Г. Сидорова

 

Прививка от привилегий

Очень личная история

 

Я – дитя привилегий. Как говорили во времена моего детства – девочка из хорошей семьи. Внучка президента. Конечно, не всея Руси, всего лишь – РСФСР в составе СССР. Тогда эта должность, которую мой дедушка, Михаил Алексеевич Яснов, занимал с 1966 года почти 20 лет, называлась по-другому: председатель Президиума Верховного Совета РСФСР. По номенклатурному статусу она была ниже союзной, а значит, не политбюрошная, а просто цэковская.

Но внучку статус не волновал, как, по счастью, и моих родителей. Зато сам дед в человеческом плане для всех нас был эталоном. Строитель из 20-х, на первую зарплату купивший у букинистов дорогущую книгу по архитектуре Москвы и всю жизнь потом собиравший свою библиотеку. Инженер, руководитель строительства московских оборонительных укреплений в Великую Отечественную, мэр нашего города (председатель Мосгорисполкома) в начале 50-х. Единственный человек в моей жизни, которого я побаивалась, но безмерно уважала – строгий, волевой, бескомпромиссный, неудобный для начальства, не предававший ни друзей, ни убеждений и абсолютно бесстрашный. Помню, его друзья на каком-то юбилее вспоминали послевоенный эпизод: в дачном поселке неожиданно появился Василий Сталин и, будучи в подпитии, попытался выяснить отношения с кем-то из присутствующих с помощью пистолета – дед единственный, не колеблясь, вмешался и урезонил неуправляемого сына вождя. Человек внешне суровый, он никогда не повышал голоса, любил и ценил в людях чувство юмора, которое сам демонстрировал редко, но метко.

Большую часть суток он, как и многие коллеги по партийному цеху, проводил на работе. И обожал свою семью – последнее я осознала, уже будучи взрослой: бабушку, маму с братом, а потом и нас, внучек и внуков. Особенно повезло нам с сестрой – мы были первыми.

 

Талоны и панталоны

 

Конечно, дед пользовался всеми привилегиями своего номенклатурного статуса, начало которым, по преданию, положил Владимир Ильич: в 1918 году в беседе с рабочей делегацией высказался за дополнительный продовольственный паек для партийных активистов. Теперь-то я понимаю, что сам дед мало чем пользовался, потому как был абсолютно неприхотлив, и все отдавал нам. По талонам мама несколько раз в месяц отоваривалась продуктами в столовой знаменитого Дома на набережной. Ничего сверхъестественного в нынешнем понимании. Но сильно отличное от продовольственного ассортимента своего времени. В общем, и вкусно, и полезно: супчики в судочках, котлетки с пюре, докторская колбаска, что-нибудь рыбное, хорошие полуфабрикаты. Главное, хоть время от времени можно было не озадачиваться готовкой.

Перед праздниками, это уже в 70-е, случались походы в двухсотую секцию ГУМа. Там уже на честно заработанные родителями деньги, а также выданные дедом маме для нас на подарки, покупались некоторые предметы одежды и другие заграничные штучки в виде пледов, штор, постельного белья и т.п. Товаров за один поход можно было купить немного. Ввиду, во-первых, ограниченности заработанных денег, во-вторых – самих товаров в одни руки. Самым запомнившимся приобретением из «двухсотки» для меня стало замшевое пальто – хит сезона, вскоре украденный прямо из помещения комитета комсомола МГИМО.

Еще были летние поездки в Сочи на несколько недель – редко вместе с дедом, чаще он отправлял туда нас с родителями, за путевки они платили сами. Вся семья останавливалась на одной из трех госдач – небольшом домике на территории санатория «Россия», купались с утра до ночи, дружили со спасателями, местными сочинскими мальчишками, подрабатывавшими на пляже. Взрослые принимали разные процедуры, а нам с сестрой Иришкой делали массаж и поили кислородным коктейлем. Ездили на машине с шофером по всем интересным местам Черноморского побережья – страсть к путешествиям у меня от деда и от мамы.

Особо полезная привилегия – книжная экспедиция. Там ежемесячно по списку можно было покупать издававшиеся небольшими тиражами книги.

