М.Г. Делягин

председатель президиума — научный руководитель

Института проблем глобализации,

доктор экономических наук.

 

ОСНОВЫ ИДЕОЛОГИИ ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИИ[1]

 

В последнее время в России вновь оживились споры, связанные с выработкой национальной идеологии, способной объединить социальные, этнические и религиозные группы и стать единой платформой модернизации нашего общества и экономики. В результате выработан ряд базовых положений, которые пора зафиксировать для более глубокой проработки остальных вопросов.

 

Крупный бизнес — основа конкурентоспособности общества, олигархия —

смертельная, но излечимая болезнь

 

Крупные корпорации — основа конкурентоспособности всякого современного общества. Их успех — категорическое, хотя и далеко не достаточное условие успешности общества.

Олигархия — круг бизнесменов, получающих значимую долю своих доходов за счет контроля за частью системы государственного управления. Неотъемлемая часть олигархии — коррумпированные чиновники, рассматривающие свою службу как специфический бизнес, как способ личного обогащения. Олигархия — абсолютное зло.

России нужно полное уничтожение олигархии, однако не репрессиями, но прежде всего политическим путем — устранением «теневых» механизмов сращивания государства и крупного бизнеса, перевода их взаимодействия в открытый режим, регулируемый на основе интересов общества.

Так как именно неэффективное и коррумпированное государство превращает бизнесменов в олигархов, искоренение олигархии требует оздоровления прежде всего госуправления. Так, борьба с коррупцией (неотделимой как от оргпреступности, так и от олигархии) требует воздействия прежде всего на чиновников, толкающих бизнес к даче взятки (хотя последний выполняет эти условия иногда с нездоровым энтузиазмом).

Коррумпированная бюрократия должна быть «раскулачена», а присваиваемые ею потоки взяток перенаправлены в бюджет в качестве налогов.

Стратегическая задача государственной власти — укрепление и развитие национального бизнеса, содействие его выводу на все новые уровни: с местного на региональный, с регионального — на общенациональный и далее на глобальный уровень. Государственная власть должна создать механизм своего взаимодействия с частной корпорацией, вышедшей на глобальный уровень, обеспечивающий гармонизацию интересов общества и данной корпорации. При решении коммерческих вопросов за пределами России государственная власть должна быть готова стать «младшим партнером» вышедшего на глобальную арену национального бизнеса при безусловном сохранении своего положения как «старшего партнера» в остальных вопросах, включая внешнеполитические и внутренние экономические.

Государственная власть не может ни рассматривать бизнес как «дойную корову» для своих недобросовестных чиновников, ни — в силу объективного несовпадения интересов бизнеса с интересами общества — позволять ему определять свою экономическую «повестку дня». Иначе подчинение государственной власти узким интересам бизнеса делает ее неадекватным и разрушительным.

Государственная власть должна исходить из того, что «собственность обязывает», и бизнес должен брать на себя целый ряд обязательств, сознавая свою ответственность перед обществом-государством и частично компенсируя недостаточность его развития. В случае отрицания бизнесом своей социальной ответственности государственная власть должна принуждать его к ней.

Сотрудничество государственной власти и бизнеса на благо общества-государства должно предусматривать разработку властью крупномасштабных проектов общественного развития, участие в которых выгодно для бизнеса.

Если он будет эффективным и разумным партнером государственной власти, ориентированным не на превращение его в орудие эксплуатации общества-государства ради личного обогащения, а на достижение общественно-государственного блага, какие-либо жесткие действия в отношении него будут избыточными.

Так, изъятие природной ренты в обычной ситуации должно происходить на основе простых механизмов взимания налогов и экспортных пошлин.

Сегодня экспортеры сырья занимаются хищнической эксплуатацией недр (а часть бизнеса, в том числе формально государственного, — унаследованных от СССР инфраструктуры и оборудования). Они концентрируют финансовые потоки в собственных карманах и в приобретении непрофильных активов в ущерб восстановлению материально-сырьевой и производственной базы и, соответственно, долгосрочной конкурентоспособности не только своих производств, но и России в целом.

