Журнал «Золотой Лев» № 169-170 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Г. Пирогов, Б. Ефимов

 

Социальная справедливость и национальная безопасность[1]

 

Справедливость – это первая добродетель общественных институтов,

так же, как истина – первая добродетель науки.

Джон Ролз. «Теория справедливости»

 

А знаешь ли ты, щука, что такое добродетель?

М.Е. Салтыков-Щедрин

 

Так как существование общества невозможно,

если не будут соблюдаться хоть до известной степени

законы справедливости, так как невозможно никакое

общественное отношение между людьми, если они не

будут воздерживаться от нанесения вреда друг другу,

то эти соображения принимаются за настоящие

причины, побуждающие нас к поддержанию законов

справедливости страхом наказания за их нарушения.

А. Смит. «Теория нравственных чувств», СПб, 1895, с.112.

 

Justicia regnum fundamentum est (Справедливость – основа правления).

Надпись на воротах резиденции

встрийских императоров династии Габсбургов в Вене

 

Понятие справедливость – одно из наиболее трудно определяемых понятий. Тем не менее, за справедливость было пролито не меньше крови, чем за землю и золото. И эта трудность заключается, прежде всего, в том, что понятие справедливость охватывает как абстрактную нравственную идею, так и некий реальный объект, играющий огромную роль в системах управления людьми, определяющий, что такое «хорошо» и что такое «плохо» во всей структуре стимулирования – наград и наказаний. Абстрактная идея родилась в духовной религиозно-нравственной сфере и в ней же реализуется, но при этом отбрасывает свой свет на повседневную, материальную жизнь общества, где справедливость становится инструментом интеграции общества, без которой невозможно обеспечить его выживание. В зависимости от социально-экономического устройства, соотношения сил классов и политических группировок, политической культуры элиты, от ее политического опыта  и воли, в государстве могут доминировать концепции социальной справедливости, различающиеся в очень широком диапазоне. Но это не означает, что с точки зрения выживания этого государства приемлема любая концепция справедливости. Предпочтительна концепция социальной справедливости, обеспечивающая консенсус различных слоев населения, в целом не вызывающая серьезных возражений, а тем более возмущения сколь-либо влиятельных групп, а также широкого распространения среди составляющих населения индивидуумов чувства зависти.

Концепция социальной справедливости составляет тот стержень, на котором держатся социальные отношения общества. Классовая война, классовый мир, патриотизм или апатия населения к проблемам Родины, нравственные отношения, трудовая мораль, стиль общежития - соседские общины или индивидуализированное атомизированное общество, в котором каждый рассматривает соседа в лучшем случае безразлично, а в худшем - как врага, - вся эта тонкая сеть социальных отношений непосредственно зависит от принятой в обществе концепции социальной справедливости. В свою очередь, и выживание государства и этноса в исторической перспективе, и национальная безопасность - на более коротких временных отрезках - напрямую зависит от той обстановки, которая складывается в этой тонкой сети социальных отношений. Национальная безопасность настолько сильно зависит от социальной сферы, что можно говорить об отдельной и чрезвычайно важной составляющей национальной безопасности - безопасности социальной.

Не будет преувеличением сказать, что в социальной сфере фокусируются все проблемы национальной безопасности:

военное поражение начинается с деморализации армии и разложения тыла,

экономические кризисы имеют своим наиболее опасным последствием социальный взрыв,

экологические катастрофы вытекают из небрежения социума к среде обитания, 

упадок экономики связан с падением трудовой морали и трудовой мотивации,

от господствующей системы ценностных ориентаций зависит отношение к образованию и науке, которые определяют будущее страны,

отсутствие национальной идеологии усиливает процессы сепаратизма и дезинтеграции страны,

и, наоборот, сильная национальная идеология способствует укреплению ее экономического и политического единства,

в свою очередь, в центре сильной национальной идеологии не может не стоять адекватная концепция справедливости. [25]

Отсюда очевидна та ключевая роль, которую социальная справедливость играет в проблемах социальной, а, следовательно, и национальной безопасности. Очевидна также причина повышенного внимания политических партий России к проблеме социальной справедливости (особенно в предвыборные периоды). Давно уже забыт лозунг российско-гарвардских младореформаторов «чем больше справедливости, тем меньше эффективности».

