С.С. Серебряков

 

Главное – правильно поставить диагноз

 

В Чечне «наводится конституционный порядок». Такова официальная формула, применяемая органами государственной власти и практически всеми официальными лицами. Другая общеупотребительная фраза, описывающая происходящее – «контртеррористическая операция». Ее осуществляют подразделения Вооруженных Сил, внутренние войска и специальные части милиции, подчиняющиеся МВД, а также другие специальные «силовые» ведомства. Справедливы ли подобные характеристики?

 

Разные взгляды на одно и то же явление

 

Нетрудно предположить, сравнивая два этих тезиса, что беспорядок, охвативший небольшую в общем-то по площади часть России, всего 90 тыс. кв. км, состоит в явлении терроризма, результатом которого оказался беспорядок, угрожающий, однако, самому конституционному строю. Как утверждают, общая численность формирований, участвующих в обеспечении порядка, составляет примерно 80 тыс. человек, из них 30 тыс. военнослужащие. Вместе с тем уголовный террор, учитывая используемые против него силы, странным образом оказывается неподавленным вот уже одиннадцать лет. И это несмотря на довольно решительную и энергичную позицию федеральной власти, поддерживаемую, как свидетельствуют социологические опросы, абсолютным большинством населения страны.

Складывается впечатление, что социально-криминальная болезнь, называемая терроризмом, не только приобрела в чеченской среде хронический характер, но и  перестала поддаваться лечению. В чем дело? В продажности государственного аппарата, готового за деньги торговать всем, вплоть до родной матери, слышим мы со стороны одних критиков. В превращении чеченской войны в выгодное коммерческое предприятие, обогащающее обе стороны – и федеральных чиновников, и чеченских вожаков, слышим от других. Ничего подобного, заявляют третьи, просто власть непоследовательна и нерешительна. Вместо того чтобы действительно искоренить кровавый уголовный разгул, она заигрывает с его главарями, надеясь руками одних чеченцев сломить противоправное сопротивление других. Да, с подобными оценками, тем более когда за ними убедительные аргументы, трудно не согласиться.

Нельзя не отметить и еще одного взгляда на вещи. Контртеррористическая операция, утверждают четвертые, это насилие над свободолюбивым чеченским народом, ныне воюющим, подобно американцам XVIII века, за свою независимость, это борьба с русским колониализмом за чеченскую свободу, а отрицательное отношение граждан России к чеченцам, ставшее всеобщим после захвата театрального здания в Москве, - «сумасшествие» («Новая газета» от 2.12.02). Известная своими прочеченскими статьями, эта газета утверждает:

 «столичный античеченский расизм, взлет которого мы наблюдали в первые после трагедии недели, теперь вошел в бытовое и рядовое русло. Жизнь чеченцев в Москве осталась не просто невыносимой — с наркотиками, подброшенными в карманы, с патронами, вложенными в руки, — эта жизнь превратилась в кошмар изгоя наяву, в беспросветный тупик, по которому, сколько ни топай туда-сюда, все равно никуда не придешь. И эти будни касаются всех — от семилетнего мальчика до восьмидесятилетнего старца».

Трогательное сочувствие ко всем чеченцам без разбору у г-жи Политковской, автора этих строк, сопровождается абсолютно противоположной характеристикой правоохранительных органов. Говоря о сотрудниках спецназа, она, например, подчеркивает, что их не готовят к борьбе с терроризмом, а «натаскивают на уничтожение террористов». Приведенная точка зрения, приписывающая русским прямо-таки расистские взгляды, доведена была недавно до логического конца. Их отношение к чеченцам она уподобила тому, как относились немецкие нацисты к евреям:

 «Когда в Голландию вошли фашисты, всем евреям было велено нашить желтые звезды для простоты определяемости. И тогда желтые звезды нашили все горожане, чтобы спасти... И евреев. И себя — от того, чтобы не превратиться в фашистов. У нас же в Москве теперь все наоборот. Когда власть вдарила по чеченцам, живущим рядом с нами, мы не нашили своих желтых звезд из солидарности с ними. И более того, занялись прямо противоположным: мы играем в «нацию победителей», мы выжигаем на их спинах «знаки отличия».

