Павел Странник

РУСЬ-РОССИЯ:ДУХОВНЫЕ ИСТОКИ НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДНИЯ

“Не вы Меня избрали, а Я вас избрал

и поставил вас, чтобы вы шли и

приносили плод...”.

Ин. 15, 16

“А кого Он предопределил, тех и

призвал; а кого призвал, тех и

оправдал; а кого оправдал, тех

и прославил”.

Рим. 8, 30.

Немало было в истории человечества (и быть может еще немало будет) таинственных народов, пришедших неведомо откуда и ушедших неведомо куда, оставив после себя заметный, но малопонятный потомкам след - этруски и скифы, инки и ацтеки, толтеки и арьи... К этому списку русский народ пока еще не причислен, однако уже успел состояться миф о загадочности его происхождения.

Где только не велись поиски его легендарных истоков - и среди славянских племен, живших на реке Рось, и у таинственных росичей (или русичей), находились скандинавские (варяжские) и даже скифские корни. Спекулятивными изысканиями разного рода (прежде всего, историко-лингвистическими) обнаруживалась общность между русскими и арьями (арийцами), заселившими некогда земли Индии, этрусками, жившими на территории современной Италии, и даже жителями легендарной Трои.

Вопрос предыстории Руси, тесно связанный с национальной идентификацией русских, предельно остро звучит в наши дни, когда весь драматичный для России ход событий века ХХ-го губительно сказался на русской нации, и сегодня впервые за тысячелетие вплотную подвел ее к грани небытия.

В лихую годину наиболее привлекательны те национальные легенды и мифы, которые выводят происхождение народа от богов или уж, по крайней мере, от первочеловеков. В России 90-х, подобно Германии конца 20-х, начала 30-х годов, это “выведение” обосновано не научно, а психологически. Для многих из тех политиков и политиканов, кто искренне или своекорыстно заявляет о своей приверженности национальной идее, та или иная доисторическая версия русского происхождения оказывается интеллектуально доступной, понятной, привлекательной с точки зрения пропаганды.

Суть интерпретации русской предыстории может быть сведена к следующему. Русский народ прямой и непосредственный потомок древнейшего народа, пранарода, жившего то ли на севере Сибири, то ли на севере Европы. Еще в доледниковый период была создана уникальная высокоразвитая цивилизация, в основе которой лежало органичное единение человека и природы, человека и мира. В этом единстве и заключалось основание силы и власти древней цивилизации. Но внешние обстоятельства (например, резкое изменение климата Земли) внезапно вынудили начать Великое переселение. И потомки древнего народа - то ли арьи, то ли гиперборейцы - мигрировали и заселили и Европейскую часть России, и северную и центральную Европу, освоили Апеннины и Малую Азию и даже, в конце концов, добрели до Индии и завоевали ее. Повсюду, куда бы они ни приходили, вскоре возникал новый очаг культуры, в котором древнейшая языческая культура бережно сохранялась и приумножалась. И этому в большинстве случаев не препятствовал даже процесс ассимиляции мигрантов соседствующими дикими народами.

Такова схема. Из нее как бы само собой вытекает, что если народ русский прямой и непосредственный потомок древнейшей цивилизации, то это не просто народ, а народ-наследник, народ-миссионер, занимающий среди других народов особое и исключительное положение, дающее ему право на превосходство, значимость и власть, право “повелевать и нести культуру”.

Однако эта концепция не без уязвимых мест. Проблема состоит, прежде всего, в отсутствии реально существующей языческой духовной традиции, которая в России была утеряна в течение тысячелетнего господства христианства. В сходной ситуации в начале ХХ века оказалась и Германия. Там, как и в России, полторы тысячелетия христианской истории также не оставили от традиционного, системного язычества и следа. Теоретически создать проект преодоления такого положения удалось в обществе “Аненэрбе”, где был предложен оккультный симбиоз традиционного европейского чернокнижия, восходящего к магическим культам Древнего Вавилона и Египта, и избранных фрагментов тантрических учений и культов Индии, Тибета, Китая.

Русским подобный проект создать много сложнее. Мы лишены собственной оккультной традиции. А все, что выдается за нее - своего рода “новодел” второй половины ХХ-го века, эклектическая компиляция из мистических учений Индии, Китая и западноевропейского оккультизма.

На этом фоне даже “эзотерическая” какофония “Живой этики” может показаться цельным и несокрушимым монолитом. Не имея традиции в прошлом, авторы “Живой этики” объявили себя ее родоначальниками, заявив, что обладают истинным знанием, полученным из первых рук от великих учителей человечества – махатм, и что оно, это знание, является древнейшим и всеобъемлющим, включающим в себя все религиозные и мистические традиции мира.

