А. Уткин

доктор исторических наук

 

 

ЗАЛОГ НАШЕЙ ВЕРЫ В СЕБЯ

 

В истории нашей страны не было более трагического испытания, чем война, начавшаяся на рассвете 22 июня 1941 года – самого страшного дня нашей истории. Задуманная как война на истребление, она поставила вопрос о нашем историческом выживании, изменила судьбу всей страны и каждого в ней живущего.

Далёкий от благоденствия народ был погружён в проблемы социального переустройства, неслыханной по темпам индустриализации, перехода крестьянства в новое состояние, рецидивов Гражданской войны. По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Армия, отличавшаяся исконной готовностью к самопожертвованию, традиционным стоицизмом, безусловной преданностью Родине, была, увы, в огромной степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших её непобедимой.

Армия была подорвана истреблением той новой командирской поросли, которую дала Гражданская война, воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность.

Противостоявшая ей германская армия была вооружена всеми средствами технически совершенной цивилизации, приёмами многовекового военного опыта, обновлённого в 1939 – 1941 годах, и укомплектована преимущественно индустриальными рабочими – методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства.

Представьте себе поражение СССР в 1941 году, смыкание Германии с Японией, превращение Евразии в контролируемую «осью» Берлин – Рим – Токио мировую крепость.

Внутри этой крепости, где часть индийцев восстаёт против англичан, где Турция и арабский мир присоединяются к «оси», где живут более двух третей мирового населения и размещены 70 процентов индустриальных мощностей мира, германская и японская зоны влияния наверняка сумели бы внушительно противопоставить себя США, имевшим в начале конфликта армию меньше бельгийской.

Гейзенберг создаёт ядерное оружие. Нефть персидского залива в руках, далёких от англосаксонских. В Пенемюнде фон Браун завершает создание того, что позже будет названо межконтинентальными баллистическими ракетами. В Пилау и Бременсхафене завершаются работы над самыми совершенными в мире подводными лодками «шноркель» – лучшими в мире – они изолируют военно-морской флот США даже в случае его самого широкого развития. Авиационная промышленность Германии создаёт реактивную авиацию, способную наносить удары и по «нереактивной» Британии, и по далёким США.

Разве фантастическими видятся планы мирового господства страны, имеющей – единственной в мире – такой набор военного могущества: ядерное оружие, МБР, сверхзвуковая стратегическая авиация, лучшие в мире (до 1955 года) подводные лодки? Не говоря уже о традиционно самом эффективном – наземном компоненте Вермахта с его «Тиграми», «Пантерами» и «Фердинандами», поддерживаемыми с воздуха штурмовиками «Юнкерс-88».

На этом пути стояла лишь одна сила – Советская Россия.

Конфликт Берлина и Москвы стал осью мирового противостояния. 80 процентов германских потерь приходятся на Восточный фронт. Здесь были задействованы более трёх четвертей боевых мощностей Вермахта и европейских союзников Германии.

Судьба Второй мировой войны решилась на русских полях, а не в африканской пустыне и не на тихоокеанских атоллах. Мировая война обрела свой итог в Восточной Европе ещё до того, как первый наш доблестный западный союзник вышел к побережью Нормандии. Право так утверждать завоёвано не нами, а предшествующим поколением, не пощадившим себя в битве против Нового порядка – германского орднунга в Европе и мире.

Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое – военная промышленность дала меч. Второе, главное, – в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат бестрепетно жертвовал жизнью.

Красная армия, выйдя из страшных подвалов Сталинграда, обрела не только новое дыхание, но и новый внешний вид.

Гвардия получила особый знак. Офицеры надели новые кители с золотыми погонами, те самые погоны, которые революционные солдаты 1917 г. срывали с офицеров русской армии. Единоначалие в войсках уже было введено 9 октября 1942-го.

Осенённые знамёнами своего славного прошлого, полки и дивизии связали воедино историю и современность, дали солдату и офицеру чувство гордости за тех, кто создавал нашу державу, творил нашу культуру, кто породил гениев во всех проявлениях человеческого духа.

Иностранные наблюдатели – доброжелатели и недруги – начинают писать о стране и армии по-новому, иначе оценивая то, что части из них казалось «колоссом на глиняных ногах». Вот несимпатизирующий К. Малапарте:

 

«Посмотрите на этих мёртвых, на этих погибших татар, на убитых русских. Это новые тела… только что доставленные с великих строек пятилетки. Посмотрите, как сияют их глаза. Обратите внимание на их низкие лбы, на их толстые губы. Они что, крестьяне? Рабочие? Да, они рабочие – специалисты, ударники…Они символизируют собой новую расу, эти тела убитых рабочих в индустриальной войне».

