Журнал «Золотой Лев» № 161 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Ю. Боровский

 

Политизация мировой энергетики

 

Одной из знаковых тем открывающего ХХI век десятилетия стала энергетика. Ей уже не первый год посвящаются саммиты глав государств и правительств, конференции международных организаций, форумы научно-образовательного сообщества. Даже НАТО решила вплотную заняться проблематикой энергетической безопасности, что в России вызвало настороженную реакцию.

На первый взгляд, высокая актуальность энергетических вопросов объяснима. Мировые цены на нефть бьют рекорды, остается нестабильным Ближний Восток, продолжается глобальное потепление, вызывая к жизни немыслимые природные катаклизмы, но не сопровождаясь при этом снижением цен на энергоносители.

 

1

 

Высокие цены – главный индикатор напряженности на мировых энергетических рынках. Для установившихся сегодня ценовых пропорций есть некоторые фундаментальные причины. Широкое внедрение энергосберегающих технологий и активное развитие альтернативных источников энергии с 1970-х годов так и не избавили мир от доминирующей роли углеводородов. Более того, проблема нефтегазового дефицита приобретает угрожающие черты, периодически порождая разговоры о приближении «критической точки».

Особенность момента заключается в том, что причины сегодняшнего дефицита скорее объективны, чем субъективны. Последнее характерно, к примеру, для конца прошлого века, когда ограничения на предложение нефти, как правило, были вызваны эмбарго или квотами Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), умышленно сокращающей уровень добычи. В новом столетии аналитики стали упорнее писать о фундаментальной нехватке углеводородов. Вмешательство НАТО в сферу энергетики, несомненно, отражает это изменение представлений об источнике угрозы. Отсюда – новый тип международных противоречий, возникающих вокруг «трубопроводной проблематики» и безопасности «транзитных пространств».

Последние полтора десятка лет прирост запасов нефти в мире не компенсирует ее добычу, а абсолютный объем мирового потребления жидких углеводородов продолжает увеличиваться примерно на 1–2,5% ежегодно. Не добавляют оптимизма и другие обстоятельства.

Уровень нефтегазовой добычи стран-потребителей углеводородов (США, Китай, страны ЕС, Япония, Индия) приближается к своей низшей точке. Показателен в этой связи пример Великобритании, которую 20 лет назад можно было называть нефтегазовой державой. В 1973 г. Великобритания добывала скромные 400 тыс. тонн нефти в год, полностью полагаясь на зарубежные поставки. В свете «нефтяных шоков» 1970–1980-х годов страна была вынуждена приступить к масштабной разработке шельфовых запасов Северного моря. В 1983 г. нефтедобыча в Великобритании составила 115 млн. тонн, а в 1999 году – достигла пика в 137,4 млн. тонн. Тем не менее в новом тысячелетии, в силу истощения ресурсной базы Северного моря, ситуация изменилась. В 2006 г. нефтедобыча равнялась 76,6 млн. тонн, то есть почти на 80% меньше, чем в рекордном 1999 году.

В скором времени Великобритания присоединится к группе стран – крупнейших нефтегазовых нетто-импортеров мира, а значит, будет вынуждена полагаться на поставки из регионов и стран, не всегда отличающихся предсказуемостью. Проблемы, аналогичные британским, испытывают США, КНР, Индия, отмечающие стагнацию собственного нефтегазодобывающего сектора. При этом Соединенные Штаты – своего рода исключение, поскольку они обладают громадными законсервированными запасами углеводородов.

Развитые страны, потребляющие основную долю мировых энергоносителей, с 1960–1970-х годов лишены контроля над их основными запасами, а значит, вынуждены зависеть от уровня добычи в обладающих ресурсами государствах. Такая ситуация развитому миру не нравится, поскольку недостаточное инвестирование или развитие залежей может рано или поздно вызвать острый дефицит в мире. По оценке главного экономиста Международного энергетического агентства (МЭА) Фатиха Бирола (Fatih Birol), мир сегодня на 20% отстает от объема капиталовложений (20 трлн. долларов), необходимых для обеспечения адекватного уровня нефтяного снабжения в течение ближайшей четверти века1.

