Журнал «Золотой Лев» № 157-158 - издание русской
консервативной мысли
Проблемы России и война США с Испанией в
1898 году[1]
22 апреля 1898 года началась испано-американская война. В
трудах историков и публицистов её часто называют «первой войной за передел
мира», иногда — «странной» и даже «смешной» войной. Хотя я бы не рискнул
назвать смешным конфликт между двумя великими державами, сопровождающийся
гибелью более 3500 человек только в ходе только на полях сражений.
Но как бы там ни было — испано-американская война многое
изменили в мировой истории. Она окончательно подтвердила действие доктрины
Монро: США доказали свою способность вытеснить европейские державы из
Латинской Америки. К тому же военно-политическая экспансия США впервые
вырвалась за пределы Нового света. «Размах крыльев орла — 10000 миль»
— гласит надпись на рисунке, опубликованном в американских газетах после
заключения мира с Испанией. На рисунке этом был изображён орёл с американского
герба, распростёрший крылья над земным шаром от Филиппин до Кубы.
И это не случайно. Захватив, помимо Кубы и Пуэрто-Рико,
Филиппины и Гуам, Соединённые Штаты заявили о себе, как о сверхдержаве, способной
вести открытую борьбу за передел мира.
Тем актуальнее для нас, далёких от того события, вопрос — а
могла ли история повернуться иным образом, возможно ли было изменить ход
событий и могут ли испанские злоключения тех давних лет повториться ещё раз, с
какой-то иной страной.
Например, с Россией.
МОГЛА ЛИ ИСПАНИЯ ПОБЕДИТЬ?
«Вперёд наука» — говорил русский мужик ещё в начале XX
века, «поучая» устными внушениями, а то и кулаком опростоволосившегося
представителя младшего поколения. В случае с войной так же. Наука побеждать
чаще всего приходит после своих же поражений.
Войны часто выигрываются или проигрываются не в период
военных действий, а задолго до их начала.
Так же поражение Испании и победа США были, во многом, хотя и далеко не
абсолютно, предопределены.
Испанское правительство проиграло войну, во многом по
причине того, что не сумела справиться с повстанческими движениями в колониях,
а вернее — не сумело найти с ними компромисс. Соединённые Штаты, прекрасно
понимая слабое место испанцев, очень умело использовали лозунг борьбы за
«демократию» и освобождение угнетённых народов.
Собственно, победу в этой войне США одержали при
поддержке национально-освободительных движений. На Филиппинах, например,
ещё до подхода американцев 25-тысячная армия сторонников независимости под
командованием Эмилио Агинальдо
осадила Манилу, обеспечив возможности для высадки американского десанта.
Действия кубинских повстанцев, сковавших испанские силы, также способствовали
высадке американцев неподалёку от Сантьяго-де-Куба.
Отделение колоний и иных регионов от метрополии начиналось
чаще всего с экономической переориентации населения этих территорий от «родной»
своей на иную индустриально развитую державу. То же самое произошло и с испанскими колониями. Испания в конце XIX —
начале XX веков ещё не представляла собой развитую индустриальную страну, способную
конкурировать с динамично развивающейся экономикой США. А потому латифундисты и
предприниматели Кубы уже с начала XIX в. постепенно направили своё внимание на
развитие экономических связей с географически близкими Соединёнными Штатами.
В 1894 г. из 1054214 т. выработанного сахара в США было
вывезено 956524 т., тогда как в Испанию 23295 т. В то время, как развивающаяся
американская промышленность могла без остатка закупить кубинский сахарный
тростник, Испания в конце XIX в. фактически закрыла доступ в страну
колониальным товарам с Кубы (в том числе таким важным продуктам кубинского
экспорта, как маис, табак и сахар). Благодаря географической близости к Кубе
американский бизнес через колоссальные инвестиции и торговлю постепенно
установил контроль над её внешней торговлей и промышленностью. К концу XIX в.
три американские сахарные компании уже контролировали целиком сахарную отрасль
острова. Один только Генри Хевенмейер к 1890 г.
владел половиной производимого на Кубе сахара-сырца. К середине 1890-х гг. —
¾ всей добываемой и вывозимой с острова железной руды приходилось на три
американские компании. В руках американских предпринимателей находились
строительство железных дорог, добыча полезных ископаемых, табачная
промышленность острова. Год от года Соединённые Штаты всё более привлекали
кубинцев. Сюда в поисках работы и скрываясь от политических преследований
испанцев, прибывали иммигранты, а состоятельные креолы отправляли учиться своих
детей. Среди плантаторов и промышленников были популярны идеи присоединения к
США с целью создания единого экономического пространства.
Испанское же правительство сделало всё возможное, чтобы
доказать свою ненужность и даже вредность для Кубы. Местная элита имела мало влияния на политику колониальных
властей, так как ключевые посты в администрации, судебном, таможенном почтовом
и др. ведомствах занимали уроженцы метрополии. Коррупция, широко
распространённая в неконтролируемом местным населением аппарате власти, также
делала испанский режим малопопулярным. Основными
источниками доходов испанской казны были не развитие производства на Кубе и
Филиппинах, а налоги, торговля и таможенные пошлины. Бюджеты колониальной
администрации к тому же не выходили из дефицита, который приходилось покрывать
займами.
В этой ситуации метрополия воспринималась как паразит,
высасывающий все соки из экономики острова, и своими попытками регулировать
торговлю в интересах Испании лишь наносящий непоправимый вред местной экономике.
Так, например, когда в 1894 г. американский конгресс принял
закон о 40% таможенной пошлине на нерафинированный сахар, призванный защитить
американскую промышленность от кубинских производителей, испанское
правительство в ответ установило высокие пошлины на американские товары, но не
имело возможности ввезти столь же дешёвую промышленную продукцию из Испании. В
результате стоимость жизни на Кубе выросла, усилилась безработица. Слабость
экономических связей с колониями не создавала дополнительных стимулов к борьбе
за них у населения метрополии. Для большинства испанцев Куба и Филиппины были
примерно тем же, чем для большинства россиян в наше время является Чечня —
странами, где от тропических болезней и пуль повстанцев погибали родственники и
близкие люди, куда уходили колоссальные бюджетные средства и где делали
состояния правительственные чиновники и мадридские финансисты.
В 1868 — 1878 и 1895 — 1898 гг. на Кубе развернулись
массовые партизанские движения, направленные на свержение испанского режима.
Восстания вспыхнули и в других колониях (в 1868 г. на Пуэрто-Рико в 1896 — 1898
гг. на Филиппинах). Было ясно, что в условиях возможной войны с США эти
движения станут фактором крушения власти испанского владычества в колониях.
Испания однако, имела шансы удержать в своих руках
заморские владения. Это было возможно через реформирование политической
системы страны с целью интеграции кубинской и филиппинской политической элиты.
Подобные шаги уже в XIX в. были предприняты Великобританией и привели к превращению
Канады, а затем Австралии и Новой Зеландии в самоуправляющиеся
полугосударственные образования, доминионы. Политическая же и экономическая
элита получила экономическую автономию, подкреплённую военной защитой Британской
империи. Движения за независимость, чреватые серьёзной гражданской войной после
этого сходили на нет, или же сравнительно легко подавлялись, лишаясь массовой
поддержки местного населения.
Между тем, подобные меры в принципе не отрицались испанским
правительством. Генерал-капитан Кубы Арсенио Мартинес Кампос, сумевший в 1870-е годы применить против
повстанцев военные и политические меры воздействия, сумел добиться прекращения
огня. Кампос применил стратегию, суть которой выражалась в том, что власти
сначала давили восстание, а затем — реализовывали ряд программных положений
повстанцев, показывая, что и сами способны реализовать их идеи. Причём, в
ряде случаев, даже более радикальные. Так, например, в ноябре 1879 г. Кампос,
занявший пост премьер-министра в Испании провёл в кортесах закон об отмене
рабства на Кубе. За это генерал удостоился популярности среди кубинских негров.
