В. Аверьянов

 

ОРГАНИЦИЗМ ИЛИ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

 

Дух России не федеративен

 

Выражения «Эрэфия», «федералы» вызывают у большинства наших соотечественников подсознательное раздражение и отчасти комические ассоциации. Все чувствуют, что речь идет о некоей ублюдочной государственности, некоем шатком компромиссе между ушедшей в прошлое империей и анархией, которая время от времени повсеместно захлестывает нашу жизнь.

Федерализм в России – одно из самых грандиозных исторических недоразумений. Федерализм всегда и всюду был связан с большой скученностью населения, когда между землями начиналось жесткое трение, либо с явной нуждой малых земель, штатов, кантонов к консолидации перед внешней угрозой. У нас все было ровным счетом наоборот: в своей империи русские, вдохновляемые обилием пространств, смогли стать цементирующим, скрепляющим этносом, заселяющим скважины между племенами. Это волевое движение государствообразующего этноса я бы назвал эманацией центра, эманацией имперского централизма. Федерализм же был у нас искусственно сконструирован по требованиям окраинных «национал-независимцев» (по выражению Сталина) на базе ослабления вертикальных связей в бывшей империи, фактически на базе дифференциации и разложения империи в ходе гражданской войны. Вообще этнический федерализм редко формируется естественным путем и как правило, если это реальный, а не фиктивный федерализм, весьма недолговечен.

Допускают большую ошибку те, кто видит в интернационализме нечто вроде реинкарнации старого имперского принципа. В царской России роль медиатора между разными народами играла не интернациональная, а супранациональная идея. Это был супранациональный порядок: союз этнических общин и племен под эгидой русской державы, а никакой не интернационализм. Последний придумали марксисты и советская империя, по существу унитарная, строилась не благодаря, а вопреки ему. Именно интернационалистические предрассудки и погубили СССР, а территориальная система, построенная по федеративному принципу, значительно облегчила развал государства.

Суть интернационализма – скорейшее смешение человечества, создание новой расы общечеловеков. Одним из механизмов формирования такой расы и является этнический федерализм, явление в истории не частое и очень опасное для того государства, которое допускает находиться в себе подобной мине замедленного действия. Признавая достижения и сильные стороны СССР, нужно учиться четко отличать их от его минусов и слабостей. Парадокс советского устройства состоял в том, что, отказавшись от «мировой революции» и значительно отступив в деле формирования общечеловеческой расы (успокоившись на полуфиктивном «многонациональном советском народе»), по форме своей оно все еще как будто стремилось к этим оставленным целям.

Антропологически Россия пережила свою тысячелетнюю историю благодаря, конечно же, другой ориентации в этнических взаимоотношениях: «единообразию в различии» (Александр Башмаков). Это был вектор обрусения племен, вступающих в союз с русскими, но не интернационализации самого русского ядра. В этом смысле России всегда был свойствен определенный умеренный государственный национализм, проводимый в мягких и гибких формах, в тесном взаимопроникновении националистической установки с принципами терпимости и своеобразного русского этнического либерализма (дарование царем прав и послаблений для приобретаемых племен и областей).

Уважение народов друг к другу предполагает определенную дистанцию Каждый этнос – это немного вещь-в-себе. Когда дистанция сокращается, соседи становятся все приблизительно на одно лицо – это как ни странно вовсе не способствует примирению национальностей, но обостряет конфликты. Интернационализм и показная «дружба народов», возможная только под большим прессом сверху, исказила традиционный для России идеал мирного сожительства народов – подданных царя. Несмотря на провозглашенный межплеменной и межрасовый мир, эта порочная идеология не обеспечивала большой стабильности государства. Как показал исторический опыт, локальные национализмы при таком порядке лишь тихо тлеют и дожидаются очередного часа икс, когда ослабеет центр и можно будет вырвать у него очередную порцию льгот.

Федерализм и интернационализм – это как раз те главные минусы советской системы, которые нужно было бы отбросить. Однако Ельцин взял из советского прошлого именно федерализм и остатки интернационализма, выраженные в лукавой формуле «дорогие россияне».

 

Федерализм как один из механизмов олигархического управления

 

На чем основывается подозрение, что многонациональное население в массе своей будет сопротивляться внедрению унитарного государства? Как и постоянные запугивания обывателей обострением межнациональных конфликтов (скажем, по поводу введения в школах преподавания православной культуры и других подобных безобидных и душеполезных вещей), это подозрение представляется мне беспочвенным.

