Журнал «Золотой Лев» № 167-168 - издание русской
консервативной мысли
С. Рыбаков
Грузинский
самообман
«Особенности»
мышления грузинской элиты
Изуверская акция Саакашвили по
уничтожению Цхинвала всколыхнула негодованием всю Россию. Опираясь на
общественную поддержку, руководство РФ действовало энергично и чётко, итогом
чего стали разгром грузинской армии и (дипломатическое) признание независимости
Южной Осетии и Абхазии. Стало ясно: у нынешних лидеров нашей страны есть
политическая воля. Это поднимает жизненный тонус у большинства россиян, для
которых авторитет России — не пустой звук. На фоне этого большинства одинокие
голоса тех, кто недоволен решительным ответом России на вероломные действия Саакашвили, прозвучали жалким лепетом. Неолибералы
попытались пугать страну «угрозой международной изоляции». Но никакой
«изоляции» не будет. Да и не страшна она России, ибо, как сказал Владимир
Путин, «правда на нашей стороне».
«Военная
хитрость» или патология?
А что на стороне Грузии? Дипломатические ухищрения западных
покровителей Саакашвили не помогут скрыть очевидное:
их подопечный — отморозок и бандит. Гнусность содеянного грузинским президентом
усилили его заверения о мире с Южной Осетией, сделанные в прямом эфире за
несколько часов до удара «Градов» по Цхинвалу. Такая вот «военная хитрость, усыпляющая
бдительность врага».
Лживость Саакашвили была явлена
миру и после провала его позорной авантюры. В интервью немецкой газете «Бильд» он, не моргнув глазом, заявил, что не грузинская
армия, а «русские устроили ковровую бомбардировку Цхинвали,
разрушив 80% города». Западные журналисты с готовностью выслушали этот бред.
После разрушения Цхинвала не остаётся сомнений в том, что
официальный Тбилиси видит в осетинах своих врагов. Не впала ли в коллективное
умопомрачение грузинская правящая верхушка? Как можно, испепеляя школы и
больницы, рассуждать о «единой демократической Грузии»? Как можно, ненавидя
народ, навязывать ему свою власть?
Впрочем, не стоит дивиться моральным качествам тбилисской
политической «знати» — ясно, что Саакашвили собрал
вокруг себя себе подобных, проводя целенаправленную «селекцию» и отправляя
оппонентов в эмиграцию или на тот свет.
Удивляет другое: как избиратели Грузии отдали голоса
человеку с нарушенной психикой? Их поддержка «глотателя
галстуков» — не просто ошибка. Это — беда, путь к моральной пропасти. Не
вступил ли грузинский народ на такой путь? Не лишился ли понимания, зачем и для
чего вписан в метафизическую картину мира?
Сегодняшней Грузией утеряны смысловые маяки, которые
осветили бы ей дорогу к достойному существованию. Многое зависит от мнения и
поведения грузинской интеллигенции. К сожалению, факты говорят о том, что она
недалеко ушла от своего лживого президента. В её среде измышления, демагогия и
фразёрство пустили длинные корни. Примеров хватает. В начале сентября
еженедельник «Свободная Грузия» опубликовал заявление института международного
права при Тбилисском университете имени Джавахишвили. В заявлении каждая строка
дышит воинствующей неправдой.
Его авторы утверждают, что защита Россией своих граждан в
Южной Осетии «носит лицемерный характер», так как её целью является
«расчленение и ликвидация независимости Грузии». Решение Кремля
воспрепятствовать бойне в Южной Осетии «заявители» обозвали «реваншистской
политикой агрессивного необольшевизма», умудрившись в
короткое выражение втолкнуть тройную ложь. «Прелесть» этого выражения в том,
что оно с точностью подходит к Грузии.
Хамский тон тбилисских «международников» копирует манеры
политической верхушки Грузии. Хамство взято грузинскими политиканами за
правило, выражаясь в оскорблениях России, взвинченных заявлениях, капризной
демонстрации обид и претензий. В стенах грузинского парламента звучат призывы
«говорить с Москвой как можно более строгим тоном». Один из парламентариев
заявил: «Чем грубее обращаться с русскими, тем лучше. Другого языка они не понимают».
Создаётся впечатление, что взрослые люди играют в политику
и никак не могут наиграться. За этими играми угадывается тоска по той заботе,
которой когда-то была окружена Грузия. Вряд ли случайна оговорка одного из
грузинских парламентариев: «Настало время для взаимной заботы об экономическом
благополучии. Ещё в XIX веке первые российские эмиссары понимали, что лучше
Грузию приласкать, чем бить её по голове». Получается, что грузинские политики
хамят, втайне мечтая о ласке.
