Журнал «Золотой Лев» № 155-156 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

К. Черемных

 

Бюрократия осмысленная и беспощадная[1]

 

Нужна ли душевнобольным «свобода выбора»?

 

В глухие тоталитарные времена автор гимна Советского Союза набрался инакомыслия и написал басню, которая долго считалась пределом гражданской смелости для придворного стихотворца. Предметом басни был не просто лояльный, а особо предусмотрительный к капризам и пожеланиям начальства творческий работник, стремящийся угодить всем кураторам сразу и не понимающий, что у кураторов, помимо партийной сознательности, могут быть и просто ничем не обоснованные предпочтения, или попросту вкусы.

Картина у слона-живописца не получилась потому, что творческий работник, несмотря на природную неповоротливость, чрезмерно крутился по сторонам, улавливая пожелания всех советчиков. Советчики в живописи ничего не смыслили, но у каждого из них был свой завет мастеру в виде излюбленного предмета: крокодил непременно хотел увидеть на картине реку Нил, а тюлень – снега и льды. Когда же в итоге на картине появилось все желаемое и на всякий случай банка меда – «на случай, если вдруг медведь придет картину посмотреть», стало понятно, что произведение художественной ценностью не обладает.

Одобрение и неодобрение творческого труда затрагивает, впрочем, лишь самолюбие самого творца или его близких родственников. Когда же несогласие в указаниях закрепляется в законах, «ералаш», как в цитируемой басне, касается миллионов людей, на которых эти законы распространяются.

Как и гости слона-живописца, авторы законов совсем не обязательно руководствуются идеологическими принципами, даже если им самим так кажется. Как признавался либерал-шестидесятник Григорий Померанц – редкий представитель этого вида, способный к самокритике – мечта интеллектуалов о распространении неограниченных свобод зиждилась на простой экстраполяции: я, Померанц, могу пользоваться свободой не в ущерб другим, значит, и широким массам это по силам.

Составители социально значимых законов, на первый взгляд, руководствуются соображениями бюджетной экономии. Тем не менее, сугубый субъективизм, происходящий из вышеупомянутой экстраполяции, бросается в глаза. Авторы закона №122 о монетизации льгот явно проживают в Москве, а на фазенду ездят в ближайший район области. В противном случае им пришло бы в голову, что «освобождение» от нематериальных льгот, то есть замена скидки на любое расстояние на одну тысячу рублей просто не позволяет многим гражданам добраться из удаленного района не то что до Москвы, но и до ближайшего крупного областного центра.

Впрочем, забота о госбюджете в некоторых случаях оказывается странно однобокой. Авторы Закона о пенсиях сильно помогли госбюджету, не позволив установить средний размер пенсии выше, чем 1,2 от среднего заработка по стране. И те же авторы великодушно предоставили матерям детей-инвалидов право уйти на пенсию на пять лет раньше, причем независимо от тяжести и срока этой инвалидности. То есть несчастная мать клинического идиота (первая группа на всю жизнь) была приравнена к матери мальчика с банальным и благополучно заживающим переломом ноги (третья группа на год). Не иначе как у автора законодательной задумки существовала собственная семейная проблема, которая с дьявольской щедростью экстраполировалась на всю Россию- матушку.

Впрочем, пенсионное законодательство одарило «россиян»[2] также счастливой возможностью под названием «накопительная часть пенсии». Только распространяется она не на ту возрастную группу, которая тащит на себе страну, а исключительно на вступающее в жизнь и не слишком ответственное младое поколение. Еще один подарок от заботливых законодателей состоял в праве выбора на источник пенсионирования. Для практического внедрения означенного плана всем гражданам было направлены так называемые «письма счастья». Результат известен: народное большинство без всяких церемоний отправило эти письма в сортир, предпочитая ничего не менять в своей жизни и великодушно прощая Сбербанку печально известную заморозку кровных накоплений 1992 года. Интересно было бы посчитать, сколько государственных средств было потрачено на производство вышеозначенной макулатуры, если о доверии граждан к негосударственным банкам и фондам можно было легко узнать из элементарных социологических опросов.

