НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ПРАВОПРЕЕМСТВО[1]

 

В конце 2002 – начале 2003 гг. экспертный совет Комитета по международным делам Совета Федерации и Комитет внешнеполитического планирования провели три круглых стола на тему: «Национальная идентичность и правопреемство». В них приняли участие Карлов Ю.Е., Коновалов А.А., Кортунов С.В., Краснов М.А., Мануильский Д.А., Микаэлян К.З., Пыхтин С.П., Салмин А.М., Зубов А.Б., Савельев А.Н. , Коробейников А.А., Соловьев В.М., Кикоть В.А., Чубайс И.Б., Махнач В.Л., Волков С.В., Дворкин В.З., Золотарев П.С., Барабанов О.Н., Ипполитов К.Х., Рогинко С.А., Гусев Ю.А., Дякин Б.Г., Лепский В.Е. Круглые столы вел С.В. Кортунов.

 

Часть 2

 

4. Историческое правопреемство. Границы исторической России

 

С.В.Кортунов. С точки зрения самоопределения России, ее идентичности, территориальный вопрос чрезвычайно важен. На первый взгляд кажется, что сокращение территории России в результате государственного распада СССР не имеет большого значения: ведь Россия остается еще огромной страной. К тому же развитие на рубеже веков мировых телекоммуникационных систем, новых средств транспорта, информационных технологий, экономических и финансовых форм взаимодействия во многом снизило значение географического пространства как такового.

Но это не совсем так. Пространство продолжает играть свою роль, в том числе и в качестве параметра, определяющего статус государства в мировой политике. Пространство, территория определяют границы государства, а, следовательно, и пределы распространения культуры, традиций, национального образа жизни. Они влияют на состояние экономики и международных отношений. Территория – это символ жизненных интересов, жизненное пространство этноса, гарантия его выживания, роли и места в сообществе других этносов. Поэтому территориальные споры и вызывают самые жестокие конфликты и войны. Территория – это необходимая часть национального самосознания и необходимое условие формирования или лечения национального самосознания. 

Нецивилизованный раздел СССР, при котором историческая  Россия потеряла свои исконные территории, равно как и последующая сдача ее геополитических позиций, произошли при попустительстве и поражении выросших из советской элиты (а точнее – денационализированной русской элиты) демократических сил, начавших преобразования, но сдавших затем страну российским псевдодемократам, также как и они, лишенным чувства здорового русского национального самосознания.

Для того, чтобы в конце 80-х годов состоялся цивилизованный раздел СССР, был обязателен учет воли народов, уважение их  добровольного выбора, переговорный процесс, учитывающий, какой народ, в каких границах вошел в состав России и в каких границах он провозглашает свое самоопределение. Беловежские соглашения, заключенные наспех, без предварительной подготовки и переговорного процесса, определяющего права и гарантии безопасности России как продолжательницы Советского Союза, судьбу народов, его населяющих, игнорировали интересы русских, безвозмездно вложивших свой труд в индустриализацию национальных окраин, протащивших другие народы на своих плечах от "дикого капитализма" до вершин человеческой цивилизации. Беловежские соглашения усилили катастрофические последствия распада коммунистического государства, поставили народы  бывшего СССР на путь бесконечных распрей и военных конфликтов.

Прошедшие одиннадцать лет показали, что тогдашние руководители Российской Федерации проявили поразительную беспечность с принятием условий, вернее, отсутствием каких-либо серьезных условий при подписании соглашений о ликвидации СССР, наивно надеясь на некую "самоинтеграцию" в рамках СНГ после ухода М.С.Горбачева. Опрометчивым и преступным было однобокое применение принципа территориальной целостности и нерушимости границ по отношению к самопровозглашенным государствам без соответствующего переговорного процесса по проблемам спорных территорий и границ, в обход права  народов  на самоопределение (в том числе, разумеется, и русского) - этого основополагающего принципа международного права. Практика показала, что происшедший при разрушении СССР насильственный процесс, проведенный вопреки воле миллионов людей, не может быть признан юридически состоятельным и окончательным до тех пор, пока не будут удовлетворены законные права и интересы всех народов, населявших Советский Союз, в результате цивилизованного переговорного процесса по мирному пересмотру преступных Беловежских соглашений.

Конечно, СССР был лишь искаженным воплощением исторической России, и Российская Федерация возникла на карте мира в результате распада как самый крупный осколок Советского Союза. Менее очевидно, однако, в особенности для остального мира, что в ее нынешних границах Российская Федерация оказалась случайно, исторически не предопределенно и юридически необоснованно. В результате бездарности союзной и советизированной российской политической элиты, недостаточной политической зрелости русской интеллигенции, сильно люмпенизированному населению русская нация, как и некоторые другие (осетины, лезгины, карабахские армяне и др.), оказалась искусственно разделенным народом. Нецивилизованный раздел СССР произошел  по чисто формальному признаку - по административным границам, до этого разделявшим единое унитарное государство на весьма условные региональные образования, с прозрачными и произвольными границами. Именно это национально-территориальное размежевание, проведенное большевиками в противовес губернскому делению царской России, стало  уже в наши дни источником кровавых этнических конфликтов.

И все же легитимность РСФСР и других осколков СССР неодинакова. Юридический статус новых субъектов международных отношений (бывших советских республик) ущербен еще и потому, что он лишен конституционной преемственности. СССР был объявлен распущенным антиконституционным путем, без проведения единой для всех конституционной процедуры выхода, в рамках которой все народы на территории пожелавших стать самостоятельными республик – независимо от численности населения – получили бы возможность самостоятельно принять решение о своей судьбе. С точки зрения юридической интерпретации права наций на самоопределение, именно это право и было попрано и заменено на «право территорий», которые все оказались не моно, а многонациональными государствами, а некоторые – «мини-империями». Конфликтные ситуации на Украине и в Казахстане, войны в Приднестровье, Абхазии, Осетии и Карабахе были прямо запрограммированы подобным нелигитимным разделом страны. В отношении РСФСР дело обстоит несколько иначе, ибо она единственная не заявила о своем выходе из СССР (хотя первая объявила о своей независимости) и теперь является продолжательницей международного субъекта, каковым являлся Советский Союз. Но поскольку Советский Союз в свое время прервал государственную правопреемственность по отношению к Российской империи, то и РСФСР, будучи продолжательницей СССР, в строго юридическом смысле слова не является автоматически правопреемницей Российской империи (по крайней мере, до тех пор, пока она сама об этом не заявит).

В этом состоит юридический парадокс, в свою очередь, рождающий политическую и историческую коллизию. Снять этот парадокс можно лишь одним способом: объявить Российскую Федерацию правопреемницей России, т.е. исторической России, существовавшей до 1917 года. И на то есть все юридические и исторические основания – была бы только политическая воля. Ведь если коммунистический СССР был отрицанием Российской империи и лишь искаженным воплощением исторической России, а новая демократическая Россия – отрицанием СССР, то тогда у нее нет другого пути, если она не хочет провалиться в «черную дыру» истории, как объявить себя преемницей именно прежней, дореволюционной России.

М.А.Краснов. К сожалению, этого до сих пор не сделано. Казалось бы, естественным шагом после падения коммунистического режима должно было стать восстановление прерванной связи с исторической Россией. У России есть правовая основа, с которой она могла бы себя связать. Это – Основные государственные законы 1906 года. Да, этот акт конституционного значения уже не смог бы действовать в полном объеме. Но он дал бы стране прочный духовно-правовой фундамент, восстановил бы нашу родословную. Сама история предстала бы перед нами тогда не в виде разрозненных кусков, обрывков и заплат, а как единая ткань. Наше общество избавилось бы от мучительного раздвоения сознания, которое подчас приобретает смешные формы, вроде рекламного соединения несоединимого: «Фабрика «Большевик» – Москва, 1855 год». И это избавление означало бы не плевок на тот или иной кусок исторической ткани. Оно означало бы обретение людьми понимания своей страны, того, чем в её истории нужно гордиться, а чего стыдиться; восстановление всей правды без лжи и умолчаний.

Но чем дальше, тем больше мы отдаляемся от понимания этой необходимости. Не дав советскому периоду объективную правовую оценку, по инерции воспринимая научно-технические, военные и культурные достижения как достижения самого коммунизма и не задумываясь, насколько далеко страна ушла бы вперед, не будь этого периода, мы продолжаем терзаться собственным двусмысленным положением. Оно отражается во всем – начиная с официальных символов и кончая вопросами государственных долгов и собственности. Страна который год не может четко определиться ни с друзьями, ни с противниками. В который раз мы пытаемся понять, кто мы в цивилизационном смысле – европейцы или евразийцы. У нас почти ни в чём нет определенности. Ни в оценке прошлого. Ни в восприятии настоящего. Ни в осознании образа будущего. Россия в тумане. И этот туман размывает все устройство жизни.

С.В.Кортунов. Новоогаревский процесс потерпел крушение именно потому, что преследовал цель сохранения модернизированного СССР, а не возрождения исторической России. Беловежский сговор, произошедший за спиной народов, был логическим продолжением этого процесса и его крушения. Россия, искусственно отождествленная с РСФСР, оказалась обокраденной. А преступные, установленные сталинскими картографами внутрисоветские границы, были жульнически представлены как якобы легитимные. В результате русские земли, формально отошедшие по этим искусственным и ранее никем не признававшимся границам (сталинская «нарезка»),  в одночасье оказались вне России и были закреплены за новообразованными государствами, спешно признанными Россией и мировым сообществом и теперь претендующими на статус «демократических». И это – несмотря на чудовищные нарушения прав человека и народов, «суверенитет и территориальную целостность» которых защищает это же «цивилизованное» мировое сообщество. Выделившись из состава СССР, новые государства, однако, не желают признавать права на самоопределение русских земель, незаконно оказавшихся  в их составе, т.е. в составе никому не ведомых доселе государственных образований.

Давно пора задать простой вопрос: в результате каких международно-правовых актов, будь то двусторонние или многосторонние соглашения, признанные другими государствами, произошло отчуждение от России ее земель, право на которые у нее ранее никто не оспаривал?

Такими актами международного права не могут считаться произвольно скроенные административные границы СССР (тем более, что он уже не существует). Эти границы юридически ничтожны. Русские земли могли быть переданы Украине, Казахстану, Грузии, Азербайджану, Молдове лишь в результате переговорного процесса. А коль скоро такого процесса не было, то эти земли нельзя квалифицировать иначе, как незаконно присвоенные чужие территории. Поскольку же советские границы являются не исторически возникшими, а искусственными, произвольными, а зачастую и насильственно установленными, то они не могут быть признаны границами исторической России. А так как границы, проведенные сталинскими картографами незаконны, не могут быть признаны  и искусственно созданные (а не сложившиеся в результате исторического процесса) в этих незаконных границах государства. Иная постановка вопроса вступала бы в противоречие с самой историей, не говоря уже об общепризнанных нормах международного права.

Нынешние границы Российской Федерации не могут быть признаны незыблемыми и потому, что они препятствуют воссоединению русского суперэтноса - ведь значительная часть русских, а также других народов, населявших СССР, объективно тяготеет к объединению в рамках одного государства. Не только русские, в состав которых входят украинцы и белорусы, но и казахи, абхазы, армяне, осетины, лезгины и ряд других этнических групп были отторгнуты от России помимо их воли. Более того, проведенные в ряде этих регионов выборы и референдумы однозначно свидетельствовали о воле людей к объединению с их исторической родиной, т.е. с Россией. Русские и другие народы не имеют права игнорировать волю и стремления этих людей. Ошибки и просчеты, обусловленные Беловежскими соглашениями, должны быть признаны, и их исправление должно стать частью новой национальной государственной политики России.

В.Л.Махнач. Для того, чтобы понять, что такое историческая Россия, каковы ее границы, необходимо представить себе исторические территории выделившихся из СССР государств. Например, в территорию исторической Украины (т.е. коренной, гетманской Украины, а точнее Малороссии) входят лишь Киевские, Полтавские, Житомирские и Подольские земли. Однако Новороссия, Левобережье (т.е. Черниговская, Сумская и Харьковская области), Донбасс, Крым (Таврия) – это не Украина. Это историческая Россия. Можно также вести переговоры о принадлежности Подкарпатской Руси (где до сих пор проживают русины) и Галиции.

Казахстан же вообще родился из «чрева» РСФСР, причем спустя почти три года после основания СССР. Соответственно, Беловежский акт 1991 года автоматически упразднил само существование Казахстана как такового. Казахстан не был субъектом СССР, не участвовал в его учреждении. Казахи всегда были составной частью русского этноса, составляя в советское время лишь около 14% населения Казахстана – ненамного больше, чем проживающие в республике немцы. Серьезные исследователи считают (и убедительно аргументируют эту точку зрения), что «казахи» и известные всем русские казаки – это, собственно, одно и тоже. До начала ХХ века казахов в России именовали киргизами. Затем их стали называть казаками. И только с 1936 года в русском языке было принято написание «казахи».

Нынешний Казахстан больше, чем наполовину состоит из чисто русских областей. Это большая часть бывших территорий четырех казачьих войск: оренбургского, уральского, сибирского и семиреченского (с центром Верный, превратившимся в последующем в Алма-Ату). Остальную территорию бывшей Казахской ССР можно, вероятно, считать историческим Казахстаном.

С Приднестровьем, вероятно, дело ясное всем: это исконно русская земля, а не какая не Молдова. Белорусы и русские – это вообще один и тот же народ.

Несколько сложнее дело обстоит с Грузией. В нынешних границах Грузия не существовала ни в XVI, ни в XVII,  ни в XVIII веках. Грузинского государства как такового не было. До середины XVII мир знал три независимых царства: Картли, Кахетию и Имеретию (Кутаис), а также четыре независимых от них владетельных княжества – Гурийское, Менгрельское, Самхе (т.е. нынешняя Аджария) и совершенно самостоятельную Абхазию со своей владетельной династией (Шервашидзе).

Не Грузия, а 7 (!) самостоятельных государств в разные годы и независимо друг от друга вошли в состав Российской империи под натиском империи Османской. Абхазия это сделала аж в 1810 году. Никакого отношения к этому грузины не имели. И в дальнейшем Абхазию ни в какое время нельзя было назвать частью Грузии, поскольку, в соответствии с традициями Кавказа, чтимых Россией, местное самоуправление всегда находилось в руках местной знати. Лишь во время Октябрьской революции меньшевистское правительство новоявленной Грузии номинально заявило свою власть над Абхазией. Реальную же власть оно также не получило. А в 1921 году в состав СССР вошла Закавказская Федерация, самостоятельным членом которой – наряду с Грузией, Азербайджаном и Арменией – была Абхазия. Она была частью Закавказской Федерации, а не Грузии!

В любом случае очевидно: если Грузия – не часть России, то с какой стати Абхазии становиться частью Грузии?! Требуемая Абхазией сегодня равносубъектность с Грузией есть не что иное, как уступка со стороны Абхазии. В конце концов, если исходить из некогда существовавшего «Закона о порядке выхода союзной республики из состава СССР», то Абхазия просто могла бы воссоединиться с Россией безо всяких там «равносубъектных переговоров» с Тбилиси. Поэтому Россия не может потакать насильственному поглощению Грузией Абхазии (и Южной Осетии). Это было бы грубейшим нарушением международного права.

Никогда до 1918 года не существовало такого государства, как Азербайджан. Присоединение к России Картли, Кахетии, Имеретии и Абхазии, что произошло против ее собственной воли (ни у Екатерины П, ни у Павла I, ни у Александра I не было даже планов переходить Кавказский хребет), привело Россию в столкновение с Ираном (Персией), под покровительством которого находились магометанские ханства, отрезавшие русские отряды от сообщения с империей, - Шемаханское, Нухинское, Бакинское, Эриван, Нахичеванское, Арцах и др. Большинство этих государств исторически входило в состав древней Армении (за исключением Бакинского), а никак не Азербайджана, который появился на карте только в советский период. Столкновение с Ираном вызвало две войны, закончившиеся присоединением всех этих территорий к России по Гюлистанскому (1813 г.) и Туркманчейскому (1828 г.) договорам. А поскольку армянские доминьоны, равно как и сама Армения, традиционно тяготели к России, то при выходе из СССР Азербайджан может претендовать лишь на территорию Бакинского ханства.

А.Н.Савельев. Я считаю, что единственная достойная цель, которая может в современной России вдохновлять политиков и неполитиков – это воссоединение страны.  Есть  доктрина советская - восстановление СССР, а есть доктрина имперская, традиционалистская. В докладе С.В.Кортунова я вижу эту имперскую традиционалистскую доктрину. Помимо решения задачи воссоединения здесь есть и определенная идеологическая нагрузка — продолжение той исторической линии, которая была прервана в России в 1917 г. Я совершенно согласен, что альтернатива большевистской диктатуре была. И могло не произойти этого разрыва преемственности. Просто историческая ситуация так сложилась. Она была совершенно непредсказуемой. За год — за два произошли события, которые потрясли весь мир. Никто их не ожидал. В истории есть определенная доля случайных событий. Но те силы, которые могли бы повернуть в этот момент Россию в другую сторону, не стали этого делать.

Второй момент, который мне кажется весьма позитивным, и который я горячо поддерживаю — это провозглашаемая задача: отнять знамя патриотизма у национал-большевиков и знамя демократии у либералов. Я бы не называл их правыми либералами, потому что это, собственно говоря, консерваторы. Речь, скорее всего, идет об ультра-либералах. Правые - это консерваторы. А тот, кто противостоит коммунистам и либералам - это тоже консерваторы. Поэтому по большому счету, перед нами консервативный манифест.

Ключевой момент, которым я считаю ошибочным, и который влечет за собой другие ошибки — это представление о том, что распад СССР был исторически предопределен. Получается, что распад Российской империи не был предопределен, а распад СССР был. Я думаю, что в случае с СССР также были и политические силы, и общественные настроения, которые могли бы повернуть ситуацию в другом направлении. Собственно говоря, выделение Российской Федерации из состава СССР было моментом национального самосознания. Другой вопрос, что это настроение было повернуто не в ту сторону. Мне кажется, что эта оценка сочетается с оценкой февральской революции, потому что правопреемство у нас не с дооктябрьской Россией, а с дофевральской. Февральский режим вовсе не был преемственен по отношению к предыдущему. В феврале 1917 года произошел переворот, который сломал историческую ситуацию и поставил ее под вопрос.

Что касается территориального вопроса, то, мне кажется, совершенно неразумно, например, предлагать какие-либо переговоры с Чечней не понятно с кем, и с Японией по поводу островов. Я сегодня прочел письмо известного советского диссидента Глеба Рара, который сотрудничал с журналом «Посев» и который поднимает эту проблему. И даже он пишет, что никаких оснований у японцев претендовать на эти острова нет. И у чеченцев тоже нет никаких оснований считать эту землю только своей. Хотя, вероятно, у каждого народа, который живет в России, должна быть своя священная земля. Но она не должна захватывать всю территорию какой-либо республики. Москва - священная земля для русских. Возможно, что и для других народов должна быть такая же сакральная территория. У чеченцев не было такой территории, они не были мусульманами, а были кочевниками. Передать им в управление часть горного района было бы неразумно. Это немедленно стало бы плацдармом для бандитизма. Тем более прецедент был: в 1996 г. им отдали всю Чечню. То есть фактически ей была предоставлена полная независимость. К чему привела эта независимость - всем известно.

С.В.Кортунов. Историческая трансформация страны от тоталитаризма к свободной и демократической модели развития, от административно-командной системы к рыночной экономике и правовому государству, от закрытого к открытому обществу (трансформация, заметим, которая еще далека от завершения), вероятно, могла быть проведена и без распада СССР, если бы не целый ряд грубейших стратегических просчетов, допущенных правящей элитой позднего Советского Союза. Большую долю вины здесь несет и национальная элита в целом. В этом - и только в этом - смысле можно и нужно говорить об общенациональном поражении страны в холодной войне. В особенности, если исходить из того, что Российская Федерация - это не бог знает откуда взявшееся государство, а продолжательница СССР и правопреемница Российской империи. В этом же смысле можно, вероятно, говорить о смысловом поражении Большой России: ее национальная элита оказалась в результате внутренней трансформации полностью деморализованной и расколотой, не способной осуществить  конструктивное обновление национальных ценностей и идеалов, создать жизнеспособную стратегию развития страны, выработать такие нейтрализаторы и иммунные  идеологические механизмы, которые свели бы на нет негативные разрушительные последствия неизбежного краха коммунистического режима.

Крушение СССР - это, несомненно, национальная катастрофа. Но катастрофы бывают трех типов. Это, во-первых, катастрофы исчерпания, при которых потенциал цивилизованного сообщества выработан и в связи с этим возникает цивилизационный фатум - смерть цивилизации. Это, во-вторых, катастрофы сдвига, при которых механизмы влияния общества на элиту и механизмы выдвижения обществом своего управляющего меньшинства становятся неэффективными. И, в-третьих, это катастрофы инверсии или инверсионные катастрофы, при которых происходит перерождение управляющих систем и их включение в новые шифры и коды при сохранении национальной идентичности. Катастрофа крушения СССР - это катастрофа сдвига и в какой-то степени - инверсии. Но никак не катастрофа исчерпания. А потому - это устранимая катастрофа. Новая модель национального развития должна учесть весь опыт катастроф, сопровождавших российскую историю, и содержать эффективные механизмы их предотвращения в будущем.

К.З. Микаэлян. Я хотел бы сказать два слова по поводу СССР и Чечни. Ни у кого не было программы преобразования СССР в Россию. Была другая программа: преобразовать Советский Союз как социалистическую империю в империю с более человеческим лицом. Эта программа потерпела крушение. Другой программы не было. Потому что в Политбюро не было русских людей, которые думали о России. Ни Горбачев, ни Ельцин, не другие тем более, не думали о России. Русская национальная элита ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС никакой силы не представляла. Национал-большевиков как таковых не было. СССР с самого начала был обречен как пролетарское государство, а не русское национальное государство, как государство коммунистическое, безбожное, какое-то  экспериментальное  государство,  основанное   на  ложных, псевдоинтернациональных  идеологических  основах.  Но  перспектива перерастания СССР в русское национальное государство - это вопрос интересный.