Все последние годы в Грузии одна за другой развёртывались
крикливые антирусские кампании — с требованиями вывода русских военных баз, с
запугиванием наших военнослужащих диверсиями, с воплями против паспортов РФ для
жителей Абхазии и Южной Осетии, с ультиматумом к русским миротворцам в зонах
конфликтов. Истерия стала обычным фоном грузинской дипломатии в отношениях с
Россией.
Так было не
всегда
Когда-то Пётр Багратион, переживая сдачу Смоленска
Наполеону, восклицал в письме военному министру: «Скажите, ради Бога, что
Россия — мать наша — скажет, чего так страшимся и за что такое доброе и
усердное отечество отдаём сволочам? Чего трусить и кого бояться?». Выдающийся
сын Грузии погиб, защищая Россию.
В те времена многие грузины смысл жизни видели в служении
Российскому государству. Для этого у них были все основания. После геноцида,
устроенного в конце XVIII века персидским правителем Ага Мохаммед-ханом,
грузины находились на грани исчезновения. Спасая свой народ, царь Георгий XII
передал управление Грузией российскому императору, что обеспечило грузинам
прочную безопасность. После того, как в 1805 году отряд русских егерей разбил
на подступах к Тбилиси сорокатысячную персидскую армию, воинственность персов
угасла.
Лет тридцать назад в трудах грузинских историков можно было
прочитать: «Присоединение Грузии к России спасло грузинскую нацию от геноцида.
Помощь и забота России вдохнули в грузинский народ новую жизнь». Действительно,
за первые 65 лет после присоединения население Грузии увеличилось в 17 раз. А в
1878 году после военной победы России над Турцией все грузинские земли были
воссоединены. Так что мотивы для добрых чувств к России у грузин имелись.
У нынешних грузинских историков на этот счёт иная точка
зрения: «Россия не была неким бескорыстным подателем благ некоторой
неблагодарной и бессовестной Грузии. Российские императоры приняли Грузию под
покровительство не из-за сострадания к христианскому народу. Можно считать, что
они просто расширяли границы своей империи. Создателям лубочных картинок в
стиле «и благодать сошла на Грузию» можно предложить и иную картину — крестьянских
восстаний, закрашенных фресок, Грузии без грузин». Как видим, хамство — налицо.
В вышеупомянутом заявлении тбилисского института
международного права содержится ещё более «крутой» пассаж: русские миротворцы,
защитившие осетин от резни, названы «последователями Ага Мохаммед-хана
в XXI веке». Что это, если не верх бесстыдства? Но такие «перлы» типичны для
нынешней грузинской пропаганды, наполненной субъективизмом, выпендрёжем,
апломбом.
Корни апломба
С XII по XVIII век грузинские земли были разделены на
мелкие владения, управляемые местными династиями, подчинявшимися поочерёдно
Византии, Персии, арабам, монголам, сельджукам. Население этих земель, как и во
всём Закавказье, стало полиэтничным. В начале XX века
в Тифлисской губернии помимо грузин проживали много
армян, осетин, абхазов, греков, азербайджанцев, русских, евреев. Население края
являло собой полифоническую, солидарную общность людей различных народностей.
Гегемонии одного этноса не было.
Но времена меняются. Грузинские (социал-демократы)-меньшевики,
захватив в 1918 году власть в Грузии, подняли знамя шовинизма, изгоняя с подконтрольной
территории армян и мусульман, ущемляя права русских, абхазов, греков. Утверждая
свою власть, меньшевики использовали недовольство грузин подписанным
большевиками Брестским миром, по которому к Турции отходили не только земли,
занятые русскими войсками в ходе Первой мировой войны, но и находившиеся в
составе Российской империи округа с преобладанием грузин — Карс,
Ардаган, Батум.
Под давлением Германии и меньшевики уступили туркам часть
грузинских земель. Чтобы сгладить в глазах грузин потери на юге, меньшевистские
правители двинули свои войска на север. Генерал Мазниашвили
при поддержке немцев занял Абхазию, Адлер, Сочи и Туапсе. Обоснование
грузинских притязаний на Адлер и Сочи выглядело занятно: «С точки зрения этнографической
присоединение к Грузии территории между рекой Макопсе
и рекой Мзымта не может вызвать возражений, потому
что этот край не имеет определённого этнографического характера».
Чёрной вехой правления грузинских меньшевиков стал геноцид
осетинского населения. В мае 1920 года Грузия аннексировала Южную Осетию,
устроив здесь кровавую бойню. Погибли 18 тысяч осетин, 50 тысяч бежали от
погромов.
