Ф.И. Тютчев
(1803-1872)
Россия и Запад
Революция, если рассматривать ее самое существенное и
простое первоначало, есть естественный плод, последнее слово, высшее выражение
того, что в продолжение трех веков принято называть цивилизацией Запада.
1. Положение дел. 2. Римский вопрос. 3. Италия. 4. Единство
Германии. 5. Австрия. 6. Россия. 7. Россия и Наполеон. 8. Россия и Революция.
9. Будущность.
<ГЛАВА 1>
<1>
Положение дел в
1849 году
Февральское движение, по свойственной ему внутренней
логике, должно было бы привести к крестовому походу всего охваченного
Революцией Запада против России… Но этого не произошло, что является
доказательством отсутствия у Революции необходимой жизненной силы – даже для
осуществления значительного разрушения. Иначе говоря, Революция – болезнь,
пожирающая Запад, а не душа, сообщающая ему движение и развитие.
Отсюда проистекает возможность реакции, подобно той, что
была вызвана июньскими днями прошлого года. Эта реакция еще не пораженных
частей страдающего организма против последовательного распространения недуга.
Это июньское сопротивление и все другие, вызванные им в последующем, —
значительное событие, великое Откровение. Теперь ясно, что Революция нигде не
может надеяться на правление. И даже если она захватит Власть хотя бы на
краткий миг, то породит лишь гражданскую войну. То есть она подточит и разложит
общество, но не сможет ни овладеть им как таковым, ни управлять им от своего
имени. Вот достигнутый результат, и он огромен. Ибо он свидетельствует не
только о немощи Революции, но и о бессилии Запада. Всякое действие вовне ему воспрещено.
Он в корне расколот.
Сейчас Революция материально обезоружена. Подавление
июньских выступлений 1848 года парализовало ей руки, а победа России в Венгрии
вынудила ее выронить оружие. Само собой разумеется, что и, будучи
обезоруженной, Революция тем не менее полна жизни и мощи. Пока она ретируется с
поля битвы и оставляет его победителям. Как они воспользуются своей победой?..
И прежде всего, как понимают сложившееся положение вещей
законные Власти на Западе? Ибо, чтобы предрешать характер своих будущих
отношений с Революцией, им следовало бы заранее определить, каковы нравственные
условия их собственного существования. Одним словом, каков тот символ веры,
который они могут противопоставить символу Революции?
Что касается революционного символа, мы его знаем и именно
поэтому прекрасно понимаем, откуда проистекает его непреодолимое влияние на
Запад, — ошибки более невозможны, всякая двусмысленность, вольная или невольная,
стала бы отныне неуместной.
Революция, если рассматривать ее самое существенное и
простое первоначало, есть естественный плод, последнее слово, высшее выражение
того, что в продолжение трех веков принято называть цивилизацией Запада. Это
вся современная мысль после ее разрыва с Церковью.
Сия мысль такова: человек в конечном итоге зависит только
от самого себя — в управлении как своим разумом, так и своей волей. Всякая
власть исходит от человека, а всякий авторитет, ставящий себя выше человека,
есть либо иллюзия, либо обман. Одним словом, это апофеоз человеческого я в
самом буквальном смысле слова.
Таково, кто не знает, изначальное верование революционной
школы; но, серьезно говоря, разве общество Запада, цивилизация Запада имеет
другое верование?
А Власти предержащие этого общества, не имевшие для жизни
во многих поколениях иной умственной среды, как они теперь смогут выбраться из
нее? И как, не выходя из нее, они сумеют найти нужную точку Архимеда для опоры
своего рычага?
Напрасно сам г-н Гизо теперь громко выступает против европейской
демократии, напрасно упрекает ее в самопоклонении, находя в нем начало всех ее
ошибок и недостойных деяний: западная демократия, превратив себя в предмет
собственного культа, надо признаться, всего лишь навсего слепо следовала
инстинктам, которые развивались в ней благодаря вам и вашим собственным
доктринам более чем кому бы то ни было. В самом деле, кто более вас и вашей
школы столь требовательно и настойчиво отстаивал права независимости
человеческого разума; кто учил нас видеть в религиозной Реформации XVI-ro века
не столько противодействие злоупотреблениям и незаконным притязаниям римского
католицизма, сколько эру окончательного высвобождения человеческого разума; кто
приветствовал в современной философии научную формулу сего высвобождения и превозносил
в революционном движении 1789 года пришествие во власть и во владение
современным обществом этого столь раскрепощенного разума, что он не находит
иной зависимости, как только от самого себя? И как хотите вы, чтобы после
подобных наставлений человеческое я, эта основная определяющая молекула
современной демократии, не стало бы своим собственным идолопоклонником? И
наконец, кого оно должно, по-вашему, обожать, если не самого себя, поскольку
для него нет никакого другого авторитета? Поступая иначе, оно, право,
выказывало бы скромность.
