А.Н. Савельев

 

Исламизация России: «прямой путь» в никуда

 

Ислам в каком-то смысле весь состоит из сект – подчас достаточно агрессивно настроенных друг к другу. Но течение «русских мусульман», агрессивно внедряющихся в российское информационное пространство и получающих серьезную поддержку от Совета муфтиев России, - особый случай. Здесь речь идет о политической технологии, имеющей стратегическую задачу исламизации России. И одно из направлений этой технологии – распространение литературы, подрывающей традиционное мировоззрение русских людей антиправославными выдумками и ревизией истории нашей страны.

Ядро секты «Прямой путь», стремящейся в перспективе провести Конгресс русских мусульман, сложилось вокруг пары интеллектуалов - философа Али Полосина и филолога Валерии Пороховой. К этой секте примыкает также историк Лариса Андреева, которой сектанты помогли подготовить, издать и распространить книжку, уничижительно представляющую историю российской государственности и русской церкви.

 

Валерия Михайловна Порохова, известная как автор «смыслового перевода» Корана и профессор Каирского университета, имеет свои причины для мировоззренческого надлома, вслед за которым пришло принятие ислама. Это, прежде всего, нерусское происхождение (полуангличанка, полунемка с английским языком как родным), а также замужество за сирийцем. Такая сложная кровная смесь не могла не отразиться на личных качествах и мировоззрении. Последнее особенно важно, поскольку в доводах Пороховой, постоянно звучащих в «просветительских» беседах, вести которые услужливо предоставляют ей либеральные СМИ, нет и намека на добросовестность или научную методологию, которых следовало бы ожидать от профессора. Напротив, все выступления Пороховой носят откровенно пропагандистский характер и направлены исключительно на несведущих или необразованных людей.

Какие, например, доводы приводит Порохова против христианства, вплетая их в разговор о том, о сем? Здесь полный набор приемом – от самых примитивных, до псевдоинтеллектуальных. Например, предлагается сравнить Ветхий Завет и Новый Завет по толщине и сделать вывод, что православные на самом-то деле иудео-христииане. То есть, веруют в иудейскую мудрость.

Стремясь заронить сомнение прежде всего у неверующих русский, одной ногой уже переступивших порог православного храма, Порохова, подобно неверующему Фоме, объявляет о своих сомнениях в истинности Евангелия. Она говорит, что как мусульманка  готова поверить только прямой речи Христа, а евангелистов не признает – мало ли что они могли написать! Что есть Откровение, ей, разумеется, известно. Но об этом говорить невыгодно, если хочешь совратить нестойкую душу и заставить ее отвернуться от христианства.

Подрыв у «думающей публики» веры в православный Символ веры организуется таким нехитрым способом (выступление на радио «Свобода»): «Мы пользуемся в нашей проповеди и библейским Писанием, где Иисус никак не называет себя Богом. Мы говорим, что вот, мы должны исповедовать прямую речь Иисуса, а не то, как ее комментировали евангелисты. Ведь евангелисты - у них была и разная степень образованности, и разная степень просвещенности, и разная степень даже физиологического восприятия. Потому что люди рождаются все разными - один более тонок, изыскан, другой боле груб. И вот, поэтому, евангелисты - предположим, если мы сравниваем Евангелие от Марка, предположим - ремесленника, как называют его сами христиане, и изысканное Евангелие от Иоанна - это два разных Евангелия. Евангелие от Иоанна - оно просто говорит, что придет Мухаммед и вам все скажет. Особенно вот эта прощальная вечеря, последний ужин Иисуса, когда он своим апостолам говорит, что ваше знание несовершенно. Вот, пришло совершенное, кораническое. И это предсказано Иоанном - из четырех Евангелий это вообще шедевр. Он ждет и предсказывает приход следующего пророка устами Иисуса».

