Б. Ключников

доктор экономических наук, профессор

 

 

Либеральная эпидемия и здоровый протекционизм

 

После череды страшных терактов кремлевские власти заговорили о необходимости консолидации страны с целью дать отпор террористам. Всецело поддерживая этот призыв, редакция обращает внимание, что добиться этой цели невозможно, пока у рычагов российской экономики находятся “либералы”, видящие свою главную задачу в минимизации роли государства, превращении его в “ночного сторожа”. Статья видного ученого Б. Ключникова посвящена губительной деятельности “либералов” в Кремле.

 

“Вашингтонский консенсус”

 

Установки либералов (или как еще говорят — неолиберальная парадигма) — это вовсе не объективные закономерности, а некие символы веры, корыстные антигуманные заповеди. Они были наиболее полно суммированы еще в 1989 г. главным экономистом Всемирного банка Джоном Вильямсоном. Это он назвал протокол, принятый на встрече Большой Семерки в Вашингтоне, “Вашингтонским консенсусом”. Олигархи обязали тогда правительства семи крупнейших стран неукоснительно следовать в экономике следующим десяти правилам. Цитирую:

“1. Бюджет: аскетический подход к расходам на общественные потреб­ности во избежание дефицита и инфляции;

2. Налоги: в пользу богатых, потому что они более склонны к накоплению и инвестированию; налоги, неблагоприятные для бедных, более склонных к потреблению..;

3. Денежная политика: высокий процент для стимулирования накоплений и привлечения капиталов;

4. Обменный курс валют: низкий, для поддержания конкуренто­способ­ности на внешних рынках;

5. Свобода торговли: снижение таможенных и нетаможенных барьеров, свободное перемещение капиталов по всему миру;

6. Инвестиции: всемерное привлечение иностранных капиталов, гаран­тии и равные с национальными капиталами льготы;

7. Приватизация: распродажа активов государственных предприятий и всемерная поддержка частного предпринимательства;

8. Конкуренция: отмена субсидий, особенно сельскому хозяйству, и установление справедливой цены на рынке;

9. Дерегламентация: снятие ограничений на инициативу и свободу конкуренции;

10. Правовое обеспечение частной собственности и создание личных крупных состояний”[1].

Идеолог неолиберализма М. Фридман в работе “Капитализм и свобода” сформулировал неолиберальную этику так: “Немного есть идей, которые способны так глубоко подорвать сами концептуальные основы нашего свободного общества, как принятие руководителями предприятий каких-либо иных социальных обязательств, кроме обязанности делать как можно больше денег для своих акционеров. Социальные обязательства — это фундамен­тально подрывная доктрина”. Когда президент В. Путин, переизбранный на второй срок, заявил в марте 2004 г., что, опираясь на либеральную экономи­ческую политику, необходимо снизить за три года вдвое, до 10—12%, число бедняков, то это очевидное противоречие с тем, что утверждает “отец” неолиберализма М. Фридман.

В России либералы смиренно следуют правилам “Вашингтонского консенсуса”. Согласно первому правилу, был принят сверхаскетический государственный бюджет. Это бюджет удушения государства. В одночасье ампутированную Россию лишили сильного государства, потому что ее общий госбюджет стал составлять 15—20% от расходов США только на вооружение (350 млрд. долларов). Россию заставили брать иностранные займы, зная старое правило: должник — раб кредитора. Из долговой петли при неолиберальных правилах вырваться практически невозможно.

Второе правило “Вашингтонского консенсуса” касается налоговой политики. Налоги при Ельцине установили чрезвычайно благоприятные для богачей. И сейчас налоги с дохода одинаковы для миллиардера и для пенсионера — 13%. Не просто копировали американских республиканцев, а пошли дальше их в снижении налогов. Боятся конфликтов с крупным капиталом, со своей социальной опорой. Опыт других, более здоровых экономик явно указывает, что снижением налогов не удается привлечь капиталовложения. Тем более в России, где повышенная инфляция, стагфляция, безденежье, бартер, клубок прочих экономических инфекций, а главное, нестабильность. Не только чужаки, набежавшие на грабеж российских богатств, но и отечественные предприниматели искали и ищут легальные и нелегальные способы для увода капиталов за границу. Налоговое законодательство — это прицельное оружие точного наведения. Оно нокаутировало российскую государственность. И в более благополучных странах оно используется олигархатом для постепенного удушения государства. Директор бюджета в правительстве Рейгана любил повторять, что его цель — “обескровить скотину”, т.е. государство. Если снизить налоговые поступления, то у государств не будет средств на общественные, в том числе социальные, расходы. Государства вынуждены уходить не только из экономики, но и из повседневной жизни людей, уступив влияние и власть банкам и корпорациям.

В США налог на крупные доходы не превышает 35%, тогда как еще в 70-е годы был на уровне 70%, а в социал-демократических странах, например в скандинавских, он достигал 95%. Но даже снижение налогов до 35% все-таки не “обескровило скотину” — американское государство. Оно воюет и вмеши­вается в экономику десятков стран. В России цель достигнута: граждане перестали чувствовать пульс государства, перестали рассчитывать на его защиту и поддержку. Это и было изначальной целью неолиберальных реформаторов.

Скрытой задачей, согласно теории, должно стать увеличение прямых и косвенных налогов на бедных, для того чтобы, как говорил один теоретик, “их кровь вскипала от ненависти к государству”. Непрекращающееся повышение цен на коммунальные услуги, с целью поднять их на уровень развитых стран при заработках в десяток раз более низких, кажется, вполне обеспечивает достаточный градус ненависти.

Третье и четвертое правила — “высокий процент для стимулирования накоплений” и “низкий обменный курс” для рубля — оказались излишними. Никакой процент не мог обогнать инфляцию, никакой обменный курс не мог стимулировать экспорт разгромленной экономики. Согласно пятому правилу, внутренний рынок России был открыт в одностороннем порядке, что подстегнуло искусственно проводимые массовые банкротства и разворовывание. Игра идет в одни ворота. Естественно, производственные капиталовложения не могли осуществляться в таком хаосе.

Шестое правило о всемерном привлечении иностранных инвестиций получило дальнейшее развитие в проекте Многостороннего соглашения об инвестициях (МСИ), которое готовилось втайне от общественности в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), что базируется в Париже. Многостороннее соглашение об инвестициях было задумано как дополнение к соглашениям о Всемирной торговой организации. Характерная черта готовящегося соглашения об инвестициях та, что права предоставляются инвесторам — ТНК, а обязанности — государствам. Прежде всего, обязанность защищать иностранные корпорации, а не национальный капитал и, конечно, не народы. Страна, подписавшись под этим соглаше­нием, не может выйти из него двадцать лет. Ключевой раздел МСИ назывался “Права инвесторов”. Права эти состоят в том, что иностранцы могут без каких-либо ограничений покупать землю, природные ресурсы, СМИ, короче, любое национальное достояние. Правительства обязуются обеспечивать “полное соблюдение” соглашения. Затем следует длинный ряд хитроумных статей о компенсациях, полагающихся инвесторам в тех случаях, когда в результате каких-либо действий были прямо или косвенно ущемлены их интересы. Под интересами имеется в виду прежде всего получение прибыли. В проекте так и сформулировано: “потеря возможности получать прибыль на инвестиции будет считаться ущербом, достаточным для предъявления иска о компенсации”[2]. Инвестор получает право привлекать правительство к суду, причем — по своему выбору, например к арбитражу Международной торговой палаты. Исход дела в Палате обычно предрешен: почти всегда в пользу инвестора, в пользу священной и неприкосновенной частной собственности.

