Журнал «Золотой Лев» № 163-164 - издание русской
консервативной мысли
С. Михайлов
Это
— кризис!
В отечественном животноводстве разразился кризис. Смягчить
его последствия помогут прямые дотации государства на покупку кормов и
повышение пошлин на импортное мясо, считает генеральный директор ОАО «Группа “Черкизово”» Сергей Михайлов
— Многие сегодня
говорят о кризисе в российском животноводстве, о его очень серьезных последствиях.
Какой ситуация в отрасли видится вам?
— Ситуация и вправду сложилась критическая, и она
только ухудшается. Суть происходящих изменений заключается в том, что начиная с августа 2007 года значительно, более
чем на 60 процентов, выросла себестоимость производства мяса. Если в прошлом
году мы покупали зерно — а оно занимает в кормах порядка 60–70
процентов — по 5 тысяч рублей за тонну, то к 1 января этого
года цена, постепенно поднимаясь, достигла 8–9 тысяч рублей. При этом отпускные
цены производителей увеличились максимум на 15–20 процентов. Разрыв между
себестоимостью и отпускной ценой наблюдается уже более полугода,
производители работают без прибыли, многие просто на грани банкротства.
Сразу хочу оговориться, ситуация крайне сложная. Это
– мировая проблема. В мире зерно подорожало еще больше, чем
у нас. То есть это уже не только внутрироссийская
проблема, c которой можно справиться, это проблема
общих рынков. Понятно, что Россия одна не может повлиять
на происходящее. И поэтому правительство должно было отнестись
к этому еще более серьезно, более внимательно.
— А правительство
как отнеслось?
— Правительство, по большому счету, пока никак
не реагирует. Ну, ввели экспортную пошлину на зерно в конце
прошлого года, когда зерновые цены были уже на запредельном уровне.
Внутреннему рынку это никак не помогло. Зерно все равно подорожало до максимальных
значений, до 8–9 рублей за килограмм. И никакой помощи
от наших властей не последовало. А ведь они могли, например,
те деньги, которые получили в качестве пошлины — несколько миллиардов
рублей, они же были сверхдоходные, бюджет
их не закладывал, — отдать птицеводам и свиноводам
в качестве дотаций до конца года на покупку кормов.
Можно сейчас говорить, что пошлину ввели поздно или она была
недостаточно эффективной — надо было еще выше поставить. Опять же, ситуация
сложная, потому что, ограничивая экспортные поставки зерна,
мы бы усугубляли другую проблему — цены на мировом рынке
еще больше бы выросли — и ограничили бы заработок для наших
производителей зерна.
— Что происходило
с отпускной ценой?
— Отпускные цены выросли совсем ненамного. Первый квартал
— это, как правило, тихий период, новогодние праздники заканчиваются,
потребление неактивное, производители и ритейл
не слишком поднимают цены. Второй квартал тоже не особо активный
в плане потребления мяса. Потом было еще косвенное административное
давление на производителей — инфляция, надо с ней бороться.
В итоге цены на птицу, на свинину, на колбасные изделия
росли намного медленнее, чем себестоимость. Для того чтобы хоть как-то
удержаться на плаву, цены должны были увеличиться хотя
бы на 30–35 процентов. А сегодня, например, птица подорожала
максимум процентов на десять-пятнадцать. По свинине была плохая
ситуация тоже, но с мая пошло некоторое улучшение по цене.
— Появилась
возможность поднять цены?
— Ситуация со свининой сложнее: здесь кризис длится не полгода-год, а года полтора. И не столько
в России, сколько за рубежом: в Европе, Канаде, Америке.
Тамошние производители мяса зависят от кукурузы. Кукуруза начала расти
в цене уже два года назад, когда стало набирать обороты производство биотоплива. Американцы на это биотопливо
выделили колоссальные субсидии. И уже тогда с ростом цен на корма
производители свинины вынуждены были поднимать цены, но это не всегда
удавалось. Многие начали сокращать поголовье свиноматок. Есть статистика:
за прошедшие полтора года поголовье свиноматок в этих странах сократилось
на 20 процентов. Многие вообще закрылись на ключ, опечатали все
хозяйства или банку отдали. Но до этого фермеры начали забивать
поголовье, и на рынок стало поступать много мяса. И на этом
этапе казалось, что на рынке избыток мяса, цены пошли вниз. Но потом
наступила точка перехода, когда воспроизводство прекратилось.