Правительства развитых стран не бездействуют. Пытаясь достучаться до руководителей государств, располагающих ресурсами, они предлагают различные формы участия и инвестирования со стороны своих национальных корпораций. Однако усилия развитого мира не всегда находят отклик. Это косвенно затрудняет необходимое развитие нефтегазового потенциала мира и способствует росту дефицита энергоносителей.

Китай и Индия – особый случай, оказывающий серьезнейшее влияние на мировой дефицит. Растущие экономики этих стран практически исчерпали местные нефтегазовые ресурсы и требуют все больше импортного сырья. Ранее страны Запада считали своей ключевой проблемой обеспечение себя поставками, не особенно помышляя о конкуренции друг с другом. Сегодня акценты меняются. «Старые развитые страны» должны думать о том, что останется на их долю «после Китая и Индии», скупающих энергетические активы и ресурсы по всему миру. Не зря в рамках «группы восьми» появился план оказания содействия Пекину по внедрению энергосберегающих технологий. Цель этого проекта – притормозить темпы роста энергопотребления в КНР. Китайское руководство и само обеспокоено ростом экстенсивного потребления нефти в стране.

Дефицит – это не единственная причина аномального роста мировых цен. У импортеров есть еще одна (старая) проблема – существенный рост себестоимости нефтегазовой добычи. Наиболее доступные и экономически рентабельные нефтегазовые месторождения приближаются к истощению. Новые участки разведываются и разрабатываются. Но отдача на них – из-за географической и геологической труднодоступности, а также качества содержащихся углеводородов – значительно ниже. В итоге, капитальные затраты на порядки выше аналогичных показателей на старых месторождениях.

На этом фоне нескончаемая война США в Ираке, напряженность вокруг ядерной программы Ирана, систематические диверсии на нефтепромыслах Нигерии, политика национализации правительства Венесуэлы и многие другие факторы вызывают ажиотаж, подталкивая вверх цену на нефть.

 

2

 

Дефицит углеводородного сырья, усугубляемый субъективными катаклизмами, усиливает политизацию мировой энергетической сферы. Боязнь остаться не у дел в случае еще большей нехватки углеводородного сырья в будущем вынуждает импортирующие страны совершенствовать подходы к обеспечению внешних поставок. Прежде всего импортеры стремятся к укреплению старых или формированию новых «особых отношений» с экспортерами. Китайское правительство пытается строить подобные отношения по всему миру: от Латинской Америки (Венесуэла) и Африки (Судан) до Казахстана, Ирана и России. Имея с Тегераном и Каракасом «замешанные» на энергетике связи, Пекин не склонен поддерживать санкции или более серьезные действия международного сообщества против Ирана и Венесуэлы.

В новом столетии усилилась и даже ужесточилась международная борьба за участие в проектах освоения нефтегазовых ресурсов. Эта борьба, в которую вовлечены главным образом компании энергозависимых государств, выходит за межкорпоративные рамки, сопровождаясь, как правило, косвенным межгосударственным противостоянием. Сегодня все имеющиеся политические и дипломатические средства заинтересованных стран брошены на то, чтобы обеспечить их национальным корпорациям доли в зарубежных проектах. Такая практика существовала и прежде. Однако современные масштабы закулисной борьбы несравнимы с той, что велась ранее. Например, сегодня правительства импортирующих государств, желая повысить конкурентные преимущества «своих» компаний на конкурсах и тендерах, предлагают экспортирующему государству различные, не связанные с энергетикой преференции: льготные кредиты и крупные инвестиции. Все – ради одного: повысить привлекательность «своих» заявителей, опередив иностранных конкурентов.

Высокая степень политизации свойственна и проблемам транспортировки энергоресурсов до конечного потребителя. Выбор транзитных маршрутов – современный вариант геополитики. Самый наглядный пример – Каспийский регион с его существующими и перспективными транспортными маршрутами. По мнению стран ЕС и США, ресурсы региона (прежде всего центральноазиатские) должны экспортироваться минуя Россию, которая считается отдельной энергетической зоной мира. Путем неимоверных лоббистских и финансовых усилий к 2006 г. были созданы нефтепровод Баку – Тбилиси – Джейхан и газопровод Баку – Тбилиси – Эрзерум. Планируется строительство газопровода «Nabucco», а также транскаспийской и трансафганской газовых магистралей.

