Павел К. Баев

 

Эволюция режима Путина

Внутренний круг и внешние преграды

 

Россия вызывает неоднозначные оценки даже если она кажется стабильной и функционирующей.  С началом второго президентского срока Владимира Путина можно с равной долей здравого смысла заявить и что Россия стала “нормальной страной”, и что “незаконченная революция” вылилась в “полу-авторитарность.” 1  В этой статье обращено внимание на вопрос качества и направленности недавних политических перемен в России. Хоть Москва больше и не идёт путём демократических реформ, она всё же не съезжает прямо назад к “командной системе”. Посткоммунистическая траектория России была чрезмерно неровной, чтобы делать какие-нибудь линейные экстраполяции. Ранний период хаотичных перемен закончился экономическим коллапсом в августе 1998 года. После этого Россия не угодила в ловушку своих неудачных реформаторских попыток, но приобрела новый, хоть и неустойчивый динамизм. Если систему при Борисе Ельцине можно было охарактеризовать как “стабильную нестабильность”, то путинский режим демонстрирует “нестабильную стабильность”, которая парадоксально сочетает в себе усилия по модернизации со средствами контроля, генерирующими де-модернизацию.2

Для того, чтобы полностью проанализировать эти взаимоисключающие тенденции, понадобился бы разносторонний, многовекторный подход. В этой статье мы ограничимся рассмотрением того, как жёстко была распределена консолидированная постельцинская политическая элита России вокруг центрального властного трона. Этот подход может напоминать острый интерес к нечётким проявлениям византийской интриги, продемонстрированный кремлинологией советской эпохи, но он может помочь выявлению влияния на путинский режим продолжающихся смен и перестановок в верхнем слое политического класса.3

 

Эффективность управления может показаться чисто техническим вопросом, но решение Кремля сделать на ней ударение в контексте административной реформы свидетельствует о её политической важности. И действительно, она может послужить ключом к реальному источнику силы России. Образ энергичного государства, способного собирать налоги и осуществлять властные функции, может быть вполне убедительным, но некоторые эксперты на самом деле усматривают дегенерирующее государство с раздутым, неэффективным штатом бюрократов, полагающееся на PR-фокусы для создания иллюзии контроля.4

Последнее мнение выглядит правдоподобным, потому что даже в то время, как Кремль преувеличивает свою силу, через дымовую завесу проступают признаки слабости. Экономический рост, который принято считать недвусмысленно подтверждённым статистикой, частично является “виртуальным”, и Всемирный Банк высказал в этом отношении сомнения.5 Это совсем не значит, что режим Путина является, как в поговорке, колоссом на глиняных ногах,6 но это может свидетельствовать о существовании в системе критических недостатков.

Хоть сильные и слабые стороны России влияют на те внутренние и внешние функции, ожидаемые от неё, в настоящей статье мы ограничимся анализом внешнеполитического измерения. Россия Путина имеет более видный международный профиль, чем это оправдано её “объективной” мощью, и в значительной степени это является результатом уверенного руководства. Таким образом, анализ состава и организационных схем руководящих кадров России может указать на диапазон возможных результатов во внешней политике и политике безопасности. Нам открывается картина небольшой правящей элиты, имеющей мало управленческого опыта и даже ещё меньше сомнений. И, как результат, вместо того, чтобы восстанавливать разрушающуюся оборонную систему России, она занята проведением дешёвой краткосрочной внешней политики.

 

Силовики: всю власть “властным парням”

 

Силовики – это ключевой термин в дискуссиях о президентстве Путина, но гипотезы, основанные на мнении о восхождении силовиков и на какой-то, связанной с этим, теории заговора, мало что могут объяснить, если при этом не использовать точное и широко принятое определение этого термина.7 Буквально эта нетрадиционная конструкция означает “сильные люди” или “властные парни” (с сильным ударением на характерных личностных достоинствах мужчин). Обзор литературы показывает, что этот термин используется в трёх главных контекстах для определения разных, но взаимосвязанных тенденций.

 

Бюрократы в форме.  Теории, рассматривающие состав правящих элит России, отмечают увеличение количества высокопоставленных государственных чиновников, имеющих отношение к армии, Министерству внутренних дел, ФСБ или другим специальным службам. Социолог Ольга Крыштановская, ставшая пионером академических исследований в этой области, прослеживает возрастание горизонтальных сетей “старых товарищей” внутри вертикали власти президента.8 Николай Петров из Московского Центра Карнеги подтвердил обнаруженные ею факты. Он обращает внимание на пролиферацию на региональном уровне “бюрократов в форме”, особенно в новых институтах власти путинских семи федеральных округов.9 Хотя обобщённые данные впечатляют (до четверти высокопоставленных чиновников в “гражданских” министерствах и государственных учреждениях составляют отставные или находящиеся на службе офицеры) они имеют тенденцию смешивать вместе несколько разных групп и сетей. Например, бюрократы, пришедшие из Вооружённых Сил, имеют мало общего с теми бюрократами, кто служил в ФСБ. Таким образом, звучный термин “военнократия” (“militocracy”) является немного неправильным.

 

Баланс сил. Институциональный анализ концентрируется на относительном политическом весе и влиянии ветвей громадной государственной бюрократии России, контролирующей механизмы обеспечения власти. Под конец первого президентского срока Ельцина (1991-1996 гг.), эксперты уже начали замечать пролиферацию “армейских бюрократий” (или “силовых структур”) и захватывающее дух разрастание Службы безопасности Президента, находящейся под руководством давнего приятеля Ельцина, Александра Коржакова.11  Эти структуры исполнительной власти на протяжении всего второго (президентского) срока Ельцина вели постоянную борьбу с другими ветвями правительства, и они смогли обеспечить для себя в целом большую долю государственного бюджета, часто за счёт армии.12 Вначале Путин склонялся к умиротворению этого противостояния путём нового щедрого финансирования, но, близко к концу своего первого президентского срока, он стал неприкрыто поддерживать ФСБ, установившее контроль над пограничными войсками и несколькими другими элементами распущенного в прошлом КГБ.13 За время начального периода второго президентского срока Путина, ФСБ ещё больше расширила свои владения и установила эффективный контроль над таким прибыльным агентством, как таможенная служба.14

 

Кремлинология. Третьим контекстом является кремлинология – традиционный и при этом нестандартный подход к пониманию российской политики. Всегда будучи прибежищем византийской политической интриги, при Путине Кремль стал сплочённым, герметичным и почти что непроницаемым экипажем. Хорошим примером герметичности процесса принятия решений явилась отставка премьер-министра Михаила Касьянова, всего за несколько недель до президентских выборов, 14 марта 2004 года. Совершенно неожиданный роспуск правительства потряс политический класс России больше, чем любой из ельцинских “сюрпризов”.15 Аналитики, не обладающие даром глубокой проницательности или не имеющие тайных источников, не в состоянии объяснить таких сиюминутных решений, и вынуждены сравнивать невыразительные официальные заявления с беззастенчиво хвастливыми комментариями консультантов по связям с общественностью, имеющих в лучшем случае ограниченный доступ к администрации президента,16 и с сенсационными открытиями журналистов, недавно лишившихся аккредитации в Кремле.17

