А.Н. Кольев

 

Заговор праздномыслия

 

Крах российской экономики в 90-х годах ХХ века, как теперь мы можем точно утверждать, обусловлен двумя главными факторами

1) недееспособностью коммунистической партноменклатуры владеть страной как целостным социально-политическим и экономическим образованием (оттого произошла конвертация власти в собственность, а также расчленение страны),

2) прямым заговором глобализировавшейся части этой номенклатуры (включая привилегированные научные кадры), имевшей целью получить статус в мировой политической и экономической элите (отсюда предательство спецслужб, козыревщина и прямой обман народа).

Уверенность в такого рода утверждениях появляется не только благодаря опыту полутора десятков лет и множеству частных наблюдений, дающих возможность делать косвенные выводы. Авторы либеральных реформ с годами стали цинично откровенными, почувствовав, что с приходом Путина им не грозят репрессии и реквизиции и даже общественное порицания средства информации по прежнему остались под контролем их единомышленников. Те же, кто подвергся таким репрессиям (Березовский, Гусинский, Ходорковский и Ко) оказываются наименее откровенными, ибо начинают предъявлять Путину те претензии, которые следовало бы предъявить им самим за тот период, когда они расхватывали собственность под покровительством Ельцина.

Одним из рекордсменов циничной откровенности является Виталий Найшуль, заговоривший о генезисе либеральных реформаторов (http://www.polit.ru/research/lectures/2004/04/21/vaucher.html). Этот ультралиберал, приправляющий свои суждения философскими отвлечениями в пользу сильного государства, обнародовал данные о том заговоре, который гнездился в различных структурах партхозноменклатуры. Фактически горбачевская перестройка прикрыла назревающий мятеж, продуманный до деталей. По утверждению Найшуля у заговора было три идеологических куста, которые собрались в пучок уже в 1987 году, но оформились еще в 70-х годах, консолидировавшися на общем представлении о недееспособности проводимой экономической политики и ненависти к собственной стране. В состав пучка заговорщиков вошли московско-питерский куст во главе с Гайдаром, Чубайсом и Кохом; новосибирский куст во главе с Симоном Кордонским, Широниным и Петром Авеным; третий куст, базировавшийся в Экономическом институте при Госплане, возглавил сам Найшуль.

Найшуль прямиком пишет, что мировоззрение этой группы сформировалось во время поездок на Запад. Причем кругозор ее членов был крайне ограничен, выхватывая из западной экономической науки только вершки - стародавние высказывания фон Хайека и фон Мизеса. Найшуль говорит: Мы сделали все по учебникам. Кстати, это было головное направление мысли в 91-м году - никаких собственных путей. Все делаем, как в учебнике написано . Продумывания будущих реформ просто не было была сформирована только идеологическая догма, время распада которой должно было быть достаточным, чтобы разрушить и ограбить страну. В деталях продумывался мятеж, но не реформы. Найшуль саморазоблачается:  Мы честно играли в западную политическую систему до 93 года, а с 93 года мы начинаем ее использовать как ширму.

Найшуль и его коллеги, вышедшие из праздношатаюшейся и безответственной золотой молодежи, брошенной на укрепление экономических структур государства, но занятых совершенно иными делами, имели возможности верно оценить причины кризиса экономический системы. Они обнаружили, что упорное следование планам непродуктивно, с планированием система не справляется, Госплану приходится все снова и снова пересчитывать. Ясно, что речь должна была идти о децентрализации по крайней мере планирования. И люди  со свободной головой (как характеризовал своих соратников В. Найшуль) придумали, что радикальным средством полного разрушения иерархии управления экономикой будут свободные цены. Они ждали момента, когда эту свободу можно будет ввести декларацией. И не желали даже в мечтах предположить, что масштабное распространение персональных компьютеров могло бы сделать любое планирование вполне возможным   оставалось лишь выбрать модель такого планирования. (Уже в середине 80-х годов российская промышленность была готова выпускать в массовом порядке отечественные модели персоналок. Но госплановским скептикам, среди которых гнездился заговор, ничего подобное не было интересным. Они искали мифическую модель саморегулирующейся экономики, в которой места для государства и рационального ведения хозяйства страны не было). Найшуль признается, когда речь заходит о судьях, что не дал бы этим судьям компьютера, потому что черную кобылу не отмоешь . Точно также он и его единомышленники не намеревались помогать умирающему государству что-либо изменить. Этому государству они не дали бы и ломанного гроша. Им нужно было не государство, а власть. И до сих пор весь негатив они продолжают относить именно к традиционному государству (иногда, впрочем, оставляя некоторые реверансы по поводу государственности как таковой, но только в туманной неясности несбыточной мечты), а позитив к обслуживающей либералов власти.