Что касается февральской революции, то это была великая бескровная революция. Она могла бы превратить Россию в Америку в XX веке, если бы не контрреволюционный октябрьский переворот. Она могла бы преодолеть вековую отсталость России. К сожалению, в февральской революции превалировали социалисты марксистского толка, потому она и проиграла.

А.Н. Савельев. Кстати, вы знаете, что Учредительное собрание началось с пения Интернационала?

К.З. Микаэлян. Да. Это была катастрофа. А нам надо понять, что период с февраля по октябрь 1917 г. - не изученный период истории России. Февральская революция могла победить. А считать контрреволюционный октябрьский переворот предопределенным, мне кажется преступным. СССР был обречен именно потому, что в нем не было русской национальной идеи - о том, как превратить СССР в Россию.

А.Н. Савельев. Я согласен с тем, что режим был обречен. Но государственная территория под названием Советский Союз не была обречена на распад. Во власти не было людей, ориентированных на русскую национальную идею, но в обществе такая идея была, и были общественные организации, которые ее продвигали. Патриотизм советский мог перерасти в патриотизм российский, но этого не допустили.

К.З. Микаэлян. В КПСС и в Политбюро не было такой силы, которая могла бы превратить СССР во что-то русское, с русскими территориями. Узбекистан, Казахстан, Киргизия, Азербайджан и другие республики за советское время доросли до независимых государств. Коммунистический режим, советский строй вырастили многонациональные   государства. Это было главное преступление большевиков. Они расчленили Россию на республики вместо губерний. Назарбаев и Алиев -   это не Лигачев и не Горбачев, а националистические силы, выросшие в лоне советской деспотии. При распаде СССР некоторые его регионы должны были неизбежно быть потерянными. Однако Украину, Белоруссию и Закавказье можно было бы удержать в составе новой России. Прибалтика и Узбекистан ушли навсегда. Я не знаю такой русской силы, которая могла бы их удержать.

Уравнять Россию и РСФСР было преступление со стороны русских национальных сил, которые были очень слабы, и сейчас они слишком слабы. Русские были первыми порабощены в Советском Союзе. И русские, несомненно, должны были выделить свое государство из СССР, но только в другом составе. В этом - бездарность русской национальной элиты, которая не смогла за собой увести Украину, Белоруссию и Закавказье и часть Казахстана. Эта бездарность - предмет спокойного обсуждения.

А.Н. Савельев. С этим я полностью согласен.

С.П. Пыхтин. Ошибочно представление, что не было работ, которые рассматривали ситуацию, что будет после краха коммунистического режима в России. Такие работы были у Ильина, у Солоневича. Они предвидели, что режим обязательно падет, что он исторически обречен.

Я согласен с тем, что режим был антинационален. Он был принципиально антирусским, он был русофобским. Я думаю, что это было связано с той господствующей доктриной, которую разделяли лидеры победившей партии. Если мы посмотрим работы Ленина до 1917 г., то они просто напичканы какой-то зоологической ненавистью к русским. Например, утверждение о том, что Россия - это тюрьма народов, которым Ленин активно пользовался. Он говорил о том, что примерно 60% территории Российской империи - это колонии, а русские, точнее великороссы, угнетают местное население. Требование расчленения страны было частью политической программы РСДРП. Но когда эта партия с таким настроением, с таким отношением к собственной стране пришла к власти, логика событий заставила ее менять подходы, если не в доктринальном смысле, то в политической практике. 1920 год завершился двумя событиями: походом Красной армии на Варшаву и штурмом и последующим захватом Красной армией Бухары, т.е. Бухарского эмирата. А ведь Бухара никогда не была частью российского государства. Большевики, когда они из оппозиции превратились во власть, все-таки восстановили территориальную целостность России в другой оболочке.

Я полагаю, что февраль все-таки был заговор, а не революция, заговор против существующей власти, против Государя Императора, заговор, в который были вовлечены высшие чины армии.

Россия была в состоянии войны, и правящий класс сделал все, чтобы эта война закончилась победоносно. На протяжении потом лет двадцати все делалось на тех ресурсах, которые были накоплены до февраля 1917 г. Оценивать февральские события положительно довольно трудно. Потому что эти события привели не к победоносному завершению войны для России во главе уже с либералами и Временным правительством, а ко всеобщему хаосу, которым и воспользовались большевики. Поэтому большевики сыграли тогда достаточно позитивную роль. Я, по крайней мере, не вижу другой силы, которая в тот момент была способна железом и кровью восстановить целостность российского государства.

Мне кажется, историю нельзя начинать с февраля 1917 г. Февраль 1917 г., также как революция 1905 г., были предопределены. Но русскую историю, я согласен, нужно рассматривать целостно, как непрерывный тысячелетний процесс, не вырывая из него ни одного элемента, не забрасывая  ни один момент грязью, но при этом достаточно объективно и критично рассматривая все его периоды.

А.А. Коновалов. Я здесь, наверное, самый чужеродный элемент. Тема мне чрезвычайно интересна, но со многими выступлениями я категорически не согласен.

Я считаю себя либералом и не понимаю, зачем надо у  кого-то вырывать какие-то знамена. Драка за знамена никакой пользы стране не принесет. Второе, что я не очень понимаю и приветствую - это дискуссию о том, был ли обречен Советский Союз или нет. Вы говорите, что как политическая система - он был обречен, а как территория — нет. Как территория могла сохраниться при обреченной политической системе? На мой взгляд, Советский Союз был обречен с самого начала. И его распад - это плата за 80 лет безбожного, антирусского, антинационального и самое главное, экономически абсолютно неэффективного, режима. Этот режим должен был умереть тем или иным способом, не обязательно способом Беловежских соглашений. Но то, что эта страна была обречена на распад, и это было платой за тот выбор, который она позволила над собой сделать за 80 лет до этого, на мой взгляд, факт, вокруг которого особо спорить и не приходится.

Пара слов относительно практических рекомендаций. Заявление о правопреемстве Российской Федерации по отношению к исторической России. О невозможности признания административных границ СССР. Это взорвет СНГ, хотя СНГ мне совсем не жалко. Это прямое объявление войны фактически всем соседям России. Я предвижу их реакцию. Мы к этому готовы?

Я также критически отношусь к праву наций на самоопределение. Наверное, больше бы стоило говорить о принципе нерушимости границ, как это записано и в Уставе ООН, и в Хельсинкских документах. Но жизнь меня все время корректирует. Хельсинкский Заключительный акт был подписан в 1975 г. 35 государствами. Это была вся Европа плюс США и Канада. А сейчас только в Европе 55 официально признанных государств. И никто не скажет мне, что это конечный вариант европейской политической карты. Есть оценка американского разведывательного сообщества, что век, в который мы с вами вступили, вовсе не будет веком спокойствия и благоденствия, а будет веком нового государственного строительства, основанного на реализации права наций на самоопределение. И говорят, что в XXI веке число государств-членов ООН может увеличиться на 100-200 единиц. Насколько я помню, Бисмарк говаривал, что «государства строятся железом и кровью». И если мы выбираем этот путь, то мы, по крайней мере, должны представлять, сколько нам потребуется железа и сколько крови. И есть ли у нас сегодня эта пассионарность? Почему, собственно говоря, когда Советский Союз развалился, никто не пошел «воевать» Севастополь? И никто не потребовал: «Отдайте наш Крым, он передан Украине незаконно».

К.З. Микаэлян. Не было национального духа. И только потому!

А.А. Коновалов. У нас пустая Сибирь напротив переполненного, вот-вот прорвущегося Китая, у нас масса проблем внутри.

Следующая рекомендация. Начало переговоров с Чечней о предоставлении ей независимости в разумных границах в горной части этого края. Какие чеченцы согласятся, что чеченские земли располагаются лишь в горной части этого края? И почему именно там? А до Терека - это не исконно чеченские земли? Это всего лишь наша точка зрения.

Здесь говорилось о том, что столицей четырех казачьих округов был город Верный, который затем был переименовал в Алма-Ату. Но когда столицу эту основывали, там что, было пусто, никого не было? Наверное, там ходили какие-то кочевые или оседлые казахи. Я понимаю, что их было немного. Иначе Ермак Сибирь бы не завоевал.

Следуя этой логике, крымские татары могут объявить своими исконными землями территорию Крымского ханства. Почему Казанское и Астраханское ханства должны быть в составе России? Путь раскапывания исторических карт и определения чьих-то исконных земель - это возможное решение, но он обязательно ведет к большой крови. А почему Арарат не в Армении?

К.З. Микаэлян. Будет!

А.А. Коновалов. А почему креста над Софией нет?

К.З. Микаэлян. Будет!

А.А. Коновалов. Почему проливы не наши?

К.З. Микаэлян. А почему Вы хотите поставить точку в развитии мировой истории?

А.Н. Савельев. Конечно! История продолжается. Какие-то территории будут объединяться, какие-то дробиться.

К.З. Микаэлян. Вот сербы создали Сербское государство. Югославии нет. И в этом нет ничего страшного. А могли бы создать и великую Сербию! Если бы не ошибка Милошевича и югославских коммунистов. Причем все это было бы сделано без крови. Словакия и Чехия разделились без крови. Зачем пугать?

А.А. Коновалов. Про Югославию Вы мне не рассказывайте! Там стоит 40 тыс. иностранных войск!

К.З. Микаэлян. И в России стоят войска. А кроме того, стоят атомные боеголовки. Какая может быть война против России? Зачем пугать Россию войной?

А.А. Коновалов. Мы воюем без атомных боеголовок с Чечней и ничего завоевать не можем.

К.З. Микаэлян. И не надо там воевать!

А.А.Коновалов. А кроме того, ядерное сдерживание обладает парадоксальным свойством. В тех случаях, где оно работает как сдерживание, допустим, в отношениях России и США, оно совершенно не нужно, поскольку на нас никто не собирается нападать. А там, где надо бы сдержать, оно оказывается совершенно неэффективным. Оно не сдержало ни англо-аргентинский конфликт, ни конфликт в Югославии, ни конфликты внутри России. Что нам дало ядерное оружие? Только головную боль. Нам надо было увозить тактические ядерные устройства с Юга России, чтобы их чеченцы не захватили. Больше никакой военной роли это оружие не сыграло.

Теперь о переговорах с Японией по урегулированию территориального вопроса. Из всех политических партий и организаций, какие я знаю в России, никто не согласится пойти на такие переговоры с Японией. Даже самые либеральные говорят, что в лучшем случае к этому вопросу можно вернуться через 50 лет. Конечно, принадлежность Курил к России — не бесспорный вопрос.

Начало цивилизованных переговоров с Украиной, Казахстаном и другими государствами об урегулировании территориальных вопросов. Можете ли вы представить себе украинское правительство, которое пойдет на такие переговоры с Россией? Послать Кантемировскую дивизию в Киев — это я еще понимаю. Это сумасшедшая, но все же рекомендация.

К.З. Микаэлян. Но западные немцы 50 лет ждали объединения с ГДР! А русским вы отказываете в праве воссоединения!

А.А. Коновалов. Если у русских есть настроение, силы, желание и ресурсы воевать - флаг им в руки!

К.З. Микаэлян. В первую очередь должна быть политическая воля, как у немцев.

А.А. Коновалов. У немцев ровно за два года до воссоединения началось обсуждение Конституции. И все немцы в один голос говорят, что если бы не подарок, который мы им сделали, они приняли бы через год изменение в Конституции и согласились бы с существованием двух германских государств.

С.В. Кортунов. Тем не менее, все же этого не произошло.

А.А. Коновалов. Признание независимости Абхазии, Южной Осетии, Нагорного Карабаха и Приднестровья с последующим включением их в состав России. Как Карабах в состав России включать? Я уже не говорю о Приднестровье? Это ведь эксклавы!

К.З. Микаэлян. Ну и что! Таких примеров сколько угодно! Например, Калининград.

Д.А. Мануильский. У нас огромные проблемы с Калининградом. Мы не знаем, что с ним делать.

К.З. Микаэлян. Не знаете — не делайте!

А.А. Коновалов. На мой взгляд, это рекомендация по началу боевых действий и выходу из мирового сообщества. Нам будет устроена страшная обструкция. УНА УНСО уже заявила, что в ответ на любые попытки России включить в свой состав Крым, они пойдут на русских с автоматами.

К.З. Микаэлян. Это все несерьезно.

А.А. Коновалов. Украина выковывает украинскую нацию из материала, который никогда нацией не был. Для того, чтобы выковать нацию, Украине нужен внешний враг. Бессмысленно говорить о том, что Севастополь — город русской славы. Это город имперский. Нахимов командовал обороной Севастополя, а матросом на четвертом бастионе был Кошка, взятый из ближайшего хутора. И никто тогда не делил русских на великороссов, малороссов и белорусов.

К.З. Микаэлян. Кошка и не знал, что был украинец. Он считал себя русским.

А.А. Коновалов. Скажите белорусам, что они не народ, а лишь часть  русского народа, и получите огромную демонстрацию. Они считают сегодня, что они седловидное государство между православной Россией и княжеством Литовским.

А.Н. Савельев. Это неправильная информация. Такого нет. В лучшем случае — это лишь неофициальная позиция определенных маргинальных сил в Белоруссии. Белорусы говорят: мы с русскими единый народ.

А.А. Коновалов. На мой взгляд, с точки зрения политической рекомендации, эта рекомендация — поджечь забор у соседа и посмотреть, что получится. Авось на нас пожар и не перекинется. Сами термины «исконно русская земля», «исконно армянская земля» вызывают сомнение.

К.З. Микаэлян. По-вашему выходит, что исконно немецкая земля и исконно французская земля могут быть, а исконно русской нет?!

А.А. Коновалов. Австрия и Бавария всегда воевали против пруссаков. А теперь Австрия — суверенное государство, а Бавария находится в составе Германии. И все говорят на одном языке.

К.З. Микаэлян. Вот и пусть будет Украина, но без Крыма. Пожалуйста, кто возражает?

А.А. Коновалов. Я тоже не могу понять, почему Крым — это не Россия, а аул Самашки — это Россия?

К.З. Микаэлян. Вы пугаете войной!

А.А. Коновалов. Я никого не пугаю. Мне уже боятся нечего. Моя позиция — это позиция аналитика. Хотим воевать, давайте воевать.

Д.А. Мануильский. Я не понимаю, например, таких вещей, как рекомендацию начать переговоры с чеченцами. Я считаю, что переговоры с чеченцами можно вести только в одном случае и на одну единственную тему, а именно — на тему безоговорочной капитуляции. Больше ни о чем. С этими негодяями переговоры вести нельзя.

Второе. Что касается Японии. Этот вопрос можно рассматривать с нескольких сторон: политической, юридической, экономической. Я, честно говоря, не специалист в этом вопросе. Но я хорошо помню, что в этом вопросе — специалист Олег Николаевич Хлыстов, бывший заведующий договорно-правовым отделом МИД СССР, и в частности, профессор МГИМО. Насколько мне помнится, он недавно выступал по телевидению на эту тему. Он там сцепился с Жириновским. Вот Хлыстов знает этот вопрос очень хорошо. И он подтверждает, что наши юридические позиции в этом вопросе достаточно прочные. И вообще, честно говоря, я понимаю предложения по началу всевозможных переговоров как попытку смешать на доске все фигуры, т.е. начать переговоры с чеченцами, начать переговоры с японцами, и таким образом сделать возможными переговоры с украинцами по Крыму, по Казахстану, Абхазии, Карабаху и т.д.

К.З. Микаэлян. Угадали!

Д.А. Мануильский. Я абсолютно согласен с коллегой Коноваловым. Мы можем, конечно, говорить, что никогда никакой войны с Украиной не будет. Что УНА УНСО — это жалкая горстка последышей лесных братьев, недобитых нами в 1945-1947 гг. Но действительность может быть другой.

У нас еще есть попытка заигрывания с украинским национализмом. Так я это расцениваю. Насколько мне известно, добрых чувств по отношению к России на Украине не проповедует никто, по крайней мере, из тех людей, кто имеет возможность влиять на принятие решений. Подвергаются гонениям русский язык, русские школы, русские общины и организации, и всем этим руководит львовская компания. В отличие от России русские над украинцами максимум могут пошутить по поводу сала в шоколаде, т.е. по-доброму, а не по- злому. На Украине — совсем по-другому. Там проводится именно антирусская линия.

С.В.Кортунов. Российско-украинские отношения имеют наиважнейшее значение. Пора признать и открыто об этом заявить: украинцы и русские – это разделенная нация. Однако не Россия, как некоторые полагают, отделилась от Украины. Произошел внутриэтнический раскол, утрата внутриэтнической солидарности, что, конечно, является национальной, общерусской катастрофой, но не концом русской истории, истории русского народа. «Украинизация» Украины была спровоцирована не суверенитетом РСФСР, а в первую очередь утратой русским суперэтносом своего национального самосознания в результате последствий событий октября 1917 г.,  и только во вторую очередь -  распадом СССР.

Однако неверно утверждать, что независимое украинское государство строится исключительно на антирусских позициях. Жители Украины подчас демонстрируют, что они являются больше русскими, больше ощущают сопричастность к одному и тому же русскому пространству, чем жители нынешней Российской Федерации. Оно строится скорее на позициях антисоюзных, даже антимосковских. А это большая разница. Бежали не от русских, а от советских людей, вернее от советской партноменклатуры, сидящей в Кремле. И сейчас бегут не от русских, а от тех, кто не помнит своего родства, но пытается предъявить свои права на русские земли, оказавшиеся в составе Украины. Возмущение и обида адресованы с их стороны именно этим, отнюдь не русским людям.

Нашим национальным интересам вредят, конечно, всплески эмоций по поводу «утерянного русского Крыма». Но во сто крат больше им вредит неспособность русских назвать себя русскими, неспособность преодолеть в себе комплекс «совков», «беловежских людей». Именно это закрепляет распад СССР, отделение Украины от России.

Верно, конечно, что украинцы воспринимают граждан Российской Федерации не как русских, не как носителей русского государственного первородства, а как равных им в правах граждан СССР. Однако эта логика останется незыблемой лишь в том случае, если мы и впредь будем соглашаться с тем, что все мы – и русские, и украинцы – совки, «беловежские люди», неспособные обрести национальное самосознание. Русских не воспринимают русскими лишь потому, что они об этом не заявили и не ощущают себя таковыми. Имеются в виду, конечно, не просто словесные декларации, а реальная, осмысленная, внятная (отнюдь не агрессивная), долгосрочная политика. Для этого именно в России надо постоянно помнить о том, что мы – не «беловежские люди», а русский народ.

К.З.Микаэлян. Будущее России невозможно предугадать на основе опыта других стран, ибо никакая другая страна не прошла такой богоборческий путь, как она. Ни одна страна не прожила столь долгий срок в условиях тоталитаризма. Ни один народ мира в ХХ веке не пережил столько страданий и испытаний, сколько пережил русский народ. 75 лет преобразовали его, наложили на его духовный облик такой отпечаток, который, быть может, не сотрется на протяжении еще многих десятилетий. В связи с этим возникают многие вопросы. Не является ли политический раскол в обществе, отсутствие в нем единства, недоверие к власти со стороны народа и как следствие отсутствие политической воли у руководства страны принимать ответственные решения, которые поддерживал бы народ и которые обеспечивали бы динамичное развитие, – результатом до сих пор не окончившейся в умах и душах гражданской войны? И не является ли отсутствие осуждения преступлений большевиков, покаяния на государственном (а возможно, и всенародном) уровне главной причиной беспринципности при определении и защите национальных интересов, размытости этих интересов в целом? 

Для ответа на все эти вопросы следует признать раз и навсегда: историческая Россия не тождественна советской РСФСР. Подмена России «РСФСРом» – величайший и беспрецедентный обман во всей мировой истории. И этот обман – чрезвычайно опасен. Ибо он представляет собой мину замедленного действия, провоцирующую, с одной стороны, пораженчество и национальный нигилизм, а с другой - русский реваншизм, шовинизм и агрессивность, смехотворные претензии на исключительные зоны влияния на всем постсоветском и постсоциалистическом пространстве, иллюзии возрождения СССР и создания новых блоков в противовес западным.

С.В.Кортунов. Если Российская Федерация захочет, наконец, стать не осколком СССР (пусть и самым большим), а исторической Россией, то она, наряду с решением проблем правопреемства, не может не признать волю других наций (которые выразили ее разными способами, включая вооруженное сопротивление), восстановить свое естественное право жить в составе российского государства. Абхазы, лезгины, карабахские армяне также не согласны с теми формальными границами, из-за которых они в одночасье, в результате Беловежского сговора, не считавшегося ни с их волей, ни с нормами международного права, оказались в составе других государств. Теперь они хотят восстановить свое естественное право жить в составе российского государства. Это вовсе не означает, что Россия должна воевать со своими соседями (как утверждают противники России, которые шантажируют этим ее и мир) за то, чтобы восторжествовала справедливость, и национальные интересы России и ее союзников были законно удовлетворены. Во-первых, некоторые войны уже состоялись, и речь идет о признании их результатов как ясно выраженной воли народов. Во-вторых, Россия должна настаивать на том, чтобы мировое сообщество уважало права всех народов без исключений, исходило из реалий прошлого и настоящего, обеспечило мирный, переговорный процесс восстановления исторической справедливости. С этой целью могут быть использованы референдумы под эгидой международного сообщества, итоги которых и должны, в конечном счете, определить судьбы людей. Возможно, это должно стать предметом переговоров России с ООН и ОБСЕ, а главное – с влиятельными кругами Запада.