Кстати, во время кубинского восстания 1895 — 98 годов в ряде городов негры
сражались на стороне испанцев (например, зимой 1896 года, во время успешных для
колонизаторов боёв за город Канделярию), хотя
основная их масса, привлечённая идеями социального равенства и харизмой полевого командира-мулата Антонио Масео, поддержала сторонников независимости. В результате
мирного соглашения, завершившего десятилетнюю войну 1868 — 1878 гг.
руководители и многие участники восстания были амнистированы, Куба получила
право отправлять в испанский парламент 24 депутата (правда, из них лишь 8 могли
быть кубинцами).
Пойди Испания на большие уступки, связанные с введением
пропорционального парламентского представительства и предоставления острову
автономии на правах доминиона — возможно, это устроило бы кубинцев. Ведь среди
кубинской элиты была достаточно влиятельной группировка «автономистов». Но
консервативное руководство Испании, действовавшее по инерции, рассчитывало на
старые «проверенные» методы. Старая испанская элита не желала делить кусок
пирога с креолами, а новая элита, ориентированная на модернизацию Испании, ещё
не выросла. Её рост в лице «поколения 1898 года», начнётся как раз после
шока, полученного от поражения в испано-американской войне.
Вообще, попытки политического разрешения кубинского кризиса
предпринимались испанцами по логике известной русской пословицы: «Пока гром не
грянет — мужик не перекрестится».
Так, лишь за три недели до начала восстания на Кубе, в
феврале 1895 г. министр по делам колоний Буэнавентура
де Абарсуса представил на рассмотрение кортесов
проект закона о проведении на острове реформ. Согласно этому закону при
генерал-губернаторе создавался слабый совещательный Административный совет.
Лишь в 1897 г., когда восстание уже во всю полыхало, а кубинцы требовали
независимости, новый министр колоний Сегисмундо Морет опубликовал план введения автономного самоуправления
на Кубе. На острове предполагалось создать кубинское правительство,
двухпалатный парламент, муниципальные и провинциальные советы, решавшие
внутренние дела Кубы. Верховная власть, правда, сосредоточивалась в руках генерал-губернатора.
Но Испания сохраняла за собой управление лишь в сфере внешней политики, обороны
и суда. Однако в условия войны 1897 г. права доминиона не могли быть ведены.
Дело не только в том, что их отвергли повстанцы, но и потому, что в условиях
войны, развернувшейся на острове, вся полнота власти сосредоточилась в руках
военных. Выборы в автономный парламент также невозможно было провести, так как
значительная часть территории острова контролировалась повстанцами.
Таким образом, власть действовала по инерции, следуя за
разворачивавшимися событиями, а отнюдь не предупреждая их.
Будь приняты все эти меры в 1878 году, на острове успели бы
сложиться достаточно влиятельные политические силы, поддерживающие испанцев. Однако в 1897 г. население Кубы уже не верило мадридскому
правительству. Кубинские же сепаратисты прекрасно понимали, что они могут
рассчитывать на помощь правительства США, признавших повстанцев воюющей
стороной, засыпавших Испанию нотами протеста и ультиматумами, и вовсю готовивших
флот и армию к войне.
Вполне возможно было достижение окончательного компромисса
и с лидерами филиппинских националистов, в среде которых сформировалась
группировка, вполне готовая к сговору с испанцами. Она опиралась на
землевладельцев, торговцев и предпринимателей. Её лидером был Эмилио Агинальдо, мэр города Кавите, а впоследствии — президент провозглашённых «Республики
Биак-на-Бато» и Филиппинской республики. По большому
счёту, Агинальдо был настоящим «сукиным сыном» среди
лидеров повстанцев. В годы войн филиппинцев с испанцами и американцами он
старался подавить наиболее радикальных деятелей национального движения. В 1897
г. Агинальдо добился роспуска организовавшей
восстание тайной революционной организации «Катипунан»,
и приказал расстрелять его лидера, Андреса Бонифасио. 16 ноября 1897 г. Э. Агинальдо
и 25 других лидеров восстания подписали мир с испанским генерал-губернатором Примо де Риверой в обмен на
обещание провести умеренные реформы и … за взятку в 400 тысяч песо на человека.
Подобный стиль действий он проводил и в годы антиамериканского восстания на
Филиппинах в 1899 — 1902 гг. Уже в первые месяцы войны Агинальдо
выдавил с руководящих постов всех сторонников бескомпромиссной борьбы за
независимость страны. В том числе — отстранил главу правительства Филиппинской
республики радикала А. Мабини и организовал убийство
главнокомандующего войсками повстанцев А. Луна.
Безусловно, столь «принципиальный» деятель был бы вполне
готов на отказ от независимости в обмен на пост премьер-министра доминиона. На
Филиппинах, где силы испанцев насчитывали 41000, включая и местные ополчения, а
гарнизон Манилы достигал 13000 человек, положение 6000-го десанта американцев
было бы безнадёжным, если бы не 25-тысячная армия тагальских
повстанцев, блокировавшая в 1898 году испанский гарнизон Манилы.
Кроме того, сами же вожди антииспанских
восстаний часто подавали повод для недовольства местного населения. Командующий
повстанческой армией Кубы Максимо Гомес
активно применял тактику «выжженной земли». Его подчинёнными были
уничтожены многие небольшие городки, плантации, фабрики и заводы, десятки тысяч
жителей были переселены в горы, на контролируемую повстанцами территорию
(только в западных провинциях острова, по данным исследователя Р.В.
Кондратенко, число разгромленных населённых пунктов достигло 59).
Но вместо того, чтобы оказывать поддержку разорённому
населению, стараясь представить себя защитниками благосостояния кубинского
народа, испанское правительство совершило очередную ошибку, назначив на
должность генерал-губернатора Кубы Валериано Вейлера-и-Николау, непопулярного среди кубинцев вследствие
проявленной им жестокости в годы Десятилетней войны 1868-1878 гг.
Генерал Вейлер начал применять
против кубинцев методы Гомеса. В 1896-97 гг. по
приказу генерал-губернатора было выселено в города сельское население ряда
восставших провинций. Подвергшимся «концентрации» («консентрадос»)
запрещали кормиться своим трудом и перевели на пайковую систему. Беспорядок и
воровство в интендантстве испанской армии мешали нормальному снабжению
переселенцев. Среди них начался голод и массовые смерти от эпидемий. Кроме
того, Вейлер запретил выращивать на острове и
продавать за границу сахарный тростник, табак, кофе, кукурузу, что нанесло
последний удар по экономике Кубы и губительно сказалось на продовольственных
запасах населения.
За два года правления Вейлера
погибло 250 тыс. кубинцев. Его меры, ещё более жестокие, чем у Гомеса, вызвали колоссальную ненависть к Испании.
Желала лучшего и организация обороны колоний.
В первую очередь, речь шла о флоте и береговой обороне. Для
основательной подготовки к войне у Мадрида не было средств. Береговые
укрепления на Кубе, Филиппинах и Пуэрто-Рико или безнадёжно устарели или не
были достроены. Так, наиболее значительные укрепления Гаваны (замок Морро, батареи Пунта-Реина и
Санта-Клара) были построены ещё в XVI в. и не представляли серьёзного
препятствия для современной артиллерии. С конца 1895 г. началось строительство
новых батарей, но к 1898 г. они ещё не были закончены, хотя на них уже стояли
орудия. Бухта Кохимар, восточнее Гаваны, в которой
ещё в 1792 г. беспрепятственно высадились англичане, развернувшие наступление
на город, оставалась без прикрытия сил береговой обороны и войск и в 1898 г. К
большому счастью для испанцев, американцы так и не рискнули высадить десантную
армию у Гаваны. В Сан-Хуане, столице Пуэрто-Рико было
завершено строительство лишь одной береговой батареи. Остальные стояли без
траверсов и даже без брустверов.
Аналогичная ситуация сложилась и на Филиппинах.
