Журнал «Золотой Лев» № 63-64 - издание русской консервативной мысли (www.zlev.ru)

 

И. Стрелкова

 

КУДА ПОЙДЁТ УЧИТЬСЯ РОССИЯ?

 

Когда Ельцин стал президентом, Указ № 1 он посвятил задачам образования — как наиглавнейшим для России. Но тут же обнаружилось, что у правительства другие планы. С начала 90-х резко сократились расходы на образование, и Гайдар сказал тогдашнему министру образования Э. Д. Днепрову: “Нет денег? Сократи половину учителей”. Уже не при Днепрове, а при министре В. Г. Кинелеве к 1997 году в правительстве разработали “Концепцию реформирования системы образования Российской Федерации”, в которой школы и вузы были обвинены в “иждивенчестве”. Все учебные заведения теперь были обязаны сдавать в аренду не менее 10 процентов своих классов и аудиторий, а на вырученные “живые деньги” оплачивать коммунальные услуги, ремонт и т. п. Намечались сокращение провинциальных вузов, отмена учительских надбавок к зарплате и многое другое. От этих разработок по части “организационно-экономического механизма” нашу систему образования спас дефолт 1998 года. Главу правительства Кириенко отправили в отставку, уже подписанное им позорное постановление № 600 отменили.

Путин в начале своего президентства заявил о безусловном приоритете расходов на образование в государственном бюджете. В 2000 году на Всероссийском совещании работников образования был принят проект Национальной доктрины образования как основы новой государственной политики в этой сфере. И там было записано, что вложения в образование должны к 2003 году достичь 6 процентов ВВП, а к 2025-му — 10 процентов. Но Доктрину не стали проводить через Федеральное собрание в качестве закона. При утверждении в правительстве её изрядно пощипали, и всё же оставалось, что назначение системы образования — “создание основы для устойчивого социально-экономического и духовного развития России”. Однако в том же 2000 году в Центре стратегических разработок, руководимом Г. О. Грефом, были подготовлены “Основные направления социально-экономической политики”. В числе основных оказались введение подушевого финансирования учебных заведений (“деньги следуют за учеником”), реструктуризация (а фактически ликвидация) малокомплектных сельских школ, возможность родительского “софинансирования” в средней школе. Предлагалось вместо статуса государственных учреждений присвоить учебным заведениям статус образовательных организаций. Такая вот “маленькая хитрость”. Учреждения приватизировать нельзя, а организации — пожалуйста. Но тут команду Грефа, что называется, поймали за руку. Запротестовала педагогическая общественность, запротестовали ректоры. От переименования пришлось отказаться.

Но уже в 2003 году, при Касьянове, в бюджет было заложено падение темпов роста расходов на образование. Это запланированное падение соответственно сказалось на возможностях обновления материально-технической базы учебных заведений, на заработной плате учителей и преподавателей вузов, принадлежащих в России к низшей касте бюджетников. Если в 2002 году средняя зарплата бюджетников составляла около 60 процентов средней в промышленности, то к концу 2003-го это были всего 40—45 процентов.

В декабре 2004 года правительство Фрадкова одобрило “Приоритетные направления развития образовательной системы Российской Федерации”. Безжалостно урезаны расходы на образование в бюджете на 2005 год. Заботы об учебных заведениях переданы с федерального уровня на региональный. А это зачем? И есть ещё вопрос. Почему в России не получается развалить образование так же быстро, как промышленность, сельское хозяйство, армию?

 

“Мы слишком образованная нация”

 

Про “слишком образованную нацию” с возмущением говорил на заседании Российского общественного совета развития образования (РОСРО) ректор Высшей школы экономики (ВШЭ) Я. И. Кузьминов, один из давних и главных разработчиков проводимой в России реформы образования, лукаво переименованной после дефолта в модернизацию, а теперь заявленной как стратегия государственной политики в сфере образования.