А воспроизводство занимает год-полтора в зависимости от цикла,
свиноматки и так далее, и постепенно сложилась ситуация, когда мяса
на мировом рынке не стало, и цены начали спекулятивно подниматься.
Плюс на эту динамику наложились два китайских фактора.
Первый — это эпидемия, которая была у них в конце прошлого
— начале этого года. Конечно, сложно понять их статистику, но она
говорит о том, что погибло за эти три-четыре месяца от 50 до 100 миллионов
свиней. Это — умопомрачительная цифра. Чтобы было понятно, наше все поголовье
свиней примерно 20 миллионов. А у китайцев — около
600 миллионов, из которых 50–100 миллионов погибло. Это очень
существенная цифра. И уже в прошлом году китайцы констатировали:
свинина подорожала вдвое за шесть месяцев. Второй фактор — это землетрясение,
из-за которого, по статистике, они потеряли еще где-то 10 миллионов
свиней. И если раньше китайцы продавали свинину, то теперь они начали
ее покупать, что сразу сказалось на ценах.
— И это серьезно
повлияло на наш рынок?
— Россия — крупнейший импортер мяса в мире. Номер
два по свинине, номер один по говядине и по птице.
Мы зависим от мировых цен, потому что зависим от импорта.
Импортное мясо подорожало, что дало возможность нашим производителям немного
поднять цены. Это одна составляющая. Если говорить о нашем внутреннем
рынке, то аналогичные события были и у нас на юге. Там тоже фермеры
вырубали поголовье, потому что себестоимость росла, а цена была очень
низкая. В результате 25 процентов производства в подворьях было
уничтожено. Напомню, у нас 60–70 процентов свинины выращивается непромышленным
способом, в подворьях. Это птицеводство на 70–85 процентов развивается
промышленным способом, а в свиноводстве все наоборот.
Почему так сложилось? В России строительство
промышленного производства в свиноводстве занимает три-четыре года.
Птицеводство развивалось быстрее, потому что новые фабрики строили на базе
старых. Это помогло уменьшить капзатраты
и увеличить скорость ввода. В свиноводстве старые свинокомплексы
по ряду причин — в основном это биобезопасность
и экологические вопросы утилизации навоза — нежизнеспособны.
И никогда сохранность поголовья
и технологичность производства не будет там соответствовать
нормативам. И себестоимость никогда не будет рыночной.
Так вот, возвращаясь к событиям на юге страны.
Там подворья очень развиты, их еще и простимулировали:
предоставляли льготы, частные кредиты, дотации. И у частников там
было, скажем, десять свиней, а стало тридцать. При этом вся цепочка
не развивалась: не было достаточно боен, переработки, транспортной
инфраструктуры. И в связи с этим возникло перепроизводство,
фермеры стали сокращать поголовье. По совокупности всех этих причин мы видим,
что свинина сегодня немного пошла вверх по цене. Сказать, что в этом
сегменте сегодня катастрофа, я не могу. Себестоимость растет очень
сильно, но цена тоже растет. Правда, не потому, что там адекватные меры
были от правительства или что-то еще — просто так сложилось.
Но это нехорошая ситуация, она свидетельствует о том, что отрасль
практически добили.
— Спрос на
свинину не падает в связи с ростом цен?
— Пока трудно сказать. Цена только пошла вверх, двух
месяцев недостаточно для констатации изменения потребления. Может, потребители будут больше есть птицу, а может, просто произойдет
сокращение потребления мяса.
Дожить до нового
урожая
— А почему не
растут цены на мясо птицы?
— С птицей сложилась вообще какая-то парадоксальная
ситуация. Мы в своих бюджетах планировали, что первой начнет дорожать
птица, потому что это самый дешевый источник мяса. Но этого не произошло.