Суть позиции, которую Россия должна занять и твердо отстаивать, состоит в том, что крах коммунистического режима, социалистической системы, СССР - это не только возникновение новых и возрождение старых государств, но и возрождение и становление исторической России. Этот процесс начался в 1991 году и не может завершиться подписанием Беловежских соглашений. Соответственно, процесс формирования новых независимых государств не может быть признан окончательным до тех пор, пока не будут удовлетворены законные интересы всех народов Большой России на принципах соблюдения фундаментальных прав человека, без чего не может быть ни мира, ни стабильности, ни развития. При этом Россия имеет полное право оставить за собой территории в рамках исторической России. Определение этих территорий – предмет переговоров. Твердая, но разумная позиция России имеет большую вероятность встретить понимание и поддержку со стороны как Запада, так и Востока.

К.З.Микаэлян. Первыми шагами обновленной национальной российской политики могли бы быть:

-                        заявление о правопреемстве РФ и исторической России, о невозможности признании административных границ СССР в качестве государственных, о незаконности присоединения русских земель к новым независимым государствам;[2]

-                        начало переговоров по цивилизованному пересмотру Беловежских соглашений; переговоры с Украиной, Казахстаном и другими государствами об урегулировании территориальных проблем, созданных в результате преступной национальной политики большевиков, и о бескровном восстановлении территориальной целостности исторической России;

-                        признание независимости Абхазии, Южной Осетии, Карабаха и Приднестровья с последующим их включением после проведения референдумов в состав России.

Позиция России должна быть очень проста и понятна: Россия не возражает против отделения от нее других государств, но при этом оставляет за собой территории в рамках исторической России. Если Украина, Казахстан, Грузия и другие бывшие советские республики хотят стать независимыми государствами – пусть это делают, но в пределах своих исторических территорий.

Россия как продолжательница СССР и правопреемница Российской империи несет ответственность за мир и стабильность, в первую очередь, на всем постсоветском пространстве. Ее национальные интересы, права и обязательства - это интересы, права и обязательства не только тех, кто с 1991 года оказался гражданами Российской Федерации, но и всех тех народов и этнических групп, права и интересы которых оказались попранными и ущемленными в результате нецивилизованного раздела СССР.

Твердо заявив о своей государственной стратегии по территориальному и национальному вопросам (а ее пока нет и в помине), Россия обретет долгосрочных верных союзников и партнеров, а противников призовет к более трезвому и честному поведению. История знает примеры, когда твердая и последовательная позиция государств и народов становилась понятной мировому сообществу и получала его поддержку: ФРГ никогда не признавала существования ГДР - и немецкая нация воссоединилась, Китай добился воссоединения с Гонконгом (на что потребовалось почти столетие) и продолжает занимать принципиальную позицию по Тайваню, с которой вынуждены считаться все государства мира. 

Шансов на скорую ассимиляцию русских в «мини-империях», на успехи в подавлении воли народов, отвергающих насильственное вталкивание в чуждые им полуапартеидные режимы, практически нет. Поэтому и спешат власти «мини-империй» с созданием региональных союзов без России (ГУАМ, Балтийско-Черноморский союз и др.), с заручительством на Западе, чтобы обезопасить себя на случай активного сопротивления русских, которые на определенном этапе поймут, что их судьба зависит только от способности к организованной борьбе за свои права. Потому что все прекрасно понимают искусственность положения, в котором оказались русские в республиках СНГ, и противоречивость внутреннего национально-государственного устройства России.

С.В.Кортунов. Следует в полной мере понимать, что распад СССР - это не следствие каких бы то ни было «национально-освободительных движений», а прямой результат распада прежде всего деградировавшей к 1991 году транснациональной советской политической элиты, над которой союзный центр на определенном этапе не удержал контроль. Московская, РСФСР-овская элита затем быстро перекрасилась в «российскую» (за исключением близкого окружения М.С.Горбачева, которое было просто выброшено на свалку истории), а элита других частей распавшегося союзного государства сделала ставку на национализм, «независимость» и политическое дистанцирование от Москвы в целях самосохранения и удержания власти, а также получения прямых кредитов от Запада.

Однако выделить из общесоюзного пространства мононациональные регионы оказалось невозможным. Попытки же строительства собственной государственности в Грузии, Азербайджане, Узбекистане, отчасти в Казахстане и в других бывших частях Большой России в составе бывших советских республик (т.е. не своих исторических территорий) ведут к формированию своего рода «мини-империй». Причем парадокс состоит в том, что чем резче выламываются "дочернии империи" из "империи материнской" и чем мельче  и озлобленней они оказываются, тем более присущи им все отрицательные имперские характеристики. Это и понятно: к спокойному, самостоятельному и самодостаточному существованию "дочерняя мини-империя" не способна. В этих условиях признание так называемой «территориальной целостности» новых «независимых» государств означает не что иное, как политику умиротворения «мини-империй». Но ведь «мини-империи» уже, похоже, сделали свой исторический выбор, и он – не в пользу России. Так что нечего опасаться того, что непризнание Абхазии, Южной Осетии, Карабаха, Приднестровья, Крыма, частями Грузии, Азербайджана, Молдовы и Украины, еще больше удалит их от России.

На современном этапе мирового развития, не вступая в конфронтацию ни с одним государством или союзом государств, Россия должна спокойно и вместе с тем твердо отстаивать на мировой арене свои национальные интересы. При этом она должна стремиться к тому, чтобы ее национальная безопасность была состыкована с системами региональной и международной безопасности в формирующемся многополярном мире. С другой стороны, должно быть ясно и то, что без сильной и дружественной России Западу вряд ли удастся создать стабильный и предсказуемый мировой порядок в текущем столетии. Если Россию бездумно оттолкнут в лагерь маргиналов, вся международная система повиснет в воздухе, лишится солидной опоры.

Все это объясняет крайнюю недальновидность ставки определенных кругов США и некоторых стран Западной Европы на «геополитический плюрализм». Тем более опасны попытки дипломатической игры на противоречиях между Россией, Украиной, Казахстаном и другими бывшими республиками СССР по принципу политики «баланса сил». В ряде случаев действия Запада, США идут вразрез с западными демократическими ценностями и несут явный отпечаток двойного стандарта в подходах  к важнейшим политическим проблемам,  а именно  - признается независимость бывших союзных республик и их т.н. территориальная целостность и одновременно игнорируется  воля народов  при изменении государственной принадлежности территории и их гражданства. Миллионы людей против своей воли  оказались гражданами других стран. Политика западных стран в поспешном  признании «территориальной целостности» незаконных государственных образований грубо противоречит и нормам международного права, и идеалам западной демократии.

К.З.Микаэлян. Следует иметь в виду, что и Россия должна пройти свою часть пути. Пока в России не произошел акт всеобщего покаяния, самоочищения, духовного и нравственного возрождения, возвращения русскости взамен советскости, пока Россия не самоопределится в разумных пределах, она не будет восприниматься в мире как надежный  и предсказуемый партнер. Пока Россия не переосмыслит путь, пройденный ею в ХХ веке, не признает своих ошибок и заблуждений, - не будет настоящих перемен, полноправных преобразований, подлинного развития и процветания, не будет равноправного доступа и включения в мировое развитие, участия в международном сотрудничестве на условиях равной и честной конкуренции. И напротив. Если Россия решительно завершит процесс полной десоветизации, возвратится к правопреемству России до 1917 года - четко обозначит свои национальные интересы - она станет предсказуемой и понятной, она получит шанс стать неотъемлемой частью мирового сообщества, вносить свой вклад в установление нового, более справедливого и нравственного мирового порядка.

С.П.Пыхтин. Административные границы внутри России времен СССР, создавшие на месте и вместо единого и неделимого, то есть унитарного, самодержавного российского государства, суще­ствовавшего десять веков, конфедерацию «союзных республик», не пережившую и одного столетия, конечно же чреваты дальнейшим государственным распадом. Предполагать, что фабрикация союзных республик Сталиным в 30-е годы затевались для того, чтобы сохранить Советский Союз, значит мало что понимать в коминтерновской логике той эпохи. Сталину и его соратникам и в страшном сне не могло привидеться, что компартия, а значит и СССР, могут распасться. Что же касается генетической связи, объединяющей власть наследников большевиков и власть их ниспровергателей, то здесь нет преувеличения. Консти­туции СССР 1936 и 1977 годов включали статью о праве «республик» на отделение, на «вы­ход» из состава СССР, и таким образом они не исключали его политическую смерть. Кон­ституция РФ 1993 года содержит тот же «вирус», называя республики в составе РФ государст­вами и наделяя их правом на все атрибуты государственности. Есть ли основания обижаться на недругов России, тем более на ее врагов, за стремление уничтожить территориальное и политическое единство Российского государства, если точно таким же синдромом были за­ражены сами российские власти? Для европейца, тем более европейского политика, термин «нация» имеет своим следствием ее право на самоопределение вплоть до отделения, а термин республика или государство - само собой разумеющийся признак суверенности. Можно ли было считать возвращение территории Прибалтики под суверенитет России необратимым, если Москва готова была сохранять и даже устанавливать дипломатические отношения с го­сударствами, которые не признавали такой акт и считали события 1940 года, связанные с воссоединением этих территорий с Россией оккупацией? А как прикажете понимать требо­вание Сталина иметь в качестве государств-учредителей ООН не только СССР, но и три ее «союзные республики» - РСФСР, УССР и БССР? Это было лишь признание того юридического факта, что СССР - не суверенное государство, а временное государственное образование, которое может разрушиться изнутри.

Проблема границ, возникших внутри исторической России, состоит не в том, что все они являются «незаконными» и не в том, что их когда-то произвольно навязали большевики Любые внутренние разграничения не вечны. Их меняли в зависимости от обстоятельств и практических потребностей управления и цари, и императоры, и генеральные секретари. Но все дело в том, что они никогда не рассматривались как линии, по которым могут возникнуть внешние, межгосударственные границы. Другое дело, что при большевиках территориальное устройство России было превращено в территориальное деление, где одним из основных факторов стало не управление, как таковое, а «трайбализм», деление единой и неделимой стра­ны на административные единицы, создаваемые по этническому признаку.

Иное дело - законность любых внешних государственных границ определяется не правом, а одной только военной силой, которую государственная власть может применить и непре­менно должна использовать, стоит кому-либо поставить внешние границы под сомнение. Поскольку границы России создавались не только и не столько большевиками, сколько хо­дом всей русской истории, которая лишь к середине прошлого века вывела ее к более или менее естественным пределам, если не считать так и не решенных в пользу России проблем Черноморских проливов, то внутри России существует не проблема законности границ, а проблема их бесспорной, неопровержимой искусственности, следовательно - объективная необходимость их всеобщего и повсеместного упразднения. Что касается внешних границ, то столь же очевидно, что их признание со стороны России может исходить лишь из той пред­посылки, что ими можно разделять нации, а не народы, и единственное юридическое осно­вание, с которым необходимо считаться - это соглашения 1975 года, подписанные в Гель­сингфорсе (Для русских традиционный Гельсингфорс никогда не станет Хельсинки: если возвращаться к исторической России, то надо быть последовательным во всем, в том числе и в топонимах).

Вот почему, вместо того чтобы соглашаться с результатами заговора, направленного на политическое и территориальное расчленение России, надо всеми силами противостоять им. При этом нет причин, которые бы давали русским, считающим Беловежский заговор и его последствие ничтожными с самого начала, игнорировать общепринятый принцип права –«договоры должны соблюдаться» - и его неотъемлемое условие – «при существующем положении вещей».

Не Россия пренебрегла межгосударственным правом, став жертвой предательства со сто­роны ее высших должностных лиц, теми государствами, чьи правительства дипломатически признали Беловежский пакт (который, уточним, не был даже ратифицирован должным по­рядком). Никаких обломков исторической России нет и не было. Тот факт, что вместо цен­трализации власти после 1991 года в России возникло множества «правительств», заявивших о своей независимости, никакого отношения к межгосударственному праву не имеет. Все, что происходит в России по меньшей мере с 1985 года в ее внутренних пределах - предмет не межгосударственного, а национального права, исключительная забота ее граждан. При­знавать поэтому наличие какого-то «вопроса о восстановлении территории исторической России», к тому же связанного «со всеми государствами», является непростительной ошиб­кой. Такого вопроса нет и не может быть. Его признание, напротив, придает преступному сговору в Вискулях некую положительную значимость, что дает иностранным государствам формальную возможность вмешиваться в ее сугубо внутренние дела. Проблема, которую Декларация трактует как «восстановление территории исторической России», в действи­тельности звучит иначе - обеспечение политического единства власти, ликвидация условий, которые породили ее дезинтеграцию.

Нет причин скорбеть о том, что «Российская Федерация не смогла еще в полной мере ин­тегрироваться в качественно изменившуюся систему международных отношений и обеспе­чить максимально благоприятные внешние условия как для решения своих внутренних проблем, так и для участия в становлении нового миропорядка».  Потому, что то отношения и миропорядок, в которых Россия отведена роль сателлита и подмандатной территории. Преемство современ­ной России с исторической Россией состоит в прямо противоположном: ей необходимо про­тивостоять той системе отношений между государствами, в которых русская цивилизация третируется, тому миропорядку, где русская государственность отрицается.

Почему не только Европа, но и другие континенты «относятся к России так, будто у нее за плечами не 11 столетий государственности, а всего 11 лет»? Отнюдь не из-за того, что они не доверяют ей. Причина недоверия, полагаете Вы, - в «незавершенности про­цесса деболъшевизации». Какая наивность! Отречение от одиннадцативекового прошлого России содержит не ее официальная идеология, тем более не ее большевизация (таковой во­обще нет в природе, если не считать лимоновскую национал-болылевитскую секту, именуе­мую партией), а ее Основной Правовой Акт, с которым современная Россия предстает и перед самой собой, и перед остальным миром. Конституция РФ декларирует, что до 12 декабря 1993 года Россия никакой суверенной государственностью, а значит и территорией, не обла­дала, что она обрела ее, а значит и территорию с ее границами, именно с 12 декабря, когда такая суверенность была якобы «возрождена». Чтобы весь официальный мир стал «отно­ситься» к России как государству, за плечами которой 11 столетий, чтобы ни в одном госу­дарственном кабинете за пределами России не возникло желания покуситься на ее террито­риальную целостность, необходимо по крайней мере ликвидировать ее правовое основание -Конституцию, на титульном листе которой значится, что она «принята всенародным голосо­ванием 12 декабря 1993 года».

Д.А.Мануильский. Я хотел бы вернуться к правопреемству. Здесь, честно говоря, надо разбираться. Можно поставить вопрос об историческом правопреемстве. И о правопреемстве в правовом смысле. Правопреемство влечет за собой массу неожиданных юридических моментов. В том числе, если мы говорим, что мы правопреемники Российской империи, то берем на себя определенные обязательства.  Обязательства именно Российской империи. Что это за обязательства, надо разобраться.

И последнее. По поводу границ. У нас в МИДе со многими странами созданы двусторонние комиссии по границам, которые занимаются вопросами  демаркации, редемаркации границ, созданием институтов пограничных комиссаров, разработкой пограничных договоров и проч. Это целый институт. С Литвой точно такая комиссия есть. Я не знаю, что было сделано этими комиссиями, что ими было наработано. Были ли внесены в Думу проекты законов и т.д. Если мы заявляем о том, что мы ставим вопрос о границах, то надо заявить о том, что эти комиссии ликвидируются с нашей стороны, и вообще прекратить всю эту работу, и начать ее на какой-то новой основе. Это довольно опасная штука. Здесь я согласен с Коноваловым. Мы можем на этом погореть, не имея достаточно сил и ресурсов в настоящее время.

К.З. Микаэлян. И в особенности духа.

Д.А. Мануильский. Ну, дух-то все-таки есть, поэтому мы здесь все и собрались. Еще один юридический, достаточно мерзкий вопрос. В международном праве есть такой неприятный принцип, который называется «эстоппель». Уверен, что многие из вас, если не все его знают. Напомню все-таки, что суть его заключается в том, что государство утрачивает право ссылаться на основание недействительности того или иного международного договора в том случае, если его предыдущее поведение указывает на то, что до того в течение достаточно долгих лет, условно говоря, 10-15 его эта ситуация устраивала, и оно давало понять, что оно с этим согласно. В частности, мы с Украиной заключали договоры, ратифицировали их? — привет! Ельцин делал заявление о наличие территориальных претензий к Украине? Например, о том, что Крым или Севастополь — это часть России? Нет, не делал. Путин делал такие заявления? Нет, не делал.

А.А. Коновалов. Лужков делал.

Д.А. Мануильский. Лужков, к сожалению, всего лишь мэр Москвы. Если нас потащат в международный суд, — а мы сами же ратуем за международное право и упрекаем американцев, что они подвергли ревизии ялтинско-потсдамскую систему, — если нас потащат в суд, то мы с учетом принципа «эстоппель» можем там проиграть.

К.З. Микаэлян. А можем и выиграть!

Д.А. Мануильский. Короче говоря, со многим здесь я согласен. Но с некоторыми выступлениями не согласен. Кроме того, надо здесь еще поработать над стилем. Мне понравилась следующая фраза:  «Мы должны сформулировать свои интересы и твердо и спокойно их отстаивать». Таким же твердым и спокойным должен быть наш язык. Он должен быть менее эмоциональным и более отточенным. Меньше должно быть крика и визга, а больше национального достоинства.

С.П.Пыхтин. Утверждается, что имеются «видимые внешние успехи России на международной арене». Однако не приводится ни одного примера такого «успеха». Да есть ли они вообще? На самом деле Россия, от сверхдержавности которой осталось только эфемерное присутствие в Совете Безопасности ООН, которая уже и не великая держава, унижена «в мире» так, как никогда прежде. С Россией, с мнением Кремля не считается никто. На нее перестали обращать вни­мание не только члены «семерки», заменившие собой ареопаг великих держав-победительниц Второй мировой войны, но практически все государства мира. От нее отвер­нулись даже ее естественные союзники, которые ныне обивают пороги своих естественных врагов. К России имеют наглость предъявлять территориальные претензии такие «геополити­ческие нули», как Эстония, Финляндия и Латвия, законные русские территории, само воз­никновение которых в виде государств обусловлено лишь германской оккупацией 1918 года и санкциями большевистского правительства. Одни из которых были навязаны Брестским миром, другие порождены «вывертами» национальной политики марксизма-ленинизма. Россию шантажируют власти новой Японии, требуя «возврата» Курил и тем самым подвергая юри­дическому отрицанию безоговорочную капитуляцию старой Японии в 1945 году.

На этом фоне смехотворна сама мысль о том, что возможен союз России со странами За­пада, тем более о том, что они «примут» ее «в свои ряды как равную себе по духу и принци­пам». Дух и принципы, соответствующие природе Запада, несовместимы с духом и принци­пами, присущими природе России. Перефразируя Киплинга, скажем: Россия есть Россия, За­пад есть Запад, и они никогда не сойдутся, разве что на поле боя. Вот почему так называе­мый Запад, в действительности являющийся плодом интеллигентского воображения, суще­ствующего в России, вовсе не жаждет «союза» с ней. Его политика на этот счет совершенно прагматична и своекорыстна. И не Россия стремится оказаться в вожделенных «рядах» Запа­да, а новый класс, возникший на почве предательства национальных интересов, расхищения общенационального достояния и духовного сервилизма, размещающий присвоенные богат­ства вне России и мечтающие быть частью западного истеблишмента. И в этом своем стрем­лении он готов на любую подлость, не исключает какого угодно преступления, готов сми­риться с любым унижением России. А что нам предлагает русская интеллигенция? Она повторяет зады русофобского бреда, толкуя о необходимости продемонстрировать перед Западом, который делает себя все более тоталитарным, «решительный разрыв с ее тоталитарным прошлым» и «определиться в разумных границах и национальных интересах». Но разве является тайной, какие границы России приемлемы для Вашингтона, Лондона или Токио? Разве непонятно, что единственными национальными интересами, с которыми готов считаться Запад, являют­ся его собственные интересы, где всем прочим «интересам» просто нет места.

Отмечается «декларированная «стабильность» внутри страны за последние годы». В этом замечании нельзя не почувствовать скрытой иронии. О какой стабильности можно вообще говорить? На Кавказе вооруженный мятеж племен, находящихся в состоянии дикости, мя­теж, подавлять который власть не считает необходимым; она играет в умиротворение, дого­вариваясь с закоренелыми уголовниками, цинично жертвуя при этом тысячами своих солдат, милиционеров и чиновников. Хозяйственный потенциал разлагается, объем реального про­изводства за десятилетие снизился более чем вдвое, а целые отрасли вообще исчезли с лица русской земли. Экономика сведена к своекорыстию, к меркантилизму, к спекуляции. Нация вымирает и спивается, ее место занимают орды инородцев и иноверцев, к тому же с несрав­нимо более низким уровнем культуры. Массовое сознание, лишенное религиозной основы, то есть освобожденное от морали и нравственности, находит утешение и забвение в грехах. Властные институты не формируются гражданами. Их захватывают, словно военную добычу, разнообразные, зачастую враждующие между собой уголовные шайки, освоившие либераль­но-демократическую риторику, которая теперь заменяет им воровской жаргон, и превратив­шие в товар национальные идеалы и интересы.

 

 5. Территориальная целостность России и идея правопреемства

 

С.В.Волков. Почему, собственно, представляется невозможность вести правопреемство от Советского Союза? Потому что по сути своей Советский Союз ни в какой мере не был продолжением российской государственности. Тысячелетие она существовала, менялись династии, менялись социально-экономические условия. Но любая власть, которая приходила, не только была, но  считала себя естественным продолжателем предыдущей власти.

Разрыв этот был впервые осуществлен большевиками, которые принципиально декларировали, что они ни в коей мере не являются продолжателями не только Российской империи, но и вообще традиционной российской государственности.

Советский Союз базировался на идее мировой революции. Собственно, единственный смысл его существования – быть зародышем Мировой Республики Советов. Почему возникли все эти республики – украинская и прочие? Потому что планировалось создание республики французской, английской, германской и так далее. Признание того, что мы являемся правопреемниками Советского Союза навсегда закрывает путь к правопреемству с исторической Россией. Можно сколь угодно долго замалчивать это обстоятельство, но оно рано или поздно даст о себе знать. Можно называться Россией, но, так сказать, назвавшись Россией, не иметь тем не менее никаких прав на ее реальное наследие.