Большевики, обретя контроль над Грузией, приложили максимум
усилий для привлечения грузин на свою сторону. По договору РСФСР с Турцией в
состав Грузии возвратилась Аджария. Грузия добилась подписания союзного
договора с Абхазской ССР и присоединения Южной Осетии в качестве автономной
области.
Благодаря влиятельным грузинам-большевикам: Сталину,
Орджоникидзе, Джапаридзе — Грузия в составе Советского Союза получила особые
права и льготы. Она оформилась в обширных территориальных границах, которых до
этого никогда не имела. С первых дней существования Грузинской ССР в её
экономику, в сферу культуры и образования вливались колоссальные дотации из общесоюзного
бюджета.
Ускоренное развитие Грузии сказалась на состоянии
национальных отношений: нарастали преференции, получаемые титульной нацией. По
многим свидетельствам, ещё в середине 20-х годов в Тифлисе армянская речь
звучала чаще, чем грузинская. Но уже к концу 30-х годов сосредоточившаяся в
столичном городе грузинская элита закрепила свои «титульные» приоритеты.
Специфическую окраску национальным отношениям в Грузии
придал начатый Сталиным курс на «создание новых социалистических наций». Для
Грузии этот курс означал собирание воедино карталинцев,
кахетинцев, месхов, хевсуров, пшавов,
тушинов, мохевцев, имеретинцев, гурийцев, аджарцев.
Оно происходило на базе картлийско-кахетинских
языковых и культурных образцов.
Ещё в конце 20-х годов проект грузинской этнической
интеграции не включал в себя мингрелов, сванов и лазов. Но позднее и им было
предписано влиться в процесс создания грузинского этноса. Грузинская
идентичность навязывалась абхазам и осетинам. Осетинская письменность была
переведена на грузинский алфавит. В тогдашней Грузии этническая тема звучала
как самая животрепещущая. В сознании грузин закреплялась повышенная
чувствительность к этой теме.
Свои импульсы в состояние межнациональных отношений вносила
русофобия, до 1934 года носившая официальный характер. В Малой советской
энциклопедии утверждалось: «В 1801 году под видом «мирного присоединения»
Грузия была захвачена Россией. Начался беззастенчивый колониальный грабёж
Грузии». Такая интерпретация истории сбивала с толку эмоциональных грузин,
традициям которых было присуще большое доверие к печатному слову.
«Артистическое
отношение к жизни»
Накануне Великой Отечественной войны русофобия стала
вытесняться из пропаганды. Однако полностью избавиться от неё так и не удалось.
Семена местного шовинизма, брошенные в грузинскую почву в 20-е годы, стали
бурно прорастать с конца 50-х при негласном поощрении местного партначальства, стремившегося к приоритету грузин в
общественно-политической жизни республики.
Расползанию грузинского шовинизма способствовала и
творческая элита Грузии, вносившая в тему этнических отношений типичное для
творческой среды честолюбие, часто перерастающее в самомнение и спесь.Шовинизм закреплялся и в быту. Грузинским детям с их
первых шагов объясняли, что они принадлежат к самой достойной и талантливой
нации, что их страна — Грузия, а не Советский Союз.
К концу 80-х годов грузинские интеллектуалы смысл своей
деятельности находили преимущественно в «освобождении от русского
империализма», свято веря, что, как только с Грузии «спадут колониальные
оковы», в ней восторжествует демократия и наступит райское блаженство. Элитная
тусовка пропитывалась убеждением, что Грузия для своего процветания обеспечена
всем необходимым: морем, курортами, вином, боржоми, фруктами, чаем.
Пребыванию тбилисского бомонда в мире прекрасных грёз
мешали трезвые голоса тех, кто призывал земляков спуститься с заоблачных далей
на землю. Но на них смотрели как на скучных скептиков и маловеров, презирая за
«недостаток патриотизма и вольнолюбия».
По уровню благосостояния Грузия обгоняла другие «советские
республики». Этот факт порождал у грузинской элиты завышенную самооценку. На
представителей «братских народов» грузинские бонвианы
и жуиры стали смотреть как на бедных родственников. Своё «эксклюзивное» самоощущение
элита культивировала и среди рядовых земляков.
То, что грузинские писатели, историки, философы прививали
согражданам любовь к природе, истории и древней культуре своего края, было
прекрасно. И было бы ещё прекрасней, если бы забота о этническом самосознании
грузин не принимала чрезмерно пафосный и экзальтированный вид, не превращалась
в фетишизм. В 1988 году писатель Отар Чиладзе
высокопарно проповедовал: «Сущность сущности и смысл смысла личности — её
национальное самосознание».
