С.П. Пыхтин

 

Как продавали Русскую Америку

Темная сторона истории русско-американских отношений с 1824 по 1867 год

 

Для Старого света Новый свет был территорией, свободной от государственности, которую само Провидение предназначило для завоевания и освоения. Как ни странно, но русские, довольно подробно зная о том, как происходило завоевание Америки государствами Европы, начиная с Колумба, практически мало что знают о том, что и Россия нисколько не отставала от своих европейских конкурентов. Между тем русские колонии в Северной Америке к 1825 году простирались на юге до залива Сан-Франциско. Сейчас на этой территории, помимо штата Аляска, находятся штаты Вашингтон, Айдахо, Орегон и северная часть Калифорнии, а также провинция Британская Колумбия. Их площадь составляет 3,2 млн. кв. км. (больше всей Западной Европы) и живет на них ныне более 11 миллионов человек.

Говорят, что англичане не заметили, как Британия завоевала треть мировой суши, превратившись в великую колониальную державу. Стоит ли этому удивляться, если с русскими произошло то же самое? Они тоже неожиданно узнали, что Россия без каких-либо усилий овладела огромными пространствами от Уральских гор до Камчатки. А через два столетия - что она еще и овладела значительной частью Америки. И это тоже происходило как бы между прочим - без войн и завоеваний. Было даже малоизвестно, кому обязана она этими приобретениями. Но мы-то знаем, что продвижение Российской государственности на Восток осуществлялось не силой оружия и даже не силой слова Божьего. Штыку и кресту прокладывали дорогу русское любопытство и русская предприимчивость, русская удаль и русский размах. Позже было подсчитано: они расширили территорию России в 400 раз.

 

Русские владения в Америке

 

Управление Русской Америкой принципиально отличалось от того, как это было установлено в Российской империи. Она не считалась составной и неотъемлемой частью российского государства. Русская Америка была колонией, управляемой не государственными властями, а Российско-Американской компанией, акционерным обществом[1]. Компания, помимо своей основной деятельности[2], охраняла рубежи колонии, обучала алеутов, изучала территорию, содержала церковную миссию, приобщавшую к христианству туземцев. Для XVIII-XIX веков такая практика была общепринятой. Таким же примерно образом Британия управляла Индией, Бельгия - Конго, Голландия - Индонезией.

В последующие годы русские продвинулись по побережью еще на 600 километров, и в качестве восточного рубежа их владений стал значится не 55 градус северной широты, достигнутый ещё Чириковым в 1741 г., а 51-й. Продвижение на юг на этом не остановилось. 30 августа 1812 года, через 4 дня после Бородинского сражения, под пушечную и ружейную пальбу русские открыли свою калифорнийскую колонию. Она располагалась недалеко от теперешнего Сан-Франциско на землях, уступленных индейским вождём Чу-гуаном. Форт назвали Россом.

Надо заметить, что Петербург почему-то всегда трепетно относился к гражданам Северо-Американских Штатов, даже когда они нагло нарушали русские порядки, и проводил по отношению к Вашингтону политику угодничества, требуя от РАК недопущения «никаких конфликтов». 5 апреля 1824 году вопреки мнению компании, была заключена русско-штатовская[3] конвенция, по которой гражданам САСШ разрешалась свободная торговля и рыболовство по всему побережью русских владений в Америке[4], а годом позже под нажимом Петербурга компания передала в аренду английскому конкуренту - Компании Гудзонова залива, - еще и лучшие участки побережья Аляски. В 1824 году Александра I без какого-либо возмещения или иных выгод уступил Штатам владения южнее 54 градуса сев. широты, а в 1825 заключил с Лондоном конвенцию о границах русских владений в Америке. Они отодвигались на расстояние не более 10 миль от кромки океанского берега. В общей сложности Россия теряла до 1,7 млн. кв. км[5]. После этих уступок ее колонии уменьшились до 1519 тыс. кв. км.

С другой стороны, отношение Петербурга к интересам Русской Америки, мягко говоря, было прохладным. На просьбу РАК от 1842 года о воспрещении гражданам Штатов распространят китоловство далеко на север и не производить китовского промысла севернее Алеутской гряды министр Нессельроде ответил отказом. В 1845 году Николай I согласился на учреждение у берегов Русской Америки крейсерства, но не дал «соизволения на употребление военного флага». Но морской министр Меншиков отказался и от крейсерства, так как полное снаряжение одного 44-пушечного фрегата стоило 270159 руб. 41 коп и содержание крейсерства  в год 85310 руб. 44 коп. В 1848 г. Нессельроде отклонил предложение об определении территориальных вод русских владений, сделав вид, что ему не вполне ясно, «какие именно внутренние моря на северо-западном берегу Америки запрещено иностранцам посещать» и «какие меры может принимать колониальное начальство против нарушителей».

 

Зондаж Сандерса

 

У правящих кругов Северо-Американских Штатов сложилось мнение, что Русская Америка должна была стать их владением. Еще в 1819 г., выступая на заседании кабинета министров, госсекретарь Адамс сказал:

 

«с того времени, как мы стали независимым народом, то, что это стало нашей претензией, является в такой же степени законом природы, как то, что Миссисипи течет в море. Испания имеет владения к югу, а Англия - к северу от наших границ. Было бы невероятно, чтобы прошли столетия, а они (т.е. владения) не были бы нами аннексированы» и что «в географическом отношении Соединенные Штаты и Северная Америка являются идентичным понятием».

 

К 40-м годам XIX века в США утвердилась теория, которую назвали «предопределением судьбы». Ее суть выражалась одной фразой: «само провидение предназначило Соединенные Штаты господствовать на всем Американском континенте»[6].

Первый известный зондаж произошел в 1843 году. Госсекретарь США Марси и сенатор Гвин спросили русского посла в США Стокля[7]: «Правда ли, что Россия выставляет на продажу свою колонию Аляска?». Посол ответил «Разумеется, нет!». Разговор последствий не имел.

Сьюард, госсекретарь в 1861-1869 годах, 29 июля 1852 г., говорил в сенате:

 

«Тихий океан, его берега, острова и обширные внутренние районы станут основным театром событий великого будущего мира». Торговля… станет главным действующим лицом «в новом театре человеческой активности. И та нация, которая добьётся того, что эта торговля получит полное развитие», неизбежно станет «величайшей из существующих стран; более великой, чем любая из когда-либо существовавших».

 

Осенью 1852 года деловые круги Сан-Франциско образовали Американо-русскую торговую компанию во главе с Сандерсом. В январе 1854 года, когда уже началась русско-турецкая война, затем названная Крымской или Восточной, Сандерс, встретившись в Вашингтоне с президентом Пирсом, отправился в Петербург. Там он установил связи с Главным правлением РАК, с министром Нессельроде и вел. кн. Константином. Он рисовал им «заманчивую картину русско-американского сотрудничества по всему бассейну Тихого океана и предложил… заключение долгосрочного соглашения на 20 лет о торговле льдом, углем, рыбой и лесом». 15 мая 1854 г. Нессельроде и министр финансов Брок представили царю благожелательный доклад, после чего царь наложил резолюцию: «исполнить». Контракт с Американо-русской торговой компанией был подписан РАК 1 июня 1854 г. Но его текста обнаружить не удалось, как и исполнения.

Можно предположить, что эта поездка имела для Русской Америки судьбоносное значение, в котором сам контракт играл всего лишь роль формального повода. Пользуясь им, Сандерс смог не только познакомиться с вел. кн. Константином, тогда морским министром, но и завоевать его расположение. Сандерс выяснил, что вел. князь стремился установить «самые близкие отношения с Америкой». В свою очередь, в письме к вел. кн. от 15 июля 1854 г. предприимчивый янки указывал, что обе страны «должны стать добрыми друзьями и союзниками». Остается лишь гадать, что за веские аргументы сблизили ярого монархиста и фанатичного республиканца и сделали из вел. кн. «лучшего американца» в царской семье[8].

Крымская война приобрела для России неблагоприятный оборот. Военные усилия антирусской коалиции Британии, Франции, Турции и Сардинии были соединены с враждебным нейтралитетом Пруссии и Австрии. Последняя тоже грозила войной России. Сражения развернулись в Крыму, на Балканах и на Кавказе. Атакам подверглось русские побережья в Балтийском и Белом морях, а также на Тихом океане - у Петропавловск-Камчатского и устья Амура. Военно-технические преимущества противника были очевидны. Под вопросом оказалась и безопасность русских владений в Америке, для защиты которых имелось не более роты солдат и несколько слабо вооруженных торговых судов. Надо было что-то придумать.

О безопасности своих владений позаботилось правление РАК в Петербурге. Накануне начала войны оно договорилось с Компанией Гудзонова пролива, управлявшей британскими колониями на севере Америки, о нейтрализации управляемых территорий. Николай I дал такое разрешение в январе, Лондон в марте 1854. Каждая из сторон обязалось не нападать на американские территории враждебных стран на всем протяжении войны, не исключив, впрочем, возможность морской блокады. Казалось бы, проблема была решена.

Но дипломаты и колониальное руководство РАК в Америке не знало об этом соглашении. И тогда по рекомендации Стокля вице-консул в Сан-Франциско Костромитинов оформил 19 мая 1854 г. фиктивное соглашение о продаже имущества, промыслов, привилегий и владений РАК за 7,6 млн. долл. Американо-русской торговой компании, но на три года. Мол, на собственность США англичане напасть не решаться. Такая комбинация не понравилась в Вашингтоне. Марси и Гвин сообщили Стоклю, узнав от него о сделке, что «несмотря на их желание и даже заинтересованность в покровительстве русским колониям, им представляется невозможным доказать англичанам, что этот контракт не является фиктивным и, в особенности, что он заключен до войны». Вопрос о продаже Русской Америки был поднять вновь.