Вступи Россия в Международное соглашение об инвестициях — и труды ее законодателей, сотни законов и указов, обеспечивающих хоть какие-то устои слабой российской государственности, все пойдет прахом. Российское правительство, жаждущее завлечь иностранных инвесторов, не будет из-за них вылезать из международных судов. Корпорация Этил предъявила, например, правительству Канады иск на 251 миллион долларов. Дело в том, что правительство Канады запретило добавку в бензин препарата ММТ, изготовляемого корпорацией Этил. Запретило потому, что препарат снижает эффективность антиполюционных устройств в автомобилях. Канадское правительство заботилось об окружающей среде, о чистоте воздуха. Но ТНК привлекла его к суду, вменяя в вину действия, равные экспроприации ее собственности.

Или другой пример. Известно, что правительства многих стран широко практикуют поддержку мелкого и среднего предпринимательства, целенаправленно субсидируют отдельные отрасли, скажем экспортный сектор или отрасли высокой технологии. Согласно готовящемуся соглашению это станет подсудной политикой.

О приватизации (это седьмое правило) известно каждому в России. То же относится и к пункту десять — о “создании и защите личных крупных состояний”. В России с 2001 года число миллиардеров возросло с 5 до 37. Россия обогнала в этом многие страны и занимает 3-е место в мире, а среди городов Москва стоит на первом месте по числу богачей. По степени неравенства доходов Россия ныне уступает только таким странам, как Бразилия и Замбия. Какую политику намерено проводить с марта 2004 г. новое правительство России, легко определить, сверяя ее с десятью правилами “Вашингтонского консенсуса”.

Среди десяти правил приватизация занимает ключевое положение. В ней суть всех творящихся реформ: отобрать у населения постсоциалистических стран их богатые земли и их недра. Отобрать под предлогом того, что народ — неэффективный, расточительный хозяин и потому недостоин ими пользоваться. В открытом новолиберальном обществе не место сильному государству, не дозволен протекционизм, воспрещается вводить ограничения на вывоз капитала. В этих новолиберальных установках содержится приговор “среднему классу” России, да и компрадорам. Со временем их непременно “скушают” иностранцы. Противоестественность нового либера­лизма в России очевидна. Уже в наши дни бизнес этнических русских имеет слабые успехи.

Добивают крестьянство. Отмена субсидий сельскому хозяйству состоялась. Сельское хозяйство во всем мире субсидируется государством. Даже в самых благополучных государствах. Тем более оно должно субсидироваться в зонах неустойчивого сельского хозяйства, таких как в России. Крестьянство чудом было спасено в 20-е годы от трудовых армий Троцкого, едва выжило в колхозах, стало подниматься на ноги в совхозах. И вот его настиг новый удар.

Новые либералы презирают народы и их культурную самобытность. Мировоззрение людей православной цивилизации глубоко отлично от мировоззрения, скажем, протестантов, которых ныне копируют. Их духовное становление шло в большей мере под влиянием Ветхого, чем Нового завета. Уже давно социологи отметили у протестантов крайнюю бережливость, склонность к многостяжательству, к сребролюбию и даже ростовщичеству. И одновременно — трудолюбие, высокие этические нормы в быту. Но и агрессивность, и крайний индивидуализм. Многие из этих качеств чужды православному человеку, его не увлекает личный успех. Ему чуждо стяжательство и бережливость. Поклонение мамоне не трогает его душу. Подражание западным образцам наши предки называли чужебесием. Православная душа ищет высоких духовных целей, ждет Большого проекта, в котором проявляются высокие нравственные качества. А ему предлагают биржу, удвоение валового продукта, который опять поделят олигархи и их вороватая обслуга.

 

Стратеги финансовых войн

 

В отличие от государственных деятелей подлинные властители мира ясно осознают, что капитализм — это тупиковый путь развития. Среди них Джордж Сорос и Алэн Гринспэн, в четвертый раз возглавляющий центральный банк США — Федеральную резервную систему (ФРС). Их на мякине “конца истории”, экономических чудес, “невидимой руке рынка” и “всеобщего процветания” не проведешь. Они давно поняли, что властвуют в безумном, неуправляемом мире, что не могут решить многих проблем.

Одним из первых, кто не только признал, но и описал патологию современного глобального капитализма, был известный спекулянт Джордж Сорос. Либералы избегают называть спекулянтов спекулянтами. Сороса они почтительно называют инвестором. Тем не менее французское правосудие возбудило в декабре 2000 г. против Сороса уголовное дело, обвинив его в мошенничестве. То же, что сделала российская прокуратура в отношении Гусинского, Березовского, Ходорковского. Сорос в книге “Кризис глобального капитализма”[3] подробно анализирует болезненные явления в мировой экономике. Основную причину надвигающегося краха Сорос видит в “рыночном фундаментализме”. В отличие от рыночных фундаменталистов, Сорос не считает, что “невидимая рука” совершенна, что “рынок всегда прав”. Это касается в первую очередь финансовых рынков. “Финансовые рынки действуют вовсе не как уравновешенный маятник, а как болванка (wrecking ball), которая мечется из страны в страну, все сметая на своем пути”, — пишет Сорос в статье “Последний шанс капитализма”[4]. В отличие от российских либералов, он не скрывает, что во всех главных капиталистических странах уже давно созданы инструменты мощного вмешательства государств в экономику. Странно близорукими оказались отечественные выученики М. Фридмана, через колено ломавшие планиро­вание и прочие полезные инструменты государственного регулирования экономики. Под лозунгом борьбы с административно-командной системой выплеснули ребенка — весьма перспективного.

Известно, что в 1991 году Ельцину представили на рассмотрение несколько проектов реформ и приватизации. Среди них была китайская модель, были польский и чешский варианты приватизации, которые в некоторой мере все-таки учитывали социальные и национальные интересы. Ельцин выбрал проект Гайдара–Чубайса, самый узурпаторский, самый грабительский, самый ультралиберальный. Почему? Администрация Буша-старшего поддержала именно проект Гайдара и приватизацию Чубайса, пообещав кредит в 38 млрд долларов. В США больше всего боялись, что Россия пойдет путем Китая. Еще тогда было решено добивать до конца многолетнего соперника. И наиболее надежным способом было навязать России заведомо неэффектив-ные для нее неолиберальные правила в экономической политике. Именно поэтому 15 лет спустя Россия не поднялась, народ нищенствует и вымирает.