Второй вывод праздных коллег Найшуля по заговору состоял в том, что в стране уже действует административный рынок, а все управление строится на отношениях торговли как между неподчиненными друг другу субъектами, так и между подчиненными. Это было наследие хрущевских реформ и считается в кружке заговорщиков большим завоеванием, подготовившим реформы Гайдара. Найшуль прямо говорит, что эта система полностью разрушила государственность. Точнее было бы сказать, что в стране под прикрытием коммунистической пропаганды производство социального капитала было заменено базарными отношениями ты мне я тебе, неформально признанными как общая норма поведения. Признать эту норму как мораль нового общества (на деле же тотальный аморализм) и должны были новые пропагандисты либерального фундаментализма, многое (почти все) почерпнувшие у своих коммунистических учителей.

Найшуль заявил, что Гайдар себя поначалу к либералам не причислял, говоря на одном языке с коммунистами горбачевской выделки на языке правых социалистов. Гайдар просто улучшал социализм. До такой степени, пока он не стал либерализмом. Никакой четкой границы тут просто не существует. Гайдар, как говорит Найшуль, лишь оденежил то, что ранее подготовили коммунисты, опираясь на одну из ветвей европейского Просвещения. Оставалось лишь ждать момента, когда можно будет сменить риторику, перепрыгнуть на соседнюю ветку, тянущуюся от того же ствола Просвещения, и применить всю коммунистическую методологию подавления своих оппонентов пусть даже ценой разрушения страны и ее хозяйства.

Праздномысленные роторы, составившие идеологию заговора, твердо поняли, что болезнь системы смертельна и потирали руки, предвкушая славу могильщиков мощнейшей в мире страны. И затаились, выжидая своего часа. Причем вполне сознательно рассчитывая на административный ресурс, коим владели изменники внутри компартии. Они понимали, что система сама должна родить человека типа Ельцина и принять его как глашатая анархической справедливости. Они заранее считали, что хозрасчет, аренда и проч. Только временные меры, оттягивающие смерть системы. Оживлять систему и спасать страну они не намеревались.

Теперь Найшуль прямо говорит, что все это в Госплане считалось туфтой, чепухой. Его единомышленники-празднодумцы знали, что только тотальное разрушение экономики позволит их группе и подобным же праздным мозгоблудам выйти на ключевые политические и экономические позиции, и ждали, пока не дождались Ельцина политика, любимого ими столь же, сколь и Пиночет, ставший для Найшуля символом введения рынка административно-силовым путем. Ельцина они встретили уже полностью сформированной командой, которая и стала идеологическим штабом мятежа, вталкивающим в скудный мозг Ельцина новые идеологические догмы, списанные со старых коммунистических и предназначенные к тому же к заведению страны в тупик ради частного обогащения или ради эксперимента по внедрению утопии с заведомо провальным результатом.

