С. Земляной

кандидат философских наук

 

Свобода творческой реанимации

Существует ли культурный проект путинской России?

 

Что такое культурный стиль современной России? Есть ли у власти политический культурный проект? Пока что наша культура с успехом демонстрирует то, что можно было бы назвать «стилем вавилонского столпотворения». Последствия известны.

 

Партийная культура

 

Когда Слово сказано, всем сразу становится легче. Осенью сего года прозвучало выстраданное Слово о партийности литературы и искусства. Прозвучало оно с особым резонансом в публикациях ряда авторов с отчетливо левой репутацией. Отталкиваясь от сенсационных откровений российских левых, демонстративно отказывающихся от свободы и добровольно сующих голову в ярмо неопартийности, один сочувствующий им литератор впал в тяжкую рефлексию: «Может быть, это первая ласточка, и о своей литературе задумается Григорий Явлинский, о своей — Ирина Хакамада, о государственной линии в литературе всерьез задумается наш президент?» Вот это и называется: взять быка за рога. Итак, весь вопрос в том, какова эта государственная политика в области культуры и существует ли она вообще? И дозрела ли российская творческая интеллигенция до генеральной линии в развитии российской культуры? Иными словами, в чем состоит культурпроект российской власти и на кого он рассчитан?

Предварительным условием ответа на поставленные вопросы является, если верить Максиму Горькому, выяснение того, с кем вы, мастера культуры. В 20-е гг. участники литературной группы «Серапионовы братья» закрывали данную непраздную тему следующим образом: «С пустынником Серапионом». Не то сейчас. Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино», отвечает на это так: «Они очень растерянны, мастера культуры. Они не знают, что делать. Нет достаточно сопоставимых художественных достижений, например, с блестящими 60—70 гг., я не говорю уже о 20-х. Художники не попадают на лучшие кинофестивали, наши книги или не переводят на Западе, или издают маленькими тиражами в университетской среде. Ну, может быть, театр еще традиционно держит, потому что у нас колоссальные достижения театральной школы. И пока еще наши музыканты-исполнители в основном заполнили, и учат, и обслуживают всю Европу. Хотя спросите настоящих любителей театра: разве можно сравнить его нынешнее состояние с прошлым?» Короче говоря, бывшая советская интеллигенция ныне проедает остатки своего символического капитала, ностальгически вспоминая о временах своего имперского величия.

Понятно, что лица изящных профессий дезориентированы, не знают, кому молиться: то ли богу, то ли мамоне. И все же стоит вдуматься: а заслужило ли вообще нынешнее поколение творческой интеллигенции такое сравнение? По крупному счету в российской культуре все 90-е гг. ХХ в. и первую половину начального десятилетия XXI в. тасуется все та же большая советская колода с включением в нее нескольких неглавных карт западной масти. Говоря по-другому, наши так называемые творцы переживают сейчас совсем не момент истины.

В этом плане крайне показательным был прошедший в конце октября VI съезд Союза кинематографистов России. Он уже вошел в историю как самый нетворческий из всех имевших место доселе форумов деятелей кино. Тремя его гвоздями были: избрание главы союза на новый срок, Киноцентр и отечественный блокбастер «Ночной дозор». До животрепещущих проблем киносозидания, до смелого поиска нового содержания отечественные кинематографисты на сей раз так и не дошли. Никита Михалков начал свой отчет с признания: «Тешу себя надеждой, что это последний съезд, на котором мы будем так много говорить об имущественных вопросах». Между тем многие из присутствующих еще не запамятовали броскую фразу, произнесенную Никитой Сергеевичем на съезде в 2001 г.: «Этот съезд будет последним, на котором мы будем решать имущественный вопрос». Как подсчитали досужие наблюдатели, говорил председатель союза почти исключительно об имущественных вопросах: 20 минут из получасового доклада было посвящено многолетней борьбе за Киноцентр. Сюжет с Киноцентром был отложен в очередной долгий ящик, зато сюжет с лидером союза получил должное развитие: им был вновь избран маэстро Михалков. В кулуарах съезда гуляли штиль застоя и давняя шутка Михаила Козакова: «Из всех искусств для нас важнее всего недвижимость». Похоже, что главным креативным правилом для наших мастеров кино стала максима: «Бороться и искать, найти и перепрятать».