Однако важнее всего то, что новая элита не поняла или наплевала на то, что приватизация никогда не станет в глазах народа справедливой или легитимной. Это отделило народ от новых хозяев жизни. Не имея опоры у себя в стране, “новые русские” становились заложниками заокеанских покровителей.

Сами США давно, после создания советского спутника, отошли от принципов свободной торговли, открытости и прозрачности. Вот уже почти полвека шаг за шагом в США централизованно выстраивается регулируемая экономика. Все шире внедряются рецепты военного кейнсианства: госзаказы на вооружение положительно влияют на уровень накопления. Появляются даже механизмы межотраслевой координации американской экономики.

Наблюдения показывают, эмпирические исследования доказывают, что финансовая олигархия, отводя государствам роль ночного сторожа, сама не бездействует, не отдается на волю волн мирового рынка. Напротив, она осваивает все более эффективные технологии для ведения финансово-экономических сражений. Особенно успешно она освоила тактику “направленных взрывов”. Они уже давно практикуются против отдельных стран, а с конца 90-х годов — и против экономических регионов. Поучитель­ным является кризис в Юго-Восточной Азии, разразившийся в июле 1997 г. и распространившийся затем на Бразилию, Мексику и Россию.

Уже в 90-е годы наиболее проницательные экономисты, такие как профессор М.Суходольский из университета Оттавы (Канада), сделали обоснованный вывод: “Силы организованных спекулянтов на валютных рынках намного превосходят силы эмиссионных институтов”[5]. Это новый феномен, последствия которого чрезвычайно важны не только для экономики, но и для геополитики. Мировой финансовый олигархат способен быстро мобилизовывать и направлять к выбранной жертве сотни тысяч пираний — более мелких спекулянтов, в чьих руках сосредоточена критическая масса капиталов. Олигархи способны привлекать к операциям центральные банки, в том числе ФРС в США и крупнейшие банки в лондонском Сити. Аналогия с войнами вполне уместна. Только ведут ее не с помощью армии и флота, а с помощью целенаправленных притоков и оттоков огромных сумм денег. Учитывая их влияние на геополитику, можно их назвать геофинансами. Европейский Союз ввел новые мировые деньги — евро — не в последнюю очередь для того, чтобы вывести свои страны из-под удара геофинансов. О том же мечтают Япония и Китай, соревнуясь за лидерство в Азии. Японское правительство заявляло неоднократно о намерении ввести единую для стран ЮВА валюту, создать региональный азиатский валютный фонд. Ей мешают совместно Китай и США. Сотрудничая с евро, эта новая валюта могла бы остановить зеленый вездеход — доллар. Сфера для манипуляции геофинансами сузилась бы, глобализация по-американски уступила бы место регионализации.

Именно в этом сокровенный смысл финансовых баталий. Финансовой олигархии, оседлавшей США, не нужен многополюсный мир, не нужны три ключевые валюты, не нужны различные модели развития. Финансовая олигархия намерена остановить возникновение относительно самостоя-тельных крупных экономических регионов. Тенденция к этому становится преобладающей, о чем свидетельствует исследование группы американских ученых из Калифорнийского университета[6]. Сорос, являясь рупором банкирских кланов, выступает против регулирования экономики нацио­нальными государствами, но за жесткое глобальное регулирование всего мирового хозяйства: “Без него, — пишет он, — финансовый и политический кризис приведут уже в скором времени к дезинтеграции глобального капитализма”. Сталкиваются две мощные тенденции: глобализация и регионализация, стратегии однополюсного и многополюсного миров. Россия оказывается на обочине обоих путей. Либерализм в “отдельно взятой стране” едва ли возможен. Экономическую самостоятельность можно сохранить, лишь умело защищаясь от ударов геофинансов. Только окрепнув, Россия сможет стать центром притяжения окружающих ее стран и совместно с ними обустраивать свой экономический регион. Опираясь лишь на газ и нефть, этого нельзя достичь. Нужна наука, нужно образование, наукоемкие производства.

 

Ловушка свободной международной торговли

 

Свобода торговли — фритрейдерство — вводилась принудительно мор­скими державами. Одним из первых бросков американского империализма был поход капитана Пэри в 1857 г. к берегам Японии. Бравый моряк нацелил пушки своего фрегата на японцев и под прикрытием орудийных стволов потребовал свободы торговли, политики открытых дверей. Так начиналась современная экономика бомбометания. Свобода торговли в наши дни стала, как отмечалось, альфой и омегой неолиберального мирового порядка. Широко рекламируемая ее взаимовыгодность рассчитана на простаков. Это удобный для торговых морских держав миф.

Возьмем учебники или словари по экономике, изданные, скажем, в Англии, в стране — родоначальнице политэкономии и самой доктрины свободной торговли. Еще в 60–70-е годы ХХ века эта доктрина рассматривалась как “архаичный принцип”. Свобода торговли считалась “нежелательной, ибо губит младенческую национальную промышленность”[7]. Спустя 20 лет неолиберальная школа стала утверждать прямо противоположное. “Бесспорные статистические данные, — утверждает один из документов ВТО, — свидетельствуют о положительной связи между либерализацией торговли и экономическим ростом”[8]. Либералы подают это как истину, не требующую доказательств, как аксиому.

Однако ни история экономики, ни современный опыт не подтверждают, что свобода торговли ведет к ускоренному экономическому росту и преодолению отсталости. Спор не окончен. И надо признать, что есть доводы и за и против. Но современная практика мирового хозяйства дает все больше оснований для утверждения, что свобода торговли в конечном итоге закрепляет отставание, насаждает неравноправие, эксплуатацию, однобокое развитие и зависимость слабых экономик от тех стран и корпораций, которые вырвались вперед в научно-техническом развитии и заняли выгодные позиции в международном разделении труда.

Одним из фундаментальных исследований на эту тему стал труд женевского экономиста Поля Бейроха “Мифы и парадоксы экономической истории”[9]. Выводы его стали сенсацией, потому что потрясли основы доктрины свободной торговли: в период с 1800 по 1990 гг., т.е. в течение всей капиталистической эпохи, высокоразвитые страны обеспечивали ускорение своего экономического роста главным образом посредством протекционизма. Свободу торговли они навязывали другим. В итоге те превращались в отсталые страны. Индия — один из очевидных примеров, считает П. Бейрох. США наилучшие экономические результаты показывали именно тогда, когда они проводили политику протекционизма. Они стали требовать свободы торговли, только когда встали на ноги, когда создали национальный экономический комплекс, укрепили образование, подготовили научные кадры. “Невидимая рука рынка” — это миф: при монополизации у этой руки должен быть железный кулак. Свобода торговли выгодна только тем, кто торгует наукоемкой и капиталоемкой продукцией. Все знают, что отсталым странам не догнать Америку и Европу в развитии четвертого и решающего фактора производства — науки и менеджмента, если не прибегнуть на какой-то период времени к разумному протекционизму. В современных условиях ключом к успеху и в личной карьере и в конкуренции становится интеллектуальный капитал и образование. Да, именно образование! Возможно, самым большим уроном от реформ в России 90-х годов является разгром науки и образования. Они были первоклассными по самым высоким стандартам. Чтобы восстановить их, потребуется беспре­цедентная концентрация сил.

