Журнал «Золотой Лев» № 157-158 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.В. Фоменко

 

Геополитика еврославизма

Сегодняшние русские чаяния

Наконец-то, в пору расширения Европейского союза и НАТО за счет не только поляков и болгар, но и бывших австрийских славян, Россия - впервые за долгие десятилетия - может довольствоваться необременительной ролью наблюдателя или даже геополитического рантье. Усиление славянского элемента в ЕС, являясь делом очевидно полезным не только для Евросоюза и Европы в целом, но и для России как таковой, происходит ныне само собой, то есть силой вещей. Этот очевидный триумф еврославизма не требует от Москвы никаких затрат!

Но мы, русские, живя вдали от теплого Гольфстрима, настолько привыкли тратить половину ресурсов на борьбу с суровостью нашего климата, в том числе и геополитического, что неожиданные подарки судьбы кажутся нам более чем подозрительными.

 

Последствия их экспансии

 

После всех потрясений ХХ столетия нет ничего удивительного в том, насколько распространены ныне политико-журналистские фобии, связанные с расширением ЕС и НАТО на восток. Фобии эти вполне объяснимы, хотя и недостаточно обоснованны.

Что касается НАТО, то Москву может, конечно, беспокоить наличие на нынешних границах РФ рыхлой, весьма плохо управляемой, в военном смысле малоуспешной, но чрезвычайно амбициозной Организации Североатлантического договора. Название это, кстати, является чистым анахронизмом, ибо сама организация давно уже является и не вполне 'северной', и не вполне 'атлантической': брюссельских стратегов гораздо больше влекут неизведанные просторы суданских пустынь и афганских гор.

Да, нам по меньшей мере обидно наблюдать за патрулированием территории бывшего Прибалтийского военного округа (а до того - немецких остзейских провинций Российской империи) самолетами королевских военно-воздушных сил Бельгии или Нидерландов.

Но в то же время с вступлением в НАТО новых членов военные возможности брюссельской ставки 'верховного командования' не увеличиваются, а напротив, уменьшаются. И сам состав блока НАТО начинает все больше напоминать Организацию Варшавского договора (ОВД) 1960-1980-х годов.

В ту пору любой советский старший офицер знал, что в ОВД Москва могла действительно положиться только на восточных немцев. Но и в НАТО теперь американцы не могут по-настоящему рассчитывать ни на кого, кроме британцев (и возможно, тех же немцев). Что же касается боевых качеств солдат и в целом военных возможностей армий новых восточноевропейских членов

НАТО, то ведь они не идут ни в какое сравнение с таковыми же качествами и возможностями не только армии бывшей ГДР, но даже современных бельгийцев и голландцев.

Имея это в виду, нетрудно прийти к выводу о том, что действительные (хотя и не прямые) угрозы русским интересам исходят не столько от собственно вооруженных сил НАТО, сколько от последствий - часто весьма неожиданных - применения этих сил вне уставной зоны ответственности блока. Таких, например, как взрывной рост производства и контрабанды наркотиков из Афганистана - за время присутствия там ограниченного контингента натовских войск.

Что же до расширения Евросоюза, то оно для нас и вправду неполезно.

Потому что каждый новый его этап не только не усиливает этот союз, но, напротив, ослабляет.

И чем больше новых членов присоединяется к ЕС, тем меньше вероятность появления на мировой арене нового глобального игрока такого же уровня, как Соединенные Штаты или Китай. Зато все тяжелее груз финансовой и экономической ответственности старых локомотивов ЕС (прежде всего Германии и Франции) за новых бедных родственников.

Русские не меньше самих европейцев были бы заинтересованы в мощном Евросоюзе, способном стать самостоятельным полюсом геополитики и геоэкономики. Но, к нашему сожалению, недалеким американским глобалистам, не пожелавшим упражняться в добросовестной конкуренции с экономически сильной Европой, удалось добиться своего. Предусматривавшийся Римским договором 1957 года проект усиления европейского континентального ядра был в начале 1990-х закрыт. И после заключения в 1992 году Маастрихтского договора началось ускоренное претворение в жизнь совершенно другого, гораздо более затратного проекта - проекта продвижения ЕС на территорию бывшего восточного блока.