Не обращает Порохова своих доводов и на свою веру. А стоит просить, насколько тогда можно верить Мухаммеду – вдруг он нес отсебятину, а не слово Аллаха? Ответ тут один: мы имеем дело с верой как в том, так и в другом случае – со священными книгами. Разоблачать Евангелие Кораном – верх бесстыдства. Но бесстыдство – оружие информационной войны, которую ведут в России исламизаторы.

Порохова находит повод бросить упрек христианской церкви за непонятную для несведущих систему отношений. Как же можно верить по-православному, если существует целых пять православных церквей? Кто же из них несет истинную веру во Всевышнего? - спрашивает Порохова. Мадам, опять же, не может ни развернуться к своим собственным проблемам – безбрежному разнообразию трактовок веры в исламе, ни понять неприемлемость для православных католического подхода с подминанием всего и вся в единую бюрократическую систему.

Извращая историю исламизаторы в лице Пороховой бросают нам еще одно обвинение - в том, что «христианство было декретировано», чем ущербно в сравнении с иудаизмом и исламом, которые «шли на своих ногах». На каких таких «ногах» шел ислам из аравийской пустыни? Уж не ноги ли воинов Мохаммеда, покорявших города для насаждения новой авраамической доктрины? Не в сатанинских ли оргиях гностических сект увидела Порохова «свои ноги» в иудаизме?

В азиатчине есть своя привлекательность – для экзальтированных натур равным образом могут быть поразительны и привлекательны не только культурные ценности Востока, но и персоны азиатских душегубы. Оттого с пафосом причастности к «великому» Порохова сообщает, что разговаривала с самим Дудаевым, который тогда (1991) представления не имел об исламе. Ислама в Чечне тогда было, зато были «хорошие, добрые глаза». Глаза будто бы показывают, что чеченцы ни в чем не виноваты. А если и виноваты, то глазастые бандиты никак не связаны с исламом, как бы не клялись они на Коране, как бы ни изображали из себя шахидов.

И вот г-жа Порохова, не замечая странности своих слов, обличает насаждение ваххабизма в России (выступление по «Свободе»): «Брать религиозную доктрину чужих земель, чужого языка, чужого народа, далекого времени и просто искусственно импортировать на новую территорию - это же не только бездумно, это дерзко, это ни в какие, как говорится, нормы не идет. Это не задумано Господом Всевышним - вырывание из одних условий и распространение на других условиях». Но сама-то Порохова прямо этим и занята и только обеспокоена конкуренцией интеллектуального «прямого пути» и популистского «ваххабизма».

 

По тому же «прямому пути», что и Порохова, пошел и бывший православный священник Вячеслав Полосин по имени Али. К христианству, по его собственному признанию, Полосин пришел из протеста против безбожия. Поэтому вера его не могла быть прочной – причины для нее находились только во внешнем мире, толком не затрагивая внутренний. Запало в душу Полосину общение с «тайным шейхом», который покорил православного священника фразой: «У тебя мусульманские глаза!». Тут пришло время перемен, и Полосин, следуя внешним побуждениям, метнулся в политику. Сначала – в сторону Ельцина (став депутатом демократического крыла российского парламента), потом от него в христианские демократы, предпочтя служение Богу штатной работе эксперта в Государственной Думе. Но здесь Вячеслав Сергеевич обнаружил, что политическая карьера для него не состоялась, а научная деятельность, в которой он стремился преуспеть, не давала никакой прибавки к статусу и зарплате. Тут и вспомнилась фраза про «исламские глаза».

Мне довелось познакомиться с будущим изменником веры Вячеславом Полосиным по совместной работе в Конгрессе русских общин, а также по участию в семинарах, посвященным роли мифов в политике. Однажды, когда мы сидели рядом на банкете по поводу очередного съезда КРО, Вячеслав Сергеевич посетовал, что не имеет никаких перспектив в Московской Патриархии – если и дадут приход, то где-нибудь на периферии. «Наверное буду уходить», - сказал он так, что я мог подумать, что он перейдет в иную православную конфессию. И даже предостерег его: «В любом случае вас будут считать изменником». Но я никак не мог предположить, что это будет измена не церковной организации, а Христу.

