В.И. Меркулов

 

Нужны ли стране такие литераторы?

 

В июле сего года мною в соавторстве с коллегами-историками  Е.С. Галкиной и Ю.В. Колиненко была написана статья «…Опаснее врага», которая подразумевалась как ответ на публикацию А. Самоварова в «Литературной газете», напечатанную вскоре после трагической кончины нашего учителя и научного руководителя, профессора А.Г. Кузьмина. Мы наивно предполагали, что статью удастся также опубликовать в «Литературке», дабы на тех же страницах опровергнуть многочисленные измышления Самоварова. Но важные редакционные персоны не только не пожелали публиковать наш материал, но и отреагировали на него лишь в конце ноября. Вопреки заверениям Ю.М. Полякова, который неоднократно высказывался в том духе, что на полосах его газеты должны находить отражение разные мнения, редакция выступила своеобразным идеологическим цензором. Причём даже тогда, когда речь зашла об оценке личности великого учёного, внесшего неоценимый вклад в развитие отечественной исторической науки. Совершенно очевидно, что к обнародованию была допущена лишь одна точка зрения, причём далеко не бесспорная.

Мнение редакционной коллегии «Литературной газеты» выразил в своём письме замред Леонид Колпаков. «Мы ожидали, – пишет он, – гневные протесты со стороны его (А.Г. Кузьмина – В.М.) противников, но никак не людей называющих себя учениками профессора!» С первых же строк своего «критического» письма литературный чиновник начал лукавить. Стоит ли объяснять, что наравне с людьми, которые кем-то себя «считают» (вроде Самоварова), есть и реальные ученики А.Г. Кузьмина, работавшие под его научным руководством? А таковыми являются все авторы, подписавшие заметку «…Опаснее врага». Вокруг Аполлона Григорьевича всегда крутилось множество сомнительных персонажей – одни пытались что-то подслушать, как-то подсуетиться, другие просто надоедали профессору своим присутствием и мешали работать. Теперь они пишут столь же сомнительные «очерки» о жизни А.Г. Кузьмина, зная, что покойный профессор уже не сможет им ответить.

Про нас, авторов ответа Самоварову, Колпаков написал следующее: «Среди близкого окружения Аполлона Григорьевича выяснить, кто они так и не удалось». Прямо-таки вальяжно, по-барски: «Кто такие? Не знаю…». Но вряд ли мы позволим оппонентам переходить на личности и представить нашу позицию выражением некоего частного недовольства. Тем не менее, мы подготовили статьи для публикации в том самом научном сборнике памяти А.Г. Кузьмина, о котором упоминает Колпаков в связи с тем, что кто-то якобы попросил и Самоварова предоставить свой материал для готовящегося к выходу издания. (Или это была инициатива самого Самоварова? К счастью, по последней информации, она была отклонена.) То, что «этот материал положительно оценили такие крупные фигуры как историк С. Семанов и писатель Ю. Лощиц» вовсе не лишает других близких к А.Г. Кузьмину людей права на собственное мнение. И более того, не даёт статье Самоварова «пожизненную индульгенцию» от позитивной критики.

Колпаков также пишет, что мы, дескать, «могли бы и сами откликнуться на смерть своего учителя». Он не знает, что сразу после кончины А.Г. Кузьмина с нашей стороны был опубликован некролог «Памяти русского профессора», в адрес руководства МПГУ были направлены искренние телеграммы с соболезнованиями, на прощальной панихиде были отданы последние почести покойному. Стоит ли вообще писать об этом? Для каждого нормального человека потеря любимого учителя – это невосполнимая утрата. И тут «очерк» Самоварова, «в котором автор по законам жанра имел право выразить своё личное отношение к герою» (из письма Колпакова)… Просто цинизм! Разумеется, мы посчитали своим долгом опровергнуть весь этот вздор. Но к сожалению, на страницах «Литературной газеты» нам «откликнуться» не удалось. И в редакции лучше знают почему.