Напомню читателям “Нашего современника”, что о деятельности РОСРО и ВШЭ уже шла речь в моих предыдущих статьях. РОСРО — детище фракции СПС в прошлом составе Думы, при ВШЭ специально создан Институт содержания образования, явно не соответствующий профилю этого учебного заведения, готовящего специалистов в области экономики. Однако именно здесь, а не в Российской академии образования (РАО) базировался “Временный научный коллектив”, который и подготовил в 2002 году проект кардинального сокращения школьных программ по всем предметам. Но в 2002-м, когда послушные единороссы ещё не составляли большинства, проект “Федерального компонента государственного образовательного стандарта”, по сути разрушающий фундаментальность нашей системы образования, был дружно отвергнут на парламентских слушаниях в Думе. Очевидно, поэтому стратегия политики в сфере образования в 2004-м готовилась в строжайшей тайне — никаких предварительных обсуждений. Правительство одобрило “Приоритетные направления…”, и только тогда состоялись парламентские слушания, на которые новый министр А. А. Фурсенко, возглавивший образование и науку, просто не счёл нужным явиться. Надо полагать, догадывался, что никакой поддержки не получит. И действительно, состоялся бурный обмен мнениями. Думцы говорили о беспрецедентном экономическом давлении на сферу образования, о стремлении её урезать и удешевить.

Свободу слова на парламентских слушаниях о стратегии государственной политики в сфере образования никто не ограничивал. И потому ещё яснее становилось, что все эти разговоры велись впустую. Тем более что теперь все проекты, касающиеся “развития” образования, рождаются в экономическом блоке правительства, а не в министерстве Фурсенко. И даже не в РОСРО—ВШЭ. Там их только разрабатывают. Этим, собственно, и могут быть интересны соображения Кузьминова об излишней образованности, изложенные на заседании РОСРО. Нечистоплотность его разработок можно даже не комментировать.

Например, Кузьминов заявил в своём докладе, что в России средняя школа перегружена “академическими занятиями”. Под словом “академические”, очевидно, следует понимать всё ещё сохраняющуюся фундаментальность нашего образования. То, что не удалось протащить в 2002 году, мы видим сегодня в “Приоритетных направлениях…”. Программы будут урезаны на 25 процентов.

В доказательство того, что мы всё ещё “слишком образованная нация”, Кузьминов привёл цифры по “охвату населения от 15 лет и старше основными программами образования” у нас в России и во Франции. Так вот, по Кузьминову, в богатой Франции “охвачены” 88,9 процента, а в нищей России — 98,6. Ну и откуда он добыл эти 98,6? В России, даже по официальным данным, 10 процентов детей вовсе не ходят в школу. В 15 лет у нас кончают 9-й класс. Но все ли продолжают образование в 10-м и 11-м? В профессиональных училищах, техникумах? А сколько детей не доходит до 9-го? До 7-го? Даже до 5-го? И откуда берутся в России неграмотные новобранцы?

Интересные соображения высказал Кузьминов о дошкольном образовании: “Почему в детсадах родители не платят за кормежку?”. По Конституции может быть бесплатным только образование, которое дают дошкольникам. А манная каша? За неё надо платить.

Перейдя от детских садов к сельским малокомплектным школам, ректор ВШЭ, специализирующейся на обучении отпрысков из богатых семей, возмутился тем, что в расчёте на ежемесячное содержание ученика некоторые сельские школы расходуют в несколько раз больше, чем городские. Поэтому с малокомплектными школами пора кончать. А разговоры, что “не будет школы — не будет жизни на селе”, Кузьминов назвал чистой демагогией.

И расходы на ПТУ необходимо уменьшить. Пэтэушникам незачем получать общее среднее образование. Только обучение профессии. А за общим образованием пусть идут в вечерние школы. Питание и обмундирование пэтэушников — тут тоже надо сократиться в расходах.

Но главная разработка была у Кузьминова по высшему образованию. Так и сказал: “Наши потери огромны и в высшем образовании”. И далее:

 

“Более 50 процентов выпускников не используют в работе полученные в вузе профессиональные навыки… Тогда зачем им учиться все пять лет?.. Мы тратим деньги на подготовку специалистов с высшим образованием, совершенно ненужных стране. Потребности рынка гораздо меньше выпуска системы образования… И вообще у нас утвердилось неправильное отношение к высшему образованию… Высшее образование в России давно всего лишь необходимый элемент социализации для значительной группы населения. Стало быть, хватит и трёх лет обучения, как в Европе…”.