Именно этим благородным делом - созданием и обустройством новых рынков на востоке континента - и занимались брюссельские евробюрократы все последние пятнадцать лет. Пока не почувствовали своими затылками жаркое дыхание коммунистического Китая, успевшего не только модернизировать собственную промышленность, но и вступить уже в 2002 году в ВТО. Вновь возникшие европейские 'рыночные пространства' были, таким образом, открыты для наводнения их китайскими дешевыми товарами, продуктами рабского - с точки зрения европейцев, потому что почти бесплатного - труда чрезвычайно многочисленного персонала China, Inc.

 

Кто бы мог подумать?

 

Разрекламированное 'расширение Евросоюза' оказалось на поверку не столько экономико-политической новоевропейской экспансией на просторы восточных земель Священной Римской империи и западных земель Блистательной Порты, сколько культурно-популяционной экспансией на запад континента - с его юго-восточных окраин - огромного числа восточных европейцев вообще и славян в частности.

И отношения славянского мира к романо-германскому, о которых столь увлекательно писал Николай Данилевский, впервые в истории приобрели характер действительно соседской и даже почти родственной близости. Теперь вместо развернутого строительства Большой Европы Модерна, объединенной идеологией революционно-атеистического либерализма, евробюрократы вынуждены разбираться с русско-польскими культурно-историческими комплексами, уходящими корнями в XVII-XIX века. (А русско-литовские, например, комплексы - еще древнее.)

Оказалось, что нет лучшего лекарства для лечения известного душевного недуга вымирающей породы европейских либералов - слепого самомнения, нежели простое присутствие внутри Евросоюза наших славянских братьев или православных единоверцев. Те же поляки довольно быстро могут научить европейцев любить Европу и ценить Россию! Это ведь только кажется, что польские скандалы мешают русско-европейскому сотрудничеству! В действительности поляки - последняя надежда старой Европы, несмотря на их несколько натужный проамериканизм. Потому что поляки - ночью в постели - гораздо ближе непонятным русским, нежели вполне понятным европейцам. К тому же слишком многие из поляков еще помнят о Церкви: по крайней мере любой римский первосвященник, даже и не поляк, им все еще ближе и понятнее, нежели Робеспьер или Ленин.

Европейские финансовые субсидии и ограничения хозяйственного суверенитета оказались лучшим лекарством и для лечения известного политического недуга западных и южных славян - обусловленного столетиями культурно-экономического недовольства их собственным положением и статусом в структуре Австрийской или Османской империй, а также десятилетиями политического недовольства всех вообще восточных европейцев их местом в рамках СЭВ.

Нынешний Евросоюз все больше напоминает не только присной памяти Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), но и сам Союз ССР брежневско-горбачевских времен: и по манере принятия решений (где идеология чаще всего берет верх над экономикой и здравым смыслом как таковым), и по степени затратности этих решений. Даже самые отпетые еврооптимисты в странах - новых членах ЕС не могут не испытывать некоторого разочарования при столкновении с брюссельской действительностью.

И дело не только в том, что бюрократия Евросоюза будет помощнее (хотя и не поэффективнее!) советской и тем более сэвовской. Но еще и в том, что отличные от западных романо-германских европейцев восточные и юго-восточные европейцы ощущают понятную неловкость, попадая внутрь того клуба, за светящимися окнами которого в течение долгих десятилетий они привыкли наблюдать издалека.

В итоге своего резкого расширения на восток ЕС - этот прежде вполне элитный клуб - превращается в некое подобие социалистического лагеря, объединявшего, как известно, СССР с далеко не самыми промышленно и научно развитыми странами Европы. Дело ведь было не в 'социалистической' или 'капиталистической' системах, а в последствиях всей предыдущей истории континента1. За исключением Чехословакии, даже наиболее успешные члены СЭВа (вроде Восточной Германии или Венгрии) представляли собой не самые промышленно развитые части былых имперских конгломератов - германского и австрийского.

