Журнал «Золотой Лев» № 144-145 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

С. Меньшиков

Амстердам

 

Сбудется ли прогноз Путина на 2020 год?

 

Станислав МЕНЬЩИКОВ

 

Из февральских речей Путина и Медведева можно составить приблизительную картину того, что правящий дуэт обещает нам в экономике к 2020 году, Циники скажут (и уже говорят), что нас и в советском прошлом манили прекрасным и счастливым розовым будущим, а мы сначала верили, потом всё меньше, а ещё позже вовсе перестали верить. Так что мы – люди привычные, всё, как говорится, делим на шестнадцать.

Ну а если поставить вопрос по-другому: не что нам обещают, а куда и какими путями нас поведут после выборов? Потому что знать, что на уме у наших лидеров и что они на сей раз замышляют, вовсе не мешает. Кое-что из этих планов известно, и о них есть смысл порассуждать в деталях.

 

Планы и реальность

 

Вот некоторые путинские намётки на 2020 год:

пятое место в мире по объёму ВВП;

четырёхкратное увеличение производительности труда;

доля среднего класса в численности населения достигнет 60—70 процентов.

Почему выбраны именно эти ключевые показатели? Тут нет никаких тайн. Эти цифры ходили последний год в работах некоторых наших учёных и прогнозах правительственных ведомств. Без ложной скромности отмечу, что о пятом месте в мире по ВВП одним из первых заговорил автор этих строк... Правда, мы прогнозировали, что это произойдёт только к середине 20-х годов, президент же считает, что это может случиться раньше.

Он специально оговаривает (политики это редко делают), что берет статистические данные ВВП по паритету покупательной силы. Это важно, т.к. если считать по валютному курсу, то получится другой результат. Так делают те западные эксперты по России, которым хочется принизить её роль в мировой экономике. Но серьёзные, объективные специалисты пользуются методологией сравнительной покупательной способности, и Путин в одном с ними лагере. Таким образом, формулирование цели покоится на верной методологической основе.

Чтобы достичь эту цель к указанному сроку, требуется в течение последующих 12 лет поддерживать ежегодный темп прироста ВВП на уровне не менее 7—7,5 процента, т.е. развиваться так же быстро, как в последние 8 лет, а лучше – ещё быстрее. Может ли Россия повторить этот опыт, и если да, то при каких условиях? Ответ на этот вопрос отнюдь не однозначный.

Дело в том, что истекшие годы были для роста нашей экономики особенно благоприятными. Во-первых, почти всё это время шло восстановление от крайне низкого послекризисного уровня 1998 года, когда объём ВВП был ниже предреформенного советского пика на 42 процента. Восстановление шло главным образом за счёт накопившихся, не использованных во время кризиса факторов производства – резервов рабочей силы и недогруженных производственных мощностей. Всё это время Россия догоняла сама себя. По ВВП предреформенный максимум достигнут только в 2007 году, а по промышленному производству ещё и не достигнут.

Но продолжать расти таким же способом – на старых изношенных мощностях, мало что строя из новых предприятий, прогрессивно отставая по техническому уровню от других стран и полагаясь на приток неквалифицированной рабочей силы из бывших республик, – продолжать такое развитие, значит идти в тупик. Путин теперь это публично признал и правильно сделал. Старую пластинку пора менять. Требуется новый тип и стиль развития.

Но коснёмся сначала сугубо количественной стороны дела. Поддерживать в течение 12 лет ежегодный рост экономики в 7 процентов значит иметь в 2020 году валовой продукт в 2,25 раза больший, чем сегодня. Иными словами, надо выполнить двойную задачу – построить как минимум ещё одну экономику объёмом в сегодняшнюю и вдобавок обновить существующие производственные мощности. Задача грандиозная, намного более сложная, чем та, что решалась в последние 8 лет.