Однако, не нужен ум Макиавелли для того, чтобы усмотреть закономерности в перестановках персонала на путинской вахте и раскрыть её внутреннюю логику. Путин пришёл на вершину власти, имея очень маленькую группу помощников, и ему пришлось опираться на президентскую администрацию Ельцина, выстроенную Александром Волошиным (поэтому и была расхожей шутка о том, что Путин только работает президентом в администрации Волошина). Используя в качестве главного критерия при выборе в свой штат личную лояльность, Путин выказал сильное предпочтение близким ему по возрасту ветеранам ФСБ из Санкт-Петербурга. Заместители главы администрации президента, Виктор Иванов и Игорь Сечин, стали неформальными руководителями сети чекистов. Не имея возможностей сравняться с бюрократической эффективностью и бизнес-связями с кадрами Волошина, этот дуэт имеет ключевое преимущество полного доверия президента. В процессе множественных перестановок персонала после ухода в отставку Волошина в октябре 2003 года, отставки Касьянова в феврале 2004 года и создания новой администрации президента в марте, Иванов и Сечин оставались по-своему обыкновению в тени, но их сеть эффективно отодвинула все остальные заинтересованные стороны и стала de facto администрацией президента.

 

Ретроспективно, главный сдвиг в структуре высшей власти произошёл летом 2003 года, когда началось хорошо скоординированное уголовное преследование и политические атаки на нефтяную компанию ЮКОС и её владельца, Михаила Ходорковского. Кампания правительства по захвату ЮКОСа ещё далеко не закончена, но она уже была обстоятельно изучена в средствах массовой информации и в других сферах.18 Хоть, может быть, и, забегая наперёд, но одну теорию заговора в отношении анти-ЮКОСовской кампании можно сбросить со счетов. Многие аналитики рассматривали драматичный арест Ходорковского как хитроумную махинацию группы Иванова-Сечина с целью поставить Путина в безвыходную ситуацию.  Однако, личное участие Путина в планировании этой “специальной операции” теперь не вызывает сомнения, но уровень, на котором она проводилась и гладкость исполнения всё ещё нуждаются в некоторых пояснениях. 19

Политическое, а позже и экономическое уничтожение ЮКОСа высветило одновременно и неожиданную силу, и непредвиденную слабость новой команды Путина.20 Хоть его главным экономическим мотивом и была жадность, в политическом отношении Ходорковский вырос так, что стал олицетворять собой альтернативу тупой системе бюрократического контроля, и поэтому он должен был быть уничтожен. В настоящее время имеются объективные доказательства тому, что ресурсы петербургских кадров КГБ/ФСБ, скорее всего, довольно ограничены, в результате чего большинство членов кремлёвской чекистской сети поднялись по бюрократической служебной лестнице значительно выше известного из поговорки уровня некомпетентности. Это служит объяснением заметному ухудшению качества официальной пропаганды и, небесспорно, инициатив президента.21 Вместо амбициозного “нового курса” - позорный беспорядок, связанный с назначением Михаила Фрадкова в качестве премьер-министра, высветил и усугубил существующий кадровый вакуум, вызванный чистками политической элиты эпохи Ельцина.22 Большинство вновь пришедших чиновников были мало заинтересованы в повышении своего уровня, и вместо этого культивировали заносчивый управленческий стиль “просительства”, который свёл диалог между правительством и “большим предпринимательством” к плохо прикрытому шантажу и вымогательству.23

 

В качестве сильных сторон главное преимущество Кремля состоит в способности тесного президентского круга выстраивать широкую коалицию ключевых “силовых бюрократий” и вспомогательных политических сил. Это является прямым результатом политики назначения в правительство всё большего и большего числа бюрократов в форме. Однако, ядром коалиции является альянс между кремлёвской группой Иванова-Сечина и руководством ФСБ на Лубянке. Это был Путин, который, продвигаясь вверх по служебной лестнице от низшей должности в администрации Ельцина до руководства ФСБ, потом – должности премьер-министра и, наконец, президентства, сам заложил основы этого альянса.

Николай Патрушев, назначенный им преемник в качестве главы ФСБ, - это непреклонный лоялист и близкий союзник кремлёвских чекистов. Эта “entente cordiale” основана на общих интересах и личных связях, но в ней есть свои недостатки. Много кадровых офицеров из руководства ФСБ относятся с презрением к “верхушке” из Санкт-Петербурга. В то время как борьба за активы ЮКОСА будет накаливаться, эти трещины могут расшириться, но пока что альянс Кремль-Лубянка держится и занимается выстраиванием расширенной коалиции.

 

Силовики и петербуржцы, соединяйтесь!

 

То, что казалось в начале первого президентского срока Путина небольшой кабалой новичков, едва успевающих за всемогущей “семьёй” Ельцина, превратилось в широкую коалицию, доминирующую на каждом уровне принятия решений. Учитывая, что их собственные ряды истончились, путинские лейтенанты стали нуждаться в союзниках, способных выполнять ключевые политические и бюрократические задачи. Они начали мобилизацию, предлагая единственный, имеющийся в их распоряжении козырь: доверие президента. ФСБ постаралось использовать новые методы разоблачения “врагов” режима (например, магнатов в сфере СМИ – Бориса Березовского и Владимира Гусинского, а позже – нефтяного барона Ходорковского) и извлечь пользу из страхов выборочного наказания, так как вездесущая коррупция сделала уязвимыми всех чиновников. Главный успех этой кампании в стиле «разделяй и властвуй» состоял в захвате контроля над двумя ключевыми постами – главы президентской администрации и премьер-министра. Волошин и Касьянов были метко охарактеризованы как “два столба семьи.”24 Но начало, однако, было намного более скромным. Оно заключалось в установлении координирующей роли Совета Безопасности и устранении нескольких мелких “столбов.”26

Центральное направление в строительстве коалиции заключалось в установлении функциональных связей с руководством трёх силовых бюрократий: Министерством внутренних дел, Федеральным агентством государственной связи и информации (ФАПСИ) и налоговой полицией. Используя заявленную Путиным задачу по борьбе с коррупцией, ФСБ затеяло несколько “чисток” в центральном аппарате Министерства внутренних дел (наряду с широкомасштабными перетасовками в региональных отделах), обеспечивая занятие “лоялистами” ключевых должностей.27 Другая краеугольная связь была установлена с Государственной Прокуратурой – институтом, который, вопреки всем усилиям (хоть и непоследовательным) по “модернизации ” правоохранительных органов, упрямо сохранил свою сталинскую сущность.28 Один прокремлёвский комментатор назвал суммарный эффект этих усилий как “восстановление подконтрольности властных структур и аппарата насилия”29, которые и на самом деле сейчас способны синхронно работать в направлении внимательно избранных задач.

Хоть целеполагание всё ещё является прерогативой путинского внутреннего круга, личные связи создают впечатление общих интересов, что превращает все стороны и участников в настоящих “братьев по оружию”  (соратников), а не просто в удобных партнёров.