Но понятие справедливости, как, впрочем, и эффективности, сложно и неоднозначно. Настало время внести сюда некоторую ясность.

В докапиталистических формациях производство осуществлялось в тесном переплетении с религиозными ритуалами и просто с бытом, такими институтами, как большая семья, патронимия (расширенная семья), территориальная община, феодальный майор, которые одновременно предоставляли нетрудоспособным: детям, старикам, инвалидам (разумеется, на весьма скудном уровне) социальную защиту. Эта "социальная рациональность", направленная на сохранение традиционных ценностей и социальных структур, предотвращение социального взрыва, выступала в обличии так называемой "справедливости". Правитель, феодал, закон мог быть суров, жесток, но "справедлив". Разделение труда происходило в основном внутри хозяйства, преобладали натуральный продуктообмен и взаимное одаривание, обмен с внешним миром носил, скорее, спорадический характер.

Иная ситуация возникает тогда, когда на базе широкого разделения труда создается экономический механизм, действующий по принципу "максимум результатов на единицу затраченных ресурсов". Теперь задачей экономики становится только производство возможно большего количества продукции. Как отразится это на жизни общества и перспективах его выживания, на устойчивости социальных структур? Эти проблемы выносятся за пределы собственно экономики. В силу вступает экономическая рациональность. Однако выживание общества определяется не только потоком товаров и услуг. Общество создает систему ценностных ориентации, духовные ценности, развивает культуру. Люди вступают в брак, воспитывают детей, устанавливают между собой многообразные связи (родственные, семейные, дружеские, по интересам и т. п.). Та область, в которой развиваются эти процессы, может быть объединена общим понятием социальной сферы. Именно в ней конечный продукт экономики превращается в личное потребление. Здесь же формируется социальная база политических движений, зреют социальные взрывы и революции.

В отличие от экономики, в которой действует принцип оптимума, т.е. достижения максимума какого-либо заданного критерия, например, прибыли в пределах ресурсных ограничений, социальная сфера функционирует по принципу поддержания некоторого набора социальных параметров, т.е. гораздо большее значение имеет сохранение самой социальной сферы, чем максимизация показателя благосостояния.

Как уже отмечалось, социальная сфера выступает в роли своеобразной хранительницы многообразия возможностей и ценностей, обеспечивающих выживание общества. Это многообразие составляет главный ресурс общества для преодоления неопределенностей, встречающихся в реальном развитии. Поддержание ценностей обеспечивает принятие решений в ситуациях неопределенностей, когда не слишком ясна ни сама цель, ни средства ее достижения.

Общество (государство), в котором это общее представление о справедливости нарушено, где взаимоотношения определяются только выгодой (полезностью) обречено на деградацию, революции, гражданские войны, а во многих случаях на полный развал и гибель. Так, например, концепция справедливости, утверждающая, что крайняя  поляризация общества и сосуществование беспросветной нищеты с предельно расточительным богатством справедливы, ибо именно представители группы богатых создают основную часть богатства общества, участвуя в процессе производства как своей предприимчивости, так и своим капиталом, в конечном счете, контрпродуктивна и для них самих, создавая возможность социальных революций, сметающих все стабилизационные порядки и ведущих зачастую к физическому уничтожению группы богатых. Кроме того, она способствует дезинтеграции общества. Еще Платон писал, что «государство, где существуют очень богатые и очень бедные, - это фактически два государства»). В-третьих, такая структура способствует снижению до опасного уровня  вертикальной мобильности общества и тем самым загниванию его элиты, формирующейся в этом случае только из богатейших слоев населения. Наконец, чрезмерное богатство способствует расточительному потреблению, истощающему производительные силы нации, - на одном полюсе, и моральной и физической деградации – на другом.

