П. Цветов
Архимеды
Великой Отечественной
Почему Советский Союз победил в Великой Отечественной войне? По прошествии
60 лет со дня Великой Победы не утихают споры о ее главных причинах. Одни
ставят на первое место полководческий гений Сталина и советских военачальников,
другие — героизм и самоотверженность нашего народа, завоевавшего право на жизнь
будущих поколений многомиллионными жертвами, третьи — помощь Америки и Англии с
их ленд-лизом и Вторым фронтом. В этих окрашенных современными политическими пристрастиями
спорах незаслуженно уходит на второй, а то и третий план такой фактор, как
превосходство советской инженерно-конструкторской мысли над германской.
Превосходство, признанное экспертами и доказанное на полях сражений.
Но почему же это превосходство никак не проявило себя в
первые дни войны, хотя многое было изобретено еще до того, как Гитлер напал на
Советский Союз? Да потому что только на практике (а на войне законы философии
действуют так же, как в мирной жизни) можно определить, что нужно для победы
над врагом. Об этом говорят истории создания главных видов оружия нашей победы:
“катюши”, танка Т-34, 76-миллиметровой пушки ЗИС-3, противотанковых ружей
Дегтярева и Симонова, самолета Ил-2.
Подобно урагану
“Русские применили батарею с небывалым числом орудий.
Снаряды фугасно-зажигательные, но необычного действия. Войска, обстрелянные
русскими, свидетельствуют: огневой налет подобен урагану. Снаряды разрываются
одновременно. Потери в людях значительные” — такие донесения приходили в Берлин
летом 1941 г. с тех участков фронта, где советскими войсками была применена
боевая реактивная установка БМ-13, известная в народе под именем “Катюша”.
Установка могла совершать быстрый маневр, вести залповый
огонь, обладала высокой боевой производительностью. Последнее особенно поражало
при первых встречах с ней. И не только противника. Рассказывают, что, когда 17
июня 1941 г. создатели установки демонстрировали ее военачальникам и членам
Совнаркома, реакция тогдашнего наркома обороны С. К. Тимошенко была следующей: “Вы
чем здесь так здорово стреляли?” — спросил он у одного из разработчиков нового
оружия.
После этого последовал доклад Сталину, а 21 июня 1941 г.
(за день до начала войны!) состоялось решение о серийном производстве
реактивных снарядов, боевых установок и формировании частей реактивной
артиллерии. Первая отдельная экспериментальная батарея под командованием
капитана И. А. Флерова произвела первый боевой залп 14 июля 1941 г. под Оршей.
А 28 июля 1941 г. руководителю группы изобретателей реактивных установок Андрею
Григорьевичу Костикову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
А. Г. Костиков особо целенаправленно занялся разработкой
реактивных снарядов (РС) после того, как в ноябре 1936 г. стал исполняющим
обязанности главного инженера НИИ-3 Наркомата обороны. В предшествующий период
институтом были достигнуты определенные успехи в создании РС для истребительной
и бомбардировочной авиации, и главный инженер, понимая перспективность
использования этого вида техники в артиллерии, решил, как говорили в НИИ-3,
“свести ракеты с неба на землю”.
По инициативе А. Г. Костикова в феврале 1938 г.
Артиллерийское управление РККА заключает с НИИ-3 договор на разработку
реактивного снаряда калибром 132 мм с химическим наполнителем и “пускового
станка” для стрельбы одиночными РС. По представлению военных станки должны были
транспортироваться на автомобиле, а затем вручную переноситься по линии
стрельбы (с интервалом около 10 м), а после залпа вновь грузиться на
автомашину. Время подготовки стрельбы 1 час. Такой вариант вряд ли мог сделать
ракетные установки эффективным оружием поражения противника. Тогда А. Г.
Костиков решился на неординарный шаг — объявил приказом по институту конкурс “в
целях своевременной разработки лучшего качества пускового станка для 132-мм реактивных
химических снарядов по договору с Артиллерийским управлением РККА”.