Грузинские гуманитарии, «воспитывая» местную молодёжь,
формировали у неё убеждение в том, что грузины гостеприимством, щедростью,
благородством превосходят другие народы. Все эти ценные качества охотно
демонстрировались гостям Грузии. Недаром Отар Чиладзе
отличительной чертой грузин назвал «несколько артистическое отношение к жизни».
Артистизм — интересное качество: это лекарство от скуки,
кураж, задор, умение срывать аплодисменты. Но у артистизма есть и другая
сторона. В обычной жизни это всё-таки не то, что на театральных подмостках. За
«артистическим отношением к жизни» кроются постановочное поведение, расчёт на
внешние эффекты в ущерб сути. В атмосфере лицедейства стремление казаться,
производить впечатление легко побеждает стремление быть самим собой, соответствовать
собственной природе.
Конечно, нельзя всех грузин подозревать в фальши и
неискренних помыслах. В массе своей грузинский народ открыт, простодушен и
доброжелателен. Именно эти качества всегда привлекали в грузинах русских
писателей, художников, актёров, учёных, приезжавших в творческие командировки
или на отдых в Грузию. Широкие застолья с пышными тостами, напоминающими
магические действа, вдохновляли гостей, вызывали у них массу положительных,
солнечных эмоций.
Грузинам нравилось играть роль рыцарей без страха и упрёка.
Русским, казахам оставалось лишь восхищаться их бескорыстием и доблестью.
Попытки в чём-то усомниться грузины встречали в штыки.
В 1984 году Виктор Астафьев опубликовал рассказ «Ловля
пескарей в Грузии», отобразив в нём распространившуюся среди грузин моду на
показную роскошь. Реакцией на этот рассказ стал громогласный скандал. В Тбилиси
«собрания общественности» требовали от писателя-реалиста публичных извинений за
«моральный ущерб, нанесённый грузинскому народу». К тому моменту Грузия уже привыкла
к неприкосновенности своих интересов, к негласному табу на критику. Деятели
грузинской культуры часто повторяли, что «легенды творит народ». На деле же под
видом народных легенд грузинам навязывались самодельные мифы о превосходстве «грузинской
нации» над остальными.
После выхода на экраны фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние» к
этим мифам добавился отчётливый привкус нигилизма. Став культовым у грузинской
молодёжи, фильм будил стремление избавиться от «устаревших кумиров». Часто это
выливалось в отрицание и высмеивание всех и всяческих идеалов. Демонстративный
отказ от собственного прошлого порождал мизантропию и разнузданность,
проявившуюся и в национальных отношениях.
«Эксклюзивная»
грузинская философия
От риторики в пользу особых прав грузин не считали нужным
воздерживаться и люди, добившиеся всероссийской известности. В тогдашней
гуманитарной среде заметным влиянием пользовался Мераб
Мамардашвили, философ с претензией на оригинальность.
На примере его взглядов и рецептов легко представить «идейные» импульсы,
направляемые грузинской интеллигенцией в сознание своего народа.
В конце 80-х годов Мамардашвили
стал активно отрицать единую советскую государственность[1]:
«Тем, кто оглушал людей на съезде словом
«держава», я сказал бы, что нет никакой «державы», а есть только
державно-ностальгические чувства. А она сама — призрак».
Он выступил горячим сторонником независимости Грузии,
обосновывая свою позицию «историческим своеобразием» грузин, их непохожестью на
иные народы, в первую очередь — на русских, которых он прямо противопоставил
грузинам:
«Мы не хотим принимать эту дерьмовую,
нищую жизнь, которой довольствуются русские. Они с ней согласны, мы, грузины, —
нет».
Мамардашвили настаивал на «несовместимости» бытовых культур грузин и
русских:
«Обстановка отражает моё отношение к
самому себе. На стол я стелю скатерть, а не газету. Русские готовы есть селёдку
на клочке газеты. Нормальный, невыродившийся грузин
на это не способен. …Мы должны отделиться. Хватит вместе страдать и вместе жить
в дерьме».
Представив русских недоумками, не ведающими, что такое
скатерть на столе, Мамардашвили сделал
снисходительную оговорку:
«Между грузинами и русскими нет ненависти
или столкновений на национальной почве — антирусские настроения в Грузии носят
политический характер, и все недобрые слова в адрес русских, любая борьба с
ними — это политическая борьба. Национальные нюансы отсутствуют, они скорее
могут проявиться в отношениях с абхазами или осетинами».