Нувориши, получившие лучшие советские предприятия в подарок от реформаторской бюрократии, не развивают их и отрицают неразрывно связанную с владением ими социальную ответственность. Тем самым они демонстрируют обществу, что сами не признают эти предприятия своей собственностью. Не только общество считает их собственность нелегитимной — они сами воспринимают ее так же! Если они не смогут изменить свое поведение, государство обязано будет привести форму собственности на их предприятия в соответствие с их представлениями.

Но прежде всего государственная власть обязана не принуждать, а воспитывать бизнес, корректируя и направляя его деятельность. Лишь при наличии сопротивления она может прибегать к более жестким воздействиям, среди которых могут быть:

— введение монополии внешней торговли на экспорт сырья и продукции первого передела;

— распространение госсобственности на все добываемое сырье при переходе частных сырьевых корпораций на положение работающих с давальческим сырьем;

— национализация, в том числе безвозмездная, на основе рассмотрения с юридической точки зрения итогов приватизации (это ограничит возможность глобальной экспансии России, которая легче осуществляется направляемым государственной властью бизнесом, чем госструктурами)[2].

Так как указанные меры возлагают на государственную власть серьезную ответственность, они требуют в качестве непременного предварительного шага кардинального повышения эффективности госуправления. До наведения порядка хотя бы в сфере управления госсобственностью, до подчинения этого управления интересам общества-государства, а не отдельных чиновников, реализация описанных мер может привести не к повышению, а к радикальному снижению эффективности общественного использования имеющихся ресурсов (так, эффективность государственного управления рядом крупных госкомпаний ниже, чем крупными частными корпорациями).

 

Либеральный фундаментализм — чума XXI века

 

15 лет назад Россия вступила на рыночный путь со значительным опозданием. Развитые страны, пользуясь политическим влиянием, направляли наше развитие, как правило, в корыстных интересах, заботясь о сдерживании России в наиболее выгодном для себя «промежуточном» положении, в котором она еще не грозит соседям разрушительным и для них крахом, но уже не способна защищать национальные интересы.

Последствия этого «внешнего управления» еще только начали осознаваться и изживаться. Наиболее опасна укорененность либерализма, зачастую воспринимаемого не как эгоистическая идеология бизнеса, но как универсальная для всех времен и народов истина в последней инстанции.

Между тем естественным образом исповедуемый бизнесом либерализм недостаточен для любого относительно слабого общества, в том числе и российского[3].

Прежде всего, исходя из «презумпции избыточности государственного регулирования», он требует минимизации роли государственной власти в жизни общества, что чревато разрушительным отказом бюрократии от выполнения неотъемлемых функций государства.

Либерализм опирается на представления о самодостаточности каждого человека, что не имеет отношения к реалиям России, где большинство людей пока еще жестко привязано к масштабным системам жизнеобеспечения[4].

Либерализм не учитывает масштаба социальной деградации России. Действительно, в обществе, где бедных лишь 5%, их бедность может восприниматься как их собственная проблема. Однако когда бедных более 60% — это проблема всего общества-государства, и для решения ее необходим мощный инструмент в лице государственной власти.

Наконец, в условиях жесткой глобальной конкуренции проповедуемое либерализмом в качестве панацеи открытие национальных рынков является большой и разрушительной ложью. Практика (как постсоциалистического пространства, так и начавшей вымирать Африки) уже многократно подтвердила очевидное: слабая экономика, поставленная в равные условия с более сильными, без поддержки государственной власти не выдерживает конкуренции с ними и погибает[5].

Все эти недостатки в полной мере проявились за последние 15 лет, в течение которых в нашей стране последовательно проводятся разрушительные либеральные преобразования. Их разрушительность многократно усугублена особенностями российских либеральных фундаменталистов, боровшихся с социализмом не столько от неприятия его пороков, сколько от неприятия своей собственной Родины, своего собственного народа.

В начале 90-х они разрешили людям обманывать и обворовывать друг друга и государство, назвав это рынком и демократией. Стремясь к разрушению своей страны, они осознанно выступали против права как такового; так, американские советники Гайдара прямо писали о необходимости «вытеснить из общественного сознания мотив права мотивом наживы». И в 2004 году идеологи олигархии открыто говорят о допустимости нарушения законов, так как иначе невозможно-де вытравить из общества «остатки коммунизма».