 

Ещё одной важной тактикой в генерировании альянсом чекистов-силовиков политической власти стало вовлечение и задабривание группы молодых экономистов и исполнительных директоров из Санкт-Петербурга, доказавших свою “рыночную стоимость.” Большинство этих вундеркиндов никогда прежде не имели никаких связей со спецслужбами, но они быстро обнаружили, что подобные связи содержат в себе серьезный потенциал для карьерного роста.  Большинство из них, соответственно, быстро отбросили все сомнения морального характера.  Толчок из этой, ориентированной на Кремль среды, на самом обеспечил нескольких захватывающих взлётов, выдвигая, например, Алексея Миллера из провинциальной неизвестности на высшую должность в Газпроме.30 Подобным образом несколько потенциально прибыльных компаний и полезных банков были втянуты в пересекающиеся сферы интересов ФСБ и группы Иванова-Сечина, что обеспечило экономический фундамент этого альянса. Однако, что было отмечено некоторыми внимательными обозревателями, имели место ниже среднего (если только не удручающие) производственные показатели этих компаний, постоянно уступающих в маневренности более быстрым “олигархам.”31 После взятия под свой контроль Газпрома, петербуржская команда Миллера восстановила некоторые утерянные активы (посредством грубого давления со стороны ФСБ и прокуратуры), но они не смогли реформировать эту компанию-бегемот или реструктурировать свой громадный внутренний долг.32

Наиболее достойные доверия молодые петербуржцы были тщательно отобраны для работы в администрации президента, где они медленно вытеснили кадры Волошина. Время пришло и для устранения самого Волошина. Его преемник, Дмитрий Медведев, может быть, имеет все необходимые качества администратора, но отсутствие у него амбиций и его скудные лидерские качества превращают его в идеальную символическую фигуру для этой высшей должности, по крайней мере, с точки зрения чекистов.33

Политический вес и стратегический профиль администрации, может, от этого стал менее масштабным, но она всё же осуществляет жёсткий контроль над доступом к президенту и над его информационными каналами – это и есть та сфера, где находится реальная власть в путинской России.

 

Тип отношений внутри Кремля конечно же является одним из наиболее хорошо охраняемых государственных секретов России. Немного известно о связях, соединяющих группу Иванова-Сечина с такими фигурами, как Дмитрий Козак (до недавнего времени глава аппарата правительства) или Валерий Назаров (глава Федерального агентства по государственной недвижимости), или, если на то пошло, министр экономического развития Герман Греф, или даже Алексей Миллер из Газпрома. Если что и можно установить с приемлемой степенью достоверности, так это то, что молодых петербуржцев никогда не принимают в самый внутренний круг альянса чекистов из ФСБ. В этом отношении попытки изобразить банкира Сергея Пугачёва в качестве важного члена фракции Иванова-Сечина (и даже её казначея) никогда не были убедительными.34

C другой стороны, те, кто предполагает, что Медведев и Козак могут как-то выступать в роли противовеса влиянию на администрацию “ястребов” из группы Иванова-Сечина, тоже далеки от правды.35 В большинстве случаев руководство ФСБ и близкие союзники Путина готовы принять петербуржских реформаторов только в качестве попутчиков, всегда оставляя их на расстоянии, вне узкого круга тех, кто принимает решения.

И наконец, для того, чтобы придать своему акценту на сильную, централизованную власть декоративных черт легитимности, коалиция власти также отмобилизовала учёных и апологетов идеологии государственности. Прошлые ошибки и бывшие лояльности не так важны, как демонстрируемая эффективность в мобилизации персонала единомышленников. Эксперты в сфере связей с общественностью – такие, как Сергей Ястржембский - кремлёвские рупоры, такие, как телеведущий Михаил Леонтьев - уважаемые комментаторы, такие, как Сергей Марков и квази-эксперты, процветающие в роли агентов-провокаторов, такие как Станислав Белковский - вместе циркулируют по кругу политического цирка Москвы, но они никогда не достигнут какой-либо степени единства, потому что они связаны с разными сегментами кремлёвско-лубянского альянса.

В то время, как этот альянс усиливается, всё больше политических консультантов к нему примыкают, и дальше расширяя эту прослойку. В то время, когда пространство для публичной политики продолжает сужаться, а выборы становятся всё менее и менее альтернативными, потребности в подобного рода услугах уменьшатся, как и видимость самой этой группы. Ирония состоит в том, что архитекторы “управляемой демократии” становятся излишними из-за растущей способности чекистов управлять тупым шоу, схожим на демократию.36

 

Ещё одна фракция политиков-единомышленников составляет пропрезидентскую партию «Единая Россия», которая сейчас полностью, хоть и без пользы, контролирует Государственную Думу. Этот электоральный блок, изначально запущенный Борисом Березовским для парламентских выборов 1999 года, был культивирован и расширен Волошиным, но сейчас Кремль к нему относится с осознанным неуважением, низводя свои “консультации” относительно назначения нового премьер-министра просто до короткого уведомления.37 Вместо того, чтобы усиливать исполнительную иерархию, прогрессивный паралич демократических механизмов делает предположительно всемогущего президента полностью зависимым от своих придворных, с малой возможностью его избавления от их вездесущего влияния.

 

Где армия?

 

Большинство исследований представляют Вооружённые Силы как ещё одну силовую бюрократию и включают сюда высший командный состав из среды силовиков.  Путин никогда не упускал случая сделать ударение на своей личной приверженности восстановлению военной гордости России, и он каждый год своего президентства увеличивал бюджет на оборону. Однако, более пристальный взгляд открывает отсутствие в этой приверженности содержания и неадекватность военных расходов. На самом деле, многие эксперты думают что деградация военных структур России – это один из наиболее серьезных недостатков первого президентского срока Путина.39

Ельцин оставил в наследство Путину потерпевшую поражение и разочарованную армию, но новый президент смог удивительно успешно мобилизовать ее для второй чеченской войны (1999- гг.). Эта реактивизация приветствовалась в качестве первого шага по восстановлению военного могущества России.  Но так как война затянулась, то импульс постепенно рассеялся, а знакомое разложение стало вновь распространяться.40 Путин часто заявлял, что он хочет остановить это сползание вниз. Военная реформа была одним из трёх государственных приоритетов, объявленных в его обращении к парламенту в апреле 2003 года, но в октябре 2003 года он сделал полный разворот, настаивая на том, что реформа Вооружённых Сил уже завершена и теперь требуется только рутинное наращивание могущества и модернизация.41 Отступление Путина сильно свидетельствовало о том, что военное руководство было непоколебимо против любой попытки внедрения новшеств в их владения и отрицало саму идею военной реформы.42 Однако, неспособность Путина обеспечить выполнение своих приоритетов объясняется не просто сопротивлением военной бюрократии, и нуждается в более всестороннем рассмотрении.

Такой тип объяснения обычно строится вокруг предположения, что Россия стоит перед порочным кругом взаимосвязанных проблем, требующих всё большего внимания и оставляя всё меньше ресурсов для модернизации армии. Однако, в процессе политических дебатов весной 2003 года относительно перевода Вооружённых Сил на профессиональную основу надёжные оценки экспертов свидетельствовали о том, что потребуется только умеренное увеличение военных расходов, чтобы провести проект реформы, предусматривающей и сокращение численности, и модернизацию.43 Нереформирование армии на самом деле будет более дорогостоящим, чем её модернизация и повышение её боевых качеств.