Теперь я могу констатировать еще один момент в тогдашнем Полосине – его подавленно подавленное расположение духа. Не просветление ожидало его. «Прямой путь» оказался проложенным в яму душевного смятения и сумрака, который не был разорван – Полосин и после смены веры предпочитал смотреть в пол и иметь скорбное выражение лица.

Близость научных интересов привела к тому, что я был приглашен на защиту докторской диссертации Вячеслава Сергеевича, оценив ее глубину и эрудицию автора по опубликованной накануне книге. Но там, на защите – всего за полгода до того, как Полосин переметнулся в другую веру - не было ни душевного порыва, ни каких-либо иных признаков, указывающих на столь масштабную перемену в осознании своего места в мире. Я тогда еще удивился официозной сухомятке защиты, малочисленности аудитории и формальности обсуждения. Оказалось, что эта «договорная игра» была прелюдией к возвышению социального статуса, который был обещан Полосину.

Сразу же по обращении в ислам Полосин стал сопредседателем движения «Рефах», главным редактором «Мусульманской газеты» и других изданий такого рода, советником Совета муфтиев России, сопредседателем информационно-аналитического центра Совета, преподавателем Московского Исламского колледжа. Чередой поли в тираж любые сочинения Али Полосина, повторявшие одни и те же мысли и цитаты (к услугам политизированного ислама издательство «Ладомир»).

Измена вере сомкнулась у Полосина с изменой науке, которую он повернул на службу одной цели: доказать себе и окружающим, что сделанный им выбор является единственно верным и годным для всех думающих и честных людей. Погрузившись в секту «Прямой путь» бывший священник стал вести себя по законам секты и заказчиков дурно пахнущего «интеллектуального продукта» - дошел до попыток вернуться к дискуссиям о вере двутысячелетней давности. Полосин, используя тексты Евангелия, которому, как сам же доказывает, верить нельзя, пытается доказать, что Христос – мусульманин. Нет надобности вникать в его доводы, поскольку усилия по их опровержению были бы интеллектуальной нескромностью по отношению ко всему, что на этот счет написано, сказано и завещано. Но вот что нас действительно может интересовать, так это русофобский дух сочинений Полосина, возникший как следствие вероотступничества – вместе с православной верой он предал и русских, в особенности привечавший его Конгресс русских общин. В брошюрке «Прямой путь к Богу» он заявил: «Русский человек должен по капле выдавить из себя византийский вирус политического СПИДа - вирус раба и холопа, смиренно ожидающего "доброго царя-батюшку". Сегодня русская национальная мифология должна родить своего сверхчеловека... России пора вернуться к Единобожию, отвергнутому князем Владимиром из-за пристрастия к пьянству и деспотизму».

Назвав свою брошюрку - ни больше не меньше - Манифестом российского Единобожия, Полосин пытается придать христианству вид учения для шайки невеж-язычников, толком не понявших что такое монотезим: «То, что в фольклоре тянулось к Единобожию, то, что служило целям национальной самоидентификации, рождению образа национального Спасителя, было подавлено, а самые невежественные суеверия выжили под иудейскими и греческими именами, остались непобежденными в мифах народного сознания и господствуют до сих пор».

Вся русская история выдается за недоразумение, метания бессильных людей с раздвоенной психикой: «Реальное историческое Христианство воспитывает не сильного человека-борца, а смиренного хлюпика, который вместо активной социальной позиции и физической нейтрализации зла может лишь подражать "смиренному до смерти" Машияху в его крестном самопожертвовании, подставлять под удар зла другую щеку в надежде исключительно на будущее избавление от зла за гробом. Именно иудеохристианская "богочеловеческая" раздвоенность, привитая к цельной русской природе, обусловила и пресловутую "раздвоенность" русской души"».