27 августа 1938 г. один из участников конкурса И. И. Гвай
представил проект, где вместо пускового станка использовалась механизированная
многозарядная, размещенная на автомобиле ЗИС-5 установка для стрельбы
реактивными снарядами. В тот же день проект за подписями Костикова и Гвая ушел
к заказчику. 1 ноября 1938 г. первые пробные испытания начались на Софринском
артполигоне. Первый вариант установки, когда пуск снарядов велся только
перпендикулярно продольной оси машины, не мог считаться совершенным по многим
причинам. Струи горячих газов, вырывавшиеся при пуске, разрушали установку и
автомашину. Управлять ракетной стрельбой из кабины машины было небезопасно.
Снаряды имели недостаточную дальность полета.
В течение следующего года шла работа по усовершенствованию
установки, которое осуществлялось взаимосвязанно и системно, то есть каждый
элемент (снаряд, направляющие, средства прицеливания, управления)
оптимизировался не сам по себе, а в интересах системы в целом. Третий вариант
пусковой установки, где вместо 24 двухметровых направляющих с поперечным
расположением ставились 16 продольно расположенных направляющих длиной 5
метров, а вес снарядов увеличился до 42 кг вместо 23 кг при дальности полета
8400 м (вместо 6700 м), был утвержден в декабре 1939 г. и рекомендован к
серийному производству.
Однако этого не произошло. Более того, за изготовление
первых головных машин директор НИИ-3 Б.М. Слонимер в ноябре 1940 г. был снят с
работы, а А.Г. Костикову объявили выговор. В начале 1941 г. финансирование
работ по наземным РС было прекращено. Наркомат приказал институту тему закрыть,
а затраты списать. В чем была причина такого отношения лиц, отвечавших за
оборону страны, можно только гадать. Некоторые современники тех событий пишут,
что виноват был начальник Главного артиллерийского управления Г.И. Кулик, его
считают противником внедрения и других новых видов вооружения. Но, возможно,
он, как и многие, боялся тогда, что советская экономика не справится с
напряжением, которого потребует массовое производство новых видов техники. А может,
были и более простые причины. Маршал Н.Н. Воронов, тогда начальник артиллерии
РККА, признавался впоследствии: “Безусловно, я недооценил этого оружия”.
Каким мужеством и верой в правоту своего дела надо
обладать, чтобы и дальше пробивать дорогу своему детищу! А.Г. Костиков вместе с
другими создателями “катюши” В.В. Аборенковым и И.И. Гваем всеми силами
пытались обратить внимание руководства страны на реактивную установку. Каким-то
чудом за несколько дней до начала войны им удалось вывести БМ-13 на смотр
образцов вооружения, который проходил 18 июня 1941 г. “Боевой эффект у цели был
потрясающим, потому что после одиночных разрывов на трассе при стрельбе из
образцов артиллерийского вооружения присутствующие увидели почти (в течение
7—10 секунд) одновременные разрывы 16 крупнокалиберных снарядов РОФС-132”, —
вспоминал В.В. Аборенков. Что было дальше, мы уже знаем.
Дело одной короткой жизни
“Из всех видов боевой техники, с которыми столкнулись
германские войска во Второй мировой войне, ни один не вызвал у них такого шока,
как русский танк Т-34 летом 1941 года”, — пишет английский специалист по
военной истории, бывший танкист Д. Орджил.
Признанный лучшим средним танком Второй мировой, Т-34 не
превосходил зарубежные машины по отдельным параметрам. Броня Т-34 (45—52 мм)
была тоньше, чем у английской “Матильды”, гусеницы уже, чем у “Черчилля”,
вооружение (76-мм пушка и два пулемета калибра 7,62) слабее, чем у французских
В-1 бис. Зато на Т-34 было найдено оптимальное сочетание маневренности,
вооружения и бронирования. Его превосходство над другими машинами было в
комплексе средних параметров. Но на пути и этого шедевра советской
военно-технической мысли к широкому применению в войсках стояли немалые
трудности.
В 30-е годы на вооружении Красной армии были
колесно-гусеничные танки БТ. Возможно, многие видели кадры предвоенной
кинохроники, где эти машины быстро бегают по полям да по дорогам, буквально
прыгают через рвы. Эти танки, наверное, могли “утюжить” позиции противника,
обращать в бегство вражескую пехоту и сеять панику среди мирных жителей. Однако
практические испытания, в том числе во время войны в Испании, показали, что БТ
слабо защищены (а двигатели у них были бензиновые) — они горели как спички под
огнем немецких орудий.