Такой подход с первого взгляда выглядит привлекательным. Объяви о приоритетном обладании истиной, увязав между собой оккультное учение, освященное именем древней культуры и древнего народа, и амбиции другого народа, претендующего на еще большую древность, чем тот первый, да еще считающего себя чуть ли не его прародителем – и вот почти готовая концепция нового “Тысячелетнего царства”. Но чтобы традиция стала именно традицией ее мало придумать. Необходимо, чтобы она еще и адекватно проецировалась в так называемое “коллективное бессознательное”. Иначе говоря, она должна каким-то образом соединиться с тем, что имеется в памяти народа. Поэтому-то в Германии концепцию Третьего Рейха обрамили в идею сверхчеловека, наложили на нее яркий образ “белокурой бестии”, созданный Ф.Ницше, и соотнесли с древнегерманским языческим эпосом.

Но дело-то в том, что русский дохристианский героический эпос до наших дней не сохранился! Нет ни его системного изложения, подобного североевропейским “Песне о Нибелунгах” и “Эддам”, индийским “Ведам” и “Махабхарате”, ни даже обрывков легенд и преданий. Напротив, все дошедшие до наших дней русские народные былины, песни, сказы и сказки о героических деяниях богатырей-витязей – Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче, Микуле Селяниновиче, Святогоре и всей их славной дружине – повествуют о них, как о христианах, стоящих за Землю Русскую перед напавшими на нее нехристями. А славнейший, наиболее знаемый и любимый из этих богатырей - Илья Муромец, и вовсе реально живший русский православный святой. Православный былинный эпос настолько прочно стал частью русского национального мироощущения, что его не удалось превратить в мишенью для нападок официальной богоборческой пропаганды в советские времена.

Опыты с дугинскими интерпретациями “легенды о Гиперборее”, препарирование “Велесовой книги”, гордо именуемой “Русскими Ведами”, быть может и популярны в узких кругах нетрадиционно мыслящей столичной интеллигенции, но все они мало соотносится с мировосприятием нормального русского человека, русского по своему внутреннему ощущению, а не в силу интеллектуальных пристрастий. Статистика упрямо свидетельствует, что пик увлечения новыми нетрадиционными для России идеологическими и религиозными формами, максимально проявившийся в 1991-93 гг., практически сошел на нет. Сегодня даже среди молодежи, не старше 25 лет, более половины уверенно соотносят себя с православием.

Следует обратиться к источнику духовности, который для России естественен и безусловно традиционен – к православию и генерируемой им русской национальной мифологии.

Прежде всего, Православие - и как вера, и как учение, и как религия - является реальной традицией России и русского народа. Глубоко проработанное мистически духовно, интеллектуально, эмоционально, обрядово, оно в сознание русских людей вошло как мера истинности, праведности, добродетели, стало тем, по чему выверяют правильность жизни.

Насколько прочно Православие укоренилось в национальном мировоззрении, можно судить хотя бы по сохранившемуся до наших времен мифу о тождественности понятий “русский человек” и “православный”. Его реальность определяла смысл жизни по меньшей мере сорока поколений русских людей и за тысячелетие намертво закрепилась в подсознании народа. Свидетельством тому и то, что вплоть до начала ХХ-го века “мы – православные” в народе было более употребимо, чем “мы – русские”, и то, что в яростные советские 30-е годы многие правоверные комсомольцы и комсомолки, несмотря ни на что, крестили своих детей, а после, в 60-е – возвращались в Церковь сами, и то, что вопреки всему давлению советской власти Церковь выстояла и, будучи отделенной от государства, не отдалилась от народа.

Среди славянских и угро-финских племен, населявших земли, с IX века именуемых русскими, не было ни одного, которое бы носило такое название. Именем народа оно стало лишь с возникновением здесь княжеств, менее чем за столетие объединившихся в протоимперию – Киевскую Русь, от которой, собственно, и ведет свое начало русская государственность. Очевидно, что этнически однородным это образование сначала не было и быть не могло. Составлявшие его племена и народы объединяли лишь общие военно-политические интересы и тяжелая длань Великого Князя Киевского. И лишь Православная вера, воспринятая от Византии и узаконенная св. кн. Владимиром как государственная религия, стала духовным основанием для преобразования союза народов в единую нацию. То есть, для русского народа, русской нации духовная традиция Православия является национальной по своей сути.

Русский народ никогда не существовал как рафинированный этнос, ограниченный одним или даже несколькими близко родственными племенами. Родство племен или родство этносов, даже при их механическом сложении в одном государстве, не создает нацию.

Между тем, наименование “русские” всегда обозначало именно нацию. И не просто нацию, а нацию имперскую. Молодая, дерзновенная, она возникла в истории как бы вдруг, из ниоткуда – из вечности, словно воплощение предначертанного свыше. И как никакая другая, она была порождена не столько общностью преходящих земных интересов – военными победами или экономическими выгодами, – сколько единой верой – Православием, с избрания которого началось ее историческое служение, и которое в конечном итоге предопределило ее судьбу.

Православие, как религиозная традиция, оказалось естественным для русской нации. Естественным не только потому что к моменту его провозглашения главной религией государства эта вера уже была известна и в достаточной степени распространена как среди простолюдинов, так и знати. Но, главным образом, в силу того, что эта религия единственная, которая по сути соответствует имперской нации как духовный источник ее единства и целостности.