Складывается впечатление, что именно на этих переговорах Стокль, посол царя, и был завербован Вашингтоном. На двойную игру Стокля указывают очевидные противоречия между его депешами и воспоминаниями Грина. Гвин утверждает, что Стокль просил сенатора быть посредником между ним и правительством США в переговорах по продаже русских владений, а Стокль в письме управляющему МИД Л.Г. Сенявину от 24 августа 1854 г докладывал, что

 

«проект контракта и слухи, распространяемые английской прессой о намерении императорского правительства продать свои владения, подали американцам идею, что мы могли бы их уступить им».

 

При этом Стокль отметил относительно американцев: «Они являются опасными соседями, и мы должны избегать того, чтобы давать им малейший повод». Стокль здесь весьма осторожен. Он не советует, а лишь информирует, прощупывает почву. Петербург тогда категорично отказал: никогда, ни при каких обстоятельствах Россия не торговала своей землей.

Вместе с тем на фоне изоляции России в Европе, где сложился антирусский агрессивный союз, Штаты выглядели в Петербурге как самый надежный союзник. В отчете русского МИДа за 1854 год указывалось:

 

«Что касается России, то из всех наций ей менее всего следует опасаться возрастающего преобладания Соединенных Штатов. До сих пор пока их интересы не будут сталкиваться, ничто не помешает сохранению хороших отношений между двумя странами. Симпатии, проявленные при нынешних затруднениях правительством, конгрессом и народом, позволяют нам с оптимизмом смотреть в будущее».

 

Годом ранее примерно такую же оценку Штатам дал генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев-Амурский. Весной 1853 года он представил Николаю I записку, в которой писал:

 

«Владычество Северо-Американских Штатов во всей Северной Америке так натурально, что нам очень и жалеть не должно, что двадцать пять лет тому назад мы не утвердились в Калифорнии, - пришлось бы рано или поздно уступить её, но уступая мирно, мы бы могли взамен получить другие выгоды от американцев. Впрочем, теперь, с изобретением и развитием железных дорог, более еще, чем прежде, должно убедиться в мысли, что Северо-Американские Штаты неминуемо распространяться по всей Северной Америке, и нам нельзя не иметь в виду, что рано или поздно придется им уступить североамериканские владения наши». Нельзя было, однакож, при этом соображении не иметь в виду и другого: что весьма натурально и России, если не владеть всей восточной Азией, то господствовать на всем азиатском прибрежье Восточного океана. По обстоятельствам мы допустили вторгнуться в эту часть Азии англичанам... но дело это еще может поправиться тесной связью нашей с Северо-Американскими Штатами».

 

Как бы там ни было, пока на троне находился император Николай I, продажа Россией владений в Америке не имела перспективы. В этом государя не могли поколебать никакие военные неудачи.

 

Миссия Коллинза

 

Атмосфера в Петербурге стала меняться, когда на русский престол взошел либеральный Александр II. И Вашингтон начал делать новые пасы по приобретению Русской Америки. На этот раз вместо Сандерса за дело взялся некий Коллинз, предприниматель и, скорее всего, тоже тайный агент, прикрывавший свою деятельность шпиона званием торгового представителя США на Амуре. Он появился в Петербурге летом 1856 г. с проектом сооружения Байкало-Амурской магистрали от Иркутска до устья Амура, которая «откроет Сибирь для мировой коммерции». Муравьев поддерживал проект, но Сибирский комитет Госсовета в апреле 1857 г. его отклонил, отметив, что сооружение железного пути

 

«может быть впоследствии весьма вредно в том еще отношении, что поставит внутренние интересы восточной части Сибирского края в зависимость не от метрополии, как это до сих пор было, но от иностранцев и в особенности от североамериканцев».

 

Неудача с железнодорожным проектом Коллинза ничуть его не смутила. У него уже был новый грандиозный проект сооружения русско-американского телеграфа, который должен был протянуться от Вашингтона к Берингову проливу и через Россию в Европу до Лондона. В его обсуждение и разработку были вовлечены высшие государственные инстанции России с 1859 до 1867 г. Но как только решился вопрос об уступке Русской Америки, Вашингтон его отменил, и телеграфный кабель из Нового света в Старый был проложен через Атлантику.

Коммерческая миссия Коллинза, начавшаяся в 1856 г., была связана, скорее всего, с тем, чтобы создать почву для приобретения у правительства России его американские владения. Эта задача Коллинзу удалась[9]. 2 марта 1857 г. находящийся в Ницце вел. кн. Константин[10], главное действующее лицо всей истории, ибо Александр II был всецело под влиянием своего младшего брата, написал министру иностранных дел Горчакову[11] письмо следующего содержания:

 

«По случаю стесненного положения государственных финансов… оказывается необходимым прибегнуть к другим, более действенным средствам, чтобы выйти из нынешнего затруднительного положения. В этом отношении мне пришла мысль, что нам следовало бы воспользоваться избытком в настоящее время денег в казне Соединенных Северо-Американских Штатов и продать им наши Северо-Американские колонии. Продажа эта была бы весьма своевременна, ибо не следует себя обманывать и надобно предвидеть, что Соединенные Штаты, стремясь постоянно к округлению своих владений и желая господствовать нераздельно в Северной Америке, возьмут у нас помянутые колонии, и мы не будем в состоянии воротить их. Между тем эти колонии приносят нам весьма мало пользы и потеря их не была бы слишком чувствительна и потребовала бы только вознаграждения нашей Российско-Американской компании. Для ближайшего обсуждения этого дела и вычисления ценности колоний казалось бы полезным истребовать подробные соображения бывших правителей колоний адмирала барона Врангеля. Контр-адмирала Тебенькова и отставного контр-адмирала Этолина, находящихся в Петербурге, имея, впрочем, в виду, что все они могут иметь несколько пристрастный взгляд как члены Американской компании и причем как лица, которые провели лучшие годы жизни в колониях, где пользовались большой властью и значением. Соображения сии прошу в.с-во доложить государю императору»[12].

 

На письме царь начертал: эту мысль стоит сообразить. И в апреле 1857 г. адмирал Врангель, правитель колоний в 1830-35 годах, а с 1855 года министр морских сил, писал Горчакову:

 

«7484 акции РАК дают в год доход по 18 руб., т.е. всего 134712 руб. серебром. Откладывается в особый капитал 13471 руб. и для раздачи бедным - 673 руб. Итого - 148856 руб. Исходя из 4% это составляет капитал в 3721400 руб.». За уступку владений… наше пр-во могло бы истребовать такую же сумму и правительству, всего 7442800 руб. с. Богатые угольные запасы, лед, строительный лес, рыба… и превосходные морские порты представляют гражданам Соед. Штатов такое огромные выгоды, что пр-во Штатов не должно затрудниться в приобретении этих выгод этой сравнительно незначительной суммой». По мнению Врангеля, «если бы не будущие опасения, то без всяких сомнений и 20 милл. р. с. не могли бы почитаться полным вознаграждением за утрату владений, обещающих в развитии промышленной деятельности важных результатов».

 

Горчаков в записке Александру II от 29 апреля 1857 г. докладывал, что МИД «вполне разделяет мысль его имп. высочества вел. кн. Константина Николаевича относительно уступки наших владений», но предлагал не торопиться с практическим исполнением дела, а, соблюдая строжайшую тайну, предварительно поручить Стеклю «выведать мнение вашингтонского кабинета по сему предмету». 20 ноября 1857 года Стокль донес Горчакову о том, что будто бы возможно переселение мормонов из США в Русскую Америку. И хотя в действительности за этим письмом ничего не стояло, кроме слуха, в котором Стокль или кто-то, стоящий за ним, был заинтересован, посол не ошибся. На донесении царь сделал пометку: «это подтверждает мысль о необходимости решить вопрос о наших американских владениях».

Имеется еще один документ, полученный МИД России 7 февраля 1860 года. Его авторство приписывают капитану 1-го ранга Шестакову, тоже близкого к вел. кн. Константину, при Александре III одно время бывшего морским министром. Документ именовался «Об уступке наших американских колоний правительству Соединенных Штатов». В нем со ссылкой на доктрину Монро утверждалось, что догмат явного предопределения вошел в «жилы народа с молоком матери и вдыхают в себя с воздухом», и что он «уже и теперь осуществляется быстро поглощением соседних народностей, и та же судьба ждет наши колонии. Защитить их очевидно невозможно, а то, что удержать нельзя, лучше уступить заблаговременно и добровольно».

В мае 1860 г. по настоянию вел. кн. было решено на месте обревизовать положение РАК[13]. Для этого в Русскую Америку были направлены д.с.с. Костливцев от Минфина и капитан-лейтенант Головин от морского министерства. Осенью 1861 г. ревизоры вернулись и представили подробные отчеты. Их вывод: целесообразно сохранение компании.

Головин в своем отчете отмечал необходимость систематического плавания русских военных кораблей у берегов русских владений, поскольку влияния русских в Тихом океане нет вовсе.

