Журнал «Золотой Лев» № 138-139 - издание русской
консервативной мысли
Ю. Феофанов
«Все звания писать по-русски»
Начальник “Каменного пояса” Василий Никитич Татищев
То ли по спирали идет развитие человечества, то ли по кругу, то ли еще
каким-нибудь замысловатым зигзагом, но факт остается фактом: все в истории
повторяется. И наши нынешние проблемы — обуздание дикого
олигархического капитала, взяточничество и казнокрадство, наплыв “учителей
жизни и демократии” из Европы, разграбление природных богатств России и даже
попытки переписать ее историю — словом, все, о чем мы говорим и спорим в первые
годы нынешнего века, волновало наших предков 300 лет назад, после петровских
преобразований и ухода из жизни самого преобразователя. Страна тогда
оказалась тоже на краю пропасти, экономической и нравственной.
И одним из тех, кто свою жизнь и карьеру положил на то, чтобы
страна в эту пропасть не скатилась, был Василий Никитич Татищев — начальник
“Каменного пояса”, этого экономического хребта державы со времен Северной войны
Петра I и до Великой Отечественной ХХ века. И тогда, и в наше время победы на полях сражений ковались
на Урале. Тогда отливались пушки, в 1941—1945 годах — “тридцатьчетверки”.
В 1733 году Татищев, только что назначенный императрицей
Анной Иоанновной главным начальником горных заводов в Сибири, совершил
“предерзостный” поступок. Тогда все горные заводы, казенные и частные,
подчинялись учреждению, которое назвали Обер-бергамт.
Приехав на Урал, Василий Никитич тотчас переименовал его в Канцелярию главного
правления горными заводами. Сделал это официально и демонстративно, придав
простому переименованию политический характер. Он писал обоснование: “Усмотря, что от бывших некоторых саксонцев все чины и
работы по-немецки названы, которых многие выговорить и написать не умели... а также сожалея, чтобы слава и честь Отечества теми именами
немецкими утеснены не были, ибо по оным немцы могли себе ненадлежаще
к размножению заводов честь привлекать”, а посему все “звания писать
по-русски”.
“Предерзость” этого поступка
можно понять, лишь окунувшись в ту обстановку, которая сложилась при дворе
Анны. Где, кстати, говорили только по-немецки.
Достаточно известна история воцарения у нас Анны Иоанновны.
Приглашение со стороны Верховного тайного совета на царство племянницы Петра I
с “Кондициями” (условиями), ограничивающими самодержавную власть. Одним
из условий было предписание герцогине Курляндской не тащить за собой ее любовника
Бирона. Известно и то, как поддержанная дворянством и гвардией Анна разорвала
“Кондиции”, стала самодержицей, а герцог Бирон — фактически правителем России.
И, как писал Ключевский, “немцы посыпались в Россию как из худого мешка,
облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места”.
Сразу же по воцарении Анны в противовес Преображенскому и
Семеновскому полкам создали Измайловский, командиром которого поставили Левенвольде и поручили подобрать офицерский состав из остзейских
немцев; даже рядовых набирали не из русских, а из Малороссии. Устранены были
петровские фельдмаршалы Голицын и Долгорукий, и военным ведомством стал
заправлять Миних. Иностранные дела взял на себя Остерман. И над всем этим
возвышался обер-камергер Бирон, получивший
неограниченную власть над “этой страной”. Ему-то и бросил вызов начальник
“Каменного пояса”. Поначалу с воцарением Анны Татищев был произведен в
действительные статские советники, императрица просила его написать историю Петра и... удалила от двора. Как оказалось, на пользу
великую для России.
К победоносному концу Северной войны (Татищев в ней активно
участвовал: и в Полтавской баталии, и в несчастном Прутском
походе, и в военных действиях в Европе) Петр I дал Татищеву новую должность —
он был “определен к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной
российской географии с ландкартами”. Этому
предшествовало учреждение Берг-коллегии, во главе которой был поставлен Яков Виллимович Брюс, выходец из Шотландии, честно служивший
своей новой родине. Он стал широко известен в народе, когда издал свой “Брюсов календарь”.