Те же Болгария и Румыния никогда не были и не притязали быть хозяйственными двигателями Европы - ни до Живкова и Чаушеску, ни во время их правления; не притязают они на эту роль и сегодня. При всем уважении к культурно-исторической самобытности наших православных братьев, столь долго находившихся под сильным влиянием совершенно внеевропейских политических и экономических порядков Османской империи, нельзя не признать, что место и миссия Софии и Бухареста в мире достаточно далеки от места и миссии Франкфурта, Турина или Тулузы.

Румыны еще могут обманываться относительно своей ментальной или хозяйственной близости с Брюсселем - не только в силу латинского происхождения грамматики своего языка, но и в силу стопятидесятилетней традиции европейничанья румынской интеллигенции (со времени перевода румынского языка с кириллицы на латиницу)2. Но у вступивших в ЕС болгар, как и у мечтающих о вступлении туда сербов или македонцев, нет и таких шатких оснований для причисления себя к миру, созданному трудами Карла Великого, Наполеона Бонапарта и их последователей.

Между тем даже поляки и хорваты, с их экспансивным римо-католицизмом и долгой общеевропейской историей, не могут не ощущать своей глубокой провинциальности и даже анахроничности (хотя на самом-то деле эти провинциальность и анахроничность - не минус, а плюс!) по отношению к либерально-атеистической Европе Брюсселя.

 

Еврославизм - наше знамя

 

Заменив традиционную трудовую этику пошлым гедонизмом, а традиционные моральные ценности - не менее пошлым аморализмом (сиречь бесстыдством), эта 'брюссельская' Европа подошла теперь к своему логическому концу. Она на наших глазах вымирает, причем по собственной воле, выражаемой с соблюдением всех демократических процедур, и со всеми теми удобствами, которыми осчастливил ее нынешний век торжества науки и техники.

А цвет европейской либеральной интеллигенции - членов Парламентской Ассамблеи Совета Европы и Европарламента - занимает сегодня что угодно, кроме главной проблемы Европы - проблемы физического выживания этого культурно-исторического феномена. Либеральным и социалистическим мудрецам гораздо приятнее рассуждать об 'энергетической безопасности' перед лицом 'газового наступления' РФ, нежели задумываться над последствиями своего 'свободомыслия'. Между тем еще десять лет назад в книге 'Исламизм и Соединенные Штаты: альянс против Европы' французский исследователь Александр дель Валь написал, что 'материалистическая и гедонистическая цивилизация не может длиться долго, потому что прогрессирующее разрушение естественных общностей, таких как семья, так же как и уничтожение гражданского и морального духа, необходимого для социальной стабильности и выживания наций, неизбежно ведут к саморазрушению и коллективному самоубийству. Более того, духовная и демографическая пустота обязательно привлекает новые населения и новые веры'3.

Но точка невозвращения еще не пройдена: у Европы сегодня все еще есть выбор. Либо согласиться с перспективой глубокой взаимозависимости с Россией в сфере энергетики и, следовательно, перейти от нынешнего 'мягкого противостояния' с нами к будущему взаимодействию: как в геоэкономике, так и в геополитике. Либо продолжить политику свершившихся фактов, каковая теперь означает углубляющуюся взаимозависимость с Африкой, Магрибом, Турцией (и в меньшей степени с новыми странами ЕС) в сфере поставок рабочей силы, а также с Китаем - в сфере поставок потребительских товаров и - неизбежный вскоре отказ от собственно европейской геоэкономической и геополитической идентичности.

Выбор, надо признать, невелик. Но принять решение довольно трудно: уж больно не хочется многим 'новым европейцам' смириться с фактом наличия у 'этих русских' столь необходимых сегодня всем энергетических ресурсов. (Старые европейцы, кстати, в силу своей многоопытности гораздо более прагматичны в выборе той или иной стратегии.)

Но, слава богу, есть и среди 'новых европейцев' вполне зрелые умы. Те же словаки и словенцы дают хороший пример того, как можно ощущать себя вполне европейцами, не имея антирусских комплексов, как можно войти в Европу - и остаться уверенными в себе славянами. Столетиями существуя внутри государственных организмов, созданных не ими (внутри сначала Священной Римской, а затем Австрийской империй), и получив самостоятельную государственность, по сути, вчера, обе страны демонстрируют завидное политическое равновесие и отсутствие всякой горячности.