Легко может случиться, - продолжал Головин, ссылаясь на пример с уступленным фортом Росс, где потом нашли золотые прииски, - что люди предприимчивые, принявшись за дело толково и с энергией, откроют и в колониях наших богатства, о существовании которых теперь и не подозревают. Что же касается до упрочения дружественных отношений России и Соединенных Штатов, то можно сказать положительно, что сочувствие к нам американцев будет проявляться до тех пор, пока оно их ни к чему не обязывает или пока это им выгодно. Жертвовать же своими интересами для простых убеждений американцы никогда не будут.

Стоит признать, что этот вывод не оставлял от интриг вел. кн. в пользу отказа России от американских колоний во имя дружбы и союза с Штатами камня на камне. И тот факт, что отчет Головина в этой части был положен под сукно, в том числе и от императора, является почти прямым доказательством государственной измены со стороны брата царя.

Опровергая мысль о малой коммерческой пользе РАК, Врангель в записке от 1 марта 1861 г. сообщал, что с 1822 по 1860 г. в казну от нее поступило 6508891 р. 85 коп. дивидендов.

Позиции тех, кто настаивал на продаже Русской Америки, становились шаткими. Но в начале 60-х она не состоялась. Сделке помешало отделение от Северо-Американского Союза 13 штатов, что с 1860 года обернулось гражданской войной, продолжавшейся до 1865 года.

Во время войны в США русское правительство соблюдало нейтралитет, но было на стороне северян. Когда чаша весов еще колебалась, оно отправило две русские эскадры в североамериканские порты. Их посылку восприняли как внушительную демонстрацию. Почти год курсировали военные корабли у берегов США. Всего в обеих эскадрах находилось двенадцать кораблей. На содержание эскадр было потрачено около 4 млн. руб. Русские корабли северяне встретили восторженно. Вел. кн. Константина пригласили посетить Штаты в качестве гостя американской нации и известили о том, что его «имя и заслуги» пользуются «общей известностью и уважением в Соединенных Штатах». Еще не «лучший немец», но уже кое-что.

 

Посольство Фокса

 

На ревизию РАК и положения дел в колониях надо было как-то реагировать. Специально созданный из представителей разных министерств Комитет, рассмотревший отчеты ревизоров, весной 1863 года высказался за сохранение РАК, за продление ее привилегий на 20 лет и принятие мер по совершенствованию ее деятельности по самостоятельному промышленному и торговому развитию края.

Осенью 1864 г. в Петербурге находились Коллинз и Сибли - глава Wtstern Union Telegraph Company. Янки все еще вели переговоры о строительстве телеграфа. В разговоре с Горчаковым Сибли назвал сумму, которую его компания готова была заплатить за разрешение провести телеграфную линию по землям британских владений. Узнав ее размер, Горчаков заметил, что дело «не стоит подобной цены» и что «Россия продала бы всю Аляску за немногим большую сумму». При этом он заметил, что не возражает против того, чтобы его предложение было доведено до сведения правительства США. Сибли, но скорее всего Коллинз, тут же сообщил содержание разговора послу Штатов в Петербурге Клею, а тот - госсекретарю Сьюарду.

В августе 1865 г. три штатовца (Буккер, Коулер и Смит) представили вел. кн. «грандиозный проект» океанской торговли, который они предварительно согласовали с рядом крупных предпринимателей (Вандербильдом, Лоу и др.). Проект предусматривал заселение Приамурского края переселенцами из Америки и уничтожение сухопутной торговли с Китаем. Этот план, заведомо несбыточный, был отклонен правительством России в январе 1866 г.. Не здесь ли кроются признаки грандиозного подкупа в пользу уступки Русской Америки, о котором стороны договаривались, прикрываясь безобидными коммерческими переговорами?

Между тем император утвердили «главные основания» для нового устава РАК, продлив ее привилегии до 1882 года и передав ее и русские колонии из ведения министерства финансов в морское ведомство. Местное население было освобождено от обязательного труда в пользу кампании и ему разрешили свободное перемещение. Решено было также открыть Новоархангельский порт на острове Ситха и порт Святого Павла на острове Кадьяк для свободной торговли. Эти решения были одобрены императором и подписаны вел. кн. Константином 2 апреля 1866 года.

Казалось бы, теперь статус русских владений в Америке надолго оставался неизменным. Их продажа снималась с повестки дня. Но этот вывод был неверен. В дальнейшем оказалось, что «высочайшие» решения представляли собой простой «клочок» бумаги, которому руководители Российской империи не придавали серьезного значения. В действительности вел. кн. одержал победу. Монополия РАК на хозяйствование, совмещение в одном лице «купца и администратора», перекрывало приток в колонии и русского частного капитала, делая недоступными их богатства русскому предпринимательству. О том, что Русская Америка обладает небывалыми природными ресурсами, включая золото и уголь, давно было известно. Зато казна теперь должна была еще и выплачивать компании ежегодную субсидию в 200 тыс. руб. Сумма небольшая, но она создавала иллюзию доказательства, что вел. князь-то прав.

И словно нарочно как раз 4 апреля 1866 года на Александра II было совершено покушение Каракозова, стрелявшего в царя. Госсекретарь Сьюард тут же поручил Клею поздравить императора со счастливым исходом дела. При этом он связал покушение с местью «за уничтожение в империи рабства», что доказывало, насколько в Вашингтоне были далеки от знания русской жизни. В мае конгресс США принял резолюцию, в которой указывалось:

 

«…конгресс с глубоким прискорбием узнал о покушении на жизнь императора России, учиненным врагом эмансипации. Конгресс шлет свое приветствие е. и. в-ву и русскому народу и поздравляет двадцать миллионов крепостных с избавлением по воле провидения от опасности государя, уму и сердцу которого они обязаны благодеяниями своей свободы».

 

Но и это не все. Власти США, решив не упускать момента, послали в Россию чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Фоксом, снарядив монитор «Мианмономо» и военной корабль «Аугуста». Царь распорядился принять делегацию с «русским радушием».

Радушный прием посольства, начавшийся 25 июля 1866 г., вылился в беспрецедентную демонстрацию дружественных чувств, выражение искреннего доброжелательства к народу Соединенных Штатов со стороны самых различных слоев русского общества. 27 августа делегацию принял император, на другой день царь посетил корабли США. Затем последовали обеды и ужины, осмотр достопримечательностей. Городская дума Петербурга избрала Фокса почетным гражданином. 10 августа в Петергофе был устроен торжественный обед, где царь предложил тост «за процветание Северо-Американских Соединенных Штатов и за продолжение наших дружеских с ними отношений». Затем делегация посетила Москву, Н. Новгород, Кострому, Тверь и др. города. В Москве к Фоксу была допущена делегация крестьян, ей он подарил флаг США. Были изданы статьи и брошюры, где речь шла о «фактическом союзе двух великих народов», союза, в действительности никогда не существовавшего и даже не обсуждавшегося.

Пока делегация США была в России, министр финансов Рейтерн[14] представил царю доклад о дотации РАК и о списании 725 тыс. руб. ее долга казне, что было утверждено 20 августа 1866 г. Именно этот контраст - делегация победителей-янки и нищета РАК, - по-видимому специально организованный вел. князем, спровоцировал императора «все более утверждаться во мнении о целесообразности избавиться от обременительных владений в далекой Америке».

16 сентября 1866 г. министр финансов представил царю записку, где отмечал необходимость соблюдения строжайшей экономии во всех государственных расходах, включая два военных министерства. Поскольку «при нынешнем истощенном состоянии страны внутренние займы… должны быть совершенно исключены», единственный выход - получение средств из-за границы. Но даже если все сократить расходы до минимума, писал Рейтерн, в три года необходимо будет приобрести до 45 млн. руб. экстраординарных ресурсов.

Не успели остыть следы заокеанского посольства, как в Петербург явился посланник Стокль. Он приехал в октябре 1866 г. и находился в столице до начала 1867 года. Это послужило поводом к возобновлению рассмотрения вопроса о судьбе Русской Америки Горчаковым, Константином и Рейтерном. После разговора со Стоклем вел. князь 7 декабря 1866 г. поручил Краббе[15], управляющему морского министерства, сообщить князю Горчакову, что он не изменил высказанным им девять лет назад мыслей. Наоборот, у него появились новые и существенные доказательства их подтверждения.

Главное из них состояло в том, что ближайшее знакомство с положением колоний показало «во всей очевидности», что мы поставлены если не навсегда, то на весьма продолжительное время в необходимость искусственными мерами и денежными пожертвованиями поддерживать частную компанию, доказавшую свою несостоятельность, и даже оставить ей часть прав, которые могут принадлежать лишь правительственным учреждениям. А будущность России на крайнем востоке предстоит в При-Амурском крае. Если присоединить к этому исключительные выгоды, которые может предоставить нам тесный союз с Северо-Американскими Штатами, то уступка этих колоний, не приносящих нам и не могущих принести пользы, и которых мы не можем защитить, удовлетворила бы требованиям предусмотрительности и благоразумия.

По справке от 8 декабря 1866 г. вице-адмирала Тебенькова, члена исполнительной части Главного правления РАК, компания имела долгов, подлежащих немедленной уплате, на 1,12 млн. руб., стоимость ее имущества в колонии - 1,79 млн. руб., стоимость кораблей - 0,48 млн. руб., годовые доходы - 0,72 млн. руб. годовые расходы - 0,68 млн. руб. При этом директор Госбанка Дидерикс отметил, что расходы исчислены в полном объеме, а доходы - в весьма умеренном. Он оценивал будущее РАК как достаточно благоприятное. Таким образом, все финансовые домыслы сторонников продажи повисали в воздухе. Но на справку Тебенькова и мнение Дидерикса махнули рукой.

