Д.К. Столетов

 

Мы спим на вулкане

 

I

 

На протяжении последнего столетия Россия, как никакая иная великая держава мира, последовательно и самым радикальным образом отказалась от всех политических проектов, которые были у нее в руках, и которые она более или менее успешно реализовывала (правда, с различных, не совпадающих между собой ни в чем, точек зрения). Но наступал момент, когда всему приходил конец. Патриархальная монархия и православие, - в качестве доминирующей религии, - были сметены во время революции, начавшейся в 1905 и закончившейся, как утверждает большинство, в 1917 году. Низвержение социализма и марксизма, - в качестве господствующей  идеологии, - происходило в период другой революции, которую можно датировать 1989-1993 годами (тогда обошлись эвфемизмами: «перестройка, ускорение, реформы»). Ныне стало очевидным, что русское общество исторгает из себя капитализм и либерализм - как господствующую доктрину, еще совсем недавно, всего лишь 10 лет назад, обретенных под ликующие крики спадавших в истерику толп, собиравшихся на площадях обеих русских столиц.

Единственное, что все еще сохраняет эти пережившие себя формы, так это отсутствие еще одной революции, которая бы дала стране возможность, как заповедал один из позабытых ныне классиков немецкой философии, смеясь расстаться со своим прошлым. В третий, заметим, раз на протяжении одного лишь столетия. Но в отличие от Европы, у русских такой смех плохо получается. И здесь не гадятся даже натужные потуги разнообразных Жванецких, столь популярные во времена «перестройки», «ускорения» и «реформы». Все это вызывает уже не смех, а одну лишь горечь. К тому же общество, где сатира превращается в глумление, юмор в шутовство, а ирония в бесконечное самобичевание, – обречено.

Казалось бы, Россия перепробовала все теоретически возможные модели развития и у нее остается единственное, за что еще можно уцепиться – это абсолютное отрицание всего позитивного и положительного. Воплощением такой позиции может стать применяемый при проведении выборов органов власти лозунг «против всех!». В политологии такой образ мыслей чаще всего именуется анархией или негативизмом. Однако социальная анархия, иначе говоря: «политическое безвластие», не может вырасти на базе хорошо организованной, и успешно функционирующей системы экономических отношений. Анархии в социуме соответствует родственный ей хаос в экономике. И иного в истории не бывает.

Поэтому, когда обществу время от времени, обычно накануне очередных всероссийских выборов, предлагают, отбросив в сторону сомнение, ринуться к избирательным урнам, чтобы «проголосовать против всех», надо отчетливо, если угодно зримо, представить себе последствия подобного поведения. Голосуйте против всех, и хаос в стране обеспечен.

Конечно, отрицательное отношение ко всем без исключения партиям или всем кандидатам в депутаты, избираемым по мажоритарным округам, не возникает на пустом месте. Даже если отвлечься от вполне возможной в наше время искусственности такого настроения, создаваемого заранее спланированными манипуляциями средств массовой информации, но и ее вряд ли можно осуществить на пустом месте. Чтобы насадить ко дню голосования в головах десятков миллионов избирателей чувство всеобщего отрицания, как, впрочем, и чувство слепого обожания, что было продемонстрировано усилиями г-на Березовского и Ко во время президентских выборов 1996 года, для этого должны быть в наличии соответствующие материальные предпосылки. Если же их нет, то никакие TV, никакие русскоязычные радиоголоса ничего не добьются.

Речь при этом вовсе не идет об имущественном положении, о богачах, среднем сословии или нищем плебсе. Опыт показывает, что избирательные группы, в отличие от социальных классов, формируются в конечном счете по гораздо более сложным схемам, нежели можно было бы представить, опираясь на общеизвестные в России прописи того же марксизма.