К началу войны дислоцировавшаяся здесь испанская эскадра
адмирала Патрисио Монтохо-Пассерона,
даже не имела современной хорошо оборудованной базы. Военный порт в Субик-бее только начали строить к началу войны. Там даже не
было береговой обороны. На 9 батареях Манилы, вооружённых 43 пушками и
мортирами также не было современных орудий. В итоге — огонь береговых укреплений
испанцев был безрезультатен. Батареи Кавите у Манилы
были расстреляны американским флотом практически беспрепятственно и сумели
отплатить за это лишь одним удачным выстрелом, в результате которого были
ранены несколько моряков. Батареи Сан-Хуана, 12 мая 1898 г. отвечавшие
американцам, ни разу не сумели попасть в корабли противника. Такая же ситуация
сложилась при обстреле Матансаса и др. крупных портов
на Кубе.
Отсутствие прожекторов на испанских береговых укреплениях
приводило к фантастическим успехам американского флота. Так американцы 12 мая
ночью поставили в 1 км от береговых укреплений Сан-Хуана на Пуэрто-Рико шлюпку
с флагом для ориентира при обстреле береговых укреплений. На Филиппинах только
из-за отсутствия прожекторов американские корабли ночью, минуя батареи о-вов
Коррехидор и Эль-Фреле, сумели пройти в бухту Манилы.
Произошёл лишь обмен с испанцами несколькими выстрелами наугад, также
безрезультатными.
Ещё одной причиной поражения Испании было скупое
финансирование развития новейших вооружений, и особенно — слишком малые
вложения в развитие флота. Американский флот имел преимущество над испанским по
многим параметрам.
Испания располагала 1 броненосцем, 7 броненосными
крейсерами, 5 тяжёлыми и 8 лёгкими крейсерами, 6 миноносцами. При этом к морским
операциям были готовы лишь — 1 броненосец, 4 броненосных и 3 тяжёлых крейсера,
6 миноносцев. Остальные — годились лишь для действий в прибрежных водах.
В состав флота США входили: 5 броненосцев, 3 броненосных
крейсера, 11 тяжёлых и 8 лёгких крейсеров, 6 океанских мониторов и 5 — 7
миноносцев. По общему водоизмещению кораблей США имели 116 тыс. тонн против 56
тыс. у испанцев. Американские корабли превосходили испанские в 2,5 раза по
мощности и скорострельности артиллерии.
Это вполне объяснимо. Альфред Мэхэн,
ведущий военно-морской теоретик США, в 1880-е годы сделал основой своей
доктрины генеральный бой для захвата господства на море. С этой целью
создавались «линейные корабли», оснащённые мощной бронёй. Главный калибр орудий
флота должен был на дюйм превышать калибр морских орудий основных мировых держав
(203-мм в главном калибре американских морских орудий против 152-мм орудий
европейских держав). Эти корабли должны были вести бой с врагом лишь считанные
минуты, за которые предполагалось подавить огневую мощь противника. В жертву
этой задаче американцы принесли скорость и мореходность. В результате многие
испанские корабли превосходили американские в скорости. Во флоте США, правда,
были и быстроходные крейсера («Нью-Йорк», «Бруклин» и др.), предназначенные
специально для действий на коммуникациях противника, и также имевшие на
вооружении тяжёлые орудия. Но они не преобладали по численности в американском
флоте. Однако и это преимущество не сыграло большой роли для испанцев в силу
неисправности многих кораблей и недостатка угля. К тому же, многие корабли были
старой постройки.
Уровень подготовки испанского флота был весьма низок. Так,
в морском сражении при Маниле лишь 7 испанских снарядов попали в американские
корабли. Корабли редко маневрировали и более года не производили стрельб,
экономя снаряды. В результате — не было и откорректированных таблиц стрельбы.
Как указывает Кондратенко, подготовка американских
комендоров также оставляла желать лучшего, но в отличие от испанцев они быстро
приобрели нужные навыки в стрельбе по береговым целям и испанским кораблям в
первые месяцы войны.
Оставляла желать лучшего и подготовка личного состава
испанского флота. В целях экономии (!) были закрыты артиллерийская и минная
школы. Машинные команды, набираемые из вольнонаёмных, были
малокомпетентными. Офицеры медленно двигались по иерархической лестнице, теряя
стимулы к службе. Кадры на флоте безнадёжно старели. По данным Кондратенко, в
1898 г. самый младший лейтенант 1-го класса имел 29 лет от роду, самый старший
— 50. Малая зарплата соблазняла лишь выходцев из очень бедных семей, а длительное
подчинение вырабатывало в них зависимость от начальства и отсутствие
инициативы.
Очевидно было и недовооружение
флота.
Так, крейсер «Кристобаль Колон»
ушёл в поход на Кубу без 280-мм орудий главного калибра.
«Столкновение неизбежно, а “CristobalColon”
ещё не получил своих больших орудий. “Carlos V” ещё
не сдан в казну и его 4-дюймовые орудия ещё не установлены, “Pelayo” не готов вследствие отсутствия на нём бруствера и
кажется его второстепенной артиллерии. “Vitoria”
стоит без пушек, а про “Numancia” лучше и не говорить»
— писал адмирал Паскуале Сервера в одном из писем
родственнику о состоянии своего флота в апреле 1898 г., перед самой войной.
В филиппинской эскадре испанского флота из 6 крейсеров — 4
вообще не имели брони и представляли собой устаревшие деревянные суда. При
строительстве всех кораблей широко применялось дерево, что превращало их, после
нескольких попаданий, в яркий костёр.
Так произошло, например, с флагманским броненосцем адмирала
Серверы «Инфанта Мария Тереза» в морском сражении при Сантьяго. Средний возраст
испанских крейсеров на 3 года превышал возраст американских, они уступали своим
противникам в скорости и силе артиллерийского огня. Не внедрялся бездымный
порох. Вместо торпед Уайтхеда на вооружении стояли устаревшие мины Шварцкопфа.
Фактически, этот флот не смог оказать эффективного
сопротивления американцам в открытом генеральном сражении при равном, а тем
более — при неблагоприятном соотношении сил.
Так, в битве при Маниле потери полностью уничтоженной
эскадры испанского флота составили 381 человек убитыми и ранеными у (из 1780)
против 9 раненых у американцев. Ещё более печальные результаты имело сражение
при Сантьяго между эскадрой Серверы и американским флотом. Испанцы потеряли
свыше 400 человек убитыми и утонувшими. Адмирал Сервера, 70 офицеров и свыше
1600 матросов попали в плен. У американцев погиб 1 человек, ранено и контужено
свыше 10.
Ко всему прочему причиной поражения испанцев в ряде случаев
была элементарная беспечность, связанная с неготовностью ожидать быстрых и
решительных действий со стороны янки, — людей совершенно отличного от
испанцев, менталитета, отличавшихся оперативность, склонностью к рискам,
предприимчивостью и изобретательностью. Так, например, адмирал Монтохо-Пассерон, командовавший испанскими морскими силами
в битве под Манилой, не ожидая скорого подхода эскадры Дьюи,
базировавшейся в Гонконге, не удосужился не только минировать вход в Манильскую
бухту, но даже расположить флот под прикрытием береговых батарей Манилы, что
обеспечило бы определённый баланс сил с американскими кораблями.
При этом нельзя обвинить испанских моряков в низких боевых
качествах. Известны случаи настоящего героизма испанцев, проявленного ими в
морских сражениях этой войны. Адмиралы Монтохо-Пассерон
и Сервера в сражениях при Маниле и Сантьяго проявили личную доблесть. Первый из
них фактически пытался прикрыть своим флагманом, крейсером «Реина
Кристина», небоеспособную флотилию, дважды бросал корабль в атаку, пока тот не
был потоплен. Сервера пытался своим флагманским кораблём «Инфанта Мария Тереза»
таранить крейсер «Бруклин», один из наиболее сильных американских кораблей,
чтобы отвлечь огонь американцев на себя и дать возможность уйти остальным судам
флота.
Большую доблесть показали и рядовые испанские офицеры,
порой проявлявшие чудеса храбрости и добивавшиеся успеха в неравных и
безнадёжных боях.