Уже 12 декабря 1866 г. Горчаков просил царя провести особое совещание в его присутствии, указав на необходимость соблюдения непременной секретности. Заседание состоялось 16 декабря в час пополудни в парадном кабинете МИД. На нем присутствовали: Александр II, вел. кн. Константин, Горчаков, Рейтерн, Краббе и Стекль. Все участники высказались за продажу русских колоний. Вопрос был решен положительно менее чем за час. Стенограммы заседания не обнаружено, да и вряд ли ее в тот день вели. Не сохранились и дневниковые записи вел. кн. Константина как раз за ноябрь-декабрь 1866 г.

 

Стокль и Сьюард

 

Местом совершения договора избрали Вашингтон, резиденцию покупателя. Символический момент. Чтобы договориться, продавец снизошел до покупателя, оказался на его территории и, таким образом, под его влиянием. Все тонкости и секреты сделки надо было сохранить в тайне, ибо продавцам было что скрывать от высшей аристократии и сановной номенклатуры даже в такой специфической форме правления Россией, каким была абсолютная монархия, не стесненная в тот период никакими законодательными ограничениями. Царь не решался действовать против интересов дворянства, но уступить колониальные владения он мог в любую минуту.

Ведущая роль была поручена Стоклю, лицу, пользующемуся доверием обеих сторон. Со стороны Вашингтона такое доверие, как мы предполагаем, было обусловлено тем, что русский агент был двойным агентом. И в Петербурге его избрали отнюдь не случайно. С Россией его ничто не связывало. Здесь у него, выходца из Бельгии с мутным этническим происхождением, не было ни родственников, ни имущества, ни могил предков. То был 65-летний «мавр», который мог вообще исчезнуть после того, как он сделает свое дело. Что и произошло впоследствии[16].

На все процедуры у составителей договора ушло три месяца. Старт, данный в Петербурге 16 декабря 1866 года, завершился финишем в Вашингтоне 18 марта 1867 года.

В Петербурге торопились. 18 декабря Краббе представил царю записку «Пограничная черта между владениями России в Азии и Северной Америке», которая была одобрена 22 декабря и через Горчакова передана Стоклю. 5 января 1867 г. Рейтерн переслал Горчакову, а тот Стоклю «соображения» «на случай уступки» «наших колоний», указав, что денежное вознаграждение за уступку колоний должно составлять не менее 5 млн. долларов.

Прибыв в Нью-Йорк 3 февраля, Стокль на три недели слег из-за травмы, полученной во время путешествия. Переговоры с Сюартом были начали 29 февраля. 3 марта он доложил вопрос кабинету, увеличив цену до 7 млн. долл. Прежние 5 млн. были неудобны, так как стали известны предложения Вашингтона о покупке у Дании островов Сент-Томас и Сент-Джон в Вест-Индии за 5 млн. Кабинет одобрил проект и 6 марта президент Джонсон подписал полномочия Сьюарта. 7 марта проект договора был согласован. 10 и 13 марта Сьюарт и Стокль обменялись нотами. 13 марта Стокль отправил из госдепартамента телеграмму Горчакову. 16 марта царь утвердил проект телеграммы Стоклю и 17 марта она была им получена.

Сьюард не хотел ждать ни одной лишней минуты. Так как министр финансов США отказался произвести уплату в Лондоне, а лишь в Вашингтоне, то сумма договора была повышена с 7 до 7,2 млн. долларов. В 4 часа утра 18 марта текст был подписан. В 10 часов того же дня президент Джонсон направил договор в сенат «для рассмотрения на предмет ратификации». Комитет по иностранным делам 27 марта представил договор сенату на утверждение. В 13 часов сенат уже слушал Ч. Самнера, председателя комитета, произнесшего в пользу ратификации трехчасовую речь. 28 марта договор ратифицировали 37 голосами против 2.

7 апреля император получил от Стокля ратифицированный договор. Его контрассигнировал вице-канцлер князь Горчаков и 3 мая 1867 г. ратифицировал Александр I[17]. На донесении Стокля он написал: «За все, что он сделал, он заслужил особое «спасибо» с моей стороны».

Если в Петербурге не было никаких проблем, да их и быть не могло, разве что безобидная сановная фронда, то интрига с окончательным оформлением договора в Вашингтоне на этом не окончилась. Ратифицированный сенатом текст надлежало дополнить решением палаты представителей о выделении из бюджета 7,2 млн. долларов золотом.

Вокруг этого решения вашингтонские политики, скорее всего, запланировали устроить нечто вроде ритуальных демократических плясок, чтобы пустить пыль в глаза, с одной стороны, критикам правящей партии, как раз пытавшимся спихнуть с должности президента США, с другой - русскому императору, на которого в собственной стране политические критики с бомбами и револьверами затеяли настоящую охоту.

Денежным скандалом надо было заслонить политическую сомнительность сделки и навсегда похоронить возможность выяснить подоплеку беспрецедентного решения, на которое почему-то пошел Петербурга. Для этого в тексте договора была внесена заведомая двусмысленность. Одна статья говорила о том, что Вашингтон вступает о владение русскими колониями сразу же с момента ратификации. Другая - что выплата денег производится в 10-месячный срок со времени обмена ратификациями. На столь явное логическое противоречие закрыли глаза. Но почему?

Секрет Полишинеля состоял в том, что государственная казна Штатов была пуста, и власть, действующий как биржевой игрок, жила в кредит. Весь мир знал, что у Вашингтона свободных средств нет. Хотя северяне и сломили южан, но гражданская война не умножила финансовые возможности победителей. Тем не менее, Вашингтон активизировал свои усилия по приобретению Русской Америки сразу же после окончания войны. Спрашивается, откуда деньги, если результат войны - одни лишь долги?[18]. Как полагает Зинухов, исследовавший этот вопрос, покупку финансировал банк «Де Ротшильд Фрэр» через свой филиал в Нью-Йорке, которым управлял некий Бельмонт, являвшийся советником президента США.

Между тем демократические Штаты зашлись в притворной дискуссии о том, выгодна или убыточна им эта сделка. Для нас, само собой, возражения против приобретения русских колоний вряд ли представляют интерес. Теперь-то мы знаем, что их вдохновляло - не суть дела, а политические дрязги, страсть к скандалам, простой заказ. Другое дело - аргументы за. Тут, надо признать, можно увидеть много интересного.

Вот как отнеслись к возможности приобретения русский владений политики Штатов. Сенатор Доннели - Америке предначертано «сосредоточить в своих руках торговлю всех морей и царствовать над миром», конгрессмен Раум - присоединение Аляски ускорит превращение США в «ведущую торговую державу мира», которая будет контролировать всю богатую торговлю с Востоком. Которая вся окажется в наших руках. Сенатор Гвин считал их «прекрасной морской и стратегической базой». Конгрессмен Орг: владея Аляской и сотнями ее островов, мы можем возглавить и контролировать тихоокеанскую торговлю. Командор Роджерс писал, что цена покупки ничтожна и США приобретают полосу побережья, равную Норвегии, снабжающей лесом чуть ли не всю Европу. По мнению генерала Мигса «ценность Русской Америки, ее рыбных и минеральных богатств превосходила жаркие прерии Мексики и плодородные плантации Кубы. Профессор Агассис в письме Самнеру специально обращал внимание на огромные природные ресурсы Русской Америки и выгоды, которые получит в результате ее присоединения торговля США.

Министр финансов США в 1845-1849 Уокер, затем влиятельный вашингтонский адвокат, сторонник аннексий во всех направлениях, в статье в «Washington Daily Morning Chronicle» от января 1868 г. подчеркивал, что в будущем борьба за торговое господство в мире будет решаться главным образом на Тихом океане, и «присоединение Аляски, включая Алеутские острова, в огромной мере укрепит нашу позицию». «Театром наших величайших триумфов призван стать Тихий океан, где у нас скоро не будет ни одного грозного европейского соперника. Конечным итогом будет политический и коммерческий контроль над миром».

«Нью-Йорк коммершиал адвертайзер» в номере от 18 марта 1867 г. писала, что «уступаемая территория… имеет огромное значение в качестве морской базы по стратегическим соображениям. Она представляет собой ценную пушную область и включает огромную территорию, владение которой склонит в нашу пользу обширную тихоокеанскую торговлю».

На следующий день после подписания договора профессор Бэйрд в письме к Самнеру сообщил, что Смитсоновский институт располагает обширной информацией о природных ресурсах Русской Америки, предоставил информацию в отношении животного мира и выразил надежду, что сенат одобрит это ценное приобретение. Двух экспертов этого института - Банистера и Бишофа попросили дать показания перед комиссией по иностранным делам.

Речь Самнера в сенате представляла собой детальное, можно сказать научное, обоснование выгодности договора о покупке Русской Америки и образец ораторского искусства. В ней он указывал, что договор «является заметным шагом в оккупации всего Североамериканского континента», в результате которой с территории Северной Америки удаляется одна из монархических держав. Завершая речь перечислением огромных природных ресурсов Русской Америки, включая рыбные, пушные, лесные и минеральные богатства, Самнер дал приобретаемой территории новое наименование. Следуя за туземным населением, он назвал ее Аляской.