За Ельцина, к примеру, голосовали отнюдь не одни лишь «новые русские» и их клака, купленная за гривенник, за «ваучер», за право безнаказанно спекулировать. Сторонников «всенародноизбранного» вдохновляли, прежде всего, проводившиеся от его имени рыночные реформы, результат которых не только ничего им не гарантировал, но наоборот, обрекал большую их часть на неминуемое разорение. Но они дважды отдавали ему голоса, как точно так же вполне осознанно одобрили в апреле 1993 года его экономические реформы, поставив пресловутые «да-да-нет-да» против соответствующих квадратов в бланках для голосования. Видимая бессмыслица такого голосования обретает значение и смысл, если обратиться к иной системе ценностей – к социальной психологии.

Всегда, когда социуму вдруг надоедают все политические цвета, когда он, внезапно утратив житейскую опытность, обращает в прах не только свое прошлое и настоящее, но и свое будущее, это значит, что в нем чувство здравого смысла сменилось нетерпением. При каких условиях незыблемая почва политического строя или экономического уклада начинает колебаться? Но почему? Из-за финансовых кризисов? Из-за внешнеполитических авантюр, закончившихся крахом и позором? Из-за беззастенчивой эксплуатации большинства меньшинством? Ничего подобного. Вот если образ жизни теряет привлекательность. Если ожидания не сбываются. Если власть катастрофически быстро теряет авторитет и на ее лозунги, идеи, символы никто, прежде всего чиновники, не обращают внимание, и игнорирование законов никого, даже трусов, не останавливает и не пугает. Вот когда наступает время переворотов или, если повезет, – «народного электорального бунта».

 

II

 

Виктор Гущин в книге «Глас вопиющего…», изданной в 1999 году, заявил, что «на арену политической жизни выходит новая общественная сила, которой принадлежит будущее». Он не столько увидел, сколько почувствовал ее в той части общества, которая стала после переворота 1993 года не уклоняться от участия в выборах, а голосовать, будь то партия или кандидат, по графе «против всех». Голосовавшие таким образом, утверждал автор, «самая думающая, во всяком случае ищущая, интеллектуально-задиристая, неравнодушная часть населения», «уже фактически наиболее политически активная» (с. 248).

Для любой теории, включая политологию, критерий истины – практика. Как и в 1999 году, в 2003 наш автор (статья «Против всех», ЛГ № 22 за 4-10.06.03) в качестве такой истины использует данные о результатах последних всероссийских выборов. Главный аргумент: «на выборах 1999 г. по сравнению с выборами 1995 г. почти втрое увеличилось число округов, где кандидат «против всех» занял места с 1-го по 4-е (170 и 60 соответственно)», а в ряде «региональных выборов, состоявшихся недавно (…) такое голосование перевалило за 40 процентов».

Если их интерполировать, то, по мнению г-на Гущина, выборы 2003 года принесут массу неожиданностей. По партийным спискам число «негативистов» составит 12-15 процентов и их обойдет лишь список КПРФ. Они победят в 20-25 одномандатных округах. Морально-политический авторитет Госдумы опустится до нуля. И помешать такому развитию событий могут лишь «сверхординарные политические усилия», но никакая группировка из так назвваемой элиты на это не способна.

В книге 1999 года автор утверждал, что «в России больше не осталось места для традиционной политики и самозванных политиков», в статье 1999 – что в массовом сознании «вызрел и набирает силу» некий синдром, суть которого в том, что на политическом Олимпе правые, левые и умеренные, либералы и консерваторы, патриоты и космополиты «себя исчерпали и не к чему не пригодны». Политики примелькались, слова затерлись, обещания обесценились.

Как полагает наш политолог, с 1985 года Россия пережила «два семилетних разрушительных цикла». Сначала были разгромлены идейно-политические основы социализм (1985-1991), затем сокрушены его социально-экономические, командно-административные и планово-централизованные цитадели (1991-1998). Но разрушителям никогда не стать строителями. «Из двух бульдозеров одного подъемного крана не соорудить». Наступил новый семилетний цикл, суть которого – «полное обновление политических элит». Голосование против всех, считает г-н Гущин, «как нельзя лучше» «откликается на этот вызов времени».