 

Нелёгкие отношения Путина с его военными командующими является важным (и часто недооценённым по недосмотру) объяснением его неспособности улучшить вооружённые силы.44 Хоть военная бюрократия в Москве не сильно отличается от других ветвей разросшегося государственного аппарата, и высшие генералы в такой же мере коррумпированы и поражены соглашательством, как и любой другой аппаратчик-карьерист, боевой опыт продолжительностью в двадцать пять лет (от Афганистана до Чечни) привёл к созданию большой когорты заматерелых ветеранов.45 В последние годы война в Чечне привела к созданию широко распространённых в армии неформальных сообществ, основанных на боевом товариществе. Объективно говоря, только эти воины, а не кабинетные генералы, в состоянии обеспечить успех проекта любой реформы. Для многих из них, идея реформы – это синоним бедствия, но их можно мобилизовать, объединив задачей строительства эффективной боевой силы из теперешних развалин. Однако Путин не выказывает желания принять подобную стратегию.

 

Его сомнения, возвращаясь к началу второй Чеченской войны в 1999 году, связаны с неизбежным фактом того, что он должен полагаться на тех командующих, которым он в действительности не может доверять. “Чеченские генералы” имеют свой план, и они будут лояльными своему главнокомандующему только до тех пор, пока он будет привержен их программе. Эти условия неприемлемы для Путина, ценящего личную лояльность превыше всех других черт.

Преследуя цель устранения призрака военной оппозиции, Путин назначил Сергея Иванова, самого близкого и, может быть, самого способного из его друзей-чекистов, на ключевую должность министра обороны. Иванов проявил осторожность в том, что провёл только умеренные перестановки в своём безмерно раздутом бюрократическом аппарате и попытался завоевать доверие высшего генералитета путём поддержки приоритетных для них вопросов и прикрывания их ошибок. Тем не менее, среди высшего командования, питающего традиционно противоречивые чувства относительно КГБ/ФСБ вмешательства в военные владения, он находится в изоляции. Путин может быть (а может быть и нет) готовит Иванова в качестве своего преемника, но министр, с его полным и свободным доступом к самому близкому президентскому кругу, завоевал гораздо меньше уважения в среде офицерского состава, чем Анатолий Квашнин, начальник Генерального Штаба и признанный лидер чеченских генералов.46 Однако Путин, в конце концов, в июле 2004 года уволил Квашнина вместе с тремя другими чеченскими генералами, таким образом, по-видимому, разрешив конфликт в пользу Иванова.

 

По иронии, исчезновение любой политической оппозиции к абсолютной власти Путина содействует возникновению в среде профессиональных шпиономанов Кремля одержимости страхом воображаемых заговоров. Опасаясь малейших признаков военной оппозиции, они осторожно выдвинули наиболее агрессивных боевых генералов (Казанцева, Пуликовского, Шаманова и Трошева) на второстепенные политические посты. С их точки зрения, реформа вооруженных сил может оказаться контрпродуктивной, если не прямо опасной, потому что она передаст контроль значительного инструмента власти ненадёжной группе с особыми интересами. Для того, чтобы нейтрализовать военные кадры, Путин использовал триединую стратегию продолжающегося недосмотра в сфере военной модернизации, политического отодвигания на периферию высшего командования и острожных шагов по уменьшению авторитета Генерального Штаба. Недостатком этой хитрой интриги является растущий риск деградации армии.

 

Чего стоит ожидать Западу? Чего должны бояться соседи России?

 

Режим Путина выработал много характеристик, призывающих к жизни сравнения с традиционными и удивительно успешными схемами, по которым Россия справляется с вызовами модернизации, исходящими от Запада.47 Однако, недостаёт одной ключевой черты, что ведёт к глубокому противоречию в самой сердцевине возникающей идеологии обновления. Путинская Россия, несмотря на задекларированное желание вернуть себе статус великой державы и утвердить своё доминирование на большей части постсоветского пространства, не прилагает серьёзных усилий для преодоления постыдной военной слабости и отсталости. Хоть среди чекистов Кремля и их тесных союзников из ФСБ нет провидцев и стратегических мыслителей, их относительно незамысловатая идеологическая программа достаточно ясна.48 Большая опасность состоит в том, что команда высокомерных и неопытных чекистов может вовлечь себя в импульсивное и безответственное действо.

Центральная идея, положительно резонирующая в дезорганизованном и дисфункциональном обществе, состоит в том, что Россия находится на пороге восстановления своего престижа и возвращения себе законного места в качестве великой державы.49 Путин, кажется, понимает, что только крепкая экономика может обеспечить надёжный фундамент для такой программы, но экономическая “философия” кремлёвско-лубянского альянса является не более чем высокопарным смешением предложений по совершенствованию советской системы централизованного планирования, намерений выжать и раздавить олигархов ельцинской эпохи и плохо прикрытых вожделений по перераспределению трофеев.50

Не вызывает сомнения, однако, убеждение в том, что экономические ресурсы (т.е. доходы от энергоносителей) должны быть энергично и насильственно мобилизованы и направлены на усиление власти государства. Эта линия рассуждения объясняет насаждение всем зрелища, связанного с арестом Ходорковского, а также желание постановки очень театральных учений атомных подводных лодок накануне президентских выборов. Однако, существует фундаментальное противоречие между рыхлой комбинацией политических идей и практической политики, принятой режимом Путина. Военная мощь считается sine qua non, наиболее характерным проявлением статуса на международной арене, но правительство на самом деле не пытается наращивать свою военную мощь.

Кремль усматривает основную преграду для реформирования и модернизации Вооружённых Сил не в недостатке ресурсов и в сопротивлении бюрократов, а в контроле. В отсутствие продолжительных вложений в наращивание реальной мощи, Россия часто вынуждена демонстрировать виртуальную мощь, посредством комбинации из политического бряцания оружием и экономического шантажа. Тем не менее, во время второго президентского срока Путина Россия будет подвержена нарастающему давлению доказать, что внешняя политика России не является беззубой.51

 

Хоть дефицит военного могущества и диктует необходимость отказа от мелких обязательств и поддержания status quo в зонах, считающихся жизненно важными, путинский Кремль имеет сильное желание активно действовать и утвердить доминирование с позиции силы. Можно легко различить контуры давнего разлома между амбициями и возможностями, с единственной разницей в том, что канонерские лотки на Каспийском море заменяют танковые армии на РазломеФульда (Fulda Gap). Теперешнее ударение на антитеррористической деятельности представляет собой только семантическую разницу. Прежде чем рассмотреть размеры этого разрыва между желаниями и возможностями в отношении нескольких проблемных ситуаций к югу от России, будет полезным изучить, как смена ориентации сказывается на ядерной политике.

 

Приказ Путина организовать большие стратегические учения за один месяц до президентских выборов может показаться как ошибочный трюк в сфере связей с общественностью, но есть основания предположить, что Москва вновь ищет способы получить политическое преимущество от своего огромного ядерного арсенала. Эта стратегия сработала во время войны в Косово, когда Москва, в качестве протеста против военной акции НАТО, погребла ратификацию Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний.