Третий вывод Найшуль со своими соратниками почерпнули из риторики Пиночета государство должно полностью исключить себя из экономики, дать зарабатывать прибыль только в результате обслуживания друг друга экономическими субъектами. Ясно, что все это была только риторика. В действительности государство меняло власть на собственность, оставляя в тылах нового олигархического класса агентуру, действующую в госаппарате. Без коррупции содержать эту агентуру невозможно. Соответственно, за кулисами либерально-бюрократического мятежа коррупция предполагалась как естественный механизм монополизации рынков, подавления политических противников и самодеятельных предпринимателей, создававших производства с нуля. Именно поэтому рывок Путина в 2000 году полностью захлебнулся госаппарат оказался тотально коррумпированным. Отношения ты мне я тебе оденежились благодаря Гайдару. Административные реформы Путина в 2004 году свелись все к той же праздномысленной идее разрушения этого аппарата. Выраженная новом законодательстве, эта идея стала новым наступлением на государство со стороны утопистов, еще менее сведущих в делах государственного строительства, чем коллеги Найшуля.

Четвертый вывод, следующий из поставленной празднодумцами задачи вписаться в мировую элиту, состоял в том, что границы государства должны быть взломаны. Один из инструментов этого взлома разрушение государства как такового. Через неустоявшиеся новые границы (приватизированные в транспортных узлах) в страну должны были хлынуть колониальные товары и умертвить все, что не могло конкурировать с тотальным демпингом. Умерщвленные предприятия затем скупались за бесценок, а потом поднимались за счет очагового восстановления таможенного регулирования и перепрофилирования на выпуск аналогов зарубежного ширпотреба. Наукоемкие предприятия становились жертвой. Все, чем страна была славна и что обеспечивало ее перспективу в технологической конкуренции а Западом, пошло под нож. В этом и был замысел праздномысленных риторов типа Найшуля, клинических типов вроде Гайдара и патологических негодяев вроде Чубайса.

Четвертый вывод празднодумцев о непригодности российских традиций для того, чтобы реформы были реализованы не только вширь, но и вглубь. Срастить либеральные реформы с русской традицией заговорщики не планировали, а когда противоречие стало для них очевидным, они предпочли реформы, отбросив традиции. В конце концов эти традиции были даже объявлены вредными во всех отношениях. Ведь они мешали внедрять либеральную догму!

Найшуль, пытающийся подверстать в очередную утопию либерализм и патриотизм, говорит о том, что открытая экономика просто испытывает человека: может ли он продать родину? На деле это было вовсе не испытание, на наделение правом продавать родину лиц, полностью лишенных нравственных самоограничений. Фигуры Козырева, Шеварднадзе вполне дополняют в этом отношении список соратников Найшуля. Родиной разрешено было торговать тем, кто готов был на такую торговлю. Как и на грабеж богатств родины. Большинство населения либо отшатнулось от такой возможности, либо сильно замешкалось. Пирог национального достояния поделили самые распоследние негодяи.

Логика празднодумцев была достаточно проста: если довести децентрализацию до абсурда, если разрушить страну, возникает вопрос о собственности. Тогда автоматически речь должна идти о тотальной приватизации, а под шумок о создании класса собственников   о захвате этой собственности номенклатурными кланами и прибившимися к ним идеологами хаоса. В этой логике всякая иная экономическая модель рассматривалась как туфта.

Приватизация в той форме, в которой она прошла в России (то есть, имитировалась), как признается Найшуль, была придумана в его кругу еще в 1981 году. Конечно, никто и не собирался проводить равноправное наделение людей собственностью русские и так считали, что владеют государством и его экономическим потенциалом, а празднодумцы и изменническая политическая элиты что собственности достойны только они сами, но не русский народ. Заговорщики рассчитывали на миг удачи, который потом можно будет закрепить пафосными мерами по усилению государства, встающего на защиту новых собственников, составивших капиталы на ворованном.

Русские в своей массе понимали, что общенародным достоянием плохо управляют, но знали, что они владеют им. Тут ваучерная приватизация давала им просто титул того владения, которое было для большинства населения бесспорным. Но потом этот титул должен был превратиться в акции предприятий конкретизироваться. И вот здесь заговорщики придумали дьявольский обман чековые аукционы, перед которыми за госкредиты скупали ваучеры у населения, а потом овладевали крупнейшими предприятиями в порядке приватизации. Кредиты отдавали почти мгновенно, поскольку прибыль от предприятий многократно перекрывала все затраты на скупку ваучеров. Теперь этот обман объявляется признанным на тот момент населением политическим решением о формировании класса собственников. Более того, теперь звучит мысль (например, в устах бывшего главы НТВ Киселева) о том, что в обществе будто было бы какое-то согласие на счет образования не какого-нибудь, а именно крупного собственника. То есть, олигарха вора, укравшего у народа его достояние и распоряжающегося государствообразующими хозяйственными комплексами без всякого контроля со стороны государства (для чего это государство также подлежало приватизации группой олигархов).