 

Армия 1914 – 1917 гг. была, несомненно, армией крестьян. К эпохе новых способов борьбы – танки, самолёты – Россия подготовила поколение граждан, способных справиться с современной техникой. Их судьба была тяжёлой, но они сохранили доблести отцов и прадедов: упорство, мужество, беспредельную жертвенность, фаталистическую небоязнь смерти. И добавили новые черты – владение техникой, самостоятельный расчёт, ориентация в большом и малом мирах.

Без этого Сталинград вошёл бы в германскую, а не в нашу историю. Английский учёный А. Кларк отмечает:

 

«Начиная с этого времени, Красная армия владела инициативой, и, хотя немцы ещё старались во многих случаях (и преуспевая в ряде этих операций) изменить баланс сил, их усилия могли иметь лишь тактический успех. С ноября 1942 г. позиция Вермахта на Востоке была в фундаментальном смысле оборонительной».

 

Нацисты сами навязали Советскому Союзу войну на истребление. Красная армия набиралась мастерства с каждым месяцем, а Вермахт параллельно терял уверенность в вождях, приведших элитную армию на волжские утёсы и замершую в упоении – именно тогда, когда ощущение смысла, цели стало фактором решающего значения.

Поражение под Сталинградом потрясло Германию, ориентированную нацистской пропагандой на «лишь слегка затянувшийся» блицкриг. Весь многолетний опыт, впитанный немцами с августа 1914 г. – гибели армии Самсонова – и до высокомерного Брест-Литовска, где генерал Гофман продиктовал России «карфагенский мир», убеждал население Германии, что эти азиатские «недочеловеки» просто не способны ни на что перед тевтонской изобретательностью и эффективностью. Тем сильнее был эффект Сталинграда.

Надо отдавать себе ясный отчёт в том, что идеология нацистской Германии и Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая – на социальном восстании масс.

Немецкого школьника учили, что мировая культура и наука происходят от германского корня, что «Германия превыше всего», и задачей живущего поколения является обеспечить ей самое лучшее место под солнцем. Советские школьники учили наизусть Гёте и Шиллера, их воспитывали в безусловном уважении к великой германской культуре и науке. Невозможно представить себе советского учителя, который возвещал бы органическое превосходство советского народа над прочими.

При любом отношении к социализму невозможно опровергнуть тот факт, что он не провозглашал национальной исключительности, не ставил соседние народы рангом ниже, не взывал к тёмным инстинктам крови, не порождал спесивого высокомерия. В годы отчаянной битвы за спасение страны от вторгшегося в неё врага в России издавали немецких мыслителей и поэтов.

Пытаться сегодня поставить знак равенства между двумя полярными системами ценностей можно лишь предавая историческую истину в пользу политической злобы дня.

Многие различия двух столкнувшихся в войне обществ проистекали даже не из идеологии, а из контрастных особенностей цивилизационного опыта, западного и восточноевропейского.

Индивидуализм, с одной стороны, и коллективизм – с другой, рациональность и эмоциональность, протестантская трудовая этика – и энтузиазм самоотвержения, опыт реформации и традиции православия. Эти различия существовали задолго до петровской эпохи, сохранились в советское время и долго ещё будут существовать после нас.

Пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России, подлинный источник русской силы.

Победа была добыта невероятными усилиями, огромными жертвами, мобилизацией всего лучшего в нашем народе. Наш народ готов заплатить за свободу любую цену.

Англичанин Овери писал:

 

«Состояние войны было острым чувством, но оно воспринималось суровым и фаталистическим народом равно так же, как этот народ переживал все предшествующие трудности… Стоимость войны для России просто затмевает страдания других стран. Не может быть спора о том, что советское население перенесло такие страдания, которые просто не совместимы с потерями союзников СССР».

 

На наших полях и кровью наших воинов была остановлена неудержимая прежде машина Вермахта. Восемь из десяти немцев вольно или невольно сложили оружие, борясь с нашей армией, – признали наши союзники.

Под скромными гипсовыми обелисками на обширных просторах от Эльбы до Волги упокоились вечным сном те, чья оборвавшаяся в цвете лет жизнь – это наша свобода.

И пока мы помним себя, мы просто не имеем права в буднях дня, горести неудач и радости свершений забыть тех, кто дал нам свободу жить, творить и исправлять свои ошибки. Иначе в нашей жизни нет смысла.

 

ЛГ 4.05.2004


Реклама:
-