До сих пор в ход шли почти исключительно чуть подновлённые старые основные фонды советского времени. Теперь же понадобится добавлять новые мощности, строить и вводить в действие новые предприятия. Главным фактором роста станут колоссальные капитальные инвестиции как для реконструкции и замены старых фондов, так и во всё большей степени для создания новых.

В годы восстановления инвестиции в основной капитал составляли в среднем 18 процентов от ВВП. В самые последние годы в связи с поворотом к промышленной политике доля инвестиций повысилась, в 2007 году до 21 процента. Это шаг вперёд, но для осуществления нового плана Путина этого мало. Для сравнения заметим, что Китай при среднегодовом темпе роста в 10 процентов тратит от 35 до 40 процентов ВВП на капитальные вложения. Нам для систематического роста в 7 процентов понадобится повысить долю инвестиций до 25—30 процентов от ВВП.

Возможно ли это? Да, если доля личного потребления будет удерживаться в узких нынешних рамках – менее половины ВВП. Но в таком случае придётся умерить планы повышения уровня жизни, которые требуют существенно большей доли личного потребления, чем сегодня.

Другим условием повышения как производства, так и уровня жизни служит рост производительности труда. У Путина намечено его учетверение за 12 лет. Это предполагает годовой темп в 12,2 процента – почти вдвое быстрее намеченного темпа роста ВВП. Как совместить этот разрыв между двумя важнейшими показателями и как будущий премьер собирается обеспечить сверхбыстрый рост производительности?

Когда частная компания планирует опережающий рост производительности, то тем самым предполагается увольнение части рабочих. Машины вытесняют живой труд – эту тенденцию предсказал Карл Маркс в «Капитале». Это – один из тех его прогнозов, которые оправдались за последние 150 лет. В последние десятилетия число промышленных рабочих сокращается и относительно общей занятости, и абсолютно во всём индустриально развитом мире. Не означают ли путинские цифры, что теперь наступила очередь России?

Вряд ли нынешний президент так думает. Но если рост производительности пойдёт так быстро, то в рыночной России открытая Марксом тенденция проявит себя так же, как всюду. В других индустриальных странах вопреки Марксу вытеснение рабочей силы из промышленности компенсировалось её переходом в ряды мелких предпринимателей. Если в России этот клапан не будет открыт, социальная катастрофа неминуема.

Но пойдёт ли рост производительности так быстро, как намечает президент?

 

Техника и средний класс

 

Сейчас по этому показателю Россия отстаёт от США в среднем в 5 раз, от других индустриальных стран – несколько меньше. Следовательно, наши лидеры полагают, что это отставание можно преодолеть всего за 12 лет. За это время придётся ликвидировать разрыв в технической оснащённости и качестве, т.е. квалификации труда. На этом пути есть немало препятствий.

Препятствие №1 – дешевизна рабочей силы. Ещё покойный академик Дмитрий Львов подсчитал, что русский работник на каждый рубль заработной платы создаёт в полтора раза больше продукции, чем американский работник, и, стало быть, ему не доплачивается в те же полтора раза. Итак, с одной стороны, нашему работнику не выгодно повышать свою выработку, а с другой стороны, нашему капиталисту не выгодно заменять машинами живой труд. Проще и дешевле нанять низкооплачиваемых рабочих, чем переплачивать за дорогостоящую технику.

Препятствие №2 – отставание отечественного машиностроения, которое сейчас выпускает лишь треть, если не меньше, дореформенного объёма продукции производственного оборудования. Наши компании предпочитают покупать отечественную технику, как более дешёвую, несмотря на более низкое качество. Но проблема в том, что во многих случаях нужной отечественной техники нет в природе, и обращение к импорту, пусть дорогостоящему, — единственный выход.