Аспект, которого обычно больше всего боятся – это как раз территориальный аспект. Вообще, когда возникает вопрос о границах, о территориальной целостности России, это всех пугает, потому что говорят: ну, как же так? Как же мы будем выглядеть перед цивилизованным миром? Ведь есть международные договоры и прочее.

Я хотел бы подчеркнуть, что речь ведь не идет о принятии каких-то деклараций, требованиях возвращения под власть России отпавших от нее по вине большевиков территорий. Речь идет, прежде всего о внутренней убежденности в том, что то есть территория исторической России. Для этого и вообще, может быть, и не надо никаких специальных деклараций, никаких открытых документов принимать, но осуществление правопреемства, принятие основных документов о принципиальном правопреемстве нынешней Российской Федерации от исторической России, - единственное, что в принципе открывает возможность когда-нибудь в будущем при благоприятных обстоятельствах реинтегрировать эти территории. Никакого другого пути - я хотел бы это подчеркнуть - не существует в принципе, потому что альтернативой может быть только восстановление Советского Союза. Но Советский Союз может быть восстановлен только в том случае, если принимается и торжествует идея мировой коммунистической революции. Никаких других оснований для этого нет. Я думаю, практически всем понятно, что это утопическая идея. Она потерпела крах и едва ли может быть восстановлена.

Важно в данном случае хотя бы для самих себя понять тот факт, что Россия – это не нынешний заповедник, очерченный когда-то границами в двадцатые годы, а это та территория, которую Россия занимала исторически. Потому что в противном случае, если от этого принципа отойти и не принимать его, можно сказать, что и Сибирь – не Россия, и Поволжье – не Россия. А что тогда вообще Россия?

Да, государство называлось Российская империя. Но, видите ли, боятся слова «империя». А я бы вообще не боялся. Советская пропаганда настолько убедила нас в том, что империя – это что-то плохое, что до сих пор этого пугаются. Хотя на самом деле то, что называют империализмом – есть естественная политика всякой великой державы. Другой политики не существует. Историческая Россия это и есть Российская империя. Речь не идет о том, что все территории, которые водили в состав Российской империи, непременно и сейчас должны в Россию входить. Если будет признано это ненужным, то и не должны. Но признано это должно быть российской властью, а не кем-то еще. Вот о чем речь идет. Речь не идет о каких-то немедленных шагах по «поглощению» соседних территорий. Речь идет о создании, об убеждении хотя бы самого российского правящего класса в том, что это так. Подобно тому, как Германия никогда не признавала ГДР отдельным государством, несмотря на то, что всем казалось, что никакого объединения быть не может. Она была социалистическим государством. Но история распорядилась и настало время. И эта, казалось бы, утопическая идея оказалась осуществимой.

Все мы хорошо знаем, что на самом деле международные договоры фиксируют современное положение и существуют только до того времени, пока они отвечают данным условиям. Когда перестала реальность отвечать этим условиям, и Хельсинские соглашения о нерушимости границы были моментально забыты. Совершенно естественно, что и в будущем будет только так. Потому что иначе не бывает.

Не надо понимать так, что декларация о правопреемстве и ее осуществление есть какая-то провокация международного характера, призыв к немедленному изменению границ. Речь идет прежде всего о внутренней убежденности, о принятии самой российской властью, самим российским истеблишментом идеи о воспитании в соответствующем духе ее населения, чтобы не считалось, что то, что случайно, преступным образом было от России отделено, что это так и должно быть, что это вечно, что это по-другому не может быть.

Понятно, что есть разные взгляды на то, какой должна быть Россия, с чем себя отождествлять и как себя вести. Есть взгляд, что хорошо, что так получилось. Что России достаточно быть обыкновенной цивилизованной европейской страной, как Голландия какая-нибудь, и сидеть никуда не лезть. И единственная ее проблема – увеличивать темпы экономического развития. Проблема территориальной целостности, возвращения утраченных исторических территорий в этом случае просто не стоит. Такая точка зрения есть.  Если стоять на ней, то, о чем я говорю смысла, конечно, не имеет.

Есть страны, которые по определению никогда не могут играть на мировой арене роль великих держав. Есть страны, которые могут в принципе такую роль играть, а могут и не играть. Одно дело быть инвалидом с детства, а другое дело – потерять ноги в результате катастрофы. И человек, который их теряет, чаще всего с этим смириться не хочет.

Совершенно ясно, что те разговоры, которые сейчас стали в последние годы снова входить в моду, - о величии России, о возвращении роли великой державы, - достаточно бесперспективны, если исходить из определения России в том виде, в каком она сейчас существует. Я думаю, что совершенно очевидным фактом является то, что в тех своих пределах, с тем своим потенциалом, с которым страна осталась после 1991 года, она никогда не станет великой державой, как бы успешно ее экономика не развивалась. Китай - может стать. Индия - может стать. Соединенные Штаты Америки  - являются. А Россия – не сможет.

Поэтому, если исходить из той точки зрения, что России все-таки желательно быть великой державой и играть роль, если не сверхдержавы, то одной из нескольких великих держав, то вопрос о реинтеграции того, что принято в последние годы именовать постсоветским пространством, первостепенный. Очень характерно, что когда об этом заходит речь, говорят именно так: постсоветское пространство или бывший СССР. И почти никто не говорит: историческая Россия, пространство исторической России.

Я исхожу из двух положений. Во-первых, современное территориальное положение страны ненормально, противоестественно и нетерпимо. И во-вторых, при этом мы не собираемся совершать мировую революцию и устанавливать всемирный коммунистический строй. А если из этих двух положений исходить, то единственным путем, единственной возможностью, хотя бы теоретической, осуществить реинтеграцию является обращение к правопреемству с исторической российской государственностью. Не принципиально, как ее называть: Империей ли, Российской республикой ли, как она с сентября 1917 г. именовалась.  Это неважно. Ни Российская империя, ни Российская республика никому ничего не отдавали, и от них, кстати сказать, никто не отделялся.

Надо совершенно четко сказать, что реинтеграция желательна. И только тогда Россия может обрести свое величие. И надо совершенно четко себе представлять, что такая реинтеграция возможна только на почве правопреемства по отношению к исторической России. И ни в коем случае невозможна, если встать на точку зрения правопреемства с Советским Союзом. Не говоря уже о том, что дезинтеграция и произошла в результате большевистской революции.  Советский Союз был принципиально иным государством. И если целью существования всякого нормального государства есть продолжение его существования, то целью Советского Союза было совершение мировой коммунистической революции, каковая идея не была оставлена до самого последнего времени. И юридически, и территориально Советский Союз строился, именно исходя из этой своей задачи. И потому были нарезаны всевозможные союзные и прочие республики. Предполагалось, что весь мир будет представлять этакий Советский Союз. Ничего другого. Никакого другого основания в территориальной целостности Советского Союза, кроме идеологической общности, кроме того, что это все были советские социалистические республики, не было принципиально, и быть не могло. Это основополагающий принцип большевистской государственности, когда якобы они отделяются, а потом добровольно соединяются на началах преданности общим идеям.

Поэтому и неудивительно, что в 1991 г. взорвалась та бомба замедленного действия, которая  была заложена в 1917 г. Не было никаких оснований, собственно, сохранить СССР. В 1991 г. шли дискуссии на эту тему, мне приходилось участвовать в них. Тогда говорили, что армия, мол, не допустит развала страны. Ничего подобного не было. И ставить так вопрос было неверно. Потому что нечего было защищать. Не было такой родины – «единой и неделимой». Не было.

Коммунистические идеологи, советская законность предполагала, что все республики являются независимыми государствами, и если хотят, могут в люое время отделиться. Вот они и отделились! И на этой основе, если только не взять снова на вооружение идею построения всемирного коммунистического общества, здесь просто нечего даже искать. Тогда как признание советского режима, большевистской революции незаконным, преступным актом, открывает возможность смотреть на дело совершенно по-иному.

Тут мне сказали, что это невозможно, потому что это напугает мировую общественность, потому что это «поход на Варшаву». Для чего это вообще нужно? Это нужно не для того, чтобы Президент или какие-нибудь властные органы об этом заявляли сейчас: «Мы претендуем на территорию исторической России». Это нужно прежде всего для самих себя. Для того, чтобы и власть, и население представляли, что они есть? Что есть их страна, что есть их государство? Что есть историческая Россия? Что у них было и что они утратили? Ведь обстоятельства преходящи, а государственные устремления, в общем, достаточно постоянны.

Кто мог подумать, кто думал еще в 1989 г., что через два года не будет Советского Союза? Всякие договоры, международные соглашения, на которые обычно ссылаются, существуют только до тех пор, пока существует объективная реальность, такая, которая им отвечает. Когда она изменяется, эти договоры отбрасываются как ничего не стоящие документы. Договоры и призваны фиксировать положение на какой-то конкретный момент. Никак иначе. Вся Европа признавала существование Югославии в ее тогдашних границах. Когда стало очевидно, что Югославии не удастся их сохранить, то тут же Германия признала и Словению, и Хорватию. Будь ситуация внутри Югославии иной, Германия ничего такого бы не признала, и Хельсинкские соглашения продолжали бы действовать. Несвоевременность постановки какого-то вопроса не означает невозможность и ненужность его постановки.

Против этого выдвигается обычно такое возражение: как же отменить советское законодательство? Ведь при советской власти тоже было много хорошего, в том числе и касательно территориальных приобретений. Калининградская область, например.

На это следует вот что ответить. Постановка вопроса о правопреемстве и правах российского государства на его исторические границы ни в коей мере не означает претензии на всю территорию Российской империи. Тем более, что, как мы хорошо знаем, в отношении ряда территорий, в частности, Польши и Финляндии вопрос был решен еще до 1917 г.: после первой Мировой войны им планировалось предоставить самостоятельность. Дело в том, что при таком подходе нахождение той или иной территории в составе российского государства определялось бы, прежде всего, самой российской властью, а не кем-то и когда-то ей навязанными договорами и соглашениями. Это касается не только территориального вопроса, но и более широкого вопроса о правопреемстве. Как быть с тем хорошим, что было при советской власти? Все мы хорошо знаем, что есть такая вещь, как реорганизация. Издается приказ ликвидировать какой-то научно-исследовательский институт с такого-то числа, упразднить и с этого числа, как приказ подписан, он не существует. Обычно в тот же день или позже издается другой приказ – образовать какой-то институт с другим названием. И в нем может быть почти все то же самое. И претензий тут никаких предъявить нельзя. Пять отделов создано, а шестой отдел упразднен, допустим, вместе с его начальником. Ни у кого это не вызывает никаких эмоций. Это считается совершенно нормальным делом.

Я не хочу сейчас говорить о том, как должен выглядеть акт или какой-то документ о правопреемстве, но принципиальный подход к нему должен быть, по моему представлению, именно таким. Одним актом или документом упраздняется, признается незаконным большевистский переворот и связанное с ним законодательство. А другим актом или в том же самом акте другим пунктом заявляется, что определенные законы, положения, договоры, соглашения российская власть считает отвечающими своим интересам. Отныне это не большевистские законы, а законы, которые одобрены и приняты российской властью. Признание незаконным или юридически ничтожным советского законодательства вовсе не означает, что будет дезорганизована вся жизнь, что надо разрабатывать ил срочно принимать какие-то новые законы, что невозможно. Нет, достаточно отдельным актом подтвердить существование тех законов, которые считаются нужными. Таким образом, только правопреемство в отношении исторической России может дать нынешней российской власти свободу рук в этих вопросах, опять же в том случае, если она того пожелает.

С.П.Пыхтин. Государство и общество применительно к России, в отличие от Европы и тех госу­дарств Нового Света, которые считают Европу своей колыбелью, означает одно и то же яв­ление, как и во многих странах Азии. Противопоставлять в России общество государству или государство обществу, сталкивать их между собой, значит косвенно способствовать их вза­имному уничтожению. Чтобы сохранить Россию, надо вместо школярского, механического, бессмысленного повторения прописей европейских энциклопедистов времен французского абсолютизма, положивших начало восторгам по поводу гражданского общества и подозре­ниям относительно всякого государства, вспомнить те аргументы, выводы и рекомендации, которые принадлежат русским философам, мыслителям и провидцам.

История России есть история ее государственности. Вне государства или наряду с госу­дарством никакой России быть не может. Конечно же, поскольку, поскольку это государство является по своей природе русским. Трагический конец Советского Союза был предопреде­лен в первую очередь именно тем, что он был задуман и осуществлен как принципиально нерусское, антирусское, интернациональное государство, как государство, которое должно, если вспомнить откровения Ленина, отмереть через двадцать лет. У постсоветской России «советская идентичность» является физиологическим рудиментом, от которого ей никогда не избавится лишь из-за того, что все ее правители вышли из КПСС, подобно тому, как все наи­более выдающиеся руководители Третьего рейха вышли из SS.

Нуждается ли истинная Россия в «правовом, демократическом государстве с рыночной экономикой и приоритетом прав и интересов личности»? Является ли предпосылкой возрожде­ния «тысячелетней России» один лишь отказ от «советского правового и идеологического фундамента»? Должна ли она заплатить за «уважение мирового сообщества» раболепным сотрудничеством с «демократическими государствами», пусть и «на равноправной основе»? Должны ли русские отказываться от своей истории двадцатого столетия, если в ней можно найти примеры «жесточайшего тоталитарного режима», причинившего столько горя и своему народу, и народам других стран?

Лишь крайняя наивность использует тезис о правовом государстве, ведь никаких иных го­сударств, в том числе «неправовых», не существовало и не существует. И на протяжении всей истории Государства Российского, включающего также период его существования в форме СССР, оно было правовым. Разумеется, правовой характер государства не исключает фактов бесправия, беззакония, осуществляемых его недобросовестными чиновниками. Гово­рить же о том, что в Советской России не было никакого права - значит опровергать хорошо известные факты. Можно не соглашаться с так называемым «советским правом», можно все действия государственной власти отождествлять с «бесправием», но это нисколько не меняет того, что практически вся деятельность органов власти той эпохи осуществлялась в соответ­ствие с нормами права, а факты его нарушения, тем более игнорирования, подвергались осуждению и наказанию.

Демократическое государство, рыночная экономика и приоритет прав личности по срав­нению с правами государства - не действительная потребность России в сложившихся об­стоятельствах, а либеральная греза, «фигура речи». Действительность ставит иные вопросы. Не о том, каким быть Российскому государству, а о том, быть ли ему вообще. Не о рынке в системе экономических отношений, а о самом существовании полноценного национального хозяйства; не о торжестве личности над обществом, а о том, чтобы сохранить и приумножить русскую нацию, которая ныне вымирает со скоростью миллиона человеческих душ в год. Фантазировать насчет светлого демократического будущего, в котором нет и намека на его предпосылку - русский демос, мощный слой активных граждан, натравливать массы на го сударство, как будто это их непримиримый враг, повторять пошлые штампы либералов-риторов о том, что личность является высшей ценностью, ради которой только и существует государство, не свидетельствует ли такая лексика о хроническом инфантилизме сознания, о порочной безответственности характера?

Для того чтобы могло состояться возрождение России мало отказаться от советского прошлого. Да и есть в том какая-то насущная необходимость? Что осталось от советского права и коммунистической идеологии, воспоминания о которых все еще занимают вообра­жение? Если бы они продолжали свое существование, предопределяя политические события, то не было бы ни предательства 1989 года, ни трагедии 1991, ни фарса 1993. На отрицании вообще невозможно ничего создать, во всяком случае ничего «тысячелетнего». Чтобы со­стоялось возрождение России, ее население должно превратиться в общество, ее жители -стать гражданами, вымирание должен сменить серьезный численный рост, безбожие - ис­тинная православная вера, раболепие перед Европой и преклонение перед Штатами должны вообще исчезнуть, обернувшись самоуважением, сознанием того, что Россия превыше всего, а быть русским - счастье. Не жестокость и тоталитаризм «режима» преследовали русских в XX веке, а их собственное невежество, доверчивость, зависть и глупость. Лишь избавление масс от этих недостатков, во всяком случае их наиболее деятельности части, может гаранти­ровать, что ошибки, совершенные ими во второй половине прошлого столетия, не повто­ряться при иных условиях в каком-нибудь новом исполнении.

Вместе с тем не нужно делать вид, что русские - бессловесное и пассивное стадо, благо­даря недостаткам которого им можно безнаказанно понукать и с которым власть может не считаться. Безосновательны и обвинения нации в том, что она свершила одну из наиболее выдающихся революций в мировой истории, ничуть не менее блистательных, чем революции в Нидерландах, в Англии и во Франции. Найдите такой пример, чтобы революция происхо­дила без насилия, тем более без захвата власти и без террора, который, как правило, является вынужденной ответной мерой нового режима в отношении террора, которым свергнутые классы пытаются компенсировать свое поражение. О каком «бесправии» или «деспотии» может идти речь, если Россия XX столетия - это наиболее динамично развивающееся госу­дарство, по уровню стоявшее вровень с Соединенными Штатами? Или кто-то всерьез готов сравнивать Россию с государствами-карликами, со странами, у которых нет возможности существовать самостоятельно?

Для России опасность исходит не от деспотизма или тирании власти, не от того, что спо­соб формирования государственных учреждений не использует избирательные процедуры, в которых главное - всеобщее, равное, тайное и прямое избирательное право. О том, сколько лжи скрыто в этих лицемерных приемах, написано достаточно подробно. Стоит лишь перечи­тать Победоносцева или Ильина. Да и собственный русский опыт - тому доказательство. Главное - природа власти, ее национальное соответствие. Остальное не имеет существенного значения.

Особая тема - принципы, на которых может и должна развиваться отечественная эконо­мика, система отношений, наилучшим образом обслуживающая национальное производство. Уже понятно, что буквальное перенесение на русскую почву зарубежных приемов, игнори­рующих национальные особенности, ничего хорошего дать не могут. Русская экономическая практика не должна быть механическим копированием того, что прижилось в Нью-Йорке, Лондоне или Токио. Между Россией и остальными цивилизациями слишком много различий, чтобы было можно без недопустимо высоких издержек воспринимать чужой опыт. Дело не в том, уважает или игнорирует русское правосознание право частной собственности. Выше ча­стной собственности для него - справедливость ее происхождения. Иначе никакие правовые основания, никакая юридическая защита не создадут этой форме авторитета в народном мнении. О том, что имущественные права, добытые в результате актов приватизации по Ель­цину и Чубайсу, абсолютное большинство воспринимает как преступное расхищение народ­ного достоянии, говорить не приходится. И поэтому не «советский период», где общенацио­нальная собственность вообще вытеснила частную, предопределяет нынешнее варварство в отношении национальных богатств, поделенных в качестве личных состояний среди немно­гих скоробогачей. Откровенно хищническая эксплуатация природных ресурсов и производ­ственного капитала, никак не сдерживаемое властями бегство капитала за границу - резуль­тат «постсоветского» периода, постыдного разгула спекуляций и хозяйственного вандализма, в котором, с очевидной внешней поддержкой, погрязли все властные институты, вся «пост-советская элита».

Известно, какой бы большой ни была армия, каким бы величиной вооружения она ни об­ладала, без таланта и воли командиров и полководцев, без воодушевления и готовности к по­беде солдат она не будет успешно вести боевые действия. О том, что собой представляют наши «полководцы», запятнанные коррупцией, жаждой наживы и нравственным развратом, более чем известно. Не лучше положение и с «воодушевлением» нации. По справедливому наблюдению А. Калинина, современного публициста, она вымирает, но всем довольна.

Следует различать общество и население: первое имеет структуру и организацию, второе является механическим соединением индивидов, случайно собравшихся на опреденной тер­ритории. Ныне, после того как прежние общественные институты разложились, распались и прекратили свое существование, советское общество погибло вместе с советским государст­вом, и в России пока что никакого нового общество не сложилось. Жители России не более чем дезорганизованное, деморализованное население, пребывающее в состоянии столбняка. Призыв к отказу от «советской идентичности» обращен не к живому организму, а к покой­нику, к обществу, которое вот уже более десяти лет как «приказало долго жить». Ситуация уникальна. Из двух элементов, которые составляли всегда Россию - общества и государства, один исчез и его еще предстоит создавать заново. На какой основе должен быть осуществлен этот процесс? На «восстановлении исторической российской идентичности»? Однако подоб­ная идентичность - ее следовало бы назвать русской, - не может игнорировать двойственной природы, в которой она себя всегда проявляло. В России общество всегда выступало как по­литическое общество, как общественная организация, принимающее форму государства.

Сила России при ее всегдашней видимой слабости, при относительном недостатке челове­ческих и материальных ресурсов, и в еще большей степени финансовых, состояло в государ­ственном единстве, в нераздельности частной гражданской и казенной государственной службы. Теперь, когда общество распалось на свои первоначальные элементы, на случайную совокупность индивидов, государственные институты повисли в пустоте. Им не на кого опи­раться, не перед кем нести ответственность. Государство Российское в прошлом - это не со­вокупность чиновников, не закрытое общество, превращающее в источник личной наживы общественное достояние, а организованная сила, занятая его защитой, управлением и при­умножением. Теперь, конечно, другое дело. Нынешнее государство в России - не более чем карикатура, государственная фикция, извращение, в смрадном потоке которого бюрократия, распавшаяся на кланы и группировки, оптом и в розницу расточает и присваивает себе об­щенациональное благо. После революции 1917 года старое общество тоже рас­палось и погибло. Его воссоздание в новом качестве, в виде «советского общества» было де­лом политического класса, овладевшего машиной государственной власти. Теперь эта маши­на находится в руках алчной, космополитической клики, вообще непригодной к какой-либо созидательной деятельности. Поэтому восстановление общественных институтов, самого общественного организма может произойти не в согласии с государственными учреждения­ми, а вопреки им, из того человеческого материала, который имеется в наличии. Словом -обществу предстоит вырасти из населения, иначе говоря - ему придется самоорганизоваться.