Рожденное в империи (правда, другой - Великой Римской) и для империи, Православие изначально противостоит расчленению государства на племенные кланы. Оно составляет собой основу создания внутри империи единой духовной среды, питающей нацию, - среды, которая, с одной стороны поддерживает ее целостность, а с другой – максимально благоприятствует включению всякого вновь присоединенного народа.

Другими словами, Православная вера является той духовной средой, которая одна только и может привести в полное соответствие Империю, как форму государственного устройства, и Нацию, как наполняющее ее содержание. В очистительном огне Православия переплавляются мелкие местнические амбиции отдельных племен и народов, образуя несокрушимый монолит Нации, организованной в Империю.

История показала правильность выбора, совершенного св. кн. Владимиром. Как и для Византии, так и для Православной Руси тысячелетие не составило предельного срока их жизни. Зато и иудейский Хазарский каганат, и католическая Священная римская империя, и мусульманские империи, и колониальные империи недавних времен, будучи национально нецелостными, рассыпались, просуществовав исторически весьма недолго.

Однако Православие не только согласует Империю и Нацию, центрируя их вокруг себя, но преобразует их в качественно новое состояние. История свидетельствует, что в возникшем триединстве Веры – Империи – Нации невозможен отказ ни от одной из составляющих, ибо это неизбежно приводит к гибели каждой. Приоритет этнических интересов перед национальными погубил Византию и как государство, и как Вселенский центр Православия. Отказ от веры разрушил Российскую империю. А вослед ей готова исчезнуть и русская нация.

Причина этого в необратимости совершенного однажды преобразования. Имперскими становятся национальная идея и образ мышления (менталитет). Переопределяются (и предопределяются!) историческая миссия нации, гео- и хронополитика государства. Трансформируется ценностная система, а вслед за ней и культура.

Сегодня сколько угодно можно рассуждать о христианском и нехристианском в русской идее и национальном характере, но такими, какими мы их знаем, они стали уже будучи преображенными и освященными Православием, печать которого несет на себе каждая их черта.

Русь, Россия, русская нация созиждены на вере, выбор которой, собственно, и положил всему начало. А потому довольно безумно говорить о его правильности или неправильности, о том что судьба была бы и будет другой, если его изменить. Но это все равно что повернуть время вспять, вернуться в утробу матери и родиться вновь. Кто-то или что-то, возможно, родится. И судьба у него будет, вероятно, другая. Но это уже будет не Россия и не русская нация. И та, и другая безвозвратно останутся в прошлом.

Хорошо это или плохо, но для нас, для нашего времени, выбор, сделанный Русью десять веков назад, может рассматриваться только как данность. Избранием веры определилась избранность русской нации, а народ русский навеки стал “народом-богоносцем”. Православие явилось ему как вневременной, живоносный и неиссякаемый источник духовных сил нации. Источник, предопределивший “вечную молодость” и дерзновенность ее движущей силы – русской идеи, для которой, как в юности, будущее безгранично, выбор не окончателен, от подножья до вершины один шаг и один рывок, в подвиге видится норма, а в жертвенном служении обществу (человечеству) – смысл.

Для такой нации только империя и впору – если уж и “собирать земли русские”, то ради Великого Царства, земного прообраза Царства Божия, которому покровительствует сама Богородица, и начало которого на небесах. А на земле оно не менее, чем Третий Рим. Очевидно потому, что предлагать такому народу выживать, будто он малая нация, нечестно, непорядочно, безнравственно. Это все равно, что предлагать ему добровольно покончить с собой – не имея жесткого этнического стержня русские просто растворятся в своих малых, но этнически целостных соседях. А потому следует признать, что “истинно русский национализм” бог знает каких седых и лохматых веков, отметающий Православие, - путь не только бесперспективный, но и губительный. Это – путь русского самоуничтожения.

Единственным выходом, чтобы сохранить нацию в наше непростое время, когда его ритм достиг величины, предельной как для отдельного человека, так и для целого государства, единственным выходом является придать древней русской идее современное звучание. Для того, чтобы не рухнуть в хаос, в бездну вместе со всем этим новым мировым порядком и хоть каким-то народам из “объединившегося” человечества помочь удержаться на краю пропасти, необходимо в первую очередь восстановить целостность и самобытность русской культуры, как последнего ресурса нации, независимого от всечеловечества. А это, в свою очередь, возможно только при новом “собирании русских земель”, соединении их - уже готовых “разбежаться” - в монолит новой империи.

Не принципиально, что именно делать во-первых - то ли восстанавливать изрядно разрушенные “интернационалистами” национальные системы коммуникации (транспорт, энергетику, связь и т.п.), то ли укреплять обороноспособность, то ли разбираться с конфликтами этнических меньшинств. Важно другое - во всех своих действиях не забывать, что Русь от начала своего – это Нация, Православием сделавшаяся Империей. А, что будет дальше, посмотрим. Мы, русские – с нами Бог.