Свободная торговля у либералов стала “священной коровой”. Между тем торговля, даже внутренняя, имеет экономические пределы. Об этом писали многие выдающиеся мыслители. Джон Мейнард Кейнс, самый влиятельный экономист ХХ века, явно скептически относился к чрезмерному международному разделению труда и к безграничной свободе торговли: “Я симпатизирую скорее тем, кто хочет сделать как можно меньшим переплетение экономик различных наций, а не тем, кто хочет увеличивать их взаимозависимость. Идеи, знания, искусство, гостеприимство, путешествия по своей природе интернациональны. Но товаров должно быть как можно больше национального производства. А главное и, прежде всего, финансы должны быть национальными”[10]. Кейнс настаивал на этом еще до появления таких мощных новых факторов, как подорожание энергоресурсов, угроза их исчерпания и, главное, угроза экологических катастроф. С тех пор необходимость производить как можно больше товаров и услуг на месте потребления многократно возросла и становится императивом. Экономист и философ Лев Тихомиров еще в начале ХХ века настаивал, что не только нации, но и более мелкие общности людей — области, волости, общины — должны сами удовлетворять свои потребности, производя все основное на месте. Л. Тихомиров отмечал две существенные особенности России, которые неблагоприятны для внешней торговли: удаленность от морских путей и суровый климат. Они делают большую часть российской продукции неконкурентоспособной. Себестоимость нефти из Сибири, например, в несколько раз выше, чем из Кувейта. Морской транспорт многократно дешевле железнодорожного и т. д.

Казалось бы, столько выдающихся умов сомневались и сомневаются в свободе торговли, в либеральной политике открытых дверей. Нет, наши руководители как в 1996, так и в 2004 году по-прежнему клянутся в верности экономическому либерализму, либеральным реформам, “правому делу монетаризма”, как любил повторять В. Черномырдин. Дошли до того, что пытаются конкурентоспособность объявить национальной идеей! Доллар по-прежнему остается, как в каком-нибудь Гондурасе, расхожей валютой и резервом. Ресурсы, капиталы и умы утекают из России широкой рекой. Взамен нам сбывают товары, которые можно производить на месте.

Сейчас на Западе идет интенсивный поиск путей возрождения местной экономики (local economics). Возрождение местной экономики в общинах и кооперативах перспективно и в экологическом плане. Это был бы удар по гигантомании, по неуемному потреблению дешевой энергии. Это было бы возвращением на новом уровне к жизненосной экономике, основанной на таких органических принципах, как многообразие, целенаправленность роста, обеспечивающего нужное количество нужного качества в нужном месте. Экономика — это живой организм. Избыток чего-либо так же гибелен для живого организма, как и недостаток.

Местная экономика обещает стать одним из плацдармов для наметившегося контрнаступления космоцентристской модели развития против техноцентристской цивилизации, что будет означать смену парадигмы развития, смену ценностей. Это не очередная утопия, а императив выживания. Реликты жизненосной местной экономики остаются даже в Европе. В Швейцарии, например, три тысячи общин по тысяче человек каждая вполне самодо­статочны. Более того, они дают пример подлинной демократии — прямого участия граждан в решении всех жизненно важных вопросов. Сохранившееся в России крестьянство является в этом смысле большой социальной ценностью. Крестьянство все еще органично, все еще ведет органическое хозяйство.

Стратегическая установка США и глобализаторов на свободу торговли вовсе не победила окончательно, как это пытаются внушать теоретики конца истории. Не победила, несмотря на создание в 1995 г. Всемирной торговой организации и вступление в нее почти всех государств мира. Многие страны прибегают к скрытому протекционизму, и наиболее регулярно сами американцы.

Малые страны объединяются в региональных рамках. Принцип свободы торговли оказывается обременительным даже для морских держав, которые, как правило, имеют в мировой торговле преимущества перед континентальными странами. Это противоречие между морем и континентом распространяется не только на торговлю, но и на геополитику. Атлантистам трудно понять евразийцев и иметь с ними партнерские отношения. Эта константа — серьезный геополитический фактор, с которым должны считаться реальные политики.

С точки зрения классической политической экономии в основу доктрины свободной торговли положены два правила, так логично обоснованные 200 лет назад Давидом Рикардо: сравнительные преимущества производства и транспорта и вытекающая из них специализация в международном разделении труда. Однако оба эти постулата, некогда считавшиеся аксиомами, ныне все чаще опровергаются. Давид Рикардо не знал, во-первых, ни молниеносного перелива капиталов, ни дробления и переноса производственных циклов в другие страны. Он не знал, во-вторых, проблемы обеспечения полной занятости; в-третьих, не было в его время трясины обменных курсов валют.

Сравнительные преимущества в издержках производства не действуют и еще по одной очень веской причине: у Д. Рикардо они имеют денежное выражение. Но колебания валют делают эти преимущества нестабильными и потому иллюзорными.

Обменный курс евро и доллара в течение всего трех лет колебался более чем на 50%: евро опускалось на 20% ниже доллара, а к январю 2004 г. превысило доллар без малого на 30%. Известно, что имеются мощные средства манипулирования обменными курсами. И владеют ими не государства, а несколько десятков банкирских кланов. Манипулируя только курсами валют, они способны влиять на президентов, парламенты, ООН, на армии и флоты. Не стихии рынка, а рычаги в руках банкирских кланов изменяют и курсы валют, и ссудный процент, и многое другое. Ссудный процент и валютные курсы при открытости экономик и свободе торговли сметают барьеры и разрушают национальную экономику, заставляют ее переориентировать специализацию, банкротить и закрывать целые отрасли традиционной национальной жизнедеятельности.

Есть еще и вопрос безопасности. Важнейший. До тех пор, пока экономика страны открыта воздействию мирового рынка, невозможно поддерживать жизненно необходимый для нации хозяйственный комплекс, недостижима даже аскетическая самодостаточность, в том числе продовольственная безопасность. Европейский Союз, будучи защищен двойным кольцом национальных и региональных границ, тем не менее платит за открытость 10% безработицей и стагнацией. В слабых и отсталых странах мировой рынок медленно, но верно подтачивает устои государств.