Итак, согласимся, что Революция, бесконечно разнообразная в
своих этапах и проявлениях, едина и тождественна в своем главном начале, и
именно из этого начала, необходимо признать, вышла вся нынешняя западная
цивилизация.
Мы не скрываем от себя огромного значения такого признания.
Мы слишком хорошо знаем, что изложенный нами факт накладывает на последнюю
европейскую катастрофу печать наиболее трагической эпохи среди всех эпох
мировой истории. Весьма вероятно, что мы присутствуем при банкротстве целой
цивилизации...
И в самом деле, вот уже на протяжении многих и многих
поколений мы видим, как все вы, люди Запада, — народы и правительства, богатые
и бедные, ученые и невежды, философы и светские люди, — все вы вместе читаете в
одной и той же книге, в книге эмансипированного человеческого разума, и вот в
феврале 1848 года некоторых из вас, самых нетерпеливых и авантюрных, посетила
внезапная фантазия перевернуть последнюю страницу этой книги и прочесть уже
известное вам страшное откровение... Теперь напрасно возмущаться, сплочаться
против смельчаков. Увы, как сделать, чтобы прочитанное оказалось
непрочитанным... Удастся ли опечатать эту чудовищную последнюю страницу? Вот в
чем заключается вопрос.
Я хорошо знаю, что полнота жизни в человеческом обществе не
исчерпывается той или иной доктриной или тем или иным началом, что независимо
от них возникают материальные интересы, способные более или менее обеспечить в
обычное время существование жизни, а инстинкт самосохранения, как в любом живом
организме, может какое-то время энергично сопротивляться неизбежному
разрушению. Но инстинкт самосохранения, которому никогда не удавалось спасти
какую-либо разгромленную армию, сумеет ли долго и надежно защищать разлагающееся
общество?
Правда, на сей раз Власти предержащие, а вслед за ними и
общество еще отразили последнюю атаку Революции. Но разве современная
цивилизация, либеральная цивилизация Запада сохранила и защитила себя от
нападавших врагов с помощью своих собственных сил и законного оружия?
Конечно, если в истории последнего времени и было в высшей
степени значительное событие, то, несомненно, вот какое: на следующий же день
после провозглашения европейским обществом всеобщего избирательного права
верховным судией своих судеб оно было вынуждено ради спасения цивилизации
обратиться к вооруженной силе, к военной дисциплине. А чем является вооруженная
сила, военная дисциплина, как не наследием, если угодно, обломком старого мира,
уже давно затопленного. И тем не менее, цепляясь именно за этот обломок,
современное общество смогло спастись от нового потопа, готового вскоре
поглотить и его.
Но если военное подавление, являющееся при устоявшемся
порядке вещей лишь аномалией, лишь счастливой случайностью, в определенный
момент сумело спасти находившееся под угрозой общество, то достаточно ли этого
для обеспечения его будущности? Одним словом, сможет ли осадное положение
когда-либо стать системой правления?
И, повторим еще раз, Революция не только враг из крови и
плоти. Она более чем Принцип. Это Дух, Разум, и, чтобы его победить, следовало
бы обрести умение с ним справляться.
Мне хорошо известно, что последние события породили во всех
умах чрезвычайные сомнения и огромные разочарования в революционной мудрости
своих отцов. Пустая бесполезность достигнутых результатов стала для них
ощутимой. Но если иллюзии, которые уже можно было бы назвать вековыми
заблуждениями, развеялись последней бурей, то никакая другая вера не заменила
их... Сомнение только углубилось, вот и все. Ибо современная мысль может успешно
сражаться не с Революцией, а с теми или иными ее следствиями — с социализмом,
коммунизмом и даже атеизмом. Однако ей надо было бы отречься от себя самой,
дабы уничтожить основополагающий революционный Принцип. Вот почему еще западное
общество, выражающее эту мысль, видя себя после февральской катастрофы на краю
пропасти, смогло инстинктивным движением отпрянуть от нее; но ему потребовались
бы крылья, чтобы преодолеть эту пропасть, или чудо, еще не случавшееся в
истории человеческого Общества, чтобы вернуться вспять.