Если потраченных впустую средств государству[3] ничуть не жалко, а авторы этого и подобных нововведений благополучно продолжают государственную службу, значит, государство руководствовалось не действительным, а желаемым. Иначе говоря, той самой абстракцией, об экстраполяции которой, признавая собственную долю вины, совестливо сокрушался старый диссидент Померанц.

Увы, за приверженностью к абстракциям слишком очевидно прослеживается желание понравиться законодателям мод. Притом тем законодателям-идеологам (нередко по совместительству стратегам), от которых сам автор закона зависит не административно, а сугубо умственно – на уровне нехитрой комбинации из трех догматов, которые он принимает за убеждения. Сводится сия комбинация из представлений о том, что

а) государство должно прогрессирующим образом уходить от управления экономикой,

б) государство не должно нести ответственность за благосостояние граждан,

в) его величество рынок волшебным образом установит самодостаточные правила, которые сами по себе, как печка Ивана-дурака, довезут «россиянина» до лучшей жизни.

Впрочем, эта самая комбинация удивительным образом сочетается с образцовым регламентационным зудом. Счастливо освобождая госчиновников от исполнения прежде присущих им функций, либеральный законодатель[4] другой рукой навешивает на тот же исполнительный аппарат множество других функций, обеспечивающих внедрение дорогих его сердцу прав и свобод, а иногда и просто внедрение бумагооборота, не имеющего иного назначения, кроме регламентирования регламента.

Масштаб задач в подобных случаях кажется авторам законов и нормативных документах даже большим, чем реальный предмет трогательной заботы, то есть население. Немедленно после введения Закона №122 неведомая чиновная натура внедрила новый образец инвалидной справки, число цифр на номере которой на два порядка превосходит число жителей Российской Федерации. Единственным логическим обоснованием такого решения могла быть лишь очень мысль о предстоящем добровольном присоединении Китая к России вместе с пропорциональным числом нетрудоспособных граждан.

 

«СВОБОДА ВЫБОРА» ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ

 

На самих обладателей означенных справок легла еще одна головная боль. После внедрения 122-го закона, само назначение которого состояло в дебюрократизации, льготные категории получили право выбирать между монетарным и товарным обеспечением половины компенсации. Инвалиды при этом разделились на две категории: остро нуждающиеся в пятистах рублях и не остро. Первые, разумеется, выбрали деньги. При этом, однако, в первую категорию записались и граждане, подспудно убежденные, что никакой болезни у них нет. Ранее эта категория – как легко догадаться, речь идет о душевнобольных – снабжалась лекарствами по рецептам бесплатно, тем самым получая дополнительный мотив для объективно необходимого лечения. Сегодня средний больной шизофренией предпочитает лекарству пятьсот рублей. С печальным результатом легко встретиться в общественных местах, где блуждают оборванные люди, шепчущие в космическую даль, утратившие связь с реальностью и, соответственно, возможность какого- либо приспособления к действительности. Нетрудно догадаться, что на этом несчастье охотно ловят добычу ловцы душ и недвижимости, нередко вслух и откровенно именующие себя санитарами леса. Под лесом имеется в виду наша страна.

Растолковать несчастным, что отказ от лечения ничего хорошего им не принесет, могли бы доктора и работники медико-социальной экспертизы. Но первые заняты выписыванием и заверением рецептов нескольких видов с занесением этого действия в бесчисленные журналы, а вторые – заполнением бумаг, дающих право инвалидам на трудоустройство, обучение, костыли, памперсы, притом в количестве трех экземпляров и обязательно с подписью, независимо от способности больного (в том числе отправляющего надобности под себя) к письму. Если данные ваучеры были чрезвычайно необходимы, с точки зрения тогдашнего министра Зурабова, то вполне могли печататься в виде талонов, на которых врачу только и оставалось что поставить штамп. Однако министерским специалистам непременно требовалось обозначить сразу множество деталей, и в первую голову пресловутую добровольность, то есть реализацию суверенного права на получение услуги – независимо от того, в реальности обретается клиент или за ее пределами.