Россия, стремясь обеспечить прохождение каспийских и прикаспийских ресурсов по своей территории, предлагает альтернативные маршруты. В их числе – магистрали «Транснефти» (нефтепроводы Баку – Новороссийск, Атырау – Самара), Каспийского трубопроводного консорциума, а также «Газпрома», включая строительство нового газопровода вдоль Каспийского моря.

Несколько отличные цели у КНР: Пекин стремится направить энергоресурсы Каспия на восток, канализируя их для своих потребностей напрямую из соседних центральноазиатских стран. Для этого уже сооружен и будет вскоре расширен нефтепровод из Казахстана в Китай. Панируется строительство газовых веток для подачи туркменского и казахского газа на китайский рынок.

Политизация энергетической сферы настолько высока, что борьба за ресурсы не ограничивается усовершенствованными политико-дипломатическими и корпоративными методами. Некоторые государства считают допустимым прибегать к силовым методам решения проблем энергетики. В свете распространенных свидетельств нельзя исключать, что иракская кампания США, начатая в марте 2003 года, была связана с желанием Вашингтона закрепиться в зоне месторождений нефти с учетом неблагоприятной перспективы в обеспечении мира этим видом топлива. Контроль над Ираком, обладающим третьими по величине нефтяными запасами в мире, негласно считался центральным элементом американской энергетической стратегии, разработанной вице-президентом Ричардом Чейни и его сподвижниками по республиканской партии. Многие аналитики указывают и на то, что захват Ирака Соединенными Штатами способствовал повышению энергетической уязвимости Китая, который, как и многие другие страны, сильно зависит от импорта ближневосточных энергоресурсов.

Некоторые зарубежные обозреватели в похожем ключе трактуют и ситуацию вокруг Афганистана. По оценке французской газеты «Le Nouvel Economiste», Вашингтон использовал антиталибскую кампанию для усиления своего присутствия в Центральной Азии: ведь ее часть, обращенная к Каспию, содержит огромные запасы углеводородов. Кроме того, контроль США над Афганистаном позволит воскресить идею строительства газопровода из Туркмении к Индийскому океану через Афганистан и Пакистан2.

«Энергетическим колоритом» окрашены и отношения США с Ираном. Официальный мотив негативного восприятия Вашингтоном иранской политики заключается в том, что Иран – страна, стремящаяся поставить современные технологии и вооружения на службу некоторым традиционным, весьма воинственным и непримиримым исламским ценностям. В 1996 г. США ввели режим санкций против компании любой страны, которая решит вложить в иранскую экономику свыше 20 миллионов долларов. Ключ к пониманию американской политики состоит в том, что Иран проводит в мировой энергетике независимый от США и потенциально неблагоприятный для Вашингтона курс. При этом Тегеран обладает достаточным потенциалом дестабилизации в одной из критически важных энергетических зон мира.

 

3

 

За многие десятилетия мир привык к преобладанию ключевых западных энергетических корпораций, которые почетно именовались столпами (majors) мировой энергетической индустрии. В первые годы XXI столетия эта традиция была поставлена под сомнение. На первый план начала выходить группа незападных, государственных или полугосударственных, нефтегазовых корпораций. Укрепившись, новые хозяйствующие субъекты стали теснить ветеранов мировой энергетики, заставив спорить относительно возможной смены правления прежде всесильных «семи сестер» (в результате внутренних слияний в 1980–2000 годах их список заметно изменился) на «энергетическом Олимпе»[1].