Захватив власть и распоряжаясь бюджетом как собственным карманом, ставленники и надежда празднодумцев олигархи и чинуши - потом без труда добивали мелких акционеров, умудрившихся-таки обменять ваучеры на акции. Их просто удушили нищетой, галопирующей инфляцией, обесценением вкладов, шантажом и вымагательством. Акционирование стало одной из форм грабежа, который продолжается и поныне, став менее интенсивным только потому, что почти все уже украли.

Вряд ли участники группы Чубайса-Найшуля полагали, что их совместная с партноменклатурой афера пройдет безболезненно для народа. Напротив, народ должен был стать страдательной стороной во всех замысленных этой группой мятежах и грабежах. Ведь либералами подрывались основы его жизнедеятельности, а экономическая жизнь прямо противопоставлялась нравственным нормам и традициям. В связи с этим был принят на вооружение лозунг не отступать от курса реформ, будто только системное и последовательное введение либерализма позволит стране вздохнуть свободно и зажить в достатке. Любой удар по социальной сфере сопровождался пропагандистскими усилиями, чтобы доказать, что это ретрограды препятствуют установлению светлого будущего либерализма. Ельцина двигали вперед голодные шахтеры, еще не понимая, что их грабят именно те, кому они прокладывают путь к власти своими забастовками.

Это теперь Найшуль брезгливо оценивает забюрократизированность ваучерной приватизации и демонстрирует понимание того, что никакой приватизации, собственно, не состоялось экономика оторвалась от государства, зато была плотно привязана к бюрократии, к произволу разного рода постсоветских чинуш. В его алогичных высказываниях все равно проглядывает иная логика логика заговора против России, у истоков которого он стоял вместе с Чубайсом и Гайдаром.

Да, теперь Найшуль вынужден признать, что раздача собственности олигархам не решила вопроса о пропорциональном распределении долгов в зависимости от доли доставшейся собственникам части общенационального богатства. Не только внешних, но и внутренних. Государству, живущему только на налоги, оказалось не под силу обслуживать даже внешний долг, а от внутреннего пришлось просто поэтапно отказываться (теперь это ясно как день, поскольку мы имеем дело с пресловутым социальным пакетом, продавленным правительством через Думу летом 2004). Важнейшим условием того, что все это не вызывает восстания, стало разрушение общество, начатое еще в советские времена (ради ликвидации политики как таковой и монополии на власть геронтократии) и интенсивно проведенное либеральными фундаменталистами. Не случайно Найшуль объявляет либерализм сильнейшим орудием социального принуждения. Действительно, олигархия принуждает массы к повиновению тем, что постоянно уничтожает общество, коррумпируя не только госчиновников, но и любых общественных активистов, любые средства информации.

Найшуль пользуется для обоснования права либералов на издевательства над народом чудовищным по цинизму тезисом: Если народу не больно, это значит, что реформы не идут . Остается только сетовать на систему пропаганды, которая недостаточно поработала над притуплением чувства боли.

Наше спасение от либерализма и всех прочих последышей Просвещения состоит в том, что его адепты интеллектуально очень ограниченные люди. Они живут только догмой и догматически внедряют свои измышления. Найшуль в 2004 году говорит о том, что с 1992 года либералами ничего не придумано. Они продолжают действовать по разработанным идеям, лишь тиражировав их в официальной риторике властей всех уровней и в системе образования. Эта риторика расходится с жизнью столь же радикально, как и риторика застойной геронтократии КПСС. Они непроходимо тупы, как и их учителя - теоретики марксистско-ленинского толка.