Остается выкорчевать нации. Сделать это можно, или нацеливая их на слияние в планетарное общество, или дробя нации, как делали с Югославией и Россией. Можно заявить, что нет французов, а есть бретонцы, корсиканцы, провансальцы, баски; нет немцев, а есть баварцы, пруссаки, саксонцы; нет русских, а есть белорусы, украинцы, русины, галичане и т.д. Каким бы путем ни идти, для глобализаторов важно разрушать сложившиеся исторические сообщества, которые способны оказывать сопротивление. Этим объясняется война средств массовой информации против наций, когда это понятие отождествляется с национализмом или даже нацизмом и фашизмом. При этом, прежде всего, рушат сильные нации, льстя и пестуя малые, типа латышей, эстонцев, грузин и т.д. До поры до времени, конечно! Их усыпляют, тешат надеждой, что они будут сохранены.

На горизонте у нас ряд грозных опасностей. Нет против них более надежной защиты у народов кроме разумного протекционизма. Протекционизм может строиться на свободном предпринимательстве, которое защищено сильным государством.

Сохранение национального хозяйственного комплекса — забытое условие поддержания стабильности в обществе. Здоровая национальная экономика должна производить внутри страны значительную часть того, что необходимо для удовлетворения основных потребностей нации. Это хорошо знали французские физиократы, немецкие экономисты эпохи грюндерства, русские экономисты из школы космистов. Лев Тихомиров развил, например, прин­ципы самодостаточности, доказал, что это не автаркия. Англичанин Уолтер Елтис обосновал соответствующую теорему: национальная безопасность основывается на стабильности общества; стабильность общества связана, во-первых, с занятостью и, во-вторых, с состоянием и путями развития сельского хозяйства. Общим правилом должно стать следующее: доступ к внутреннему рынку допустим в той мере, в какой он соответствует национальным интересам.

 

О вступлении России во Всемирную торговую организацию

 

Вопрос о вступлении России в ВТО по своему значению более важный, чем даже расширение НАТО на восток. Между тем правительство России при Ельцине и Козыреве приняло решение добиваться возможно более быстрого принятия в ВТО. Новый президент к 2003 г., несмотря на приверженность к либеральной экономической политике, все-таки пересмотрел вопрос, настоял на тщательной подготовке, на необходимости взвесить плюсы и минусы. Это, бесспорно, разумный шаг. Но дает ли он что-то? Все либералы остались в правительстве. Проамериканское лобби непременно будет вновь подталкивать страну к незамедлительному вступлению в ВТО.

Вступление в ВТО для России имеет некоторые плюсы, но минусы намного перевешивают. Уже видны десятки, если не сотни проблем, которые требуют тщательного изучения. Тревожно, что по такому фундаментальному вопросу, как вступление России в ВТО, нет дискуссий, различных экспертных оценок. Во всяком случае, российская общественность не знает о них.

Другие страны основательно изучали этот вопрос, были более осмотрительны, хотя имели несравненно больший опыт. Они исходили из того, что внешняя торговля никогда еще не играла такой важной роли, как в наше время. Никогда еще рынки сбыта не были так насущно необходимы для роста. Из-за них ныне развязывают войны. В Западной Европе, например, неоднократно высказывалось мнение, что США создали в сердце Европы исламистское государство в Боснии с перспективой ослабить своего главного экономического конкурента — Европейский Союз. Франция якобы поддержала интервенцию против Югославии из-за боязни потерять рынки сбыта французского вооружения в мусульманских странах. Австралия вела в 1996 г. яростную кампанию против сравнительно безопасных французских ядерных испытаний с целью вытеснить Францию с тихоокеанских рынков. За Австралией, естественно, стояли США. Самым крупным успехом стран НАТО в 90-е годы после развала СЭВ и СССР стал беспрепятственный захват внутренних рынков беззащитных новых государств с населением в полмил­лиарда человек.

Для поднятия конкурентоспособности применяются различные средства, вплоть до военных интервенций. Седьмой и Шестой флоты США оберегают поставки дешевой арабской нефти, спецназ Грузии — дешевой казахстанской и азербайджанской нефти и туркменского газа. Эти меры обеспечивают конкурентоспособность американских товаров. США косвенно субсидирует экспорт, что запрещено правилами ВТО. Внешняя торговля — это контро­лируемая война. В этой войне сложилось старое проверенное правило: рынки открывают сильные страны в тех отраслях хозяйства, где они сильны. Только при этом условии внешняя торговля может быть выгодной.

Всемирная торговая организация была создана в 45-ю годовщину НАТО, 14 апреля 1994 г., после восьми лет официальных переговоров. Договор о создании ВТО включает сотни статей, устанавливающих детальные правила международной торговли. Большинство членов перешли в ВТО автоматически из ГАТТ (Генеральное соглашение о тарифах и торговле). Участие в ГАТТ позволяло странам постепенно, в течение десятилетий, избирательно втягиваться в различные торговые соглашения, а следовательно, и в мировой рынок. ГАТТ был как меню: хочу беру это блюдо, хочу другое. Основополагающий текст ГАТТ имел всего 38 статей, и ни одна из них не обязывала устранить протекционизм и ввести свободную торговлю. Сам термин — протекционизм — в тексте отсутствует. В ГАТТе главными были не правила, а исключения, позволявшие в некоторой мере учитывать специфику отдельных национальных хозяйственных организмов. Несмотря на сравнительно мягкие условия членства в ГАТТ, США, как и СССР, не подписали это соглашение. Америка крайне осторожно связывает себя формальными обязательствами и не только не стесняется своей несговорчивости, но щеголяет упорством и мускулистым ведением переговоров. Более того, США постоянно ведут информационные войны против своих соперников, обвиняя их в неуступчивости, развивая в них комплекс неполноценности. США сочли неудобным для себя устав ГАТТ и прибегли, как обычно, к юридическому крючкотворству.

Осторожно и постепенно вступали в ГАТТ Япония, Южная Корея, Германия, Франция, “азиатские тигры”. Они добивались конкурентоспособности разными путями, но всегда расширение экспорта сопровождала (а часто ему предшествовала) эффективная защита внутреннего рынка. Всегда был в той или иной форме протекционизм и одновременно всемерная государственная поддержка своих экспортеров готовых товаров.

Опыт других стран, бесспорно, следует изучать. Но уже на данном этапе разработки темы можно сделать следующую общую рекомендацию: нельзя решать вопрос о вступлении во Всемирную торговую организацию, не имея четкого представления о:

— целях и стратегии экономического, социального и экологического развития России;

— не определившись в долгосрочных планах внешнеэкономических связей.

