М.Г. Делягин

 

К «ДИКТАТУРЕ УБОЖЕСТВА»

 

13 сентября 2004 года стало «тяжелым понедельником» российской демократии[1]. Однако протест против несоответствия президентских планов демократическим идеалам и либеральным толкованиям Конституции не должен подменять анализ их практических последствий.

 

Концентрация власти

 

Путин воспользовался серией терактов, увенчавшейся чудовищной трагедией в Беслане, для объявления о мало что меняющем по существу, но демонстративном и в высшей степени символическом изменении системы власти.

Прежде всего, переход к выборам в Госдуму только по партийным спискам уже и формально делает депутатов независимыми от избирателей и подчиняет их партийным чиновникам, то есть в конечном счете администрации президента. Фактическое назначение губернаторов и мэров значимых городов президентом делает их независимыми от избирателей и подчиняет опять-таки администрации президента. Наконец, указание на необходимость большего влияния губернаторов на формирование органов местного самоуправления трудно истолковать иначе, как намерение лишить последних самостоятельности и подчинить — через губернаторов — все той же администрации президента.

Истолковывающие данную схему как простой возврат к советской системе управления[2] забывают о значительно большем демократизме советского общества по сравнению с нынешним российским. Так, в нем был совершенно незначителен произвол силовых структур. За исключением деятельности, считавшейся антисоветской, граждане СССР обладали практически незыблемыми правами человека, на страже которых, каким бы удивительным это ни показалось сейчас, стояли и правоохранительные органы, и суды. Коррупция по сравнению с современным уровнем (и даже намного отстающего от него уровня ельцинских времен) была незначительной, а масштабы требуемых взяток — смехотворными.

При этом в СССР действовали разнообразные механизмы «обратной связи» между обществом и властью: профсоюзы, месткомы, женсоветы, общественные организации и учитываемые системами управления социологические исследования, проводимые, как можно понять, в основном МВД и КГБ. Существовала, хотя и с понятными ограничениями, внутрипартийная и (внутри)комсомольская демократия[3]. «Письма трудящихся», не говоря уже о жалобах, подлежали содержательному рассмотрению в течение месяца. В отношении вопросов неполитического характера, как правило, существовало реальное разделение властей[4].

Вся эта внутренняя демократичность советского общества отчасти компенсировала жесткость формальных механизмов принятия решений и повышала эффективность системы управления. Повышала недостаточно, о чем и свидетельствует трагедия СССР.

Однако сегодняшняя Россия не имеет и такой куцей, внутренней демократии, умерявшей бы неэффективность авторитарных процедур управления.

Поэтому ссылки на СССР в качестве образца представляют собой попытки свалить проблему с больной головы на хотя и не здоровую, но все же существенно менее больную.

 

Химера авторитарной модернизации

 

Первый срок Путина был потрачен им на построение манипулятивной (на кремлевском воляпюке именуемой «управляемой») демократии. При этом ее внешние атрибуты (кроме ключевого — независимых СМИ) были сохранены при ликвидации смысла — максимального учета государством мнений и интересов общества. Однако по мере концентрации власти в руках силовой олигархии даже формальные демократические процедуры начали противоречить реально созданному авторитаризму.

Люди (хотя бы только в регионах) могли выражать свое недовольство, приводя к власти (хотя бы только над собой) юмористов или заведомых преступников, а не полностью контролируемые окружением президента политики могли приобретать влияние и даже становиться губернаторами[5].

С другой стороны, реализация демократических формальностей требовала слишком много денег и сил: решив назначить путем выборов то или иное лицо, затем приходилось прилагать колоссальные усилия для реализации уже принятого решения — и при этом всегда оставалась хотя и низкая, но реальная вероятность неудачи! Это не могло не раздражать, и противоречие между демократическим фасадом и авторитарным содержанием будет устранено переводом политической системы в последовательно «монархическое» русло.

Чем больше управляемость — тем меньше демократии, тем слабее обратная связь общества с государством[6]. Хотя в общем случае при адекватном и сознающем свои интересы обществе это снижает эффективность управления, в России разложение общества зашло так далеко, что его возрождение на основе демократии невозможно. Демократия (по Платону — власть самостоятельных и способных защитить себя, то есть адекватных представителей народа) неизбежно выродится в неэффективную «охлократию» (власть плебса).