О глубине мысли говорят нынешние рассуждения Найшуля, которым стоило бы появиться на полтора десятка лет раньше: Если есть рынок, значит есть суд. Если нет суда, то вместо него будет работать административная система. Значит, у вас рынка уже не будет. Рынка то бишь организации хозяйства не только как иерархической, но и как спонтанно складывающейся системы, действительно, не состоялось. Хозяйство страны было разрушено. И дело не в суде, а в том, что мы переживаем упадок государства, связанный с насильственным внедрением в нашу жизнь удивительных по идиотизму идеологем. Буквально каждая из них (и это можно видеть по первой части ельцинской Конституции) лжива и не имеет ничего общего ни с жизнью, ни с направлением деятельности властных институтов.

Если бы эти институциональные аналитики действительно задумывали реформы, укрепляющие Россию, они бы просчитали все последствия и исходили из того, что самоорганизация в экономике может допускаться только там, где имеется наработанная практика коммуникации, закрепляющая написанные правила. Дикий капитализм был прямо антигосударственной задумкой, организацией хаоса, в котором празднодумцы и их номенклатурные покровители крали собственность у России.

Наша надежда состоит в том, что власть, эксплуатирующая либеральный бред (пусть порой только в чисто пропагандистских целях), старательно пилит сук, на котором сидит. Либерализм и власть представляют собой глубинный антагонизм, который разрешится тем, что придет новая власть, при которой либерализм как политически значимое явление перестанет быть возможным, а праздномысленные риторы потеряют средства к существованию. Одним из них уготованы тюремные нары (ибо они опасны обществу своими патологиями даже в должности дворников), другим малозаметные посты вне сферы науки, образования, журналистики и всех областей деятельности, где они так вольготно чувствуют себя сегодня как монополисты. Воздав этим типам и другим мятежникам по заслугам, мы получим реальные шансы возродить страну и поставить на ноги разрушенное заговорщиками хозяйство России.

Подавление либерального праздномыслия одна из ключевых задач сил национального возрождения. Это должны быть именно политические репрессии, включая все формы люстрации для организаторов мятежа против государственного единства и экономической конкурентоспособности. Программой экономических реформ национально ориентированных сил могут быть

1) длительные период полного освобождения бизнеса, построенного собственными усилиями предпринимателя, от опеки государства;

2) госконтроль за всеми приватизированными предприятиями и, в случае успешной работы, проведение реприватизации выкупа этих предприятий по реальной стоимости;

3) реквизиция собственности без компенсации у всех, кто пособничал в каких-либо формах ельцинскому режиму;

4) последовательное сокращение сырьевого экспорта и импорта готовой продукции, немедленный запрет ввоза в страну товаров, имеющих достойные российские аналоги;

5) полное освобождение от налогов всех внутренних инвестиций;

6) драконовские меры против иностранных инвестиций и против вывоза российского капитала;

7) восстановление денежной системы за счет уничтожения обращения иностранной валюты внутри страны (полный запрет ввоза в страну иностранной валюты, монополия государства на валютные операции, уголовное преследование частных валютных операций); переориентация всех социальных программ на поддержку семей с двумя детьми и стимулирование рождаемости (обязательно налог на бездетность для всех без исключений бездетных взрослых трудоспособного возраста), противодействие не бедности, а обеднению за счет установления минимальной зарплаты равной прожиточному минимуму.

Мы должны видеть за победными реляциями власти по поводу растущей российской экономики продолжение развала, который моментально становится очевидным и ужасающим, как только из обобщенных цифр роста ВВП выделяется несырьевой сектор экономики, а в еще большей мере, когда рассматривается судьба государствообразующих хозяйственных комплексов и отдельных отраслей (сельского хозяйства, к примеру) и наукоемких технологий. Острота ситуации, достаточно очевидная любому мало-мальски вдумчивому наблюдателю, требует самых жестких мер. Потому что судьба отдельных особо активных в политике и экономике индивидов, судьба празднодумцев и воров ничто в сравнении в судьбой России.