Если посмотреть на то, что было раньше, то Россия всегда была впереди
всех по повышению цен, в частности на мясо. И эта инфляция,
с которой весь мир столкнулся сейчас, для нас не нова. Когда-то наше
правительство выбрало путь развития не через субсидии, а через защиту
рынка, чтобы обеспечивать конкурентоспособные условия. Потому что Европа
субсидирует своих производителей, Америка субсидирует, даже Китай, Бразилия
субсидируют. Мы не субсидируем. В 2003 году сказали: давайте
закроем границы, чтобы поддержать производителя и создать благоприятные
условия для инвестиций и для развития своего производства. И цены
будут высокие, маржа будет большая, многие начнут инвестировать. А потом производства
будет больше, и оно само себя нормализует. Вот такая была тактика, когда в
2003 году вводились квоты. Появились пошлины, появились квоты, рынок
закрыли, наступил шок. Цена на мясо росла на 30, 40,
50 процентов в год. И, я могу сказать вам точно, то, что
переживаем мы сегодня в плане роста цен на мясо, это еще
не так плохо, как было в 2004−м, когда некоторые виды мяса
за три месяца просто удвоились в цене. А сегодня цены
во всем мире стали расти. В первый раз быстрее, чем в России.
Никогда такого не было, чтобы Бразилия за полгода подняла цены
на птицу на 30 процентов. В Америке цены тоже идут вверх,
но медленнее, потому что там свое потребление не растет. Там уже едят
максимальное количество мяса: где-то 115 килограммов на душу населения.
А вот у нас цены на птицу не растут. Какие причины? Первая
причина — логистическая. Очень много импорта,
который с конца прошлого года перетек на начало нынешнего. К тому
же импорт в этом году еще увеличился, поэтому искусственно были
созданы сверхнормативные запасы, которые приходилось с января по апрель
распродавать. В основном я говорю об американских
окорочках. Но в то же время на российский
рынок стало заходить и белое мясо птицы. Если темное мясо, окорочка, не всегда конкурировали с российской
птицей, потому что это замороженное, скажем так, не самое качественное
мясо, то, когда пошло белое мясо, оно ударило по всему рынку.
И в данном случае трейдеры сработали
не в нашу пользу. У них накопились большие запасы, надо было
платить за таможню, появился разрыв оборотного капитала, наложилась
еще и ситуация с банками, которые стали меньше кредитовать. И у многих
трейдеров был единственный способ получить деньги
— распродать по любой цене остатки, даже в убыток, чтобы как-то
запитать оборотные средства. Это одна причина. Вторая причина: американцы, поскольку
имеют дотации, скрытые и прямые, возможно, просто умышленно пошли на то,
чтобы не повышать цену. Потому что сегодня, если вы посмотрите на многие
американские компании по производству мяса птицы и даже свинины,
то акции некоторых из них упали на 70 процентов.
То есть они тоже находятся в глубоких убытках, но не поднимают цены. Это
— нездоровая ситуация. Ведь у них кукуруза и соя, которую они
используют в кормах, подорожали еще больше, чем наша пшеница. Они подняли
цены процентов на двадцать-тридцать, а должны были
на восемьдесят. Возможно, они не могли этого сделать физически в силу
контрактных обязательств, да и поднять цены на 80 процентов
— это вообще технически сложно.
— Может, еще
российское производство выросло?
— Оно выросло, но в обычных рамках, не могу
сказать, что сверх нормы. Спрос тоже не упал, птица остается самой дешевой
на мясном рынке. Сегодня у нас цены ниже, чем в Бразилии. При том, что бразильский реал, как и наш рубль,
укрепляется, потребление у них растет, экономика развивается. Бразильцы вообще
почти перестали продавать мясо птицы в Россию. Они говорят: мы свои цены
смогли так поднять, что нам уже невыгодно экспортировать, во всяком случае в Россию.
— И как это все
сказывается на наших производителях птицы?