Таково настоящее положение дел в мире. Оно, несомненно,
ясно для Божественного Провидения, но неразрешимо для современного разума.
Именно под воздействием подобных обстоятельств Власти
предержащие на Западе призваны руководить Обществом, укреплять и упрочивать его
на прежних основах, и они вынуждены заниматься этим делом с помощью
инструментов, полученных из рук Революции и изготовленных для ее потребностей.
Однако независимо от этой задачи общего умиротворения,
единой для всех правительств, у каждого из крупных государств на Западе есть
еще свои отдельные вопросы, которые являются плодом и как бы итогом их
особенной истории и которые, будучи, так сказать, поставленными на обсуждение
историческим Промыслом, требуют неизбежного решения. Именно на эти вопросы и
накинулась европейская Революция в разных странах, но она сумела найти там лишь
поле битвы против Власти и Общества. Теперь, когда все ее усилия и попытки
потерпели позорное поражение и вместо разрешения вопросов она их только
обострила, правительства должны, в свою очередь, пытаться их разрешить в
присутствии и, если так можно выразиться, под присмотром побежденного ими
противника.
Но прежде всего перейдем к обозрению различных вопросов.
<2>
Для того, кто на месте понимающего, но стороннего свидетеля
наблюдает за происходящим в Западной Европе, нет, конечно же, ничего более
примечательного и поучительного, чем, с одной стороны, постоянное разногласие,
очевидное и неизбывное противоречие между господствующими там идеями, между
тем, что в действительности надлежит называть мнением века, общественным
мнением, либеральным мнением, и реальностью фактов, ходом событий, а с другой
стороны — столь малое впечатление, которое этот разлад, это так бросающееся в
глаза противоречие, кажется, производит на умы.
Для нас, смотрящих со стороны, несомненно, нет
ничего легче, чем отличать в Западной Европе мир фактов, исторических
реальностей от огромного и навязчивого миража, которым революционное
общественное мнение, вооруженное периодической печатью, как бы прикрыло
Реальность. И в этом-то мираже уже 30-40 лет живет и движется, как в своей
естественной среде, эта столь фантастическая, сколь и действительная сила,
которую называют Общественным Мнением.
Странная вещь в конечном счете эта часть <общества> —
Публика. Собственно говоря, именно в ней и заключена жизнь народа, избранного
народа Революции. Это меньшинство западного общества (по крайней мере, на
континенте), благодаря новому направлению, порвало с исторической жизнью масс и
сокрушило все позитивные верования... Сей безымянный народец одинаков во всех
странах. Это племя индивидуализма, отрицания. В нем есть, однако, один элемент,
который при всей своей отрицательности служит для него связующим звеном и
своеобразной религией. Это ненависть к авторитету в любых формах и на всех
иерархических ступенях, ненависть к авторитету как изначальный принцип. Этот
совершенно отрицательный элемент, когда речь идет о созидании и сохранении,
становится ужасающе положительным, как только встает вопрос о ниспровержении и
уничтожении. И именно это, заметим попутно, объединяет судьбы представительного
правления на континенте. Ибо то, что новые учреждения называли по сей день
представительством, не является, что бы там ни говорили, самим обществом,
реальным обществом с его интересами и верованиями, но оказывается чем-то
абстрактным и революционным, именуемым публикой, выразителем мнения, и ничем
более. И поэтому этим учреждениям удавалось искусно подстрекать оппозицию, но
нигде до настоящего времени они не сумели создать хотя бы одно правительство...
И тем не менее действительный мир, мир исторической
реальности, даже под чарами миража оставался самим собой и продолжал идти своим
путем совсем рядом с этим миром общественного мнения, который, благодаря общему
согласию, также приобрел какое-то подобие реальности.
<1>
I. Общее положение дел.
II. Римский вопрос.
III. Италия.
IV. Германское единство.
V. Австрия.
VI. Россия.
VII. Россия и Наполеон.
VIII. Будущность.
После того как революционная партия представила нам зрелище
своей немощи, теперь наступает черед правительств, которые не замедлят
доказать, что если они еще достаточно сильны для противостояния полному
разрушению, то для восстановления и какого-либо перестраивания у них более нет
достаточных сил. Они похожи на тех больных, которым удается одолеть недуг, но
только после того как он глубоко разложил организм, и их жизнь отныне
становится лишь медленной агонией. 1848 год явился землетрясением, которое
обрушило не все поколебленные им здания, однако те, что устояли, оказались в таких
трещинах, что их окончательный обвал неминуем в любой момент.