Вопреки социальному дарвинизму поляризация общества не способствует выживанию сильнейших и гибели слабейших. Напротив, происходит деградация общества в целом: верхи теряют свойственную им энергию предприимчивости и представители элиты из поколения в поколение превращаются в неспособных к тому, чтобы быть лидерами общества и двигателями прогресса, сосредотачивая свои интересы на самом низменном эгоизме. Но низы тоже не погибают, а переходят на иной уровень существования с ослабленными социальными амбициями, физическими и умственными способностями, ослабленным общим физическим состоянием [1].

Мы бы определили справедливость как неписаный свод правил, устанавливающийся традицией и играющей роль одного из, а может быть, и главного интегрирующего элемента в конструкции общества. Пока существует справедливость, солдат идет сражаться за Родину, имея чувство принадлежности к Родине, в деловом мире в основном царит взаимное доверие, старики, дети, женщины могут свободно ходить по улицам без риска подвергнуться нападению, низшие социальные группы принимают руководство элиты – иными словами, в обществе существует контракт доверия*.

Социальная сфера выступает в роли своеобразной хранительницы многообразия возможностей и ценностей, обеспечивающих выживание общества. Это многообразие составляет главный ресурс общества для преодоления неопределенностей, встречающихся в реальном развитии. Поддержание ценностей обеспечивает принятие решений в ситуациях неопределенностей, когда не слишком ясна ни сама цель, ни средства ее достижения.

Традиции, которые вчера казались консервативными, на следующем витке развития могут стать фундаментом для новых типов экономического поведения, новой трудовой морали и новых трудовых отношений. Так, в послевоенной Японии традиционные патерналистские ценности легли в основу японской системы трудовых отношений и менеджмента, явившихся локомотивами японского экономического чуда. И, наоборот, индивидуалистские и консервативные ценности англо-американской цивилизационной модели были активно использованы в период расцвета тэтчеризма-рейганизма (1975—1990 гг.) в развитых странах западного мира.

Назначение социальной сферы — воспроизводство и подготовка человеческого сообщества, способного к многовариантному развитию, готовому ответить на любые вызовы неопределенности, присущей развитию общества. Важнейшими компонентами социального развития становятся, таким образом, укрепление морали и трудовой мотивации, сохранение традиций и исторической памяти народа, обеспечение нравственного и физического здоровья будущих поколений, развитие образования и науки, в том числе, а может быть и прежде всего, фундаментальной. Иными словами, назначение социальной сферы — социализация человека и превращение его в члена общества, принимающего его основные ценности.

Именно в социальной сфере поддерживается контракт доверия, основанный на справедливости.

Этот контракт постоянно нарушается – в особенности в отношении отдельных лиц. Более прочно стоит он в отношении крупных социальных групп, которые имеют экономическую и политическую силу отстоять свою концепцию справедливости. В целом, в жизнеспособном обществе существует некоторая равновесная траектория справедливости. В отличие от обычного права, социальная справедливость касается и внеправовых вопросов, а в отличии от морали – относится в основном к взаимодействию в области социально-политических и экономических отношений больших социальных групп.