 

6. Этнические аспекты национальной идентичности и российской государственности.

 

С.В.Кортунов. Российскую идентичность невозможно определить в отрыве от нее носителя или субъекта развития страны.             Очевидно, что таковой a priori является или должна быть российская национальная элита. Если же Россия претендует на свое тысячелетнее историческое наследие, то ее ядром и государственно-образующим элементом неизбежно должна стать русская элита, как это всегда и было в российской истории.

       Этот простой, элементарный вывод, будучи спроецирован на современную политическую жизнь России, сталкивается с рядом серьезнейших проблем.

       Во-первых, как уже отмечалось выше, русские не сложились в нацию в западном смысле этого слова. В России (как, впрочем, во многих других странах) «нацией» никогда не была, а сумма граждан государства всегда был этнос и только этнос.

       Во-первых, русские – это суперэтнос, включавший на протяжении веков три главных славянских этнических компонента: великороссов, малороссов и белороссов. Именно эти три этноса, составлявшие русский суперэтнос, были основными держателями империи и субъектами развития российского государства. И в ХVI, и в  XVII, и в  XVIII веках наши соотечественники даже в годы, когда Малая и Белая Русь (а также Червонная и Подкарпатская) были оккупированы поляками, гордо именовали себя русскими.

       Но если это так, то нынешняя территория России много меньше зоны влияния и жизнедеятельности русского суперэтноса. Значит ли это, что российская идентичность может сложиться лишь при условии реинтеграции русского суперэтноса в единое государство?

       Внятного ответа на этот вопрос нет. Ясно, однако, что «россиянин» - это продукт дурного и безосновательного политического мифа, лишь подчеркивающий искусственность границ, в которых оказалась Российская Федерация после распада СССР. Никакой «российской нации» нет и быть не может (как не может быть «индийской», «китайской», «сенегальской», «южноафриканской» и прочих наций). Это такой же бред, как и «новая историческая общность – советский народ».

Что же из этого следует? Только одно: восстановление России в границах суперэтноса и есть национальная идея новой России. Это и цель, и естественный культурно-исторический процесс, который рано или поздно, но неизбежно произойдет, как это произошло в Германии, как это происходит в Китае. Только на этом пути и возможно формирование всеобъемлющей и подлинной российской идентичности. Начало движения к этой цели и есть начало обретения национальной идентичности. И движение это, кстати говоря, не обязательно должно быть инициировано Москвой, а, вполне вероятно, Киевом или Минском.

Прав А.Ципко: современная Россия не только своим геополитическим положением, но и этническим составом качественно отличается и от СССР, и от Российской империи. Она сейчас не является союзом православных славян, союзом великороссов, малороссов и белорусов, который раньше образовывал ядро государства, а союзом великороссов с тюркскими, протюркскими и угро-финскими народами. Строго говоря, понятие «Россия» нельзя применять к новому государственному образованию, ибо Россия появилась в результате воссоединения всех бывших русских земель. Без Украины и Белоруссии Россия уже не является Россией в точном смысле этого слова. При этом основные святыни и территории, лежащие в основе древнерусской идентификации, находятся за пределами Российской Федерации, в Киеве – столице новой независимой Украины. Идентификация русскости, таким образом, намертво связана с киевскими корнями и киевским началом российской национальной государственности.

В этом состоит главная сложность национальной идентификации новой России. В отличие от украинцев и белорусов, великороссы не могут перейти к этнической национальной идентификации, поскольку новая Россия не является только национальным государством великороссов, она является одновременно и государством татар, башкир, адыгейцев, тувинцев, якутов, чувашей и многих других народов. Все они живут столетиями на своих исконных землях, которые составляют половину территории Российской Федерации. Поэтому попытка строить здесь национальное государство великороссов может лишь взорвать государство. Следовательно, на территории РФ возможна сегодня не этническая, а лишь традиционная государственная и культурная русская идентификация. Помимо всего прочего, это означает, что носителем этой идентификации может быть наднациональная элита, при стержневой роли великороссов. Впрочем, то же самое было и в СССР, и в  Российской империи.

Русское национальное самосознание на протяжении веков складывалось как имперское, привязанное к религии, государству и языку. В силу этого русская культура не является культурой только великороссов, ибо она создавалась всеми без исключения народами, входящими в состав империи – малороссами, белорусами, татарами, евреями и др. И здесь просматривается коренное противоречие новой русской идентичности, поскольку сама новая Россия по своей природе явилась протестом против всей российской истории, против всех ее исторических результатов.

Выделение РСФСР из СССР воистину означало, что «Россия вышла из России». Это событие существенно отличалось от распада классических великих империй. В случае британской, австро-венгерской и других западных империй в основе распада лежал сепаратизм колоний, их стремление приобрести государственную независимость. В случае СССР было все наоборот. Основным инициатором его распада были не порабощенные народы, не национальная элита колониальных стран а, напротив, русские, население метрополии. Среди русского населения РСФСР с середины 80-х годов крепло желание сбросить с себя «имперское бремя», «мелкие» территории СССР, в первую очередь Среднюю Азию и Закавказье. Подавляющая же часть других народов СССР, и прежде всего казахи, туркмены, узбеки, все народы Северного Кавказа, включая чеченцев, были противниками распада СССР. Даже латыши, литовцы и эстонцы вплоть до 1990 года, т.е. до того момента, как Б.Ельцин объявил войну союзному центру, добивались лишь экономической самостоятельности. Распад Союза, таким образом, произошел вопреки воле нерусских народов. Именно великороссы буквально вытолкнули из него не только прибалтов и народы Средней Азии, но и своих кровных братьев-украинцев и белорусов.

Таким образом, за распадом СССР стоял не только добровольный отказ от колониальных захватов Российской империи, но и отказ от своей национальной истории, от своих исторических корней, отказ от того, что объединяло русских на протяжении последней тысячи лет. Это было следствием кризиса национального самосознания русского суперэтноса, национального беспамятства, порожденных советским режимом, 73 года вдалбливающего в сознание русских, что их родина – не историческая Россия, а пролетарская революция.

Большевистская стерилизация национального самосознания, из которого постепенно были вытравлены Киев с его святынями, многие другие города русской славы, превращение русского менталитета в советский как раз и способствовали спокойному восприятию значительной части населения РСФСР распада государства. Политическая элита РСФСР, столь же дерусифицированная, оседлала лозунг суверенизации лишь с тем, чтобы вырвать власть у элиты союзной. Она не думала ни о демографических ресурсах, ни об экономическом потенциале, ни о геополитическом положении нового государства. К сожалению, в России до сих пор не сложилась ответственная национальная элита, способная защищать национальные интересы России.

В.Л.Махнач. Тема моего выступления «Этнические и территориальные аспекты формирования российской государственности». Есть некоторая разница между идентичностью и государственностью. Когда мы говорим о самоидентичности – это отношение гражданина к государству; когда мы говорим о государственности – это отношение государства к  гражданину. Но в принципе отношения эти двухсторонние, поэтому проблемы здесь большой не будет.

Надо сказать, что ведущий или государство образующий этнос в истории отечественной государственности менялся. Можно совершенно по-разному относиться к теории этногенеза покойного и, несомненно, великого нашего современника Льва Николаевича Гумилева, злоупотреблять термином «пассионарность», как делают не только журналисты, но, к сожалению, и политики. Критиковать концепцию пассионарности. Но одно сейчас уже является аспектом начального образования, то, что разработано Гумилевым, но формулировалось и до него: этносы смертны. Этнос – народ, этническое единство живет в истории некоторую продолжительность времени и потом исчезает, ставши этническим материалом для формирования нового этноса. Ил превращается в реликт.

Поэтому следует иметь в виду, что формировали российскую государственность, государственность Руси, собственно, славяне и русы. А русские же – этнос, к которому принадлежит большинство сидящих в зале, начинают свою историю в ХIII веке. Поэтому здесь есть бесспорное правопреемство, довольно интересное, но важно, что оно есть.

Как считал Гумилев, да и все гуманитарии, культурологи, историки и этнологи, в том числе и зарубежные, славяне, по крайней мере, в первом тысячелетии новой эры представляли собой единый народ, а не языковую группу, как сейчас. Это   доказано. Достаточно сравнить, как повествуют отечественные авторы, скажем, о нашествии в Х1 веке польского короля Болеслава Хороброго на Киев, и как они повествуют о появлении поляков в Смутное время, в начале XVII века.

Болеслав – то свой человек, свой славянин, польский или черниговский. Принципиального различия автор-летописец не видит. В то время как в начале XVII века лях – это иноплеменный, иноязычный, злодей, захватчик, оккупант, то есть с ним надлежит бороться как с оккупантом, а не разрешать мелкие дрязги с ляшским соседом, как это было во времени Болеслава. Так вот это еще единый народ, которому не помешало уже в преклонные годы его этническое существование сформировать целый ряд государств и на Балканах – первое Болгарское царство, и в средней или центральной Европе – Моравия, Чехия, Велика Польша, Мала Польша, Мазовия и, естественно, государство на нашей территории, о котором, собственно, и идет речь.

Естественно, в данном случае вопрос не идет о правопреемстве по отношению ко всем славянам. Было бы совершенно бессмысленно повторять ошибки панславистов Х1Х века, претендуя на роль объединителей великой славянской державы, включая туда же Чехию, Словакию, Сербию. Тем не менее, Русь – это одна из стран, которая сложилась в те времена стараниями славян. Сложилась на протяжении первого тысячелетия христианской эры. То тот плацдарм, где формировалась будущая русская государственность.

Лет 6-7 тому назад я не подозревал, до какой степени наша политическая мысль путает понятие «страна» и «государство». Я прожил довольно долгую жизнь, не подозревая, что все знают, что это совершенно разные понятия. В конце концов, мне пришлось начать читать студентам специальную лекцию, которая разъясняет, четко разводит эти понятия. Заметьте, и в других, по крайней мере, европейских языках эти понятия разные по корню и по этимологии. В английском языке они совершенно разного происхождения, звучания, значения слова, причем, родственные нашему. «Государство» восходит к общегерманскому корню – город, штат. И у нас «государство», «государь» - этимологический предшественник понятия «государь», то есть субъект, пребывающий в столице. Тоже городское начало. В то время как «сторона» - в стороне от столицы, родимая сторонка. А «кантри» - другое значение в английском. Это деревня. Таким образом, это разные понятия.

Государства создаются, формируются, иногда даже учреждаются, откуда и понятие «конституция» – в первоначальном значении «учреждение нового государства». Создание государств – это процесс дискретный, имеющий свои этапы и племенные границы. Вряд ли возможно установить подобные этапы и границы в процессе сложения стран. Страны складываются веками. Сложение страны включает в себя не только сознание ее целостности, целостности своей земли жителями этой страны, но и процесс осознания ее существования в определенных границах жителями других, прежде всего, сопредельных стран.

Границы страны и государства в истории чаще всего не совпадают. Страна может состоять из нескольких государств. Обратное – когда государство включает в себя несколько стран – встречается гораздо реже. Многотысячелетняя история таких стран, как Египет, Китай, Индия, Иран (Персия), Турция и др., включает в себя и периоды распада на различные государства, и периоды существования внутри других государств, но эти страны продолжали существовать и воспринимались как таковые не только своими обитателями, но и соседями. До 1870 года было много германских государств, однако все европейцы воспринимали ее как страну Германию. США формально состоят из 50 государств-штатов (states), но Америка – это страна. Киевская Русь сложилась и в страну, и в государство. В ХП веке на Руси государством являлось каждое княжество. Тем не менее, для всех – и для славян, и для других народов – существовала Русская сторона, Русская земля. Русь как страна продолжала существовать и в последующие века, известные удельной княжеской (т.е. государственной) раздробленностью.

Процесс централизации привел к созданию двух государств – Великого княжества Владимирского и Великого княжества Литовского. Но страна оставалась  одна. Что всеми и сознавалось. Титул вильнюсских князей звучал так: «Великий князь литовский и русский». В XVIII веке практически вся русская земля оказалась в составе Российской империи, за исключением Галиции. Вся страна вошла в состав одного государства. Расчленение России после революции 1917 года вновь привело к распаду страны на несколько государств. А в 1945 году Советский Союз снова собрал в свой состав все русские земли. Историческая Россия вошла в СССР, который по территории ее превосходил (например, Туркестан – не часть исторической России).

Наконец, сейчас страна Россия вновь поделена между разными государствами, но страна от этого не исчезает. Никогда не было страны СССР, было государство СССР, а страной оставалась Россия. Можно считать, что сейчас существует государство Украина и государство Российская Федерация, которые вступают в межгосударственные отношения. Однако нет такой страны – Украина, и вряд ли такая страна будет существовать, потому что ее название означает окраина России. Нет и такой страны – Российская Федерация.

Так вот, заметим, что страна и государство территориально часто не совпадают. Страна может состоять из многих государств. До 1871 г. германских государств было много. Государство может состоять из нескольких стран. Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Нравится это англичанам или нет, но название указывает, что государство состоит из одной страны и куска другой страны – Ирландии.

Таким образом, не удивительно, что страна Русь, а затем страна Россия далеко не обязательно, не всегда, не всю историю совпадала территориально с государством того же наименования. В ХП столетии каждое княжество – это государство. Но Русь, тем не менее, существует не только для русского человека. Она существует для византийца, для араба, для западноевропейца. В конце XV века существует не только для русского человека. Она существует для византийца, для араба, для западноевропейца. В конце XVШ веке к концу правления Екатерины П и в начале правления Павла 1 страна Россия и государство практически территориально совпадают.

В Х1Х веке Российская империя выходит территориально за пределы страны, и это надо обязательно помнить при любых политических построениях. Это всегда помнили немцы, но об этом всегда забывали мы. Но, положим, не всегда. Все-таки этнически австрийцы тоже немцы. Но Германия не претендует на аншлюс в настоящий момент и австрийцы не собираются присоединяться к Германии. Так же точно, как и швейцарцы, точнее 40 с лишним процентов граждан Швейцарского Союза – немцы, самый большой этнос. Но даже и при Гитлере не было претензий на подобный аншлюс. И все-таки, тем не менее, Германия мыслилась немцами в пределах Германской империи, так как она сложилась в Х1Х веке.

Я вернусь сейчас к домонгольскому периоду. Уместно отметить, что, к сожалению, наши последние режимы, т.е. политический режим Горбачева, политический режим Ельцина да и современное Правительство не вели себя так, как вел себя в тяжелейших условиях, неизмеримо более тяжелых, нежели сейчас, поистине великий немец Конрад Вильгельм Аденауэр, который, руководя оккупированной страной, не подписал ни одного договора, ни одной строчки, которая узаконила бы разделение Германии.

Понимаете, на фоне этого положения (мы-то не оккупированы) поведение наших правительств выглядит жалким, я не хочу сказать жестче. И это опасно в смысле правопреемства. Видите ли, и историческая Россия бывала оккупирована, и все государства на планете бывали когда-нибудь оккупированы. И историческая Россия терпела поражения. Одно из ужасающих поражений потерпела она в 50-е годы Х1Х века в Крымской войне, которую некоторые мои коллеги считают Первой мировой войной. Некоторые основания на это есть. В этот момент у Российской империи не было союзников, азиаты участвовали в той войне в составе не только турецких, но и английских войск, африканцы – в составе французских войск.

Так вот, мы потерпели поражение. И блестящий дипломат и контрразведчик (он еще часть биографии был жандармом, шефом полицейского корпуса) граф Орлов, заключая мирный договор в Париже, говорил твердо и вальяжно, как подобает русскому вельможе: «Да, господа, мы потерпели поражение,  мы уходим с Балкан. Но вы не беспокойтесь, мы вернемся». И прошло всего лишь 13 лет, Франция потерпела поражение, мы вернулись на Балканы, мы вернулись на Черное море, мы начали восстанавливать Черноморский флот. И никто, даже традиционные русофобы англичане, не посмели принципиально возражать, в том числе и потому, что такова была позиция графа Орлова. Никто не возражал против объединения Германии при Горбачеве, потому что такова была позиция покойного Аденауэра.

Однако вернемся к формированию этнической государственности. Славяне и русы, несомненно, два разных этноса. Кто такие русы? До сих пор существуют существенные разногласия на этот счет. Норманнская гипотеза большой популярности на Западе теперь не имеет, русов шведами уже в основном не считают. У нас сторонником норманнской гипотезы просто нет. Кто они? Одни считают, что это германцы, но германцы южные, застрявшие в Причерноморье. Другие, как историк Аполлон Григорьевич Кузьмин и ваш покорный слуга, полагают, что, вероятно, это иллиро-фракийцы. Иллирия – это Югославия, то есть довольно близкая славянам родня, но не славяне, что доказывает сочинение императора Константина «Об управлении империей». Названия днепровских порогов приведены императором по-славянски и по-русски. Ясно, что они из разных языков.

Так вот,  русы, скорее всего, были первыми основателями государственности, но у нас нет письменных источников. Есть смутные сведения, в частности, польского хрониста XV века Стрыйковского о том, что Киев основан в V веке. Но, если вы помните, это вызывало всеобщую улыбку, когда ЦК Компартии Украины отпраздновал полторы тысячи лет Киеву. Все посмеивались. Они основывались на Стрыйковском, но там даты, конечно, нет, дату придумали в Киевском ЦК. В принципе, это нельзя доказать и нельзя опровергнуть. Стрыйковской мог располагать 500 лет тому назад летописями, которые до нас уж никак не дошли.

Видимо, эта первоначальная государственность была не славянской, а русской. В средней Европе и в центральной Европе русы тоже жили. Их именовали там руги.

Первый варварский князь, взявший Киев в 476 году, звался Одоакр и был руг. Видимо, этнические руги, русы были старше славян. И поэтому в Х1 веке о них упоминания исчезают везде, из всех анналов. То есть они были полностью ассимилированы. А у нас здесь в русской земле ассимилированы славянами, более многочисленными.

Однако заметьте, нас интересуют правовые аспекты.  И первый наш отечественный памятник права – «Правда русская» Ярослава Мудого в преамбуле оговаривает равноправие двух народов: «а ще ты славянин или русин». Чего только не делали с этим отечественные юристы, поясняя, что славянин – это житель Новгорода, а русин почему-то житель Киева. Но я не будут полемизировать с несолидными утверждениями.

Итак, два этноса – славяне и русы – формируют Русь. Возникает общий термин русич. Что он означает этимологически? Потомок русов. Русич, Иванович, Лукич. Русич – сын русов. И вот в том состоянии государственность переезжает в раздробленный ХШ и XIV век. Русичи начинают становиться русскими. А так как рождается новый этнос, меняется вопрос самоидентификации. В отличие от славян русские с самого начала – государственники и сторонники построения единого государства. Поэтому вопрос о воссоединении земель Великого княжества Владимирского и Великого княжества Литовского – это вопрос воссоединения Руси. Нет русских людей даже в далекой Подкарпатской Руси, которые полагали себя быть кем-нибудь иными. Хотя подкарпатские русины и сейчас именуют себя русинами и делятся на две категории: тех, кто считают, что они русины, что значит русские; и тех, кто считает, что они русины и это значит, что они только русины. Нет ни одного человека в Ужгородской области, который считал бы себя искренне украинцем. Просто нет вообще, хотя в паспорте у них написано «украинцы».

Мы прошли XVIII век. Поэтому злокозненная наша история, где доминирует история государственности над историей народа, весьма прегрешила перед нами, рассматривая русских только в границах государства.

Заметьте, преступно, что вы все в школе, все, до единого, изучали русскую историю как историю единой Руси до 1240 г. (на меня мой друг, малоросс, смотрит с укором), до взятия монголами Киева. А потом западнорусские земли исчезли вплоть до гетмана Богдана Зиновия Хмельницкого. В Х1Х веке ее изучали не так. В отличие от советского ни до революции, ни даже во времена Центральной Рады (Винниченко с Петлюрой), никто не вбивал в мозги малороссов, что они отдельны украинский народ. 100 лет назад об этом знали несколько сот полоумных интеллигентов во главе с Иваном Франко в Галитчине. Да, и то они существовали на австрийские денежки, которые щедро капала в их карманы. Больше нигде ни один малоросс не знал, что он не русский человек.

Проблема территориальной идентификации была различной. Русский человек мог быть иногда искренним подданным Литовской короне. Кстати,  в Великом Княжестве Литовском большинство были русские люди. Природные же литовцы,  составляли 0,9%  населения и династия была литовской. И даже в Польском государстве русский мог быть верноподданным, и в Австрийской державе он мог быть верноподданным. Но всегда самоидентичность была однозначной – русский человек на протяжении всех 700 лет от ХШ века, когда закончилась история русов и славян и началась история русских.

И мы должны исходить, вообще-то говоря, из этого момента, и этого материала. Мы должны перестать говорить о трех разделах Польши, а, скажем, хотя бы говорить четко о трех разделах польского государства. Россия не приобрела по трем разделам ни одного кусочка квадратной сажени этнически польских земель, их расхватали тевтоны, австрийцы и пруссаки. Мы же получали русские земли только по третьему разделу. Заодно еще по инерции приобрели и природно-литовские. Впрочем, тогда литовцы не возражали.

Что не значит, что литовцы должны не возражать сейчас, у Литвы есть историческая государственность. Исторической государственности нет у Латвии и Эстонии – это орденские земли. Исторических границ у Латвии и Эстонии, как у очень многих государств на территории бывшего Советского Союза нет, потому что их никогда и не было. Правопреемство по отношению к периоду между 1920 и 1940 годами между мировыми войнами, вообще-то говоря, это правопреемство по отношению к зоне германской оккупации на 1918 год. Никогда не было ни латвийского, ни эстонского государства, а были орденские земли. Немцы, насколько я понимаю, на них не претендуют. Я не хочу сказать, что они не могут существовать, но у них нет границ.