 

Есть в докладе Кузьминова и такие слова, как “перепроизводство специалистов с высшим образованием”. Это у него — из лексики советских времён планирования подготовки специалистов и их обязательного трудоустройства: государство вас учило, и вы обязаны трудиться там, куда вас направили. Но теперь-то считается, что человек учится для себя, в своих личных интересах, а получив образование, вправе заниматься тем, что ему нравится. Впрочем, к проблеме сегодняшних взаимоотношений между “рынком образовательных услуг” и “рынком труда” мы вернёмся в следующей главе “Кадры решают всё”. А здесь полезно будет разобраться, почему разработчик дальнейшей либерализации и глобализации образования в России так возмущён поведением “значительной группы населения”, использующей высшее образование лишь ради “социализации”. Это почему же “социализация” представлена как зло? Действительно, у нас в России и сегодня положение человека в обществе, его внутреннее самоощущение связано с уровнем его образования. И, кстати сказать, во всём мире качество жизни в той или иной стране, её Индекс человеческого развития (ИЧР) определяется не только по продолжительности жизни, по валовому внутреннему продукту на душу населения, но и по уровню образования граждан. Так вот, по уровню образования Россия теперь уступает Франции, Великобритании, Германии и ещё целому ряду европейских государств, опережая лишь Турцию и Чехию. Разработчик Кузьминов не мог этого не знать. Но он знал, для кого и для чего делаются такие разработки.

А РОСРО это РОСРО, детище СПС. На заседании постановили направить “замечательный и содержательный” доклад Кузьминова президенту, Федеральному собранию и правительству — с рекомендацией использовать его положения при формировании государственной политики в области образования. И судя по всему, доклад произвёл впечатление. Кузьминов теперь введён в Совет по правам человека при президенте, очевидно, как специалист по праву на образование.

Весной 2004 года президент в своём ежегодном послании указал на излишества в сфере высшего образования: в 2003 году у нас ровно столько ребят смогли поступить в вузы, сколько закончили 11-й класс. “Кому это нужно?” — спросил президент. И был прав. По Конституции бесплатное высшее образование предоставляется не всем и каждому, а по конкурсу. России действительно нужен отбор и отсев при поступлении в вузы. Нужен конкурс знаний. Вузы, принимающие по правилу — лишь бы набрать нужное количество студентов, не могут дать полноценное высшее образование. В конкурсе абитуриентов заинтересованы и наши лучшие вузы. А чтобы исправить ситуацию, всего-то и надо, чтобы все дети ходили в школу, заканчивали 11-й класс. И чтобы в ПТУ ребята получали полное среднее образование. Больше выпускников — выше конкурс, выше уровень знаний студентов.

Но тут может снова возникнуть вопрос: кому это нужно? Ответ на него дало правительство Фрадкова — отменило статью 40 Федеральной программы развития образования, согласно которой у нас в России должно быть на 10 тысяч населения не менее 170 студентов, обучающихся за счёт государственного бюджета. Отмена даст возможность уменьшить в вузах количество “бесплатных” студентов и увеличить количество “коммерческих”. Бюджету от этого двойная выгода, поскольку студенчества коснулась и замена социальных льгот денежной компенсацией. Московские студенты уже приходили к Дому правительства с требованием, чтобы их не лишали льготных проездных билетов на городском транспорте. А богатый студент не станет домогаться проездного, он будет ездить на своей машине или его подвезут на папиной. И на каникулы ему не понадобится компенсация на поездку домой и обратно.

По логике правящих верхов сегодня получается, что им просто невыгодно, да и незачем иметь юное поколение, жаждущее знаний. И обратите внимание, как дружно и слаженно действуют в этом же направлении российские СМИ — и проправительственные, и так называемые независимые, и ТВ, и гламурная пресса. Какая общность интересов!