Поэтому перед молодым инженером Михаилом Ильичом Кошкиным,
прибывшим на работу в Харьков на завод, где делали танки, в первую очередь
поставили задачу модернизировать танк таким образом, чтобы он, сохраняя высокую
скорость, был лучше защищен. Однако М.И. Кошкин сразу стал на свой страх и риск
работать над новой моделью — средним танком, чисто гусеничным, менее
скоростным, зато с более мощной броней и сильной пушкой. Но начинания
конструктора поначалу не встречали поддержку наверху. Мало кому хотелось
кардинально перестраивать отлаженное производство. Да и многим военачальникам,
бывшим кавалеристам, БТ нравился. Начальник Автобронетанкового управления
(АБТУ) Д.Г. Павлов, видевший в любом танке “железного коня”, долго противился
созданию нового танка. Только после совещания в Кремле в апреле 1938 г., на
котором выступил вернувшийся из Испании танкист, дело с проектом М.И. Кошкина
начало двигаться.
Этот танкист, майор Александр Ветров, заместитель командира
Интернационального танкового полка в республиканской Испании, попросил
конструкторов увеличить бронезащиту танков, сделав ее снарядостойкой, повысить
надежность коробки передач, фрикционов и других узлов и механизмов. На прямой
вопрос Сталина, какой ход для танка лучше — колесный, гусеничный или смешанный,
участник боев в Испании вопреки распространенному тогда взгляду высказался за
чисто гусеничный и обосновал это таким образом: “Потому что сложная и далеко не
совершенная комбинация колесного и гусеничного движителя ненадежна. Потому что
сравнительно высокий, узкий и недостаточно устойчивый танк не может развивать
на колесах большую скорость без угрозы опрокидывания даже на небольших
поворотах”. После этого Сталин распорядился наряду с колесно-гусеничным танком
разработать и чисто гусеничный вариант, чтобы потом сравнить характеристики
обоих танков. “Не надо мешать конструкторам! — сказал он. — Пусть делают два
образца, а мы посмотрим, испытаем и примем свое решение”.
Получив такую оригинальную санкцию от высшего руководства
страны, М. И. Кошкин с новыми силами взялся за работу над гусеничным танком.
Чтобы обеспечить неуязвимость машины, надо было, по мнению М.И. Кошкина,
“приземлить” ее, придать башне и всему танку такую форму, чтобы вражеские
снаряды скользили и рикошетили, то есть расположить броневые плиты не
вертикально, а под углом. Важную роль для принятия Т-34 в массовое производство
сыграл и такой принцип, который требовал главный конструктор, — простота
конструкции. “Ребята, поменьше сложностей, — говорил своим коллегам М.И.
Кошкин. — Делайте все попроще, чтобы машина была доступна любому”. Сам
изобретатель не только генерировал идеи, он вплотную подключался ко всем
стадиям создания боевой машины. В марте 1940 г. встал вопрос о показе первых
образцов Т-34 руководству страны. Но новые танки еще не прошли испытания. Отказ
от показа означал, что новое изделие не скоро войдет в серийное производство. И
было принято смелое, если не сказать авантюрное, решение: отправить новые
машины в Москву своим ходом, испытав их в дороге. В пробеге принял участие
главный конструктор. Ему хотелось посмотреть танки в походе, самому показать их
членам Военного совета, тем более что судьба машины еще не была решена. А
вернулся М.И. Кошкин из Москвы триумфатором. Он так и объявил своим товарищам:
“Ну что, ребята, мы победили! Будем делать гусеничный танк”.
Через полгода 42-летний создатель танка Т-34 уйдет из
жизни. Так бывает у людей, одержимых одной идеей, на осуществление которой они
не скупятся тратить все свои умственные и физические силы. Сослуживцы говорили
о смерти М.И. Кошкина, формальной причиной которой было заболевание легких:
“Сгорел от своей энергии”. А энергию эту он истратил на то, чтобы создать самый
знаменитый танк Великой Отечественной войны. И памятником Кошкину сегодня стоят
поднятые на постаменты во многих населенных пунктах Европы легендарные
“тридцатьчетверки”. Кто-то подсчитал, что общее число таких памятников
перевалило за 200.
В годы войны танк Т-34 не раз модернизировался. В 1943 г.