Очевидно, что задача учетверения производительности труда может быть решена не столько подъёмом собственного машиностроения, на что уйдут годы, сколько с помощью массового импорта и освоения зарубежной техники и технологии. Задача сложная сама по себе, не говоря уже о сопутствующих проблемах финансирования импорта, получения зарубежных кредитов и балансирования внешних платежей. Скажем прямо: сочетать это с укреплением рубля и превращением России в мировой финансовый центр (о чём Медведев говорил в Красноярске) будет крайне трудно, скорее всего невозможно.

Препятствие №3 – прибыльность и окупаемость инвестиций. Надо помнить, что большая часть нашей экономики – частная и что динамика капитальных инвестиций определяется рентабельностью секторов и отраслей. Где выше норма прибыли, туда и идёт главный поток капвложений. До сих пор это были экспортно-ориентированные отрасли, т.е. нефть, цветные и чёрные металлы. Ещё две сферы, также связанные с внешней торговлей, — это быстро растущие розничные сети, в чьих оборотах импорт занимает большое место, и мобильная телесвязь, также целиком зависящая от иностранной аппаратуры. Наконец, инвестиции идут в прибыльный сектор банков и финансовых услуг. На ключевой сектор – обрабатывающую промышленность приходится лишь малая часть вложений, чем и определяется её отставание.

Этот перекос сам по себе не поправится. Его можно ликвидировать лишь активным применением промышленной политики, но её Путин в речи на Госсовете коснулся лишь мельком, а Медведев и вовсе обошёл молчанием.

Как при таких отправных установках будет осуществляться сплошная модернизация экономики, представить себе трудно. Не менее сложна другая задача, поставленная Путиным, – увеличение численности среднего класса до 60—70 процентов населения. Начать с того, что официальной статистики на этот счёт не существует. Неформально его доля сейчас оценивается в 20 процентов. Следовательно, его ряды предстоит как минимум утроить. С ростом уровня жизни средний класс растёт, но как быстро, никто точно сказать не в состоянии, тем более, что критерии его со временем меняются. Например, несколько лет назад его доля оценивалась в те же 20 процентов.

Прямую увязку со средней динамикой реальных личных доходов провести не удаётся. Официально этот показатель растёт темпом 10—11 процентов в год, т.е. значительно быстрее ВВП, но доля личного потребления в валовом продукте с годами не меняется. Это значит, что при измерении реальных доходов занижается инфляция, что в последнее время видно невооружённым глазом.

Между тем рост цен больнее всего бьёт именно по группам с низкими доходами, препятствуя повышению их социального положения. Чтобы мечта о превращении большинства населения в средний класс стала реальностью, властвующий дует должен ставить борьбу с ростом цен во главу своей программы. Но и Путин, и Медведев обходят эту ключевую проблему стороной. Боюсь, не знают они, как справиться с этим злом. И придушить инфляцию они даже не обещают.

 

В какой системе жить?

 

В какой социальной системе жить России следующее десятилетие? На этот коренной вопрос будущие правители наши прямого ответа не дают. Дмитрий Медведев более откровенен – для него важнее всего рынок и частная собственность, а это сочетание есть не что иное, как капитализм. Потому-то, должно быть, так его нахваливают на Западе: свой, мол, в доску.

В своей недавней статье в «Слове» Георгий Цаголов вполне своевременно ставит вопрос о модели для России, имея в виду выбор оптимальной общественно-экономической системы. Он прав, потому что по большому счету выбор Путина и выборы 2 марта именно об этом. Цаголов высказывается за смешанную экономику, т.е. за наилучшее сочетание частно-рыночного и государственно-планового начал, и я склонен с ним согласиться, как, впрочем, думается, и большинство наших экономистов.

Но как это сочетается с «институтами» Медведева и «инновационной системой» Путина? Под институтами новый президент, как профессиональный юрист, понимает прежде всего независимость судебной системы и резкое снижение административных барьеров. Эти реформы имеют некоторое значение для бизнеса, в частности для развития малого предпринимательства. Но к поощрению инноваций и выработке инновационного поведения они имеют лишь косвенное отношение.