Как отмечалось в газете «Financial Times», в современной энергетике тоже доминируют семь лидеров, но это – совсем другая «семерка, чем та, что управляла рынками в годы «нефтяных шоков» ХХ века. Современные лидеры – «Saudi Aramco» из Саудовской Аравии, «Газпром» из РФ, Китайская национальная нефтяная корпорация (China National Petroleum Corporation, CNPC), Национальная иранская нефтяная компания (National Iranian Oil Company, NIOC), венесуэльская PDVSA (Petrоleos de Venezuela S.A.), бразильская «Petrobras» и малазийская «Petronas». Новая «семерка» контролирует почти треть общемирового производства нефти и газа и более трети их запасов. В противоположность им четыре «старые сестры» добывают около 10% нефти и газа и владеют не более чем 3% общемировых запасов углеводородов3.

По мнению главы отраслевой консалтинговой компании «PFC Energy» Робина Уэста (Robin West), «значение старых “семи сестер” определялось тем, что именно они определяли правила игры на энергетическом рынке. Сейчас правила игры устанавливает “новая семерка”, а другим международным компаниям остается лишь соглашаться с ними»4. Аналитики итальянской газеты «Corriere della Sera» тоже отмечают, что наследники «Standard Oil» выглядят сегодня уступчивыми перед лицом могущества «новых сестер», русских и китайских5. В самом деле, прорыв китайских и русских энергетических компаний к верхним строчкам показателей уровней капитализации на мировых биржах не может не впечатлять. Рост антирусских и антикитайских настроений в западных СМИ, несомненно, отражает мнения раздраженного и напуганного энергетического бизнеса США и ЕС. Тревожная ситуация складывается для крупнейших ТНК развитых стран: их нефтегазовые запасы невелики, близятся к исчерпанию или просто законсервированы. Ведущие западные компании испытывают давление и конкуренцию со стороны новых корпоративных гигантов незападного мира, контролирующих крупнейшие запасы углеводородов.

Неминуем ли скорый уход западных ТНК с лидирующих позиций в мировой энергетике, или они обладают преимуществами, способными гарантировать их статус и в будущем?

Западные нефтегазовые корпорации еще сохраняют мировое доминирование в секторе переработки и сбыта. На долю стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), включая США и членов Европейского Союза, приходится около 70% всех мировых нефтеперерабатывающих мощностей, тогда как на весь ближневосточный регион – лишь 8,4%.

Сбытовые активы корпораций стран ОЭСР несоизмеримы по своим количественным и качественным характеристикам, а также географическому охвату с аналогичными мощностями компаний основных добывающих стран. Крупнейшим нефтегазовым компаниям Запада присуща высокая степень интеграции бизнеса, что позволяет им продавать не столько нефть и газ посредникам (как это делают их новые конкуренты), сколько готовые продукты конечным потребителям: бензин, дизельное топливо, нефтехимические вещества. Это делает их доходы несоизмеримо более высокими по сравнению с выручкой «новичков». При этом крупнейшие нефтегазовые и сервисные («Halliburton», «Schlumberger») корпорации развитых стран – обладатели уникальных технологий разведки, добычи, переработки, а также сбыта энергетического сырья. Развитие таких технологий и сопряженных с ними управленческих подходов – непременное условие эффективной реализации проектов в богатых ресурсами странах.

Эти преимущества, вместе с громадным финансовым потенциалом, позволяют энергетическим корпорациям развитого мира надеяться на сохранение влияния в мировой энергетике. Тем не менее сам факт возвышения новых корпоративных игроков свидетельствует о новой очень важной тенденции – расширении круга ведущих корпораций мира.

«Новые» и «старые» лидеры мировой энергетики являются конкурентами. Вместе с тем между нами наблюдаются и элементы сотрудничества. Причины такого сотрудничества имеют под собой объективные или естественные основания. Незападные компании, обладающие существенными запасами углеводородного сырья, стремятся получить доступ к перерабатывающим и сбытовым активам корпораций развитых стран. Последние, напротив, остро нуждаются в нефтегазовых запасах, за которые они готовы пожертвовать частью своей собственности в сфере переработки и сбыта.

В новом столетии стала возвышаться группа незападных, государственных и полугосударственных энергетических корпораций. Обладая контролем над значительными нефтегазовыми ресурсами, они начали теснить транснациональные корпорации Запада. Но ожидать в перспективе скорого «исхода» западных ТНК, по-прежнему доминирующих в сфере переработки и сбыта, нет оснований.