Так, например, 10 мая 1898 г. у порта Карденас
на севере Кубы испанская канонерская лодка «Антонио Лопес»,
вооружённая лишь одним 57-мм орудием, под командованием лейтенанта Доминго Монтеса выдержала продолжительный бой с вооружённым
пароходом, канонерской лодкой и миноносцем противника. Несмотря на непрерывный
град снарядов (всего за час их было выпущено по лодке более 1300), трижды
начинавшийся на корабле пожар и многочисленные пробоины в корпусе и надстройках
лодки, испанские комендоры вели спокойный и методичный прицельный огонь.
Выпустив по противнику 135 снарядов, они повредили пароход, вывели из строя
миноносец и заставили отступить численно превосходивших их американцев.
Похожая ситуация произошла 18 мая у Гуантанамо, где
испанская канонерка, поддержанная единственной береговой пушкой, отогнала от
входа в бухту американский вспомогательный крейсер. 13 июня у Сьенфуэгоса канонерская лодка «Диего
Веласкес», внешне напоминавшая миноносец, имитировав торпедную атаку, заставила
отступить американский вспомогательный крейсер. Но именно «имитировав», так как
у испанцев на Кубе вообще не было миноносцев, которые могли бы нанести
серьёзный урон американскому флоту.
Храбрость испанских моряков, конечно, не могла
компенсировать перечисленные выше недостатки флота, обречённого почти
исключительно на оборонительные или чисто демонстративные действия. Однако,
можно было избежать разгрома ядра испанского флота, избегая столкновений с
лучше вооружённым американским флотом.
Адмирал Паскуале Сервера,
пожалуй, наиболее выдающийся испанский полководец этой войны, как раз и
разработал такую стратегию. Осознавая невысокую боеспособность кораблей,
проблемы в снабжении углем, Сервера понимал, что поход на Кубу закончится их
гибелью, после чего американцы смогут захватить Канарские острова и
организовать бомбардировку испанских портов (чего американцы, впрочем, делать
не собирались). Исходя из этого, он предложил перебазировать эскадру на
Канарские острова, чтобы производить оттуда демонстративные рейды в сторону
Кубы и атлантического побережья США, поддерживая в противнике постоянную
неуверенность и мешая концентрации его сил. Последствием таких рейдов, помимо
финансовых потерь американской торговли, могло быть снижение эффективности
блокады кубинских портов.
Даже виртуальная угроза (впрочем, только такая и могла быть
в виду слабости испанского флота) обстрела Нью-Йорка испанскими крейсерами или
потопления ими американских транспортов с войсками, была бы сродни ожиданию
нового 11 сентября для современных американцев.
И действительно, как отмечает Кондратенко, паника в начале
войны была очень большая. В канцелярии губернаторов атлантических штатов стали
поступать письма и телеграммы с требованием обеспечить безопасность десятков
приморских городов и посёлков, жители которых опасались нападения испанских
крейсеров. Страсти усердно нагнетала печать, изображавшая испанский флот
грозной силой.
Подобные настроения даже привели к тому, что американцы
были вынуждены направить часть эскадры под командованием коммодора Шлея для
защиты атлантического побережья США. Более того, 4 мая 1898 г. американцы
перебросили из под Гаваны к Наветренному проливу, разделявшему Кубу и Гаити
значительную часть блокировавшей Кубу эскадры адмирала Сэмпсона
(2 крейсера, 2 броненосца), опасаясь неожиданного появления кораблей Серверы.
Даже бросать свои силы в решающий бой с береговыми батареями на Кубе американцы
опасались, боясь потерять корабли ещё до решающего сражения с испанцами.
«Американцы, считавшие, что им едва хватает сил для борьбы
с испанским флотом, и не думали рисковать кораблями. Созданный 25 апреля
стратегический совет… настойчиво призывал командиров соединений не вступать в
бой с береговыми укреплениями. По этой причине эскадра остановилась вне
пределов досягаемости испанских орудий. …ни в этот день (25 апреля — Д.Р.), ни
позднее, эскадра Гавану не бомбардировала, до конца войны её корабли, периодически
сменяя друг друга, несли блокадную службу вдали от берега», — пишет Кондратенко.
Блокада Кубы американским флотом и так была организована
недостаточно жёстко. В подавляющем большинстве побережье блокировали небольшие
вооружённые пароходы с наспех подобранной и потому малопригодной к военным
действиям командой. К тому же из 111 американских военных судов большая часть
была занята охраной собственного побережья. Испанские и норвежские коммерческие
пароходы достаточно часто прорывали блокаду Кубы, доставляя на остров
продовольствие. Пуэрто-Рико, представлявшее промежуточную базу испанцев, вообще
не было блокировано долгое время из-за недостатка сил. Будь план Серверы
осуществлён, эта блокада вообще была бы расстроена, а испанцы смогли бы
улучшить снабжение войск на Кубе и выиграть время для довооружения
военных кораблей. В случае же переброски эскадры на Кубу испанцам было сложнее
даже обеспечивать свой флот, ведь Вест-Индский театр
военных действий был удалён от Испании во много раз больше, чем от США (лишь 100
миль разделяют Флориду и Кубу).
Действия американского флота против береговых батарей на
Кубе, тем более, с учётом слабости обороны испанцев, были на редкость
неэффективными. Малую результативность американских бомбардировок доказывают и
результаты обстрела береговых позиций Сан-Хуана 12 мая 1898 года. Ведя огонь по
испанским укреплениям с полигонной дистанции (500 метров!), американские
снаряды оставили лишь несколько выбоин в старых крепостных стенах крепости Морро и форта Кастильо Сан-Кристобаль. Из зданий были разрушены лишь казарма
пехотного батальона (причём погиб всего лишь один человек), церковь и
сумасшедший дом. Совершенно не пострадали береговые батареи. Выпущенные в их
направлении тысячи снарядов сумели вывели из строя лишь 1 мортиру. Более тысячи
снарядов, выпущенных 16 июня по Сантьяго, повредили лишь 2 испанских береговых
орудия. Столь же безрезультатной была бомбардировка американцами 2 июля 1898 г.
береговых батарей под Сантьяго и бомбардировка Мансанильо
12 августа (6 убиты и ранено 33 человека). В Сантьяго 2 июля ни форт Морро, ни батареи Сокапа и Пунта Горда не понесли серьёзных потерь после 3-часового
обстрела. И это — несмотря на то, что американский офицер при поддержке
кубинцев накануне произвёл изучение местности вокруг укреплений.
А ведь это максимальные потери во время бомбардировок! В
других случаях результаты были ещё менее впечатляющие.
Крупнокалиберные снаряды американских корабельных орудий
часто вообще не взрывались. Дело в том, что у американцев была неверно сделана
нарезка в гнёздах для взрывателей, которые попросту вывинчивались в полёте.
Многие снаряды были начинены старым и слишком спрессованным порохом, не
воспламенявшемся по этой причине. Лихорадочное предвоенное вооружение приводило
к тому, что заказы на военное производство выдавались всем заинтересованным
фирмам подряд.
Всё это могло привести к совершенно патовой
ситуации для сторон. Американцы — не в состоянии произвести решительной атаки
испанских береговых батарей, растягивают силы, опасаясь испанских рейдов к берегам.
Испанский флот — совершает демонстративные рейды к берегам США и создаёт тем
самым резонанс в прессе и некое обоснование угрозы. В итоге — мог бы быть
вполне реален отказ от высадки десанта на Кубе (ведь американцы не решались
высадить войска на Кубе и Филиппинах, пока не получили полного господства на
море) и постепенный переход к мирным соглашениям с небольшими уступками со
стороны испанцев в виде признания автономии Кубы и, возможно, уступок некоторых
территорий (но не столь серьёзных, как это было в результате войны).
Однако план Серверы был отвергнут, поскольку не
предполагал быстрых реляций о победе, столь необходимых парламентским
партиям для очередных выборов. В Испании нашлось немало ура-патриотов и шапкозакидателей из числа журналистов и парламентских
политиков, требовавших от моряков скорее омыть сапоги в водах Карибского моря.