Вступление в ВТО означает, что страна подписывается под всем комплексом правил международной торговли, изложенных подробно и жестко на 450 страницах основного договора и на 20 тысячах (!) страниц различных приложений. Они включают не только правила торговли товарами, но и услугами, интеллектуальной собственностью и телекоммуникациями. Опыт у России во всех этих областях не богат, а главное, ни СССР, ни Россия не участвовали в разработке новых всеобъемлющих правил мировой торговли, так же как не имели опыта участия в ГАТТ.

Учитывали ли создатели ВТО особое евразийское положение и особые трудности России, переживающей переходный период от социализма к капитализму, от крайне закрытого к крайне открытому обществу? Конечно, нет. Вот на этом и должна основываться внешнеторговая и внешне-экономическая стратегия и, соответственно, торговая дипломатия России. Ни Россию, ни страны СНГ нельзя стричь под общую гребенку ВТО и ее правил. Москва должна настаивать на особых правилах для себя и участвовать в их разработке. Ей, конечно, будут отказывать. Но надо научиться ждать, а не умолять Евросоюз, чтобы он поддержал наше вступление в ВТО. Запад и сам ждет не дождется, когда новая узда будет наброшена на Россию.

Следует, повторюсь, прежде всего внимательно изучить опыт других стран. Уже после первых лет работы ВТО наблюдается рост недовольства новыми правилами международной торговли. ВТО становится очевидным орудием гегемонизма США и всех глобализаторов. Особенно поучителен опыт Китая и то, как, на каких условиях он вступал в ВТО.

Цель американских администраций с самого начала состояла в том, чтобы форсировать вступление Китая во Всемирную торговую организацию. Еще десять лет тому назад в документе сенатской комиссии было указано следующее: “Вопрос вопросов в том, чтобы по мере того, как Китай становится глобальной экономической державой, он играл по общим правилам торговли и не пытался изменить их в свою пользу… Это может быть достигнуто посредством вступления Китая в ВТО”[11]. Китайское правительство возвело плотный протекционистский барьер на многие товары и услуги, создало строгую систему стандартов качества ввозимых товаров и, главное, добилось для отдельных областей страны права вводить свои особые правила внешней торговли. Это последнее новшество помогло Китаю решить многие, казалось, нерешаемые проблемы.

Пекин консультировали многоопытные гонконгские и сингапурские коммерсанты и банкиры. И все не советовали торопиться со вступлением в ВТО. Их главный совет состоял в том, чтобы Китаю был дан статус слабо­развитой страны, предусматривающий известные послабления в выполнении общих правил.

Россия едва ли может добиться для себя статуса слаборазвитой страны, хотя в статистике ООН она уже среди них фигурирует. Ее средний доход на душу населения пока выше, чем в Китае. Но Китай по ряду других показателей намного опередил Россию. В документах ВТО есть положения о странах с переходной экономикой. Но они недостаточны для защиты наших национальных интересов. Россия сама вползает в ловушку свободной торговли, хотя, как показывают правила нового либерализма, она еще долгое время будет оставаться неконкурентоспособной, за исключением нескольких ниш. Нам по-прежнему нечем торговать кроме сырья и некоторых вооружений. Скорой диверсификации экспорта не предвидится. Производить наукоемкую продукцию Россия еще много лет не сможет, не восстановив качество образования.

Вступив в ВТО, российские экспортеры и импортеры не будут вылезать из судов. Принимая во внимание уровень правосознания и юридической подготовки, мы будем регулярно проигрывать процессы и платить огромные штрафы. По этой же причине Россия не сможет ставить неформальные и скрытые протекционистские барьеры, как это наловчились делать изобре­тательные чиновники развитых стран. Они демонстрируют богатое вообра­жение в юридическом творчестве и находят изощренные способы защищать своих товаропроизводителей. Главное же в том, что для этого нужна политическая воля, которой у ослабленной России в последнее десятилетие почти не наблюдалось. В мире уже привыкли, что Россия постоянно уступает, сдает позиции. Япония, которая особенно активно выступает за свободу торговли, прорывается на американские рынки, ухитряясь плотно прикры­вать свои. Ввоз риса в Японию в принципе невозможен, что надежно защищает японское крестьянство. Точно так же особую заботу о защите своего крестьянства проявляет Франция. Россия может совершить трагическую ошибку, оказавшись в ловушке свободной торговли. Вкупе с продажей земли это добьет остатки крестьянства.

О продовольственной безопасности страны и самодостаточности придется забыть. Свободная торговля дает парадоксальные результаты: ускоряет экономический рост — в большинстве стран однобокий — и в то же время уничтожает рабочие места, плодит безработицу. Она заставляет правительства жертвовать социальным обеспечением ради конкуренто­способности, что подрывает стабильность в государстве. Благо­состояние в мире ныне измеряется уже не столько душевым доходом, но во все большей мере количеством вновь созданных рабочих мест.

В заключение отметим, что вопрос о правилах международной торговли не закрыт, ВТО терпит от правительств и антиглобалистов одно поражение за другим. Эта организация будет тоже перестраиваться. Уже по этой причине не следует спешить со вступлением в ВТО. Необходимо все тщательно и детально изучить. Для этого следует создать и заставить напряженно работать межведомственные рабочие группы, по крайней мере, по четырем направлениям внешнеэкономических связей: по торговле, по услугам, по интеллектуальной собственности и по телекоммуникациям. Общественность страны должна следить за дискуссией экспертов и за ходом переговоров о вступлении в ВТО. Если где и нужна полная гласность, так это в этом вопросе, судьбоносном для нынешнего и будущих поколений граждан России.

 

Спекулятивный рай

 

На развалинах СССР восторжествовал дикий капитализм. Просторы СНГ стали вновь диким полем, и, как писал русский поэт Н. Рубцов, в его “леса и долы опять нагрянули они, иных времен татары и монголы”. Хищничество олигархов и их обслуги очевидно. Обществу ясно, что реформы плодят мошенников и спекулянтов, стимулируют не производство, а его развал. Часто высказывается мнение, что это, мол, временное явление, неизбежное в переходный период от тоталитаризма, и что бандиты и спекулянты угомонятся, вернутся в сферу производства и “облагородятся”.

Однако, наблюдая, что происходит в остальном “цивилизованном мире”, с полным основанием можно утверждать: спекулятивный и криминальный бизнес в России — это вирус, занесенный с мирового рынка. Просто на российской почве, долго охраняемой авторитарным режимом и лишенной иммунитета, он развился в эпидемию, которая грозит убить страну и народ. Важно понять, что та же болезнь развивается во всем мире, и в первую очередь — в цитадели планетарной финансовой империи, в США. Ее заметили давно. В начале ХХ века писали, например, о нарастающем паразитизме, о загнивании, о рантье. В будущей экономической науке — в экономии в широком смысле, необходимо поэтому будет вводить новый показатель ее здоровья: степень свободы от паразитизма наряду с показателями отно­шения к природе и биосфере в целом, включая человека.