В государствах Запада, на которые ссылается при любом удобном случае либеральный законодатель, существуют не только натуральные льготы по инвалидности, но и принудительное лечение. Однако наши либералы либеральнее западных либералов, как католик, который праведнее римского папы. На собрании Независимой психиатрической ассоциации (где одним из учредителей является очень симпатичный, но безнадежно больной человек), либерал с фельдшерским образованием, специально приобретенным ранее для изобличения зверств советской психиатрии, с жаром доказывал мне, что депрессивным больным не следует препятствовать совершать самоубийство, ибо это есть их индивидуальный, а стало быть, святой и непреложный человеческий выбор.

Итак, с одной стороны исполнитель государственной задачи примерно либерален, с другой – примерно регламентирован. Сочетание несочетаемого знакомо большинству башмачкиных сегодняшнего дня. С той разницей, что думать о личной шубе сегодняшнему башмачкину решительно некогда. И в недолгую минуту передышки неформально высказываемые им мысли сводятся к непечатным выражениям в адрес тех законодателей со слоновьими извилинами в головах, которые возложили на их головы неподъемный, и что обидно, совершенно бессмысленный воз бумагомаранья.

 

Законодательное вредительство, или

Как сделать российские просторы прозрачными для «внешнего мониторинга»

 

ГРАДОСТРОИТЕЛЬНЫЙ КОДЕКС ОТ НЕМЦОВА И ЕГО ЗАРУБЕЖНЫХ ПАРТНЕРОВ

 

Если с чем-то можно сопоставить несчастную судьбу медико-социальных экспертов, так это судьба специалистов по землепользованию, которых было ранее принято считать весьма привилегированной категорией населения. Так, возможно, и было до вступления в силу Закона о земельном кадастре. В соответствии с этим шедевром бюрократической мысли, кадастровый номер должен присваиваться не только земельному участку, но также и любому расположенному на нем объекту, равно как и элементу объекта – к примеру, квартире в многоэтажке. От поголовной «кадастрации» (так в тексте закона) освобождаются исключительно космические корабли и плавающие суда. Если по несчастью судно оказывается на приколе, то непременно подлежит «кадастрации», коли не поспешит вовремя отчалить. Другого толкования закон не предусматривает. Главное же нововведение, впрочем, состоит в другом: согласно закону, кадастровые номера не должны совпадать между собой ни у одного из миллиардов кадастрируемых предметов на всей территории России-матушки. Это вам не число инвалидов, которое даже при суммировании со здоровыми китайцами все-таки исчислимо: у вещей, в отличие от граждан, нет ни паспортов, ни ИНН, и на прием к чиновнику, дабы получить чаемый номер, они не являются.

В вышеописанных нововведениях состоит регламентирующая сторона кадастровой реформы, требующая изнурительного труда большой и жестко дисциплинированной армии башмачкиных. Однако каким-то непостижимым образом регламентация и здесь сочетается с либерализацией. Поскольку тот же закон вводит понятие кадастрового инженера, каковым может быть, в принципе, любое частное лицо со средним образованием, прошедшее соответствующее, по мнению авторов, вполне нехитрое обучение. С этого и должно начинаться внедрение закона, благо подсчет кадастрируемых объектов явно займет больше времени, чем натаскивание частных кадастраторов. Понятно, что по вполне субъективным, сугубо индивидуальным и даже сиюминутным мотивам такие желающие найдутся. Нетрудно также догадаться, что номера в соответствии с буквой закона они будут высасывать из пальца, поскольку доказать, что в Урюпинске или Заводоуковске нет участка под номером 38759604758609504758695047568, решительно невозможно.