Реформационный подход Полосина к Евангелиям выглядит совершенно так же, как подход протестантских проповедников, который одно время хлынули в «одемокраченную» Россию, чтобы учить русских христианству. Полосин, как и эти «душеведы» говорит: читайте, что написано и понимайте буквально. То есть, отрекитесь от вековых смыслов в пользу собственного профанного толкования текста. Мол, и Коран именно так учит читать Евангелия. Может быть, чтобы так читать Писание, надо, действительно, отречься от христианской веры?

Но это полбеды. Полосин говорит христианам: у вас просто нет Откровения. Потому что Евангелия написаны вкривь и вкось толкователями-евангелистами, в них нет прямой речи Иисуса. То ли дело у мусульман – сам Бог является автором Корана! (Это при множестве изничтоженных в прошлом версий и дошедших до современности препирательствах по поводу включения или исключения отдельных фрагментов). Разве это не повод, чтобы отречься от Христа, как это сделал сам Полосин? Для современного интеллигента, уже отрекшегося от русской истории, это шаг почти безболезненный. На это, как видно, и рассчитывают исламизаторы.

И вот какую запускает Полосин примитивщину: «Всемогущий не нуждается ни в человеческих руках и ногах, ни в птичьих крыльях, ни в плачущих портретах своих "угодников", ни в сомнительных "знамениях", ни в человеческом редактировании Своих Слов, ни в иных формах "боговоплощения", ибо Он Всемогущ, Он сотворил весь мир в мгновение ока, Он властен довести Свою волю до людей так, как захочет и когда захочет и через того посланника, которого Сам изберет». Всевышнему, получается, человек вообще не нужен. И вот за это мы должны признать его Богом. А снизошедший до нас, давший Откровение не только в Писании, но и в судьбах и поучениях святых, угодников, заступников, как полагает Полосин, Богом быть не может.

Что главное для Полосина в вере? Оказывается, логическая непротиворечивость! Иными словами – доступность формальной логике современного человека, не отягощенного традицией. Причем занятно, что эта логика каким-то образом была продиктована через безграмотного пророка Мухаммеда. Достаточно почитать Коран как это сделал Полосин – с нарастающей ненавистью к христианству и России, чтобы уверовать. Для принятия христианства чтения Библии будет маловато, а ненависть – вообще не тот советчик. Вот это и смущает либерального интеллектуала. Ему подавай прямое воздействие на мозги – без посредников. Учебник по квантовой механике, пожалуй, для него тоже мог бы стать Священной Книгой, если бы с его помощью можно было бы насолить христианам. Но у религиоведов квантовая механика не в чести, они предпочитают философскую литературу, где все никак не отыщут логики, формалистики, схематизма – всего, что так облегчает разум от размышлений.

Увлечение мифологемой «прямого пути» играет с Полосиным дурную шутку. В брошюре с претенциозным названием «Манифест новой России: третий путь – прямой» Полосин вспоминает витязя на распутье и повторяет свой русофобский пассаж: «…есть среди трех указателей один, который 100 лет назад был отвергнут великим князем Киевским Владимиром из-за чрезмерной любви к алкоголю и нелюбви к свободе  народовластию. Это указатель прямого пути по заповедям Единственного и Всемогущего Бога». А в примечании добавляет: «Владимир совершил государственный переворот: разогнал высший орган народного волеизъявления – вече, перебил его служителей и установил личную диктатуру». Притча о витязе на распутье и демократический миф соединились здесь вместе, образовав новую мифологему «прямого пути» в ислам. Но эта мифологема рассыпается, стоит только вспомнить, что русский витязь не сворачивает с пути и не едет туда, где «коня потерять» или «женату быть». Он едет прямо – где «убиту быть». То ли соловьем-разбойником, то ли тугариным-басурманином. Но русский витязь преодолевает смерть на прямом своем пути, и нет у него мысли, чтобы изменить родной вере.

Совершенно дико выглядит после страшных терактов в Нью-Йорке и Москве фраза Полосина: «Заповеди Аллаха формируют образ свободной и сильной личности – героя, изменяющего мир и смело изгоняющего зло, а не смиряющегося с ним».