Дело, однако, не только в экономической науке, но и в объективном ходе процесса глобализации. Под влиянием научного и технического прогресса, новых открытий в системах коммуникаций и информатике финансы оказались в особенно благоприятном положении. Финансы обособляются. Они не только становятся независимыми от сферы производства, но навязывают свою волю и логику развития всему экономическому организму планеты. И даже общественной жизни народов! В результате нарастает открытый и скрытый паразитизм. Финансист К. Гольдфингер резюмировал новейшее явление так: “Финансы теперь сводятся к информации. Новые деньги — это информационные деньги”[12]. Наступила эпоха гипертрофии финансов. Финансовые империи оторваны от производ­ства реальных материальных ценностей. Очевидна поэтому иллюзорность суверенитетов, демократий, погони за иностранными инвестициями. Политики в странах СНГ часто живут в нереальном мире.

Вернемся, однако, к гипертрофии финансов. Д. М. Кейнс считал опасным, если финансовые потоки сравняются со стоимостью обмена реальными товарами и услугами. В его время соотношение было таковым: 90% — товары и услуги и 10% — потоки капиталов. Буквально за четверть века финансовая сфера воспалилась и превратилась в летучие геофинансы. Это создает нестабильность в самих основах мирового хозяйства. Деньги и целые состояния стало легче делать из воздуха в виртуальном мире, посредством нематериальных и непроизводственных операций, сидя за компьютером и спекулируя, чем в реальном производстве товаров и услуг. Спекулянты повсеместно, а не только в России, берут верх над “старомодными” производственниками. Производственные компании, чтобы выжить, создают особые службы для спекуляции на денежном рынке. Одна холдинговая компания как-то сообщила, что имеет 200 биржевых маклеров, которые приносят доход, равный прибыли, создаваемой 15 тысячами производственников. Это показатель тирании финансовых спекулянтов. В такой обстановке, конечно, бессмысленно говорить об экономической эффективности.

В России эта проблема особенно остра. Пока не наведут порядок в финансовой сфере, производство будет падать, его мощности будут разворовываться, деньги переводиться за границу, а безработица расти. Вслед за дефолтом 17 августа 1998 года будут повторные дефолты и в итоге великие финансовые крахи.

Паразиты заедают здоровый организм. Он хиреет, нарушаются жизненные функции. Денежный рынок работает на транснациональный капитал за счет национальных экономик. Продажа предприятий за бесценок иностранным холдинговым компаниям обычное явление. Центральные банки уже не способны что-либо противопоставить международным спекулянтам. Французский экономист Доминик Пилон считает, что “официальные резервы центральных банков крупных промышленных стран (а это главное средство защиты валют) составляют не более чем однодневные трансакции на денежных рынках”[13]. Спекулянты как дамоклов меч нависли над национальными хозяйствами.

Этой космополитической армией беспощадно правит мировая финансовая олигархия. Исследование МВФ показало, что 30–50 банков контро­лируют все денежные рынки мира, весь обмен валют и все ключевые валюты.

Такова воронка мирового рынка, в которую угодила Россия. Ее положение особенно тяжелое, потому что она не имела никакого иммунитета. Возможно спасение России в такой стратегии: прибегнуть к разумному протекционизму, прикрыть на несколько лет двери, создать региональный рынок и целенаправленно развивать наукоемкое производство и евразийские транспортные магистрали и, таким образом, готовиться к вступлению в мировое хозяйство на достойных условиях. Впрочем, ни одна страна не способна в одиночку противостоять финансовой олигархии, которая целенаправленно создает условия наибольшего благоприятствования, рай для спекулянтов. Только коллективная финансовая безопасность, в первую очередь России, Белоруссии, Украины и Казахстана — возможно, совместно с Европейским Союзом, — может приостановить узаконенный разбой геофинансов.

Влиятельные круги в Западной Европе, на Ближнем Востоке, да и производственный капитал в США ищут способы, чтобы переломить спекулятивную парадигму. С ними надо искать пути взаимопонимания и сотрудничества. Необходимы конкретные меры. Западноевропейские экономисты вновь и вновь возвращаются к наследию Кейнса. В данном случае, к его забытой идее регулирования потоков капитала. Еще в 30-е годы он предлагал ввести небольшой налог в 0,5% на спекулятивное движение капиталов. Его идею развил американец Тобин. Это могло бы поставить хоть какие-то пределы спекулянтам. Другая ограничительная мера — повышение гарантийного залога на переливы капиталов. В 30-е годы эта гарантия составляла до 70%, а в последние годы снизилась до 10%. Это создает, повторюсь, рай для денежных спекулянтов. Не надо ни ума, ни талантов! Такова спекулятивная эпидемия, поразившая весь мир.

 

Криминализация бизнеса

 

Опыт многих стран показывает, что за правлением олигархии обычно следует диктатура. Вопрос чрезвычайно актуальный для большинства постсоветских стран. В цепочке закономерностей выделим следующие основные звенья: неолиберальные реформы разгромили или крайне ослабили государственные и общественные институты власти, атомизировали общество, сделали деньги идолом, символом успеха в жизни. В хаосе рождается спекуляция — родная сестра коррупции. Коррупция перерастает в эпидемию мошенничества и криминализации бизнеса, а затем и в криминализацию всего общества. Этому много примеров, но наиболее яркий и свежий — Грузия.

Олигархия в СНГ имеет поддержку за рубежом. Но до известного момента: до тех пор, пока местные олигархии обеспечивают вывоз богатств или пока они охраняют какой-либо геополитический плацдарм. Но олигархат не способен долго поддерживать порядок. Хищники начинают между собой грызться, нарастает анархия, уличная преступность, грядет хаос. Олигархия бросает вызов народу, обществу. Если народ слаб и разобщен, как в Грузии, то он не может дать ответ на вызов анархии. И тогда мировые заправилы спешно убирают несправившуюся олигархию типа окружения Шеварднадзе и шлют своего уполномоченного — диктатора.

Но есть и другой сценарий. Если народ еще не сломлен, если общество не окончательно разложилось, то они принимают вызов олигархов и в ответ выдвигают вождя, диктатора, который, опираясь на народ, наводит авторитарными средствами порядок. Он, в свою очередь, бросает вызов не только местным олигархам и их вороватой обслуге, но и их покровителям за океаном. Но чтобы успешно воевать на два фронта, он должен опираться на народ и не оглядываться на Запад. Много таких сценариев мы наблюдали в Латинской Америке. Новейший пример — события в Венесуэле, где нашелся вождь — Уго Чавес. Это объясняет, почему за олигархией вынужденно и временно следует диктатура. Общество проходит чистилище. В первом сценарии диктатура вскоре снова перерождается в олигархию. Во втором — диктатура приводит к такой демократии, которая умеет защищаться от посягательств паразитов и хищников. И защищается она умело — кулаком в бархатной перчатке.