Бесплатное лечение в то время привилегией не было. Но бесплатное лечение в Первой поликлинике и Центральной клинической больнице с лучшей аппаратурой и санаторными условиями, конечно же, было. Цену этим привилегиям я осознала много позже, когда муж в этой самой больнице, а потом дома умирал от рака и приходилось вычислять и складывать стоимость койко-дней, облучения, химии, болеутоляющих и других запредельных по стоимости лекарств, которые в нашем случае оказались бессильны.

В середине 50-х незадолго до моего рождения мама с папой, благодаря деду, получили двухкомнатную отдельную квартиру на улице Горького, прямо напротив Моссовета. Там мы вчетвером и жили до 1978 года – в одной комнате я с сестрой, в другой мама с папой. Сам же дед в 1964 году переехал в элитный новый дом на Сивцевом Вражке в четырехкомнатную квартиру вместе с бабушкой, своей тетей и семьей сына.

 

Архангельское как колыбель революции

 

Самое яркое из «привилегированных воспоминаний» детства, конечно же, госдача в Архангельском. Каждые выходные мы собирались там вместе – вся большая семья с дедом во главе за обеденным столом, который тогда казался просто огромным. Часто приезжал кто-то из родительских друзей или папиной питерской родни. Много и вкусно ели. Смотрели кино в кинозале; его крутили сначала в доме отдыха, а потом у нас. Бежали на речку Десну: там была оборудована купальня, и мы могли прыгать в воду с трехметровой вышки. На пляже, целомудренно поделенном на мужскую и женскую половину для переодевания и загорания, проходило общение с другими обитателями Архангельского – детьми и взрослыми. Не могу сказать, что с кем-то мы особенно дружили. Люди были разные – приятные и заносчивые, интересные и скучные, добрые и завистливые, – как в любом замкнутом коллективе. Помню, когда в школе появились друзья, в Архангельское меня тянуть перестало: как нормальному подростку, хотелось по-взрослому побыть в собственной компании, подобранной по абсолютно не номенклатурному признаку.

Но сама дача всегда оставалась неким центром притяжения. Там царствовал наш семейный дух, несмотря на все временные разлады и примирения, несмотря на нелепые инвентарные номерки на мебели и казенные белые чехлы на креслах, аляповатые шторы и ковровые дорожки. Зимой пахло огромной новогодней елкой, которую привозили прямо из леса, и игрушками из прабабушкиных сундуков, бабушкиной квашеной капустой, и мочеными яблоками, блинами тети Кати и пирожками тети Нины, официанток, в разное время помогавших бабушке с готовкой. Там была комнатка с балкончиком с резным коньком, где мы маленькими любили ночевать под «страшилки» о черной руке. Старый чулан с массой интересного и куча закутков, где мы играли в прятки.

С этим домом связано тридцать лет моей жизни. После нас там уже никто не жил. Это была та самая 15-я дача, которая впоследствии вошла в историю как место, где мои друзья-гайдаровцы писали документы нового Российского государства. За тем самым невероятных размеров обеденным столом.

Круг замкнулся. Номенклатурная внучка оказалась в рядах демократов-ниспровергателей, среди которых, если уж быть точным, попадались юноши из не самых простых семей. Не буду говорить за других. Но мне, видимо, просто повезло с родственниками. Во-первых, меня всегда учили мыслить самостоятельно и отстаивать свое мнение: даже не учили – не мешали. Во-вторых, абсолютно немыслимым в семье считалось «воспользоваться фамилией». Видимо, поэтому никому и в голову не приходило «нажать на рычаги» и по дешевке построить, например, собственную дачу. Денег всегда не хватало, и их, естественно, не откладывали. Не знаю, что для этого сделали родители, но как-то само собой я очень рано усвоила две принципиальные вещи: далеко не все имеют то, что мы; дружат с тобой по-настоящему не за то, кто твой дедушка. Многие мои школьные и институтские друзья вообще не догадывались о моих родственниках – фамилии-то разные. Если меня и подбрасывал дедушкин водитель на занятия – что, по правде, случалось крайне редко, – я соблюдала правила конспирации, прямо как в популярных тогда фильмах о разведчиках.

Наконец, в-третьих. В середине 80-х я, как и многие мои коллеги, перестала быть только журналистом-международником, а начала мотаться по «горячим точкам» огромной всколыхнувшейся страны и писать о том, что считала важным и нужным. И хотя мы никогда об этом не говорили, я совершенно точно знаю: дед был моим первым читателем, собирал мои статьи и уважал то, что я делаю. Для меня это на всю жизнь осталось высшим признанием.