Полосин ищет демократическое оправдание тоталитарному пониманию ислама, соединяя вместе то и другое в уродливую химеру: «Любое покушение на социальные устои мусульманской жизни означает покушение на религиозные убеждения и чувства верующих и способно вызвать самый радикальный протест. Во всем остальном мусульмане – законопослушные граждане, предпочитающие улаживать договорным путем все вопросы». «Идеал мусульманина – это герой, предавший себя Творцу и самостоятельно переустраивающий мир по заповедям Всевышнего. Для ислама абсолютно неприемлемы принципы всепрощения, непротивления злу (типа: “если тебя ударили по левой щеке, подставь правую”), социальная пассивность и смирение с несправедливостью. Борьба за справедливость и соответствующее социально-политическому переустройство мира лежит в основе нравственности последователей монотеизма».

Последний пропагандистский фортель состряпан в пику христианству. При том, что Полосин прекрасно знает: православная Церковь отлучила Толстого именно за его теорию непротивления злу, а крупнейший православный публицист и юрист Иван Ильин посвятил этой проблеме специальный труд «О противлении злу силою». Полосин скрывает свои знание, чем обнажает интеллектуальную недобропорядочность – ведет не дискуссию, а именно пропаганду, рассчитанную на неподготовленного потребителя.

Что касается «переустройства мира», то в словах Полосина звучит напряженная политизация веры, соединение веры и политики, призыв сломать социально-политический порядок, если в нем усматривается несправедливость. Здесь полное совпадение с большевистским лозунгом разрушить мир насилия. Полосин и его компаньоны по секте «Прямой путь» не в состоянии понять, что несправедливость была и будет всегда, а свобода связана не с социальной справедливостью (которой добиться невозможно, хотя и должно к ней стремиться), а с внутренним состоянием человека.

Полосин политизирует ислам, сближая его с идеологией Французской революции: «В Коране впервые на земле утверждения свобода, равенство и братство». Эти понятия, как утверждает Полосин, «были переняты европейцами через суфийские тарикаты и помогли им отказаться от инквизиции и осознать необходимость поиска своего пути к народовластию». Вот оказывается откуда пришел погром традиционных европейских культур, вот откуда разгул либерализма и конвентов с трибуналами! Но не поверим Полосину – это было бы уж слишком тяжким обвинением в адрес ислама.

Секта, которую представляет Полосин, претендует на создание новой идеологической доктрины, в которой соединяется либеральный модернизм и ислам. Причем и то, и другое – всего лишь технологии обработки мозгов: «… только та религия окажется в состоянии влиять на массовое сознание, которая… сможет дать рациональное и понятное объяснение своим главным постулатам»; «монотеизм в сотрудничестве со светским рациональным мировоззрением может стать фундаментом новой идеологии, возвышающейся над народными обычаями». Модернизированный ислам, таким образом, должен просто продолжить дело руссоистов и вольтерьянцев – изничтожать традиционное общество.

К вольтерьянству Полосин подтягивает и басурманство: мол, стоит русским заключить договор с Всевышним (то есть, «общественный договор» Руссо в виде обращения в ислам), как «русский народ узрит свое родство с великим татарским народом, сумевшим героически сохранить единобожие в условиях притеснений на протяжении нескольких веков». Что наши православные предки в течение всей русской истории сохраняли веру во Христа и держали дистанцию с басурманами – до этого Полосину нет дела.

Басурманство логичным образом тянет за собой сепаратизм: «Там, где собрались двое или трое мусульман, уже есть суверенная община, т.е. малое государство со своей иерархией, правилами общения, отношением к труду и распределению благ. Там, где собрались двое или три мусульманские семьи, уже возникало полновесное государство со своими правилами регулирования семейных и национальных отношений, разрешения вопросов воспитания и образования детей».

