А.Н. Кольев

 

Заметки об экстремизме

 

Вредный закон

 

Согласно принятому 25 июля 2002 года Госдумой Закону «О противодействии экстремистской деятельности», под экстремистской деятельностью понимается деятельность по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на:

 

нарушение целостности РФ; подрыв безопасности РФ; захват или присвоение властных полномочий; создание незаконных вооруженных формирований; осуществление террористической деятельности; возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию; унижение национального достоинства; осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы; пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности.

 

Стабильно бездействующими являются разделы закона, которые следует отнести к деятельности сепаратистов и либералов. Зато разделы, которые можно отнести к русской идеологии, нависают над русскими мыслителями и политическими активистами как Дамоклов меч.

Второстепенными в данном законе являются запреты подпадающей под определение экстремизма символики, сходной с нацистской; на призывы к экстремистской деятельности, а также финансирование или иные способы поддержки этих действий. Доказать в наше время, что кто-то кого-то финансирует практически невозможно. Документировать призывы – тоже очень сложно. Что такое «сходная символика», никому не понятно. Получается, что война против экстремизма по данному закону всегда будет носить характер политического заказа, согласно которому станут изживать не экстремизм, а некую организацию, на которую укажет власть. Это особенно опасно, поскольку в самой власти присутствует экстремистское отношение к русской нации.

Если за ношение свастики в публичном месте могут посадить в кутузку – это вполне нормально, поскольку демонстрация такой символики является публичным оскорблением поколений, воевавших с фашизмом на фронтах Великой Отечественной. Но что делать с прочими случаями появления свастики, скажем на православных иконах или в исследовательской литературе? Закон не проводит четкой грани, а потому может пойти во вред стране и создать опасность расширительных толкований, на которые всегда так падки чиновники.

Впрочем, опасность пока носит латентный характер. Имеются считанные случаи применения Закона. Известны предупреждение со стороны Минюста в адрес шовинистической Национально-державной партии и со стороны прокуратуры Башкирии в адрес главы Центрального духовного управления мусульман РФ Т. Таждутдина. Если первое – излишне осторожное действие в адрес организации, пропагандирующей отторжение от России части ее территории, где имеется инородческое большинство, то второе – явная передержка в пользу одной из конкурирующих исламских группировок, причем, более сдержанной. Предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности в адрес Р. Гайнутдина, неоднократно высказывавшегося, скажем, в защиту вахабизма, сделать некому.

Стоит заметить, что периодические вспышки русофобской истерии вокруг выдумок о «русском фашизме» всегда находят отклик в правоохранительных органах и в риторике высших госчиновников. Напротив, экстремистские выходки Жириновского (например, его рассуждения о необходимости расстреливать на Красной площади тех, кто ему не нравится – русских предпринимателей, русских генералов, русских политиков) никогда не встречают отпора со стороны государства и с удовольствием транслируются телевидением.

Особенно вредным в законе является определение экстремистских материалов, к которым отнесены также материалы, обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистской рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы. Получается, что если вы против приговора, определившего некое явление как военное преступление, то вы уже экстремист. Если выступаете в оправдание действий Советской армии, направленной на частичное уничтожение немцев и в миллионных тиражах фронтовых газет призывавших к этому, то все это – экстремизм. Если Вы пытаетесь разобраться в идеологии национал-социализма и фашизма – вы тоже экстремист.

Бездарность законотворцев, преследующих экстремизм в идеологии, небезобидна. Ведь преследование за взгляды оказывается для них более важным, чем преследование действий, наносящих ущерб стране. В частности, принятый закон не означал, что на следующий день арестуют сепаратиста Шаймиева или отстранят от должности Кадырова. Закон направлен на пресечение в русской элите самой мысли об исключительной миссии русского народа.

 

Коррекция представлений об экстремизме

 

Ни закон об экстремизме, ни другие нормативные акты не определяют что такое «экстремитская деятельность», ограничиваясь лишь перечислениями. Это дает чиновнику простор публицистического размаха, когда в экстремизме можно обвинить кого угодно. Экстремизмом зачастую называют все идейные течения, отличные от либеральной западнической идеологии. В таком случае экстремизм – просто выражение инакомыслия, а борьба с инакомыслием, к которой постоянно призывают власти правозащитники либерального толка, является формой установления либеральной олигархии.