Дискуссия в палате представителей началась 18/30 июня 1868 г. С обстоятельным докладом выступил Бэнкс, председатель комитета по иностранным делам. Основное внимание он уделил стратегическому положению новой территории. Владея Аляской, Алеутскими островами и договорившись с Гавайями, Соединенные Штаты получат в свои руки «контроль над Тихим океаном», а Алеутские острова станут «мостом между Америкой и Азией». США будут играть на Тихом океане «цивилизаторскую роль, которая когда-то принадлежала Европе. Аляска - часть этого будущего, и, если Соединенные Штаты не возьмут будущее в свои руки, это сделает их британский противник».

Билль о выделении 7,2 млн. долл. палата одобрила 2,14 июля 1868 г. 113 голосами против 43 и 44 не голосовавших. До 12/24 июня 1868 г. его согласовывали, а 15/27 июля он был подписан президентом.

 

Странный договор и пропавшее золото

 

Договор умещается на пяти страницах и состоит из преамбулы и семи статей. Никаких приложений, дополнительных протоколов или секретных статей у него нет. Его предметом заявлена «уступка» русским императором «Северо-Американских колоний». Его целью - желание упрочить, если возможно, доброе согласие, существующее между императором Всероссийским и Северо-Американскими Соединенными Штатами.

В статье I сказано, что император обязуется «уступить Северо-Американским Соединенным Штатам всю территорию с верховным на оную правом, владеемым ныне его величеством на Американском материке, а также прилегающие к ней острова». Уступка производится «немедленно по обмене ратификаций». Далее идет описание «географических границ», в которых «заключается сказанная территория». При этом статья буквально воспроизводит текст двух статей русско-британской конвенции от 16/28 февраля 1825 года.

В статье II сказано, что «с территорией, уступленной верховной власти Соединенных Штатов, связано право собственности на все публичные земли и площади, земли, никем не занятые, все публичные здания, укрепления, казармы и другие здания, не составляющие частной собственности. Однако постановляется, что храмы, воздвигнутые Российским правительством, остаются собственностью членов православной церкви, проживающих на этой территории и принадлежащих к этой церкви».

Статья III предоставляла жителям уступленных территорий, за исключением диких племен, право возвратиться в Россию в трехгодичный срок или остаться в уступленной стране на правах граждан Штатов. Дикие же племена будут подчинены законам и правилам Штатов.

Статья IV обязывала императора назначить своего уполномоченного для формальной передачи уполномоченному от Штатов вышеуступленных территорий, верховного права и частной собственности. При этом она оговаривала, что «уступка с правом немедленного вступления во владение, тем не менее, должна считаться полною и безусловной со времени обмена ратификаций, не дожидаясь формальной передачи оных».

Статья V устанавливала, что всякие укрепления или военные посты немедленно передаются уполномоченному Штатов после обмена ратификацией и все русские войска выводятся «в удобный для обеих сторон срок».

Статья VI обязывала Штаты заплатить уполномоченному императором лицу в казначействе в Вашингтоне семь миллионной двести тысяч долларов золотой монетой в десятимесячный срок со времени обмена ратификацией. Уступка территорий и верховного на оную права сим признается свободной и изъятой от всяких ограничений, привилегий, льгот или владельческих прав Российских или иных компаний, прав товариществ, за исключением только прав собственности, принадлежащих частным лицам. Уступка эта заключает в себе все права, льготы и привилегии, ныне принадлежащие России в сказанной территории, ея владениях и принадлежностях.

Статья VII говорила о ратификации договора в трехмесячный срок в Вашингтоне.

В формуле ратификации Александром II говорилось о ненарушимости его соблюдения и исполнения «императорским нашим словом за нас, наследников и преемников наших».

Странность настоящего текста, прежде всего, вытекает из его нарочитой краткости. Он, в сущности, составлен таким образом, что каждая из статей, представляет собой не более чем декларацию. Практически каждое его положение нуждается в разъяснениях и дополнительных соглашениях.

Значительная часть проблем, возникающих в результате уступки, вообще оставалась за скобками. Почему-то уступалась вся территория – не только материковая, но и островная. Россия не закрепила за собой ни одного острова, как раз ту часть колоний, которая была ею лучше всего освоена и обжита. За русскими китобойными, пассажирскими и военными судами не осталось ни одной гавани или порта. Они лишались свободы промыслов, которыми, кстати, обладали граждане США в водах Русской Америки по конвенции 1825 г. С одной стороны, Россия лишалась возможности сохранить в Русской Америке свое военное или военно-морское присутствие, а с другой – договор не предусматривал, например, ее демилитаризацию или, на худой конец, вполне определенные гарантии, чтобы уступленные территории и морские пространства было запрещено использовать в целях, враждебных или недружественных России.

Что, к примеру, имеет в виду договор под термином «уступка»? Предполагает ли она продажу, которая носит бессрочный характер, или речь идет о передаче предмета договора во временное владение? Употреблен ли термин «уступка» в качестве синонима термина «продажа» или, наоборот, уклонение от прямого обозначения желания уступающего как раз должно свидетельствовать о том, что никакой продажи нет и в помине? Кем являются стороны договора? Продавцом и покупателем, как бывает в сделках купли-продажи, или же Россия арендодатель, а Штаты - арендатор, и русская территория на американском материке не более чем предмет временной аренды.

Если это купля-продажа, то установленная договором цена непомерно мала. Поскольку за всю территорию колоний их приобретатель уплачивает всего лишь 7,2 млн. долл., то «уступка» являтся арендой. Когда в товар превращается земля или водные пространства, то обычно их цена в сделках купли-продажи определяется 50-кратной расчетной ценой получаемой с них прибыли в год. Эти величины предполагают наличие рынка земли, где продавец в любой момент может стать покупателем. Но тут-то не было ничего подобного. Государства землями не торговали.

К тому же основной капитал РАК оценивался накануне «уступки» в 2,27 млн. руб. В долларах это 1,49 млн. Ежегодно кампания получала 400 тыс. руб. чистой прибыли или, исходя из того же курса, 262 тыс. долл. Стало бать, одну лишь кампанию можно было продать за 15,4 млн. долл[19].

Но ведь это ничтожная часть уступаемых владений, не больше нескольких процентов. До материковой части колонии компания так и не добралась, хотя уже несколько десятилетий как были открыты содержащиеся в ее недрах обширные ископаемые. В цену договора эти богатства вообще не включены. Следовательно, даже при элементарном подсчете оказывается, что «уступка» не могла быть куплей-продажей. Но тогда она являлась формой аренды. Однако, если имела место аренда, то что является ее предметом? При цене в 7,2 млн. долл. в аренду могла входить лишь недвижимость компании. Только тогда договор имел какой-то экономический смысл. Положения статьи I и IV странным образом противоречат положениям статьи VI. В первых Россия обязывалась уступить колонии в момент обмена ратификациями, в последней - обязанность Штатов заплатить растягивалась на десять месяцев. При договоре аренды такое противоречие несущественно, при договоре купли-продажи - невозможно.

Наконец, перенесение обмена ратификационными грамотами и места производства денежного расчета по договору в Вашингтон должно настораживать. С одной стороны, это указывает на спешность исполнения договора. Прежде всего со стороны Петербурга. И не вполне понятно, чем она была обусловлена. С какой стати русской стороне надо было торопиться? Торопилась конечно же не Россия и даже не император, а отдельные лица, лично заинтересованные в сделке. Надо полагать - вел. кн. Константин. Гораздо серьезнее второе условие. Если бы местом расчета был определен Петербург, то весь риск перевозки золотой монеты через Атлантику, как и транспортные издержки, ложились бы на Штаты. Но не это главное. Заокеанский расчет давал возможность распорядиться золотом по своему усмотрению. И ведь оно таки и не дошло до хранилищ русского государственного казначейства. Английское судно, барк «Оркни», перевозившее его, утонуло в водах Балтики. Вот только вопрос: был ли ценный груз в момент крушения в трюмах корабля?

Между тем не все до конца ясно с тем, как были осуществлены платежи. На следующий день после выделения средств конгрессом Сьюард направил министру финансов просьбу выписать Стоклю ордер на 7,2 млн. долларов золотом, что и было сделано 18 июля/1 августа 1868 г., а Стекль дал расписку, что получил 7,2 млн. долл., поручив банку Риггса перевести деньги в Лондон банку «Братья Баринг и Ко», который вел финансовые дела русского правительства за рубежом.

Вот только на чеке, оформленном для Стокля, нет никаких записей, свидетельствующих, что речь идет о золотой наличности. В качестве получателя платежа там стоит имя Стокля. Согласно условиям, он мог получить деньги, являясь дипломатическим представителем России, но сразу после ратификации договора Горчаков передал все полномочия по завершению данного дела в министерство финансов. Последнее обязано было прислать в Вашингтон своего представителя, имеющего соответствующую доверенность. Представитель обязан был, получив наличные «золотые монеты», доставить их на российский военный корабль и по прибытии в Петербург передать в государственное казначейство. Вместо этого Стокль получил чек на 7,2 млн. гринбеков, которые котировались значительно ниже золотых долларов. В пересчете на золотую наличность он получил лишь 5,4 млн. Одна эта «оплошность» стоила русской государственной казне 1,8 млн. долларов. Кто-то хорошо нажился.