— Наблюдается уже однозначно отрицательная динамика
в птицеводстве в России. Наша компания в числе прочего еще
и торгует яйцом для закладки в инкубатор, и мы видим, что
продажи упали. Хотя обычно в это время, летом, они, наоборот, растут. Это
означает, что птицеводы сокращают объемы производства. Сегодня более или менее
на плаву те, кто смог закупить зерна по относительно низким ценам,
скажем, по 5 рублей за килограмм. Но для этого надо иметь
бешеные оборотные средства и место для хранения зерна. Мы имели такие
возможности и во многом именно так и действовали. Но это
не является рыночным механизмом, это просто наши риски: мы вложили
большие дополнительные средства, арендовали и использовали свои элеваторы,
чтобы положить зерно. Многие же операторы ну месяц, два месяца держат
запасы, потом вынуждены покупать зерно дороже.
Птица не продается, как следствие, накапливаются
остатки, деньги не возвращаются. Или цена низкая — доходности нет.
Что происходит? Начинает рвать оборот. И так обстоят дела уже у многих
операторов, особенно у операторов средней руки, у которых нет
сильного баланса, чтобы пойти в банк. А тем более в банк сейчас
даже с сильным балансом тяжело ходить, потому что банковский кризис тоже
имеет место быть. Да еще многие эти операторы ввязались в нацпроекты, и надо по кредитам платить.
— То есть сегодня
уже можно определенно говорить о том, что производство птицы начало сокращаться?
— Я это вижу по продаже яиц для закладки. Когда
продажи падают, значит, именно вот эти средние операторы сокращают производство,
потому что большие у нас не закупают. А что им еще делать?
Нового урожая пока нет — где им брать деньги, чтобы покупать корма
по 8–9 рублей за килограмм. В этом году урожай хороший,
но до него надо дожить. Потому что урожай придет
в августе-сентябре, а птицеводы и свиноводы не могут
использовать зерно, пока оно сорок дней не отлежится. Это означает, что
надо дожить до 1 октября как минимум. А до 1 октября не доживут,
потому что кризис длится уже шесть месяцев. Ну, кто-то доживет, но кто-то закроется,
кто-то сохранит половину производства. Почему мы и говорим, что
необходима просто незамедлительная реакция правительства, потому что
последствия могут быть очень плачевными и необратимыми. В последние
пять-шесть лет птицеводство активно поднималось, теперь начался откат. Если
не будет принято никаких мер, то у нас производство мяса птицы в
этом году сократится минимум на 10 процентов. Потом опять закрутить
этот маховик будет непросто, понадобится несколько лет.
— Что же можно
сделать в этой ситуации?
— На мой взгляд, только две меры могут быть эффективными.
Первая — это стабилизационные прямые дотации производителям до конца
года, чтобы они могли субсидировать стоимость кормов и дожить, скажем так, до нового урожая. Второй вариант: повысить
до конца года ввозную пошлину на мясо птицы независимо от того,
есть квота или нет квоты, просто принять как стабилизационную меру. Сегодня
пошлина составляет 0,2 евро за килограмм, повысить ее до 0,6 евро
в зависимости от вида продукции. Это на какое-то время даст толчок
рынку, цены приподнимутся, и начнется обратное движение. Вот две меры,
которые я вижу. Я думаю, экспорт зерна регулировать сейчас нет смысла.
Потому что новый урожай, он и так поможет, если до него дожить. Цены
на зерно прогнозируются пока достаточно низкие — будет около 5,50 рубля
за килограмм фуража.
— А какими иностранными
обязательствами по импорту куриного мяса мы связаны? Как, например, американцы
могут отреагировать на введение дополнительных пошлин?
— Ну, в ВТО мы не вступили — это раз.
Меня все инвесторы спрашивают: что будет, когда вы будете в ВТО?