Берг-коллегия и занялась кадастром российских просторов. Татищев был послан на
Урал. У него не было четко очерченных полномочий. Но он был посланец царя. А
тогда еще, до петровских регламентов и Табели о рангах, на место посылали
дьяков или бояр с “инструкцией” царя Алексея Михайловича: “Посмотри по
тамошнему делу — и как Бог вразумит”. Примерно с таким наказом поехал на
“Каменный пояс” и Татищев.
Василий Никитич, род его идет от князей Смоленских, был
знаком с царем еще с детских лет. Он был в некотором свойстве с семейством
Прасковьи Салтыковой, жены старшего (по отцу) брата Петра, царя Ивана. Во
времена Стрелецких смут какое-то время царями были провозглашены оба
царя-мальчика при регентстве матери младшего, Натальи Нарышкиной. Царь Иван был
хил телом и слаб умом. Его женили на Прасковье, сразу же подыскав “помощника”
для продолжения рода. Пошли дети, из них остались три дочери: Екатерина, Анна
(будущая императрица) и Прасковья. Петр потом выдаст первую за герцога Мекленбургского, вторую — за герцога Курляндского. Их мать,
царица Прасковья, держала свой “двор” в селе Измайлово. Двор этот состоял из
юродивых, шутов, странниц и прочих убогоньких. Изредка сюда наезжал юный Петр
со своей веселой компанией. Тут впервые он и заметил смышленого мальчика. А
встретился с ним после Нарвской конфузии — Василий был
рядовым солдатом Драгунского регламента. В 1704 году он принял боевое крещение.
Однако отправимся вместе с Василием Никитичем на Урал. Он
застал там картину полного запустения казенных железоделательных заводов. Перед
тем в 1711 году был закрыт приказ Рудокопных дел, который входил в приказ
Большой казны. Воеводы и коменданты откровенно грабили казенные деньги.
Комендант Кунгура, например, получил от казны 1100
рублей (сумма немалая, если учесть, что крестьянин жил тогда на 1 рубль в год)
на медеплавильное дело, а меди было выплавлено всего 45 пудов при себестоимости
1,5 руб. за пуд. Чиновники открыто “кормились” за счет казны и местного
населения. Хищения и вымогательства приняли характер общественного бедствия.
Петр издал Указ о борьбе с лихоимством (с коррупцией —
по-современному): “Дабы впредь плутам невозможно было никакой оговорки сыскать, всем чинам, кто у дел приставлены, не держали
никаких посулов казенных и с народа собираемых денег не брать. А кто дерзнет сие учинить, весьма жестко наказан будет”. Но
известно, как у нас исполняются указы. Кое-кого наказали, губернатора кн. Гагарина
даже повесили. Однако Петров “мин херц”, друг
сердечный Меншиков, драгоценностей присвоил на полтора
миллиона рублей — это при годовом бюджете державы в 3 миллиона. И с
Урала текли деньги в карманы царева любимца, в частности от первого тогдашнего
“олигарха” Акинфия Демидова. С ним-то и пришлось
схватиться новому начальнику “Каменного пояса”.
Берг-коллегия, тогдашнее Минэкономразвития, возложила на
Татищева обязанность организовать дело и наделила широкими полномочиями: “Над
рудными делами содержать суд и судить обретающихся людей”. Капитан-поручику Татищеву оставлялось на усмотрение открытие
новых месторождений и строительство заводов, а местным властям предписывалось
оказывать ему всякое вспоможение. Вместо этого он встретил стойкое
сопротивление. Прежде всего со стороны всесильного Акинфа Демидова, в помощь которому пожаловал на Урал из
Тулы сам старший Демидов — Никита, любимец царя Петра, армию которого снабжал
ружьями и пушечным нарядом.
Татищев привез с собой нескольких старателей-рудознатцев,
бывших в Москве с челобитными. Крестьянин Федор Мальцев и татарин Беляк Русаев привезли образцы руд, богатых железом, из разных
месторождений — они хотели начать разработки, но им это не давали: Демидовы не
хотели конкуренции. Татищев же собирал “охочих людей”, способных начать свое
дело: им обещали вознаграждение за открытие медных промыслов. Новый начальник
стал заводить неведомые порядки: закупал лошадей, освободив население от подвозной
повинности; стал привлекать к инженерной работе шведских военнопленных. А
главное, что вызывало недовольство “олигарха” и начальства, Татищев стал
открывать школы для дворянских детей, не поступивших на обязательную для них
военную службу; принимал и детей разночинцев, крестьян.