По сравнению с этими совсем западными славянами наши гораздо более близкие соседи и родственники - вполне восточные поляки и литовцы, наследники многовековой государственной традиции (русско-литовской, собственно польской и польско-литовской4) - просто поражают своей горячечной активностью на ниве борьбы с призраками прошлого. (Говорим, разумеется, больше о так называемых политических элитах, нежели о трудящихся классах Польши или Литвы.)

Но как бы то ни было, а резкое усиление славянской и православной составляющих единого европейского организма (при всей разнице и нерядоположности этих составляющих) не может, видимо, не привести к изменениям самой брюссельской ментальности.

Во-первых, официальными и вполне рабочими языками Европы становятся славянские языки, включая и русский - ведь на нем говорят теперь миллионы граждан и просто обитателей стран ЕС и НАТО.

Во-вторых, старые европейцы приучаются воспринимать культуру славянства и православия не как русскую или греческую экзотику, а как неотъемлемую часть европейского культурного наследия.

В-третьих, в силу исторических причин славянские и православные европейцы не только начисто лишены политкорректного 'комплекса бывших колонизаторов', но и почти лишены противоположного комплекса - им нечего делить с европейцами, в отличие от иммигрантов из черной Африки или стран Магриба нечего требовать от европейцев и не на что особенно обижаться.

В-четвертых, и это самое главное для нас, русских, новые члены ЕС и НАТО из числа славянских и/или православных народов в силу культурной нам близости и/или родственности не могут не быть своего рода мостом или интерфейсом между двумя культурными и политическими мирами - Россией и ЕС.

Надо надеяться, что успехи еврославизма в расшивании узких мест сегодняшних русско-европейских противоречий (не столь уж серьезных) постепенно приведут не только собственно европейцев, ветеранов панъевропейского движения, но и новых членов клуба к осознанию того непреложного факта, что именно еврославизм - как политическая реальность и как политическая стратегия - может быть естественным и удобным выходом и из внутрицивилизационных противоречий некогда единого христианского мира, и из внешних, геополитических, глобальных противоречий этой цивилизации - с другими.

 

Россия и Европа

 

Сегодня, на новом этапе, словно повторяется старая русско-европейская история. Точнее, история славяно-австрийская: ибо уже в середине XIX столетия австрославизм существовал в качестве достаточно разработанного проекта, например, у австрийского ученого и политика чешского происхождения Франца (Франтишека) Палацкого.

Хотя в начале ХХ века мечту Палацкого поддерживал, например, сам наследник австрийского престола, но проект этот так и не успел стать политической стратегией и реальностью политики Дунайской монархии. Эрцгерцогу Францу-Фердинанду, к сожалению, просто не хватило времени: восшествию его на престол помешало сараевское убийство, осуществленное руками революционеров-националистов и обернувшееся началом великой войны - культурно-цивилизационного самоистребления Европы, как романо-германской, так и славянской. (Исторически и мистически не случаен тот факт, что европейскую гекатомбу 1914-1918 годов словно закольцевали два цареубийства - сараевское и екатеринбургское5.)

Австрославизм, видимо, был вполне реальным выходом и из внутриимперских противоречий Австрии, и из противоречий внешнеполитических - чрезвычайно серьезных: чего стоил хотя бы союз католической монархии Габсбургов, где высшей политической ценностью почиталась верность династии, а не этносу, с протестантской и этноцентричной монархией Гогенцоллернов! Усиление славянского элемента в империи могло повлиять на выбор как целей австрийской политики, так и средств их достижения.

И в частности, это могло повлиять на отношения Дунайской монархии с монархией Петербургской.

Странно, что в дореволюционной России к австрославизму относились в целом отрицательно. Ведь в случае успешного развития этого политического течения чешско-словацкие и хорватско-сербские подданные Габсбургов могли стать ключевыми игроками - на фоне немецко-венгерского сотрудничества-соперничества, а русская власть могла бы тогда особенно не озабочиваться их судьбой. Украинский же проект мог и вовсе не получить развития - без субсидий венского кабинета и Генерального штаба империи.