Я говорю: будет только хуже вам. Потому что мы пока единственная
большая страна, которая в ВТО не вступила, но при этом покупает
больше всех мяса в мире. Сегодня кто вступил? Бразилия вступила, большой
оператор по мясу. Америка там находится, Европейский союз. Вы знаете,
сколько продается мяса между ними? Бразилия уже десять лет не может ни одного
завода сертифицировать, чтобы продавать мясо в Америку, хотя там лучшие
заводы в мире находятся в технологическом плане. А Америка не может
ни одного килограмма в Бразилию продать. Другой пример вам: Америка
не может ни одного килограмма мяса в Европу продать, а Европа
— в Америку. О какой ВТО
вы говорите? О какой свободной торговле? Вы, ребята, вступили, и у вас
торговли нет, а мы как бы в стороне находимся, и мы больше
всех мяса в мире покупаем. Так вы нас и держите в стороне
— может, как только мы вступим, мы тоже перестанем все это дело
покупать. Россия, которая должна сегодня весь мир накормить мясом, является
главным импортером. Это просто парадокс. Я понимаю, когда Япония покупает
мясо: там просто его негде выращивать. А у нас-то? Бред происходит
полный. Поэтому какие здесь международные
обязательства? Мы и так покупаем много мяса. Ну, возможно, какие-то
договоры двусторонние были подписаны. Мы это все обсуждаем. И потом,
это разовая мера. Кого спрашивала Европа, когда она в начале года ввела
дотации на экспорт свинины? По-моему, я не помню точно, тот, кто
экспортировал свинину, получал там 0,4 или 0,6 евро за каждый вывезенный килограмм.
У всех же проблема была со свининой, у нас на юге
была, был ее переизбыток. А Европа что сказала? Вы знаете, главное
вот из Европы это вывезти, чтобы быстрей цена поднялась в Европе.
Потому что демонстрации были, в Лондоне на улице свиней вывели
и так далее. Они об этом никого не спросили, просто сказали:
ребята, извините, у нас катастрофа — вы видите, рабочие места закрываются,
компании банкротятся, с банками проблема. До 1 мая продержали, потом
подняли — ну вот вам и стабилизационная мера. Это же никаким ВТО, никаким
законам не поддается. Это прямой демпинг. Американцы окорочка
как пуляли по всему миру самые дешевые, так и пуляют.
Хуже птичьего
гриппа
— Скажите, а ваша
компания как-то пересматривает свои инвестиционные планы на будущее?
— У нас политика достаточно взвешенная и больше
среднесрочная, а иногда даже и долгосрочная. Поэтому зарубать инвестиции
сразу мы, конечно, не будем. Но в то же время мы инвестиции
немножко придерживаем. Мы хотим понимать, насколько для правительства
безразлична или небезразлична эта ситуация. Потому что сразу нужно сказать, что
бизнес сам эту ситуацию не решит. То есть если правительство отвернется
и ничего не сделает, то инвестировать бесполезно. Нынешнее
сдерживание инвестиций отчасти объясняется и финансовыми соображениями. Ведь
что произошло в инвестициях? Первое: строительство, материалы подорожали. Капзатраты сегодня по сравнению с тем, что было
три года назад, когда мы только начинали строить наши свинарники, выросли
вдвое. Второе: доходности сегодня нет, и поэтому большой вопрос, зачем
инвестировать и какая может быть проектная окупаемость. Третье: банки
подняли ставку по всему миру и в России в частности.
И при этом не всегда дают деньги. Если раньше давали деньги с каким-то
риском, то сегодня средние предприятия деньги уже вообще взять
не могут. Даже нашей компании, публичной компании с балансом, тоже
очень сложно, потому что у банка существуют свои проблемы. Но птицеводство
и свиноводство не могут развиваться два года, тем более год, значит, деньги
нужны пятилетние. Если же учитывать выросшую себестоимость и окупаемость,
деньги надо брать как минимум на восемь лет. А банки говорят: у нас
нет восьмилетних денег. Их в мире нигде нет сейчас. Сейчас деньги даются
на год, на два. Три года — считается уже долго. Такого никогда
не было. У банков у самих балансы не сходятся. Это — кризис!
Мы кредиты уже все получили, и они уже все осваиваются,
и мы можем закончить все наши проекты.
И мы их практически закончили. Кроме того, мы осуществили
поглощение в прошлом году, купили «Куриное царство».
— Правильно ли я поняла,
что дальнейшее развитие нацпроектов по сельскому хозяйству,
в частности по животноводству, сегодня под вопросом?
