Журнал «Золотой Лев» № 169-170 - издание русской
консервативной мысли
С.А. Сокуров
Михаил
Васильевич Скопин-Шуйский[1]
Почётный титул
Спустя семь десятилетий после кончины победителя при Рымнике и сражениях Альпийского похода, покорителя Измаила
и Варшавы его собственное имя превратилось мнением соотечественников в почётный
титул. Им удостоился герой Хивинского похода и Шипки,
туркменской крепости Геок-Тепе. Прославленного Белого
Генерала современники сравнивали с Суворовым. И сейчас говорят: Скобелев – это
Суворов ХIХ-го века. А почему бы не воспользоваться
высоким именем "Суворов" ретроспективно? На мой взгляд, такой чести
наиболее заслуживает гроза самозванных
"царевичей" и польских интервентов Смутного времени воевода, князь
Михаил Скопин-Шуйский.
Молодой, да ранний
Сегодня среди знаменитых исторических лиц, полководцев и
дипломатов, он чаще всего упоминается в безликом ряду "и другие". Но
для современников он был почти святым, как и его прямой предок Александр
Невский. В грамоте, составленной в Троицкой лавре по снятии с обители
16-месячной осады поляками, возносится хвала Богу и… Скопину-Шуйскому за
чудесное спасение. В марте 1610 года, когда, по вызову царствующего дяди
Василия Шуйского, победитель "тушинского вора" и королевского гетмана
Сапеги въезжал в Москву, люди падали ниц перед
героем, как перед чудотворной иконой, целовали его одежду и сбрую коня и в
экстазе называли отцом отечества. Предводитель рязанских дворян Ляпунов в
послании князю именовал его царем и призывал силой занять престол.
Такая любовь, граничащая с религиозным поклонением,
проявлялась не только в людских массах, которые питают воображение в основном
молвой и видят "парадный лик" предмета своего обожания. Подобное чувство
блистательный воевода, не проигравший за свою короткую, словно полет Перуна,
жизнь ни одного сражения, вызывал в ближнем окружении – у закаленных в битвах
русских воинов и у наемных солдат из "немцев", в том числе у их
командира – шведа Якоба Делагарди.
Этот беспринципный конкистадор назвал князя своим другом и поступал как друг,
защищая московита от пуль и от яда врагов. А когда не уберег, горько сетовал
над гробом: "Москвичи! Не только на Руси, но и на родине не видать мне
такого человека!". Шведский историк Видекинд
писал: "Имея от роду всего 23 года, он отличался статным видом, умом,
зрелым не по годам, силою духа, приветливостью и умением обходиться с
иностранцами". Вот мнение противника, гетмана Жолкевского:
"Сей Шуйский-Скопин был наделен отличными дарованиями души и тела, великим
разумом не по летам, не имел недостатка в мужественном духе". Храбрым
героем называл его пастор Мартин Бер. Автор Нового летописца в характеристике,
данной "Герою Смутного времени", добавляет: "Сему храброму князю
Михаилу Васильевичу дано от Бога, не от человека". В "Повести о
победах Московского государства" читаем: "Этот государев воевода…
большой мудростью к военному делу одарен был, стойкостью и храбростью и
красотою… Его разумным руководством поляки и литовцы из всех государевых
городов все до одного в Польшу и Литву убрались". Во
"Временнике" дьяка Тимофеева выделяются такие качества юного воеводы,
как самостоятельность, инициатива, привычка действовать, не оглядываясь на
царя. Редкое в то время качество! И еще важное наблюдение писателя: он побеждал
врагов, наступая "стройной ратью", то есть – строем, что в России
было еще заморской новинкой.
В этом хоре высоких оценок князя бросается в глаза
подчеркивание его молодости. Да, Михаила Скопина опустили под пол
Архангельского собора в Кремле, рядом с захоронениями государей, когда шел ему
всего-то 24-й год. И не пика польского панцирного всадника, не сабля казака из
окружения "вора", не татарская стрела свели его в могилу в расцвете
сил, когда, нетерпеливо подталкиваемый проницательным другом Якобом и матерью, почуявшей смертельную опасность для сына
в Москве, князь-воевода собирался выступить с полками на выручку осажденного
поляками Смоленска.
Награда за популярность
Подвела к чаше с ядом славного потомка Александра Невского
сказочная популярность в русском народе и за рубежом, даже среди врагов, шляхты
и магнатов Речи Посполитой, многие из которых видели
окончание вековой вражды между соседями в создании единой славянской державы.