Повальная кадастрация совпала по времени с еще одним средством бессмысленного приложения человеческого труда – с повсеместным планированием. Дело в том, что одновременно с Земельным кодексом был принят еще и Градостроительный. Тот факт, что оба документа трактуют и даже называют одни и те же понятия по-разному, совершенно никого не волнует, хотя в Госдуме функции писания соответствующих законов совпадают едва ли не персонально. Но, впрочем, какая ерунда: главное – исполнить закон, для какой цели – решительно неважно. В данном случае предусмотрен и встроенный законодательный кнут. А именно: если территориальное планирование не произведено, то соответствующий муниципалитет (а субъектами исполнения являются не регионы и не города, переименованные кодексом в «городские поселения», а именно муниципалитеты) с «дня X» утратит право резервирования земель, выкупа участков для госнужд и перевода земель из одной категории в другую.

Где-нибудь в благополучной маленькой Швейцарии, где проблема обеспеченности жильем не является первостепенной, а границы земель расписаны триста лет назад, тотальное территориальное планирование, возможно, имело бы смысл. Впрочем, вопрос о таковой необходимости население решало бы на референдуме, а распространение этого планирования на все кантоны и города было бы немедленно ограничено местным Министерством обороны – весьма влиятельным ведомством в Швейцарской Конфедерации. В СССР топографические работы требовали специального допуска, и нельзя сказать, чтобы для того не было рациональных причин. Лишний раз подчеркивая неистовое стремление отрешиться от пережитков тоталитарного прошлого, российские либеральные умы настояли на самом дотошном и самом общедоступном межевании всего и вся.

По мнению заместителя директора Московского НИИ Генплана Георгия Юсина, Градкодекс, внедряющий повальное планирование территории страны с разделением городов и весей на так называемые функциональные зоны, несмотря на всю дотошную детализацию, оставляет за бортом такие элементарные критерии, как безопасность объектов, гарантии доступности социальных благ для населения, историческую преемственность городов и в то же время их потенциал преобразования – поскольку фиксирует данность как нечто неизменное (к примеру, не предусматривая развитие новых поселений как таковых). Не учитывается, по мнению Юсина, и такой критерий, как целостность – будь то на общенациональном или региональном уровне. Другими словами, разграниченная и поделенная на зоны ведомственного контроля территория Отечества Градкодексом по существу просто разъята, как труп.

В чем состоит сверхзадача этого препарирования? Может, лейтмотивом разработчиков планировочного начинания было стремление сделать просторы земли российской «прозрачными» для, так сказать, внешнего мониторинга? Я бы в это и не поверил, если бы в попечительском совете того института, что придумал Градкодекс – он называется Институт «Фонд экономики города» – не входил собственной персоной хотя и нелояльный, но бесспорно убежденный либерал Борис Немцов, а самим этим советом не руководил близкий соратник Гайдара по либеральным клубам и фондам Евгений Сабуров.

Если сверхзадачей данного коллектива, не скрывающего своих зарубежных связей[5], не является обеспечение – за сходную цену и за счет эксплуатации силами несчастных местных башмачкиных – максимальной доступности топографической информации для заинтересованных лиц, то значит, должна быть какая-то другая сверхзадача. Но при всем напряжении ума альтернатива не просматривается – особенно учитывая то обстоятельство, что означенными положениями Градкодекс недвусмысленно ставит палки в колеса самому важному (если верить декларациям с высоких трибун) из национальных проектов, а именно проекту «Доступное и комфортное жилье».

Если представить себе образцовое соблюдение законодательства при строительстве элементарного сарая на обжитой территории, картина предстается вполне в стиле Кафки: впереди застройщика семенит кадастратор, кадастрируя все неживое, что видит вокруг себя, за ним поспевает топограф, принуждая заказчика вместе с сараем размежевывать и ближайшие многоэтажки (на практике все именно так и происходит), далее муниципальный чиновник, за ним должностное лицо из районной администрации, а понурые строители, ожидая допуска на объект, коротают время за бутылкой.