Оппонировать, тем более вступать в полемику с подобными утверждениями бесполезно. Если автор подменяет факты, имеющие для страны особое значение, вымышленными, оскорбляющими национальное достоинство измышлениями, объективную оценку событий - заведомой фальшью, выводя при этом справедливость, основу русского национального характера, за пределы нравственности, как это позволил себе А. Архангельский в «Известиях», то что это, как не умышленное и циничное злоупотребление свободой печати. При появлении подобных публикаций конечно же необходимы профессиональные увещевания коллег или «китайские предупреждения» Минпечати (но их-то как раз и не было), но они недостаточны. Здесь наступает время не решительных слов, а решительных действий служб правопорядка.

Когда же объектом защиты становится не отдельная личность, которой наносит ущерб единичное преступление, а правопорядок в целом, тогда особое значение приобретают не только методы, которые должны применять исполнительные органы власти, но и юридическая квалификация событий, в условиях которых им приходится действовать.

Как считает Политковская и ее сторонники, русские оккупировали миролюбивую Чечню примерно так же, как это сделали немцы, захватившие в 1940 году нейтральную Голландию. Поэтому действия чеченцев, создающих вооруженные отряды, убивающие госслужащих, захватывающие заложников, совершающие грабежи и насилие, минирующие, взрывающие, насилующие - правомерны. Они не преступники, а комбатанты, не душегубы и злодеи, а борцы за свободу и герои. Само собой понятно, что Масхадову, Закаеву, Яндарбиеву и им подобным необходимо, если они оказываются вне России, предоставлять политическое убежище, а не выдавать российскому правосудию. И властям России следовало бы признать их воюющей стороной и договариваться об условиях мира, а не вести войну, тем более на уничтожение (А. Паин, «Московские новости» от 21.11.02). Если же государство вступит с ними в борьбу, то оно, наращивая карательный аппарат, переродится, и очень быстро им же и уподобится (А. Асмолов, «Новая газета» от 21.11.02).

 

Все дело в том, какая преследуется цель

 

Действительно, даже если не принимать всерьез все те аргументы, которые исходят из интернациональной «политической фракции» чеченских боевиков, действующей не в горах Кавказа, а главным образом в Москве, то и тогда надо определиться с тем, как надо относится к «чеченской войне в целом». Пока что официально российская власть придерживается той точки зрения, что главная опасность - терроризм. По внешним проявлениям так оно и есть. Если сравнить более или менее известные преступления, совершаемые чеченцами на территории Чечни и за ее пределами, то они соответствуют тому, о чем говорится в статье 205 Уголовного кодекса России. В общей виде это

 «совершение взрывов, поджогов или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба, либо наступление иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти».

Федеральный закон о борьбе с терроризмом, принятый в июле 1998 года, относит к этому виду преступления также

 «посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений».

Таким образом, независимо от того, в каких формах выражается объективная сторона подобных преступлений, сам объект посягательства, с которым имеет дело терроризм, всегда один и тот же - общественная безопасность.

И когда политики в Вашингтоне или в Лондоне после 11 сентября 2001 года  ведут речь о международном характере войны, которую они и их союзники ведут против  терроризма, и в которой должна принимать участие также Российская Федерация, то они имеют в виду, прежде всего, именно эти общие черты, присущие терроризму. Где бы ни закладывались взрывные устройства и где бы ни разрушались дома или гибли люди от приведения их в действие, в Лондоне, Москве или Оклахоме, по формальным признаком это терроризм. Кто бы ни захватывал и ни убивал заложников, мусульманские фанатики, ирландские католики или чеченские вакхабиты, это – терроризм. Террористы, овладев самолетами, атаковали башни торгового центра на Манхеттене. Террористы взорвали американский эсминец, стоящий в Аденском порту. Террористы захватили заложников во дворце культуры Шарикоподшипникового завода на Дубровке.