 

4

 

Основу мировой энергетики составляет использование пяти первичных источников энергии: нефти, природного газа, угля, атомной энергии и гидроэнергии. По данным Международного энергетического агентства, они удовлетворяют почти 90% мирового энергетического спроса. Остальное приходится на возобновляемые источники – горючие (лес, торф) и альтернативные (термальные, солнечные, ветровые), а также на энергию, получаемую за счет переработки отходов.

Согласно расчетам МЭА, с 1973 г. соотношение между основным и неосновными источниками энергии практически не изменилось. Ненамного оно должно измениться и к 2030 году: по разным оценкам на возобновляемую, альтернативную и прочую нетрадиционную энергию будет падать от 11,4% до 13,5% мирового энергоснабжения6. Иными словами, в ближайшие десятилетия международное сообщество будет удовлетворять энергетические потребности главным образом за счет пяти источников энергии, и ждать прорыва на нетрадиционном направлении не приходится.

Пять источников энергии неравнозначны. Если использовать общую единицу измерения – тонну нефтяного эквивалента, то в 1973 г. корзина из пяти наиболее востребованных источников энергии выглядела так: нефть – 46,2%, уголь – 24,4%, газ – 16,0%, атомная энергия – 0,9%, гидроэнергия – 1,8%. Сейчас соотношение тех же источников иное. Самым востребованным источником остается нефть – 35%. Ощутимо вырос вес атомной энергии – до 6% и природного газа – до 20,7%. Ненамного подросли доли угля и гидроэнергии: до 25,3% и 2,2% соответственно7.

По прогнозам ведущих экспертов, к 2030 г. нефть и природный газ по-прежнему будут обеспечивать больше половины мирового энергоснабжения: 32% и 22% соответственно. При этом потребление этих ресурсов в количественном измерении возрастет соответственно на 46% и 40% в сравнении с 2005 г. с учетом предполагаемых мероприятий в сфере энергосбережения и развития альтернативных видов топлива8.

Как видно, в ближайшие десятилетия углеводородное сырье останется безальтернативным первичным источником энергии. Это обстоятельство четко осознается ведущими странами. В американской энергетической стратегии прямо говорится: до тех пор пока возобновляемые и альтернативные источники не смогут играть определяющую роль в экономике страны, США должны удовлетворять энергетические потребности за счет ресурсов, доступных сегодня, то есть традиционных источников9.

При высоком дефиците углеводородов новый импульс развития получает гидроэнергетика и в особенности атомная энергетика, даже несмотря на протесты экологов. По прогнозам экспертов, доля атомной энергии в мировом энергоснабжении к 2030 г. может возрасти до 7%, превысив показатель 2005 г. на 24%. Примеров повышенного внимания к атомной теме со стороны правительств разных стран достаточно.

За строительство новых атомных электростанций (АЭС) выступает администрация Дж. Буша-младшего. В 2006 г. в рамках «Опережеющей энергетической инициативы» (The Advanced Energy Initiative) Белый дом объявил о поощрении инвестиций в атомную сферу в форме кредитов, налоговых льгот, гарантий государства. В итоге в настоящее время в США рассматриваются проекты строительства на американской территории почти двух десятков новых АЭС.

Немалые усилия прилагает на аналогичном направлении руководство КНР. В марте 2006 г. китайское правительство обнародовало энергетическую стратегию страны на период до 2020 года, посвятив большую часть документа развитию атомной энергетики. На данный момент атомные мощности Китая вырабатывают около 1% электроэнергии в стране. Однако за счет строительства новых АЭС ситуация должна измениться. До 2020 г. Пекин планирует увеличить мощность национального атомного парка в четыре раза – до 40 ГВт и нарастить долю атомной энергии в выработке электричества до 4%. Для реализации такой цели в стране будут вводиться 1,8 ГВт новых мощностей ежегодно10.