Что самое удивительное, из всех городов и весей слышится стон и ропот, в приемных растут горы жалобных писем, но имена инициаторов означенных начинаний никого не интересует. Между тем взыскивать за потерю времени, нерациональное использование ресурсов, упущенную выгоду и, в конце концов, моральный ущерб есть с кого. Впрочем, как известно, самой большой трудностью в нашем законодательстве испокон веку было доказательство умысла. И даже когда он виден без очков, у прямых исполнителей законодательного вредительства есть безупречное алиби: они все делают во имя соблюдения свободы и порядка. А поскольку само государство не способно осмыслить границы этих ценностей и их диалектику, то пространство для новых упражнений в ущерб миллионам граждан остается безграничным.

 

Можно ли совместить национальные проекты с третьим этапом «дерегуляции»?

 

ОТВЕРЖЕННОЕ КАЧЕСТВО

 

Одновременное внедрение Градостроительного и Земельного кодексов и целого множества связанных с ними законов и нормативных документов, ставящих аршинные палки в колеса развитию страны – градостроительному, экономическому и социальному, происходит как раз тогда, когда руководство страны внедряет четыре важнейших и без преувеличения стратегических по своему замыслу приоритетных национальных проекта (ПНП). И они осуществляются в каждом регионе, о чем каждый региональный босс регулярно отчитывается на столичном ковре. Отчитывается, впрочем, только в количественных показателях, благо иных самими текстами ПНП не предусмотрено. Либо они неизмеримы и невразумительны, как понятие «инновационный» в ПНП «Качественное (sic!) образование».

В каждом из ПНП при ближайшем рассмотрении обнаруживается вышеупомянутое сочетание несочетаемого – бездна регламентации, помноженная на бездну абстрактно понятой свободы. Так, достижение школьниками свободы информации помножается на число поставленных в школы компьютеров. Для какой именно цели учащиеся ими пользуются – для чтения Британской энциклопедии или для торчания «в контакте», разработчиков решительно не интересует. Тем более что проверка знаний оценивается посредством «угадайки», которая в лучшем случае оценивает кратковременную пассивную память и сугубо поверхностные детали знаний, при том что понимание предмета в целом считается необязательным.

Формально, по отчетам, страна ежегодно получает миллионы квалифицированных специалистов. Однако при оценке соответствия занятости полученному образованию результат обескураживает. Из 600 учащихся питерского реставрационного лицея, как недавно было подсчитано, по профессиональной стезе пошли 40, а остальные трудоустроились секретаршами. Почему? Потому что училище в целях выживания подрабатывало коммерчески востребованными профессиями.

При этом приходится слышать жалобы на никуда не годные профессиональные качества вчерашних абитуриентов. Но ведь их никто не учил работать и получать удовлетворение от труда. В до отказа напиханных компьютерами школах им не рассказывают элементарных вещей: в учебниках истории, где механически соединены куски из советских пособий с либерально-правозащитными воздыханиями о недопустимости насилия, отсутствуют понятия о подвиге, самопожертвовании, дерзании и вообще любой человеческой инициативе, если она не связана с прямым материальным интересом. Педагоги, одной рукой ограждающие учеников об этих «несовременных» понятий, другой грозят им пальцем, чтобы детки не вступали в неформальные организации. Итог этого дерганья в разные стороны выражается в сформированном отношении к учебному заведению вообще, в котором насмешка сочетается с презрением.

Точно так же нельзя сказать, что ПНП «Современное здравоохранение» не имеет количественного результата. Диспансеризацией ежедневно охватываются огромные массы людей. Однако каждый из специалистов оценивает свой орган (причем порой формально), а из их суммы здоровье не складывается, тем более что сверхзадачей стало выявление потребности в «высокотехнологических методах лечения», по которым идет отдельный расчет потребности. При этом между пересадкой единственной почки и удалением бородавки, ежели последнее действие произведено ультра-барометрическим методом, не предусматривается решительно никакой разницы, благо неотложность лечения – параметр уже качественный, а это не востребовано.

Самое пугающее впечатление производят вереницы цифр в отчетах о «строительстве жилья». О качестве же этого жилья можно будет судить не сегодня, а спустя некоторое время, и в этом есть несомненное удобство для составителей отчетов в этой области. Если же пятилетку спустя целые районы будут обваливаться и падать, то у любого чиновника отговорка по этому поводу уже наготове. В самом деле, не они же в 2001 году вычеркнули из списка лицензируемых профессий все виды работ по производству стройматериалов!