Под инновациями в экономике понимаются новая техника и технология, новые виды продукции, новые формы и методы управления и организации труда. В истории рыночной экономики инновации распространялись волнами, начинаясь с небольшой группы предпринимателей пионеров и только потом постепенно растекаясь по всей экономике. Этот циклический процесс, описанный в своё время австрийским экономистом Иосифом Шумпетером, лёг в основу «длинных волн» Николая Кондратьева периодичностью 45—50 лет. Во второй половине 20-го столетия приливы инноваций стали более частыми и интенсивными. Последний прилив новых информационных технологий приходится на 1990-е годы и вызвал бурный экономический подъём, особенно в США. После этого темп технических нововведений заметно снизился. Непрерывного всеобщего притока инноваций без периодических спадов рыночная экономика не знает.

Поэтому выдвинутая Путиным задача создания инновационной системы, которая поддерживала бы непрерывное обновление 12 лет подряд, рынок без активного вмешательства государства[1] осуществить просто не сможет. Тут без смешанной экономики никак не обойтись. Это вопрос не столько идеологии, сколько практики.

Путин это понял ещё два года назад, поддержав создание государственных корпораций в отраслях и сферах, куда частный капитал не готов вкладываться. Среди них две, специально нацеленные на разработку и развитие технических инноваций. Это корпорации «Нанотехнология» и «Ростехнология». Первая призвана продвигать принципиально новую сферу создания новых материалов на молекулярном уровне, причём с заранее заданными свойствами. Эти разработки находятся ещё только в начальной стадии, и практической отдачи от них в экономике можно ожидать в лучшем случае лишь в среднесрочной перспективе, т.е. лет через пять-семь.

Вторая корпорация имеет целью вдохнуть новую жизнь в полуразрушенное производственное машиностроение. Одна из её задач – разработка новых видов машин и оборудования, в том числе таких, которые пока не выпускаются ни в России, ни за рубежом. Это один из ключевых элементов будущей инновационной системы.

Другие госкорпорации созданы для подъёма отстающих отраслей, которые сами собой подняться не могут. Это гражданское самолётостроение, судостроение, отчасти автомобильная индустрия, где совместных усилий частников с иностранными концернами недостаточно. Планируемое масштабное строительство атомных электростанций также будет осуществляться силами ещё одной госкорпорации. Не говоря о коренном обновлении транспортно-дорожной инфраструктуры, без чего весь инновационный проект сядет на мель.

При всём своём либерализме Дмитрий Медведев прекрасно понимает, что без государства[2] инновации вперёд не двинутся. Это стало ясно при посещении им государственного технопарка в Строгине. Идея использования малых предприятий для продвижения изобретений в производство на начальной стадии с успехом освоена в США и других развитых странах. У нашего малого бизнеса для этого собственных сил маловато, даже если сократить до минимума административные барьеры. Требуется и финансово-организационная поддержка, в частности создание т.н. инкубаторов, где частные инноваторы могли бы развернуться и набрать скорость.

Но без участия крупных частных компаний инновационный процесс будет перекошенным. Дело в том, что на них приходится более половины всей промышленной продукции в стране, и их деятельность во многом определяет лицо экономики. Сюда же относится цвет олигархического сектора, влияние которого на объём продукции многих отраслей и на цены остаётся преобладающим. Разгром группы Ходорковского нанёс олигархии сильный удар, но вопреки мнению некоторых авторов это не было «началом конца» российской олигархии. Такая задача Путиным и не ставилась, он лишь отстранял олигархов от вмешательства в политику, но нисколько не поколебал их господства в экономике.

Напротив, за последние годы оно кое в чём даже усилилось. Например, раздел внутренних рынков крупнейшими производителями и монополистические сговоры о ценах стали повсеместными. Осенью прошлого года, резко подняв продовольственные цены, монополисты вновь показали, кто в доме хозяин. Сейчас они приутихли, ожидая конца выборов, чтобы возобновить наступление.