Когда Мамардашвили делился с
земляками своими мыслями, «нюансы в отношениях с абхазами и осетинами» уже
проявились во всей красе: в Тбилиси шли массовые митинги с требованиями
ликвидировать автономию Абхазии и Южной Осетии. В адрес абхазов и осетин
звучала жёсткая, враждебная риторика, перераставшая в психологический террор
против них.
Философские импровизации Мамардашвили
отразили его неприятие русской культуры. В интервью тбилисской газете «Заря
Востока» он раскритиковал Виктора Астафьева и Валентина Распутина за то, что они
«поставили под сомнение ценность
иностранных и модернистских влияний на жизнь общества, вызывая заклинаниями
традиционную духовность народной жизни и уклада, противопоставляя какую-то
сознательность и предполагаемую народную нравственность, как будто она есть,
потребительской и массовой культуре».
Философ вынес приговор духовным поискам, издревле
свойственным русской культуре:
«Сознательность, духовность — это всё из
словаря зомби или монгольской орды, которая оккупировала и выжгла пространство
страны словами «морально-политическое единство народа».
Он издевался над тем, что
«народные радетели призывают вернуться к
действительности народной жизни, защищают её от пропаганды насилия, пороков, развязанности нравов», и утверждал: «Существуют объективные
законы, по которым всё равно всё будет происходить независимо от твоего
морализаторства. То, что должно произойти, неизбежно произойдёт».
Как ни странно, Мамардашвили
претендовал на статус «ведущего специалиста по проблемам сознания». Но как
можно изучать сознание в отрыве от ментальных установок? Или рассуждать о
сознании, пренебрегая ключевым производным от этого понятия — сознательностью?
Философию, отвергшую категории «сознательность», «духовность»,
«нравственность», трудно назвать глубокой и просветляющей.
Из тезисов Мамардашвили вытекало,
что грузинам «пресловутая духовность» не нужна, что «весельчаки и бонвианы» самодостаточны и без
неё. Он ратовал за «воссоединение Грузии с Европой»:
«Это задано, и от этой судьбы не уйти. Мы
можем погибнуть, но, если мы есть, мы эту судьбу должны выполнить. Это наше
предназначение закреплено в свойствах национального характера». Из этой
оригинальной логики следовало, что «самобытный характер» грузин связан именно с
«европейским выбором».
Любуясь грузинским характером, Мамардашвили
одновременно хотел его «очистить» от простодушия и доверчивости: «Грузинам надо
взрослеть». В его трактовке «взросление» грузин означало их «национальную
ответственность», противодействующую «демографическому ослаблению нации и
появлению большого числа лиц другой национальности на её территории». Отношение
грузин к такому «взрослению» он назвал критерием их деления на «разумных» и
«неразумных».
Мамардашвили часто пользовался афоризмом: «Дьявол играет нами, когда мы
не мыслим точно». Но мыслил ли точно он сам? И научил ли точно мыслить свой
народ, который к нему относился с большим почтением? Теоретические построения Мамардашвили для многих грузин становились поведенческими
установками. Участвуя в выстраивании и распространении шовинистических мифов,
философ тем самым участвовал в манипуляции коллективным сознанием грузин.
Один из таких мифов касается Абхазии. Поддержав призывы к
отмене абхазской автономии, философ заявил, что «принцип русской матрёшки» для
построения грузинской государственности не годится:
«Кавказ — это Вселенная, живущая на давно
выработанных внутренних основаниях», которые нельзя рационально осмыслить, а
можно лишь «понять интуитивно», с учётом «чувствительности, структуры и уровня
страстей, присущих грузинскому народу и отражающих уровень исторических
символов». «Так вот, — утверждал Мамардашвили — на
этом уровне слово «Абхазия» является синонимом слова «Грузия», ибо в древности
абхазы были грузиноязычными участниками создания
грузинской государственности и культуры. Сказать грузину, что Абхазия может
выйти из Грузии — значит сказать то же самое, что Грузия может выйти из самой
себя. Или скажу ещё резче: то же самое, что быку показывать красную тряпку, а
потом удивляться, что бык такой недемократичный».
О самих абхазах Мамардашвили
говорил, что нужно перестать «поддерживать ту степень гражданского невежества,
в которой они находятся относительно себя», к тому же им нужно объяснить, что
«их дёргает за ниточку советская власть». Ясно, что подобные тезисы далеки от
философии и выражают лишь эмоциональный настрой их автора. И если уж философы в
Грузии не сдерживали своих эмоций, что говорить об их аудитории, не искушённой
в философских изысках?