 

Великий князь Константин Николаевич

 

Можно ли не увидеть в рассматриваемой нами сделке, не имеющей прецедента в истории нового времени, очевидную, бросающуюся в глаза фальшь. Двойное дно договора вообще не поддается сокрытию. Для современного исследователя это очевидно. С одной стороны, энергичная идеология правящего класса США, опирающаяся на доктрину Монро[20], суть которой – Америка для американцев. С другой - реальная политика вашингтонских администраций, кто бы ее ни возглавлял, которая заключалась в распространении ее суверенитета на весь континент. Программа-максимум при этом включала поглощение Штатами как русских владений в Америке, так и Канады и Мексики. Тот факт, что две последних страны так и не оказались в их государственных объятиях, это все лишь случай. Удалось выполнить программу-минимум. Овладеть Русской Америкой. При этом ее приобретение было последним и в истории Штатов и вообще в мировой истории. С 1867 г. ни одно государство ни своими колониями, ни, тем более, национальными территориями не торговало и не уступало. Разве что в результате поражения в войне.

В отличие от Мексики, которую ее восточный сосед мог на практике просто аннексировать, что и предпринимал в XIX веке не один раз, война Штатов с Россией в целях захвата ее колоний была исключена. Она могла закончиться для Вашингтона плачевно. Нельзя было исключить, что в случае такой войны Британия и Россия, между которыми сразу же после победы над Наполеоном пробежала кошка, станут союзниками. И как знать, не уступила бы в этих условиях Россия эти свои владения той же Британии, сталкивая тем самым оба англосаксонских государства лбами на многие столетия? К тому же еще не забылись причины гражданской войны в США. Она могла возобновиться теперь уже с участием британских и русских вооруженных сил, но на стороне южан. И тогда от целостности Штатов ничего бы не осталось.

Словом, как решили в Вашингтоне, приобретение русских колоний должно было пройти в исключительно мирных условиях, а со стороны Петербурга к тому же - совершенно добровольно. Для такого решения имелись свои благоприятные предпосылки. Вопрос решался волей монарха. А ее определяют фавориты и высшая бюрократия. Чтобы решить задачу в свою пользу, Вашингтону надо было найти поддержку в петербургском высшем свете, отыскать там союзников, приближенных к самому императору. Для штатовских политиков, да и многих влиятельных бизнесменов западного и восточного побережий, одержимых идеей аннексий, такая стратегия была очевидной. И их первым удачным объектом на пути приобретения русский колоний стал посланник Стокль. Он сделался их агентом влияния еще в 40-50 годы.

Это предположение следует хотя бы из того вроде бы несущественного факта, что Стокль, откровенно лоббируя интересы американских предпринимателей, стремящихся к свободе рук в русских владениях, выступал противником привилегий Российско-Американской кампании, установленных в отношении ее монополии в хозяйственных сферах. Он, к примеру, писал в донесении в русский МИД 1 ноября 1857 г., за 10 лет до оформления договора, что «монополия - это учреждения не нашего века, и на Тихом океане они так же невозможны, как и в любом другом месте». Либеральная мысль посланника совпадала с взглядами либерального великого князя, в декабре 1857 года писавшего Горчакову по поводу деятельности этой кампании, что не следует соединять в одном лице «купца и администратора»[21].

В дальнейшем именно Стокль был активным проводником идеи отказа России от американских колоний, используя свои служебные привилегии. И о ней именно он впервые заговорил еще в царствование Николая I, а не вел. кн. Константин с его письмом из Ниццы в 1857 г. Но при всех дипломатических возможностях и неутомимости Стокля его воздействия на принятие решения в Петербурге было недостаточно. Вашингтону надо было найти влиятельного сторонника отказа России от ее колоний среди наиболее приближенных к царю лиц. Точнее говоря, это мог быть лишь член императорской фамилии.

Таким человеком мог стать лишь младший брат царя вел. кн. Константин. Обществу, тем более дипломатическим миссиям, были известны не только его либеральные взгляды, соединенные с глубокой безнравственностью, но и огромное влияние на старшего брата. Можно лишь догадываться, вследствие чьих хлопот было написано пресловутое письмо Константина Горчакову из Ниццы. Но оно не было случайностью. Желание снизить государственные расходы и увеличить доходы казны - лишь подвернувшийся под горячую руку повод, чтобы поставить в повестку дня вопрос об американских колониях.

Превращение Константина в главу «партии уступки колоний», скорее всего, состоялось между 1855 и 1857 годами. Пока был жив Николай I, в семье царя об этом нельзя было и думать. Но в начале 1855 Николай неожиданно умер и в стране, угнетенной поражением в Крымской войне, началось брожение умов - вплоть до умопомрачения. В том числе и в самых высших сферах. Что происходило тогда с вел. кн., пока что историкам неизвестно. Но, возможно, обстоятельства грехопадения скрывают русские и штатовские архивы, служебная и частная переписка, те же личные дневники, которые в ту эпоху вели чуть ли не все поголовно. Прямых улик пока нет. Но их никто и не пытался найти. Что же касается косвенных доказательств, то таковых более чем достаточно. Ведь простой настойчивости вел. кн. было явно недостаточно. В глазах императора надо было создать иллюзию безвыходности, такого серьезного положения государства, при котором уступка колоний становилась бы неизбежной, причем единственным их приобретателем могли быть лишь Северо-Американские Штаты. Чтобы царь пришел к такому выводу, вел. князю пришлось превратить «партию уступки» в настоящий заговор.

Но заговор, о котором идет речь, не мог иметь широкого распространения. Наоборот, его должна была составлять небольшая группа. Удача всего предприятия зависела от влиятельности его членов, причем не в Госсовете или Сенате, которых можно было устранить от дела, а в министерствах, обойтись без которых было никак нельзя. В конце-концов, возможности появились только тогда, когда на все ключевые административные посты были поставлены люди, близкие Константину, и он сам занял должность председателя Госсовета.

Что подтверждает наличие заговора? Суженный состав лиц, привлеченных к решению вопроса об уступке колоний. Их было всего лишь четверо – младший брат царя, министры Горчаков, Рейтерн и Крабе. Посланник Стокль, строго говоря, не в счет. На него смотрели как на необходимого посредника. В курсе дела были некоторые чиновники средней руки, но им и в голову не могло прийти распространяться, наверняка рискуя карьерой. Их действия в пользу уступки колоний носили характер соучастия.

Так, например, в МИДе стали оспаривать юридическую силу принятых годом раньше решений о продлении привилегий Российско-Американской компании. В записке вице-директора Азиатского департамента Энгельгарда Горчакову от 26 октября 1867 г. утверждалось, что никакого формального продления привилегий РАК «не состоялось, а были только утверждены… главные начала, на коих правительство согласно дать компании эту привилегии». А раз так, то заключение договора об уступке колоний было юридически безупречным и на имущественные и правовые претензии со стороны правления компании можно было не обращать внимания.

Обсуждение вопроса было настолько засекречено, что о нем не знал никто из остальных министров, члены Госсовета и другие сановники империи. Ни одному ведомству не было поручено исследовать уступку колоний как проблему. Не создавали и межведомственную комиссию, которая должна бы подготовить доклад и предложения, что тогда было обычной практикой. Все решалось келейно, а о привлечении ученых или экспертов не было и речи.

И разве не указывает на заговор тот факт, что к обсуждению и решению вопроса не было привлечено правление самой Российско-Американской компании. О том, что колонии проданы, там узнали из газет. Князь Гагарин, с 1862 г. директор департамента законов Госсовета, с 1864 г. председатель комитета министров, в записке от 6 мая 1867 г., сохранившейся в архиве министерства финансов, писал, что «правительство продало частное имущество без всякой оценки и без всякого согласия со стороны законного владельца».

Был ли сам император участником заговора? Определенно нет. Состоять в заговоре против самого себя может лишь умалишенный, а Александр II таким недугом не страдал. Царь, скорее всего, проявил здесь невероятную доверчивость, если не сказать - легкомыслие, подобно Отелло, и был обманут. Царь не был участником заговора, но стал его частью, поскольку в условиях абсолютизма принятие решения формально зависело только от него самого.

На заговор намекают и некоторые статьи договора, посвященные расчетам, о чем уже сказано выше, которые создавали условия присвоения значительной части денежных средств его участниками и с русской, и со штатовской стороны. Финансовые злоупотребления Стокля практически доказаны, как и взяточничество нескольких десятков высокопоставленных и влиятельных политиков США, в чем правосудие почему-то не нашло никакого криминала.

Мало что известно о приобретениях Константина и его министров, участвовавших в деле. Глухо известно о спекуляциях вел. князя с акциями Российско-Американской компании, взлет цен которых нетрудно было предвидеть. Но это такая мелочь, которую не стоит принимать всерьез. Что в действительности досталось вел. князю, еще предстоит исследовать, но, скорее всего, здесь Вашингтон не стоял за ценой и дело шло о баснословных суммах, исчисляемых миллионами[22]. Увы, вел. кн. был к тому же сластолюбив, обзаведясь не только официальной, но и гражданской семьей, в которой прижил аж четырех детей.

 

Щедрые русские уступки XX столетия. Продолжение следует.

 

Дело об уступке Русской Америки Северо-Американским Штатам, состоявшейся в 1867 году, в настоящее время предмет архивных изысканий и нескольких строк в школьных и университетских учебниках, если повезет - пары серьезных монографий. Его политическое значение, напротив, с годами становится все актуальнее. А все потому, что прецедент оказался для государственных властей России весьма соблазнительным. Первая в русской истории добровольная территориальная уступка, оформленная как простая сделка то ли купли-продажи, то ли аренды не стала последней. Начиная же с 1990 года раздача русских территорий превращена чуть ли не в повседневную практику. Несколько месяцев назад росчерком пера Китаю уступлены острова на реке Амур. На очереди Курилы, Калининградская область, земли на Кавказе. Что может последовать потом? Весь Кавказ, Сибирь?