Эта популярность пугала Василия Шуйского, боявшегося лишиться трона при жизни,
и его брата, во всем бездарного Дмитрия, который рассчитывал на Шапку Мономаха
после бездетного Василия. А дальше – по классическому сценарию средневековья:
пир, чаша с вином, поднесенная намеченной жертве "дружеской" рукой (в
нашем случае – кумой Скопина, дочерью Малюты
Скуратова). А спустя две недели в Москве с трудом отыскивают дубовую колоду под
гроб высокорослого покойника…
Служба царская
Чем же заслужил князь Михаил такую бессмертную любовь и
смертельную ненависть?
Службой Отечеству.
Он начал ее с отроческих лет. Его, 17-летнего, хронисты
видят уже в командном составе полков Бориса Годунова, при дворе которого он в
чине стольника. Тогда Россия вновь вышла к Финскому заливу. Видимо, княжич на
берегах Балтики добывал себе первую славу и первые воинские звания. Через два
года он, как и большинство его соотечественников, искренне признает в
Самозванце наследника Ивана Грозного. Да как не признать, если мать Дмитрия,
Марфа Нагая, которую Михаил Скопин доставляет в Кремль из Углича, узнает сына.
При дворе Дмитрия (еще не "лже") молодой
князь уже мечник. Отрезвление наступает скоро, и нет ничего безнравственного в
том, что отпрыск знатного рода Шуйских, имеющих право на царство большее, чем
Годуновы и Романовы, помогает дяде Василию, двуличному старцу, взойти на
московский престол. Это только пролог доверия родни. Доверять племяннику дядя
начнет после усмирения Болотникова, в котором Михаил
Скопин сыграл отнюдь не решающую роль; примерно такую же, как немногим более
полутора веков спустя сыграет Суворов в деле с Пугачевым.
Юный мечник князь Михаил и дальше не прыгал через ступени
служебной лестницы; военную науку проходил на полях сражений и чины добывал
саблей. Этому способствовала затяжная война с "непримиримой
оппозицией" царю Василию, возглавляемой "боевым холопом", то
есть профессиональным воином, Болотниковым. Беглые
крестьяне и всякий сброд играли в "воровском войске" внушительную
яростную массовку, но боевым ядром были дворяне и даже представители знати,
посадские люди и казаки. Они "потесняли"
царские войска, усиливали в них "шатость",
вызываемую именем якобы вновь спасшегося "природного государя"
Дмитрия Иоанновича, за "большого воеводу" которого выдавал себя
способный военачальник Болотников. На его стороне был численный перевес и вера
в правое дело, магия имени неуязвимого сына Грозного. Часто без боя на его
сторону переходили города и целые волости. Среди царских воевод, выигрывающих
отдельные сражения, но, в целом, бездарно ведших кампанию, выделялся активный
Скопин-Шуйский. В его распоряжении изначально не было крупных сил, однако,
командуя малой ратью в упорном сражении на р. Пахра осенью 1606 года, он
останавливает полки Болотникова, заставляет его
искать обходную дорогу на Москву, которая при этом получает время подготовиться
к обороне. В генеральном сражении за столицу молодой воевода командует уже
полком – "на вылазках"; в решающий момент действовал от Серпуховских
ворот столь искусно, что Болотников "с достальными
людьми побежал в Калугу". Там герой Пахры и Московской обороны получает
"особый полк" и успешно действует на подступах к городу, а когда
Болотников с армией перемещается в Тулу, царь подчиняет доблестному племяннику
соединение из трех полков, что делало его фактическим Главнокомандующим. Но
руки воеводы оказались связанными: в армию прибыл сам Василий с его
"талантом" во все вмешиваться и все рушить. Тем не менее и в таких условиях
племянник сумел блестяще отличиться, загнав мятежников за крепостные стены. При
этом, в нарушение боевой традиции, победа была достигнута не бросками тяжелой
конницы, которая вязла на топких берегах речки, а пешей атакой стрельцов на
"воровских людей" засевших за деревянными укреплениями.
Наука побеждать
Это был один из уроков. Только Скопин учиться умел. Он
удостоверился в преимуществах "пешцев", а туляки,
трудно уязвимые за временными укреплениями, напомнили ему о дедовских
"гуляй-городах". Но те возводились из массивных щитообразных
конструкций из дерева, образуя цельную крепость, спасавшую от татарских стрел и
летучей конницы. А полководец нового времени убедился в эффективности изолированных
"острожков" из легких деревянных щитов. О них разбивалась польская
панцирная кавалерия, которая до этого сметала любой строй длинными пиками.
Убедится он со временем и в преимуществах строя, сомкнутых рядов.
Царствующий дядя остался было осаждать Тулу, а племянника
отослал в Москву собирать силы для отпора новому самозванцу – Лжедмитрию II.