В Германии междоусобная война составляет саму основу ее
политического положения. Сейчас это более, чем когда-либо, Германия
Тридцатилетней войны — Север против Юга, разрозненные государства против единой
Власти, — но все неизмеримо возросло под воздействием революционного принципа.
В Италии теперь не только, как прежде, соперничество с Германией и Францией или
ненависть Италии к пребывающему за горами Варвару. Налицо, кроме того, смертельная
война, объявленная Революцией, взявшей на вооружение итальянское национальное
чувство, опороченному римским Папством католицизму. Что же до Франции, которая
не может более существовать без отречения на каждом шагу от того, что вот уже
60 лет составляет ее жизненный принцип, от Революции, — это страна, по логике
вещей и воле рока приговоренная к бессилию. Это общество, приговоренное
инстинктом самосохранения прибегать к услугам одной своей руки лишь только для
того, чтобы связать другую.
Таково, на наш взгляд, сегодняшнее положение на Западе.
Революция, являющаяся логическим следствием и окончательным итогом современной
цивилизации, которую антихристианский рационализм отвоевал у римской Церкви, —
Революция, фактически убедившаяся в своем абсолютном бессилии как организующего
начала и почти в таком же могуществе как начала разлагающего, — а с другой
стороны, остатки элементов старого общества в Европе, еще достаточно живучие,
чтобы при необходимости отбросить до определенной отметки материальное
воздействие Революции, но столь пронизанные, насыщенные и искаженные
революционным принципом, что они оказались как бы беспомощными создавать
что-либо могущее вообще приниматься европейским обществом в качестве законной
власти, — вот дилемма, ставящаяся сейчас во всей ее огромной важности.
Частичная неопределенность, сохраняющаяся за будущим, затрагивает
один-единственный пункт: неизвестно, сколько времени нужно для того, чтобы
подобное положение породило все эти последствия. Что касается природы этих
последствий, то предугадать их можно было бы, лишь полностью выйдя за пределы
западной точки зрения и смирившись для понимания простой истины, а именно:
европейский Запад является лишь половиной великого органического целого, и по
видимости неразрешимые затруднения, терзающие его, найдут свое разрешение
только в другой половине...
<МАТЕРИАЛЫ К ТРАКТАТУ «РОССИЯ И ЗАПАД»>
<Программы трактата>
<2>
РОССИЯ И ЗАПАД
I. Положение дел в 1849 году.
II. Римский вопрос.
III. Италия.
IV. Германское единство.
V. Австрия
VI. Россия.
VII. Россия и Наполеон.
VIII. Россия и Революция.
IX. Будущность.
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ III>
<1>
Италия
Чего хочет Италия? Истинного, ложного и надуманного.
Истинное: независимость, муниципальная самостоятельность с
федеральной связью — изгнание чужеземца, немца.
Ложное: классическая утопия — единая Италия. С Римом во
главе. Римская реставрация.
Откуда эта утопия? Ее происхождение — ее роль в прошлом и
до наших дней.
Две Италии. Италия народа, масс, действительности. — Италия
книжников, ученых, революционеров, от Петрарки до Мадзини.
Совершенно особая роль этого направления книжников в
Италии. Его значение: это традиция древнего Рима, языческого Рима. — Почему
этот призрачный образ наиболее реален в Италии, чем в других местах.
Римская Италия была завоеванной Италией. Вот почему
единство Италии, как его понимают эти господа, является римским, а никак не
итальянским фактом.
Италия тогда принадлежала Риму, потому что Рим владел Империей.
Что такое Империя? Это передача полномочий, жалуемые ею права. Сии
права теряются, как только полномочия отменяются, — их утрачивают вместе с
Империей. Так именно и произошло с Римом. Но поскольку имперского престола
больше нет в Италии, в ней не находится места и для этого искусственного
единства. — Она с полным правом возвращает себе свою независимость и свои
местные самоуправления.