Во-первых, унитаризм восторжествует не в одночасье, а поэтапно, так что к нему смогут привыкать постепенно. Во-вторых, даже в наиболее националистически настроенных регионах существует огромный разрыв между местной интеллигенцией (носительницей идей сепаратизма либо автономии) и массой населения, в которой таких носителей, как правило, ничтожно мало. Поэтому исходя из демократических механизмов установления унитарного государства власть вряд ли столкнется с серьезными проблемами. Но даже если кому-то удастся мобилизовать население на отрицательное голосование на референдуме, то в конце концов в данном регионе может быть установлена переходная компромиссная форма. Входить в унитарную систему этот регион будет просто медленнее. Великобритания строит свои отношения с Северной Ирландией на особых началах. Так же строились отношения между Российской империей и Финляндией. Исключения не опровергают унитаризма, но лишь подтверждают его.

Обосновывая реформу в регионах, Владислав Сурков в своем недавнем выступлении заметил: "Западным политикам нужно знать, что Россия является единственной Федерацией в мире, субъекты которой могут иметь статус национальных республик. Думаю, в Вашингтоне понимали бы нас лучше, если бы в состав США входили бы, например, Афро-американская Республика или Испано-Еврейский Автономный Округ. Наша страна уникальна и требует соответствующей системы управления».

Однако, дело не только в специфическом положении России, но и в специфической роли самого российского федерализма, который по существу стал одной из составляющих шизогонизирующей «системы» 90-х годов, «системы» Смутного времени. Олигархизм, выразившийся в «семибанкирщине», то есть плотной опеке крупного капитала над верховной властью, коррупция, представляющая собой не столько продажность чиновников, сколько их системное сращение с криминалитетом, наконец, этнический федерализм, чреватый сепаратизмом и продиктовавший всей стране принцип прямого избрания глав регионов – детали одной системы, хорошо слаженные между собой.

Те, кто выступают за сохранение федерализма, на деле еще надеются на спасение олигархического и местно-бандитского режима в России. Дело не в том, зачем России нужен унитаризм (то есть совпадает ли эгоистический интерес Путина с объективными интересами народа), а дело в том, что федерализм наш «очень уж гадок», неорганичен для нас и неприемлем для стратегического развития России.

Участники записи передачи «Что делать?» В.Третьякова на тему «Россия: федеративная или унитарная» [http://www.nigru.ru/docs/5/471.html], среди которых был и автор этих строк, несмотря на разницу взглядов, сошлись во мнении, что федерализм полезен только там, где он необходим, а унитарные принципы нужны везде, где только они возможны.

 

Долгожданный консервативный переход: от Ульянова-Ленина к Ильину

 

У многих вызвало недоумение отсутствие прямой логической связи между Бесланом и реформой («переворотом») Путина. Одна из главных ошибок нашего экспертного сообщества – предположение о какой-то спонтанности, стихийности террора. Между тем террор – это технология давления и устрашения. Сам по себе как фактическое действие он не может решить никаких задач. Он служит средством для давления в каких-то закрытых для общества вопросах. Конечно же, Путин решает своим «переворотом» задачи иного уровня чем тактическая борьба за безопасность российских граждан. Путину необходимо сформировать иной правящий слой. Старый правящий слой его в принципе не удовлетворяет. Объявить прямую войну этому старому слою власть не могла и до сих пор не может, поэтому она вела подготовку к медленной ротации элиты, в результате которой со временем можно будет перейти и к репрессивной фазе, то есть объявить о критериях отбора лучших и устранения вредоносных (из числа де факто существующей элиты).

В верховной власти есть своя мистика, многим непонятная, особенно нашим либералам. Эта мистика, может быть, сводится к тому, что носитель верховной власти отождествляет себя со страной. Сохранение страны и сохранение власти над страной становится трудно различимым делом. Ведь носитель суверенитета, его личностное воплощение, который предполагает завтра отказаться от продления своей воли, по существу «сдает» и самое страну в другие руки. Это своего рода бегство с корабля, а значит и незаинтересованность в дальнейшем движении тем же курсом, даже вообще в выживании этого корабля как целого. Если же возобладает принцип суверенности власти – то сохранение режима личной власти означает и сохранение корабля, и стратегическое прочерчивание целостного курса в будущее.

Движение Путина к новому органицизму [http://www.apn.ru/?chapter_name= advert&data_id=178&do=view_single], напоминающему учение И.Ильина о России как живом организме, подводит своеобразную черту под XX веком, веком искушения интернациональной идеей. Интернационализм по сути спровоцировал расчленение живого организма нашей традиции-цивилизации. По всей видимости, XX век, век В. Ленина и его взрывоопасного наследия, для России действительно закончился.


Реклама:
-