Таким образом, в России борьба с экстремизмом в нынешней трактовке понятия «экстремизм» является методом удержания власти олигархическими группами, а также противодействия инакомыслию со стороны либеральных сил, угнездившихся в системе государственной власти. Такая «борьба с экстремизмом» не может считаться продуктивной для судеб российской государственности и требует постоянного разоблачения фальши либеральных политиков и околополитического либерального бомонда, служащего интересам олигархии. Напротив, она указывает неверную цель правоохранительным органам. Получается, что цели борьбы с экстремизмом формируют либеральные экстремисты, для которых Россия не является высшей ценностью, а потому может быть принесена в жертву очередной идеологической утопии.

Представление об экстремизме как о хулиганских действиях, будто бы инспирируемых из какого-то управляющего центра, является профанным и также уводит от существа дела. Субкультурные течения нигилистического типа в среде молодежи не имеют отношения к экстремизму, а в ряде случаев оказываются значительно ближе к традиционному пониманию общества и власти в России, чем те, которые имеются у наделенных полномочиями и допущенных до выступлений в прессе представителей политических элит.

Массовые беспорядки, вспыхивающие чаще всего после футбольных матчей, говорят не о тайной организации противоправных действий, а о попустительстве властей и расслабленности правоохранительных органов, которым выгоднее говорить о заговоре экстремистов, чем об отсутствии должных мер против распоясавшихся хулиганов.

Звучащие со стороны либеральной публики призывы к охоте на идеологических ведьм прямым образом свидетельствуют о том, что ее вожделения связаны с косным единомыслием и примитивными стандартами западнических догм. Здоровое отношение государства к разного рода социальным проектам, возникающим в научной среде, а отчасти и в сфере публицистики, требует невмешательства и обеспечения свободной полемики среди компетентных и заинтересованных лиц. Нынешняя монополия либералов на средства массовой информации и приватизация ими ведущих научных изданий как раз и есть проявление экстремизма – утверждения монополии на истину.

Никакой социальный проект, пока он не стал поводом для формирования политической силы, не может рассматриваться государством как экстремистский. Напротив, мысленный эксперимент, какого бы уровня экстравагантности он ни был, является своеобразной «вакциной» против тупиковых направлений развития общества. Научная и литературная деятельность, касающаяся политических вопросов, не могут клеймиться как экстремистские и преследоваться, поскольку такое преследование как раз и провоцирует групповую солидарность, направленную против власти как таковой.

Примером нелепых преследований является форма издания гитлеровского «Майн Кампф». Уступив это издание самодеятельным группам, государственная власть подкрепляет их единство преследованиями именно этого издания, превращенного в символический капитал нигилистического андеграунда. Напротив, академическое издание такого рода книг с подробными комментариями сняло бы с целого ряда идеологий репутацию «запретного плода». Ограничения на порядок издания такого рода литературы могут касаться тиража (это не массовая, а научная литература) и обязательного профессионального комментария. Что касается преследований, то преследоваться должны не книги, а только группировки, ставящие перед собой и реализующие антигосударственные и антинациональные цели.

Либеральные бредни, забивающие сегодня все СМИ, имеют право на существование примерно в том же виде, что и писания Гитлера – в малотиражных изданиях с комментариями. Сегодняшнее доминирование либерального западничества в массовой информации – наиболее опасная форма экстремизма.

Что касается термина «русский фашизм», гуляющего по тем же либеральным СМИ, то его необходимо признать провокационным и оскорбительным по отношению к народу, внесшему решающий вклад в разгром фашизма и освобождение Европы от коричневой чумы. Протестный символизм, бытующий в молодежной среде, где «романтика гестапо» кажется ближе, чем родные русские символы, является тревожным симптомом для общества. Но в большей мере это говорит о том, что традиционный русский символизм угнетен и выхолощен, перестал быть силой,  воспитывающей дух подрастающего поколения. Лечить следует причины, а не следствия, а именно – экстремизм сил, подавляющих русскую традицию.

 

Кого считать экстремистами

 

Под экстремизмом в политике следует понимать отклонение от некоей «нормы», которая формируется традиционными ценностями и национальными интересами и отстаивается властью, сформированной в качестве инструмента, реализующего волю нации.

Экстремистскими следует признавать такие политические группировки, чьи цели и ценности сформированы вне российского исторического пространства, пользуются инокультурными смысловыми кодами и предполагают нанесение ущерба России.