К первому июля сего года должны, в соответствии с законом, прекратить действие также лицензии на изыскания, проектирование и строительство. В странах Запада, на которые ссылаются составители «революционного» Закона о саморегулировании, благополучно существует «общественный» муниципальный строительный бизнес, крупные строительные саморегулируемые сообщества и независимые от них производители стройматериалов, притом критерии качества, выраженные в технических нормативах, существуют и даже множатся. Вынужденное ожидание восточноевропейских стран в очереди на прием в Евросоюз во многом был связан с кропотливым и сложным приспособлением разных стран к техническим стандартам. При этом, как рассказывали петербургским строителям ближайшие соседи-финны, их нормы были во многих областях скопированы с строительных норм и правил времён СССР (СНиПов).

Однако сама Россия на безоглядном пути к саморегулированию решила выбросить за борт современности обязательный характер СНиПов, а лицензирование заменить сертификацией внутри каждой из саморегулируемых организаций (СРО). Специалист, откомандированный Российским союзом строителей в Петербург для обучения премудростям саморегулирования, оказался достаточно порядочным человеком, чтобы рассуждать о мотивах всех вышеназванных начинаний вполне откровенно: «Сейчас происходит третий этап дерегуляции. Первым было образование кооперативов, вторым – приватизация собственности, третьим – приватизации способов ведения бизнеса. Государство просто снимает с себя все это бремя. Это называется дерегуляция».

Злые, но образованные языки связывали составление и внедрение закона о монетизации льгот с видами России на членство в ВТО. Может быть, это гнусная клевета. Однако не менее радикальная реформа жилищно-коммунальной сферы, в процессе которой эксплуатация внутридомового газового оборудования была также освобождена от лицензирования (тем же Законом №80-ФЗ), явно имеет отношение к указанным видам, иначе бы не имели смысл ежегодные рапорты об образцовом освобождении данной сферы от «ненужной» опеки государственных структур.

Методист по преобразованию строительных ассоциаций в СРО также упоминает «волшебное слово из трех букв». Интересно, что Украина, только что принятая в ВТО, не отказалась от государственного лицензирования основных видов строительных работ, унаследовав все те же советские СНиПы и не думая их заменять, как Россия- матушка, на технические регламенты.

Кстати, ни один из пресловутых технических регламентов в России не утвержден по сей день. Немудрено: утверждаться они должны федеральными законами, а среди многоопытных специалистов по абстрактному законодательству недостает практиков по применению норм и правил в реальном пространстве.

 

НЕЖИЗНЕСПОСОБНЫЙ ГИБРИД

 

Не знаю, предполагается ли введение саморегулирование в сфере художественной прозы, но современного Андрея Платонова на законодателей точно не хватает. Если платоновский каменщик из города Градова, чтобы получить разрешение на работу, должен был в обязательном порядке изучить всего Карла Маркса, то современный отечественный строитель, чтобы соответствовать критериям нагромождения свежих законов, должен также вернуться на столетие назад и стать протестантом в духе Макса Вебера. В противном случае он будет все исполнять не по закону, а по простому разумению, то есть воспринимать добровольность, установленную Законом о техническом саморегулировании, как сугубую необязательность, а вовсе не как «информацию к размышлению». Ну что тут сделать, если средний прораб не тождественен по своему жизненному пути совестливому пастору Шлагу?