Когда в Грузии шовинистическое движение возглавил Звиад Гамсахурдия, выдвинувший лозунг
«Грузия — только для грузин», Мамардашвили укорил его
в «сверхнормативном» темпераменте: «Гамсахурдия
использует в своих интересах необузданные страсти, он вскормлен вырвавшимися на
свободу страстями». Но философ поздно «спохватился»: страсти и эмоции, воспламенённые
не без его участия, уже бушевали по всей республике, и остановить их было невозможно.
Чары самообмана
Отар Чиладзе, характеризуя
грузинскую ментальность, пооткровенничал: «Мы предпочитаем обмануть себя, чем
признать, что нам больно». По всем признакам грузинам действительно удалось
обмануть самих себя. Выйдя из «состава СССР», они оказались в ситуации, когда
их замечательные достоинства вдруг потеряли актуальность. То, что охотно
демонстрировалось в «семье единой», стало никому ненужным в герметически
обособленной Грузии.
К тому же в «независимой Грузии» быстро исчезло прежнее
благосостояние. На излёте существования СССР Мамардашвили
писал, что у грузин «благоустроенные квартиры забиты вещами, высококачественной
импортной аппаратурой», делая из этого факта широкий «философский» вывод:
«Эта атмосфера отражает самоуважение
грузин, которое отсутствует у русских».
Философ не сказал (может быть, и не знал), что этому
«самоуважению» способствовали дотации из русского центра. Деньги из государственной
казны, вместо того чтобы попадать в Рязань или Норильск, направлялись в
солнечный Тбилиси — к «нормальным, невыродившимся
грузинам».
После 1991 года Грузия оказалась «на мели». За первый год
«новой жизни» производство упало наполовину. Рассыпались промышленность,
капитальное строительство, курортный бизнес. Замерли совхозы: выяснилось, что
на внешнем рынке грузинская сельхозпродукция: цитрусовые, чай, вино, табак —
спросом не пользуется. К третьему году «независимости» инфляция достигла 8500%.
Рухнула система соцобеспечения. Грузины невесело шутили: «Оказывается, в Грузии
уже был рай, но нам об этом не сказали». Стало понятно, на чём держалось их
«самоуважение. Многих жителей Грузии посетило ощущение непоправимой ошибки.
Озадачена была и грузинская элита. К её досаде, золотой
дождь на Грузию так и не пролился. Грузинские политики, не желая расстаться с
чарами самообмана, принялись горячо объяснять в европейских столицах, с какими
тяготами столкнулась «молодая грузинская демократия», но трепетного внимания к
своим проблемам от прагматичной Европы так и не добились. «Что это за страна
такая — Грузия? Где она находится?» — задавали им издевательские вопросы акулы
европейского бизнеса, больно раня их чувствительные сердца.
США также не спешили одаривать Грузию бесплатной помощью,
жёстко прицениваясь, как выгоднее использовать «молодую демократию» в своих
интересах.
Без восхищения отнёсся к «молодой демократии» и МВФ, после
нескольких траншей надолго заморозивший выделение Грузии кредитов, объясняя свою
позицию невыполнением грузинским правительством обязательств, разнузданной
коррупцией и нецелевым растаскиванием кредитов фонда.
Выплаты Грузии средств МВФ возобновились, когда началось
строительство транзитного нефтепровода, нужного Западу. К тому моменту
Вашингтон в конце концов нашёл применение столь пылко просившейся в его объятия
Грузии, отведя ей роль военной площадки, с которой Штатам сподручно давить на
прикаспийские страны, направлять нефтепотоки в обход
России, угрожать ракетным ударом Ирану.
Штаты взяли грузинскую правящую верхушку на содержание. Корпорации
СЩА создали фонд для выплаты жалованья Саакашвили и
его министрам. Зарплату клеркам госаппарата вызвался платить Сорос. Чтобы эта
картина выглядела более пристойной, деньги проводятся через грузинский
госбюджет.
США и НАТО нужны грузинской элите для реализации её
территориальных вожделений. Саакашвили заявил:
«Вступление в НАТО — это путь к усилению
Грузии и шаг к урегулированию конфликтов на территории страны». В 2006 году
парламент принял постановление «Об интеграции Грузии в НАТО».
Вступление в альянс провозглашено «исторической целью
Грузии». Чтобы убедить граждан в «жизненной необходимости этого шага», ведётся
ежедневное промывание их мозгов. С телеэкранов текут заклинания: «Мы должны
вступить в НАТО, чтобы спасти нацию».