Удаление Империи из Рима и перенос ее на Восток — это
христианская мысль, которую языческая мысль стремится отрицать. Вот почему
языческая мысль неправильно судит об истинном положении дел в Италии. Италия,
предоставленная свободе своих действий, но лишенная Империи, есть Италия,
лишенная Империи, но неспособная обходиться без имперской власти.
Имперская власть: это единая связка прутьев.
Почему эта власть никогда не занимала принадлежащего ей места
— Папство парализовало ее.
Борьба Папства и Империи — ее последствия для Италии.
Римское Папство и германская Империя. Оба — захватчики в
отношении к Востоку — сначала сообщники, а потом враги. Италия —
добыча, оспариваемая ими друг у друга. — Отсюда все ее беды.
Беглый взгляд на эту плачевную историю.
Оба призывают в Италию чужеземца, который прочно там
устраивается. Папство, хотя и значительно умаленное, продолжает хранить и
стеречь Рим, центр мира. Рухнувшая Империя завещает Италию австрийскому
господству. Последняя схватка: Австрия более чуждая, чем когда-либо. Италия,
как никогда, раздираемая и терзаемая. Папство сближается с Австрией. Дело
Независимости все более отождествляется с революционным делом. — Огромная
важность положения.
Французское вмешательство, в пользу Революции, только
осложняет это положение. Раздор. Внутренняя борьба всех элементов между собой.
Единственно возможный выход.
Империя восстановлена. Папство секуляризировано...
<2>
<Италия>
Две вещи по обыкновению одинаково ненавидимы в Италии: tedeschi
(немцы) и pret (священники).
Какая сила теперь оказалась бы в состоянии освободить
Италию от одних и от других, не позволяя Революции одержать победу и не разрушая
Церковь? Такая сила, если она существует, является прирожденной
покровительницей Италии.
<3>
Папа лицом к лицу с Реформацией.
Римский вопрос в настоящее время неразрешим. Он мог бы быть
разрешен только на путях возвращения римской Церкви в лоно Православия.
Есть только одна мирская власть, опирающаяся на вселенскую
Церковь, которая была бы в состоянии преобразовать Папство, не разрушая
Церковь.
Такая власть никогда не существовала и не могла
существовать на Западе. — Вот почему все светские власти Запада, от
Гогенштауфенов до Наполеона, в своих распрях с Папами в конечном итоге
принимали в качестве вспоможения антихристианский принцип — точно так же, как
пресловутые реформаторы, и по той же причине.
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ IV>
<1>
Германское единство
Что такое Франкфуртский парламент? Взрыв Германии
идеологов. Германия идеологов — ее история.
Идея объединения — плод ее собственной деятельности. Она не
исходит от масс, не вытекает из истории. — Доказательством этому служит утопия,
отсутствие чувства реальности, всегда достаточного у масс, но почти никогда не
достающего книжникам.
Германское единство = европейское господство, но где для него
условия? Что представляла собою древняя германская Империя во времена своего
могущества? То была Империя с римской душой и славянским телом (завоеванным у
Славян). То, что составляло ее собственно германский элемент, не содержало, так
сказать, необходимого материала для Империи.
Между Францией, нависающей над Рейном, и Восточной Европой,
тяготеющей к России, есть место для независимости, но не для главенства.
Подобное же политическое условие, почтенное, но не дающее
превосходства, требует федерации и не отвергает единства.
Ибо единство, единое устройство предполагает Призвание, которого
Германия уже не имеет...
Но возможно ли для Германии, даже в узких пределах,
органическое единство?
Дуализм, внутренне свойственный Германии.
Империя являлась
формулой, предназначенной для его предотвращения. Формула эта оказалась
недостаточной. Империя была таковой лишь наполовину; дуализм, настойчиво
проходящий через все существование Империи.
Империя, сама ее душа, сокрушена Реформацией, которая,
напротив, освятила дуализм.
Тридцатилетняя война обустроила и укрепила его. Дуализм
стал нормальным состоянием Германии. — Австрия, Пруссия.
Так шло до наших дней. Россия, истинная Империя, превратив
их в своих союзников, усыпила враждебное соперничество, но не уничтожила его.
Как только Россия устраняется, война возобновляется.
Единство невозможно изначально, поскольку... с Австрией не
может быть никакого единства. Без Австрии нет Германии. Германия не может стать
Пруссией, потому что Пруссия не может стать Империей.
Империя предполагает законность. Пруссия незаконна.
Империя в другом месте.
Пока же будет две Германии. Это их естественное положение —
единство придет к ним извне.