Масштаб проблем, связанных с приведением обычных сил до состояния боевой готовности, делает выбор в пользу ядерных сил довольно интересным. Прибыль на вложения в стратегические силы довольно привлекательна, но реальная проблема с таким прагматичным подходом связана с неумением руководства. В путинском Кремле есть только несколько человек, понимающих основы правил и норм в сфере сдерживания, не говоря уже о понимании рисков, связанных с политическими играми, вовлекающими ядерные инструменты.52 Однако, есть много иллюзий относительно ценности “оружия оружий” и, вдобавок к этому, к сентиментальной привязанности к представлению о России, как о морской державе, что представляет собой заметную разницу с концом 1990-х годов, когда министр обороны Игорь Сергеев отдавал приоритет межконтинентальным баллистическим ракетам.

Президент без колебаний, не вдаваясь в какой-либо серьезный анализ степени деградации военно-морской составляющей стратегической триады, приказал Северному флоту подтянуться и показать на следующих учениях результаты получше.53

Может быть, эти иллюзии довольно быстро испарятся, а немного приобретенного опыта выявит нужду в настоящем профессионализме. Однако есть, по крайней мере, три другие возможности международных сценариев, при которых ядерное оружие может стать применимым в политических целях.

 

Ядерный Иран. Во-первых, если Ирак сползёт в полномасштабную гражданскую войну, Москва может прийти к заключению, что ядерный Иран отвечает интересам России, потому что это служит оправданием для создания ядерного превосходства на южном направлении. Такая схема шла бы вразрез с общепринятыми установками нераспространения и могла бы вызвать протесты в будущем.

 

Тактическое ядерное оружие. Москва, чтобы продвинуться в южном направлении, может прибегнуть к почти позабытой стратегии тактического ядерного оружия.54 Поскольку не существует никакого международного договора, предписывающего сокращение огромного арсенала этого оружия, главнокомандующий мог бы ввести в строй такое оружие по своему личному усмотрению. Сомнения относительно надёжности тактического арсенала могут быть развеяны только посредством испытаний.

 

Ядерные испытания. Маловероятно, что Россия начнёт проводить испытания ядерного оружия в одностороннем порядке, но если Соединённые Штаты объявят о своём выходе из Договора о всеобщем запрещении испытаний, Москва готова сделать то же самое.55 Вместе взятое, такое развитие событий в значительной мере изменит международную обстановку, но риски, связанные с этим, могут по русским стандартам оказаться приемлемыми.

 

Оппортунизм и прагматизм

 

Даже если восстановление ядерной составляющей политики безопасности России и маловероятно, оно всё же возможно под воздействием цепочки кризисов, преимущественно, на Кавказе. Основной инстинкт тех, кто принимает решения в Кремле, состоит в готовности к действию, но отсутствие сил и средств налагает ограничение на их деятельность, а это предполагает, что оппортунизм и прагматизм станут ключевыми признаками политики России. Даже если Москва может оказать только ограниченное воздействие на результаты кризиса на Украине, существует две области, где это воздействие может оказаться существенным - в Центральной Азии, из-за распространения проблем из Афганистана, и на Кавказе, с фокусом на Грузии и её сепаратистских группах.

 

Средняя Азия. Москва в сентябре 2001 года дала зелёный свет на размещение вооружённых сил США в Средней Азии, но при этом воздержалась от сотрудничества с коалиционными силами, постепенно наращивая вместо этого свои собственные силы и ожидая неизбежного разочарования местных правителей в западных гарантиях безопасности.56 Для того, чтобы вернуть утерянные территории, Россия в основном полагается на близость режимов, потому что путинская система руководства приобрела некоторые черты чрезмерно личного контроля, которые ранее наблюдались в Казахстане или Узбекистане. Постоянные встречи в верхах способствуют упрочению хороших взаимоотношений в президентском клубе, а ФСБ занята превращением своей сети в межгосударственные связи, которые усиливают чувство уверенности между узкими кругами, связанными с региональными лидерами. Россия решила воздержаться от прямого участия в постконфликтном восстановлении Афганистана, что скорее всего связано с отсутствием веры в его успех. Как только Соединённые Штаты оттуда уйдут, Москва окажется в хорошем положении для того, чтобы восстановить своё доминирование в Средней Азии. Проблема с такой оппортунистической стратегией состоит в том, что вторая неудача в Афганистане будет иметь разрушительное значение для России. Факт того, что силы и средства России далеко не достаточны для поддержания под контролем готовых выплеснуться наружу конфликтов в Средней Азии, усложняет ситуацию ещё больше.

 

Кавказ. Россия сконцентрировала свои силы на изоляции Чечни и на уменьшении негативных последствий от этого конфликта на близлежащей территории. Она преследует политику поддержания status quo, стараясь выиграть время и, в то же время, наращивая свои силы.57 Надёжность такого подхода на длительную перспективу является проблематичной по нескольким причинам. Во-первых, напряжённость вокруг замороженных конфликтов нарастает, в то время как небольшой прогресс наблюдается в сфере проектов (новых) государственных образований. Падение в конце 2003 года режима Шеварднадзе в Грузии высветило масштаб накопившихся недостатков – и неспособность Москвы предложить привлекательные альтернативы. С точки зрения чекистов Путина, Михаил Саакашвили с его западной ориентацией и репутацией демократа является неприемлемым в качестве лидера Грузии. Однако Москва осознала, что пустые угрозы контрпродуктивны (например, ультиматум Путина по вопросу Панкисского ущелья в сентябре 2002 года)58 и предпочитает, чтобы грузинский президент наделал своих собственных ошибок, и тогда Россию снова попросят обеспечить стабильность, и сделать это не только посредством грубой силы.

Москве, прежде всего, необходимо уменьшить влияние Запада, например, путём демонстрации безответственного поведения Саакашвили, провоцирующего нагнетание противоборства в Южной Осетии или позволяющего присутствие “террористов” в Панкисском ущелье. Это позволило бы России осуществить долгожданное “превентивное” военное вмешательство, а затем – осуществить контроль над урегулированием беспорядка, ею же и вызванного.

 

До тех пор, пока продолжается война в Чечне, будут ущемлены и возможности России по установлению контроля над другими частями Кавказа и Средней Азии. Команда Путина смогла сделать эту войну почти что невидимой в средствах массовой информации и даже полезной для мобилизации народной поддержки президента в борьбе с терроризмом, но ФСБ и Министерство внутренних дел, несущие совместную ответственность за нормализацию в Чечне, не смогли найти способа уменьшения чеченской ноши на оборонные ресурсы. Эта непрекращающаяся война доказывает, что система власти, построенная на союзе с секретными службами, является неадекватной и отражает ненормальность путинской России.

 

Заключение

 

С момента ареста в сентябре 2003 года Михаила Ходорковского Путин решительно двинулся в направлении смены характера правящего режима в России. Только несколько элементов демократического фасада остались нетронутыми, а большинство основополагающих принципов, включая разделение полномочий между исполнительной и судебной властью, независимость судебной системы и свободу средств массовой информации, были полностью отвергнуты. После террористического нападения в сентябре 2004 года на школу в Беслане, что в Северной Осетии, Путин объявил о целом ряде новых шагов по сворачиванию демократических процедур и федерального устройства и взял в свои руки исключительное право назначать региональных губернаторов.