Мы не должны говорить соседям – это было бы несправедливо, помимо того, что возмутится мировая общественность (последнее меня интересует очень мало) – мы не должны говорить соседям: «У вас нет земли». Нет, у вас есть земля. У вас есть земля и вы можете на ней жить. У вас нет другого: у вас нет территории, потому что территория та могла бы быть определена только в Москве между представителями вашей общественности и русским Правительством.

Англия с Барбадосом не заключала никаких двусторонни соглашений, потому что не было государства Барбадос, а суверенитетом Барбадос наделила Англия. И только Россия вправе наделить суверенитетом Латвию, которая никогда не существовала как историческое государство. Это относится к целому ряду государств. Таково же положение, кстати сказать, и на Южном Кавказе. Не присоединялась Грузия добровольно к России, потому что Грузии не существовало.  А шесть государств, совершенно независимых друг от друга, два царства и четыре княжества, одно из которых Абхазское, независимо друг от друга присоединялись к России. У нас есть земля, есть национальная самоидентичность и территории, связанные с той национальной самоидентичностью. Если исторически так сложится, что Украина будет и далее существовать как отдельное государство, то будет означать, что есть русское государство -  Российская Федерация и русское государство Украина. Ибо нет такой страны «Украина» и ее никогда не будет, потому что даже само ее название означает «окраина Руси».

С.В.Кортунов. Я хотел бы вновь сослаться здесь на А.Ципко, который отмечал, что у нашей страны есть будущее лишь в том случае, если национальная элита переосмыслит русскую историю и вернется к своим историческим корням. Если умирающую советскую идентичность заменит традиционная русская идентичность, которая как раз и связывает Россию с Европой. Формирование новой российской идентичности должно происходить прежде всего за счет возрождения общерусских начал, осознания того, что всех русских связывает одна историческая судьба, осознания русскими своей ответственности за сохранение непрерывности и преемственности русской истории. При этом определение «русскости» через православие, а в более широком плане – через русскую православную культуру в целом, - сохраняет свое значение.

Но одновременно новая «русскость» предполагает осознание своих евразийских корней. Новое русское национальное самосознание должно представлять органический сплав «общерусскости» с «евразийством», которое обусловлено географическим положением нашего государства. В этом смысле слова оно должно стать продолжением русского имперского сознания, которое, как многонациональное, было более прогрессивным и демократичным, чем нынешний русский этноцентризм. Для формирования новой российской идентичности необходимо возрождение той элиты, которая существовала до 1917 года, и которая умела сочетать и преданность российской православной культуре, и осознание России как составной части Европы, и понимание евразийских реалий нашей имперской истории. Если и когда такая элита появится в новой России, можно будет с уверенностью сказать, что русская история имеет свое продолжение.

 

7. Русская идея и национальная идентичность в мировом цивилизационном процессе

 

И.Б.Чубайс. Мы говорим о российской государственности, о том, как она меняется, трансформируется и на чем сегодня может выстраиваться наша идентичность. Я думаю, что рассуждения на эту тему, анализ этой проблемы должны предполагать формулировку некоторых констант, без которых нельзя разобраться в этом вопросе.

Я думаю, что надо признать, фактически мы сегодня живем в третьем российском государстве, ибо первым государством была историческая тысячелетняя дооктябрьская Россия, вторым государством был Советский Союз, а сегодня у нас некое третье государство, идентичность которого как раз и не ясна. Как же определить его идентичность, на чем основывается, что это за государство?

Те, кто близок к философии, знают платоновские рассуждения, которые дошли до наших дней. Платон писал, что в основе всякого объекта лежит его идея, его замысел. И в основе России, как и любого государства, лежит некая идея. Почему существовала тысячелетняя, историческая, дооктябрьская Россия, как угодно ее называйте? Потому что была русская идея, потому что была определенная система ценностей, на которой это государство выстраивалось.

Что то за система ценностей, что такое русская идея и что происходило в начале прошлого века, когда Россия перестала существовать, и возник Советский Союз? Это был идейный кризис, Россия распалась не только потому, что большевики штурмовали Зимний, и не только потому, что прошла Первая мировая война, такая драматическая и трагическая для нашей страны. Кризис начался раньше, кризис начался тогда, когда Федор Михайлович Достоевский в своем «Дневнике писателя» ввел впервые понятие русской идеи. И вслед за ним все русские крупнейшие мыслители заговорили о русской идее. До этого времени никто не говорил о русской идее, ее как бы не замечали. Это так же, как мы не говорим об атмосфере, о кислороде, потому что он есть. Если бы вдруг он исчез, то все бы сказали: а где кислород, что происходит?

Тогда, когда с русской идеей возникли проблемы, тогда о ней и заговорили. И проблемы очень коротко заключались в следующем. Русская идея, это понятие четко и ясно можно дефинировать. Что это такое? Это три ключевые ценности: это собирание земель, которое переросло в имперскую политику, это православие и это общинный коллективизм. Вот на этих трех началах выстраивалась Россия.

К концу Х1Х, к началу ХХ века все эти три ценности одновременно оказались в кризисном положении. Собирание земель себя исчерпало, Россия расширялась от Москвы до Аляски, до Калифорнии, до Центральной Азии, до Финляндии. К середине Х1Х века расширение прекратилось, а западная граница не менялась уже с конца XVIII века. Экспансия себя исчерпала.

Православие, как  все христианство, к концу Х1Х века оказалось в кризисном состоянии. Неделю назад я вернулся из Питера, где впервые за 100 лет была исполнена очень знаковая опера Вагнера «Гибель Богов». Впервые она была исполнена в России в 1904 году и больше не исполнялась. Как раз Вагнер и Ницше заявили о том, что Боги умирают, исчезают Боги. Умирает и христианский Бог. С православие тоже возникли очень серьезные проблемы.

Значит, не работает экспансия, не работает, или в новой фазе, в новом состоянии, оказывается православие. И общинный коллективизм себя исчерпал. Он существовал просто потому, что, коллективно поддерживая друг друга, легче было выжить и заниматься земледелием в нашем относительно суровом климате (на самом деле не таком уж и суровом). А к началу ХХ века оказалось, что появилась новая техника, новые агроприемы, новые удобрения и так далее. Уже не нужен был этот коллективизм, можно было перейти на хутора и семейно заниматься сельским хозяйством. Столыпин начинает осуществлять свою «столыпинскую» реформу и расселение из общин на хутора.

Все три ключевые ценности, на которых выстраивалась Россия, зашатались. У России было два варианта поведения. Можно было реформировать свою систему ценности. А Россия нуждалась в глубокой реформации. И был другой вариант поведения: можно было подойти революционно, можно было отбросить всю старую систему ценностей. Как писали все советские энциклопедии, Ленин был не только создателем новой партии, нового учения, он был создателем нового государства, а значит, разрушителем старого. То есть, можно было идти и так, если рассуждать чисто теоретически, хотя все мы – россияне, и без эмоций к этому довольно трудно подойти. Встали на этот, второй путь, путь отказа от старых ценностей, формирования нового государства. Но в результате оказалось, что этот подход не сработал. Россия существовала тысячу лет, а Советский Союз, который строился не на русской идее, а на коммунистической идее, коммунистической идеологии (сейчас нет возможности пояснять, что это такое), просуществовало всего 70 лет, и не в условиях Мировой войны, а в условиях всеобщей поддержки Горбачева, вручения ему Нобелевской премии и так далее. Под звуки фанфар страна распадается. Распадается, потому что исчезает идея коммунистическая. Коммунистическая идея пала, она не интегрирует, она не сплачивает, ее не принимают.

Сегодня мы находимся в некоем третьем государстве новой России, постсоветской России, продолженной тысячелетней России. Какова же может быть ее идентичность? Я согласен полностью с первым выступавшим, Сергеем Кортуновым, который говорит о преемстве, который говорит о том, что было бы крайне глупо не знать. Представьте на секунду (я понимаю, что здесь не миллионеры), но допустим, мы все миллионеры. Мне сейчас ехать в Университет, а я забыл свою кредитную книжку. Я выйду на улицу и буду собирать деньги на паперти: «Подайте мне на дорогу». А чего подайте, если у меня дома лежит кредитная карта на миллион долларов? Так вот. Что же мы будем выбрасывать тысячелетний опыт, тысячелетнее наследие, тысячелетние колоссальные достижения России? Так поступить может только безумец.

В нашей истории решалось огромное количество проблем. Можно два часа рассказывать, как это было. Например, проблема эмиграции. Проблема русских вне России. Эта проблема звучала в разговоре Президента с россиянами. Я назову только один факт. Петр I послал в Варшаву комиссара, он так и назывался «комиссар», который отстаивал интересы православных в этой стране. То есть, если взять нашу историю, огромное количество проблем, которые сегодня кажутся новыми, уже решались и решались очень эффективно. Поэтому и нужно вернуться в тысячелетнюю Россию, но не вернуться в Х1Х век, это было бы нелепо, а продолжить российскую тысячелетнюю логику и вписать ее в сегодняшний день. На мой взгляд, в этом и заключается проблема.

Если говорить с точки зрения теории ценностей, Россия занималась экспансией. Экспансия себя исчерпала. А как продолжить российскую логику? Вообще, вслед за количественным ростом обычно наступает стадия качественного роста. Экспансия себя исчерпала, и сегодня совершенно не нужно орать, что мы будем мыть сапоги в Индийском океане и т.д. А сегодня нужно перейти от экспансии к обустройству, нужно качественно расти, не нужно захватывать новые земли. К несчастью, мы уже потеряли Советский Союз и те республики, которые выпали из него. Это не единая Германия, это другая ситуация. Если поставить цель вернуть эти республики, то можно просто надорваться. Сегодня бы сохранить то, что есть.

Могу сослаться на встречу, на которой я был неделю назад, где сидела куча депутатов, они один за другим говорили, что Россия идет к распаду. Я с ними не согласен. Сейчас ли говорить о том, что нужно вернуть Таджикистан, Узбекистан? Да, нет, нужно сплотить то, что есть. Нужно обустроить, нужно качественно развивать то, что сегодня существует. Это и есть продолжение русской идеи. Нужно продолжить тысячелетний российский опыт, нужно вписать русскую идею в современность и на той основе выстраивать свою идентичность. Вспоминать, восстанавливать и отстаивать свою идентичность.

Я говорю коротко. Это все большие темы. Мне кажется, что сформулирована очень интересная проблема. Я понимаю, что к ней будет возвращение. Очень коротко сказал бы вот еще о чем. Сформулировали такую цель: преемство, восстановление своих ценностей, в некотором смысле возврат в прошлое, но вписывание, на самом деле, прошлого в сегодняшний день. А как вокруг-то все происходит? Мы же живем на земном шаре, то есть идет какой-то мировой социальный процесс. А как это соотносится с тем, что происходит в мире? Я бы ответил так. Процесс преемства неизбежно должен произойти в рамках мирового цивилизационного процесса. В каком смысле и почему? На протяжении почти двух тысяч лет вся западная цивилизация, западная культура выстраивались на религиозно-христианской идее. То есть, в основе всего была идея Бога. Бог был мерой всех вещей. Все вытекало из Бога. Власть от Бога, потому что император – помазанник Божий. Почему там мораль работала? Потому что были 10 заповедей, потому что была Библия. Почему право работало? Тоже самое: 10 заповедей: не убий, не укради, клятва на Библии в суде и так далее.

Первые представители права - это религиозные лидеры. Все выстраивалось на идее Бога. Падение идеи Бога привело к падению права. Конец Х1Х – начало ХХ века – Бог уходит. Что тогда? Тогда появляется новая ключевая идея, идея человека-Бога, идея вождя, я – Бог, я – начальник, я – фюрер, я – вождь. Вся Европа покрывается красно-коричневыми пятнами. Это явления одного и того же типа. Строго говоря, между Салазаром и Сталиным особой разницы нет, это люди одного «замеса». На смену религиозной идее приходит тоталитарная идея. Тоталитарная идея падает довольно быстро, не работает. Мы сегодня достаточно хорошо понимаем, что это такое.

Что дальше? Если люди разочарованы в Боне, разочарованы в лидере, тогда они говорят: я сам буду решать, никто за меня не решает, я свободен, я решаю сам. Вместо религиозной, вместо тоталитарной идеи, приходит либеральная идея. Но абсолютный либерализм, абсолютная свобода, сегодня, по-моему, это почти все чувствуют, очень противоречива, у нее очень много минусов. На первый взгляд казалось бы так здорово, свобода. Она замечательная, когда нужно разрушать тоталитарную систему, а дальше она малоэффективна, потому что человек, который абсолютно свободен, в некотором смысле подобен дикарю. Почему? Потому что до этого формировались правила поведения. 50 тысяч лет существует человечество, оно формировало правила, нормы, традиции. А я свободен, я все то отрицаю, я – сам. Значит, я дикарь, потому что я отбросил все то, что нарабатывалось историей. Если я абсолютно свободен, то я в известном смысле такой же диктатор, как тоталитарный вождь, потому что я делаю то, что я хочу. Я хочу определять пол своего  будущего ребенка. Я хочу создавать генетические копии. Я влезаю в такую сферу, в которую не имею права лезть. Я не знаю, что будет дальше. Но я хочу, я свободен, я влезаю. Абсолютный либерализм тоже несостоятелен. Абсолютный либерализм ведет к разрушению морали, ведет к разрушению закона. Мы видим, что у нас Богом уже является доллар, деньги. У нас все можно купить. В ситуации, когда можно купить женщину, когда моно купить диплом, когда можно купить должность, свободу и так далее, тогда это уже не женщина, не должность, не диплом, это уже и не деньги.

И поэтому для того, чтобы восстановить какие-то нормальные правила, а мы не можем существовать вне правил, есть единственный способ – это восстановление Бога, это восстановление высшей ценности, из которой все и выстраивается. Не случайно христианская цивилизация существовала две тысячи лет, а тоталитарная 20 лет, а либеральная существует 30-40 лет и уже в очень сложном положении. Причем, Бог в условиях глобализации, в условиях связи всех стран и всех народов должен быть единый, универсальный. И сейчас есть исследователи, есть такой подход, они нашли религиозные тексты, которые были написаны четыре тысячи лет назад, когда еще не было ни христианства, ни иудаизма, ни ислама, а когда был единый Бог. Это еще не язычество, но еще не мировая религия. Одно из предложений: на базе этих идей и выстроить единого Бога. То есть мы вернемся к тому, что было, но на новом уровне. В рамках такой стратегии возвращение к российской тысячелетней идентичности – это не движение против истории, а движение к подлинным ценностям, которые помогут сохранить человечество, себя и страну.

С.В.Кортунов. Российская Федерация не смогла еще в полной мере интегрироваться в качественно изменившуюся систему международных отношений и обеспечить максимально благоприятные внешние условия как для  решения  своих  внутренних  проблем, так и для участия в становлении нового миропорядка. Парадоксально, но факт: имперская царская Россия воспринималась Европой в качестве своей составной органической части. А современная Россия, казалось бы вставшая на путь демократии, покончившая с «имперским» прошлым, Европой отторгается. А еще Европа относится к России так, будто у нее за плечами не 11 столетий государственности, а всего 11 лет… Это происходит потому, что Европа до сих пор не доверяет новой России, поскольку процесс дебольшевизации в ней не завершен. Расстрел Парламента в октябре 1993 года; война в Чечне; нередко звучащая антизападная и антиамериканская риторика; провокационные угрозы в адрес соседних стран; раболепное заигрывание с коммунистическим электоратом, в том числе путем воскрешения советской символики; расплывчатость национальных интересов, неспособность к их твердой и спокойной защите; отсутствие у государства политической воли к самоопределению вообще - все это рецидивы отнюдь русского и даже не «имперского», а большевистского сознания. К несчастью, именно такого сознания в России пока слишком много, а имперского - слишком мало. Вот и относится к нам Европа не как к России, а как к уменьшенному, ослабленному и потому озлобленному СССР, ядру «империи советского зла». Продолжение необольшевистского курса, в какие бы одежды он не рядился – «коммунистические» или «либеральные», – грозит отторгнуть от России новые народы и территории, взорвать «российский евроазиатский проект» с катастрофическими последствиями для всего мира. 

 И все же и по культурной ориентации, и по уровню технического развития Россия является страной Большой Европы, находящейся на индустриальной и отчасти научно-индустриальной ступени. Ее производительные силы качественно отличаются от производительных сил третьего мира и, наоборот, принципиально не отличаются от тех, которые есть на Западе. В  России тот же тип квалификации работников, тот же класс машин и механизмов. Проблема в том, что в России долгое время господствовали, - впрочем, в своем большинстве исторически обусловленные, - иной менталитет, иная культура трудовых отношений, иные производственные отношения и иная социальная организация, и именно эти обстоятельства мешают достичь западной производительности и стать равноправным партнером Большой Европы.

Когда в России устоятся новые общественные отношения, изменится трудовая мораль, будут преодолены разрушительные последствия переходного периода, Россия по абсолютному размеру производства вполне сможет снова достичь самых высоких мировых стандартов или даже превзойти их, став надежным и предсказуемым партнером наиболее развитых стран мирового сообщества.

М.А.Краснов. Ни одно государство не является и не может быть идеальным. Однако у каждой страны есть ее обобщающий образ. Бессмысленно специально формировать «положительный имидж» России в мире. Конечно, на многих за рубежом действует инерция долгих лет «железного занавеса» и «холодной войны». Конечно, Россия сама по себе есть такой гигантский геополитический фактор, что можно допустить наличие страха перед ее расцветом, перед ее ролью в изменении всей картины современного мироустройства, перед жесткой экономической и технологической конкуренцией, которую наша страна может составить. Но для нас самих это не причина выбирать стратегию «казаться, а не быть» – самую неэффективную и даже вредную стратегию. Скорее, наоборот, определенное противодействие усилиям России по её преображению даже полезно. Оно мобилизует, заставляет сконцентрироваться и, может быть, даже стиснуть зубы. Но только не для ненависти, а для созидания.

Если страна встанет на этот путь, тогда и патриотизм не надо будет воспитывать специальными программами, ибо он станет органическим чувством гордости за свою страну, возведшую достоинство человека на высшую ступень; тогда и творческая энергия людей преобразит экономику; тогда и внешняя политика обоснуется на твердом фундаменте моральной правоты, и Россия не будет метаться, оправдываться за те или иные свои действия, а станет естественным образцом для подражания.

 

8. О значении опыта посткоммунистических стран по решению проблем правопреемства для России

 

А.Б.Зубов. Я очень рад тому, что Совет Федерации, его Экспертный совет по международным вопросам поднимает тему идентичности, самотождественности для России. Это совершенно естественно и в то же время очень важно, потому что международные отношения государств могут быть эффективны тогда, когда те, кто проводит международную политику, понимают, от имени кого ее проводят, и ради чего ее проводят, и что они защищают, что находится за их спиной. Необходимо понимать суть того народа, того общества, да и того государства, которое находится за спиной деятелей международного, внешнеполитического плана.

Действительно, как здесь говорил Игорь Борисович Чубайс, русская идея очень важна. И понимание того, что такое Россия – очень важно. Но, разумеется, не Федеральному Собранию, не каким-либо вообще государственным органам формировать эту русскую идею. Душа общества, конечно, это спонтанное,  и мы видим, что она живет и сейчас, может быть, далеко не все нам нравится в ней сейчас. Мы понимаем, что она прошла через большие травмы, через большие беды в прошлом. Как душа отдельного человека, пережившего много, она сильна травмирована. Не нам сделать ее завтра другой. Однако же мы, люди, связанные как-то с правом и государством, и вы, эксперты и члены Совета Федерации, связанные непосредственно с законодательным процессом, можем создать те рамки, в которых будет происходить исцеление, выздоровление народной души, обретение ею самой себя. И можем, к сожалению, создать рамки противоположные, в которых она заблудится как в лабиринте, и будет съедена очередным Минотавром.   

Именно в связи с этим я обращу главное внимание, буквально продолжу то, о чем говорил Виль Алексеевич Кикоть, мой давний друг, содумник и коллега. Действительно, опыт Восточной Европы, опыт юридический, опыт законодательный, опыт государственного строительства посткоммунистической Центральной и Восточной Европы. Почему же он не востребован у нас? Почему мы не сделали ровным счетом ничего из того, что сделано там?

Когда мы создавали нашу Конституцию 1993 года, когда мы писали и пишем до сих пор наши законы, мы смотрим на кодексы Франции чаще, Германии реже, иногда Соединенных Штатов. На то, что было создано раньше. Но мы не смотрим на намного более для нас близкую вещь: как выходили страны Восточной Европы из того же коммунистического вчера, из какого приходится выходить и нам. Может быть, мы не хотим из него выходить – это уже другой вопрос. Но если мы хотим из него выйти, если мы понимаем, что советское прошлое было дурным периодом нашей жизни, то тогда, конечно, надо обратить на опыт Восточной Европы самое пристальное внимание.

Что же главного в том опыте, и что мы можем в нем востребовать? Как вы уже услышали из выступления Виля Алексеевича, восточноевропейские страны в своем огромном большинстве объявили формально, как Польша или Прибалтика, или сделали это неформально, как Чехия, восстановление докоммунистического государства и признание коммунистической государственности в целом или в тех его элементах, которые были именно в коммунистический период созданы, а кое-что сохранялось и от более раннего времени, незаконным. То есть период коммунистический был объявлен юридически незаконным, внеправовым. Мы этого не сделали, мы сделали прямо противоположное – мы объявили, что нынешняя Российская Федерация является правопреемником коммунистического советского государства.