— Независимо от того, что
мы станем делать, я уже сейчас могу сказать: у нас будет спад
производства. Если ничего не изменится, то говорить о развитии каких-то нацпроектов не придется.
Можно, конечно, условно говоря, развивать в стране нефть и газ,
а мясо импортировать. Мне кажется, это глупая позиция. Мы можем полностью
обеспечивать себя продовольствием, это как минимум. Не говоря о том,
что сегодня в мире с мясом ситуация непростая. Вот Бразилия уже
не продает нам птицу. В Аргентине два года назад тоже была ситуация,
когда они сказали: мы говядину шесть месяцев экспортировать не будем,
нам самим не хватает. Вот производственный цикл пять-шесть лет, мы вам
и произведем через пять-шесть лет. Аргентинцы столкнулись с тем, что
они не могли позволить себе купить кусок мяса в магазине. Для них это
катастрофа. Они взяли и закрыли экспорт. А, допустим, если перекрыть те же
700 тысяч тонн мяса птицы, что американцы ежегодно нам поставляют,
то этого просто неоткуда будет взять — никто не сидит
на мясе и не ждет. Это серьезный объем. Надо помнить, что
сегодня все страны работают прежде всего на себя.
— Неужели так
быстро изменился рынок? Еще вчера все дотировали производство, лишь бы вывезти
продукцию из страны?
— Да, если вчера раздавали дотации, чтобы любой ценой
избавиться от продукта, — в Африку слить, в Россию, то сегодня
наблюдается дефицит мяса, который сохранится как минимум в ближайшие два
года. Почему два? Потому что есть временнАя
производственная цепочка: даже если сейчас все активизируются
и у всех будут нацпроекты
по производству мяса, на их реализацию нужно время: стройка,
биологический процесс роста поголовья и так далее. И для России такая
перемена крайне опасна, потому что мы не просто импортируем, мы импортируем
критические объемы.
— Какой-то
парадокс получается: мы говорим о рисках дефицита, а у нас перепроизводство
мяса, производители не знают, что с ним делать…
— Это все краткосрочные вещи. Но стратегически все
за одну секунду может поменяться. Вот наступает точка перехода,
и потом возникает страшнейший дефицит — и все, и потом уже
цена растет, и там уже инфляция будет покруче
нынешней. Я думаю, что настоящая инфляция по мясу еще впереди.
— Может ли эта
ситуация привести к консолидации рынка?
— Если говорить о нашей компании, то для нас
не все так плохо, потому что у нас есть диверсификация. Если кто-то занимается
только птицей, то мы занимаемся колбасой, птицей и свининой,
переработкой, у нас есть еще и зерновой бизнес. То есть
мы можем как-то балансировать. Но все обычно происходит как при
птичьем гриппе. Хотя сейчас раза в два хуже, чем когда был птичий грипп.
Тогда цены на полтора месяца подсели, непонятно было, что с продажами,
но потом все прошло, как будто ничего не изменилось. И цена
по году упала на 1 процент, у нас в компании
по крайней мере. Сейчас ситуация другая, при такой
обычно страдают мелкие операторы, а крупные, которые выжили, укрупняются
разным способом. То есть структура рынка меняется. Это не лучшее развитие
для отрасли, но для нас, возможно, будут какие-то возможности.
Мы надеемся, что кризис закончится в любом случае, хотя бы когда урожай
придет. Мы все равно считаем, что птицеводство остается перспективным.
Если еще правительство будет адекватно реагировать. Почему перспективным?
Потому что потребление мяса в России все равно будет расти.
Мы не едим сегодня 75–78 килограммов, которые мы потребляли
во время Советского Союза, сегодня наша норма — около 55. Есть куда расти. А поскольку мясо птицы — это
то мясо, которое можно быстрее всего произвести, если его сравнить
со свининой и с говядиной, поскольку мясо птицы самое дешевое по
себестоимости, то, получается, у него перспективы в плане роста самые
лучшие. Хотя последние полгода и показывают обратное…
Лина Калянина, редактор отдела конъюкрутры.
Эксперт,18 августа 2008