страны Европы! И как только российские алюминиевые дельцы попробовали обойти квоты, экспортируя «крылатый металл» через Эстонию, Евросоюз ввел аналогичные квоты для импорта из всех государств СНГ. Так что прецедент есть. Вот так защищается сверхразвитая экономическая система под названием «Европейский союз», который, как нам говорят, работает по принципам рыночной экономики.

 

Леонид Пайдиев: Вступив в ВТО, мы нарвемся на подобные силовые действия по всему спектру того, что закупаем у Европы. В том числе и по продовольствию. А ведь РФ критически зависит от ЕС по импорту запасных частей и оборудования.

 

Максим Калашников: Имея такие позиции, Еврозона запросто положит «газовую сверхдержаву» на обе лопатки, и вступление РФ в ВТО европейцам лишь поможет…

 

Андрей Кобяков: Вы посмотрите на то, как самые рыночные страны мира используют самые что ни на есть административные способы для защиты своих экономик! Вот пример авиастроения, производства европейских аэробусов. Европа выстроила многослойную, сложную структуру поддержки и защиты своего Airbus: от госзаказов и налоговых льгот – до запрета на полеты в Европу «слишком шумных» самолетов советско-российского производства. И всем понятно, что шум здесь ни при чем – идет борьба с нашей авиапромышленностью. Уничтожаются конкуренты. И никакое членство в ВТО европейцам – не помеха.

Но зато любые, даже самые робкие попытки РФ создать аналогичные механизмы защиты своей экономики, нарываются на дружный отпор Запада. Не сметь, мол, это нерыночно! Мы вас в ВТО не примем! Потому я не понимаю позицию переговорщиков от правительства РФ. Мы то тут уступаем, то здесь. Интересно, в каком-нибудь вопросе нам пошли на серьезные уступки?

 

Максим Калашников: РФ все время отступает. Получается, форсированное вталкивание нас в ВТО – исключительно в интересах Европы? Она заинтересована в «бархатной колонизации» постсоветского пространства, нимало не заботясь о том, какие беды это принесет русским. А политика Москвы, что рвется в ВТО без оглядки, только приближает печальную развязку?

 

Леонид Пайдиев: Боюсь, что политическое решение о приеме нас в ВТО на Западе уже принято. Если РФ вступит в организацию, Европа обретет контроль над Россией. ЕС уже выдвигает откровенно хамские требования по лесу и железнодорожным перевозкам. В огромной России тарифы на железнодорожные перевозки – всегда субсидируемые. У нас слишком огромная территория, наша экономика полностью зависит от железнодорожного транспорта. А от нас требуют, чтобы мы возили грузы иностранных торговцев по внутренним тарифам! То есть – своими руками душите собственное производство. А требования снять пошлины на вывоз «круглого» леса? Это означает одно: не надо перерабатывать древесину в РФ – вывозите ее на переработку в Финляндию.

 

Андрей Кобяков: Понятное дело – чтобы Финляндия не рассыпалась. Она ведь живет за счет переработки русского леса!

 

Леонид Пайдиев: Отсюда понятно и решение о приеме РФ в ВТО, и хамские требования к нам, выдвигаемые европейцами. Кажется, в Европе понимают: еще немного – и Россия может сорваться с крючка. Дело не выгорит.

 

Максим Калашников: А пока эти дурачки в Москве не расхотели в ВТО – надо использовать их дурость. Умно!

Таким образом, перед нами не просто банковский кризис, всплеск инфляции и временные трудности на рынке продовольствия. Перед нами – угроза серьезного системного кризиса Российской Федерации. Угроза расплаты за бездумную либеральную политику и недальновидность государства. Значит, продолжение следует?

 

Леонид Пайдиев: О таком даже думать страшно…

 

Андрей Кобяков: Перед нами – последствия чудовищной некомпетентности «рыночных реформаторов» и политики «стерилизации лишних денег» якобы ради борьбы с инфляцией. Мы похожи на экипаж корабля, в трюме которого уже занялся пожар. Надо срочно предпринимать действенные меры. Пока языки огня не вырвались наружу…

 

Рпмонитор, 2.01.08