Может быть, Восточная Европа не права, а мы правы? Давайте посмотрим на очень простые вещи. Если ты правопреемник, то соответственно законен закон, с которым ты объявляешь свою преемственность. Законны ли законы советского государства? Давайте начнем с такого маленького момента, как, например, проблема амнистии адмиралу Колчаку, которая несколько раз выдвигалась и всякий раз снималась. Предлагается амнистировать, то есть объявить незаконно осужденным и простить адмирала Колчака, главу российского государства, верховного правителя России, убитого по личному, как сейчас это известно историкам точно, распоряжению Ленина, который себя считал правителем этой территории, правда, не называя ее российским государством. Почему Колчак должен просить прощения у Ленина? Может быть, законен Колчак, а не Ленин? И на самом деле, Колчак не смог показать себя как правитель? Время Гражданской войны не лучшее время для демонстрации способностей к государственному созиданию. Но Ленин и его последователи смогли себя показать, и дела доказали законность и власти или доказали беззаконность и власти. Как сказал Виль Алексеевич, общая точка зрения, что государство – инструмент общества, а не общество инструмент государства. Но когда инструмент убивает своего хозяина, как плохо сделанная розетка убивает того, кто ее втыкает в сеть, то, может быть, все же виновата розетка, а не погибший от этого человек?

Таким образом, объявление советского периода незаконным и восстановление преемства с докоммунистическим государством снимает огромное количество проблем нравственно-правового характера. С точки зрения законов российского государства, Ленин, Сталин, Дзержинский и все остальные замечательные господа – государственные преступники по статье 108 Уложения об уголовных наказаниях и за противогосударственный мятеж повинны в смертной казни. В момент, когда они устроили этот мятеж, в октябре 1917 года закон, естественно, действовал: статья 108. С точки зрения статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР, все люди, которые боролись с советской властью, являются государственными преступниками и осуждаются на смерть или лагеря. Мы должны выбирать между этими двумя законами. Что мы хотим выбрать: советское законодательство, статью 58, или российское уголовное законодательство, статью 108? Круг преступников, соответственно, круг амнистированных принципиально меняется. Все восточно-европейские страны до единой в этой ситуации выбрали аналоги статьи 108 в своих уголовных кодексах. Мы выбрали статью 58, и поэтому амнистируем до сих пор тех, кто боролся с советской властью.

Предположим, капитан Ларионов в 1926 году пробирается из Финляндии в Петербург, офицер Белой армии, забрасывает бомбами один из райкомов Петербурга и благополучно уезжает обратно в Финляндию. Он – преступник, террорист или он – борец с терроризмом, который в 1917 г. захватил Россию? Открытый вопрос, который мы должны обсудить.

По статье 58 Солженицын - враг советского государства, по статье 108 об уголовных наказаниях он – один из тех, кто стремится утвердить правду и закон против преступников. Здесь вы видите герб России – двуглавого орла под тремя императорскими коронами. С точки зрения правопреемства с Советским Союзом, это нонсенс, здесь должен был быть другой герб – серпастый, молоткастый, который претендует на то, чтобы скосить весь Земной шар. Но мы чувствуем, что этого не может быть сейчас. И даже те некоторые нововведения, попытка, скажем, восстановить красную звезду, вызывает невероятные возмущения в обществе и понимание того, что это невозможно. Не говоря уже о том, что у нас тогда наш воинский флаг оказывается точной копией флага Вьетнамской Демократической Республики.

Второй вопрос, с этим связанный, вопрос об имуществах. Сейчас здесь не раз говорилось об имуществах, о этом говорил Виль Алексеевич, разумеется, все из здесь присутствующих или здесь отсутствующих, кто получили какую-то собственность в результате приватизации, стали богатыми людьми, хотят эту собственность сохранить и передать детям. Но какую собственность они получили? Они получили собственность или принадлежавшую когда-то другим людям и отнятую у них ценой насилия в 1917-1918 гг., или собственность, как скажем, Норильский комбинат, сделанную подневольным рабским трудом людей, которых принудили незаконно, есть статья 58, принудили незаконно трудиться и умирать в Заполярье, чтобы создавать никелевый комбинат.

Что мы должны сделать? Вся Восточная Европа так или иначе в той или иной форме компенсировала права незаконных работников, которых принудили к труду. Скажем, сейчас Германия выплачивает компенсации рабочим из Восточной Европы и из России. Или же восстановила права собственности так или иначе тех, кому принадлежала собственность на момент коммунистической экспроприации. Об этом вы слышали.

Мы пошли иным путем. Опять же мы открыли другой путь. Мы проигнорировали все это, и тем самым мы заложили огромной силы бомбу под собственность ныне существующих собственников. Те, кто сейчас владеют имуществом, прекрасно понимают, что их имущество – не их, оно им дано во временное владение, пока не опомнится народ и скажет: друзья мои, мой дед владел этим домом, моя прабабка владела этой землей, мой отец умер на строительстве этого комбината, почему же ты владеешь этим?  Мы надеемся, что он не вспомнит. Мы рассчитываем на то, что народ не вспомнит. Но этого не бывает. Вспоминают всегда. Вопрос только в том, когда это произойдет. Вот когда-то произойдет, тогда, естественно, у нас произойдет то, что произошло в Восточной Европе, то есть реституция собственнических прав. Соответственно, нынешние владельцы поэтому-то и переводят капиталы на Запад, потому они и уводят капиталы из России, потому что понимают, что и собственность здесь ненадежна. Чтобы подвести надежный фундамент под собственность нынешних владельцев необходимо признать права бывших владельцев. Повсюду в этой ситуации достигался компромисс в Восточной Европе. Ведь проблема национальной идентичности, это проблема не только философских «империй», это проблема закона. С каким мы себя соединяем законом, с тем мы себя соединяем, с тем мы тождественны. Когда поляки или латыши соединяют себя с законами докоммунистическими, они объявляют свою идентичность со старой Польшей или со старой Латвией. Мы же себя соединяем с советским законом и не включаем в наше актуальное право ни одного закона Российской империи. Хотя по второму переходному положению Конституции 1993 года все законы, действовавшие не территории Российской Федерации, продолжают действовать, если они не противоречат нынешней Конституции. Тем не менее, ни один закон до 1917 года не актуализирован. Мы себя соединяем, безусловно, только с советской идентичностью, и мы остаемся советскими людьми, и, с точки зрения этого сознания, законно Дзержинский хочет восстановиться на Лубянской площади.

То же самое и имущество, дорогие друзья. Имущество, это оболочка, это тело любого человека, любого рода и, в конечном счете, общества. Если мы не признаем законности имущественных прав, мы опять же признаем законными конфискации 1918 г. и, соответственно, отсечем от себя все докоммунистическое. И для нас Пушкин, и Столыпин будут только такими же людьми, как для современных греков Гомер и Александр Македонский, а не будут людьми, которые могут стать сотрудниками в восстановлении российского государства. Сколько бы мы ни кричали и ни били себя в грудь.

С этим связана и третья проблема, дорогие друзья, это проблема исторической оценки прошлого. Кто герой,  кто враг России? Вы посмотрите, когда сейчас мы проходим по улицам, по площадям наших городов, мы видим улицы Урицкого, Володарского, улицы цареубийц многочисленных, «халтуриных» и прочих. Мы видим статуи Ленина в каждом городе. Статуи Дзержинского, и областные власти их с любовью восстанавливают. Значит, на них предлагается равняться молодежи, с них, как говорил Маяковский, «делать себя» предлагают. Тогда, дорогие друзья, у нас опять же советская идентичность, и мы будем продолжать советское государство.

В Латвии вы найдете хоть одного Ленина? В Польше? Дзержинский польский шляхтич, но вы найдете хоть один памятник Дзержинскому в Польше? Сняли! И когда снимали Дзержинского, он рассыпался в прах в Варшаве. В Варшаве ходил такой анекдот в советское время. Площадь Дзержинского раньше называлась Садовой площадью. Едет в трамвае человек из пригорода, спрашивает: «Это еще площадь Дзержинского?» «Нет, - говорят, - то пока площадь Дзержинского, но это Садовая площадь». Восточная Европа четко отбросила советское, отбросила коммунистическое, отбросила свое, что связано с коммунистическим, хотя и не без крови. Латышам, например, очень сложно отказаться от латышских стрелков, но это особая большая история.

Государственная Дума: откуда название? Если у нас советская идентичность, давайте Верховным Советом себя назовем. Чего же стесняться? Кстати говоря, Думу мы отменили, в Польше третья республика, а у нас первые четыре Думы забыты, и мы с 1993 г. ведем заново отсчет, у нас первая Дума. Если мы хотим самотождественности для того, чтобы наши дети знали с кого «делать» им жизнь, если мы хотим, чтобы наши дети не выросли в абсолютно бесценностном обществе, мы должны предложить им национальные идеалы. Во всех странах мира, повсюду национальным идеалом является тот, кто стоит на площади. В современной Италии – это статуя Мациния, это статуи Гарибальди, это статуи Виктора Эммануила – объединителя Италии, то есть те, кому предлагают подражать. А кому мы предлагаем подражать? Ленину? Дзержинскому? Нам нравятся эти люди? Мы хотим, чтобы такими были наши дети? Я не хочу, чтобы наши дети были такими.

Поэтому я думаю, что третий момент, который мы не сделали и который сделала вся Восточная Европа, - мы не пересмотрели на уровне монументальной пропаганды, на уровне идеи преподавания в школе, на уровне наших собственных идей, отношение к прошлому. Мы не назвали зло злом, мы не назвали добро добром, это все осталось в прошлом.

Вся Восточная Европа провела антикоммунистические законы и законы о люстрациях. Почему это было сделано? Предполагалось, что люди, которые активно сотрудничали с тоталитарным и человеконенавистническим режимом, не могут вот так просто как бы «переменить шляпу» и войти в демократическое общество, и те, кто вчера убивали или способствовали убийству, спокойно стать членами общества, составленного из тех, кого убивали.

Иногда говорят, что у нас это невозможно, дайте старикам умереть спокойно. Конечно, надо дать старикам-коммунистам, наверное, умереть спокойно. Но, наверное, и тем, кто еще не успел умереть из их жертв, тоже надо дать умереть спокойно. Ведь остались сотни и тысячи людей, отцы которых убиты теми, кто сейчас считает себя достойными государственных пенсий и наград. Мы с кем? С потомками жертв или с потомками убийц? Это тоже огромный вопрос. Огромный нравственный вопрос, без которого самоидентичности России нет. Хорошо говорить о русской соборности, о русской общинности. Но эти разговоры ни к чему не приводят. А вот говорить о том, на кого мы предложим равняться нашим детям, и каких стариков мы будем защищать в первую очередь, и каких стариков мы, может быть, защитим, мы будем понимать, что они все же виновны, это большой вопрос.

Нам жалко палачей, но нам почему-то не жалко жертв. Странное дело. У нас коммунистическая партия не объявлена незаконной, Зюганов может апеллировать к Ленину и Сталину как к своим идеалам. Президент может поднимать тост за Сталина, и это считается нормальным в стране, где миллионы людей были убиты этими Сталиным и Лениным, и их дети и внуки живут среди нас или выгнаны в зарубежье. Это невозможно в нравственном плане. Потерпит ли, скажем, германское государство аналогичные тосты за Гитлера среди жертв гитлеризма?

И, наконец, пятый вопрос, который в значительной степени был затронут Владимиром Леонидовичем, это вопрос о пространстве. Это тоже очень важно. Если мы объявляем правопреемство с докоммунистической Россией, то для нас возникают заново проблемы, которые ныне, казалось бы, решены. Предположим, когда была провозглашена независимость Эстонии в 1991 году, а сами эстонцы себя провозгласили независимыми в 1990 году, они, естественно, говорят, что мы провозгласили нашу независимость в рамках межвоенной конституции, и мы требуем восстановления границ, которые существовали между Россией и Эстонией по Тартускому договору. То есть давайте нам Печору, давайте нам Изборск и давайте нам Усть-Лугу у Балтийского моря. И наши ничего возразить не могли. Почему? Да, потому, что подписанный Лениным договор мы считаем законным. Но если законным правителем России в это время был не Ленин, а Ленин был террористом, захватившим власть, и еще ведшим войну с законным правительством, скажем, адмирала Колчака, который не давал независимости Эстонии и не давал, кстати, независимости Финляндии, тогда вопрос о независимости Эстонии становится вновь открытым.

Безусловно, никто не заставит эстонский народ жить вместе с народом России, если эстонский народ этого не хочет. Это и аморально,  и невозможно, с точки зрения международного права. Но тогда надо заключать договор, и Россия должна давать независимость Эстонии, давать независимость Эстонии. В этой ситуации встают два вопроса: вопрос о границах и вопрос о правах, скажем, того же русского меньшинства в Эстонии. Во всем мире границы – это референдум. И соответственно, те территории, где в основном живут русские, предположим, район Нарвы, он остается в составе России. А права Русскоязычного меньшинства оговариваются законодательно так или иначе. И независимость Эстония получает в тех границах, и с теми правами русскоязычного меньшинства, которые никто в мире не оспорит, потому что они естественные.

То же самое и еще в большей степени относится к Украине. Мы признали независимость Украины, потому что мы признали законность СССР и границ внутри СССР. Мы не можем запретить украинскому народу самоопределиться. Но тогда мы должны спросить, где кончается украинский народ, и где начинается народ, который не хочет считать себя украинским, а хочет остаться в составе России. Референдумы, проведенные на Украине, если бы мы ее не признали бы наследницей советской Украины, оставили бы России значительную часть украинской территории, и, соответственно, могли бы защитить права русскоязычного населения на остальной территории Украины. Возможно, в этой ситуации Украина вообще бы не захотела отделения.

 То есть мы потеряли наши шансы в отличие от всей остальной восточной Европы, соединив себя с советским, а не досоветским. Возможно ли другое решение? Оно было возможно раньше, и оно тем более возможно сейчас. Меня спросят: почему же тем более? Вроде бы, как говорит Солженицын (я с ним не раз на этот счет говорил), шанс упущен. Это надо было сделать в 1991 году. А сейчас все упущено. Ничего подобного. Дело в том, что в 1991 году наше общество, советское общество, в эмиграции называли «подсоветским обществом». Потому что  считали, что советская, большевистская власть захватила русское государство.

Но вот за эти 70 лет произошло то, чего не произошло ни в Польше, ни в Латвии. Наше общество из «подсоветского» стало советским. В какой-то момент, в основном после Второй мировой войны, после Хрущева общество в основном приняло советские ценности. И поэтому в 1991 г. единицы, ну, десятки, ну, сотни людей помышляли о восстановлении правопреемства в восстановлении российской государственности, по крайней мере, не большинство общества, безусловно.

А в Латвии, в Польше – все латыши и эстонцы, за исключением небольшого меньшинства, только этого и ждали все коммунистические годы. Наше общество должно было изжить иллюзии безродного либерализма, а я думаю, оно его изжило за эти 12 лет. Оно должно было изжить иллюзии реконструкции советского, как положительного. И это тоже изживается. Судя по социологическим опросам, большинство не хочет возвращения в коммунистическое вчера. Оно скоро должно понять, что третьим и единственным путем является тот путь, на который так естественно вступила восточная Европа в 1989-1991 годах.

И нашим законодателям это надо понять, и членам Совета Федерации в первую очередь. Этот орган я вижу преобразующимся не в фиктивный, а в нормальный Госсовет Российского государства, которым была верхняя палата Российского парламента до 1917 года. Я вижу такое будущее у Совета Федерации. Ему в первую очередь, как хранителю традиций Отечества, восстанавливать преемство с тысячелетним Российским государством.

С.А.Рогинко. Я, пожалуй, не буду полемизировать, я просто выскажу собственную позицию, потому что тема очень эмоциональная.

Я исхожу из того, что Россия – это традиционное общество и в отличие от западного общества, она основана на несколько других принципах. Если западная современная цивилизация основана на разделении индивидов, и объединение их возможно исключительно юридическими нормами или экономическими интересами, что по большому счету равнозначно, Россия принадлежит к типу традиционных обществ с большим элементом патернализма. Именно поэтому разговор о превращении России в гражданское общество, конечно, правомерен, но не совсем адекватен в той стране, в которой мы живем. Именно попыткой превращения в гражданское общество можно объяснить такой феномен, как февральская революция, а затем октябрьская.

Внедрение в патерналистскую систему западных ценностей оказалось разрушительным, привело к чудовищному неравенству и в итоге к революции февральской, которая привела к власти достаточно импотентный, полностью несостоятельный режим, который провалил не только военную кампанию, но и даже просто сбор хлеба в голодающие города. В чем-то этот режим, безусловно, полный аналог новой так называемой российской государственности, пришедшей к власти в 1991 г. Вся разница в том, что в отличие от той февральской государственности, эта опирается на гигантский военно-технический потенциал, и всю цивилизационную инфраструктуру, созданную в советский период.

Именно отходом от традиции и объясняется и крах старого имперского строя. Советская традиция взяла в итоге те же самые принципы. Каким путем, через какие издержки, какой кровью – это отдельный вопрос. В троцкистском варианте это был современный цивилизационный подход в  квадрате и в кубе. В более умеренном ленинско-сталинском это была попытка перехватить традиционные российские ценности, добавить к ним очень жесткий дисциплинирующий момент и добавить очень сильный рывок на освоение последних достижений технической цивилизации. В чем-то это был аналог того, что позже произошло в Японии в послевоенный период.

Именно поэтому все разговоры о возврате нужно внимательно смотреть именно под этим углом и не увлекаться примером наших братушек-славян Которые принимают оскорбительные и издевательские документы, называющие Россию врагом. И вообще поменьше обращать внимание на всяких литовцев и «прочих шведов». Это сервильные режимы, отрабатывающие свои сребреники, легшие под западный мир, и вообще не претендующие и не собирающиеся претендовать на какую-то самостоятельную внутреннюю или внешнюю политику. К России эти вещи неприменимы.

Ю.А.Гусев. Здесь у нас в основном шла дискуссия относительно правопреемства. Это очень сложная проблема. Для нас особенно и вот почему. К сожалению, мы все забыли, что после большевистского переворота, я называю это только переворотом, в нашей науке и во всех наших пропагандистских материалах мы всегда утверждали, что РСФСР и СССР – это новые субъекты международного права. Это наносит ужасный удар по нашей стране, от которого мы до сих пор еще никак не можем отойти.

Почему? Потому, что если мы новый субъект, значит, нас нужно признавать, значит, нужно устанавливать заново все эти отношения. Кстати, очень большой подарок большевики сделали всем нашим недругам, в частности, касательно имущества. Ведь без этого вообще говорить о каком-то государстве невозможно. Почему у нас возникли такие проблемы с зарубежным имуществом? Потому что мы – новый субъект. Значит, то, что за рубежом – попробуй, докажи, наше это ли нет. Я учил международному праву в Институте международных отношений 17 лет. Нас заставляли учить студентов, что мы новый субъект международного права. Сейчас об этом просто замолчал. И поэтому примеры восточноевропейских стран для нас совершенно неприемлемы, потому что наши властители после Второй мировой войны проанализировали этот опыт и не настаивали, по всей видимости, на том, чтобы все страны народной демократии заявили, что они новые субъекты международного права.

И вообще я полностью согласен с теми, кто говорит, что нельзя особо на них ориентироваться по той простой причине, что они очень непоследовательны. Возьмите даже теперешнюю Прибалтику. Ссылается на Тартуский, на Рижский договоры, но ведь эти договоры и независимость даровали большевики. Во-вторых, когда речь идет сейчас о возврате собственности, там почему-то забыли, что первоначальными собственниками ведь были немецкие бароны. И сейчас они возвращают по существу ограбленную латышами и эстонцами у немцев собственность. Пока еще Германия молчит, но это очень взрывоопасное дело, потому что, когда изменится ситуация, когда что-то в мире произойдет, немцы могут опять вернуться к вопросу о возврате их собственности. Потому что никаким латышским и эстонским буржуям это все не принадлежало никогда, они сами грабители, как и многие другие.

И вот поэтому и надо решить, с точки зрения международного права, вопрос о том, являемся ли мы новым субъектом международного права или мы продолжатель не Советского Союза, а продолжатель и правопреемник Российской империи. Это самый главный, основной вопрос. Пока он еще не решен, пока молчат об этом. Отсюда и возникает масса трудностей.

Б.Г.Дякин. Я думаю, что правы те люди, которые считают, что родителей не выбирают. Правы также те люди, которые не выбирают и историю. Анализировать, рассматривать, учится на этих уроках – обязательно.

Выбросить из нашей истории советский период мы, очевидно, можем. Но насколько целесообразно это делать? Смотрите, что получилось. Много связано негативов с советским периодом для народа и даже для мира в целом. Это, действительно, так. Но, с другой стороны, была Вторая мировая война. А давайте попытаемся спросить хотя бы мысленно те 40 миллионов, которые 4 длинных и долгих тяжелых зимы просидели в окопах, их мнение, за что они боролись, за что они положили жизни? 26 миллионов!

Вторая проблема вот какого плана. Ведь результат Второй мировой войны – это и Калининград, и часть Сахалина. Как быть с этим? Предположим, вернуть Германии тот же Калининград (я принципиальный противник этой позиции, но такая позиция есть), а почему не США, например? А как быть с Крымом? Как быть с половиной советского флота? Правопреемство, которое установлено было в нынешней России, в современной России от Советского Союза, имеет и положительные моменты.

Вопрос об имуществе. Я считаю, что правы те, кто считает, что это изначальный вопрос, что, в конце концов, юрисдикция, юриспруденция – это только лишь объяснение или попытка узаконения каких-то отношений между элементами собственности, активами. Но, с другой стороны, такое впечатление, что как бы гражданская война не кончилась или мы хотим ее продолжения. Ведь вопрос заключается вот в чем. Насколько сегодня ситуация в России необратима, с точки зрения тех элементов собственности, которые сейчас имеют место быть? Наверное, мы сейчас заинтересованы в том, чтобы поддержать ту собственность, которая есть, направить ее развитие в интересах общества. Это, наверное, задача очень серьезная. Но вместе с тем, мы должны понимать и другое. Те обязательства, которые Россия имеет перед миром, а мир перед Россией, в общем-то они зиждутся на том, что мы должны сохранить собственность, должны защитить собственника. И в этом случае мы можем привлечь инвесторов, в том числе в области технологий, в области инновационной деятельности, что действительно является интересом нашего государства.