Дж. Ю. Стиглиц (Нобелевская премия 2001 г.) пишет: «Прежние экономические теории исходили из допущения, что заключение и обеспечение выполнения контрактов не связано ни с какими издержками, и, таким образом, когда кто-то делает что-то для кого-либо другого, существует контракт, которого стороны строго придерживаются. Но это очень далеко от реалий экономической жизни, где контракты зачастую неоднозначны, они становятся предметом спорного толкования, и вытекающие обращения в суд связаны с весьма значительными издержками, более того, большинство экономических трансакций осуществляются без заключения контрактов. В реальном мире очень часто встречаются контракты в неявном виде, взаимопонимания и нормы поведения, обеспечивающие достаточно гладкое функционирование общества. В основе работоспособности экономических систем, в общем и целом, лежит взаимное доверие (trust). Индивидуумы делают то, что они обещали сделать. В последнее время, на примере неэффективных социумов мы убеждаемся в том, насколько катастрофическими последствиями для экономики чревато нарушение доверия. Так как выполнение контрактов в неявной форме не может быть обеспечено через суд, они могут произвольно расторгаться. Это расторжение может принести кратковременные выгоды, но таит в себе опасность огромных издержек в долговременной перспективе. В 1990-е годы важнейшие части социального контракта были развалены (в США – прим. авт.). И когда одна фирма нарушала свои контрактные обязательства в экономике, где господствует в качестве критерия сальдо счета прибылей и убытков, это заставляло другие фирмы следовать ее примеру. Точно так же фирмы, придерживавшиеся принципа честности в бухгалтерском учете, испытывали давление со стороны тех, кто любыми средствами манипулировал сальдо счета прибылей и убытков» [3, c.326-327].

Это обрушение общей атмосферы социального доверия особенно ярко проявилось в период разрушения Советского Союза и так называемых либеральных реформ Ельцина. Потерявшие доверие друг к другу и одуревшие от возможностей расхищения общенародного достояния представители государственно-партийной элиты вкупе с теневыми дельцами рвали куски общенародной собственности, не стесняясь прибегать к помощи уголовного мира. Одно за другим следовали убийства на почве «профессиональной» деятельности того или иного из новоявленных бизнесменов. Какое-то время в стране откровенно правил криминал. Социальные связи рвались и взамен устанавливались криминальные. Вопиющими примерами грубейшего нарушения социальной справедливости становятся ваучерная приватизация и залоговые аукционы, где государству давали ссуды, формировавшиеся из остатков на счетах государства в так называемых уполномоченных банках, а затем коррумпированное чиновничество делало все для того, чтобы государство оказалось неплатежеспособным по этим кредитам, и заложенные предприятия, стоившие в десятки и сотни раз больше, чем невозврат по кредитам, переходили в руки дельцов, состоявших в коррупционной связи с этим чиновничеством.

Производство упало более чем вдвое. Таким образом справедливость, будучи весьма расплывчатым и туманным понятием, через доверие и честность имеет свое непосредственное материальное воплощение, становится производительной силой.

В свое время Платон не смог дать четкого определения понятия справедливость и вместо этого написал трактат о справедливом государстве, которое изначально нигде не существовало, не существует и не будет существовать, но является как бы лишь идеальным эталоном, с которым следует сравнивать реально существующие государства [4].

Мы будем рассматривать наиболее ходовые теории справедливости. Одно из них мы, собственно говоря, уже рассматривали, это теория справедливости как честности, берущая свое начало еще от Аристотеля. Честность, т.е. выполнение взятых на себя обязательств, безусловно, является одним из аспектов справедливости. Но этим проблема справедливости не исчерпывается. Честность относится, в основном, к распределительной справедливости, т.е. принципам, в соответствии с которыми члены общества делят между собой произведенные в результате их кооперированной деятельности материальные и нематериальные блага.

Однако есть и другие виды справедливости, которые выходят за рамки аспекта честности. Например, справедливость как равенство перед законом; справедливость, как возможность принятия участия в решении судеб своей страны на всех уровнях властной иерархии; интергенерационная справедливость, предполагающая, что родители не должны повышать свое благосостояние за счет снижения благосостояния своих потомков; справедливость возможностей, международная справедливость, справедливость по отношению к предкам, справедливость по отношению к природе, гендерная справедливость (как и  вообще отсутствие дискриминации по половому, расовому или этническому признакам). Все эти аспекты с трудом или вообще не вписываются в концепцию справедливости как честности. В любом случае, понятие «справедливость» связано с уравновешиванием прав обязанностями. Подход к распределению прав и обязанностей является важной характеристикой концепции справедливости.