А дальше – один шаг до государственного переворота: «В условиях хаоса и развала государственности нашей страны, утраты ориентиров ее развития, поживающие в России мусульмане остаются потенциальными носителями также политического и экономического суверенитета, который при свободном согласии других граждан нашего государств в любой момент может стать фундаментом общероссийского политического суверенитета». Слова о согласии – не очень надежное прикрытие.

Тиражируя русофобский миф о тождестве христианства и рабства, Полосин пытается найти в библейских текстах двусмысленности и выбирает из множества возможных трактовок такие смыслы, которые были бы максимально оскорбительными для русских православных людей. Нам доказывают, что испокон веков мы жили в условиях подмены русского сверхчеловека иудейским раввином (раз Христос – «учитель», значит, пишет Полосин, он «раввин»); что православные предки наши были смиренными холопами; что русские цари «не имели ни капли русской крови»; что русские летописи – сплошной обман; что вера в царя (которую Полосин называет «политическим СПИДом») шла от безграмотности населения.

От истока и до наших дней, если верить Полосину, вся наша история постыдна только потому, что мы – православные люди: «…после введения греко-иудейского христианства весь национальный фольклор было объявлен «поганым». И то, что в фольклоре тянулось к единобожию, что служило целям национальной самоидентификации, рождению образа национального сверхчеловека, было подавлено, а самые невежественные суеверия выжили под иудейскими и греческими именами, остались непобежденными в мифах и сохранились до сих пор»; «…вся трагическая история России ХХ века – это по большому счету борьба русского народа с наследием византийского человекобожия за возвращение себе своего национально-духовного и политического суверенитета». Полосин разве что не поминает большевиков, поддерживая их за дело, которое они сотворили: «В ХХ веке произошел сознательный и решительный отход подавляющего большинства населения, воспитанного православной церковью, в публичный атеизм – случай беспрецедентный в мировой истории!»

В сравнении с этими русофобскими домыслами совсем мелким выглядят мысли Полосина о недопустимости «поддержки человеконенавистнического режима в Сербии», взведения соборной мечети в Кремле, прославление разного рода сект как способа самостоятельного общения с Богом и «прогрессивного государства» США, выдумки о том, что национальный доход Российской Империи на 40% формировался за счет торговли алкоголем и что 50% браков в России – смешанные, именование Владимира Крестителя «украинским князем» и тому подобное.

В том же духе и обоснование перехода в ислам: «Правславным я ничего не говорил, опасаясь, что со мной произойдет то же, что с леди Дианой, которая готовилась к принятию ислама» (МК 13.08.2001).

В целом же анализ полосинских нападок на христианство показывает, что им осуществляется сознательная ложь - ответы на свои обличения он прекрасно знает, имея соответствующее образование - в угоду высокопоставленным «исламским братьям», имеющим далеко идущие планы по поводу России.

 

Книга Л.А. Андреевой «Религия и власть в России» интегрирует философские и пропагандистские сочинения Али Полосина, повторяя его нелепые домыслы и иллюстрируя их другими домыслами и извращенческими анекдотами на темы истории России.

Андреева пытается доказать исконную неприемлемость христианства для славян: «Суть социального и политического опыта, нашедшего отражение в славянской мифологии, в корне отличается от соответствующего опыта, сформировавшего христианскую мифологию». Христианство выставляется в сравнении со славянским язычеством как мракобесие: «Вольнолюбие, презрение к рабству народоправство, радостное земное жизнестроительство, реализм – такова суть мировоззрения и миропонимания восточных славян». Но главное – отсутствие веры в божественное происхождение княжеской власти. Можно с уверенностью сказать, что последний вывод противоречит всей истории человечества, самой сути власти, которая от века всегда была связана с таинством и присутствием потусторонних сил.

Научная недобросовестность приводит Л.А.Андрееву к выдаче легендарной истории за достоверную. Причем касается это только идеализированного славянского язычества. Именно поэтому превозносится системность славянской мифологии, в то время как системность как раз свидетельствует о кризисе – это без труда можно проследить по хорошо известной греческой мифологии периода послегомеровской систематизации. Отсюда и неверная квалификация крещения Руси как навязывания – всего лишь на основании того факта, что князь Владимир однажды насильно загнал в Днепр киевскую голытьбу и скинул в реку идолов тогдашних «диссидентов». Налицо был как раз мифологический кризис у славян, разрешенный христианством.

