Л. Крутаков

 

Рентная петля

 

Вопрос перераспределения природной ренты является ключевым для будущего позиционирования России. От решения этого вопроса зависит место, которое наша страна займет в новой формуле экономической устойчивости мира, и отношение к ней основных игроков глобальной экономики. Оговорюсь сразу, полноформатных исследований на этот счет я не встречал. Тема только начинает разрабатываться на системном уровне. Проблематика природной ренты до конца не разработана, и вопрос носит дискуссионный характер. Достаточно сказать, что наспех сколоченный блок «Родина», начертав на своих знаменах тезис о национализации природной ренты, набрал на выборах в Госдуму более 9% голосов и вытеснил из политического спектра «старые» партии: СПС и «Яблоко».

Чрезмерная политизация мешает выработке взвешенного решения, но в России по-другому и быть не могло. Отечественная экономика всегда считалась экономикой рантье. С той лишь разницей, что до революции в роли рантье выступал царь-батюшка, а после – КПСС. Либеральные реформы последних лет структуру российской экономики не изменили: вместо КПСС природу стали «доить» олигархи.

Проблема в том, что в условиях сырьевой (рентной) экономики вопрос перераспределения природной (ресурсной, горной, лесной, земельной и т.д.) ренты по сути своей является вопросом о власти.

Иными словами, проблема носит системный характер противоречий между различными группами интересов в бизнесе и политике.

 

Проклятие природных ресурсов

 

По оценкам Российской академии наук, ВВП России на 82% состоит из стоимости природных ресурсов, 12% приходится на амортизацию и только 6% обеспечивается непосредственным трудом. Проще говоря, 82% ВВП нашей страны формируется за счет природных богатств: нефть, газ, уголь, металл, древесина и т.д.

Если «монетизировать» проценты, то выходит, что 240 млрд. долларов (примерно из трехсот) – это подарок природы, и только 60 мы зарабатываем своим трудом. Цифру в 240 млрд. долларов условно можно обозначить как размер природной ренты страны.

Дело в том, что стоимость природных ресурсов формируется без участия человека. Нефть и газ обладают стоимостью еще до того, как они извлечены из земли. Стоимость эта зависит от конъюнктуры мирового рынка, а не от вложенного в них труда. Доход без производственных усилий – определяющая характеристика ренты.

Природная рента является естественным инвестиционным ресурсом России, ее конкурентным преимуществом. Вопрос заключается в том, как мы используем это преимущество, насколько эффективно расходуется ресурс.

К «подарку природы» в 240 млрд. долларов мы добавляем стоимость всего в 60 млрд., которую условно можно обозначить как предпринимательский доход. Большая часть из этих 60 млрд. идет на создание и обслуживание транспортной инфраструктуры для доставки природных ресурсов на мировой рынок.

Получается, что российская экономика работает на самоуничтожение. Мы проедаем природные ресурсы, размеры которых ограничены, и не конвертируем их в новые стоимости.

Иными словами, 240 млрд. долларов можно рассматривать как ежегодную дотацию, а 60 млрд. – как уровень реальной капитализации российской экономики. Выходит, что с точки зрения общественного производства страна работает с рентабельностью в минус 400%.

Вывод, безусловно, спорный и даже парадоксальный. Повторюсь, тема природной ренты недостаточно разработана на системном уровне. Но подобный дисбаланс в экономике богатых ресурсами стран профессор Колумбийского университета, нобелевский лауреат Джозеф Штиглиц называет «проклятием природных ресурсов». А главный экономист Института «Восток-Запад» Алексей Макушкин причиной этого дисбаланса считает несоответствие вознаграждения и усилий в рентной экономике, которая формирует социальное иждивенчество, так называемый «менталитет рантье».

Проще говоря, рантье искренне считает, что именно рента (нетрудовой доход), а не добавленная стоимость, является его предпринимательским доходом (частной собственностью). При этом рантье инвестирует и создает новые стоимости только в том случае, если они сохраняют или увеличивают его доход (размер извлекаемой им ренты).

Например, с точки зрения рантье, рентабельность экономики России составляет не минус, а плюс 400% – на 60 млрд. вложенных трудовых усилий приходится 240 млрд. ежегодного дохода.

Регрессивное воздействие ренты на экономическую мотивацию хозяйствующих субъектов отмечал еще Адам Смит. Дело в том, что рента входит в состав цены продукта иным образом, чем заработная плата и прибыль.

Высокая или низкая заработная плата и прибыль на капитал являются причиной высокой или низкой цены продукта. Размер ренты на конечную цену продукта не влияет, а наоборот – зависит от этой цены. Чем выше цена продажи, тем больше размер ренты.

Рост капитальных вложений и затрат на разведку даже при сохранении объема прибыли снижает доходы рантье (размер ренты). Отсюда следует, что рентная экономика формирует прямо противоположную предпринимательской мотивацию рентодержателей – осознанное стремление к занижению заработной платы и прибыли на капитал, а также к выводу ликвидности из оборота предприятия (вывоз капитала и тезаврация).

Как пример можно привести данные Минфина за 2003 год о распределении выручки от нефтяной отрасли. Доходы нефтяников в прошлом году составили примерно 1,5 трлн. рублей, а чистая прибыль – около 350 млрд. рублей, что в 2,5 раза превысило размер капитальных вложений.