Объем настоящей статьи не позволяет рассмотреть эти аспекты справедливости подробнее. Вернемся, однако, к основным теориям справедливости.

Прежде всего отметим, что все современные западные теории справедливости исходят из справедливости с точки зрения и по отношению к отдельно взятому индивидууму.

Такой является и теория утилитаризма. Хотя она получила многочисленные варианты развития, в данном случае имеет смысл рассмотреть классический утилитаризм, что позволяет лучше понять его принципиальную основу.

Основная идея утилитаризма заключается в том, что поведение людей носит исключительно целеориентированный характер. Отсюда возникает принцип оценки явлений, действий, событий с точки зрения только того, насколько они способствуют достижению данной цели или целей. Мерой этого является польза или выгода. Отсюда вырастает этическая теория, считающая выгоду основой нравственности и критерием человеческих поступков. Поскольку цель ставится индивидуумом, утилитаризм получил развитие в качестве одного из фундаментальных столпов западного индивидуализма. В некоторых аспектах налета утилитаризма не избежал и марксизм, хотя и старался придать ему коллективистский оттенок («нравственно то, что выгодно пролетариату»). Этому способствовал и крутой уклон марксизма в сторону материализма. Но основоположники марксизма были не столь просты. Они понимали значимость духовной стороны человеческого существования, примером чего является следующее высказывание К. Маркса и Ф. Энгельса, где они характеризуют буржуазное производство как «систему всеобщей эксплуатации природных и человеческих свойств, систему всеобщей полезности; даже наука (курсив наш), точно также, как и все физические и духовные свойства человека, выступает лишь в качестве этой системы всеобщей полезности и нет ничего такого, что вне этого круга общественного производства и обмена выступало бы как нечто само по себе более высокое, как правомерное само по себе» (курсив наш) [5].

Приведенные выше высказывания можно интерпретировать как то, что К. Маркс задолго до М. Вебера отчетливо понимал разницу между целеориентированным и ценностноориентированным поведением.

Родоначальником утилитаризма является Иеремия Бентам (1748-1883). Другими крупными представителями утилитаризма являются Джеймс Миллс (1916-1962) и Джон Стюарт Милль (1806-1873).

Двадцатый век и особенно его конец является переходом господства и расцвета утилитаризма. Применительно к проблеме справедливости идею утилитаризма разрабатывали Г. Сиджвик [7] и А. Пигу [8].

Предложенная Сиджвиком формула гласит: «Общество правильно устроено и, следовательно, справедливо, когда его основные институты построены так, чтобы достигнуть наибольшего баланса удовлетворенности для всех индивидуумов этого общества». Иногда этот критерий формулируется как «максимум счастья для максимума людей», что звучит очень красиво, но связано, к сожалению, с большими логическими трудностями.

Если счастью каждого отдельного человека можно дать количественное выражение, сделав счастье разных людей соизмеримым, то сразу же становится применимым замечание Дж. фон Неймана и Оскара Моргенштерна: «Особенно ярким примером рассматриваемого непонимания существа этой задачи псевдомаксимизации является выражение, согласно которому целью общественных усилий является получение «наибольших возможных благ для наибольшего возможного числа людей». Ведущий принцип не может формулироваться в виде требования одновременной максимизации двух или более функций»* [9, с.37].

Тогда приходится перейти к порядковым полезностям, и в этом смысле каждый максимизирует свое качественно особое счастье («одному бублик, другому дырка от бублика. – В. Маяковский»). Кто-то максимизирует свое счастье, построив еще одну роскошную виллу на теплых морях, а кто-то – получив на ночь более удобное и теплое место на вентиляционной решетке нью-йоркского метро.

Тем не менее, принцип полезности или выгоды удобен для теоретической математической экономики. Для предпринимателей ее называют эффективностью (имея в виду под этим прибыль), а для потребителей – полезностью. Вопрос о природе данного понятия достаточно сложен, и не случайно ни одни из лауреатов Нобелевской премии в своей лекции не останавливается на том, что он имеет в виду под используемым им понятием эффективности.