 

Вавилонское культуротворение

 

Собственно говоря, это подтверждает характерная перепалка на заседании правительства РФ между Германом Грефом и Юрием Лужковым о том, как переделить между собой архитектурные памятники, какими все еще богата Москва. Надо смотреть в лицо жизни: проблема передела в культуре есть не деловая, а метафизическая проблема. Сродство современной российской политики с постмодернизмом имеет оборотной стороной сродство постмодернизма с нынешней политикой. Фантастическое соседство византийского герба и советского гимна в ряду атрибутов государственной власти в России показывает в действии главный принцип вавилонского культуротворения: перетасовка, рекомбинация уже наличествующих смыслов и культурных артефактов. Нельзя сказать, что федеральный центр в этом смысле неистощим на выдумку.

Например, Владимир Путин, собрав 16 апреля 2004 г. в Кремле Совет по культуре и искусству, объявил творческому сообществу, что Россия созрела для культурной интеграции в мировое пространство. Стало быть, Золотой и Серебряный века русской культуры были потеряны для означенного благородного дела и надо все начинать сначала. Дав понять, что ЮНЕСКО — одно из лучших «наследий» Советского Союза, Владимир Путин особо подчеркнул, что со времен вступления в эту организацию (1945 г.) русские сильно изменились. Обеспечив «свободу творчества и отсутствие ограничений» внутри страны, Россия создала фундамент для духовного проникновения за ее пределы. «Сегодня, когда наша страна окрепла и экономически, и политически, мы имеем возможность выйти на новый, еще более плодотворный этап сотрудничества с ЮНЕСКО, — заявил президент. — Нам есть что предложить миру и есть чем гордиться». Путин привел в пример Эрмитаж и Российскую государственную библиотеку, проектами по реанимации и возрождению которых занималась ЮНЕСКО. Странным образом возрождаемые на заграничные деньги указанные объекты вовсе не являются плодами отсутствия ограничений и благоприобретенной российской крепости, а восходят к Российской империи. Никита Михалков и Михаил Пиотровский по этому случаю заявили, что необходимо создавать «Декларацию прав культуры» и отстаивать последнюю, как права человека. Не проще ли было выдать охранные грамоты обоим участникам пресс-конференции?

Одним из архитекторов культурпроекта путинского режима выступает Михаил Швыдкой. Он выступил как незаурядный теоретик русско-российской и российско-русской культур. По его мнению, говоря о возрождении российской культуры, необходимо понять, какую Россию мы сегодня возрождаем, потому что соединить в одном пространстве культуру советскую и культуру эмигрантскую сложно. Швыдкой считает, что до революции никакой российской культуры не существовало, так как в царской России была доминантная русская культура и низовые этнические культуры, которые только зарождались. Лишь с 1991 г., когда рухнула советская культура, в России стала, по существу, создаваться новая. В это же время заново начала строиться и русская национальная культура, которой было необходимо соединить в себе русскую советскую и русскую эмигрантскую культуры.

Быть таким скорохватом может позволить себе только архитектор культурпроекта: в имперской России русская культура и была российской, то есть имперской. Была культурой правящего слоя: «Каждый русский может быть отнесен либо к великорусам, либо к украинцам, либо к полякам, немцам, грузинам, армянам. Гоголь — хохол, Пушкин — из арапов, Фонвизин — немец, Жуковский — турок, Багратион — грузин, Лорис-Меликов, Вахтангов, Хачатурян — армяне, Куприн — татарин, братья Рубинштейны, Левитан и Пастернак — евреи, добрая треть генералитета и чиновничества была из немцев». (Николай Ульянов (1904—1985). Русское и великорусское).

 

Искусство недвижимости

 

Новые горизонты культурпроекта путинского режима высветила реформа российской науки в том виде, в котором она представлена в документе Министерства науки и образования РФ под названием «Концепция участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки». Российских ученых, однако, потрясла та наглость, с которой чиновники решили вторгнуться в научную сферу, потрясла даже привычных ко всему российских ученых. «Концепция...» готовилась втайне, никто из видных деятелей науки к ее разработке привлечен не был.

Чиновники заметили, что за 1990—2002 гг. число научных организаций РАН увеличилось на 52,9% (с 297 до 454), а материально-техническая база у них устарела. Понятно, по чьей вине. Если рассматривать объем финансирования науки, например, в 2003 г. в расходной части бюджета страны ассигнования на науку составили лишь 1,67%. Та же картина характерна и для бюджета на 2004 г., в котором предусмотрено выделение на эти цели только 1,74% расходов. Но чиновникам это как бы невдомек. Без тени сомнения они решили осуществить разгосударствление большей части научных структур путем их преобразования в ОАО, фонды либо автономные некоммерческие организации. В результате сокращения числа федеральных научных организаций в сочетании с их укрупнением к 2008 г. должно быть сформировано ядро госсектора науки, включающее в себя 100—200 хорошо оснащенных и финансово устойчивых научных организаций.