К сожалению, проблема не в самой демократии, представляющей собой всего лишь инструмент, но в цели окончательно оформившегося авторитарного режима. Если бы он ощущал ответственность перед страной, он мог бы провести авторитарную модернизацию, оздоровить общество и вырастить его до уровня, позволяющего использовать демократические процедуры.

Но его социально-экономическая политика, означающая, по сути, дела войну с обществом, нежелание извлечь уроки из разгула терроризма и начать бороться с ним (как будто он исчезнет, если о нем забыть) свидетельствуют о принципиальной недоступности для него ответственности, а значит, и о невозможности авторитарной модернизации. Действительно: государством управляют люди, ставшие элитой[7] за счет осознанного разграбления и уничтожения своей страны и сложившиеся в итоге в силовую олигархию, поставившую государственную монополию на насилие на службу личным и корпоративным интересам, а не обществу. Ответственность перед обществом недоступна представителям этого социального слоя органически. Их цель — не достижение общественного блага, но корпоративные амбиции и личное обогащение.

Это предопределяет неэффективность и, с точки зрения общества, бессмысленность окончательного оформления отказа от демократии.

Не задержавшись на этапе управляемой демократии, Россия проваливается дальше, к принципиально неуправляемому, хаотичному авторитаризму, своего рода «диктатуре убожества».

 

Финансовая мотивация

 

Помимо упрощения процедур управления за счет их концентрации, путинские новации имеют и внятный финансовый смысл: центр политического лоббирования и связанные с этим финансовые потоки окончательно сдвигаются в администрацию президента.

В результате если сегодня финансирование выборов «размазывается» тонким слоем по большому кругу причастных к ним лиц, то после реализации президентской схемы эти средства могут быть почти полностью сконцентрированы администрацией президента. При этом в силу абсолютной монополии (и большей вероятности успеха) она сможет повысить расценки, приблизив неформальную «стоимость» губернаторского кресла к общей сумме расходов всех кандидатов в губернаторы.

Столь высокая концентрация финансовых потоков делает слишком привлекательным пост управляющего ими человека и потому повышает его уязвимость. При отсутствии абсолютной политической поддержки это предопределит постоянную смену занимающих этот ключевой пост чиновников в силу перманентного столкновения уже не политических, но коммерческих интересов.

 

Типичные ошибки «эффективного менеджера»

 

С технологической точки зрения, путинские преобразования оправданы: они упрощают и рационализируют сложившуюся систему, отбрасывая мешающие ей декорации. Однако президент повторяет типичную менеджерскую ошибку, совершенную, между прочим, Ходорковским: проводя технологическую рационализацию, он пренебрегает ее политическими и социально-психологическими последствиями.

В свое время «эффективные менеджеры» Ходорковского, изучая неэффективность правительства, выявили ее ключевую управленческую причину: министры назначаются не премьером и потому не подчиняются ему. Ходорковский не подумал о том, что исправление этой причины подорвет власть президента, и это стало одной из причин его неприятностей.

Так и Путин, рационализируя созданную им же манипулятивную демократию и приводя ее форму в соответствие с ее сущностью, проигнорировал социально-психологические и политические последствия этого.

В частности, внедрение в местную хозяйственную и политическую среду «спущенного сверху» губернатора или мэра будет намного более сложным и болезненным, чем сейчас. Ведь если чужой региону губернатор избирается общим голосованием, даже с использованием административного ресурса, он в процессе выборов и становится как минимум известен региону, и проникается его проблемами. Назначаемый же губернатор просто не будет иметь возможности узнать многие принципиально важные детали местной жизни, что в сочетании с его зависимостью исключительно от федерального центра может придать его деятельности разрушительный характер[8].

 

Три фронта Владимира Путина

 

Вся история Германии последнего столетия свидетельствует о пагубности попыток войны на два фронта. Подобно былинному герою, Путин презрел чужеродный догматический опыт и одним кратким выступлением открыл не один и не два, а целых три совершенно новых фронта.