<2>
Германское единство
Весь вопрос единства Германии сводится теперь к тому, чтобы
знать, захочет ли она смириться и пребывать Пруссией. Нужно было бы,
разумеется, чтобы Германия сама добровольно захотела этого, ибо Пруссия
неспособна принудить ее к нему. Для такого принуждения есть лишь два средства.
Революция — невозможное средство для упорядоченного правления; завоевание —
невозможно из-за соседей.
С другой стороны, король Пруссии по самой природе своего
происхождения никогда не сможет стать императором Германии. — Почему так? По
той же причине, по какой Лютер никогда бы не смог стать Папой.
Пруссия есть не что иное, как отрицание германской
Империи.
Успешное отрицание.
Принцип единства Германии уже не заключен в ней самой...
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ V>
<1>
Австрия
Каково было значение Австрии в прошлом? Она выражала факт
господства одного племени над другим, германского племени над славянским.
Как это оказалось возможным? При каком условии?..
Историческое объяснение хода вещей (только династическое).
Этот факт германского господства над славянами,
опровергнутый Россией.
Уничтоженный последними событиями.
Чем является Австрия теперь и чем собирается
быть?
Австрия, став конституционной, провозгласила Gleich-berechtigung
(равноправие), равноправие для различных народностей. — Каково же значение
этого шага?
Система ли это общего нейтралитета? или чистое отрицание?
Но возможно ли существование великой Империи на основе
отрицания?
Конституционный закон — закон большинства. А поскольку
большинство в Австрии принадлежит славянам, то Австрия должна бы стать
славянской. — Вероятно ли такое? и даже возможно ли?
Может ли Австрия перестать быть германской, не перестав
существовать?
Отношения между этими двумя племенами, политические и
психологические (см. Фалльмерайера).
Германский гнет не только политическое притеснение, он во
сто крат хуже. Ибо он проистекает из той мысли немца, что его господство над
славянами является его естественным правом. Отсюда неразрешимое недоразумение
и вечная ненависть.
Следовательно, искреннее равенство в правах оказывается
невозможным. Но немец склоняется перед совершившимся фактом — как в России. В
результате провозглашенное Австрией Gleichberechtigung становится не чем
иным, как обманом.
Она германская и останется германской.
Что из этого следует? Постоянная междоусобная война
различных негерманских народностей с венскими немцами, а самих этих народностей
— друг с другом при использовании конституционной законности.
Таким образом, вместо защиты и обеспечения порядка
австрийское господство окажется лишь закваской для Революции.
Славянские народности, вынужденные стать революционными для
отстаивания своей национальности от германской власти.
Венгрия — в славянской Империи совершенно естественно
довольствовавшаяся бы подчиненным местом, согласно своему положению. Примет ли
она, находясь лицом к лицу с Австрией, условие, которое та стремится ей
создать?
Серьезные неудобства, опасности — и, наконец, нетерпимое
положение — вот чем все это грозит для России.
Возможно ли существование Австрии после этого? И почему она
должна была бы существовать?
Последнее размышление.
Австрия в глазах Запада не имеет иной ценности, кроме своей
антирусской направленности, и тем не менее она не могла бы существовать без
помощи России.
Жизнеспособна ли такая комбинация?
Вопрос для австрийских славян сводится вот к чему: или
оставаться славянами, став русскими, или превратиться в немцев, оставаясь
австрийцами.
<2>
У Австрии нет больше смысла существования. Сказано: если бы
Австрии не было, ее нужно было бы выдумать, — но почему? Чтобы сделать из нее
орудие против России, и недавнее событие доказало, что участие, дружба,
покровительство России является условием самой жизни Австрии.
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ VI>
Россия
Западные люди, судящие о России, немного похожи на
китайцев, судящих о Европе, или, скорее, на греков (Greculi), судящих о Риме.
Это, видимо, закон истории: никогда то или иное общество, цивилизация не
понимает тех, кто должен их сменить.
А западная колония образованных русских, говорящая их же
собственным отраженным голосом, вводит их в еще большее заблуждение. — Насмешка
эха.
Запад, поныне видящий в России лишь материальный факт,
материальную силу.
Для него Россия — следствие без причины. То есть, являясь идеалистами,
они не видят идеи.
Ученые и философы, они в своих исторических мнениях
зачеркнули целую половину европейского мира.