С понятием полезности дело обстоит несколько проще: она понимается как максимально возможное удовлетворение желаний индивидуума. (Это не значит, что утилитаризм не занимается проблемами общественного благосостояния. Но утилитаристская модель исходит из благосостояния индивидуума, и общественное рассматривает как производное от индивидуального.) Индивидуум избегает неудовольствия и стремится к удовольствию. Функция чистого сальдо баланса есть полезность. Если желание индивидуума сводится к наслаждению – это гедонизм, если к счастью, - то эвдемонизм**.

 «Утилитаризм с самого начала приобрел антигуманную сущность, ибо не только вещи, но и сам человек в нем рассматриваются в качестве средства для достижения пользы. На первый план выдвигается личная польза вопреки общественной, коллективной. Как принцип поведения, утилитаризм требует подчинения всех поступков получению материальной пользы, выгоды, экономическому расчету, т.е. равнозначен узкому практицизму, отрицанию духовных интересов человека» [6, с.689].

Утилитаризм носит не только антигуманистический, но и антихристианский характер, заменяя идею спасения души идеей максимизации земных наслаждений и накопления земных, преимущественно материальных благ. Он изолирует человека от общества, концентрирует его внимание на самом себе, способствует дезинтеграции общества, входя в полное противоречие с принципом «возлюби ближнего как самого себя», равно как и с идеей соборности, составляющей важную часть православия**.

Затруднительным для утилитаризма является вопрос, как из множества индивидуальных «полезностей» и «справедливостей» сформировать единую для всего общества полезность или справедливость, тем более, что уже ранее было установлено, что индивидуальные полезности (справедливости) несоизмеримы и, следовательно, не суммируются.

Тем не менее, наиболее естественным путем для утилитаризма к общественной справедливости остается распространение на все общество в целом принципа рационального выбора для одного человека (т.е. максимизация наслаждения или счастья). Встает, как уже отмечалось, задача объединения желаний всех членов общества в одну непротиворечивую систему желаний.

Эта задача решается теоретически путем введения фигуры беспристрастного благожелательного наблюдателя: «Обладающий идеальной способностью симпатии и воображения, беспристрастный наблюдатель выступает в качестве совершенно рационального индивидуума, который отождествляет себя с многими и вбирает опыт других так, как если бы он был его собственным. Таким образом он осознает интенсивность этих желаний и приписывает им подходящий вес в своей системе желаний, которые затем идеальный законодатель постарается максимизировать через приспособление правил поведений социальной системы» [10, с.37].

Таким образом, начав с индивидуума, как исходной точки, классический утилитаризм приходит к тоталитаризму, гораздо более жесткому, чем реальный социализм.

Интуитивный подход к справедливости. По мнению Д. Ролза, он отмечается, прежде всего тем, что отводит существенное место нашим интуитивным способностям при отсутствии конструктивных и распознавательных этических критериев. Интуитивизм отрицает, что существует какое-либо полезное и точное решение проблемы приоритета [10].

Достоинством подхода является то, что он косвенным образом признает существование ценностноориентированных механизмов, вводя их в виде качественных социальных целей: эффективности, полной занятости, выбора между оптимизирующим механизмом распределения национального дохода и полностью эгалитарным распределением дохода. В целом можно лучше уяснить себе интуитивизм, применив его к так называемой собирательно-распределительной дихотомии, заключающейся в поисках компромисса между двумя группами построения базисной структуры общества: во-первых, она должна быть устроена так, чтобы произвести наибольшее количество блага в смысле наибольшего удовлетворения чистого сальдо баланса удовольствий, а, во-вторых, распределения этих удовольствий равным образом. Концепция формализуется через кривые безразличия. Так, если свести задачу к компромиссу между двумя показателями (равенство в распределении и уровень всеобщего благосостояния) можно построить систему кривых безразличия, на каждой из которых в степени равенства компенсируется приростом в степени эффективности и наоборот. Соответственно, изменение наклона кривой указывает на изменение значения, которое придается индивидуумом тому или  иному принципу. Более крутой наклон кривой означает, что люди склонились в сторону равенства, менее крутой – в сторону уровня благосостояния.