Было бы чрезмерным упрощением винить в такой фундаментальной перемене только вредную банду силовиков. Более пристальный анализ союза между чекистами в администрации президента и руководством ФСБ, учитывая и более широкие связующие нити в громадной государственной бюрократии, также не позволит объяснить внутреннюю слитность и стабильность режима Путина. Программа Путина конечно же отвечает устремлениям больших сегментов недовольного и фрагментированного общества, а использование страхов, связанных со смертоносным терроризмом убийц-смертников, помогает оправданию отступления от демократизации и отсутствию ответственности на каждом уровне пирамиды власти.

И действительно, несмотря на никудышную работу секретных служб во время драмы в Беслане, никто из их руководства не был призван лично ответить за это – и не было особенно много требований со стороны общества о подобном наказании.

 

Система власти, созданная Путиным и расширенная за пределы здравого смысла, имеет экономическое обоснование, которое лежит в комбинации недопроизводства в производительной сфере и перепроизводства в энергетическом секторе. Массивное и продолжающееся увеличение доходов государства в эру подскочивших до небес мировых цен на нефть укрепляет это обоснование вначале, но вскоре приведёт к большим экономическим диспропорциям, усугублённым негодностью бюрократов

Однако, основная проблема состоит в попытках внедрить модернизационный проект путём реформ сверху. Бюрократический характер этого режима, усиливаемого и формирующегося сетью спецслужб, уменьшает возможности для достижения успеха в этом направлении и, в то же время, разворачивает Россию вовнутрь и назад. Кажущийся всевластным, президент стал заложником своей жёсткой системы, а сверхконцентрация контроля не даёт системе возможностей для смены курса.

 

Каждый шаг, открывающий Россию влиянию Запада, объективно подтачивает основание путинского, сконцентрированного на контроле, режима. Вследствие этого люди Путина взяли на вооружение политико-философскую ориентацию “Крепость Россия ”. Это не означает резкого обрывания внешних контактов и задвигания страны в самоизоляцию – элементарный прагматизм предотвратит от такого крайнего подхода.

Путин приобрёл значительный опыт в дипломатии на высоком уровне, и он будет продолжать искать возможности, чтобы достичь больших результатов с малыми затратами. Главное ударение в этой персонализованной внешней политике будет всё-таки сделано, скорее, на уменьшении понесённого ущерба, чем на сближении с Европой или укреплении союза с Соединёнными Штатами. Риторика “войны с терроризмом” будет использована для прикрытия дрейфа России от Запада и отвергания международных инициатив, направленных на разрешение конфликтов, прежде всего, в Чечне. В то же время Москва может сделать попытку использовать неизбежные проблемы ведомой США коалиции в Афганистане и Ираке для усиления своего влияния в Средней Азии и на Кавказе.

 

Команда Путина рассматривает международные отношения как борьбу за власть и осознаёт связанную с недостаточной военной мощью слабость России, и поэтому она будет скрупулезно выбирать цели для того, чтобы избежать широкомасштабных конфронтаций.  Несоответствие этих главных целей, тем не менее, будет проявлять себя с нарастающей частотой и интенсивностью, поэтому режим Путина будет пытаться компенсировать свою кажущуюся неэффективность путём мобилизации против тех, кого он считает внешними врагами.

 

Ссылки:

 

1. Для ознакомления с аргументом, приведенным вначале, смотри: Андрей Шлейфер и Даниэль Трейзман “Нормальная страна” в Foreign Affairs, том 83, №2 (март-апрель 2004 года) (“A Normal Country” by Andrei Shleifer and Daniel Treisman); второй аргумент приведен в “Незаконченная революция в России: политические перемены от Горбачёва до Путина” Майкла МакФола (Ithaca: Cornell University Press, 2001) (“Russia’s Unfinished Revolution: Political Change from Gorbachev to Putin” by Michael McFaul) и “Вызов демократии: восхождение полу-авторитаризма” Марины Оттавэй (Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, 2003) (“Democracy Challenged: The Rise of Semi-Authoritarianism” by Marina Ottaway).

2. Идеи модернизации и конкурентоспособности занимают центральное место в политической риторике Путина, но именно Григорий Явлинский в своей известной статье “Демодернизация” в «Новой Газете» от 11 ноября 2002 года указывает на противоположную тенденцию.

3. Как указал один уважаемый обозреватель: “Консолидация власти Владимиром Путиным даёт кремлинологам ещё один шанс сделать относительно России ошибку”   Смотри в статье Питера Лавелля “Возрождение кремлинологии” в Untimely Thoughts, т.2, №40 (25 марта 2004 года) (“Kremlinology’s Resurrection” by Peter Lavelle), можно посмотреть по адресу www.untimely-thoughts.com.

4. Стивен Холмс (Stephen Holmes) предупредил: “Легче продемонстрировать внешние символы консолидированной власти, чем создать реальную власть.”  Смотри его  статью “Симуляция власти в путинской России” в сборнике Russia After the Fall, под редакцией Эндрю Качинса (Andrew C. Kuchins) (Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, 2002), стр. 83.

5. Официальная цифра: 7.3 % роста ВВП за 2003 год превышала прогнозы экспертов в среднем в два раза, но была в полном соответствии с требованием Путина удвоить ВВП за десять лет. Всемирный Банк в особенности отметил недооценку нефтегазового сектора в данных Госкомстата; смотри статью Кристофа Рюэля и Марка Шаффера “Потёмкинский ВВП” в Wall Street Journal за 19 февраля 2004 года (“Potemkin’s GDP”  by Christoph Ruehl and Mark Schaffer). По более ранним экономическим несоответствиям, смотри статью Клиффорда Гадди и Бэрри Айкса “Виртуальная экономика России” в Foreign Affairs, т. 77, №5 (сентябрь-октябрь 1998 года) стр. 53-67 (“Russia’s Virtual Economy” by Clifford Gaddy and Barry Ickes).

6. Это снова был Григорий Явлинский, который в своей статье “Периферийный капитализм” в газете «Московские Новости» (№18 за 2003 год) высказывался против представления в пользу крайне нестабильной конструкции, делая ударение на “внутренней железной логике”, являющейся движущей силой её воспроизводства и даже “прогресса.” Для взвешенного рассмотрения смотри статью Стивена Коткина “Наследник, очевидно” в Financial Times за 6-7 марта 2004 года (W1-W2) (“Heir, Apparently” by Stepheb Kotkin),

7. Arkady Ostrovsky, “Is Russian Democracy Becoming an Illusion?», Financial Times, February 24, 2004).

8. Смотри статью Ольги Крыштановской “Режим Путина: Либеральная милитократия?” в Pro et Contra, т.7, №4 (осень 2002 года), стр. 158-80

9. Смотри статью Николая Петрова “Семь ликов путинской России: федеральные округа, как новый уровень государственно-территориального устройства”, в Security Dialogue, т. 33, №1 (март 2002 года), стр. 73-91.  Недавно он заявлял, что “стоит иметь ввиду, что семь федеральных округов являются не просто продолжением властных структур – они являются основой режима Путина.  Они занимают ключевое место в его видении монолитного государства, организованного более или менее вдоль границ военных (округов).” Смотри статью Николая Петрова “Четыре года реформирования федеральной системы,” Moscow Times, 17 февраля 2004 года).