И тем не менее, откуда у них появляется перед этой сугубо
материальной силой нечто среднее между уважением и страхом, чувство awe (благоговейного
страха – англ.), испытываемое только по отношению к авторитету?
Здесь еще присутствует инстинкт, более разумный, чем
знание. Что же такое Россия? Что она представляет из себя? Две вещи: славянское
племя, Православную Империю.
1) Племя.
Панславизм, впавший в революционную фразеологию. —
Искаженное восприятие народности. Маскарадный костюм для Революции.
Литературные панслависты являются немецкими идеологами, точно так же, как и все
прочие.
Действительный панславизм в массах. Он обнаруживается при
встрече русского солдата с первым встречным славянским крестьянином,
словаком, сербом, болгарином и т. д., даже мадьяром. Они все единодушны в своем
отношении к немцу.
Панславизм состоит еще в следующем.
Для славян вне России невозможна никакая политическая
народность.
Здесь встает польский вопрос (смотреть статью Сен-При,
Revue des Deux Mondes. № 1).
2) Империя.
Племенной вопрос имеет лишь второстепенное значение, он
заключает в себе, скорее, среду, а не принцип. Формирующий принцип — это
православная традиция.
Россия гораздо более православная, чем славянская. Именно
как православная она заключает в себе и хранит Империю.
Что такое Империя? Учение об Империи. Империя
бессмертна. Она передается. Реальность этой передачи. 4 сменившихся Империи. 5-я
— последняя и окончательная.
Эта традиция отрицается революционной школой на том же основании,
что и предание в Церкви.
Это индивидуализм, отрицающий историю.
И все-таки идея Империи была душой всей истории Запада.
Карл Великий. Карл V. Людовик XIV. Наполеон.
Революция убила ее, что и послужило началом разложения
Запада. Но Империя на Западе всегда становилась захватом и присвоением.
Это добыча, которую Папы поделили с германскими Кесарями
(отсюда их распри).
Законная Империя осталась преемственно связанной с
наследием Константина. — Показать и доказать историческую реальность всего
этого.
Каким образом Восточная Империя (ложные взгляды западной
науки на Восточную Империю) была передана России.
Именно в качестве Императора Востока царь является
Государем России.
«Волим царя восточного православного», — говорили
малороссы, и говорят все православные на Востоке, славяне и прочие.
Что же до турок, то они заняли православный Восток, чтобы
заслонить его от западных народов, — в то время как создавалась законная
Империя.
Империя едина:
Православная Церковь — ее душа, славянское племя — ее тело.
Если бы Россия не пришла к Империи, она не доросла бы до себя.
Восточная Империя: это Россия в полном и окончательном
виде.
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ VII>
Это кентавр — наполовину Революция, наполовину... Но своим
нутром он тяготел к Революции.
История его коронования — это символ всей его истории. Он
попытался в своем лице заставить Революцию короноваться. Это и превратило его
царствование в серьезную пародию. Революция убила Карла Великого, он захотел
его повторить. — Но с появлением России Карл Великий стал уже невозможен…
Отсюда неизбежный конфликт между Наполеоном и Россией. Его
противоречивые чувства по отношению к России, влечение и отталкивание.
Он хотел бы поделить Империю, но не смог бы этого сделать.
Империя — принцип. Она неделима.
(Если Эрфуртская история верна, то это был момент
наибольшего отклонения России с ее путей.)
Поразительно: личный враг Наполеона — Англия. И тем не
менее <разбился-то> он об Россию. Ибо именно Россия была его истинным
противником — борьба между ними была борьбой между законной Империей и
коронованной Революцией.
Сам он по-древнему пророчествовал о ней: «Она увлекаема
роком. Да сбудутся ее судьбы».
Он сам, на рубеже России —
Проникнут весь предчувствием борьбы —
Слова промолвил роковые:
«Да сбудутся ее судьбы...»
И не напрасно было заклинанье:
Судьбы откликнулись на голос твой —
И сам же ты, потом, в твоем изгнанье,
Ты пояснил ответ их роковой.
<1>
Россия и Наполеон
В связи с Наполеоном занимались словопрением.
Историческая реальность оказалась неопознанной, вот почему и Поэзия осталась
незамеченной.