Смысл новаций власти в отношении науки раскрыл председатель президиума Санкт-Петербургского научного центра РАН академик Жорес Алферов: «Мы узнали о концепции случайно, и она вызвала безумную реакцию академиков». Основное направление «Концепции», как пояснил нобелевский лауреат, — перевод науки на инновационный путь развития. По его словам, данная идея не вызывает возражений. «Однако заявление о приватизации многих ныне государственных научно-исследовательских институтов перечеркивает все», — отметил академик. По его сведениям, уже имеется план приватизации научных учреждений на 2005 г. К нему приложена стоимость их основных фондов. «Научных учреждений не так уж и мало, — напомнил Алферов. — Только в Петербурге они занимают всю стрелку Васильевского острова, здания на Дворцовой набережной, на Ленинском проспекте». Здесь и зарыта собака, то есть суть реформы.

Как заявил на пресс-конференции в «Росбалте» главный ученый секретарь Санкт-Петербургского научного центра РАН доктор физико-математических наук Эдуард Тропп, концепция новой реформы российской науки говорит об одном: государство отказывается отвечать за развитие науки. Тропп также выразил уверенность, что данная концепция будет подана Владимиру Путину «в обрамлении правильной либеральной фразеологии, которую хорошо усвоили современные реформаторы». Так оно и произошло. Научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин, напротив, поддерживает министерство: «Количество государственных организаций, которые занимаются научной деятельностью, нужно серьезно сокращать». Ясин считает, что главными научными центрами должны стать университеты — это позволит совмещать исследования с образованием, «как это делается во всем мире». Ясин обрекает на слом систему РАН.

Российская академия наук является на диво жизнеспособным институтом. Даже революционные преобразования 1917—1920-х гг. практически не коснулись структуры академии, образованной, напомним, петровским указом в 1724 г. Несмотря на кадровый кризис 1920—1930-х гг. (связанный с эмиграцией ученых старой школы, репрессиями во время «культурной революции» конца 20-х — начала 30-х гг., продвижением «пролетарских выдвиженцев» в науке), академия сохранила свой высокий статус. Впрочем, в ее структуре все же произошли некоторые изменения. В начале века центр научных исследований находился в университетах, а академия была в большей степени «статусной» организацией. В 1920—1930-е гг. появляются научные институты и формируется АН СССР, унаследованная впоследствии РАН. Надо ли ломать то, что было сделано на столетия? Позиция РАН отлично выражена в словах, которые произнес 20 марта Юрий Осипов: «Главным центром фундаментальной науки в России является Академия наук. Именно она является системообразующим началом научной деятельности в стране».

Реформаторы от науки намереваются ликвидировать Академию наук и сделать ее научные институты приводными ремнями в мегауниверситетах. В новой системе науки именно ведущие университеты должны играть ключевую роль. Вне интеграции с вузами должно остаться лишь небольшое количество институтов, работающих по наиболее «прорывным» направлениям, которые должно определить и поддерживать государство. Остальные академические институты должны перейти к тесному взаимодействию с крупнейшими университетами, которые в этой системе становятся своеобразными «зонтиками» для научно-образовательных ассоциаций. Под «тесным взаимодействием» понимается процедура поглощения и сброса массы научных работников, ставших для власти балластом.

 

***

 

Реформаторская задумка по отделению зерен от плевел и радикальна, и монументальна одновременно: с одной стороны, пестование сверхсовременной, продвинутой ученой элиты в инновационных аквариумах вроде какого-нибудь наукограда Moscow City, с другой стороны, создание гетто для массы отработанного в советской академической домне материала ученой «посредственности». То же самое с некоторыми оговорками может касаться и культуры в целом. Однако такая идиллия внушает некоторое недоверие хотя бы потому, что столь утопическое культурное реформаторство будет целиком возложено на бюрократические ведомства, а в качестве мотора преобразований явно просматривается не столько «патриотический инстинкт», к которому апеллировал президент Путин на недавнем съезде РСПП, но единственный мотив — взгляд на научную инфраструктуру как на еще не использованный ресурс приватизации.

 

Политический журнал

22.11.04