 

Монетки и монетизация

 

Привилегии, с которыми прошла первая половина моей жизни, по нынешним меркам кому-то покажутся невинными. Но это неправда. Просто мерки выросли. Для тех, кто в то время перебивался в очередях за колбасой за 2.20 или метался в поисках лекарств, те привилегии действительно воплощали райскую жизнь.

Это было знаковым явлением. Особенно в такой бедной стране, как наша. Не случайно именно с борьбы с привилегиями и коррупцией начались в России глобальные перемены. Другое дело, что кто-то был в этой борьбе наивным идеалистом, кто-то въехал на ней в коридоры власти, кто-то вроде меня полагал, что свобода говорить и писать то, что думаешь, стоит любых привилегий. Проиграли все: идеалисты стали пессимистами, тех, кто был на коне, потеснили новые, более резвые наездники, а свобода слова стала почти виртуальной.

Круг замкнулся. Прививку от привилегий, которую мы, казалось бы, вкололи себе в начале 90-х, перестала действовать слишком быстро. Страну словно отбросило назад, но уже на новом витке, где одним в очередной раз обещано все, а у других хотят отнять последнее, прикрыв иностранным словом «монетизация».

Власти даже не утруждают себя объяснить несовпадение в цифрах. Как получилось, что недавно затраты на льготы государство оценивало в 180 миллиардов евро, а компенсация за их отмену в бюджете предусматривается в 4,7 миллиарда?

Вместо ответа – затыкание недовольных. Едва по стране покатился вялый ропот по поводу судьбы льгот, журналистов из пула Белого дома предупредили: никакой самодеятельности, вся запланированная к публикации информация должна согласовываться. А от некоторых руководителей изданий без обиняков потребовали заменить своих и без того лояльных «пуловских» корреспондентов на еще более лояльных.

Губернаторам, подписавшим «письмо двенадцати», пригрозили не только лишить кремлевской ласки на выборах, если у кого они грядут, но и устроить «черный» PR по полной программе. Совету Федерации показали пряник. Накануне голосования там по «социальному пакету» Госдума в первом чтении приняла поправки в закон о формировании Совета (он фактически лишает органы власти региона права отзывать своих сенаторов). Но двинуть его на дальнейшие чтения пообещали только в случае правильного голосования в СФ по монетизации льгот. Сенаторы проголосовали правильно.

На днях президент встречался с Патриархом Алексием II, после того как тот написал ему письмо, где пожурил власти за политику в области реформирования социальной сферы, мол, «монетизация льгот» – не в традициях православия. Патриарху тоже было обещано что-то полезное.

 

Почему засуетились в кремлевских коридорах?

 

Да потому, что ропот нарастает. По данным исследования Левада-центра, если в марте на вопрос, в каком направлении движется сейчас Россия, 54 процента наших сограждан ответили оптимистично, 33 процента – пессимистично, то к июлю верх взяли пессимисты. Соотношение выглядело 41 к 46. То есть 13 процентов россиян пополнили категорию разочарованных.

Как утверждают информированные злые языки, чтобы попасть на неформальный прием к президенту во время его отдыха в Сочи, некоторые желающие платили нужным людям из его окружения до 50 тысяч долларов. Хотя если вдуматься, это не так уж много по сравнению с миллионами «зеленых», в которые оцениваются «полезные» министерские посты. На фоне таких расценок 200 тысяч рублей за должность первого секретаря райкома КП Азербайджана по ценам конца 60-х выглядят даже как-то несерьезно – так, монетки какие-то.

Но главное не в масштабах. Привилегии развращают. Превращают чиновников в послушное орудие власти, делают их зависимыми от нее, как от наркотика. В результате люди идут на все, лишь бы только с этой властью не расставаться. По большому счету вся система коррупции завязана на средневековой возможности карать и раздавать милости по усмотрению государя. Современные привилегии более изощренные. Это не только «дотации» чиновникам и депутатам. Это еще и дешевые лицензии для «своих», целые компании, заводы, месторождения, да и вся страна оптом и в розницу.

 

«Совершенно секретно» № 9 2004