В.Е.Лепский. В основном речь шла о преемственности прошлого и это справедливо и правильно. И об учете современной ситуации в мире. Но совершенно никто не затронул аспект будущего. Ведь человечество сегодня оказалось в ситуации, когда модели, которые нам предлагают ведущие мировые державы, особенно Америка, модели цивилизационные, не бесспорны. Более того, методы, которыми действуют сегодня США, далеко не всегда цивилизованы. Сегодня в основном шла речь о национальном государстве, сегодня говорили о русской идее, о православии, но ни одного слова практически не было сказано об исламе, о мусульманах, о буддизме, об иудаизме, которые вместе жили традиционно на нашем пространстве.

Я считаю, что надо поставить задачу немножко шире и говорить не столько о национальном государстве, а о новом типе государственной цивилизации, которое мы должны строить. Потому что, если мы хотим в будущее заглядывать, то мы должны строить одновременно модель цивилизационную, которая могла бы быть прототипом будущего для человечества, тогда у России появляется шанс стать носителем новых высоких гуманитарных технологий в мире, у нас появляется совершенно новое, говоря уже совершенно новым рыночным языком, влияние на мир и новые ниши на рынке высоких технологий. Я считаю, что в России сегодня есть такой шанс, потому что мы встали перед необходимостью построения новой модели. Совершенно правильно было сказано представителями Дипломатической академии, что если мы того не сделаем, то не исключена и гражданская война сегодня.

Наверное, если говорить в контексте идентичности, то самым главным (никто лучшего не придумал) для того, чтобы повысить идентичность и сформировать ее, является наличие общей цели. Наличие общей цели сегодня – это может быть выработанный и как-то принятый обществом стратегический ориентир развития России. То есть мы должны выработать консенсус по поводу стратегических ориентиров развития, стратегии развития России. Стратегию должны строить те субъекты, которые будут ее реализовывать, потому что в противном случае, они ее не примут. А вот стратегический ориентир развития России – это первый документ, который должен быть в обществе подготовлен.

В.А.Кикоть. Несколько отдельных замечаний. Я говорил о том, что нужно в историческом прошлом хорошенько разобраться, справедливо все оценить, избежать каких-то крайностей в оценках. Мне, например, трудно представить себе, как выступает у нас Президент, министр обороны и говорят, что наша армия победил под Красным знаменем со звездами. Все правда. Ценю, это заслуживает восхищения и вечной памяти. Но ведь под теми же самыми символами, под красными знаменами, под теми же звездами мы загнали всю Восточную Европу в коммунизм. А когда они там пытались что-то сделать по-своему и выдумали «социализм с человеческим лицом», так эта самая армия под красными знаменами оккупировала и расправлялась и с немцами в 1953 году в ГДР, и в 1956 г. с Венгрией, с Чехословакией в 1958 г. Постоянно под этими же знаменами и звездами наша Красная армия при любом очередном кризисе в Польше, которых было много, выходила на улицы городов и на дороги, демонстрировала свою силу, чтобы они знали и сидели тихо.

Понимаете, есть светлая сторона, которую нужно помнить, говорить, справедливо подчеркивать. Но есть же и другая сторона. Если мы опять эти самые символы вводим полностью, что должны по этому поводу думать страны, которые с трудом освободились от той ситуации, которую они называли в разное время и оккупацией, навязыванием им другой системы? То делалось той же армией, с теми же символами и под той же идеологией, которую мы дружно признаем, что она и не русская совсем. Я просто призываю к более объективной, более всесторонней, более трезвой оценке всего того, что мы имели и того,  какое впечатление мы производим этими лозунгами, этими символами. Нам нужно иметь благоприятную окружающую среду. Надо, чтобы в нас никто не видел потенциальную угрозу противника, который будет что-то навязывать. Я уж не говорю о том, что службы безопасности, которые мы теперь упоминаем очень часто недобрым словом, работают под теми же знаменами, под теми же символами, под общими символами лжесоциалистического государства, которое у нас было так долго.

В.Л.Махнач. Первое. Говоря о правопреемстве, мы упускаем необходимость заявления правопреемства по отношению к основным законам Российской империи. Кстати, когда создавался Свод законов при Николае I, в него были включены судебники и Соборное уложение.

Кроме того, говоря о правопреемстве, мы все равно опускаем понятие континуитета, то есть права возвращения насильственно отторгнуты территорий.

Второе. Отречься от социалистического периода нам выгоднее, чем, например, мадьярам, потому что это дает нам право сказать: да, действия в 1921 году в Прибалтике были, конечно, насильственными, и правопреемства порождать не могут. Но, прежде всего, правопреемства не может порождать 1917 г., а эти режимы созданы 1917 г., революцией.

Третье. Все-таки некоторые моменты надо помнить. Интересно, что большевики на выборах в учредительное собрание победили только в Латвии. То есть в Курляндии и в Лифляндии. Более нигде.

Четвертое. С правопреемством бывшие субъекты Советского Союза поступают довольно вольно, а мы не замечаем. Объявив правопреемство по отношению к довоенной Литве, вообще-то Литва лишила себя юридически Вильнюса, он же был в Польше, а столица была в Каунасе.

Пятое. Насчет советского самосознания, я помню, как мой родич не в полемике, а просто так сказал в начале 70-х годов: нет такой страны Советский Союз, есть государство Советский Союз, а страна – Россия.

Шестое. Объявление вопроса о правопреемстве по отношению к Российской империи, точнее, как я всегда говорю, исторической России влечет для нас очень серьезное право объявить претензию на золотой запас и проценты по его использованию. Часть золотого запаса в Японии, золотая крона между мировыми войнами была в Чехословакии, потому что они сперли наше золото, точнее, часть золота им была выдана как 30 серебряников иудиных за предательство адмирала Колчака.

Седьмое. Вопрос о Калининградской области: в любом случае речь может идти не о возвращении Восточной Пруссии, а возвращении всей Пруссии. Гораздо больший кусок Пруссии как-то в Польше.

И, наконец, последнее замечание насчет исторических религий. Когда я слышу, что Россия православно-мусульманская страна, мне всегда хочется спросить: а Сирия мусульманско-православная страна? Между прочим, у нас этнических 90 процентов православных, этнические вероисповедания всех религий теряли своих приверженцев, а в Сирии христиан 20 процентов, вдвое больше, чем у нас всех не христиан в нынешней РФ. И насчет исторических религий, их ведь не так уж много. Дело в том, что, скажем, Римское католичество и иудаизм на территории исторической России, безусловно, исторические религии. А вот на территории усеченной РФ – это иностранные религии без Украины, Белоруссии и Литвы.

А.Б.Зубов. Не раз говорилось о том, что наши выступления и предложения правопреемства могут вести к гражданской войне  или как это было сказано: вы желаете развязать гражданскую войну, дорогие друзья. Ситуация совершенно иная, мы желаем ее закончить. Гражданская война, которая началась в 1917 году, привела к победе военно-террористического режима, стоившего России десятков миллионов жизней. Мы стремимся закончить эту гражданскую войну победой власти законной, которая бы осудила бандитов, преступников и убийц миллионов людей и которая бы восстановила основание российской государственности, в этом наша задача. Гражданская война не закончена до тех пор, пока эти убийцы и преступники стоят на площадях, лежат в мавзолеях и тем самым оскорбляют память миллионов и миллионов жертв.

Посмотрите, Русская Православная Церковь сейчас, которую все здесь присутствующие так или иначе уважают, а многие просто считают себя чадами Русской Православной Церкви, канонизирует каждый месяц новых новомучеников от руки этой власти убитых. Но если у нас законная власть, то какие новомученики, дорогие друзья? Значит, мы или с верой, с христианством, с православием и с Русью или мы с убийцами и гонителями веры в России. Так что надо заканчивать гражданскую войну победой русской силы. А русская сила – это сила, которая сопротивлялась большевикам.

С.П.Пыхтин. Упрощение считать предпосылкой возрождения Россия одно - «восстановление российской идентичности». Что включается в понятие иден­тичности? Это «государственное право, отношения собственности и исторические идеа­лы». Если все эти три фактора возникнут в реально существующей, но внеисторической Рос­сии образца 2003 года, из не существующей, но канонической России времен 1906 года, то произойдет «возвращение к преемственности с исторической Россией» и «восстановление нашей страны в ее границах». Оказывается, все очень просто. Чтобы преодолеть распад об­щества, нации и государства, чтобы воссоздать их целостность, практически ничем не посту­паясь, надо совершить лишь несколько простых действий. Во-первых, «воссоздать в качестве основы нашей государственности и правопорядка законодательство 1906 года», признав «со­ветское законодательство порочным и юридически ничтожным». Во-вторых, «в основание хозяйственных отношений положить принцип уважения к частности собственности», вос­становив «в той или иной форме имущественные права, существовавшие на момент больше­вистских грабежей». В третьих, декоммунизировать страну.

О том, что русское законодательство начала XX века, систематизированное еще при Ни­колае I и издававшееся в дальнейшем как Свод Законов, является выдающимся явлением русской культуры, не имевшим аналогов в мире и, по сути, на протяжении прошлого столе­тия никем не превзойденное, современному русскому человеку, даже большинству юристов, практически неизвестно. Поэтому в общественном сознании отсутствует понимание утраты, связанная с его отменой, тем более его важность, такая, например, которая существовала по отношению к утраченному Храму Христа Спасителя.

Огульная отмена всех законов Российской империи большевиками сразу же после того, как они пришли к власти, с другой стороны, не простой акт вандализма, подобный разруше­нию архитектурных или религиозных сооружений. Упразднение русского законодательства являлось для своего времени символом, который должен был доказать, что все мосты со­жжены, что русский мир разрушен до основания, что между тем, что было до и что будет по­сле 25 октября 1917 года, образовалась пропасть. Это означало, что начинается совершенно новая жизнь, новая история, новая эпоха, в которой ничего русского вообще не предполага­ется. Декрет об отмене Свода Законов России вообще был не столько правовым, сколько декларативным актом. И конечно, восстановление действия этого законодательства имело бы точно такой же смысл. Он бы превращал Октябрьскую революцию 1917 года в преступный мятеж, последствия которого имеют примерно такое же значение, какое гражданское право придает результатам причинения вреда. И она имела бы смысл, если бы такая реставрация произошла через 72 дня, в течение которых существовала Парижская коммуна, через 13 лет, на протяжении которых в Китае происходило Тайпинское восстание, через 25 лет, наконец, во время которых Франция переживала свою революцию.

Но все дело в том, что разница между 1917 и 1991 годами составляет 74 года. И они не были безвременьем, миражом, маревом, ма­териальным свидетельством которых являлись одни только гекатомбы безвинных, нескон­чаемое мародерство, повседневный деспотизм, цепь ошибок и заблуждений. Ошибочно утверждение, изображающее Русскую революцию на­чала XX века подобием бунта или Смутного Времени. Да, в России тогда произошла револю­ция, полный переворот во всех жизненных отношениях, и годы ее торжества не могут быть списаны в архив, словно дело о расследовании Пугачевского бунта. И прежде всего потому, что этот период был торжеством не только «безбожного богоборческого большевизма», ко­торому история отвела все-таки менее двадцати лет, ибо он потерпел поражение в 1937 году, но прежде всего торжеством России.

Советская Россия не была повержена вооруженной интервенцией, как это случилось с Францией Наполеона, октябрьское правительство не было подавлено и расстреляно, как это удалось сделать версальцам с коммунарами в Париже 1871 года. «Красных» не рассеяли и не принудили к покорности, как это произошло с тайпинами.

К тому же на знаменах революции 1991 года, которая не скрывала своей антикоммуни­стической направленности, не было требований, связанных с реставрацией, обращенной к 1916 или 1906 году. Никому из ее деятелей и вождей не приходило в голову ностальгировать по поводу монархии Романовых и системы общественных и экономических отношений, с которыми Революция 1917 года свела счеты. Об отрекшейся династии вспомнили чуть поз­же, в 1992 году, когда режим Ельцина балансировал на грани краха, но стоило ему удержать­ся, как все игры с упитанным семейством мнимых Кирилловичей были прекращены. Восста­новление прошлого, вообще говоря, принципиально невозможно.

Не следует видеть в русской революции конца XX века попытку пересмотреть результаты русской революции его начала. И не суть важно, что первая революция была скачком вперед, а вторая - прыжком назад. То и другое не парадокс истории, а ее закономерный результат. Гораздо важнее другое: в первом случае, пренебрегая качеством человеческого материала, существовавшего в России, и даже постулатами марксизма, который стал господствовать в стране, производственные отношения были насильственно подняты выше уровня производи­тельных сил, во втором - то и другое, вопреки очевидным неблагоприятным последствиям, оказалось низведенным, правда не методом насилия, а благодаря демагогии, интригам и об­ману, до уровня массового сознания. Отношения собственности, тем более исторические идеалы, господствовавшие в последний период существования Российской Империи, потер­пели крах не только в 1917 году; им не суждено было воскреснуть, ибо им не нашлось места и в практике нового, «постсовеского» режима, и, разумеется, в его мировоззрении.

Оно было обращено не в сторону русского государственного прошлого; доктринеры и по­литики либерального режима образца 1991 года искали идеал вдали от родины, в современ­ных Соединенных Штатах, в малых государствах Европы, вроде Швеции или Швейцарии. А чтобы стать «своими» для Запада, политическим силам нового режима ничего не было жалко. Все преимущества и выгоды, которые были обеспечены тяжкими усилиями и беспрецедент­ными победами, добытыми потом и кровью десятков миллионов не только в XX веке, но и в XVII и XIX столетиях, все это было бездарно, легкомысленно, преступно утрачено без ка­кой-либо необходимости, за одну только возможность стать «демократической страной», за право оказаться у подъезда «цивилизованного сообщества», в очереди с Парагваем, Филип­пинами и Центральноафриканской республикой. И все это происходило на протяжении бо­лее чем десятилетия при громком ликовании столичной черни, при бесновании окраин, под­стрекаемых местной интеллигенцией, при глухом молчании центра России, обескровленным и ограбленным за годы «коммунистического» строительства. Картина гибели сверхдержавы, которую не знает история человечества.

На Россию, все равно какую - нынешнюю или прежнюю, на ее историю, - «героям» 1991 го­да было откровенно наплевать. Навязать либеральной революции национальное законода­тельство, национальную систему отношений собственности и национальные идеалы, тем бо­лее сделать их укоренение ее целью, невозможно прежде всего технологически. Для решения такой задачи нет ни необходимых ресурсов, ни условий.

Революционные изменения, лишь условно датируемые 1991 годом, менее всего можно списать на антикоммунизм или антибольшевизм, чего нельзя сказать об антисоветизма. Если советская система формирования и функционирования органов власти, принятая, вообще го­воря, чуть ли не всеми странами мира, была решительно уничтожена, за отсутствием опоры в массах населения, то к большевизму и коммунизму новый, либеральный режим отнесся бо­лее чем снисходительно. Более того. Проклинаемый на словах большевизм, то есть подмена культуры власти ее произволом, а системы права - систематическим проявлением насилия, стал на деле повседневной практикой политической и экономической жизни. Имена наибо­лее фанатичных большевиков, включая даже таких оголтелых, как Войков, продолжают «ук­рашать» названия улиц, кораблей, предприятий и городов. Что же касается коммунизма, то его политический носитель - компартии, не запрещены, а его символы, воплощенные в мно гочисленных монументах Марксу, Энгельсу, Ленину, стоящих чуть ли не в каждом городе России, никому не приходит в голову демонтировать.

Вот почему не столь «нелепы и кощунственны» символы современной российской госу­дарственности, символы новой Русской революции, принятые властями РФ, которые почему-то называют «советскими». Напротив, они как нельзя лучше характеризуют природу политического строя, появившегося в результате «революционной перестройки», который одинаково чужд как имперскому, так и «союзному» периодам русского прошлого. Отвергая предшествующий политический порядок, отказавшийся от традиции, новые ге­ральдические символы не собираются их возвращать. Скорее они воплощают их карикатур­ное, противоестественное смешение. Флаг «новой России» - не государственный флаг СССР или Российской империи, а русский торговый флаг. Ее герб в виде двуглавого орла - не го­сударственный герб Империи, а герб Временного правительства 1917 года. Ее гимн - не тор­жественная русская песня, которая звучит в каждой русской душе, а довольно грубо сфабри­кованная подделка, в которой замечательная мелодия 1944 года, отражающая пафос неиз­бежной Победы, соединена с лживыми, бесталанными стихами 2001 года, омраченным ее предательством.

Таким образом, новому режиму, одним из главных идейных принципов которого является принципиальная безыдейность, ставшая к тому же частью либеральной Конституции 1993 г., а серд­цевиной - русофобия, не остается ничего иного, как демонстрировать историческую и идео­логическую всеядность. Вот почему в государственной символике, да и не только в ней од­ной, можно обнаружить настоящий калейдоскоп - что-то от России царской, что-то от Рос­сии «керенской», что-то от России «советской». Не приходится сомневаться, что на таком шатком фундаменте не восстановить здоровое и динамично развивающееся государство, на нем оно может лишь агонизировать и разрушаться.

Именно родовым свойствам либерализма, взявшего большевистские методы на свое воо­ружение, именно либерал-большевизму, соглашающемуся с любым «проектом», даже «евра­зийским», но только  не с русским, следует приписать и расстрел Дома Советов России в ок­тябре 1993 года, и бездарную политику на Кавказе, включая преступно-непрофессионально проводимую войну в Чечне, и двусмысленную внешнюю политику, где раболепие перед За­падом и США время от времени сменяется антизападной и антиамериканской риторикой, и расплывчатость национальных интересов, и неспособность к их твердой и спокойной защите, и отсутствие у государственной власти политической воли к самоопределению.

Катастрофа неминуема. Ее обуславливает, прежде всего, буквальное повторение либеральной властью политики, которая осуществля­лась властью большевистской. В прошлом большевики навязывали России свое представле­ние о счастье, о государственном и общественном устройстве, точнее говоря - о ее разделе­нии, теперь либералы делают то же самое, навязывая ей свое. Те и другие представления, различаясь практически по многим второстепенным пунктам, сходятся в главном - они не только отрицают русскость России, не только не стремятся сохранить ее неделимость, она не признают в России, занимающей более чем шестую часть мировой суши имперской государ­ственной сущности.

Разумеется, «наше положение неизмеримо сложнее», чем какой-либо иной страны, в ко­торой изменяется все - уклад, строй, режим и форма власти. Причин чему более чем доста­точно. Здесь и «богоборческий путь», на которую встала Россия, благодаря своему атеисти­чески мыслящему пролетариату всех сословий, к тому же задолго до 1917 года, и «страдания и испытания», выпавшие на долю русских в течении всего прошедшего столетия, и беспоч­венный коммунизм в его марксистской интерпретации, ставший и остающийся для слишком многих «национальной идеей России». Но гораздо важнее для этого было совсем другое. Стратегически - многовековой дефицит народонаселения, политически - несоответствие между русской природой народов, населяющих страну, которые так и не успели стать наци­ей, и антирусской природой власти, которая ею управляла, всеми силами стремясь при этом не допустить превращения совокупности народов России в русскую нацию. Надо признать и другое: не тоталитаризм создал сложность в положении России, а его отсутствие, по крайней мере в течение всей второй половины прошлого века. Конечно, если не путать тоталитар­ность в организации государства, которая для России имеет естественноисторические при­чины, с тиранией в методах властвования, если не отождествлять диктатора, спасающего го­сударство от поражения, с деспотом, который ведет ее к гибели.

Правы те, кто считает, что власть, как бы не отрекалась она на словах от прежнего исторического периода - генетически связана именно с совет­ским ("Правильнее было бы говорить о «постбольшевистском режиме», поскольку собственно большевистский режим фактически был ликвидирован к 1937 году, а формально - в 1952, после того, как правящая в Советской России партия исключила упоминание о большевиках из своего названия ВКП(б), решив стать государственной парти­ей- партией Советского Союза) режимом, не имеющим ничего общего с российским государством. Восстановление России станет возможным лишь в результате совершения практических шагов на уровне государства в области вос­становления духовного, культурного, правового и исторического преемства с исторической Россией. Но так не бывает, чтобы государство восстанавливалось или возрождалось вопре­ки сущности политики, которую осуществляют ее институты власти. Обеспечение восста­новления России несовместимо с существованием политического режима, который даже Конституцию превратил в инструкцию о ликвидации России, который создает такие прави­тельства, что они в состоянии успешно выполнять лишь одну функцию - быть ее ликвидаци­онным комитетом.

С.В.Кортунов. Уважаемые коллеги, я думаю, что все мы понимаем, что это только начало разговора. По крайней мере, я почувствовал, что все участвовавшие в сегодняшней дискуссии готовы к такому продолжению.

Собственно говоря, этот круглый стол мы задумывали как своего рода преамбулу к крупной международной конференции по вопросам национальной идентичности, государственности и правопреемства. Я думаю, что мы такую конференцию при поддержке Совета Федерации в следующем году, несомненно, проведем. И даже, если мы в ходе этой конференции не решим проблемы национальной идентичности, я думаю, что сама дискуссия, и это показал сегодняшний день, чрезвычайно плодотворна и очень полезна. Это будет, несомненно, шаг в сторону самотождественности, как говорит Андрей Зубов, и решения этого вопроса.

Я думаю, что все прекрасно также понимают, что никто здесь не призывает к русскому бунту, «бессмысленному и беспощадному». Никто не призывает отменять нынешнее право или то положительное, что было в советском праве. Никто не призывает немедленно отнимать собственность у олигархов или выйти сейчас на улицы и крушить памятники Ленину или Дзержинскому и другим деятелям советского периода. Никто не перечеркивает, безусловно,  и даже в мыслях такого не было – перечеркнуть советский этап российской национальной истории.

Но, если мы действительно хотим определить национальную идентичность России, самотождественность, мы неизбежно будем наталкиваться на все эти вопросы, которые обсуждались сегодня.

И беда в том, что эти все вопросы в нашем обществе пока еще толком и не поставлены. Я думаю, что сегодняшний круглый стол – это первый крупный шаг в этом направлении и начало действительно серьезного позитивного политического процесса.