Вопрос, на который пытаются ныне ответить многие исследователи, стоит так: неолиберальные правила, “рыночная демократия” снижают или повышают уровень коррупции и криминализации бизнеса? Наш тезис ясен: неолиберализм создает условия наибольшего благоприятствования для коррупции. Приватизация и последующие переделы собственности являются питательной почвой для взяточничества и преступности. Оплата взяток за границей за счет налогоплательщиков обосновывается на Западе с помощью особой теории “культурного релятивизма”. На Востоке, де, размыты границы между взяткой и даром. Все эти доводы не выдерживают критики. Любой индус, буддист или анимист четко отличает дар от чистого сердца от взятки, которую он с оглядкой дает чиновнику, ненавидя, презирая его, боясь, что, и взяв деньги, тот не сделает, что требуется. Взяточничество было и в СССР, особенно в 80-е годы. Но оно строго каралось, и потому не было такого коррупционного беспредела, к которому страна пришла в результате рыночных реформ и приватизации. Спор с либералами бесполезен, статистики в этой области нет, кроме, пожалуй, приговоров судов. Главное, что души людей не были в 60–70-е годы так загажены взятками и прочими преступлениями, что в сознании людей они были исключениями, а не нормой жизни, какими ныне стали.

Криминализация бизнеса есть следствие либеральной установки на так называемую дерегламентацию: государство и его правоохранительные органы либералы последовательно изгоняют из экономической деятельности. Правоохранительные органы поставлены в безнадежное положение сторожей награбленного. Их заставляют бороться с преступностью в обществе, которое косвенно поощряет преступность, в котором спекуляция, мошенничество, блеф, насилие стали условием выживания. Правоохранители превращаются в оборотней, сливаются с криминалом. За криминализацией бизнеса следует всеобщая коррупция и криминализация самой власти.

Экономика без этических ограничителей, без нравственных тормозов становится в конечном итоге неэффективной. Однако в неолиберальной интерпретации все средства хороши для победы в конкурентной борьбе. Такой подход уже заметен даже в исследованиях, проводимых в рамках ООН: “Взятки — это способ обходить ограничения свободы предпринимательства…”; “взятки — это способ снижения себестоимости”; “взятки и прочие экономические преступления есть способ рационализировать общественное распре­деление”[14]. Из такого подхода следует, что коррупция и криминальный бизнес только тогда становятся недопустимыми, когда они наносят ущерб рынку, свободе движения товаров и услуг. Но если они подрывают национальные государства и суверенитет, приводят к власти уголовников, которые осуществляют геноцид народов, то на это надо смотреть сквозь пальцы.

Растущую глобальную опасность для мирового сообщества представляет и сравнительно новое явление — отмывание денег. Преступные деньги, словно заклятые, заражают всю пирамиду общества. Стэнли Моррис, будучи директором департамента Казначейства США, писал, что отмывание “грязных” денег происходит наверху, но дрянь от них течет вниз. Расцветает организованная преступность всех видов и мастей. Некогда респектабельное лондонское Сити стало мировым центром отмывания денег. По свидетельству вице-президента Ситибэнка и бывшего полицейского шефа Бриана Веста “деньги льются из России и Восточной Европы и здесь в любой момент отмывается не менее 500 миллионов долларов”[15].

Коррупция и криминальный бизнес становятся для ТНК помехой обычно только тогда, когда они составляют для них конкуренцию, мешают извлекать прибыли. Именно этим объясняется систематическое нагнетание страхов перед российской мафией, которое практикуется в США, Англии и некоторых других странах. Мафии борются с мафиями, СМИ привлекаются к разборкам. Тогда поднимается кампания в СМИ, создаются комитеты и центры по борьбе с преступностью, начинают изучать ее разновидности. Криминал залезает в норки и отсиживается. Спадает шумиха, и он возвращается. Можно ли сомневаться в том, что могущественные государственные структуры с их натренированными полицейскими силами могли бы уже давно положить конец мафиям, наркобизнесу, крупномасштабной коррупции? Можно ли поверить в то, что США, например, совместно с правительствами латиноаме­ри­канских стран не могут справиться с наркобизнесом в Колумбии, Мексике, в Афганистане? Ежегодно от наркотиков гибнут десятки миллионов молодых людей. Наркобизнес насаждает очаги мелкого и крупного воровства, проституции, взяточничества, заболеваний СПИДом, сумасшествий. Создаются целые криминальные общества. Пример — Афганистан. Неискореним наркобизнес потому, что он выгоден власть предержащим, в том числе оккупационным властям и стоящим за ними банкирам.

 

***

 

Либеральные реформы не привьются в России потому, что наше общество в генах своих коллективистское, общинное. Насаждаемый крайний индивидуализм не способен сочетать права и обязанности. Права без обязанностей вырождаются не только в России, а повсюду в злоупотребления чиновников, “элит”, в коррупцию, приводят к потаканию земному вместо духовного, к нравственной распущенности, к росту преступности и хаосу. Дилемма известна: или бунт, или сильное справедливое государство.

Народ начинает сознавать нарастающую опасность. Поэтому разгосударствление было отвергнуто его молчаливым большинством. Его ответом стало стремление вернуться к сильному государству. В этом и коренится, кстати, популярность В. Путина. Народ уверен, что президент укрепит российское государство. Он, однако, ждет и большего: государства не ради олигархов, государства для защиты народа от лихоимцев-чиновников и от пришлых грабителей. И маятник, кажется, пошел в сторону укрепления державы.

 

[1] * Цит. по: Renй Passet. L’emergence contemporaine de l’interrogation йthique en йconomie. UNESCO SHS–2003/WS/22, p. 10.

[2] Le Monde Diplomatique, fevrier 1998.

[3] The Crises of Global Capitalism. L. 1994 by George Soros N.-Y. Public Affairs, 1998, p. 304.

[4] S o r o s G. Capitalism’s last Chances. In: Foreign Affairs. Winter 1998–1999.

[5] Le Monde Diplomatique, decembre 1997.

[6] Regional Orders. Building Security in the New World. Edited by D.Lake and P.Morgan.

[7] См., например: Dictionary of Economics. London, 1970, Penquin, p. 174.

[8] Le Monde Diplomatique, novembre 1999.

[9] B a i r o c h P a u l. Mythes et Paradoxes de l’Histoire economique. La Decouverte. Paris, 1995.

[10] Цит. по: Scientific American, Nov. 1993. The Perils of the Free Trade. By Herman E. Daly.

[11] New York Herald Tribune, 9 January, 1995.

[12] New York times, 15 January 1996.

[13] P l i h o n D a m i n i q u e. Les mecomptes de la globalization financier. Alter-Eco, № 20, 2eme trimestre, 1994.

[14] UNDP. Corruption and Good Governance. Discussion, paper 3. N.-Y., 1997.

[15] New York Herald Tribune, 3 february 1998

 

Наш современник

№10 2004