вместо 76-миллиметровой пушки была установлена 85-миллиметровая, а в мае 1944
г. на вооружение была принята еще одна модификация танка Т-34 — 85 с огнеметом
АТО-42.
Пушка, спасшая Россию
Изобретатель дивизионной пушки калибра 76 мм ЗИС-3 Василий
Гаврилович Грабин говорил о своем творении: “Работали шесть лет (с момента
образования нашего КБ) и еще одну ночь”. Он имел в виду, что для того чтобы
проверить готовность опытного образца, достаточно испытаний в течение одной
ночи, и со стороны кажется, что тогда происходит эвристическое открытие, но на
самом деле создание ствола, дульного тормоза, лафета, механизмов наведения и т.
д. невозможно без длительной и кропотливой работы инженерной мысли,
практических испытаний и экспериментов.
Когда опытный образец пушки ЗИС-3 собрали и испытали,
заканчивался 1940 г., оказалось, что все агрегаты работают нормально, кроме
противооткатных устройств. Началась доводка. И в ходе ее кому-то пришла в
голову мысль: а нельзя ли отказаться от злополучного тормоза? Но как это
скажется на кучности стрельбы? Все определилось в ходе испытаний на полигоне.
Установили тормоз на постоянную длину отката, сделали первую счетную группу
выстрелов. Результаты отличные. Повторили — никаких расхождений. Эврика! Можно
отказаться от тормоза!
Также экспериментальным путем решили вопрос, каким должен
быть максимальный угол возвышения. Рекомендованный военными угол в 45 градусов
был, по мнению В.Г. Грабина, технически не обоснованным. При нем действительно
достигается наибольшая дальность стрельбы, но корректировать ее практически
невозможно, так как разрывы осколочно-фугасных снарядов почти неразличимы с
расстояния 12—13 км. В то же время это усложняет конструкцию. Оптимальным был
признан угол в 37 градусов. Это, наряду с введением постоянного отката,
упрощало всю конструкцию пушки.
По всем показателям ЗИС-3 превосходила свою
предшественницу: была на 400 кг легче, компактнее, в три раза дешевле, при
стрельбе по движущейся цели имела скорострельность 25—30 выстрелов в минуту,
что чрезвычайно важно в борьбе с танками. Однако до начала войны пушка эта не
получила официального одобрения, и ее опытный образец стоял на заводе, накрытый
брезентом. Причиной, по-видимому, была позиция начальника ГАУ РККА маршала Г.И.
Кулика, который считал, что армия достаточно обеспечена орудиями 57 мм и 76 мм
калибра. Официальный показ новой пушки в Москве состоялся 22 июля 1941 г., то
есть ровно через месяц после нападения фашистской Германии на Советский Союз.
На смотре все прошло отлично, но маршал Г.И. Кулик почему-то вынес такой
вердикт: “Ваши пушки не нужны. Поезжайте на завод, — сказал он В.Г. Грабину и
другим инженерам, — и выпускайте больше тех пушек, которые уже в производстве.
Не время экспериментировать”.
И опять, как в случае с “катюшей” и “тридцатьчетверкой”,
судьбу новой модели решила настойчивость ее создателя. Вместе с директором одного
из заводов в Приволжье А.С. Еляном они на свой страх и риск начали поточное
производство новых пушек. Директор, правда, какое-то время опасался реакции
военпредов на предприятии, но В.Г. Грабин быстро его убедил: “А мы, Амо
Сергеевич, возьмем и постучимся к военным приемщикам с валовыми пушками. От
“живых” пушек никто не откажется”. Так оно и оказалось.
Новые пушки партия за партией шли на фронт, но ни ГАУ, ни
Наркомат вооружения на это никак не реагировали. Разработчикам уже стали
приходить письма из воинских частей, на вооружении которых оказались ЗИС-3.
Артиллеристы наделяли их лестными эпитетами и просили выпустить больше таких
пушек.
10 августа 1941 г. В.Г. Грабину позвонил Сталин. Суть его
речи ошеломила конструктора: положение на фронтах тяжелое, фашисты рвутся к
Москве, сейчас нам нужно как можно больше вооружения для армии. “Прошу вас
сделать все необходимое, чтобы выпускать побольше пушек”, — сказал Верховный
главнокомандующий.