Попытки Колпакова выступить в защиту Самоварова выглядят не менее бледно. Мол, даже если Самоваров – «тайный евразиец» («в этом нет преступления»), написал же он об отношении Кузьмина к этому идейно-политическому течению? Да и мы, дескать, читали текст то ли невнимательно, то ли предвзято и поняли его в итоге не так, как подразумевал Самоваров. Одним словом, ничего по существу. Но даже в мелочах (казалось бы, в мелочах!) оказывается, что Самоварову можно писать про «азиатские скулы» у профессора А.Г. Кузьмина, а нам сравнивать этого великого человека с римским патрицием нет – это уже расизм! Такой пассаж представляется по меньшей мере странным. При чём здесь это?

В заключение Колпаков дошёл до того, что по-иезуитски почти обвинил нас в «попытке дискредитировать Аполлона Григорьевича Кузьмина». Отвечать на этот риторический упрёк бессмысленно. (Это типичный провокационный приём. Почти как при большевиках – «пытался дискредитировать дело Ленина». А как?) Зато уважаемая «Литературная газета» публикует неоднозначные «очерки» более чем странных людей, видимо, из исключительного уважения к профессору.

Любопытно, что г-н Самоваров известен не только своими публикациями о Кузьмине. Впервые мне довелось услышать о нём около десяти лет назад, после того, как вышел в свет его исторический роман «Воин Иван Пересветов» (Москва, 1993), причём тиражом 20 тысяч (!) экземпляров. Тогда же я и купил эту книгу, которая была вскоре переиздана. Об Иване Пересветове, героическом деятеле русской истории времён Ивана Грозного, известно немного и любая книга о нём изначально представляется интересной. Но то, что оказалось в романе Самоварова могло вызвать только возмущение или омерзение. А скорее, и то, и другое попеременно. С тех лет не хотелось брать в руки эту грязную книгу, и она пылилась где-то на антресолях. Но Самоваров снова напомнил о себе, взявшись теперь писать про Аполлона Григорьевича Кузьмина, и не ответить ему было уже нельзя.

Вот некоторые цитаты из самоваровского романа. Посмотрите, как он представил великого человека Ивана Пересветова, отдавшего жизнь за укрепление русского государства.

«На речке купались девки, и было их много… Забилось сердце Ивана. Давно ему Артамон рассказывал про свои забавы, да в первый раз взял с собой… И научил братца мужскому делу». (С. 16)

«Что тут произошло с Иваном! Увидел он её ноги и грудь бесстыже выставленную и прыгнул с коня, как прыгает рысь с ветки. Вошёл он в ярости мужской в девку, а она рассмеялась, раскинула ноги и руки…». (С. 50)

«Но тело девкино притягивало к себе Ивана, а не её рассказы. Кобылой она себя назвала и права была. Сильное, шелковистое тело её ходило под Иваном и изгибалось». (С. 52)

«Как и подобает воину, без слов и церемоний овладел Иван девкой, и забилась она под ним…» (С. 53)

«Под платье она ничего не надела, задрала его выше живота и улеглась на деревянную лавку, раскинув свои молочно белые нежные ножки. Иван оторопел… Он не мог отвести глаз от её белых ног и чёрного пуха между ними». (С. 86)

«Жутковато было Ивану и как-то болезненно любопытно. Животный разврат не пугал его и не удивлял, он и сам таким же занимался. Только зачем девка со свечкой в заднице?.. Однажды Иван очутился у Ляховского в разгар пьяной оргии. Все гости были уже пьяны, возбуждены, а по грязному полу ползали на четвереньках голые девки». (С. 91, 93)

«Перевернулся на спину. Не смутится ли девчонка, не убежит ли? Ничуть не смутилась. Руки её нежно поползли по его широкой груди, животу… И тут девка дотронулась до мужского начала Ивана…». (С. 250)

И так на протяжении всего текста, с первых страниц до самого конца…

Извините, уважаемый читатель, за столь подробное цитирование. Читать такое, конечно, просто мерзко! Теперь же автор этих эротических фантазий на историческую тему взялся писать о другом великом и светлом человеке. На сей раз уже о нашем современнике. После этого становится мерзко вдвойне.

На каком основании какой-то Самоваров извращённо решает, как изобразить русского воина и политика Ивана Пересветова? Как поднялась у него рука писать такое о настоящем герое России? Что может он написать о русском историке Аполлоне Кузьмине? Жаль только, что такому, с позволения сказать, писателю всегда находится местечко на страницах «Литературной газеты». Но нужны ли стране такие литераторы?

 

ноябрь 2004 г.