<2>
Наполеон — это серьезная пародия на Карла Великого... Не
чувствуя за собой собственного права, он всегда играл роль, и нечто суетное в
нем лишает его величие всякого величия. Его попытка возобновить дело Карла
Великого стала не только анахронизмом, как у Людовика XIV и Карла V, его
предшественников, но и постыдной бессмыслицей. Ибо она делалась от имени
Власти, Революции, взявшей на себя миссию стереть с лица земли все следы
деятельности Карла Великого.
<МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ 1Х>
9. Папа, восстав против вселенской Церкви, захватил права
Империи, которые поделил, как добычу, с так называемым Императором Запада.
10. Отсюда то, что обыкновенно происходит между
сообщниками. Длительная борьба между схизматическим римским Папством и узурпированной
Западной Империей, окончившаяся для одного Реформацией, то есть отрицанием
Церкви, а для другой — Революцией, то есть отрицанием Империи.
<1>
1. Что является общим местом в суждениях о
вселенской Монархии? Откуда оно взялось?
2. Политическое равновесие в истории находится в
соответствии с разделением властей в государственном праве. И то и другое
является следствием с революционной точки зрения и отрицанием с
органической точки зрения.
3. Вселенская Монархия — это Империя. Империя же
никогда не прекращала своего существования. Она только переходила из рук в руки.
4. 4 империи: Ассирия, Персия, Македония, Рим. С
Константина начинается 5-я и окончательная Империя, христианская Империя.
5. Нельзя отрицать христианскую Империю без отрицания
христианской Церкви. Они соотносительны между собой. В обоих случаях происходит
отрицание предания.
6. Церковь, освящая Империю, присоединила ее к себе —
следовательно, сделала ее окончательной.
Отсюда вытекает, что все, отрицающее Христианство, часто
весьма могущественно в отрицании, но всегда бессильно в созидании, потому
что является бунтом против Империи.
7. Но эта Империя, нерушимая в своем начале, в
действительности могла проходить периоды слабости, остановок, помрачения.
8. Что представляет собою история Запада, начавшаяся с
Карла Великого и завершающаяся на наших глазах?
Это история узурпированной Империи.
<2>
Затронем вселенскую Монархию, то есть восстановление
законной Империи.
Революция 1789 года стала разложением Запада. Она развалила
самостоятельность Запада.
Революция уничтожила на Западе внутреннюю, местную Власть
и, соответственно, подчинила ее Власти чужеземной, внешней. Ибо никакое
общество не могло бы жить без Власти. Вот почему всякое общество, которое не
может извлечь ее изнутри самого себя, обречено по инстинкту самосохранения
заимствовать ее извне.
Наполеон ознаменовал
последнюю безнадежную попытку Запада создать себе местную Власть, она
закономерно потерпела неудачу. Ибо невозможно было бы извлечь Власть из
Революционного Принципа. Наполеон же не был и не мог быть ничем иным.
Таким образом, начиная с 1815 года Западная Империя уже
более не находится на Западе. Империя полностью ушла с него и сосредоточилась
там, где всегда сохранялась законная традиция Империи. — 1848 год стал началом
ее окончательного воцарения... Тем не менее необходимо, чтобы она помогла себе
самой в двух великих делах, которые уже идут по пути свершения.
В области светской образование Греко-Славянской Империи. В
области духовной — объединение двух Церквей.
Первое из этих дел определенно началось в тот день, когда
Австрия для спасения подобия существования прибегла к поддержке России. Ибо
Австрия, спасенная Россией, по всей необходимости станет Австрией, поглощенной
Россией (немного раньше, <немного> позже).
Итак, поглощение Австрии есть не только необходимое
пополнение России как славянской Империи, но еще и подчинение ей Германии и
Италии, двух стран Империи.
Другое дело, предваряющее объединение Церквей, — это
лишение римского Папы светской власти.
<ОТРЫВОК>
13 сентября 1849
В достигнутом нами положении можно с немалой вероятностью
предвидеть в будущем два великих провиденциальных факта, которые должны
увенчать на Западе революционное междуцарствие трех последних веков и положить
начало в Европе новой эре.
Вот эти два факта:
1) окончательное образование великой Православной Империи,
законной Империи Востока — одним словом, России ближайшего будущего, —
осуществленное поглощением Австрии и возвращением Константинополя;
2) объединение Восточной и Западной Церквей.
Эти два факта, по правде говоря, составляют лишь один, который
вкратце можно изложить так:
Православный Император в Константинополе, повелитель и
покровитель Италии и Рима.
Православный Папа в Риме, подданный Императора.
Правая-ру
5 марта 2005 г