В итоге Морское министерство Испании уступило. Эскадра
Серверы, в состав которой вошёл и недовооружённый «Кристобаль Колон», была отправлена на защиту Кубы.
По тем же соображениям не готовая к выходу резервная
эскадра адмирала Камары получила приказ идти на
Филиппины.
Между тем, по свидетельству российского военного агента Д. Похвиснева, эта флотилия была далека от стопроцентной
готовности к боевым действиям. Так, на входившим в её состав броненосце «Пелайо» устаревшие 120-мм орудия размещались в батарее без
траверсов и могли быть уничтожены несколькими удачными попаданиями. Корабли
были укомплектованы в основном новобранцами, неграмотными деревенскими парнями.
К счастью для испанских моряков, к моменту заключения мира она успела добраться
только до Суэца.
На Кубе эскадра Серверы оказалась в ловушке. Порт
Сантьяго-де-Куба, куда он был вынужден направить корабли из-за недостатка угля,
оказался вообще не в состоянии принять флот. Уголь здесь хранили прямо под
открытым небом, по причине чего он быстро утрачивал свои качества.. Здесь не
оказалось ни погрузочных средств (уголь перевозили на корабли прямо в шлюпках),
ни материалов, необходимых для ремонта машин и котлов. Американский флот, обнаруживший
корабли Серверы, запер их в бухте Сантьяго, имевшей лишь один выход в море.
К тому же на судьбе эскадры роковым образом сказалось её
подчинение в оперативном отношении генерал-губернатору Кубы маршалу Бланко, который ничего не понимал в морской войне и
требовал немедленно направить корабли на защиту Гаваны. Авантюристический
приказ генерал-губернатора, приведший эскадру Серверы к гибели в морском
сражении при Сантьяго, ослабил оборону города: ведь испанские моряки покинули
траншеи, а защитники лишились прикрытия орудий флота. Между тем, даже
блокированная в бухте Сантьяго, эскадра могла избежать разгрома, отказавшись от
прорыва и усилив береговую и сухопутную оборону Сантьяго, сковав значительные
силы американцев, что дало бы возможность выиграть время. Нападения же на
Гавану всё равно не последовало бы, поскольку американцы и так изменили планы
войны, решив в целях уничтожения кораблей Серверы испанцев высадить армию в Орьенте и захватить Сантьяго.
Впрочем, и здесь шансы Серверы на относительно успешные
действия были не вполне безнадёжны.
Конечно, адмирал не имел возможности разгромить
американский флот. Но на прорыв в Гавану у него шансы были. Не зря Сервера
планировал прорыв из бухты, блокированной американцами, в ночное время.
Американцы как раз в это время к прорыву были не готовы. Командир эскадры Сэмпсон в это время отплыл на совещание вместе со своим
лучшим крейсером — «Нью-Йорк». В распоряжение заменявшего его командора Шлея
оставались лишь 1 броненосец, 1 броненосный и 3 тяжёлых крейсера. Многие
корабли стояли с притушенными топками котлов и не могли оказать помощь ядру
эскадры. Сервера, имевший 4 броненосных крейсера и 2 миноносца, имел в этой
ситуацией лучшие шансы на прорыв вследствие внезапности и неподготовленности
американской эскадры к бою.
Этому замыслу помешала роковая случайность. Заметив огни на
прибрежных высотах, адмирал решил, что американцы разгадали замысел ночного
прорыва и передают сигналы на свои корабли. Между тем, американские адмиралы
и не подозревали о вероятности подобных действий испанцев. Ведь даже утром
3 июля выход испанских судов в море оказался полным сюрпризом для Шлея и Сэмпсона. Лишь крейсер «Бруклин» сумел немедленно дать ход
в направлении эскадры Серверы. Остальные вступили в бой не сразу.
Не использовал Сервера для атаки и свои миноносцы «Плутон»
и «Фурор», считавшиеся одними из лучших в мире. Атака миноносцами, позже просто
расстрелянными американцами без пользы делу, могла бы задержать их флот и дать
хотя бы части испанских кораблей уйти от преследователей.
Если на море флот испанцев оказался слабо подготовлен к
войне и был уничтожен в первых же сражениях, у Манилы и Сантьяго, то в
сухопутных военных действиях испанская армия показала преимущество перед
американцами. Весьма часто испанцам удавалось сорвать высадки десанта и
обратить солдат противника в бегство лишь несколькими ружейными и картечными
залпами (11 мая под Сьенфуэгосом и 17 июня под
Сантьяго у посёлка Пунта Кабрера).
Однако испанцы не воспользовались возможностью сбросить в море основные силы
американцев, высадившиеся у Сибонея и Дайкири для наступления на Сантьяго.
Первые бои на территории Кубы также свидетельствовали о
превосходстве испанских солдат. Так, 25 — 26 июня в бою на высотах Сан-Хуан у
Сантьяго 1000-й отряд генерала Линареса нанёс фактическое поражение кавалерии
Теодора Рузвельта и Уилера. Американская конница потеряла
более 60 человек убитыми и ранеными и в беспорядке отступила под огнём
испанцев. Одержать здесь победу американцы смогли, лишь полностью разрушив
артиллерийским огнём укрепления испанцев и достигнув десятикратного (!)
преимущества над испанскими силами. К тому же, генерал Шафтер
после своей поистине беспрецедентной «победы» остановился на занятых позициях и
даже не помышлял о преследовании отступившего в полном порядке противника.
Технически сухопутные силы испанцев были вооружены даже
лучше американцев. Так, например, винтовки Маузера, которыми была вооружена
испанская пехота, стреляли бездымным порохом, что, порой, даже не давало
возможности обнаружить позицию стрелявших. Дым же от выстрелов из карабинов
Спрингфилда, которыми были вооружены американцы, прекрасно определял
расположение солдат.
Та же ситуация была и со снарядами для артиллерийских
орудий. К тому же система комплектования испанской армии превосходила
американскую. В Испании была всеобщая воинская повинность, были и
запасники-резервисты. Американская же армия состояла из волонтёров, набираемых
на период военных действий и далеко не всегда обученных должным образом. Так,
по данным российского военного агента полковника Ермолова, из 300000
американских солдат, призванных в армию, 200000 — были практически
необученными.
К тому же испанцы имели богатый опыт военных действий на
предполагаемых театрах войны — на Филиппинах, Кубе и Пуэрто-Рико. Американцы
же, во многом, только осваивали этот опыт.
При этом слабым местом испанцев в сухопутных военных
действиях оказались города. Затратив основные силы и средства на возведение троч (укреплённых линий вдоль железных и грунтовых
дорог, призванных пресечь возможности для повстанцев к организации рейдов из
восточной части Кубы в западную), испанское командование оставило без
сухопутных укреплений крупные города (в том числе Сантьяго, и даже Гавану).
Другой причиной поражения испанцев было слишком слабое развитие коммуникаций на
Кубе. Район порта Сантьяго-де-Куба, избранный американцами в качестве места
высадки десанта, был фактически изолирован от остальной части острова. К городу
даже не были проведены рельсы железной дороги. Причиной этого была коррумпированность
чиновников, которым местные пароходные компании давали взятки за сохранение
«статус кво». В период дождливого сезона, когда
грунтовые дороги становились непроходимыми, они получали огромные доходы за
перевозку людей и грузов. Благодаря бездорожью здесь, в провинции Орьенте, сумели установить господство партизаны, оттеснившие
испанские части в крупные города и своими успехами создавшие все условия для высадки
американцев.
Но даже в этих условиях отвратительная организация
снабжения и переброски американских войск на Кубу, казалось бы, создавала
неплохие шансы для победы испанцев.