Симптоматично, что не все грузины поддерживают втягивание
Грузии в НАТО. Бывший министр безопасности Грузии Игорь Гиоргадзе, находящийся
в оппозиции официальному Тбилиси, считает, что стремление в НАТО у тбилисских политиков
связано с желанием припугнуть Абхазию и Южную Осетию, а заодно — и Россию. Но
расчёт на запугивание соседей похож на детские фантазии. В реальности
вступление Грузии в альянс, по словам Гиоргадзе, означает одно из двух: либо
окончательный разрыв связей с северными соседями, либо войну с предсказуемым
для Грузии печальным результатом.
Политолог Джумбер Кирвалидзе предупреждает земляков: «Проблемы американцев в
Ираке, Афганистане, Иране станут нашими, и Грузия, хотим мы этого или нет,
станет мишенью исламских фундаменталистов. Исламский мир окружает нас. …Те
силы, которые всё делают для того, чтобы Россия и Грузия относились друг к
другу как враги, предлагают нам роковую игру. Как вы думаете, если Россия
полностью уйдёт с Кавказа, чью сторону будет держать Турция, член НАТО, —
братьев-мусульман или православных грузин? …Нейтралитет для Грузии является
гораздо более надёжным прибежищем, чем североатлантическая броня».
В тбилисских коридорах власти предпочитают не слышать
разумных голосов. Получается, что, сбросив «советское иго», Грузия навесила на
себя зависимость от США, обрекающую её на марионеточную роль в чужой игре.
Мечты грузин о полной и абсолютной независимости оказались иллюзией.
Химера величия
По программе США «Обучение и оснащение» грузинские
«коммандос» прошли специальную боевую подготовку, грузинская армия получила
бронетехнику и современное стрелковое оружие, передовые средства связи и
разведки. Штаты и их союзники вкачали в грузинскую военную машину миллиарды
долларов. Саакашвили почувствовал себя гигантом,
которому всё нипочём.
Ясно, что он не решился бы на вторжение в Южную Осетию без
поддержки США. Неужели янки не знали, что режим бесноватого Мишико
вооружается, чтобы пролить кровь осетин и абхазов? Знали, конечно, рассчитывая
при этом, что Россия, со времён Горбачёва и Ельцина послушно внимавшая
назиданиям из Вашингтона, проглотит горькую пилюлю, представ перед всем миром
слабой и беспомощной. Но, видимо, и впрямь времена меняются: на сей раз в Кремле
не пожелали жертвовать национальными интересами России ради благосклонности со
стороны заокеанских «арбитров».
Игра тбилисских политиков в «грузинское величие» ведётся,
чтобы отвлечь грузин от провалов в экономике, чтобы консолидировать людей,
разбегающихся из страны, под лозунгом «восстановления территориальной
целостности Грузии, её окончательного освобождения и возрождения». Этот лозунг
— затянувшийся самообман грузин, ибо абхазы и осетины слишком хорошо знают, что
такое «интеграция по-грузински». Слишком часто им приходилось сталкиваться с
высокомерием грузин. Питательной почвой для пренебрежения грузин к абхазам и
осетинам стал миф о якобы менее развитой культуре этих народов по сравнению с
грузинской.
Понятно желание грузинских гуманитариев воспеть древнюю
грузинскую культуру. Никто не собирается оспаривать её древний возраст и её
достижения. Однако ни её возраст, ни её достижения не дают оснований принижать
культуру других народов. А культуру абхазов и осетин принижать просто нелепо: и
у тех, и у других она является не менее древней, чем у грузин. У абхазов она
ведёт отчёт дней с эллинской эпохи. Осетинская культура корнями уходит к
аланам, а от них — к скифам и сарматам. Как повернётся язык принижать культуру,
подарившую человечеству бессмертный Нартовский эпос?
К тому же бессмысленно гордиться древними памятниками при
небрежении к символизируемому ими духовному опыту. Подлинная культура не
приемлет самодовольства по поводу «старшинства» чьих-то памятников. Камни
древней Мцхеты зовут грузин не к самодовольству, а к человечности.
Обосновывая права Грузии на Абхазию и Южную Осетию,
грузинские интеллектуалы сочинили «исторические» гипотезы, которые сами и
догматизировали. Их не смущают нестыковки между этими гипотезами. Версия,
поддержанная Мамардашвили («абхазы — это грузины, которые
приняли чужой язык и забыли о своём грузинском прошлом»), в агитационных
изданиях соседствует с утверждением, что абхазы — это потомки племён,
спустившихся с гор и вытеснивших из Абхазии здешних грузин. Противоречивость
версий свидетельствует об их несостоятельности.