 

III

 

Так ли это на самом деле? Автор идеи пытается доказать ее истинность не с помощью прямых фактов, а через косвенные предположения. На голосование против всех власть накладывает юридические запреты. Такое голосование официозы отождествляют с предательством. Избирательные законы дают право агитации за такой способ голосования лишь партиям и кандидатам, непосредственно принимающим участие в избирательном процессе, лишая его всех остальных. Но если «новой общественной силе» - «негативистам», не будет предоставлено право широкого участия в выборах 2003 года на равных основаниях с разнообразными, грызущимися между собой «позитивистами», то, убежден г-н Гущин, произойдет «электоральная катастрофа», в результате которой представительную власть ждет «делигитимизация» и «сокрушительная дискредитация». И тогда коллапс парламента перерастет в системный кризис власти и к установлению режима прямого президентского правления. А оно, это правление, и осуществит полную смену политических элит.

Аргументам г-на Гущина невозможно оппонировать, потому что сами его рассуждения между собой никак не связаны и отчасти противоречат друг другу. На некоторые факты, относящиеся к делу, он вообще не обращает внимания.

Сосредоточившись на негативистах, г-н Гущин проходит мимо тех, кого можно назвать «болотом». Оно не голосует вообще. И его обитателей с каждым годом становится все больше и больше. Это не «молчаливое большинство» Соединенных Штатов сорокалетней давности, голос которого не был слышан, но которое все-таки являлось голосовать. Русское большинство, не участвующее в политической жизни страны, поражено синдромом тотального безразличия. Это существенно опаснее императивно-негативистского синдрома, которым так увлечен г-н Гущин. Когда гражданин отказывается от политики, он возвращается в состояние дикости, превращается из политического животного, как определил человека Аристотель, в животное натуральное, тем самым лишая себя права на свободу и обрекая на ту или иную форму рабства, на унизительную зависимость. В состоянии несвободы находится ныне уже чуть ли не половина взрослых жителей Российской Федерации. Но г-н Гущин делает вид, что этой проблемы вообще не существует.

В голосующих «против всех» наш автор видит могучую силу, способную обновить политическую элиту. Он представляет ее единым целым. Однако перед нами не социальное явление, а случайная, всего лишь статистическая  совокупность, интересы которой не совпадают. Точнее говоря – совпадают, но лишь по отношению к тем, кого они видят на избирательной дорожке. Это не болельщики одной команды, потому что каждый из них принадлежит к разным «клубам». Их не устраивают ни одна играющая команда, ни один политический спортсмен в индивидуальном зачете, но это вовсе не значит, что, став позитивистами, они сделают солидарный выбор. Наоборот, это единство, стоит сменить отрицание утверждением, негативное голосование на голосование «за», тут же обречено рассыпаться, обнажив свою мнимость. И окажется, что значительная часть так называемых негативистов самые упертые, зашоренные фанатики. И они голосуют против всех лишь потому, что фанатик-либерал не увидел на предвыборной арене неистовую Новодворскую, фанатик-левый – неистового Анпилова, а фанатик-консерватор – неистового Васильева, пожизненных лидеров ныне виртуальных «Демократического союза», «Трудовой России» и «Памяти»[1].

Г-ну Гущину кажется, что голосующим против всех принадлежит будущее, над которым реет стяг «обновления». На самом деле их значительная, если не большая часть – маргиналы, политическая богема, электоральный затон. Они принимают участие в голосованиях не потому, что у них есть положительная программа, а исключительно «из принципа», из снедающего их чувства протеста. Их «политическая активность» бесплодна. Это о них сказано – «слепые ведут слепых».