Через несколько дней был составлен план-график выпуска
продукции завода, который предусматривал увеличение выпуска орудий к декабрю
1941 г. в 5 раз, а к маю 1942 г. — в 9 раз. Однако ЗИС-3 по-прежнему
выпускалась подпольно. Только в начале января 1942 г. ее удалось показать в
Кремле.
— Я думаю, это лучшая по проектированию артиллерийская
система, — сказал Сталин, осмотрев пушку. И пожурил В.Г. Грабина: — Надо было
раньше выдавать ее!
— Мы еще не были подготовлены, чтобы так решать
конструктивные вопросы, — слукавил, чтобы никого не подставлять, конструктор.
— Да, это правильно... Вашу пушку мы примем, как только
военные ее испытают, — завершил осмотр техники Сталин. Знал ли он, что к тому
времени на фронте находилось уже не менее тысячи пушек ЗИС-3?
С этого момента новым пушкам был дан “зеленый свет”.
Производство их росло. Они вносили огромный вклад в разгром врага.
Корреспондент “Правды” в один из последних дней войны писал: “Путь к Берлину — это
поистине кладбище немецкой техники, разбросанной на полях, в оврагах, на
дорогах, на улицах городов. Это победа нашей артиллерии, доказательство ее
превосходства над артиллерией немецкой”. А Сталин в конце войны сказал В.Г.
Грабину: “Ваша пушка спасла Россию”. К тому времени конструктор уже был
удостоен званий Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской премии. Но
какие награды сравнятся с такой оценкой!
Хорошее противотанковое ружье
История Великой Отечественной войны свидетельствует, что
выбор того или иного вооружения решался нередко в ходе соревнования между
конструкторами, которое сейчас многие, кому ближе словарь рыночной экономики,
окрестили бы конкурентной борьбой.
Еще перед войной над созданием противотанкового ружья
работал Н.В. Рукавишников. Но его модель так и не стала выпускаться в массовом
количестве. Последние полигонные испытания 23 июня 1941 г. показали, что это
изделие имеет большой процент задержек при стрельбе.
Но война танковыми колоннами вермахта уже шагала по
советской земле, и о противотанковых ружьях заговорил сам Сталин. На одном из
заседаний ГКО в начале июля 1941 г. он выступил с такой речью: “Наши бойцы
геройски дерутся с фашистскими танками, применяя бутылки с горючей смесью и
гранаты. Они вынуждены прибегать к таким средствам. Другого оружия ближнего боя
у них нет. А оно могло бы быть! Могло, если бы наши военные в свое время более
здраво подошли к оценке противотанкового ружья. Тогда они недооценили его
возможности и переоценили броневую защиту немецких танков. Но сейчас мы знаем,
что броня у большинства из них не превышает сорока миллиметров. Как раз для
противотанкового ружья!” И тогда же дал указание наркому вооружения Д.Ф. Устинову
поручить нескольким конструкторам разработать “хорошее противотанковое ружье”.
Эта задача была поставлена перед опытными
конструкторами-оружейниками Василием Алексеевичем Дегтяревым (ему тогда было за
60 лет, и он уже был удостоен звания Героя Социалистического Труда) и Сергеем
Гавриловичем Симоновым. Это были признанные изобретатели, внесшие большой вклад
в развитие отечественного стрелкового оружия. Оба инженера в короткие сроки —
всего за 22 дня — смогли выполнить задание наркомата и представить каждый
собственную модель.
Опять состоялся разговор Сталина с Д.Ф.Устиновым:
— Ружье Симонова, товарищ Сталин, самозарядное, в магазине
пять патронов.
— Чем же оно отличается от ружья Рукавишникова? Ведь его
ПТР тоже самозарядное, под пять патронов?
— Да, товарищ Сталин. Бронепробиваемость, баллистические,
весовые и габаритные характеристики обоих ружей равноценны. Но ружье Симонова
проще, легко разбирается на две части и в походном положении имеет меньшие
габариты по длине. Оно обладает преимуществами перед ружьем Рукавишникова в
разборке и сборке, в обнаружении и устранении задержек.
— Проще — это хорошо, проще — значит надежнее. На марше
ружье Симонова смогут нести два солдата?
— Да, товарищ Сталин.
— Это тоже неплохо. А каковы оба эти ружья в стрельбе?