К таковым относятся, прежде всего,

-            либерально-западнические, проамериканские группировки;

-            этнонацистские группировки (включая составленные этнократическими элитами в национальных республиках);

-            левацкие объединения, ориентированные на разжигание классовой борьбы; наконец;

-            конфессиональные псевдорелигиозные секты, паразитирующие на веротерпимости власти.

Кроме того, экстремистскими следует признавать любые организации, создающие незаконные вооруженные формирования и подрывающие монополию государства на легитимное применение насилия. В то же время нельзя отказывать гражданину в праве на оружие самообороны и в формировании сил самозащиты на уровне органов местного самоуправления. Эти права граждан должны быть продолжением государственной политики и законных регламентов применения оружия.

Цитированный выше закон позволяет отнести к экстремистской деятельности финансирование либеральных политических партий со стороны олигархических группировок или этнонацистских групп. В то же время, для такого законоприменения нужна политическая воля, которой у нынешней власти нет. Поэтому она занимается преследованием олигархов лишь избирательно и лишь по второстепенным правонарушениям.

Государственная власть по тем же причинам не решается арестовать некоторых исламских авторитетов, которые смеют настаивать на особой роли мусульман в российской политике и поддерживать политизированные формы исламизма. В частности, никому и в голову из высших чиновников не пришло объявить экстремистом председателя Совета муфтиев Р. Гайнутдина за его объявлением вахабизма вполне достойным течением в исламе, которое нельзя считать экстремистским. С этим не могли согласиться многие единоверцы Гайнутдина, но власти предпочли промолчать. Даже напротив. Мэр Москвы дал разрешение на расширение Московской соборной мечети, где обретаются сторонники Гайнутдина. Такого рода действия представителя власти не могут оцениваться иначе, как экстремизм и должны преследоваться политическим руководством страны всеми правоохранительными средствами.

Исламский экстремизм всегда сопровождается зарубежным или олигархическим финансированием и всегда подкрепляется либеральными силами. В частности, экстремистский проект «русского ислама» прямо организован мусульманской сектой, получившей поддержку от полномочного представителя президента по Поволжскому федеральному округу С. Кириенко. Последний и сам должен считаться экстремистом, судя по его деятельности на посту председателя правительства и масштабам нанесенного России ущерба.

 

Методы борьбы с экстремизмом

 

Методы борьбы с экстремизмом для современной либеральной бюрократии совершенно неведомы. Они видят лишь один способ подавления инакомыслия: политические репрессии, проводимые под прикрытием борьбы с экстремизмом. Главное, считают либералы, добиваться лишения экстремистов права занимать определенные должности. Таким образом, достигается монополия либералов на власть. Из зарубежного опыта ими предлагаются меры того же плана: запрещение создания организаций, замещающих запрещенные политические объединения (ФРГ, Никарагуа); автоматическое лишение депутатов от запрещенных партий их мандатов (Чили, Бразилия); ограничение в правах лидеров распущенных и запрещенных организаций (Турция). Очевидно, что все это политические репрессии против оппонентов.

Консервативные методы противодействия экстремизму носят иной характер.

Закрепление целей и ценностей национального развития. Государственная власть обязана открыто и честно признавать реалии современной ситуации и объявлять о приоритетах своей деятельности, подкрепляя декларации реальными мерами, понятными гражданам. В этом смысле России необходима целостная система, в которой право на занятие политикой и предъявление претензий на власть может быть обусловлено только ясно заявленной политической программой. Уклонение от защиты своей программы перед квалифицированными оппонентами должно означать запрет на политическую деятельность и трактоваться как недопустимая форма экстремизма. Последнее продемонстрировала «партия власти» «Единая Россия», назначение которой – быть игрушкой в руках бюрократии, добивающей страну.

Защита конституционного порядка. Конституция не может трактоваться произвольно, ее понимание должно быть буквальным и ясным. Если необходима трактовка, это означает требование немедленного внесения поправок, делающих текст Конституции общедоступным. Кроме того, унификация ее применения требует, чтобы Верховный Суд России не принимал ни одного решения без его соотнесения с текстом Конституции (чего нет в нынешней ситуации). Наконец, унифицированное понимание Конституции требует постоянных репрессивных мер против тех, кто допускает нарушение конституционных норм – прежде всего, органов власти регионального уровня, которые подлежат немедленному роспуску в случае принятия актов, нарушающих Конституцию России. До сих пор эта мера нигде не применялась, что приводит к продолжению антиконституционного законотворчества (в особенности в национальных республиках).