Именно эта последовательность разрушила в нашей стране важнейшее чувство, делающее население единым обществом, — доверие, причем даже не столько к государству, сколько доверие между людьми. Это ведет к опасному разрежению социальной ткани, к слабости сотрудничества, затрудненности даже необходимых совместных действий — и, как следствие, к драматической дезорганизации и снижению конкурентоспособности общества.

Несмотря на это, либерализм весьма популярен в слабых странах. Главная причина — то, что он является наиболее естественным образом действия бизнеса и энергичных, успешных людей в целом.

Либерализм дает массу привлекательных образцов для подражания: раз его исповедуют успешные люди, простейший способ добиться успеха самому— подражать им и в этом.

Существенно, что либерализм — едва ли не единственная религия (за исключением разве что кальвинизма), полностью снимающая с сильных всякую ответственность за слабых.

Либерализм, исходящий из презумпции избыточности государственного регулирования, предоставляет чиновникам идеальное оправдание их лени и безграмотности: чем меньше они делают, тем лучше соответствуют его требованиям.

Наконец, популярности либерализма способствует пропаганда стратегических конкурентов, использующих его как инструмент взламывания национальных рынков. Россия беззащитна перед этой пропагандой и сегодня.

Принимая и развивая бесспорные либеральные ценности — права личности, право трудовой собственности, справедливую конкуренцию, нетерпимость к злоупотреблению монопольным положением и коррупции[6], — надо отвергать их разрушительные стороны, превратившие современный либерализм в целом не более чем в оружие недобросовестной конкуренции со стороны глобальных монополий.

В сегодняшней России либерал — это человек, осуществляющий или, как минимум, поддерживающий пятнадцатилетний геноцид собственного народа и открыто гордящийся этим.

 

Становление демократии

 

За последние 15 лет российские демократы скомпрометировали понятие «демократия», превратив его в синоним хаоса, произвола, насилия, торжества низменных инстинктов, безответственности и безграмотности.

Между тем демократия — не формальный набор норм и институтов, исторически сложившийся в развитых странах и теперь навязываемый ими остальному миру, но положение, при котором мнения и интересы членов общества учитываются его управляющей системой в наибольшей степени[7]. Демократия нужна не потому, что она приятна образованной и обеспеченной части общества, но потому, что она обеспечивает наиболее эффективное управление и, соответственно, наибольшую конкурентоспособность общества, а значит — и наибольшее благосостояние его членов.

На разных этапах развития общества такая жизненно необходимая, содержательная демократия достигается различными способами, которые могут и не соответствовать формальным критериям демократии, адекватным лишь высокому уровню его развития. Попытки «перепрыгнуть через ступеньки» общественного развития и внедрить в недостаточно зрелое общество формальные стандарты, соответствующие уровню современных развитых демократий (в том числе парламентскую республику, разделение властей, независимость СМИ от государства[8] и т.д.), нарушают естественный ход его развития и порождают либо диктатуру, либо хаос.

России нужно постепенное, органичное развитие демократических институтов, при котором они повышают эффективность общественного управления и укрепляют конкурентоспособность страны.

При этом первичны экономические изменения, обеспечивающие рост благосостояния, а не политические эксперименты, какими бы благородными побуждениями они ни вдохновлялись.

Демократия в формальном, западном понимании устойчива и эффективна, лишь когда вырастает из массового благосостояния. Униженные и оскорбленные люди склонны применять формально демократические институты для мести, а не для созидания, и из-за концентрации сил на простом выживании, как правило, не имеют возможностей осознавать последствия решений общенационального масштаба, в принятие которых они вовлекаются этими институтами.

 

Журнал «Москва»

август 2004

 



[1] Текст настоящей статьи, которая, по мнению Редакции, содержит, наряду в самоочевидными положениями, отнюдь не бесспорные утверждения и поэтому носит дискуссионный характер, приводится с некоторыми смысловыми правками. В частности, термин «государство» везде заменён термином «государственная власть», а термин «общество» - «обществом-государством». Понятие «государство» оставлено там, где автор имеет в виду государство в собственном смысле слова - как политическую организацию нации. Досадно, что М.Г. Делягин, чьи критические выступления по практической экономике заслуживают серьезного внимания русского читателя, разделяющего консервативные взгляды, склонен использовать лексику либеральной публицистики (здесь и далее прим. Ред. ЗЛ).