Андреева не понимает, что прославляя пантеизм, она идеализирует расколотость этноса на племенные группы, идеализирует безгосударственное существование. Как следствие – отрицание истины за религией, явившей в истории консолидирующую силу. А также представление христианства в качестве источника деспотии, а дохристианских обычаев – как образца демократии (вечевой порядок). Невежество автора простирается и в богословскую сферу, где христианам преподносится рецепт, кого нужно канонизировать, а кого нет.

Методика пропагандистской работы, которой упивается Андреева под чутким руководством Полосина – соскребание из истории всего кажущегося сегодня нелепым или безнравственным и отнесения вместе с соответствующими домыслами к христианству и России. Византийский обычай насаживать голову преступника на кол становится особенно мерзким, когда представляется как нечто уникальное. Когда же вспомнишь, что такого же рода обычай задержался среди мусульман на несколько сот лет дольше, а чеченские бандиты услаждают себя отрезанием голов «неверных» до сих пор, понимаешь, что сочинение Андреевой носит характер политического заказа.

Возбудить противохристианские эмоции в писании Андреевой призваны такие элементы, как противопоставление русов-варваров и греческих святых, ратников Олега и защитников Константинополя, святого Дмитрия Донского и святого митрополита Киприана и т.п. Темный племенной этницизм должен в этом противопоставлении обращаться против святых – ведь в рамках такого мировоззрения русы не могут осуждаться христианами, не могут совершать ничего безнравственного. Одновременно сегодняшнее деление Европы и Азии по культурному основанию переносится в прошлое – мол, христианство следует считать вполне азиатским явлением, иначе говоря дикостью, а многие его элементы – прямо заимствованными из дикого деспотического Египта. Автор только «забывает» упомянуть, что просвещенные греки ездили в Египет и Азию за мудростью, а Европа периода упадка Рима и позднее может вполне считаться глухой культурной периферией «цивилизованного мира» того времени. К тому же русский князь Святослав, которого Андреева представляет европейцем, по свидетельству более осведомленных историков в личном качестве имел куда больше азиатских черт, чем европейских – европейский лоск тогда был бы тождественен самой отъявленной дикости.

Постыдным изобретением опуса Андреевой выглядит представление Петра Великого этаким неоязычником, будто бы поставившим государство выше веры и преодолевшим христианское возвышение монарха над государством – «политические реформы Петра I имели архаико-русофильские корни»; «была начата государственная кампания по искоренению клерикализма»; «создавалось впечатление, что ожила дохристианская Русь». При всей экстравагантности своих отношений с церковными иерархами, Петр почел бы такую оценку надругательством, а любой добросовестный историк – наглым искажением действительных обстоятельств того времени. Это искажение красной нитью проходит в андреевской оценке буквально каждого российского самодержца.

Чудовищным бредом выглядит такая историческая сумятица: «Христианство с такими атрибутами, как культу святых и мучеников, содержавшими в себе набор поощряемых властью нравственно-поведенческих установок для населения стало выступать в роли грандиозной системы пропаганды и политического имиджемейкерства». Такого рода абсурд лишь обильно сдобренный анекдотами минувших дней может пошатнуть некрепкий ум отечественного образованца, на рассудочные способности которого рассчитывают пропагандисты «Прямого пути», идеи которых прямо копируются Андреевой. Например, здесь присутствует знакомое прославление ересей, сект и даже масонства – этакого всенародного (или же светски-элитарного) обсуждения вопросов веры в духе современной либеральной практики забалтывания любого вопроса и бесконечных сомнений. Но главное – ненависть к русскому государству и его православным традициям, выраженная, прежде всего, в нападках на самодержавную власть – «православие переродилось в цареславие», констатирует Андреева. Но вовсе не для того, чтобы отыскать истинную форму власти, угодной Богу.