— Из того и другого сделано примерно одинаковое количество
выстрелов — больше тысячи. Ружье Симонова не имело поломок, а ружье
Рукавишникова — две. Так что есть основания считать ружье Симонова более
живучим.
— Вот видите? Это результаты простоты. Она имеет немалое
значение и в производстве, особенно массовом. Эту сторону дела вы тоже учли?
— Конечно, учли, товарищ Сталин. Число заводских деталей в
ружье Симонова на треть меньше, чем в ружье Рукавишникова. На его изготовление
требуется на 60 процентов меньше станко-часов и на 30 процентов — общего
времени. Мы считаем, целесообразно принять на вооружение противотанковое ружье
Симонова и начать его массовое производство.
— Хорошо. А что у Дегтярева?
— Дегтярев изготовил однозарядное ружье. Оно легче
магазинного, а бронепробиваемость имеет такую же. Ружье очень технологично,
товарищ Сталин. Его можно почти целиком изготавливать на токарных станках.
Массовый выпуск ружья Дегтярева мы можем организовать гораздо быстрее
магазинного.
29 августа 1941 г. оба образца противотанковых ружей, и
Дегтярева, и Симонова, были приняты на вооружение. Заводы получили задание
срочно освоить и развернуть их изготовление в больших количествах. Ковровский
завод, где конструировалось ПТР Дегтярева, уже в октябре 1941 г. выпустил
первую партию ружей, а в ноябре выпуск там превысил 5 тыс. штук. Массовое
производство ПТР Симонова было также налажено к концу 1941 г. В 1942 г. ПТР
обоих видов было произведено 248 тыс. штук.
Надежды Сталина на этот вид оружия борьбы с танками
оправдались. Высокая начальная скорость бронебойной пули в сочетании со
значительной массой (63 г) и высокими баллистическими характеристиками
обеспечивали хорошее пробивное действие и меткость стрельбы по быстродвижущимся
бронированным целям на дальности до 500 м. Противотанковые ружья очень хорошо
зарекомендовали себя на фронтах Великой Отечественной. Их качества оценил и
противник. Один из технических инспекторов гитлеровской армии констатировал,
что советское противотанковое ружье Симонова может считаться наиболее
совершенным и эффективным из всех известных в то время противотанковых ружей
калибра 13—15 мм. Самим немецким конструкторам за годы войны не удалось создать
ничего подобного.
“Черная смерть” для фашистов
“Нет большего ужаса, чем самолеты Ил-2, они сводят нас с
ума”, — признавались пленные немцы, которые называли знаменитый штурмовик
русских “черной смертью”.
Мысль о необходимости создания самолета, способного
помогать наземным войскам, поддерживать пехоту, уничтожать вражеские танки,
стала появляться у ряда военачальников и авиаконструкторов еще в середине 30-х
годов. Так как такой самолет должен был летать низко, то кроме скорости и
вооружения для него особую важность представляла защита. В 1936 г. ЦК ВКП(б)
решил провести конкурс на лучший боевой самолет. Сталин предложил, чтобы
конкурсный штурмовик носил кодовое название “Иванов”.
— Нужно создать такой простой, надежный самолет и в таком
количестве, как фамилия Иванов на Руси, — сказал генсек.
Еще до этого партийного решения молодой (ему не было и 40
лет) начальник конструкторского бюро при одном из авиационных заводов Сергей
Владимирович Ильюшин начал работать над таким самолетом. “Мы анализировали те
машины, которые уже были сделаны, — вспоминал С.В. Ильюшин, — и пришли к
убеждению, что для того, чтобы построить хороший самолет, нужно умело сочетать
вес, броню, оружие, скорость. Конечно, кого не прельщает сделать тяжелую броню,
дать 20 мм толщины и поставить 50-мм пушку? Но такой самолет никогда не
поднимется. Поэтому надо найти оптимальное сочетание, при котором самолет был
бы эффективным, боевым, чтобы он мог защищаться”.