10. Adrian Karatnycky, “Jobs for the Boys: Putin’s New ‘Militocracy’,” Wall Street Journal, (June 13, 2003).

11. Одной из наиболее проницательных публикаций того периода была статья Сергея Пархоменко “Башня Мерлина”, Moscow News,  №16 (28 апреля – 4 мая, 1995 года) стр. 1, 6-7.

12. Мою оценку этой борьбы смотри в статье “Why Are the Russian ‘Power Structures’ Falling Apart So Slowly?” Perspectives, #13 (зима 1999-2000 года) стр. 91-104.

13. О внезапной перестановке Путиным в марте 2003 года в “силовых структурах” смотри статью Ильи Булавина “Силовой приём”, газета Коммерсант от 12 марта 2003 года; о том, что лежит в основе бюрократической логики в отношении этого усиления ФСБ смотри статью Марка Крамера (Mark Kramer) “Oversight of Russia’s Intelligence and Security Agencies: The Need for and Prospects of Democratic Control,” PONARS Policy Memo #281, Center for Strategic and International Studies, Washington, DC, December 2002.

14. Таможенная служба формально всё ещё независима, но её глава, генерал Николай Волобуев (бывший начальник отдела контрразведки ФСБ), имеет мандат на подготовку её к интеграции с ФСБ.  Смотри статью “Таможенники станут чекистами”, GraniRu  от 5 июня 2004 года

15. Такое утверждение сделал один человек Кремля: “Так будет, никаких утечек, но это не значит, что Путин принял решение за несколько часов до их обнародования.” Смотри статью Светланы Бабаевой “Христенко вместо Касьянова”, Известия за 25 февраля 2004 года.

16. Глеб Павловский стал зачинателем этого анализа в своём меморандуме от 2 сентября 2003 года “О негативных последствиях ‘летнего наступления’ оппозиционного курсу Президента РФ меньшинства”.

17. Елена Трегубова, автор бестселлера “Байки кремлёвского диггера” (Москва: Ad Marginem, 2003), заявила: “Интеллектуальный и образовательный уровень высших бюрократов является невообразимо низким... Максимальный потенциал сегодняшних властей состоит в более или менее репрессивных действиях. Все уже поняли, почему группа фаворитов Путина называется ‘Питерские силовики’ а не ‘Питерские интеллектуалы’. Точка зрения о низких структурных возможностях режима справляться с кризисными ситуациями был подробно рассмотрена во время круглого стола на тему ‘Пусть кони бегают, а дома горят’” (2 декабря 2003 года), www.polit.ru.

18. Vadim Volkov, “Terminating the Yukos Affair”, and David Woodruff “Khodorkovsky’s Gamble: From Business to Politics in the Yukos Conflict,” PONARS Policy Memos, ## 307 and 308, Center for Strategic and International Studies, Washington, DC, December 2003.

19. Отдавая приказ “прекратить истерику”, Путин тем самым убрал “дело ЮКОСа” из основного круга политических дискуссий, но мобилизирующее воздействие лозунга “Истребить олигархов как класс” в общем определил результаты парламентских выборов 2003 года. Андрей Рябов, “Арест Ходорковского предопределил думский расклад”, GraniRu от 8 декабря 2003 года, www/grani.ru.

20. Как заметил один вдумчивый комментатор: “Мы продолжаем говорить о деле ЮКОСа по инерции. Какое к чёрту дело? Какой ЮКОС? Что мы имеем, так это полномасштабный политический кризис.  До всех выборов опробована модель следующего правительства. Это модель, может быть, и не очень популярна, особенно в среде бизнеса: она пахнет как грубое ограничение свободы предпринимательства, без таких осложнений, как Госплан, скорее как полное доминирование бюрократов, чем государства, и даже как прямой диктат структур власти.” Смотри статью Александра Привалова “О двух методах работы с людьми”, Эксперт, №29, 11 августа 2003 года.

21. Одним из примеров может служить неумелый подход кремлёвских чекистов к нескольким электоральным “проектам” (таким как «Партия жизни») осенью 2003 года и их неверный контроль «Родины», которая превратилась из относительно успешного проекта в политическую ношу; смотри статью Максима Соколова “Глазьев – наше счастье”, Известия за 4 февраля 2004 года.  Некомпетентность, как неотъемлемая черта режима Путина, высвечена Александром Гольцем в статье “Пробуждение органов”, Еженедельный журнал, 15 марта 2003 года.

22. Ольга Крыштановская заявляет, что карьера Фрадкова указывает на тесные связи с секретными службами и настаивает на том, что выбор Путина ведёт к “дальнейшему усилению той части президентской коалиции, которая известна как силовики”, смотри статью “Пиджак поверх погон” в Московских новостях №8 за 5 марта 2004 года.

23. Встреча Путина “для галочки” с “лидерами бизнеса” в Кремле в начале июля 2004 года была в этом отношении типичной.  Смотри статью Максима Гликина “Маски-шоу диалог” в Независимой газете за 2 июля 2004 года.

24. Смотри статью Виталия Портникова “Две башни”, GraniRu за 3 ноября 2003 года .

25. О начальной схеме бюрократической реформы смотри статью Александра Гольца и Дмитрия Пинскера “Вавилонская вертикаль”, Итоги за 15 августа 2000 года.

26. Николай Аксёненко, бывший фаворит Ельцина, был разжалован с поста заместителя премьер-министра до уровня министра транспорта, а позже был арестован по обвинению в коррупции (Ирина Столярова “Тоска, дорожная железная”, GraniRu pf 13 октября 2003 года.

27. Алексей Спирин, “МВД меняет стратегию”, Независимая Газета, 2 июля 2004 года.

28. Путин выказал не свойственные ему сомнения перед назначением Владимира Устинова весной 2001 года генеральным прокурором; о массовом бегстве опытных профессионалов после этого смотри статью Олега Храброго “Вместо приговора - передел”, Эксперт, январь 2004 года.

29. Михаил Леонтьев “Новая объединённая оппозиция ‘за Россию без Путина’”, Известия за 25 февраля 2004 года, должен был заметить: “К сожалению, к настоящему времени нет эффективности, только подконтрольность”.

30. Понадобились особые усилия для того, чтобы убедить Рема Вяхирева, построившего с дружеской помощью бывшего премьер-министра Виктора Черномырдина, империю Газпрома, оставить свой трон.  Иван Горяев, “Осеннее пиршество в Газпроме”, GraniRu за 27 сентября 2001 года.

31. Юлия Латынина “Укол водки в руку вертикали власти”, Московские новости, 7 августа 2002 года.

32. Максим Блант “Волшебная лампа Миллера”, Ежедневный журнал, 11 декабря 2002 года; Дмитрий Коптев “Инвесторы ожидали большего от Газпрома”, GazetaRu, 26 июня 2004 года.

33. Максим Галкин, “Новый кардинал”, Независимая газета, 3 ноября 2003 года.

34. Павловский отнёс Пугачёва к “антипрезидентской группе”, но затем проиграл последнему в суде по иску в очернительстве. Аппеляционный суд уменьшил штраф от 3 миллионов долларов до 1 миллиона долларов. Глеб Павловский, “Заговор экспертов и журналистов против сенатора и человека”, RussRu от 17 октября 2003 года.