Если в результате продажи Русской Америки предметом уступки оказалось 1,5 млн. кв. км или 6% суши тогдашнего Российского государства (не считая морских территориальных вод, составлявших тогда лишь 3 прибрежных мили), то к моменту написания настоящей статьи Россия только с 1990 по 2004 год включительно уступила еще 5,5 млн. кв. км., или почти 24% суши[23]. К этому надо прибавить континентальный шельф и прилегающую к утраченному побережью полосу морской экономической зоны в 200 английских миль.

В эту ведомость не входит значительная часть Берингова моря, площадью в четыре Польши, безвозмездно подаренная Горбачевым Штатам в том же 1990 году, как выяснилось значительно позже, за взятку, вообще-то смехотворно низкую по сумме[24]. Сколько получил Шеварднадзе - пока что неизвестно, но в том, что он действовал небескорыстно, нет никаких сомнений.

Однако, если прямая государственная измена, совершенная Горбачевым и Шеварднадзе, тогда министром иностранных дел СССР, так и осталась не наказанной, не возбуждалось даже уголовного дела, есть ли гарантия, что не может произойти нечего подобного? И если неизвестно или известно недостаточно, как были утрачены американские владения России, если массовое сознание относилось прежде и относится теперь к этому историческому факту безразлично, то разве не может с таким же точно чувством отнестись оно и к повторению таких уступок? Тем более, что территориальные потери 90-х годов происходили если и не с согласия, то при очевидном поощрении русского населения России.

История освоения Россией своих американских колоний исследована более или менее серьезно. Что же касается того, каким образом, кем именно и благодаря каким обстоятельствам и причинам Русская Америка перешла к Северо-Американским Штатам, в России опубликовано лишь несколько статей, часть которых использована в настоящей работе, а также издана в 1990 г. 370-страничная монография Болховитинова, послужившая для автора основным информационным источником. Но она несет на себе печать горбачевского «смутного времени», ельцинско-чубайсовской ксенофилии и сводится главным образом к повествовательному описанию, а не к глубокому, вдумчивому, критическому анализу процесса. Она написана не с русской, а с объективистской, абстрактной точки зрения. Специальной научной русской работы, посвященной уступке Русской Америки, пока что не написано.

В прежних работах, изданных по этому предмету, обнаруживаются два принципиально различных взгляда. Большинство авторов, принадлежащее главным образом либо к официальной исторической науке под эгидой Российской Академии наук или к дипломатическим учреждениям, подведомственным МИДу, подобно Болховитинову, относится к уступке в целом положительно, считая официальные аргументы той поры вполне основательными, хотя и небезупречными. Другие авторы, не связанные с властью административными узами, смотрят на сделку иначе. Для них она - бесспорное и откровенное предательство национальных интересов России, результат недобросовестности и даже заговора[25].

Действительно, даже при поверхностном знакомстве с материалами исследователей, посвященных договору об уступке Русской Америки США, обнаруживается множество несуразностей. В России ее колонии рассматривали как источник расходов; в США - как кладовую неисчислимых богатств. Русские власти считали, что владение колониями в Америке стратегически ослабляет Российскую империю; власти США видели во владении Аляской громадные стратегические преимущества. В России решение принималось узкой группой приближенных к императору лиц; в Вашингтоне вопрос подписания договора и его ратификации подробно дебатируется в Конгрессе. В России продажа колоний - дело одной лишь бюрократии и царя, их нисколько не волнует мнение науки; в США - проблема приобретения тщательно обсуждается с привлечением ученых. В России даже пресса всего лишь публикует несколько статей, народ же и так называемое общество безмолвствует; в США - этому уделяют продолжительное внимание более сотни газет, общество не только информируется, приобретение Аляски - настойчивое желание жителей западной части страны и твердое убеждение демократических патрициев.

Скажем сразу: в сущности, Россия не продавала свои американские колонии, она отказывалась лишь от юридического права на них. Штаты же, в свою очередь, приобретали не только право на Русскую Америку, но и саму Русскую Америку, все ее естественные богатства и стратегическое положение. Вряд ли неэквивалентность этой сделки не была заведомо очевидна для ее участников. Во всяком случае, это знали и понимали в США. Думается, доподлинно знали и русские власти, что является в действительности предметом сделки, понимая - какова настоящая его цена.

По привычки мы, русские, все еще полагаем, что Россия - самое большое государство на планете. И поэтому она может считать себя великой державой. Арифметически так оно есть. Но алгебраически мы уже лет пятнадцать как распадающаяся, деградирующая и вымирающая страна среднего калибра, с которой можно не считаться. Последние события тому наглядное подтверждение. Латышские власти дискриминируют половину подвластного им населения лишь из-за того, что родным для них являет русский язык. Литовские устанавливают унизительные правила въезда и выезда граждан России в Калининградскую область, каких, заметим, нет нигде в мире. Новый грузинский лидер приказывает топить морские прогулочные катера с русскими отдыхающими. И это произносит глава государства, у которой вместо военно-морского флота - морские плоты и вместо военно-воздушных сил - воздушные змеи. Но он знает, что Россия и ее власть проглотят любое оскорбление.

Но правительство РФ и русское общество делают вид, что столь оскорбительные демарши, которые для любого мощного, уважающего себя государства было бы поводом для немедленного и неотвратимого наказания, их вовсе не касаются и к ним нисколько не относятся. Там, где Вашингтон немедленно посылает бомбардировщики и «томагавки», высаживает морскую пехоту и устанавливает на десятки лет режим жесточайшей оккупации, Москва ограничивается вежливыми нотами и невразумительными мидовскими комментариями.

Да, ныне мы живем в иной реальности. Нет той великой России, без разрешения которой некогда в Европе не могла выстрелить ни одна пушка, зато появились по периметру ее новоиспеченных границ надменные государственные карлики, вроде Грузии, Латвии, Литвы или Эстонии.

Куда же исчезла Россия, которая еще двадцать лет назад разделяла с Соединенными Штатами звание сверхдержавы? Ее мощь без какого-либо сожаления промотана властью и… собственным населением. Первая, используя свои полномочия, присвоила себе даром госимущество, кликушески провозгласив святость частной собственности, вторым - опять же даром - достались общечеловеческие ценности, которые, как оказалось, вовсе не котируются на рыночных торгах и не имеют денежной цены. Они приобрели дырку от бублика.

Современная Российская Федерация занимает 17,08 млн. кв. км., что составляет 13% земной суши. Казалось бы, баснословная величина. Но из 17 млн. кв. км. 11 млн. или 65% - вечная, непригодная для заселения мерзлота, где практически невозможно не то что постоянно жить, но даже добывать содержащиеся в этой земле богатства, так как они обходятся слишком дорого. Примерно 145-150 млн. населения РФ реально владеют менее чем 6 млн. кв. км суши, так или иначе пригодных к оседлой жизни. И судьба распорядилась так, что природные и климатические условия даже на этих пространствах весьма суровы. Они протянулись на одиннадцати часовых поясах по 56-му градусу северной широты, где вести земледелие можно не более 4 месяцев в году. На изготовление сельскохозяйственных и промышленных продуктов на Русской равнине приходится затрачивать в два, три, пять раз больше времени и сил, чем в Калифорнии, Андалузии, Ломбардии или Провансе, в долинах Теннеси, Рейна, Сены или По.

Но так было не всегда. Еще в 1990 году территория России, ставшей по названию Советским Союзом, было на 5,19 млн. кв. больше (22,27 млн. кв. км), а накануне революции 1917 года, называясь Российской империей, ее земная площадь исчислялась в 21,7 млн. кв. км., то есть больше на 4,62 млн. кв. км., чем сейчас. Много или мало было уступлено? По площади это равняется 10 Франциям, 15 Германиям или 17 Италиям. Аналогов подобных территориальных метаморфоз мировая история не знает.

После территориальных уступок 1991 года за пределами России оказывались ее самые развитые, самые благоприятные в хозяйственном и военно-стратегическом отношении территории. Если производственный потенциал СССР накануне его расчленения был равен примерно 60% производственного потенциала США, то в масштабах РФ, после состоявшегося раздела, он снизился до 3%.

Сто лет назад, имея в распоряжении 17% мировой суши, Россия обладала 10% населения и 9,5% общемирового производства. 20 лет назад - 16,5% суши, 6,4% населения и примерно 15% ВВП. Теперь же на ее 13% проживает меньше 2,5% населения, которое производит не более 1,5% ВВП.

Легко отказавшись от территориальных приобретений последних трех веков, возвратившись к временам царя Федора Михайловича, Россия в 10 раз сократила свою долю в мировом производстве, почти в 20 раз уменьшив стратегический потенциал, что уже обошлось ей в 16 миллионов реальных демографических потерь. Надо ли говорить, сколько людских страданий скрывает этот бесчеловечный акт, по сравнению с которым меркнет вандализм Третьего рейха. Под вопросом возможность суверенного существования России.

Между тем жизненные пространства, в которых наилучшим образом развиваются нации, достаются им не случайно, не как находка, а лишь невероятными усилиями, железом и кровью. Такова история каждого современного великого государства. Что же касается народов, которым не хватало мужества и мудрости отстоять свою территорию, то они либо исчезали с политической карты мира, либо становились колониями или сателлитами великих держав.