Желаемая модель была создана в КБ Ильюшина и впервые
испытана в октябре 1939 г. знаменитым летчиком Владимиром Коккинаки. Эта
модель, получившая впоследствии, в 1941 г., название Ил-2, представляла собой
выдающееся достижение инженерной мысли. Конструктор создал сплошную броневую
коробку. Она охватывала всю носовую и средние части фюзеляжа и надежно защищала
летчиков в обеих кабинах, а также двигатель с радиаторами, топливные баки и
другие жизненно важные части самолета. Хвостовая часть была деревянной, крыло и
оперение дюралевыми. Скорость самолета достигала 420 км/час, дальность полета
превышала 750 км. Вооружение составляли две 23-мм пушки, два пулемета в крыле,
четыре реактивных снаряда и от 400 до 600 кг бомб. Для защиты самого самолета и
экипажа предназначался крупнокалиберный пулемет в кабине стрелка-радиста.
Боевые качества штурмовика Ил-2 давали ему преимущество перед немецкими
самолетами аналогичного назначения. Сам С. В. Ильюшин назвал свою машину
“летающим танком”.
Главная оригинальность модели Ильюшина заключалась в том,
что он заставил броню работать в корпусе самолета, сделав ее рабочим телом. До
этого конструкторы “надевали” броню на каркас только с целью его защиты. А тут
был спроектирован бронекорпус, заключавший в себе все жизненно важные части
боевой машины — мотор, кабину экипажа, систему двигателя и т. д. Корпусу была
придана обтекаемая форма. Будущий штурмовик в буквальном смысле предстояло
ковать из стали. Поначалу никто не брался штамповать броню. Тогда С.В. Ильюшин
сам поехал на подольский завод, провел там несколько дней и уговорил рабочих
помочь ему в новом деле. Первые детали выколачивали кувалдами
рабочие-котельщики.
После государственных испытаний в апреле 1940 г. на самолет
Ильюшина было дано заключение, что машина может быть использована в ВВС Красной
армии в качестве штурмовика-бомбардировщика ближнего действия. Но начальник ВВС
Я.В. Смушкевич и нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин фактически
забраковали новую модель и не пустили ее в серийное производство. Они считали,
что этот самолет недостаточно быстро и высоко летает и что тонка его
бронезащита. По поводу толщины брони их пытался переубедить конструктор: “Одно
дело, когда пуля пробивает броню под углом 90 градусов. А если корпус круглый
да самолет летит со скоростью 120 м в секунду, то попробуйте попасть пулей
перпендикулярно поверхности брони”.
Казалось бы, это должно убедить сомневающихся, тем более
что испытания это подтвердили, но денег на производство штурмовика по-прежнему
не отпускали. С. В. Ильюшин писал в ЦК, а 7 ноября 1940 г. направил письмо
прямо на имя Сталина. В начале декабря 1940 г. его вызвали в Кремль для доклада
о новом самолете. Выслушав объяснения авиаконструктора, руководители страны
сказали: “Такой самолет нам нужен”. А через три дня на совещании с участием
членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение выпускать Ил-2 серийно, но в
одноместном варианте. У начальства была своя логика: дескать, самолет и так
защищен броней, а если на нем будут два человека, то потери возрастут, да и
второго члена экипажа, стрелка, надо будет специально учить. С.В. Ильюшин
попытался отстоять двухместный вариант, но быстро сдался, наверное, не хотел
ставить под вопрос сам выпуск машины, и так уже в спорах с начальством было
потеряно 10 месяцев.
В декабре 1940 г. началось серийное производство Ил-2. К
началу войны их выпустили 249 штук, но в боевом строю на 22 июня 1941 г.
оказалось только 100 машин.
Достоинства Ил-2 достаточно полно раскрылись уже в первой
крупной битве Великой Отечественной — битве под Москвой, где самолеты этой
марки успешно уничтожали танки противника. Тогда на заводы, занятые серийным
выпуском ильюшинских машин, пришла телеграмма Сталина, в которой говорилось:
“Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной армии как воздух, как хлеб”.
В начале 1942 г. на конференции фронтовых летчиков и
техников прошло обсуждение достоинств и недостатков состоявших на вооружении
Красной армии боевых машин. Фронтовики в целом высоко отзывались об Ил-2, но
многие из них предлагали усилить защиту задней полусферы самолета. Вскоре
Сталин вызвал к себе С.В. Ильюшина и состоялся такой разговор:
— А ведь вы были правы.
— В чем, товарищ Сталин?
— А как же, это мы вас сбили с толку. Вы сделали
двухместный штурмовик Ил-2, а мы, не разобравшись как следует, по настоянию
некоторых легкомысленных советников заставили переделать его в одноместный.