Переброска войск и грузов в порт Тампу,
связанный со страной лишь одноколейной железной дорогой, была организована из
рук вон плохо. Воинские эшелоны выстраивались в 150-километровую очередь к
причалу. Порт был загромождён тюками, бочками и ящиками, между которых с трудом
пробирались люди. Солдатам приходилось проводить целые недели на борту корабля
в ожидании отправки. Плохое санитарное состояние, духота и теснота, царившие на
транспортах привели к тому, что за две недели пребывания в порту 16-тысячный
корпус генерала Шафтера потерял 82 человека больными
(в т.ч. и от тифа). Так же проходила и перевозка американских войск на
Филиппины. 25 дней пути солдаты проводили в духоте и грязи. Сосредоточение сил
на острове шло очень медленно. До окончания войны американцы успели перебросить
к Маниле всего 8500 человек против гарнизона, насчитывавшего 13000. Не будь тагальских повстанцев, испанцы имели бы все шансы сбросить
десант в море.
Наименее удачным в организации десантной операции на Кубе
оказалось снабжение.
При отсутствии централизованного управления тылом
боеприпасы и продовольствие доставлялись с американских судов прямо на берег,
складировались в деревянном сарае, а затем развозились по частям. На глинистых
тропах, расплывавшихся грязью каждый вечер после очередного ливня, часто
возникали заторы. За месяц хозяйничанья в этом посёлке американцы даже не
удосужились построить пристань, перевозя всё необходимое на берег шлюпками.
Не в пользу американских войск были и боевые потери на
Кубе. Всего за первые три дня боёв
под Сантьяго потери испанцев (при 13000 солдат) составили 592 чел. убитыми и
ранеными, при том, что потери американцев (при численности в 16000) были почти в
три раза больше — 1625 человек. К 3 июля боевые потери американцев составляли
уже 9 % от численности корпуса Шафтера.
Немалую роль здесь сыграли климатические условия Кубы. Лето
на Кубе — сезон дождей. В этот период выпадает до 80 % годовой нормы осадков.
Дороги в это время превращались в сплошное болото. Изнуряющая жара, особенно до
10 часов утра, в сочетании с сыростью воздуха, создавала прекрасные условия для
распространения малярийных комаров (кстати, именно поэтому испанцы предпочитали
отсидеться в населённых пунктах, на высотах, где эта опасность бала поменьше).
Между тем, в то время медицина ещё не знала толком, как бороться с малярией.
Ведь только в ходе этой кампании американский военный врач Рид пришёл к выводу,
что источником малярийной инфекции является комар, и предложил ряд мер по
борьбе с этим заболеванием.
Всё это, в сочетании с отсутствием хорошей питьевой воды и
подходящей пищи, ослабляло американских солдат, способствовало возрастанию
болезней и росту небоевых потерь среди них. Так, заболеваемость
среди солдат армии вторжения выросла с 30 — 50 до 100 человек в день. Корпус (в
состав которого, кстати сказать, входила почти вся довоенная регулярная армия
США, лучшая часть вооружённых сил) таял на глазах. Генерал Майлс,
посетивший позиции под Сантьяго 12 июля был готов даже отменить экспедицию на
Пуэрто-Рико и высадить направлявшиеся туда войска на Кубе. К тому же начались
ссоры между американскими солдатами, в основном, — выходцами из южных штатов, и
чернокожими кубинцами, из которых и состояли в основном отряды повстанцев.
По оценке Кондратенко, именно постепенное разложение армии
в тяжёлых климатических условиях, вынуждало американцев активизировать
требования о капитуляции осаждённого гарнизона Сантьяго, прежде, чем санитарные
потери вынудили бы снять осаду. С 3 по 9 июля генерал Шафтер
трижды посылал парламентёров к командующему гарнизоном города, генералу Торалю, с требованием капитуляции и угрозами обстрела.
Однако… никакого обстрела не последовало ни 3 июля, ни 9-го. Вместо этого, сам же
Шафтер вплоть до 10 июля продлял перемирие,
заключённое с испанцами. К тому же — Сантьяго оставался лишь частично
блокированным. Лишь 11 июля, после подхода подкреплений, Шафтеру
удалось перекрыть дорогу на Кобре и блокировать гарнизон. Одним словом — победа
американцев была бы поставлена под сомнение, решись испанцы на вылазки из
города и открытые удары по слабеющим войскам США.
Испанцы же в это время, уже 5 июля эвакуировали из города
мирное население. Это давало возможность Торалю
начать прорыв из Сантьяго, или, по крайней мере, нанести американцам
существенное поражение. Будь в это время в порту эскадра Серверы — силы
испанцев возросли бы ещё более.
Но большим изъяном, подрывавшим волю испанского
командования к сопротивлению, было отсутствие достоверных сведений о силах противника,а потому они и не смогли воспользоваться его
слабостью, что и предопределило исход осады.
Испанцы к этому времени были сами деморализованы. Отсутствие подкреплений, полная блокада, разгром флота,
кажущееся превосходство противника, безнадёжная 3-летняя война с повстанцами,
враждебное отношение местного населения — всё это соответствующим образом
сказалось на действиях Тораля. Воображение морально
утомлённых генералов разыгралось сверх меры: на военном совете, созванном Торалем для обсуждения планов капитуляции, численность
американских войск оценивалась в 40000 при 60 орудиях. Тогда как реально Шафтер, даже после переброски подкреплений и при учёте сил
повстанцев, располагал максимум 20000 при 16 полевых орудиях. Это при том, что
силы испанцев, находившиеся в Сантьяго, насчитывали 11500 человек. Правда, из
них 1700 человек находились в госпиталях. Но и у Шафтера
с этой точки зрения дело обстояло далеко не лучшим образом.
К тому же, как пишет Кондратенко, испанцы могли рассчитывать
на подход подкреплений, позволяющих совершить прорыв:
«Главнокомандующий махнул рукой на Сантьяго и не стал
предпринимать серьёзных шагов по деблокаде гарнизона,
хотя достаточно было двинуть дивизию генерала Луке из Ольгина, чтобы ситуация
изменилась в пользу испанцев».
Тораль сумел убедить в необходимости капитуляции маршала Бланко, который ограничился в той ситуации лишь
«рекомендациями» прорваться. Но не отдал соответствующего приказа.
Но и занятие американскими войсками Сантьяго после
капитуляции войск Тораля, 15 июля, далеко ещё не
обеспечивало победы.
Разложение американской армии лишь усугубилось. Дисциплина
упала донельзя. Солдаты отмечали «победу» массовым пьянством и дебошами. К 1
августа в сантьягском госпитале лежало до 5000
американцев, а из строя ежедневно выбывало около 850. Между тем только к этому
времени в Вашингтоне поняли, что корпус в буквальном смысле вымирает.
Об этом узнали лишь после того, как газеты опубликовали
коллективное обращение начальников дивизий и бригад V корпуса генералу Шафтеру, в котором заявляли, что только немедленная
эвакуация с Кубы спасёт от гибели регулярную армию США. Ибо генерал долгое
время хранил молчание, опасаясь за свою репутацию.
Стали спешно готовить подкрепления, на смену корпусу Шафтера, а больных с Кубы целыми транспортами стали
вывозить аж в Лонг-Айленд, под Нью-Йорком. Между тем, к этому времени даже во
всех 23 военных лагерях США свирепствовала эпидемия тифа. Тиф деморализовал солдат.
Армия стремительно теряла боеспособность. По мнению Кондратенко это
обстоятельство заставляло США спешить с заключением прелиминарного мира 12
августа. По этому поводу очень сильно издевались американские
писатели-сатирики.
«Как мне ни жаль вас, мой доблестный друг, — сказал
Победитель, — но я не могу умолчать об этом. Мор косил всё мой войско, и не
сдайся вы мне, я бы сам вам сдался. — Вот это меня и страшило, — отвечал
Побеждённый Полководец. — Мои солдаты уже ели свои ремни и патронташи. Мы не
смогли бы обеспечить вас продовольствием»,
— писал Амброз Бирс в одной
из своих притч в 1899 году.