И уже потом в Оренбургской комиссии, Калмыцкой экспедиции,
в Астрахани, где он стал губернатором, Татищев открывал школы. Между прочим, в
свое время он скептически отнесся к открытию в столице Академии наук,
задуманному царем. На этом настаивали главным образом иностранцы, в частности
лейб-медик Блюментрост. Татищев насмешливо заметил:
“Ты хочешь Архимедову машину сделать, да подымать-то ей нечего... Ищешь
учителей, да учить-то некого, ибо без нижних школ академия оная с великим
расходом будет бесполезна”. На Урале первые школы были открыты в 1721 году. Он
добивался, чтобы частные владельцы заводили школы — не добился, стал открывать
при казенных заводах — опять сопротивление. Само крестьянское население этому
противилось, считая, что отдать недоросля в школу, все равно
что в рекруты. И потом на заводах взрослому платили 6, а ребенку 2 копейки.
Заводчики грозили даже остановить работы, если детей вместо работы будут отправлять
в учение.
Но главный конфликт с Демидовыми и другими частными
заводчиками возник на экономической почве. Те всячески препятствовали появлению
конкурентов из “охочих” рудознатцев. Но этого мало, через влиятельных лиц в
Петербурге они пытались закрывать казенные заводы, с тем
чтобы потом приобрести их за бесценок. Татищев знал, что держава не может
лишиться своего, как бы мы теперь сказали, военно-промышленного комплекса. И он
всячески налаживал квалифицированное им управление, опираясь на тех иностранцев
из Берг-коллегии, которые честно служили своей новой родине. Да и сам он, хоть
и не был инженером, досконально познакомился с опытом Швеции...
В то время Швеция, Саксония и Богемия были единственными
поставщиками металла, то есть ружей и пушек для постоянно воюющей Европы.
Известно, что Петр I после Полтавской виктории пил за здоровье шведских пленных
генералов, своих учителей ратному делу. Татищева он послал к недавним врагам
познакомиться с делом промышленным. Молодой офицер был умен, цепко схватывал новое и досконально познакомился с передовой технологией, с
организацией казенных предприятий в частности. Кстати, в свободное от работы время
из чистого интереса он прочитал исследования шведских историков о нормандских викингах
IX—X веков. И обнаружил некоторые данные о том, кто такой был Рюрик и как он очутился на службе у Господина Великого
Новгорода. Потом он создаст свою историю происхождения Руси. Но это потом. Пока
же идет противостояние с уральскими заводчиками, совершающими захватнические
рейды на казенные заводы.
Татищев понял: частные предприятия более рентабельны не
потому, что они частные, а потому, что их хозяева вольно обращаются с
государственной казной. Сила, которая двигает механизмы заводов, — это вода,
реки. Реку Исеть у Демидовых преграждают, насыпая земляную
дамбу. Накопив нужное количество воды, дамбу разрывают: идет поток, маховики
крутятся, энергия воды исчерпана, снова насыпают. Шведы устроили щиты из
деревянных брусьев — проще и дешевле. Запирают, вода копится, снова отворяют,
идет поток энергии, снова запирают. И т. д. Предложил этот метод частным
заводчикам. Не приняли. Зачем? Они не из своего кармана платили.
Петр ввел подушную подать. Каждый владелец крепостных душ
обязан был за каждую вносить подать в казну. Но это за ревизорскую
зарегистрированную душу. У Демидовых же половина работных людей были либо
беглые крестьяне и солдаты, беспаспортные инородцы, не учитываемые старообрядцы
— словом, те, которых мы теперь называем мигрантами. За них не платили подать,
они были бесправны и готовы на любые условия оплаты, лишь бы с голоду не
умереть. Но утаивание этих душ от ревизии — это уже покушение на казну, уход от
налогов, по-нашему — государственное преступление. И Татищев нарядил следствие,
которое сразу же выявило преступления заводчиков, Демидовых
прежде всего.
Ответ последовал незамедлительно: на Татищева поступила челобитная:
самоуправство, превышение полномочий, растрата казенных денег, на школы в
частности. Обвинения вздорные, расплывчатые, “вообще”. Но доносу дан ход.