Истребителей у нас мало. Одноместные штурмовики требуют прикрытия и несут очень
большие потери. Вот несколько двухместных показали себя хорошо, они себя
обороняют. Нужно немедленно вернуться к двухместной машине! Делайте что хотите,
но чтобы конвейер не остановился!
Так С. В. Ильюшин смог вернуться к своему первоначальному
замыслу.
Ил-2 стал самой массовой, боевой воздушной машиной — за
годы войны их было выпущено более 36 тыс. штук, больше, чем любой другой марки.
Один из немецких военных специалистов писал: “Самолет Ил-2 — свидетельство
исключительного прогресса. Он является основным противником немецкой армии”.
В годы войны С.В. Ильюшин на базе Ил-2 создал новый
цельнометаллический двухместный штурмовик Ил-10 с более мощным двигателем и
усиленным бронированием, но с прежним комплексом вооружения. Новая машина могла
развивать скорость до 551 км/час.
Постоянное совершенствование старых моделей самолетов,
появление новых образцов воздушной техники в Советском Союзе в годы войны другой
выдающийся авиаконструктор А.С. Яковлев объясняет тем, что “наши самолеты,
созданные в 1939—1940 гг., располагали резервами для модернизации, в то время
как у немецких самолетов, созданных в 1935—1936 гг., уже в начале войны такие
возможности в основном были исчерпаны”. Это, безусловно, целиком относится и к
аэропланам Ильюшина.
Другим важным фактором достижения превосходства советской
авиационной промышленности над гитлеровской было то, что технология
производства самолетов была столь проста, что могла быть освоена
неквалифицированными рабочими, а именно они (женщины и подростки) составляли
основную массу работавших на авиазаводах в годы войны. Поэтому можно было
обеспечить их массовое производство даже в условиях, когда значительная часть
квалифицированных рабочих была мобилизована в действующую армию. В 1944 г.
выпуск самолетов в СССР увеличился по сравнению с довоенным в 3,8 раза.
Высокая технологичность, простота изготовления была
характерна не только для Ил-2, но и для Т-34, для “катюш”, ПТР и других
шедевров отечественной военно-инженерной мысли. Конструкторы советского оружия
были не просто кровь от крови, плоть от плоти детьми земли Русской, они очень
хорошо знали и любили эту землю. Один из военачальников Германии, генерал-майор
фон Бутлер, заметил: “Русские имели то преимущество, что при производстве
вооружения и боеприпасов ими учитывались все особенности ведения войны в России
и максимально обеспечивалась простота технологии. В результате всего этого
русские заводы выпускали огромное количество вооружения, которое отличалось
большой простотой конструкции. Научиться владеть таким оружием было
сравнительно легко”.
В этом направлении работали, наверное, все советские
конструкторы военной техники и вооружения и до войны, и в годы войны. Один из
помощников С.В. Ильюшина так писал о знаменитом авиаконструкторе: “Он знал
потребности страны и под них подстраивал свое творчество. Знал: этот самолет
сегодня нужен, а этот — нет”. И нет ничего удивительного, что у кого-то это
получалось лучше, а у кого-то хуже. Окончательный выбор делала на самом деле
жизнь, здравый смысл, а не Сталин и не маршалы в ГАУ, ГБТУ и ВВС. Они
подчинялись силе фактов.
Через полтора месяца после начала войны Верховный
главнокомандующий на заседании ГКО признался: “Теперь ясно, что свертыванием
перед войной налаженного производства орудий массового потребления еще до
полного освоения идущих им на смену образцов мы допустили серьезную ошибку,
можно сказать, непростительный просчет”. И далее сказал то, с чем трудно не
согласиться: “Определить, когда точно начнется война, конечно, чрезвычайно
трудно”.
Можно предвидеть возражения: глава государства,
позиционирующий себя отцом народов, должен предвидеть все. Но наши небольшие
истории показывают, что ошибки допускали все — и наркомы, и военачальники, и
конструкторы, и директора заводов. Однако общая беда — реальная угроза
фашистского порабощения после вторжения в СССР гитлеровских войск привела в
действие невидимые пружины перевода научно-исследовательских и
опытно-конструкторских работ на стадию массового производства. Что и дало
превосходство над противником в военной технике и вооружении, столь необходимое
для Победы.
РФС № 4 2005