После 20-летнего перерыва Великобритания также решила обратиться к атомной сфере, решив возобновить строительство АЭС. В ближайшие годы, согласно разработанной правительством Г. Брауна стратегии, в стране будут возведены 10 новых атомных электростанций. О повышенном интересе к атомной энергетике также свидетельствует рост числа контрактов, в рамках которых обладающие технологиями русские, французские, японские и американские компании строят ядерные объекты в разных регионах и странах мира. Например, Индия, не без помощи США, Франции и России, рассчитывает довести к 2025 г. свой атомный парк до 62 реакторов (сейчас 16), а его совокупную мощность – до 40 ГВт (сейчас 7 ГВт).

Атомная энергетика также выступает сферой жесткой международной борьбы. Речь идет не столько о доступе стран к мирному атому и борьбе за строительные контракты, сколько о мировом рынке урана. Запасы урана не безграничны, а его добыча ограничена. Поэтому грандиозные планы Китая, Японии, Индии и Великобритании могут натолкнуться на нехватку урановой руды.

США, Китай и Индия входят в число крупнейших энергопотребителей мира, обладая при этом ограниченными и иссякающими запасами углеводородов. Тем не менее у трех обозначенных стран есть существенное преимущество – обладание крупнейшими запасами угля. Конечно, уголь не самый чистый энергетический источник. Однако при растущем нефтегазовом дефиците угольная промышленность способна получить новый импульс развития. Например, в июне 2006 г. Китай придал огласке основные направления обеспечения своей энергетической безопасности. Среди ключевых было названо создание в стране новых угольных баз производительностью не менее 100 млн. т в год.

Соединенные Штаты тоже рассчитывают на свои угольные запасы. Единственная проблема, стоящая перед Вашингтоном при использовании угля в энергетике, – загрязнение окружающей среды, включая выброс парниковых газов. Поэтому Дж. Буш в рамках упомянутой «Опережеющей энергетической инициативы» предложил решить вопрос за счет разработки и внедрения технологий «чистого угля». Первая в мире ТЭС, работающая на «чистом угле», должна заработать на территории США в 2012 году11.

В ближайшие десятилетия международное сообщество, вероятно, не найдет замены нефтегазовому сырью, доля которого в мировом энергоснабжении не опустится к 2030 г. ниже 50%. Но к 2030 г. потребление энергии, по разным оценкам, вырастет на 35–50%12. Этот дополнительный спрос будет удовлетворен за счет атомной, угольной и гидроэнергетики, а также возобновляемых и альтернативных источников энергии.

Попытки определить энергетическую безопасность на глобальном уровне связаны с созданием в ответ на «нефтяной шок» 1973–1974 годов МЭА – первой межгосударственной организации, призванной обеспечивать координацию действий индустриальных стран в случае срыва поставок, а также стимулировать их сотрудничество в области энергетической политики. Глобальную энергетическую безопасность агентство определяет как «доступ к достаточной (по объему), надежной и приемлемой (по цене) энергии». Центральными элементами обеспечения такой системы безопасности выступают: наличие у государств-членов МЭА стратегических запасов нефти, непрерывный мониторинг и анализ международных рынков энергоносителей, а также экономия энергии и согласованное экстренное распределение стратегических запасов в случае нарушения поставок13

Подходу МЭА присуща определенная ограниченность: данная организация представляет интересы ее членов – стран-импортеров, а они видят проблемы мировой энергетики под своим углом зрения. Тем не менее подход к проблемам мировой энергетики, исповедуемый западными энергозависимыми странами, доминирует в мире и пока не имеет общепризнанной альтернативы.

Как отмечает видный американский исследователь и предприниматель Д. Ергин, существующая модель глобальной энергетической безопасности, появившаяся на свет в 1970-х годах, предусматривает упор в основном на том, как справиться со срывом поставок нефти. Но в современных условиях назрела необходимость расширения традиционной модели таким образом, чтобы включить в нее защиту всей инфраструктуры и цепи энергоснабжения. Это – более масштабная задача, затрагивающая проблему взаимодействия и сотрудничества как добывающих и потребляющих стран, так и государств, выполняющих транзитные функции14.