Татищев обращается в Сенат: обвинения не конкретны, нет фактов. Петр приказывает
подтвердить обвинение — ничего нет. Татищеву пришлось ехать в Петербург — его
дело слушалось в Сенате и окончилось полным оправданием. Постановили с Демидова
взыскать 30 тыс., да и это не выполнили: большие заступники были у магната, да
и царь не забывал заслуг семьи. С Татищевым Петр беседовал милостиво, одобрил
его работу, в частности его запрет на передачу казенных заводов в частные руки.
Между тем в Москве начались события, расстроившие все
государство и окончившиеся воцарением Анны Иоанновны. В 1733 году была создана Комиссия
по приведению в порядок горных заводов. Татищев отправляется на Урал.
На “Каменном поясе” Василий Никитич понял, что с новым
царствованием к отечественным хищникам-магнатам, таким, как Демидовы,
Строгановы, добавились хищники пришлые, куда более бесцеремонные. Окно, которое
Петр прорубил в Европу, оказалось открытым не столько “туда”, сколько
распахнутым для “оттуда”. Прибрав власть и богатство в столицах, руки бироновской камарильи потянулись и на Урал.
Благодаря поощрению “охочих” работных людей Татищев
открывает новые и новые месторождения. К концу его пребывания в Екатеринбурге
(город назвали в честь жены Петра I) на Урале было построено 40 казенных
заводов, успешно конкурировавших с частными, и 36 заложены — они вступили в
строй уже при Елизавете.
В 1735 году он открыл богатейшие месторождения на горе,
названной им Благодать. Он писал императрице Анне (Анна — “благодать”): “Руды в
оной горе не токмо наружной, которая вверх столбами
торчит по кругу в 200 сажен и поперек на
Гора Благодать дала казне 50 тысяч годового дохода. И
это-то не давало покоя всесильному Бирону. В 1736 году Анна издала указ о
создании на Урале Генерал-берг-директориума, Бирон
поставил во главе его некоего Шомберга, ничего не
смыслившего в горном деле, зато, как сейчас говорят, умевшего управлять денежными
потоками. В это время, когда казенные заводы Татищева начали давать доход, Шомберг опять поставил вопрос о передаче их в частные руки
— через подставных лиц Бирону. Но это была уж настолько откровенная хищническая
афера, что комиссия в Петербурге не решилась на такую передачу. Однако Татищева
повысили в чине — дали тайного советника и... отправили в Оренбург. Бирон же
присвоил с уральских заводов 400 тысяч рублей, разорив сами заводы.
Татищев не был в милости ни при одном дворе после Петра.
Его труды на Урале ценят — мощь Державы ими приращивалась, но отправляли
подальше. Сначала ему поручают Оренбургскую экспедицию, затем — улаживать
отношения с башкирами, потом в Калмыцкую комиссию — в самый неспокойный край
из-за трений с Персией, чуть не приведших к войне. И
наконец, заключают, как он сам говорил, в “Астраханское узилище” — губернатором
в Астрахань. О каждой из этих его государственных миссий можно отдельный очерк
написать. Везде он начинает “школьное дело”, заботится о благосостоянии
подведомственного населения. И это вызывает раздражения и низов, и верхов. Все
время возбуждают против него следствия, которые ничем не кончаются, но сам он
остается “под подозрением”. В 1745 году Сенат предложил Елизавете Петровне освободить
Татищева от всех должностей, “видя его невоздержание и опасаясь, чтобы не
последовало какого-нибудь ущерба”. Ему изустно приказано “жить в своих
деревнях, а в Петербург не ездить”.
Скончался Василий Никитич в своем подмосковном селе Болдино 15 июля 1750 года. Он предчувствовал кончину. А за
два дня до того из Петербурга прискакал курьер с Указом Елизаветы Петровны о
полном оправдании от всех обвинений и пожалованием ордена Александра Невского.
Татищев поблагодарил в письме императрицу и... вернул орден.
После отставки, живя в деревнях, Татищев стал писать
“Историю Российскую”, начиная с возникновения государства нашего. И он прежде всего опровергал так называемую “нормандскую
теорию” происхождения Руси, навязанную Миллером и Шлецером.
Но это самостоятельная тема. С младых ногтей Василий Никитич Татищев жил и
трудился для Державы.
РФС, 2008 №1