[2] Одним из необходимых средств повышения эффективности хозяйствования и восстановления правопорядка, подорванного ельцинскими реформами, которые власть продолжает осуществлять и после его отставки, должна быть не упомянутая автором реституция тех хозяйственных объектов, которые оказались изъятыми из общенародной собственности под предлогом приватизации правительственной (государственной) собственности. Поскольку здесь не было приватизации, то не может быть и национализации. Украденное должно быть возвращено законному собственнику, а расхититель - понести уголовное наказание, только и всего.

[3] С точки зрения Редакции, в России после разложения и гибели «советского общества» еще не возникло нового русского общества. Оно находится в весьма противоречивой стадии зарождения. И еще не известно, что из этого получится и будут ли его роды благополучными. Возможно, существуют государства, в которых бизнесмены «естественным образом исповедуют либерализм». К русским предпринимателям это не относится. Вообще использовать термин «либерализм» применительно к экономике некорректно. Ни либеральной, ни консервативной, ни коммунистической экономик существовать не может. Либеральными, коммунистическими, консервативными могут быть представления, идеи, доктрины.

[4] Либерализм никогда не будет иметь никакого позитивного отношения ни к русскому хозяйству, ни к русской экономике, ни в России вообще. Они несовместимы, как несовместимы пальмы и русская зима или как кукуруза и Заполярье. Даже когда русские не были «жестко привязаны к масштабным системам жизнеобеспечения», им не приходило в голову заниматься самоубийством - осуществлять либеральные преобразования в хозяйственно-экономической сфере. Попытка Столыпина либерализовать аграрные отношения в аграрной России стоила ему жизни, а России - крестьянской революции.

[5] Дело все-таки не в «слабости» русского или африканского хозяйства, и не в конкуренции между отдельными видами хозяйств, а в том, что при прочих равных условиях африканцы и русские всегда оказываются в проигрыше, если вступают в экономические отношения с иными хозяйственными системами на основе чужых и чуждых им правил. В частности, ни в Африке, ни в России вследствие принципиально различных причин деньги и кредит не имели в прошлом и не должны иметь такого значения, как это имеет место в Европе, Азии и в Северной Америке.

[6] В перечисленных «ценностях» не содержится ни грана либерализма, хотя автор прав в том отношении, что либеральная публицистика привычно присваивает себе монопольное право на самоочевидные истины повседневной жизни, одновременно проклиная на словах все виды и формы монополизма.

[7] Вряд ли стоит приписывать демократии то, чем она не обладает и обладать не должна. Демократия - это всего лишь состояние государственной власти, когда она принадлежит демосу, то есть его полноправным и политически активным гражданам. Если в государстве таких граждан нет, то использование атрибутов демократии в иных видах даже положительной власти – монархии и аристократии - приводят государство к кризису. Но если степень социальной зрелости граждан и их самоорганизации достигает известного относительно высокого уровня, то установление режима демократии становится насущной государственной необходимостью. Она либо приходит сама собой, как определенный этап естественного хода вещей, либо граждане устанавливают ее в результате революционного насилия.

[8] Деление демократий, явления исторически обусловленного, на «развитые», «неразвитые» и «недоразвитые» вряд ли можно отнести к достоинствам настоящего материала. Скорее можно говорить о национальных формах народовластия, что исключает какое-либо буквальное их копирование. Демократии как виду власти, принадлежащей демосу, присущ республиканский политический режим. Но это не предполагает обязательно парламентскую республику. Разделение властей вообще следует рассматривать в качестве теоретической абстракции, которая никогда не осуществлялась на практике, даже в Североамериканских Штатах. Что же касается «независимости СМИ от государства», то подобное состояние можно представить лишь в «стране, которую не жалко», на худой конец, - как продукт горячечного либерального бреда.


Реклама:
-