За «баланс интересов» в обеспечении глобальной энергетической безопасности выступают видные представители ОПЕК. В январе 2005 г. на экономическом форуме в Давосе тогдашний Президент ОПЕК и министр энергетики Кувейта шейх Ахмад Аль-Сабах заявил, что «наилучшая стратегия обеспечения энергетической безопасности в мире – конструктивный диалог, ведущий к сотрудничеству и партнерству»15. По убеждению министра нефти и минеральных ресурсов Саудовской Аравии Али Ибн Ибрагим ан-Нуэйми, «…безопасность энергоснабжения стала общим вызовом, стоящим перед странами-потребителями и странами-производителями “черного золота”»16.

Кооперационное видение глобальной энергетической безопасности свойственно и Российской Федерации. Как отметил В.В. Путин на московской встрече с министрами энергетики стран «группы восьми» в марте 2006 года, «…одним из ключей к глобальной энергетической безопасности является справедливое распределение рисков между производителями, участниками транзита и потребителями энергоресурсов»17.

Большой вклад в разработку универсального понятия «глобальной энергетической безопасности» внес саммит «восьмерки» (июль 2006) в Санкт-Петербурге. В ходе встречи были приняты документы, которые впервые содержали четкие, полные, а главное консенсусные для производителей и потребителей формулировки международных энергетических проблем и глобальной энергетической безопасности.

В одобренном в Санкт-Петербургском плане действий было отмечено, что страны мира для укрепления глобальной энергетической безопасности должны действовать по следующим основным направлениям. Во-первых, повышать прозрачность, предсказуемость и стабильность (в том числе и политическую) глобальных энергетических рынков. Во-вторых, улучшать инвестиционный климат в энергетическом секторе, требующем громадных инвестиций для удовлетворения будущего спроса. В-третьих, повышать энергоэффективность, энергосбережение, а также диверсифицировать виды энергии. Среди ключевых направлений диверсификации было названо развитие альтернативных (например водородных), ядерных и возобновляемых источников энергии. В-четвертых, обеспечивать физическую безопасность жизненно важной энергетической инфраструктуры. В-пятых, сокращать масштабы энергетической бедности и решать проблемы изменения климата и устойчивого развития18.

Список разработанных направлений можно назвать исчерпывающим. В его рамках возможно решение большинства ключевых вопросов в энергетической сфере. В частности, для придания глобальному рынку транспарентного характера может быть решен вопрос о создании универсального нефтяного банка данных, в котором содержались бы единые цифры и прогнозы. Может быть решен вопрос об обеспечении прозрачности и предсказуемости национальных систем регулирования, что крайне важно для инвестиционного климата. Матрица разработанных направлений допускает решение проблемы высоких и неустойчивых мировых цен на нефть или даже такой чувствительной проблемы, как обеспечение всех стран надежным доступом к мирному атому.

Бесспорно, усилия «восьмерки», а также других организаций вносят вклад в становление новых правил обеспечения глобальной энергетической безопасности. Однако проблема заключается не в том, что стороны не могут найти точек соприкосновения. Основное препятствие – в межгосударственных противоречиях. Энергетика – не изолированная сфера, а часть всей системы международных отношений. Поэтому сложно говорить о новых подходах к глобальной энергетической безопасности при растущем соперничестве между Россией и США, Соединенными Штатами и Китаем. Москву несравнимо меньше волнуют экономические сложности членов МЭА из-за высоких цен на энергоносители, нежели успешная реализация программ социально-экономической и технологической модернизации самой России, требующая громадных финансовых ресурсов.

Задача мирового сообщества сегодня – добиться равновесия интересов экономики, энергетики и защиты окружающей средой в среднесрочной, а главное – в более отдаленной перспективе. Главный исполнительный директор «Royal Dutch Shell» Йерун ван дер Вир, допускает, что в 2010 г. в мировом энергобалансе вырастет доля возобновляемых источников (энергия солнца и ветра, гидроэнергия и биотопливо), а также атомной энергии. При этом человечеству удастся, считает он, найти решение таких проблем, как загрязнение воздуха и выброс парниковых газов, а новые технологии позволят снизить потребление энергии в жилищном секторе и на транспорте19.