Мнением абхазов грузинские интерпретаторы истории не
поинтересовались. Абхазы знают, что по языку и обычаям они близки к адыгейцам,
черкесам, кабардинцам, но не к грузинам. Знают и то, что в состав России их
предки вошли отдельно от грузин, а грузинские притязания на Абхазию впервые
прозвучали лишь в конце Кавказской войны, когда грузинские князья, используя
связи с петербургским двором, решили прибрать к рукам запустевшие абхазские
земли.
Политику грузинской феодальной знати продолжил Берия, по
указу которого в 1931 году был ликвидирован союзный статус Абхазии и было
создано ведомство с названием «Абхазпереселенстрой»,
занимавшееся массовым переселением грузин в Абхазию. В результате такой политики
число грузин в Абхазии увеличилось с 6% в 1886 году до 45% в 1989 году. 14
августа 1992 года грузинская «гвардия» вторглась в Абхазию, чтобы поставить
точку в её истории. Абхазы никак не могли мириться с таким «историческим
творчеством».
Осетин трудно подверстать к «потомкам древних картвелов», а
потому грузинские интерпретаторы попросту объявили их «пришельцами на
грузинскую землю». Для осетин очевидно другое: войдя в 1774 году в состав
России, свой выбор, как и абхазы, они сделали независимо от грузин. Для осетин
очевидно и то, что история развела их с грузинами.
В 1989—1992 годах более 3 тысяч мирных жителей Южной Осетии
погибли от рук фанатичных сторонников Гамсахурдии,
собиравшегося «железной метлой вымести осетин из Грузии». (Саакашвили,
едва придя к власти, переименовал в честь Гамсахурдии
один из центральных проспектов в Тбилиси.) Устроить резню осетин грузинские
боевики хотели и в 2004 году, но получили решительный отпор. В августе
нынешнего года тбилисские «демократы» вновь затеяли злодейское кровопролитие.
Им пора расстаться с фантомным мышлением и признать
очевидное: после этнических чисток, после убийств и грабежей, устроенных
грузинами в Абхазии и Южной Осетии, в отношениях этих областей с Грузией
пролегла пропасть отчуждения. И вряд ли у грузинских властей отыщутся средства
её преодоления.
Этнические конфликты в Грузии не ограничились Абхазией и
Южной Осетией, ещё недавно напряжённая ситуация складывалась в Аджарии и Джавахетии. Здесь противники грузинского унитаризма
потерпели поражение. Но в Тбилиси должны помнить: загнать противоречия внутрь
ещё не значит избавиться от них.
Пора трезветь
Политикам и интеллигенции Грузии пора перестать лгать себе
и своему народу. Пора усмирить амбиции и понять, что путь авантюр ведёт Грузию
в безнадёжный тупик. Нужно осознать элементарную вещь: ни абхазам, ни осетинам
нищая Грузия не нужна, и «боевые кличи» тбилисских митинговщиков
ровным счётом ничего не изменят.
Настало время разгребать собственно грузинские проблемы, в
том числе и такую, как преодоление иждивенческой психологии, привычки ожидать
блага со стороны. Надо зарабатывать эти блага. Другого пути нет. Никто, кроме
самих грузин, не приблизит к реальности их мечты об экономическом процветании.
Грузинам есть чем заняться. В докладе ООН о бедности
сказано, что 800 тысяч жителей Грузии голодают. Поток эмигрантов из Грузии
растёт. Официальная пропаганда в Грузии называет «право на свободную эмиграцию»
достижением грузинской демократии. Зачем пускать пыль в глаза? Большинство
грузин хотели бы жить на родине. В эмиграцию их выталкивают социально-экономические
реалии.
В России число грузин-эмигрантов с учётом нелегалов
превышает два миллиона. Многие грузины устроились здесь вольготней местных
жителей, «освоив» рынки, агентства недвижимости, игровой бизнес, теневые
промыслы. За счёт доходов эмигрантов выживают грузины, оставшиеся на родине. В
свете этих фактов грубый тон грузинских политиков по отношению к России по
меньшей мере неуместен.
Расчёт грузинской элиты на помощь США — очередная химера.
Подачки Грузию не спасут. Упования на Запад, на заёмные шаблоны ведут грузин к
обезличиванию, к потере самих себя. Грузинской элите нужно отбросить химеры,
«подружиться» с реальностью и пересмотреть ошибки прошлого. Людям свойственно
ошибаться. Но тот, кто настаивает на своих ошибках, платит дважды.
Слово, 12.09.08