Иначе говоря, почти 12 млрд. долларов не нашли производительного применения внутри страны. Основная их часть либо ушла в офшоры, либо была выплачена в виде дивидендов. И это только официальные данные, без учета теневых доходов – денег, выведенных из-под налогообложения.

 

Системный сбой экономики

 

Именно рентный характер российской экономики формирует ее основные системные риски: это вывоз капитала, сырьевая направленность, теневой сектор экономики, криминализация, короткий прогнозный горизонт, низкая капитализация и хроническая недоинвестированность.

Капитализировать (вписать в мировую экономическую инфраструктуру) бизнес можно только на основе долгосрочной стратегии использования и развития (привлечение инвестиций) того или иного ресурса. «Менталитет рантье» формирует обратную экономическую мотивацию хозяйствующих субъектов.

Рантье замотивирован на максимальное извлечение краткосрочной текущей прибыли (ренты) от продажи ресурса в ущерб долгосрочному наращиванию стоимости бизнеса. Этим обусловлены огромные индивидуальные доходы рантье, которые выходят за пределы экономической эффективности, не соответствуют вложенным в процесс производства усилиям.

Превышение индивидуальных доходов рантье над его вкладом в общественное производство означает постоянное изъятие оборотных средств. При этом чем выше рента, тем выше объем изъятия. Таким образом, рантье замотивирован на подрыв эффективности экономики всей страны.

Избыток частной власти над движением денежных ресурсов в процессе общественного производства концентрирует в руках рентодержателей экономическую власть. Следующим и неизбежным этапом становится институализация рентной экономики.

Крупные рентодержатели начинают конвертировать экономическую власть в политическую. Институализация рентной экономики возможна единственным способом – через мотивацию субъектов политической системы (чиновников) на получение своей доли рентных доходов (административная рента). Проще говоря, речь идет о коррупции.

В результате крупные рантье занимают лидирующие позиции в политико-экономической системе страны и подчиняют своим целям (получение максимальной ренты) деятельность всех хозяйствующих и административных субъектов. Это позволяет рантье перекладывать издержки неэффективной рентной экономики на общество в целом (недоинвестирование, низкие зарплаты, отсутствие социальных гарантий).

Рентная экономика меняет мотивацию всех членов общества. Профессионализм, предпринимательская инициатива и эффективность уступают место чинопочитанию и личной преданности. Способы, формы и условия получения рентных доходов зависят от места, занимаемого в структуре экономической и политической власти.

Итогом доминирования рентных интересов становится стагнация и регресс политико-экономической системы страны. А основной смысл предпринимательства (создание новых стоимостей) деформируется в «перехват» ренты у более слабых конкурентов. Иначе говоря, перманентный передел ресурсов.

 

Раздвоение власти

 

Как уже отмечалось выше, в России дискуссия вокруг природной ренты носит острый политический характер. Одна из спорящих сторон (так называемые государственники) требует немедленной национализации природной ренты. Другая (условно называемая олигархат) – настаивает на священном праве частной собственности, вплоть до отрицания самого понятия природной ренты.

Столь бескомпромиссные позиции противостоящих сторон лишний раз свидетельствуют о противоречивости и неустойчивости рентной экономики. Бескомпромиссность является следствием раздвоения экономической мотивации властных групп.

Стремлению получать максимальный размер ренты, что подрывает эффективность экономики, противостоит желание сохранить возможность ее получения, что требует поддержания эффективности экономической системы. В медицине подобное пограничное состояние именуется шизофренией.

Именно шизофреническое раздвоение власти, когда государство объединяло в своем лице рентодержателя и предпринимателя, стало основной причиной краха СССР[1]. В период приватизации государство вместе с созданием частных субъектов предпринимательства автоматически передало им право на природную ренту.

Таким образом, системные риски рентной экономики были изначально заложены в новую административно-хозяйственную систему. Произошло это неосознанно, в силу объективных причин (неразвитость рыночной структуры и налогового законодательства), или это было сделано сознательно, сегодня сказать сложно.

По моему убеждению, природная рента передавалась частным лицам осознанно. В условиях кризиса рента была единственным инвестиционным ресурсом, который позволил удержать экономику на плаву. Однако перед страной уже не стоит задача выживания. Сегодня главным вызовом для России является задача построения эффективной и конкурентоспособной экономики.

Очевидно, что проблема требует системного решения по изменению мотивационного механизма в экономике. Основой такого решения должен стать тезис о том, что частная собственность формируется за счет результатов деятельности человека, а общественная – за счет ресурсов, возникших под воздействием природного фактора без участия человека[2].

Чисто с медицинской точки зрения необходимо разделить получателей ренты и предпринимательского дохода, разделить эти принципиально разные доходы. Здесь трудно не согласиться с Джозефом Штиглицем, который выступает за безусловную реституцию природной ренты.

По Конституции собственником недр у нас является государство[3]. Изъятие природной ренты (собственности государства) означает, помимо всего прочего, прекращение прямых дотаций сырьевым компаниям. Норма прибыли в сырьевом бизнесе не должна многократно превышать прибыль в других сферах предпринимательской деятельности.

Дело вовсе не в том, что государство[4] лучше частника распорядится дармовым инвестиционным ресурсом. Вполне возможно, что государство распорядится этим ресурсом даже хуже. Суть решения проблемы не в реституции, а в выравнивании конкурентной среды. В противном случае Россия окончательно превратится в сырьевой придаток развитых экономик.

 

Автор - президент Фонда общественно-гражданских инициатив

Институт Коллективное действие

 

МиК 17.11.2004