Но для этого руководители государств должны договориться о глобальном подходе к торговле выбросами парниковых газов и активно поддержать внедрение новых технологий в тепло- и электрогенерации, промышленности, строительстве и на транспорте.

 

***

 

Мировой нефтегазовый дефицит обусловлен как объективными причинами, так и субъективными катаклизмами, будь то диверсии в добывающих странах или политическая нестабильность в энергетических зонах. Цены на нефть толкают вверх неблагоприятные природные явления. Нехватка углеводородов усиливает антагонистические ноты в международных отношениях. Все озабочены глобальной энергетической безопасностью; довлеет страх остаться без ресурсов. Он понятен: нефть и газ будут еще долго покрывать половину мирового энергоснабжения.

Сырьевая база развитых стран и их транснациональных компаний истощается. Растет вес сырьевых стран. В их руках – очень дефицитный стратегический продукт, который можно с большой эффективностью использовать как ресурс мировой политики. Корпорации незападных стран заметно теснят позиции старых западных энергетических компаний. Все это создает в международных отношениях значительный потенциал противоречий и конфликтов, для разрешения которых требуется максимум гибкости и осмотрительности. Особенно – ввиду явного роста готовности ряда стран мира полагаться на силу при решении своих энерго-политических проблем.

 

Примечания

1Карола Хойос «Семь сестер» в новом составе: нефтегазовые гиганты обгоняют западных конкурентов // The Financial Times. 12 марта 2007.

2См.: Landrot A. Les Russes «rois du p?trole»// Le Nouvel Economiste. – 2002.- 5 Avril.

3Карола Хойос. Указ. соч.

4Цит. по: Карола Хойос. Указ. соч.

5Фубини Ф. Меняется нефтяная карта: от «семи сестер» к российским и китайским гигантам // Corriere della Sera. 31 октября 2007.

6Key World Energy Statistics 2007 // International Energy Agency (www.iea.org).

7Ibid. (www.iea.org).

8Ibid (www.iea.org)

9National Energy Policy, Report of the National Energy Policy Development Group // US Government Printing Office. Washington, May 2001

10Обнародована стратегия развития энергетики Китая // Минатом.Ру. 2006. 27 марта (www.minatom.ru).

11Fact Sheet: The Advanced Energy Initiative: Ensuring a Clean, Secure Energy Future. May 24, 2006 (www.whitehouse.gov).

12Key World Energy Statistics 2007.

13Ергин Д. Гарантировать энергетическую безопасность // Россия в глобальной политике. 2006. № 1 (январь-февраль).

14См. подробнее: Ергин Д. Гарантировать энергетическую безопасность // Россия в глобальной политике. 2006. № 1 (Январь-февраль).

15Цит. по: Speech by HE Sheikh Ahmad Fahad Al-Ahmad Al-Sabah. OPEC Conference President & Minister of Energy for Kuwait. World Economic Forum. Davos (Switzerland) 26-30 January 2005 (www.opec.org).

16Цит. по: Министр нефти Саудовской Аравии: высокие цены на нефть не отвечают интересам стран-производителей нефти // Синьхуа. 3 мая. 2006.

17Цит. по.: Выступление Владимира Путина на встрече с министрами энергетики стран «Группы восьми»16 марта 2006 года, Москва, Кремль. (www.g8russia.ru).

18Глобальная энергетическая безопасность // Документы, принятые в рамках саммита «Большой Восьмерки», Санкт-Петербург, июль 2006 (http://g8russia.ru/docs/11.html).

19Ван дер Вир Й. Энергетика: Два сценария будущего // Ведомости. 29 января 2008.

 

Международные процессы, 31/2008



[1] В 1970-х годах термином «семь сестер» эксперты объединили следующие компании: «Exxon Corporation», «Mobil Corporation» , «Royal Dutch/Shell», «Chevron», «Texaco Incorporated» , «Gulf Oil Corporation», «British Petroleum». В 2000-е годы состав «семи сестер» изменился. К ним относятся «Royal Dutch/Shell», «BP», «Exxon Mobil», «Total S.A», «Chevron Texaco», «Conoco Phillips» и «ENI».


Реклама:
-