 

IV

 

Наш оппонент, сосредоточившись на собственной идее, не заметил, как попал в логическую ошибку, которая в его системе рассуждений вращается вокруг «прямого президентского правления». С одной стороны, он утверждает, что победа негативизма на парламентских выборов вызовет «кардинальную политическую реформу», предотвратив «электоральную катастрофу». С другой – что такая победа, наоборот, вызовет катастрофу, которая, после установления прямого президентского правления, неизбежно приведет к столь ожидаемой реформе.

Вот только с какой стати «полная смена политических элит», которую принесет стране либо прямое правление высшего должностного лица государства, либо парламентская победа тех, кому «на всех наплевать», окажется спасительной для России? Ведь у нее уже было одно прямое президентское правление, доставшееся Ельцину в 1991 году благодаря самоубийственному решению Съезда народных депутатов РСФСР, которое всего лишь оформило победившее в обществе стремление «все поменять». И оно действительно обернулось полной сменой элиты, разгоном представительных органов власти, распадом страны, экономической депрессией, сепаратизмом, мятежами, вымиранием населения и деспотическим по сути и комическим по форме правлением, продолжавшимся до 31 декабря 1999 года.

А что теперь? Разве существующая сейчас форма власти не является прямым президентским правлением, копией древнеримского принципата? Формально президентом В. Путин стал благодаря победе на выборах 2000 года. А на самом деле? Стал бы он главой государства, если бы его не выбрал и не возвел в ранг исполняющего обязанности президента его предшественник? В Риме судьбу Октавиана предопределил Цезарь, в Москве судьбу Путина - Ельцин. Разница между принципатом Ельцина и Путина состоит лишь в том, что первый осуществлялся при демонстративном игнорировании законодательных учреждений и самих законов, а второй – в согласии с парламентом, принимающим только такие законы, которые передаются ему на формальное утверждение из президентской канцелярии. И если прежний парламент всего лишь демонстрировал свою оппозиционность, не предпринимая ничего существенного, чтобы стать действительно уважаемым институтом власти, то нынешний парламент выражает по отношению к главе государства нечто вроде раболепия. Но что лучше – парламентская фронда или парламентское соглашательство? Однозначного ответа нет. В истории иной раз разгон парламента оборачивался благом, а иногда изгнание и даже казнь главы государства становилась единственно возможным выходом из политического кризиса. Все дело в побробностях, в конкретной ситуации.

Важной деталью современного периода является то, что в России после того, что с нею произошло, не осталось политической элиты. Реальная власть в стране принадлежит не элите, ею правят чиновники и стоящие за ними плутократические кланы разнообразного калибра, почему-то именуемые олигархией.  Не лучшие правят Россией, а своекорыстный союз денег, нажитых неправедным путем, и бюрократии, превратившей государственные полномочия в частную собственность, союз, в котором постепенно главную роль начинает играть не должность, а кошелек, не присутственное место, где надо давать деньги, а банк, где эти деньги можно получить. Таким образом, политическую власть, в которой воплощаются общенациональные идеалы, сменила власть частного своекорыстного коммерческого интереса, которому на Россию и ее будущее ровным счетом плевать.

Не надо ждать, когда голосование «против всех» делегитимизирует и дискредитирует представительную власть, как это следует из рассуждений г-на Гущина. Он не заметил, что этот процесс уже давно завершился. Вообще говоря, по-настоящему никакой традиции авторитета в такой власти и не было. На протяжении прошедшего века, где всегда доминировал не гласный или депутат, а чиновник, существовала лишь смутная надежда на представительную власть. Сначала в форме Учредительного собрания, потом в форме Советов, наконец – в виде так называемого парламента. И каждый раз представительство, не успев и не сумев укорениться, вырождалось в говорильню, в шутовство.