35. Ян Бреммер (Ian Bremmer) заявляет: ”На гребне волны отставки Волошина многие рассчитывали, что чиновники Кремля, связанные с правоохранительными органами или КГБ, будут играть решающую роль.  Вместо этого Путин выдвинул на две главные должности в своём штате двух петербуржских либерально-мыслящих технократов, Дмитрия Медведева и Дмитрия Козака, что стало ясным сигналом для олигархов России и для Запада, что дела будут вестись как прежде. В статье “The Russian Roller Coaster”, World Policy Journal, #4, зима 2003-2004 года, стр. 22-29.

36. Дмитрий Орешкин “Виртуальный абсолютизм”, GazetaRu, 22 марта 2004 года.

37. Юлия Латынина утверждала, что назначением Михаила Фрадкова Путин сделал ударение на своём отношении к «Единой России», которая показала бы равный энтузиазм, если бы он выставил на пост премьер-министра свою собаку. Смотри “Шестой пункт премьера Фрадкова”, Новая газета, №15 от 4 марта 2004 года.

38. Этот банк известен своими тесными связями с премьер-министром Касьяновым, Елена Киселёва “Увольнение в банковский запас”, Коммерсант от 2 марта 2004 года.

39. Steven Miller and Dmitri Trenin, ed., The Russian Military: Power and Policy (Cambridge, MA: American Academy of Arts and Sciences, 2004).

40. Pavel Baev, “Instrumentalizing Counter-Terrorism for Regime consolidation in Putin’s Russia”, Studies in Conflict and Terrorism, v.27, #4, July/August 2004: 337-52.

41. Вдумчивый комментарий Валерия Цимбала в статье “Реформа- это оговорка”, PolitRu от12 февраля 2004 года.

42. В январе 2003 года начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин заявил: “Было бы неэтично называть преобразования в армии военной реформой”, GraniRu от 10 февраля 2003 года.

43. Для примера, смотри статью Алексея Арбатова “Какой тип армии нужен России?” (What Kind of Army Russia Needs?), Russia in Global Affairs, январь-март 2003 года, стр. 60-77, где предложение глубокой структурной реформы построено на возрастающих затратах на армию до среднего уровня в 3 процента от ВВП.

44. Pavel Baev, “President putin and His Generals: Bureaucratic Control and War-Fighting Culture,” PONARS policy memo #205, Center for Strategic and International Studies, Washington, DC, December 2001.

45. Pavel Baev, “The Plight of the Russian Military: Shallow Identity and Self-Deafeating Culture,” Armed Forces and Society, v/29, #1, December 2002: 129-46.

46. Иван Сафронов, “Сергей Иванов открыл огонь по Генштабу”, Коммерсант от 26 января 2004 года. Дмитрий Литовкин “Генштаб лишили власти над армией”, Известия от11 июня 2004 года.

47. Маршалл По (Marshall T. Poe) выявил четыре ключевых элемента этой схемы: автократия, контроль общественного сектора, командная система в экономике и милитаризм на государственном уровне (The Russian Moment in World History, Princeton: Princeton University Press, 2003, p.87.

48. Стоящая внимания попытка формулировки этой идеологии предпринята у Леонтьева в статье “Новая объединённая оппозиция”.  Более амбициозная программа была разработана в статье “Крепость Россия”, которая перед публикацией циркулировала в администрации президента (Новая газета за 15-17 марта 2004 года).

49. Eugene B. Rumer and Celeste B. Wallander, “Russia: Power in Weakness?” Washington Quarterly v 27, #1(зима 2003-4 г) стр. 57-73.

50. Михаил Делягин считает, что новый виток реформ будет приводиться в действие “интересами тех групп, которые напрямую слились с государством и представляет собой новую олигархию в погонах, которая пытается представить свою атаку на гражданских олигархов ельцинской эры как кампанию по устранению олигархов. Точка. Скорее всего, нам предстоит капитализм в погонах, нежели государственный капитализм, в котором новые олигархи в погонах займут роль старых олигархов ельцинской эпохи, твёрдо применяя государственные средства для того, чтобы заставлять и принуждать”. Смотри его статью “От чисток к консолидации”, Moscow Times от 5 марта 2003 года.

51. В ежегодной оценке исходящих угроз за 2004 год, Джордж Тэнет (George Tenet), тогда ещё директор ЦРУ отметил: ”Усиливающаяся настойчивость Кремля частично основана на его лучших, чем прежде, военных возможностях”. Его свидетельские показания 9 марта 2004 года доступны на www.cia.gov/cia/public_affairs /speeches/2004/tenet_testimony_03092004/.

52. Недавнее определение классического сдерживания в новую эпоху есть у Алексея Арбатова в статье “Тонкий военный инструмент”, Независимое военное обозрение, за 5 декабря 2003 года.

53. Александр Бабакин и Игорь Плугатарёв “ ‘Перестрел’ за 2 000 000 000 рублей”, Независимая газета от 3 марта 2003 года.

54. Brian Alexander and Alistair Miller, Tactical Nuclear Weapons:Emergent Threats in an Evolving Security Environment (London:Brassey’s, 2003).

55. Кроме проверки возможности использования стареющего тактического ядерного оружия, России испытания необходимы для ряда ядерных исследовательских проектов. Эта проблема активно обсуждалась в середине 2002 года. Смотри у Чарльза Диггеса (Charles Digges) “Moscow Denies U/S/ Reports That Russia Is Planning Nuclear Tests”, Bellona News (May13, 2003).

56. Редкий пример кооперации в сфере безопасности между США и Россией приведен Дмитрием Трениным в статье “Southern Watch: Russia’s Policy in Central Asia” Journal of International Affairs (весна 2003 года), стр. 119-31; проницательный и обновлённый анализ можно найти у Роя Аллисона (Roy Allison) в статье “Strategic reassertion in Russia’s Central Asia Policy”, International Affairs, т. 80, №2 (март 2004 года), стр. 277-93.

57. Pavel Baev, “Russia’s Policies in the North and South Caucasus,” in The South Caucasus:A Challenge for the EU, ed. Dov Lynch, Chaillot Paper #65 (Paris:EU Institute for Security Studies, December 2003).

 

Павел К. Баев, Problems of Post-Communism, том 51, № 6, стр. 3-13 (ноябрь-декабрь) (США)

(“The Evolution of Putin’s Regime.  Inner Circles and Outer Walls” by Pavel K. Baev).

 

Павел К. Баев – старший исследователь при Научно-исследовательском институте по вопросам международного мира (International Peace Research Institute) в Осло, Норвегия.  Министерство Обороны Норвегии обеспечило поддержку этого проекта.  Более ранняя версия этой статьи была представлена на семинаре “Выборы в России и европейский выбор России” в Институте международных отношении в Хельсинки, Финляндия, 16 января 2004 года. Автор благодарит Стивена Хэнсона (Stepheb Hanson) и других коллег из PONARS*, высказавших свои замечания в отношении предыдущей версии этой статьи, а также двух людей, предоставивших информацию и пожелавших остаться неизвестными.

 

* Программа по новым  подходам к безопасности России (Program on New Approaches to Russia’s Security) при Центре стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies) – аналитическом центре в Вашингтоне, США (прим. пер.)

 

Перевод Александра Вдовенко

 

МиК 3.12.2004


Реклама:
-