Итак, начав теорию с социальных целей, интуитивизм приходит к банальному выбору между степенью равенства и уровнем благосостояния, осуществляемым на системе изоквант по принципу: чем больше одного, тем меньше другого*.

В реальной экономике связь между неравенством и уровнем благосостояния (темпов роста, производительностью) далеко не столь однозначна. Большее равенство в зарплате может оказать положительное влияние на командный стиль работы коллектива, на преданность корпорации. Чрезмерно высокие оклады высшего менеджмента в период 90-х годов, выросшие в США в 400 раз, привели к тому, что менеджмент стал больше интересоваться развитием своих личных накоплений путем сомнительных операций вместо развития возможностей предприятия. С другой стороны, уменьшение разрыва в зарплате между высшим менеджментом и рядовым служащим в японской корпорации в период быстрых темпов роста, совершенно очевидно является положительным фактором сплочения коллектива корпорации.

В интуитивистской концепции не дается никаких правил приоритета для определения того, как будут балансироваться конкурирующие принципы. Это дает широкий простор самым различным подходам при выборе весов.

Так, в гайдаровский период в России самым модным утверждением либералов (как это нетрудно показать, ничем не обоснованным) было «чем больше равенства (справедливости), тем ниже темпы роста производительности (душевого дохода общества)». Следовал простой вывод: выбросили в помойку справедливость вместе с социальной политикой, пусть, кто может,  обогащается, вырастет слой «эффективных предпринимателей», а они уже помогут впоследствии (скоро ли, нет ли) создать высокий душевой доход и обогатить весь народ. Прошедшие 15 лет показали, что лозунг, как и лежащая в его основе теория, служили просто фиговым листиком, прикрывающим разграбление страны ничтожным меньшинством, дорвавшимся до власти. Производство упало вдвое, миллионы россиян были сброшены в нищету. И до ныне народ все никак не может - не то чтобы обогатиться - выйти из крайне бедственного положения, в то время как в списке журнала «Форбс» состояния некоторых новоявленных российских миллиардеров уже приближается к 20 миллиардам. Представляется  сомнительным, чтобы на основе интуитивности можно было бы строить адекватную теорию справедливости.

Справедливость как зависть. Эта идея не нова и не оригинальна, хотя и весьма привлекательна для либералов своей простотой и прямолинейностью. В современном варианте она принадлежит Зигмунду Фрейду, вообще придававшему в своих построениях большое значение зависти, в особенности сексуальной, и в то же время сильно пересекается с основной мыслью Фридриха Ницше в том, что миссия человечества заключается в порождении великих людей, «сверхчеловеков», для взращивания которых оно обязано служить лишь питательной почвой, в то время как у них нет никаких обязанностей по отношению к прочим людям, разве что держать их в узде. Такой ход рассуждений естественным образом приводит к мысли, что единственная справедливость – это существование сверхчеловеков (или, по-современному, сверхбогатых), а все остальное, что именуется человечеством испокон веков справедливостью, есть простая зависть. Имеется в виду, что те, кто ставит вопрос о справедливости, просто завидуют богатым, между тем как нормой является ничем не ограниченная экономическая, социальная и политическая поляризация общества, где обездоленные не имеют никакого права на защиту со стороны общества и государства. Это схоже с точка зрения кальвинизма, согласно которой бедность – это знак предопределения души к «вечному осуждению», а богатство – признак предопределения к спасению, поэтому человек всегда «справедливо» богат и «справедливо» беден.