Ведь чем упорнее были в своих надеждах и проектах русские и прочие славянофилы - как литераторы, так и их читатели, - тем большие страхи порождали они в головах и сердцах австрийских патриотов. И с тем большей ревностью занимались они разнообразными мерами противодействия химерическим опасностям так называемого панславизма.

(Точно так же, уже на нашей памяти, идеологическое упорствование советских коммунистов, порождая лишние страхи в головах и сердцах неразумных западных европейцев, заставляло их с удивительной серьезностью относиться к химерическим опасностям 'реального социализма'6.)

Ныне самое время перестать повторять ошибки прошлого и брюзжать по поводу чьей-то очередной неблагодарности или нелюбви к нам. Россия не нуждается ни в чьей благодарности и не должна искать чьей-то особой любви. (Хотя бы потому, что от любви до ненависти дистанция слишком мала.)

Россия нуждается лишь в избавлении от разнообразных застарелых пристрастий и фобий культурно-политического свойства, а также от привычки тратить свои ресурсы на поддержание сносного уровня потребления всех своих родственников и соседей - без всякого разбора. Мы столько сил и средств в свое время вложили в развитие этой 'новой Европы' - от Штеттина до Триеста, - что пора подумать о получении ренты. Пусть теперь кто-то другой инвестирует в полубезумные проекты по выравниванию уровней потребления Запада и Востока, Юга и Севера. Вне границ РФ нас должны интересовать по-настоящему лишь судьбы исторических Малой и Белой Руси и геополитическое наследие императрицы Екатерины и 'великолепного князя Тавриды'7.

Что же касается всех остальных восточноевропейских (но не царских) территорий, то нам следует осознать, что вхождение в Евросоюз и НАТО как можно большего количества наших славянских родственников и православных единоверцев - лучший способ размыть либерально-атеистическую идентичность нынешней Европы8 - физически уже вымирающей от сытости и безбожия (даже для ее компактных и современных вооруженных сил скоро будет не хватать личного состава), но продолжающей притязать на роль властителя дум.

А геополитика еврославизма - единственная надежда на восстановление изрядно порушенного и попорченного бесконечными революциями (от Великой французской до научно-технической) культурно-исторического мира настоящей, старой (христианской) Европы, столь нам дорогой.

 

Примечания.

1 Sapir J. La fin de l'euroliberalisme. Paris, 2006. P. 89-98.

2 О культурном влиянии свободно говоривших (а то и думавших) по-французски офицеров русского экспедиционного корпуса, находившегося на территории румынских провинций Блистательной Порты в связи с Русско-турецкой войной 1828-1829 годов, на 'европейский выбор' румынских элит см.: Boia L. La Roumanie. Un pays a` lа frontie`re de l'Europe. Paris, 2003. P. 105-110.

3 Del Valle A. Islamism et Etats Unis. Une Alliance contre l'Europe. Lausanne, 1997. Р. 287.

4 Весьма знаменательно, что в многофигурной композиции монумента 'Тысячелетие России', открытого в Новгороде Великом в 1868 году, присутствуют оба великих литовских монарха - и Гедимин, и Витовт. Хотя после изменения Ягайло вектора литовского государственного развития из самостоятельных конкурентов Москвы в деле объединения русских земель литовские князья постепенно превратились в несамостоятельных (ибо подчиненных Польше) противников объединенной (Москвою) Руси.

5 В Екатеринбурге в отличие от Сараево отметились революционеры-интернационалисты.

6 О какой коммунистической экспансии могла идти речь, если в позднем СССР карьерным счастьем считалась работа за границей, особенно - в 'капстранах'?

7 Гавриил Державин о светлейшем князе Григории Потемкине-Таврическом.

8 Еврокомиссия считает сегодня Грецию и Кипр 'троянскими конями' из-за их недостаточной либеральности и прорусскости. А отношение к проблеме Косово и Метохии уже объединило их обоих с Румынией, Болгарией, Словакией, Испанией и сблизило их с Россией. (О культурных доминантах как основе внешнеполитического взаимодействия см.: Лурье С.В. Искусство разрушать предопределенности. Внешнеполитическое взаимодействие, основанное на культурных доминантах, способно вывести мир из очередного кризиса // Политический класс. 2008. ? 2. С. 78-91.

 

Политический класс

Июнь 2008


Реклама:
-