Тот от Северского рубежа двинулся в сторону столицы, нанес сокрушительное
поражение цареву братцу Дмитрию под Болховом, что
вызвало панику во дворце. Василий спешно возвратился в Кремль и велел "молодшему" из Шуйских, Михаилу, спасать положение.
Напрасно опытный воевода доказывал, что рать, собранная наспех, не годится для
предприятия (притом, опять наблюдается "шатость"
среди простых ратников и даже бояр), что не сделана даже предварительная
разведка. Царь требовал безропотного выполнения решения. Опасения полководца
подтвердились: самозванец шел "не тою дорогою". Скопин решает
действовать в его тылу, перерезая дороги из Северской земли и из Литвы, но
Василий, испуганный изменами, требует возвратиться в Москву. Здесь перед лицом
Лжедмитрия, засевшего в Тушине, князь Михаил, пожалованный боярским чином и
получивший почетное назначение – воеводой Большого полка, вновь в
непосредственном подчинении царя. Василий пассивен, выжидает, племянника
отпускает на незначительные стычки с противником. И вдруг посылает в Новгород
Великий – собирать, на выручку Москве, новую рать, привлекать в союзники хоть
черта, хоть дьявола.
Этому "вдруг" дала толчок открытая агрессия
Польши против Руси. Если до сих пор в полках самозванцев польские отряды
действовали за ширмами волонтеров, то теперь огромная армия Сигизмунда
появляется под Смоленском. Это полномасштабная война. Дмитрий Иоанович им уже не нужен. Король требует у Кремля и
патриарха признать его верховную власть. Второй самозванец бежит в Калугу,
вскоре с ним покончено (впрочем, появятся новые "Дмитрии").
На севере Скопин-Шуйский не только набирает под царские
знамена свежие полки, но и, проявив недюжинные дипломатические способности,
заключает мирный договор со Швецией, чего боялись в Варшаве. Из Стокгольма
направляется способный военачальник Якоб Делагарди с отрядом под начало знаменитого воеводы,
которому жизни оставалось всего один год.
Это были "звездные месяцы" Михаила Скопина, с
апреля 1609 по апрель 1610 года. Русские полки и союзники, ведомые
непосредственно им или по его стратегическому плану удачно подобранными
командирами (Хованским, Борятинским, Валуевым, Горном), другом Якобом,
проводят победную кампанию. Штурмом взяты города-крепости Орешек, Тверь,
Торжок, старая Русса. Летучая конница действует в окрестностях Смоленска,
пресекая воссоединение ушедших из Тушина поляков с королем Сигизмундом. Наконец
снята осада с Троицкой лавры; гетман Сапега с
остатками воинства, бросив обозы, бежит в Дмитров. За ним, на лыжах, гонится
отряд князя Куракина, подбирая трофеи – пушки и знамена. Беглецов вот-вот
достанут в Клину, но они столь резвы налегке, что, уже недосягаемые для погони,
находят пристанище у короля под Смоленском.
Скопин-Шуйский между тем занимает Старицу и Ржев. Его
авангарды подходят к Тушино. Там паника. Лагерь горит. Последних поляков
выводит опытный командир Рожинский. Сапега оттеснен
за Угру. Шайки Лисовского и Просовецкого укрываются в
мятежном Пскове. Победитель готов выступить против самого короля, силы
которого, 70 тысяч человек с артиллерией, сосредоточены под Смоленском.
Падучая звезда
А потом следует тот роковой въезд триумфатора в Москву – на
торжественную встречу с "благодарным" царем, с родственным кланом
князей Шуйских, царедворцами и ликующим народом. Всеми силами противится этой
поездке мать, ей вторит Делагарди. Но князь не смеет
ослушаться. Он верен присяге.
Что случилось в ночь с 23 на 24 апреля 1610 года, мы уже
знаем. Часы истории пробили урочное время. Никто не в силах перевести стрелки
назад…
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, как его предок Александр
Ярославич, добыл бранную славу в ранней молодости. Подобно Суворову и
Скобелеву, он был стремителен в сражениях, на ходу принимал верные тактические
решения. При этом разумной осторожностью и дипломатическими способностями
напоминает Кутузова. Есть сходство между ним и Петром Великим: оба не считали
зазорным учиться у иноземцев.
Сохранился подлинный портрет князя. Сразу бросается в глаза
отсутствие бороды – за 100 лет до "петровского брадобреяния"(!).
Круглое лицо с высоким морщинистым лбом, прямой нос, крепко сжатые, резко
очерченные губы; большие, широко расставленные глаза; коротко остриженные
волосы, ранние залысины и мешки под глазами – облик сильного, волевого, еще
молодого и много пережившего человека. Но так мало прожившего!
М.В. Скопин-Шуйский
http://www.rusk.ru/st.php?idar=113380
Русская линия, 7.10.08