Первый открыт против региональных элит[9] и среднего бизнеса, окончательно лишаемых возможности нужного им политического влияния. Несмотря на восторг освоивших искусство кремлевского лоббирования губернаторов-«старожилов», получивших, наконец, не очередное «продление» срока, а возможность занимать свое место едва ли не пожизненно, региональные элиты в целом переходят в состояние холодной ярости и презрения, не умеряемых даже страхом: после утраты надежд на политическое будущее со стратегической точки зрения им уже нечего терять.

Второй фронт открыт против общества[10], так как принципиальная неэффективность создаваемой системы (в первую очередь из-за обрезания еще сохранившихся обратных связей) будет порождать вал все более болезненных ошибок.

Эти ошибки будут усугубляться качественно возросшей разрушительностью внутри- и межклановой борьбы: отсутствие публичной политики позволяет сохранить в тайне нанесение вреда сопернику за счет нанесения вреда стране, сделает этот метод безнаказанным и в силу его эффективности приведет к его стремительному распространению. В результате «бульдоги вырвутся из-под ковра».

Наконец, третий фронт открыт против Запада. Приурочив к ужесточению политического режима либерализацию рынка акций «Газпрома», Путин, вероятно, пытался создать себе имидж этакого Пиночета (в стиле покойного генерала Лебедя), не подумав о том, что Пиночет был для США «своим сукиным сыном», свергнувшим радикального социалиста Альенде и уже этим приблизившим свою страну к «более нормальному» (в американском понимании) состоянию.

Руководитель России, каким бы близким другом США он ни был, никогда не станет для них «своим» — просто потому, что наша страна в силу ряда своих неустранимых (в том числе позитивных) качеств никогда не станет не только Португалией, но и Чили.

Отбросив демократический фасад, президент показал американцам, что ведет страну не к «нормальному» в их понимании состоянию, но, напротив, от него. Пиночет уводил страну от коммунизма к капитализму; в России эту задачу решил Ельцин[11], и клановый и бандитский характер его режима американцев не интересовал, пока соблюдались идеологические формальности. Путин, отбросив их, обозначил движение России от демократии в американском понимании таким образом, проигнорировать который донельзя идеологизированная американская управляющая система просто не в состоянии.

Создаваемая система откровенно неинтегрируема с Западом и оставляет ему лишь два возможных варианта поведения. Первый — выработка специальных форм и правил взаимодействия — рентабелен лишь по отношению к сильным, каким раньше был СССР, а сейчас является Китай. Сегодняшняя Россия к этой категории не относится. Ее гораздо проще попытаться вернуть к понятному, поддающемуся интеграции внутреннему устройству. Это значит, что вскоре после инаугурации нового президента США Россия попадет под жесткое комплексное давление, вызванное уже не исторической привычкой противостояния с СССР, не рудиментарным страхом перед ядерным оружием и не желанием поставить под контроль богатые природные ресурсы, но принципиальной идеологической несовместимостью, неприемлемостью создаваемой в России системы для руководства США.

 

* * *

 

В силу описанных причин заявленная система выйдет из равновесия уже через 2—3 года, что может привести даже не к территориальному распаду, но к полному уничтожению России.

 

От редакции

 

Предложенная В.В. Путиным административная реформа вызвала самые противоречивые отклики как внутри России, так и за ее пределами. Основной их пафос — критический. Главный упрек — недемократический характер новой системы власти, авторитарные тенденции в управлении страной.

Подобную позицию, как свидетельствует опубликованный выше текст, в какой-то степени разделяет и наш постоянный автор Михаил Делягин.

Признавая право на существование подобной точки зрения, тем не менее заметим, что редакция журнала не столь категорична в оценке предложений президента и склонна усматривать в них попытку (возможно, тщетную) укрепления всей системы российской власти.

Страна, как нам представляется, нуждается сегодня в жестком и твердом управлении. Выборная система региональной администрации во многом не оправдала себя, подчас превратившись в откровенный бизнес. Так же, как в откровенный бизнес, в конкуренцию капиталов превращаются и избирательные кампании в высший законодательный орган власти по одномандатным округам[12].