Ему вторил Марк Твен, аллегорически изобразивший внешнюю
политику США в романе «Три тысячи лет среди микробов»:
«В кубинской войне сто сорок две тысячи испанских солдат за
пять месяцев уничтожили двести шестьдесят восемь наших защитников. За те же
пять месяцев сто сорок наших врачей уничтожили три тысячи восемьсот сорок
девять упомянутых защитников и, не израсходуй они весь свой боевой запас
пилюль, уничтожили бы всех остальных».
И действительно — безвозвратные потери американцев в этой
войне составили 514 человек убитыми, 454 — умершими от ран и 5438 — умершими от
болезней. Испанцы потеряли убитыми — 2500 человек. К несчастью для испанских
генералов, они так же, как и вашингтонские начальники Шафтера,
были весьма мало осведомлены о плачевном положении американской армии.
Между тем, пока американские войска на Кубе разлагались,
даже падение Сантьяго ещё не вело к поражению Испании. Ведь её армия на Кубе
всё ещё составляла 100000 солдат регулярной армии и 80000 местных ополченцев
(«герильясов»), верных испанской короне. Лейтенант Похвиснев,
познакомившийся с настроениями герильясов, писал об их решимости уйти в горы и
начать партизанскую войну против американцев.
По мнению Кондратенко, не исчерпал все возможности
сопротивления и гарнизон Манилы, 13 августа выкинувший белый флаг после взятия
американскими войсками предместий города. По мнению исследователя Д.М. Креленко, «взятие» Манилы американцами было результатом
сговора между испанским командованием и осаждавшими, так как предпринятый
американцами «штурм» (в ходе которого войска США сумели лишь приблизиться к
окраинам города), давал некоторые обоснования для капитуляции и позволял
избежать обвинений в измене.
Лишний шанс на победу Испании обеспечило бы вступление в
войну на её стороне одной из великих держав.
Такие шансы возникли уже мае 1898 г. после поражения Монтохо-Пассерона. В это время 5 кораблей германской
эскадры под командованием адмирала Дидерихсена вышли
на рейд Манилы. По оценкам исследователей, эта эскадра вполне могла
противостоять американцам. Тем более, что в бою с флотилией испанцев, Дьюи израсходовал почти весь боекомплект эскадры. К тому же
его комендоры показали не очень высокую подготовку, затратив семь часов боевого
времени на разгром слабейшей испанской эскадры, в которой, из 7 кораблей, лишь
один («Реина Кристина») имел дальнобойную артиллерию
и бронепалубу. Остальные же были безбронными.
Боле того — среди них встречаются даже деревянные суда.
К тому же Дьюи не мог
рассчитывать и на полный контроль за морскими коммуникациями Филиппин, так как
из Испании была в это время направлена эскадра адмирала Камары.
Об этом свидетельствует тот факт, что десантные войска были вызваны Дьюи лишь после известия о том, что Камара
прочно застрял в Суэце. Дидерихсен рассчитывал, что
после поражения Испании он сможет захватить Манилу и превратить её в немецкую
военную базу. Только вмешательство Японии и Англии помешало немецкому флоту
осуществить свои замыслы. Между тем, интересы этих стран вполне могли найти
точки соприкосновения. Ведь японское правительство проявило немалую наивность,
надеясь, что США не станут претендовать на захват Филиппин и после войны
превратят их в совладение великих держав. Поэтому японский крейсер, направленный
в Манилу, занял позицию рядом с американской эскадрой.
Договорись тогда Германия с Японией и Великобританией о
разделе Филиппин и согласись правительство Испании на превращение своей колонии
в совладение, или на создание здесь военно-морских баз Германии, Японии и
Великобритании — соединённые силы этих государств легко заставили бы
американский флот ретироваться даже после его победы над эскадрой Монтохо.
Конечно, страх Великобритании перед растущей экономической
и военной мощью Германии был существенным препятствием на пути к сближению. Но
дипломатия весьма часто допускает причудливые альянсы, каким, например, был
союз Германии, Франции и России против попытки Японии закрепиться в 1890-е гг.
на Ляодунском полуострове. А потому и раздел Филиппин мог бы стать гарантией
такого сближения.
Между тем, сами испанцы просили Германию о поддержке и
были, в принципе, готовы к соответствующим уступкам.
Как только отряды Агинальдо
вытеснили испанские войска к окраинам Манилы, комендант города, генерал Аугусти, обратился к адмиралу Дидерихсену
с просьбой взять столицу под свою защиту. Пока адмирал, не имевший полномочий
на столь ответственный политический шаг, ожидал указаний из Берлина, министр
иностранных дел Испании граф Ильфеонсо Альмодовар повторил это предложение всем европейским
державам. Германский статс-секретарь по иностранным делам, Бюлов,
надеясь заручиться поддержкой сильной морской державы, стал зондировать почву в
Париже и Петербурге. Однако в обеих столицах предложение присоединиться к
Германии не нашло отклика. Тогда немцы попытались договориться с американцами о
предоставлении им опорных пунктов на Филиппинах, а также о передаче в
безраздельное владение островов Самоа, но и здесь получили отказ.
8 июля германская дипломатия предприняла последнюю попытку
найти союзников. Бюлов обратился с предложением о
нейтрализации Филиппин к премьер-министру Англии лорду Роберту Солсбери. Ответ
был отрицательным. Однако дипломатическая активность Берлина насторожила
Вашингтон, и президент Мак-Кинли приказал Дьюи беречь
корабли ввиду угрозы войны с Германией. Попытайся Дидерихсен
взять город под защиту и согласись Германия на захват Манилы, при обещании
раздела Филиппин с Англией и др. великими державами, вполне возможно, положение
американцев было бы безнадёжным. А время уходило. Американцы делали всё, чтобы
укрепить свой флот на Филиппинах, отправив туда несколько кораблей Тихоокеанской
эскадры адмирала Миллера. Высадка и постепенное наращивание американских войск
окончательно похоронили надежды немецкого правительства.
Впрочем, даже это не исключало начала американо-немецкой
войны, так как между немецкой и американской эскадрой участились разного рода
инциденты. Так, 8 июля из-за слишком независимых отношений немцев с испанским
гарнизоном сложилась взрывоопасная обстановка, ликвидированная лишь при содействии
английских моряков.
Так что — шансы если не на победу, то на «ничью»,
или, по крайней мере, на заключение мира на более выгодных условиях у испанцев
были. Затяжное сопротивление, потери американских войск, военные
демонстрации флота, компромисс с частью оппозиции в колониях, и, наконец,
вступление в войну одной из великих держав — эти обстоятельства привели бы
именно к такому исходу испано-американской войны.
Умелая стратегия испанского правительства или даже хорошо
организованное затяжное сопротивление при хорошей организации обороны,
соглашении с кубинскими или хотя бы с филиппинскими умеренными националистами,
а также — при возможной поддержке одной из великих держав могло бы поставить
США под угрозу политического кризиса. Ведь в это время здесь разворачивалось
«антиимпериалистическое» движение, объединявшее не только интеллектуалов,
но и рабочие и фермерские слои населения. Безусловно, поражение США в испано-американской
войне могло вызвать массовое движение социального протеста, в чём-то напоминающее
движение 1960-х — 70-х годов, вызванное поражением во Вьетнаме. А ведь в 1890-е
годы в Америке развивалось оппозиционное рабочее и фермерское движения, пользовались
большой популярностью идеи социалистов и анархистов, да и даже простые
забастовки рабочих часто сопровождались актами саботажа, перестрелками с
полицией и применением взрывчатки.
Поражение или даже затяжная и чреватая большими потерями
война на Кубе и Филиппинах привели бы к падению правительство Мак-Кинли. Вполне
возможен был крах двухпартийной системы, образование леволиберально
настроенной «третьей партии» с последующей победой на выборах в конгресс и на
пост президента. События, связанные с вьетнамской и сегодняшней иракской войной
убедительно показали, что прагматизм среднестатистического американца под
влиянием потерь в затяжной войне становится хорошим стимулом для пробуждения
пацифистских настроений. Рядовой американец в этой ситуации начинает
осознавать, насколько невыгодно и опасно для жизни идти служить в вооружённые
силы, но насколько правильнее писать статьи в газеты и журналы, разоблачающие
«грязную войну» и преступника-президента и участвовать в антивоенных
демонстрациях.