Особенность нашего крупного бизнеса в том, что технические и другие инновации его интересуют в последнюю очередь. Если можно легко заработать картельным сговором, вкладывать капиталы в инновации ни к чему. Монополии всегда рождали техническое загнивание, продолжают рождать и сейчас.

Только что журнал «Финанс» опубликовал очередной список самых богатых бизнесменов страны. За истекший год их состояния выросли в полтора, а то и в два раза, причём за счёт чего угодно, только не инноваций. Из 30 ведущих миллиардеров лишь один (Владимир Евтушенков) функционирует в сфере технических усовершенствований. Все остальные успешно эксплуатируют сырьевые отрасли или финансы.

Эти люди уже сложились и вряд ли изменятся в обозримом будущем. Сделать из них инноваторов, т.е. коренным образом изменить их поведение в духе инновационного проекта Путина – Медведева, думается, задача невыполнимая.

Побудить к этому олигархический сектор власть имущие всё же надеются главным образом налоговыми стимулами. Надежды строятся на снижении налога на добавленную стоимость (НДС) и, как предложил будущий президент, экспортных пошлин на нефть. Этот выбор методов стимулирования инноваций нельзя признать удачным. Каждый из них увеличивает чистый денежный доход компаний, но вовсе не гарантирует, что дополнительные свободные средства будут истрачены на инновации, а не на что либо иное. Чтобы привязать налоги к техническим новинам, придётся использовать более тонкие методы.

В западной практике регулирования для этой цели нередко применялось списывание соответствующих инвестиций из суммы прибыли, облагаемой налогом. Проще говоря, такие капвложения полностью или частично освобождались от налогов. Советники наших президентов до этого почему-то не додумались.

В зарубежных корпорациях крупные средства систематически тратятся на НИОКР – научные исследования и опытно-конструкторские разработки. Каждая из них имеет свои конструкторские бюро, опытные заводы, а то и сеть КБ и лабораторий, где создаются новые товары, модели, технологии. Именно здесь ведётся борьба за техническое превосходство над конкурентами. В СССР нечто подобное существовало лишь в военно-промышленном комплексе, гражданскую же индустрию обслуживали отраслевые НИИ, непосредственно не всегда связанные с производством. С приватизацией предприятий связь эта часто и вовсе прерывалась. Экономя на НИОКР, олигархи обрекали производство на ещё большее техническое отставание. Покупкой самой современной зарубежной техники эту дыру не закроешь. Потому что она отстанет, едва начав работать. Чтобы быть впереди, надо самим создавать самое передовое и постоянно поддерживать собственное лидерство. Но олигархический сектор, судя по всему, делать это не собирается.

Пока такая цель не поставлена, и пути её достижения не определены. А ведь речь идёт о построении буквально за десяток лет практически с чистого листа современной индустрии инноваций, какая существует в передовых странах. Наши олигархи к этому не готовы

 

Впереди бой

 

Подведём итоги: сбудется ли прогноз президента? Частично, да. Россия к 2020 году выйдет в пятёрку крупнейших стран по размеру экономики, если будет расти темпом не ниже 7 процентов и выделять на инвестиции 25—30 процента ВВП. Однако при нынешнем состоянии отечественного машиностроения повысить вчетверо производительность труда в столь короткие сроки будет невозможно, Для этого понадобится более длительное время и массированный импорт новейшей техники.

Переход большинства населения в средний класс будет по-прежнему тормозиться инфляцией, ключ к которой прочно держит в руках контролирующий цены олигархический капитал. И, наконец, даже при поддержке государства те же олигархи будут противиться инновациям, пока им обеспечено обогащение более лёгкими и привычными путями.

Одним словом, если прогноз Путина будет сбываться, то только в тяжёлых сражениях.

 

Слово, 29.02.08



[1] Государственной власти.

[2] См. прим. 1.


Реклама:
-