На наш взгляд, однако, более правильным является обратное утверждение – справедливость есть состояние, когда никто никому не завидует, или, еще более точно – при котором общество не испытывает социальной напряженности. Еще точнее – это состояние консенсуса, при котором никто не требует его изменения для улучшения своего положения, т. е. все, за исключением небольших маргинальных групп, согласны с существующим порядком распределения прав и обязанностей [22] [23] [24].

 

Литература

 

Фогель Р. (Нобелевская премия 1993 г.). Экономический рост, демография и физиология: воздействие долговременных процессов на разработку и осуществление экономической политики // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. В 5-ти томах. – М., 2005. т. 5, кн. 1.

Бишток Ф.И., Ермакова А.И., Наумова Н.Ф. и др. Проблема социальной справедливости в зеркале современной экономической теории. М., «УРС», 2002.

Стиглиц Дж. Ревущие девяностые. М., 2005. с.326-327.

Платон. Государство. Законы. Политика. М., 1992.

Маркс К., Энгельс Ф. Коммунистический манифест.

Афанасьева А.И. Утилитаризм. // Социологическая энциклопедия. Рук. проекта Семигин Г.Ю. М., 2005.

Sidjwik H. The Methods of Ethic. L., 1907.

Pigou A. The Economics of Welfare

Дж. фон Нейман, О. Моргеншнерн. Теория игр и экономическое поведения. М., 1970. с.37.

Ролз Д. Теория справедливости. М., 1995

Ф. фон Хайек (Нобелевская премия 1974 г.) Претензии знания // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. т. 5 кн.1. с.214-234.

Пирогов Г., Чернавская О., Чернавский Д. Модель бимодальной социальной структуры. – М., 1993.

И.Ильин. О грядущем России. Сб. статей под ред. И.П. Полторацкого. Джорданвилл, штат Н.Ю., США, 1993. Статья «Поиск справедливости», с. 60 – 67.

Дж. Ю. Стиглиц. Глобализация: тревожные тенденции. М., 2003.

Львов Д.С. Справедливость и духовный мир человека. «Завтра», 12.04.2007.

Фромм Э. Иметь или быть.

Зельтен Р. Нобелевская лекция // Лекции нобелевских лауреатов по экономике. М., 2005.

Aumann R. J. War and Peace. Nobel Prize Lecture, December 8, 2005.

В. Смит. Нобелевская лекция. // Политикам об экономике. М., 2005.

Ефимов Б.А., Пирогов Г.Г. Математические модели социально-экономической справедливости: поведенческий подход.

Пирогов Г.Г. (под ред.) Механизмы социальной защиты.

Ефимов Б.А., Кирута А.Я. О социальном равновесии и социальной справедливости. // Математическое моделирование, 1993, т.5, №12, с.79-97.

Ефимов Б.А. Индексы экономического развития. // Математические модели экономических механизмов. Сб. под ред. Макарова В.Л. и Полтеровича В.И.

Ефимов Б.А., Кирута А.Я. Социальное равновесие, представление социальных равновесий и голосование. // Экономика и математические методы, 1998, т.34, №3, с.122-139.

Пирогов Г.Г. Концепция социальной безопасности. // «Обозреватель», №9, 2007, с.38-49.

 

ДЗВОН, 29.09.08



[1] ОТ РЕДАКЦИИ САЙТА ДЗВОН. Вторая часть статьи так и не была дописана. На исходе минувшего лета не стало одного из авторов, друга нашей редакции - главного научного сотрудника Института социологии РАН, профессора, доктора политических наук Григория Григорьевича Пирогова, человека принадлежавшего к небольшому кругу наиболее выдающихся умов России и убежденного русского патриота. Он писал не только глубочайшие книги и статьи, но и был автором множества стихотворений. Одно из них "Родная земля" было некогда опубликовано и в Сети. Выходили потом и целые сборники стихов. Нам будет так не хватать светлого и благородного разума Григория Григорьевича... Он жил с надеждой о спасении Отечества и делал для этого все что мог. Да будет земля ему пухом!


Реклама:
-