Одна лишь история России знает исключения. И хотя для защиты своего отечества русским пришлось за одиннадцать столетий выдержать не одну сотню войн, отбиться от вражеских нашествий, защитить, вернуть себе свое же, присоединить и обустроить земли на трех континентах, тем не менее лишь Россия совершала беспрецедентные по масштабам и расточительству территориальные уступки. Причем не в каком-то далеком прошлом, а в последние два столетия, и не в отношении покоренных, нещадно эксплуатируемых колоний, таких у России вообще не было. Их предметом становились то исконные русские земли, то пространства, присоединенные к Государству Российскому в результате труднейшего освоения.

Только однажды в русской истории власть добровольно отказалась от территории, отошедших к России в качестве военной добычи. Это были финляндские губернии (около 340 тыс. кв. км). Большевистское «временное правительство» в декабре 1917 года пошло на этот шаг легко. В этом решении нетрудно разглядеть циничное желание иметь под боком у Петрограда, тогдашней русской столицы, дружественное государство, где при неудаче «мировой революции» ее вожди могли получить надежное политическое убежище. Убежище не потребовалось, зато настоящая себестоимость этой уступки стала понятной уже через 22 года.

Однако, как мы видим не большевикам принадлежит сомнительное первенство в подобных территориальных предприятиях. Уступать принадлежащие России земли ее правительства начали в XIX веке в Америке, где они простирались от Берингова пролива до Калифорнийского полуострова. Нуждается в объяснении уступка 1,7 млн. кв. км под предлогом разграничения владений с США и Великобританией в 1824 и 1825 гг., на чем особенно настаивали тогдашние управляющий министерством иностранных дел Нессельроде и министр финансов Конкрин. Отчего Петербург пошел на этот жест доброй воли, не стоивший Лондону и Вашингтону ни цента? Потом некоему бизнесмену достался Форт-Росс. Но обещанные им 30 тыс. долл. так и не были получены. Пока передача форта оформлялась, Мексика из испанской колонии превратилась в суверенную республику. А когда в 1867 г. пришла очередь Аляски с Алеутскими островами, то их оценили в 5 копеек за гектар.

Даже теперь трудно вообразить более темную историю. Тайна, впрочем, при продаже или уступке существовала для русских, когда как американцы дебатировали вопрос вполне открыто - в прессе и в Конгрессе. Самое удивительное, что инициатива исходила из Петербурга. И главным «лоббистом» был брат царя - великий князь Константин Александрович, глава либеральной партии того времени, сначала управлявший морским министерством, затем ставший председателем Государственного Совета.

Доводы в пользу продажи, подготовленные русскими государственными мужами, кажутся высосанными из пальца, насколько их легко опровергнуть. Видите ли, «управляющая компания не приносит существенной пользы акционерам», «возможны столкновения с предприимчивыми торговцами и мореплавателями», что будет «необходимо содержать с большими на это расходами военные и морские силы в северных водах Тихого океана», надо «сосредоточить внимание на развитии Приамурского края», «в случае войны колонию нет возможности защищать», сохранение этих владений принесет «вред дружественным нашим отношениям к Соединенным Штатам»?

Беспардонным враньем представляются донесения посланника Стокля в Петербург, в которых он все переворачивал с ног на голову: «Акт продажи наших колоний, — утверждал он в одном из них, — никогда не был популярен в Соединенных Штатах. Вся пресса высказывалась против этого территориального приобретения. Газеты всех направлений заявляли, что Соединенные Штаты, которые обладают территорией, способной прокормить население численностью в 200 миллионов, не имеют никакой необходимости расширять свои границы за счет районов, лишенных ресурсов и не подходящих для сельского хозяйства, особенно в момент, когда страна обременена колоссальным долгом»[26].

Все эти «страхи» и «сообщения» были блефом. Время показало, что США заключили самое дальновидное в их истории внешнеполитическое соглашение, а Россия – самую опрометчивую. Русская Америка оказалась богата ресурсами, включая нефть, морепродукты и золото. Все то, что русские землепроходцы, промышленники, моряки и православные миссионеры на протяжении почти 150 лет создавали в Новом Свете для России, даром досталось янки и было ими эффективно использовано. Аляска теперь - это четверть всех подземных и морских богатств США. Занимая выгодное военно-стратегическое положение, она обеспечила Штатам преобладающее влияние на севере континента и на пути к азиатскому рынку. Вместе с Алеутскими островами и Гавайями (в свое время Россия и от них отказалась) теперешняя Аляска позволила США доминировать на всем пространстве Тихого океана.

Остается лишь сожалеть, насколько вредит России отсутствие во власти и в образованной части общества глубокого геополитического, геоэкономического и геостратегического мышления, вместо которого она усвоила лишь примитивные догмы европоцентризма, не уставая клясться в своей принадлежности Европе. Причем без какой бы то ни было взаимности с ее стороны.

Удивительно, но факт: в русском национальном сознании не осталось никаких следов от неблагоприятных последствий уступки русских колоний в Америке. А ведь сохрани их Россия, и вектор развития был бы существенно изменен. Русское освоение всего Дальнего Востока носило бы тогда и иное направление, и другие темпы. Баснословные выгоды, которые достались Штатам, усилили бы Россию за 30-40 лет до такой степени, что могли избавить ее и от войны с Японией, начатой в 1904 году (либо ее результат был бы иным), и даже от участия в Первой мировой войне, предотвратить которую в Европе вряд ли было возможно.

Не откажись большевики от русского суверенитета над Финляндией в декабре 1917 года, и по иному развивались бы события на северо-западном участке фронта Великой Отечественной войны, если бы она вообще началась. А вот в чем не приходится сомневаться, так это в том, что не было бы необходимости в финской кампании 1939-40, да и немецко-финскую блокаду Ленинград можно было бы предотвратить.

Беловежские соглашения 1991 года, по которым тоже уступались огромные русские территории, как и уступка Русской Америки, также готовились в тайне. Хотя Вашингтон был задолго «в курсе». Ничуть не лучше были и аргументы, которые озвучивали архитекторы Беловежского заговора. «Общечеловеческие ценности», «право наций на отделение», «союзные республики сидят на шее у России» и тому подобные глупости. Как полагают эксперты, в совокупности последствия этого решения превышают человеческие жертвы и материальный ущерб, причиненный нашему Отечеству гитлеровским нашествием. Предвидеть их, впрочем, не составляло особого труда.

В расчлененной России восемь человек из десяти живет теперь не в комфорте, а в бедности. Треть - в нужде. На среднюю зарплату в 5000 рублей можно приобрести то, на что двадцать лет назад тратилось примерно 100. Нынешняя пенсия, следовательно, это 20 доперестроечных рублей. Мы что, перестали работать? Нет. Стало негде работать. Предприятия встали и целые отрасли исчезли, словно их и не было. Причин много. Не на праведные же деньги возведены сотни тысяч особняков, куплены яхты, канары, ривьеры и челси. Из ничего и будет ничего. Каждый особняк, яхта или «мерс», тем более каждый футбольный или теннисный клуб, - это загубленный завод, разоренное хозяйство, раскулаченная фабрика. В России тончайший слой богатых выскочек вырастает на массовой нищете миллионов. Других ресурсов у страны нет.

Главный источник современного кризиса - территориальный распад государства. А он стал возможен, когда в массовом сознании возобладала философия булгаковского героя - Бунши. Зачем нам какая-то Кемская волость, вроде Средней Азии, Закавказья, Прибалтики или западных русских земель, названных «Украиной» и «Белоруссией». «Пусть забирают». Но если не сохранять свою государственную территорию, не беречь ее как зеницу ока, то ее утрата с неизбежностью обрушивает хозяйственные связи, рвет экономические отношения, деморализует и разлагает общество, коррумпирует власть. Зато появляются новые тысячекилометровые государственные границы, таможни, суверенные правовые системы и самодовольная бюрократия.

В событиях 1867 и 1991 года, внешне похожих, есть важные отличия. Нет, например, сомнения в том, что Александр II, отказываясь от права на колонии в Америке, не хотел зла России. Но, доверившись своему брату и министрам, он совершил ошибку, и ошибку такого рода, что она была хуже преступления. Горбачев, Ельцин и приближенные к ним либерал-демократы, вроде Бурбулиса, Чубайса или Шахрая, готовившие вместе с Кравчуком и Шушкевичем отделение «союзных республик» от России, учиненное ими в Беловежской пуще, но никогда не ратифицированное, никаких ошибок не совершали. Это была с их стороны целенаправленная, сознательная деятельность, политика, от которой они не отрекаются и поныне. Общественное спокойствие, последовавшее за уступкой Аляски, можно объяснить авторитетом царской власти, которой русской общество середины XIX века полностью доверяла. Но объяснимо ли народное безмолвие 1991 года, сохраняемое до сих пор?

Равнодушно бездействуя, разве Россия не рискует пережить трагическую судьбу Восточно-Римской империи? А ведь именно к этому ведет ее логика уступок по всем направлениям, которая стала для Кремля путеводной звездой начиная с 1985 года, политической линией правительства, сущность которой выражает формула трусости и измены - «лишь бы не было войны». Между тем хорошо известно, что на свете есть идеалы и ценности поважнее мира, который ничего не стоит, если нарушена справедливость.

 

17.02.2005