Парламентаризм должен опираться не на беспочвенные надежды, а на хорошо организованные гражданские институты, на экономически независимых и поэтому активных граждан, закрепляемый историческим опытом. Только тогда представительная система утратит декоративность и обретет признак настоящей власти – возможность устанавливать и осуществлять чрезвычайное положение. Но в России такие предпосылки и такой опыт неоднократно прерывались то в результате разрушительных внешних нашествий, то из-за внутренних неурядиц, то из-за разрухи, которая, как известно, всегда начинается с разрухи в головах.

 

V

 

Какой же выход можно предложить? Надежда нашего оппонента сводится к появлению в политической системе России «оппозиционной политической партии нового типа, не интегрированной во власть». Массовую базу такой партии он видит в той части граждан, которые голосуют «против всех». Он ошибочно полагает, что все они в состоянии не только протестовать, но и созидательно работать, «сначала искоренить, что мешает, затем утвердить, что помогает». Иначе говоря – прежде чем построить «наш новый мир», предлагается опять разрушить существующий до основания. Знакомая песня. И известно, чем ее массовые спевки заканчиваются, если ее исполняют на русском языке.

И уж совсем комично выглядит главное отличие партии нового типа от обычных, традиционных партий. Ее идеология, по-Гущину, должна строится не на «идее борьбы за власть», поскольку она «разлагает общество и развращает людей», а на «возрождении единой народной России». Ничего не имея против второй части уравнения, приходится возразить против его первой части. Разве можно ли добиться возрождения России, не стремясь во власть и не желая занять в ее институтах доминирующего положения? Здесь г-н Гущин не ошибается. Он лукавит. Точнее говоря – провоцирует на полемику.

Что же. Поспорим и здесь. Весь свой дуэльный порох наш оппонент истратил на доказательства того, что не нуждается показывании. И без подсчета голосующих против всех ясно, что на русской политической арене. Если иметь в виду не формальные самоназвания, а суть дела, нет пока что партии, которая бы ставила своей целью возрождение России. Не надо доказывать и то, что Россия нуждается в возрождении. Путь, на который ее вынес «рок событий», если его не поменять, неизбежно закончится распадом и гибелью, приметы которых уже явственно проступают. Промедление ныне означает смерть.

А что предлагается? Играть в голосования «против всех», строить партии, которые заведомо не пригодны бороться за власть в государстве, стремиться занять места в представительных собраниях, которые не имеют ни сил, ни желания выполнять властные полномочия. Вот что стоит за пафосными прогнозами и предложениями нашего публициста. Конечно, в смутное время и такие идеи могут вдохновить. Но ничего, кроме негатива, разочарования, уныния, у новобращенных не получится.

Вместе с тем г-н Гущин совершенно прав, утверждая, что существует объективная потребность в партии нового типа. Вот только надо понять суть процесса, который колеблет почву под ногами. А то, что она колеблется, уже не вызывает сомнения. И причины в общем-то ясны. За исключением десяти - максимум пятнадцати процентов, все остальное население России отторгает существующую систему социально-экономических отношений, воспринимает ее враждебно. Государственно-политический строй в той или иной форме не устраивает до семидесяти процентов граждан, имеющих право голоса. Даже в столице, где рыночная экономика и война всех против всех, сопровождающая такую экономику, устраивает большинство, даже здесь представительная власть избирается менее чем десятью процентами голосов. А то, что происходит в Москве, рано или поздно происходит по всей Руси.

Как бы не старались обратить на себя внимание существующие на подмостках политически сцены Россия скоморохи и лицедеи различных идеологических цветов, большая часть ее населения, нетерпеливое по природе, пока что пребывает в состоянии ожидания. Стране надоели актеры от политики, ей требуются герои. Но зная русскую историю, не приходится сомневаться, что это состояние вулкана. И настоящая тайна заключается в том, когда он проснется. Скорее всего это произойдет, если появится организация, способная перевернут страну с головы на ноги, не столько на знамени которой, сколько в ее сердце и душе будет написано всего лишь два слова «Возрождение России». Хотя бы в этом Виктор Гущин не ошибся.

 

16.06.03