Но… испанское правительство и тем паче не желавшее воевать
за источники доходов королевских чиновников население Испании к этому времени
уже устали от войны. Общественные настроения, усугублённые упадком торговли и
экономическим кризисом, бюджетным дефицитом, были таковы, что правительство Сагасты думало не о победе, а лишь о мире. Не позволяло
изменить положение и господство американского флота на море. Поддержка
противника кубинскими и филиппинскими отрядами и главное — неосведомлённость
испанцев, неудовлетворительная организация разведки в испанской армии, не дали
возможности сполна воспользоваться несуразностями и неудачами американского
командования. Не могли испанцы рассчитывать и на поддержку антивоенного
движения в США по той простой причине, что моральный облик испанского
правительства, безжалостно подавлявшего восстания кубинцев и филиппинцев, не
имело морального приоритета перед американцами. Ведь в то время США для
общественного мнения населения многих стран мира ещё не была тем, чем он
является в современной международной политике. Ни «мировым жандармом», ни
страной-агрессором.
УРОКИ, КОТОРЫЕ МЫ НЕ УЧИМ, И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА,
КОТОРЫЕ МЫ НЕ ВЫБИРАЕМ
Как писал когда-то В.О. Ключевский, кстати,
современник той самой войны, не обративший, впрочем, на неё никакого внимания:
«История не учительница, а надзирательница, magistravitae (наставница жизни — Прим. автора): она
ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Так вышло и по отношению к испано-американской войне.
Многие ошибки испанцев оказались неучтёнными русским
правительством и командованием уже в ходе русско-японской войны.
Как и в Испании, в России пытались справиться с проблемами,
превосходившими реальные возможности государства.
Агромышленность России в то время ещё не готова была осваивать зарубежные
рынки. Однако правительство стремилось заблаговременно захватить территории на
Дальнем Востоке, чтобы не опоздать к разделу мира.
И наконец, как и в Испании, в России хватало
высокопоставленных оптимистов, уверенных в превосходстве своей армии и флота
над любым противником.
Война между Испанией и США интересна нам постольку,
поскольку это был конфликт между стареющей, впавшей в системный кризис,
империей, с одной стороны, и набирающим силу и мощь, поспешающим к разделу мира
империалистическим хищником — с другой.
В наше время подобное развитие событий с новыми участниками
и в новых условиях вполне возможно. И возможно оно именно на территории России.
Скажем, в Сибири и на Дальнем Востоке.
Положение этих регионов, безусловно, не идентично положению
Кубы или Филиппин в Испании. Однако уже сейчас население многих
регионов воспринимает московское правительство как паразита, сидящего
на шее у местного населения и экспроприирующих в свою пользу доходы от
добываемых здесь ресурсов. Особенно это характерно для так называемых
«регионов-доноров». Экономика Сибири и Дальнего Востока всё более и более
ориентируется на динамично развивающиеся экономики соседних государств, в том
числе — Китая и Японии. Российское население дальневосточных регионов
сокращается, а существующие здесь ресурсы привлекают и неизменно будут далее
привлекать к себе внимание соседей. Особенно — внимание КНР, нуждающейся в
дополнительных средствах для интенсивной модернизации и борьбы в мировой
конкуренции с Соединёнными Штатами Америки.
В Сибири существуют областнические сепаратистские группы и
организации, располагающие некоторым количеством сторонников, пока не особенно
влиятельные, но заметные на местном политическом фоне. В последнее время всё
чаще и чаще выходят книги теоретиков областничества, в которых Сибирь
рассматривается, как колония России.
В этом отношении, например, весьма интересна выпущенная в
2003 году издательством «Сибирский хронограф» книга И.М. Ядринцева
«Сибирь как колония» (тиражом, между прочим, в 5000 экземпляров). Идеи
областников находят своих исследователей в лице учёных (см., например:
Шиловский М.В. Сибирское областничество в общественно-политической жизни
региона во второй половине XIX — первой четверти XX века. Новосибирск. 2008 и
др. научные труды).
Так что идеи
регионального сепаратизма вполне могут найти себе благоприятную
почву среди населения, неприязненно относящегося к московским чиновникам и всё
более воспринимающего Москву и РФ как крупного и ненасытного вампира,
высасывающего соки для прокормления дотационных регионов, но главным образом —
силовых и нефтяных олигархов и московско-питерскую бюрократию.
Все эти обстоятельства вполне могут привести к
росту мощного сепаратистского движения, которое рано или поздно
выдвинет идею об отделении восточных регионов от России.
Безусловно, местная элита отчасти опасается потерять власть
в случае подчинения регионов Китаю. Отсюда, в определённой мере, вырастает
стремление к компромиссу с Москвой. Но это до тех пор, пока Москва в состоянии
обеспечить сколько-нибудь стабильное экономическое положение для региона.
Серьёзный экономический кризис, в который входит наша страна, равно как и
истощение нефтяных ресурсов, безусловно, вызовет рост влияния политических сил,
желающих поскорее уйти с «тонущего корабля».
Соотношение вооружённых сил России, США и КНР может уже
сейчас далеко не в пользу России. В настоящее время, пожалуй, единственным
гарантом безопасности РФ является «ядерный щит». Но недалеко то время, когда
ядерные силы России в силу отрыва США и КНР в технической гонке, развития
системы ПРО и недостатка в финансировании, уже не предоставят гарантированной
защиты.
Что же касается положения российской армии уже сейчас, то с
полной уверенностью можно сказать, что падение её боевого потенциала и
морального духа приняло серьёзные, если не необратимые масштабы.
Мы не будем сейчас утопать в доказательствах этого.
Читатель может ознакомиться с необходимыми фактами по докладу Института
национальной стратегии «Кризис и разложение российской армии».
Снижение геополитического статуса России до уровня
второразрядных государств, лишь
внешне сохраняющих имперские атрибуты, при попытках правящей элиты имитировать
влияние в международных отношениях, также весьма сильно сближает Российскую
федерацию с Испанией конца XIX в. Испания ещё до 1898 г. успела проиграть в
ряде международных конфликтов Германской империи, уступив ряд островов в Тихом
океане. Полоса геополитических поражений, пережитых государством в 2000-е гг.
также приближает Россию к Испании 1898 года. Эта страна к тому времени успела
проиграть своему партнёру по коалиции, Франции, в политических играх в ходе
интервенции в Мексике 1860-х гг. А затем — показала свою неспособность
навязывать политическую волю другим государствам, проиграв в Тихоокеанской
войне малоподготовленным к ней Перу и Чили.
В период острого и всестороннего общенационального кризиса
в восточные регионы России, в случае развития областнического движения, могут
отреагировать восстаниями населения или даже просто верхушечным переворотом на
местном уровне с образованием чего-то вроде «Соединённых Штатов Сибири». Далее
всё зависит от соотношения военных сил Российской федерации других держав,
задействованных в конфликте. Далее — может быть вполне применён кубинский
сценарий 1898 года (и аналогичный ему косовский). Сепаратистское движение в Сибири
и на Дальнем Востоке по этому сценарию получит политическую и военную помощь со
стороны США или КНР, а затем — по мере ослабления России и успехов сепаратистов
эта помощь примет характер прямого военного вмешательства под ширмой защиты
«демократии и прав человека», «права наций на самоопределение» и тому подобных
лозунгов.
Такие вот дела, уважаемый читатель! Не уподобляйся
студенту-двоечнику и имей в виду: когда публицист пишет об испано-американской
войне, пишет он не только о США, Кубе и Испании, но и о современной России.
А потому и грустный сей юбилей — событие отнюдь не
«смешное», как пишут некоторые авторы, не замшелое, а весьма близкое нашей
сегодняшней действительности.
АПН, 11.04.08;
15.04.08.