Нанеся ущерб общественной безопасности, террорист достигает своей цели. Если при этом он остается на свободе, то может готовить новый террористический акт. Но террорист не ставит под сомнение конституционные основы. Терроризм не посягает на государственный строй, экономический уклад или политическую систему. Если преступление по внешним признакам аналогично тому, что описывает статья 205 УК РФ или закон о борьбе с терроризмом, но преступный умысел направлен на  подрыв конституционного порядка, то это не терроризм. Имя этого преступления – мятеж.

 

Нужен закон о борьбе с мятежом

 

Все дело в цели, которая при этом преследуется. Цель мятежа – свержение или насильственное изменение конституционного строя либо нарушение территориальной целостности страны.  При этом не столь важно, в каких формах он проявляется, какими способами осуществляется. Поэтому уголовный закон описывает их лаконично: «организация вооруженного мятежа либо активное участие в нем» (ст. 279 УК).

В отличие от терроризма, жертвой которого может быть не только безопасность, но личность и имущество, от мятежа страдает все что угодно. Для достижения его целей может быть совершено любое из преступлений, содержащихся в уголовном праве. Те же финансовые аферы, чтобы обеспечить мятеж деньгами, или материальные хищения, чтобы удовлетворить его потребности в средствах ведения вооруженной борьбы. Да почему только вооруженной? Микрофон, перо или банковские документы, те же авизо, мятежники используют наравные с автоматом, стингером или миной. И еще не известно, что эффективнее – диверсия или подкуп, клевета и ложь в средствах информации или захват бандой на несколько дней какой-нибудь станицы.

Чтобы яснее представить себе, чем терроризм отличается от мятежа, приведем пару примеров. В сентябре прошлого года Америка, конечно же, стала жертвой террористической атаки. Но мятежом там и не пахло. Картина, впрочем, стала бы другой, соверши тот же самый акт не неуловимая Аль-Каида или нищие талибы, а жители Техаса или Новой Мексики, провозгласившие крестовый поход против Конституции США. Если бы целью тех, кто учинял взрывы в Оклахома-Сити или Лос-Анджелесе, кто чуть ли не ежедневно совершает нападения на банки, школы или убивает полицейских, было бы не удовлетворение геростратовских комплексов, а нарушение территориальной целостности Соединенный Штатов, то нынешней администрации президента Буша пришлось бы действовать приблизительно так же, как администрации президента Линкольна в 1860-1865 годах. После того, как Южная Каролина и еще двенадцать штатов заявили о выходе из Союза, дело кончилось тогда войной «северян» против «южан», иначе говоря: наведением на мятежном Юге конституционного порядка. Другой пример – современная испанская Басконии. Там тоже взрывают жилые дома и административные здания, убивают полицейских, солдат и чиновников и захватывают заложников. Какая-то часть басков, стремясь нарушить территориальную целостность Испании и отделиться от нее, совершает акты террора. Но в Стране басков не происходит того, что имеет место в Чечне. Там нет вооруженных отрядов, нападающих на воинские части и населенные пункты, там нет муниципалитетов, где бы не действовали законные органы власти. Таким образом, бакский терроризм не перерос в мятеж, и испанским властям достаточно бороться с ним антитеррористическими методами.

Настоящий мятеж, в отличие от терроризма, характеризуется публичным характером; терроризм же предпочитает действовать исподтишка. Он – дело одиночек, на худой конец – сотен преступников, а мятежом заболевают десятки и сотни тысяч человек. Уже по одному этому признаку, заставляющему законодателя отличать его от терроризма, смешивать эти явления ошибочно. Тем более пытаться справиться с мятежом методами и средствами, которые уместны при  подавлении терроризма.

Чтобы понять, что в борьбе с чеченским мятежом недостаточны и неэффективны одни лишь  контртеррористические методы, достаточно познакомиться с федеральным законом о борьбе с терроризмом, неплохим по содержанию, но имеющим совершенно иной предмет регулирования. Что же касается мятежа, то эта социальная болезнь тоже вполне излечима, причем законными методами и при «минимизации последствий». Но для этого необходим специализированный закон о борьбе с ним. Если врач имеет дело со СПИДом или холерой, он вряд ли станет применять микстуры от кашля и прививки от гриппа.


Реклама:
-