Целостность системы власти. Реформа государственного управления и введение системы должностных статусов для госслужащих – первый шаг к формированию ответственного аппарата исполнительной власти. «Вертикаль» власти должна предусматривать выборное самоуправление только на самых нижних этажах общества, где возможны методы прямой демократии. В остальных случаях выборность должна быть ликвидирована. Эта мера дает возможность пресекать поддержку экстремистских течений на местном уровне. Вместе с тем, без национальной идеи никакая реформа власти не может преодолеть экстремизм бюрократии, превращающей государственную власть в инструмент личного обогащения. Поэтому нынешняя административная реформа, подготовленная Администрацией Президента, является заведомо провальной и вредной для страны затеей.

Реформа государственного устройства. Экстремизм лишится своей базы во внутренних республиках России только после того, как эти республики будут ликвидированы, а их сепаратистские лидеры посажены за решетку. Административное деление страны должно быть полностью избавлено от политического компонента и приобрести исключительно управленческие мотивы.

Атиолигархичекая реформа экономики. Олигархия превращает экономику в государство в государстве и действует вопреки интересам нации, подрывая государственные основы ее существования. Произвол сверхкрупных капиталистов превращает государственную власть в скопище коррумпированных чиновников, готовых продать национальные интересы. Сама же олигархия всегда готова опираться на зарубежные силы и интересы транснациональных корпораций, даже когда эти интересы идут вразрез с интересами нации. Принципиальным изменением такого положения дел будет осуществление государственного контроля за крупными капиталами, государствообразующими производствами и изъятие сверхприбыли у добывающих компаний, до сих пор присваивающих ее себе под видом природной ренты и фактически безраздельно владеющих природными богатствами страны.

Сотрудничество власти с общественными объединениями. Возможность открыто высказать претензии к власти со стороны организованных граждан, является профилактической мерой. С одной стороны, гражданин в случае активной общественной деятельности власти будет уверен, что его мнение будет услышано; и почва для нигилистических и экстремистских настроений не возникнет. С другой стороны, диалог с властью будет выявлять экстремистски настроенных лидеров общественных объединений, показывать их истинное лицо и правильно ориентировать правоохранительные органы. Публичность общественной деятельности, всячески стимулируемая властью, позволяет избежать проблем с образованием тайных обществ, угрожающих основам общественного устройства и действующих вне контроля общества и власти.

Образование. В этом направлении уже сделано немало – особенно в части пересмотра школьных программ по истории и русской литературе, которые в 90-е годы ХХ века стали наполняться уничижительными для России домыслами. Вместе с тем, до сих пор не пресечен процесс деградации средней школы и вузовского образования в целом, где размыты стандарты и резко упал сам уровень образования. Хорошие учебники уже есть, но хороших учителей практически не осталось. Соответственно, когда понимание национальной идеи и национальных интересов не дается через систему образования, сознание молодежи наполняется экстремистскими выдумками и нигилистическим отношением к собственному государству и традиционным национальным ценностям.

Воспитание гражданина. Становление гражданского самосознания невозможно без причастности к защите Отечества. Возвращение начальной военной подготовки в школу и учет печальных уроков прошлого, когда система военной подготовки имитировалась и опошлялась, даст возможность прояснять в сознании подрастающего поколения роль и место физического насилия, которое не может и не должно быть направлено против собственной нации, против сограждан, против основ государственной системы и нравственного порядка. Насилие в форме вооруженного сопротивления направлено на внешнего врага, агрессора, оккупанта, а в форме физического воздействия – только на нарушителя общественного порядка и традиционных норм поведения.

 

Для эффективного противодействия экстремизму требуется понимание со стороны властей того факта, что экстремизм представляет собой не внешнее по отношению к власти явление. Напротив, экстремизм существует в самой власти в виде эгоистических и групповых попыток использования госаппарата в частных проектах, наносящих ущерб стране в целом. Вовне власть сама порождает экстремизм, действуя против национальных интересов и национальных традиций и отгараживаясь от граждан бюрократическими барьерами. Таким образом, проблема преодоления экстремизма состоит в комплексной реформе власти и стимулирования с ее стороны общественной активности, а также в постоянной саморефлексии властных структур по поводу адекватности конституционному порядку и исторической традиции.


Реклама:
-