Предложенная президентом система назначения руководителей крупнейших регионов, так же как и переход к выборам в Государственную думу только по партийным спискам — попытка поставить заслон на пути к власти криминалу, попытка оградить избирателей от откровенных манипуляций хорошо оплаченных политтехнологов и «пиарщиков». С другой стороны, это и стремление повысить ответственность и строгую подотчетность всей властной вертикали.

В кризисные ситуации — а именно такую ситуацию переживает сегодня Россия — подобные шаги высшего лица государства естественны и оправданны.

Впрочем, это вопрос для серьезного обсуждения. Мы приглашаем к нему наших читателей и авторов.

 

Автор - председатель президиума-научный руководитель

Института проблем глобализации, доктор экономических наук.

Москва

№ 11 2004



[1] Публикация настоящей статьи объясняется отнюдь не тем, что Редакция «Золотого льва» разделяет все или большинство содержащихся в ней оценок и суждений. Скорее наоборот. Во всяком случае, трудно себе вообразить российскую демократию, о которой говорит автор. Ее нет сейчас точно так же, как не было в русской литературы сатиры во времена СССР (см. к/ф «Гараж»). Редакция не отказала себе в удовольствии подстрочные примечания главным образом из-за исполнения автором обязанностей руководителя программой комиссии в руководстве партии «Родина» (здесь и далее прим. ред. ЗЛ).

[2] Под «советской системой управления» автор имеет в виду систему управления страной, установленную КПСС как монопольно правящей партии. На протяжении 70 лет эта система несколько раз подвергалась коренной перестройке. Не стоит пояснять, что в СССР не было ничего «советского», кроме самого этого названия.

[3] Термин «демократия» приобрел в современной публицистике безразмерное и внеисторическое значение. Он может применяться как угодно. В данном случае автор, скорее всего, имеет в виду право членов КПСС и ВЛКСМ избирать и быть избранными в их руководящие органы и право на свободную дискуссию внутри этих организаций.

[4] Ни о каком разделении властей в коммунистической России (СССР) речь не шла. Это противоречило догмам марксизма. Автор имеет в виду разделение полномочий между институтами власти.

[5] Трудно понять пафос автора, в частности, его одобрение на приход к власти преступника в результате выборов, поскольку он независим от главы государства, и его критику назначения по воле главы государства губернатора, если тот не является преступником.

[6] Автор имеет в виду не государство, а государственную власть и ее институты и органы. Что же касается общества, то в современной России, к сожалению, но вполне закономерно, его пока что не существует.

[7] Речь здесь идет не об элите (лучших, избранных), а о правящем слое, о худших, узурпировавших власть в России из-за незрелости политически активной части граждан. Разве Ельцины, Чубайсы, Гайдары, Абрамовичи или члены парламентов от раболепных «партий власти» могут быть отнесены к элите?

[8] С одной стороны, не надо назначать в губернаторы Урус-Кугуш-Кильдибаевых,Угрюм-Бурчеевых или Перехват-Залихватских, а с другой - опрометчиво вести себя подобно глуповцам. Если население страны состоит из гпуповцев, а кадры верховной власти сплошь и рядом формируют герои из сатир Салтыкова-Щедрина, то никакая система власти и никакие административные реформы не помогут избежать катастрофы.

[9] Автор не учитывает, что наличие неких «региональных элит» вместо общенациональной элиты способствует появлению местного сепаратизма и зтно-шовинизма, поощрение которых уже произвело известные разрушения в России.

[10] Стоит повторить, что никакого общества в России не существует и потребуется время, чтобы оно было воссоздано.

[11] Странная ошибка автора, являющегося экономистом. Ельцинская социально-экономическая политика создавала в России все что угодно, но только не капитализм.

[12] В переводе с «американского» бизнес есть дело. Редакция «Москвы» имеет в виду, конечно же, не дело, а спекулятивную коммерцию, торгашество, продажность, превращение политиков в живой товар, который покупается и продается.


Реклама:
-