В итоге, как в платоновском «Чевенгуре», что такое саморегулирование – каждый понимает по-своему. Но все вместе уже догадались, что пресловутое освобождение от настырного госконтроля дает преимущество крупным игрокам и умножает на ноль средних и мелких. Питерские энтузиасты саморегулирования из ассоциации средних строительных предприятий «Союзпетрострой», наивно рассчитывавшие на такие нематериальные понятия, как репутация, в процессе реального внедрения нового порядка были недвусмысленно поставлены на свое место около параши, без всяких объяснений получив отказ в регистрации в качестве СРО. Зато крупные игроки, окрыленные законодательной подпиткой, вострят когти на плывущие в руки территории центров мегаполисов, где собираются развивать проекты, разумеется, в интересах вышесреднего по доходам гражданина. При этом их особый интерес притягивают куски площадей, освобождаемых сжимающимся, как шагреневая кожа, земельным потенциалом Министерства обороны. Которому власти одной рукой гарантируют щедрые подарки в виде госзаказа, а другой лишают права уволенного военнослужащего увеличить пению даже на рубль после перехода на гражданский стаж, хоть бы он вывернулся наизнанку на новом поприще.

Поскольку неприкаянному военнослужащему указано на его скромное место, то, что на рынке есть – не про его честь. На месте его ненужного училища или испытательного центра, а то и на месте флагмана атомоходостроения – Балтийского завода – вырастут таунхаузы для иной, менее общественно значимой, но вовремя оседлавшей процесс первоначального накопления категории частных лиц.

Цены на недвижимость, как можно догадаться, в процессе этого навязанного саморегулировочными социал-дарвинистами искусственного отбора могут только повыситься. Организаторы реформы, разумеется, усмотрят в этом естественный и неизбежный процесс, в чем и будут убеждать главу государства, покуда рак на горе не свистнет.

Директор ведущего петербургского проектного института сетовал в узком кругу, что в градостроительную сферу вторглись юристы, и оттого, дескать, и пошла вся пагуба. Боюсь, что он неправ, ибо дело вовсе не в профессии, а в одной из двух более общих причин. Одно из двух: либо старание угодить одновременно Западу и Востоку в государстве, расположенном ровно посредине, вызывает противоположные импульсы в одних и тех же профильных ведомствах и даже в одних и тех же головах, либо – что гораздо хуже – эти головы руководятся неким уже готовым и смешавшимся во взрывчатую смесь универсальным рецептом всеобщего улучшения жизни, причудливым образом сочетающим ценности свободы и порядка.

Николай Бердяев сделал однажды глубокое аналитическое открытие, установив, что русский коммунизм, как и его родитель марксизм, является материалистической теорией лишь наполовину, в области теории производительных сил, в то время как половина другая, определяющая отношения эксплуатации как плохие и негодные с субъективной точки зрения, то бишь с позиции вкуса, является до мозга костей идеалистической. Точно так же вышеописанная причудливая комбинация чаяния свобод с чаяниями порядка есть особая разновидность либерализма – либерализм русский, столь же беспощадный, как и большевизм, но еще более бессмысленный, в силу своего решительного и бескомпромиссного служения не собственным, а внешним целям.

Если мои умозаключения ложны, то я несказанно рад. Впрочем, убедить меня в моей ошибке меня могут лишь вполне конкретные действия высших должностных лиц, ответственных за будущее страны, а именно действия в отношении энтузиастов безбрежного саморегулирования с полной отменой гарантий качества, имена которых, с точки зрения исторической и гражданской, следует перечислить. Я имею в виду таких выдающихся адептов саморегулировочного передела и социальной дискриминации, как Андрей Владимирович Шаронов, Виктор Семенович Плескачевский, Михаил Юрьевич Зурабов и Анатолий Иванович Осадчих. И пусть с вышеназванных граждан никогда не будет спрошено по их делам их, будь то за давностью лет, по причине эмиграции или вследствие обрушения правительственных зданий, неплохо, чтобы сограждане запомнили эти имена, как греки помнят имя разрушителя Парфенона.

«На всех друзей не угодишь, себе же только навредишь», – популярно разъяснял собственному безымянному герою баснописец Михалков. Веками ранее Людовик XI молил: «Избави меня Бог от друзей, а от врагов я как-нибудь сам избавлюсь». Должно быть, у него были на то причины – как и у императора Фридриха Вильгельма с его брошенной в сердцах фразой: «Gegen Demokraten helfen nur Soldaten». Прямо-таки ужасная крамола, а вошла в века.

 

РПМонитор, 6.06.08; 7.06.08; 8.06.08.