Вполне в духе «прямого пути» Андреева дает почти буквальное повторение большевистской агитки против Церкви: «На пути реформ встала консолидированная дворянско-бюрократическая сила, жившая за счет всего остального населения страны, прикрывавшая свой паразитизм догматами государственного Православия». Причем «государственное православие» Андреева практически отождествляет с иудаизмом, ставя в пример православным европейское христианство, будто бы демонстрирующее действительную приверженность Христу как богу любви и сострадания. (Тут звучит показательный термин – «социальное христианство»). Антиправославная русофобия, таким образом, полностью тождественна либеральным измышлениям.

Ненависть к России доходит у Андреевой до прямого оправдания цареубийц, которые «были избраны народом» (имеется в виду Уралсовет). А уж о Николае II и его правлении каких только небылиц не нагородила горе-историк мадам Андреева! Обсуждать их не хватит никакой бумаги. Только конспективно: к войне не подготовили оружия – как тогда потом четыре года этим оружием воевала вся страна в Гражданскую; распустив Думу, царь совершил государственный переворот – это могло прийти в голову только патологическому либералу, лишенному каких бы то ни было исторических знаний; царь виноват в войне с Японией – Андреева не знает о прямой агрессии японцев против российского флота и Китая – союзника России; царь виноват в развязывании Первой мировой войны – это подлый и безосновательный поклеп на Государя и Россию; арест большевистской фракции Думы был прямым нарушением закона – особенно предосудительно, с точки зрения либерального невежи, брать за ворот преступника в период военного времени. Нам эти пассажи стоит заметить лишь для того, чтобы предупредить очередной пропагандистский ход «Прямого пути».

 

Порохову, Полосина и всю их секту возбуждает пример Генона и Кусто, принявших ислам.

Что касается Кусто, то его приверженность исламу выглядит достаточно сомнительно. В действительности исследователь на закате жизни в очень преклонном возрасте не знал куда деваться от тоски по умершему сыну. А рациональной подоплекой, которую всегда ищут западники, считается «поразительный» факт – несмешение вод Атлантического океана и Средиземного моря, разных по плотности и солености. Отраженное в Коране этого вполне понятного для любого естествоиспытателя обстоятельства, как говорят, сильно потрясло воображение Кусто. Вероятнее же всего потрясение рассудка у прославленного исследователя океанских глубин произошло просто по возрастным причинам.

Геноновская экстравагантность ближе сектантам «Прямого пути» – они применяют на себя его выбор, одновременно оправдываясь и представляясь этакими европейскими новаторами. К тому же, как говорит Порохова «Коран не рассчитан на арабов, они только сохранили его от человеческого вмешательства». Поэтому, надо понимать, «русские мусульмане» могут считать себя избранной группой, для которой, собственно, Коран и предназначен.

Заметим, что Рене Генон пришел к исламу через теософию и спиритизм. Будучи в Каире, он попал под влияние суфийской секты французов, перешедших в ислам. В 1912 году Генон принял ислам очень своеобразно – не отрекаясь от христианства и полагая, что просто христианские обряды (знакомые Генону только по Европе) утратили «мистическое ядро» и стали формальными. Он думал, что меняет только обрядовую сторону, а Мухаммеда считал последним из пророков, учение которого лучше всего соответствует современности. Кроме того свой выбор Генон никому не рекомендовал, считая его чисто личной особенностью.

И этот путаный выбор Полосин, Порохова и их компания предлагают как «прямой путь»! Между тем это путь в Никуда и веры в Ничто.

Формирование нового, более справедливого и нравственного миропорядка, а прежде всего окажется предсказуемой и понятной для самих ее граждан и привлекательной для населявших когда-то Россию народов.

Перейти наконец от красивых слов к конкретным трудам по восстановлению Российского Государства, разрушенного большевиками, - в этом мы видим главную национальную задачу нашего народа.