В числе кардинальных “направлений развития”, к осуществлению которых приступило правительство Фрадкова, — перенос забот о сфере образования с федерального уровня на региональный. И сделано это вопреки настойчивым пожеланиям педагогического сообщества, чтобы финансирование образования осуществлялось обязательно на федеральном уровне — в целях сохранения единого образовательного пространства и равных возможностей для всех детей, вне зависимости от того, где они живут. Кстати сказать, прежнее руководство Минобразования тоже было за федерализацию. Таков и мировой опыт. И даже в США, где по традиции у каждого штата были свои школьные программы, свои учебники, свои критерии при приёме в университеты, в последнее время занялись федерализацией системы образования — как крайне необходимой мерой для выхода из кризиса. Кто же в России лоббировал регионализацию? Очевидно, всё тот же экономический блок в правительстве. Ведь, перенеся заботы о сфере образования с общегосударственного бюджета на региональные, умудрились одновременно сократить долю региональных доходов, пообещав неопределённо, что будут спускать сверху в регионы дополнительные несколько миллиардов.

Таким образом, при новом порядке финансирования дети будут получать в одном регионе образование получше, в другом — похуже. Про обещание уравнять учительскую зарплату со средней в промышленности — забудьте. И в правительстве так торопились с переводом финансирования на региональный уровень, что впопыхах забыли про экспериментальные школы Российской академии образования, которые из РАО и финансировались. В Москве, в Нижнем Новгороде это были лучшие школы. С января 2005 года они остались без копейки.

А теперь вспомним соображения ректора ВШЭ о том, что не всем нужно учиться в вузе пять лет — хватит и трёх. Согласно принятым правительством Фрадкова “Приоритетным направлениям…” в России будет введено двухуровневое высшее образование. Далеко не каждый поступивший в институт или университет сможет там получить полноценное высшее образование, то есть диплом магистра. Большинству придётся довольствоваться дипломом бакалавра (срок обучения — 4 года). Обладателю такого диплома “в зарубежных лабораториях позволяют только пробирки мыть” (цитирую слова ректора МГУ В. А. Садовничего). А чтобы продолжить образование (ещё 1 или 2 года) и получить диплом магистра, бедному студенту придётся выдержать жесточайший конкурс на ограниченное количество бюджетных мест в магистратуре. Богатый просто заплатит.

Введением двухуровневого высшего образования власть маскирует фактическую отмену записанного в Конституции права на бесплатное высшее образование. А бакалавр — это даже не профессия. С таким дипломом — дорога в продавцы, в мелкие клерки. Возможности ниже, чем у выпускников прежних техникумов.

Но сегодняшней власти и не нужны высокообразованные специалисты. В феврале министр Фурсенко представил правительству новый проект. Выпуск магистров теперь решено сократить. С этой целью вузы предполагается поделить на три категории. В первую войдут немногие лучшие университеты России. Они будут готовить специалистов с настоящим университетским образованием, получат более высокое государственное обеспечение и право принимать студентов не по результатам ЕГЭ, а проводить свои экзамены. Примерно около ста вузов второй категории получат обеспечение похуже и будут давать дипломы двух уровней — и бакалавров, и магистров — по описанной выше схеме. Ну, а большинство российских вузов сможет готовить только бакалавров. В эту категорию, очевидно, попадут провинциальные вузы, даже если там сложились перспективные научные направления, есть сильные кафедры и факультеты.

И здесь нельзя не сказать о традиционном для русского интеллигента втором высшем образовании. В уникальный Литературный институт имени А. М. Горького всегда поступали люди с образованием, с опытом работы по той или иной профессии, с первым литературным опытом. На этом и строилась программа обучения в Литинституте. Но теперь и он подпал под запрет второго бесплатного высшего образования. Значит, должен будет набирать детей прямиком из школы? Какой в этом смысл?

И ещё об одном нововведении — о задуманном в правительстве способе оплаты образования, доступном бедняку — о студенческом кредите. Как в “цивилизованных странах”. Но ведь в тех же США такой кредит даётся студенту под мизерные 2,5 процента. Причём там уверенность в себе при взятии кредита подкрепляется системой высоких доходов специалистов с высшим образованием. А у нас? Под какой процент дадут кредит? И как его выплатить при заработках учителей, врачей, инженеров? Впрочем, в тех же США при существующих льготных студенческих кредитах высшее образование на три четверти оплачивается либо из государственных фондов, либо из благотво­рительных.

В нашей системе образования издавна сложилось правило: все педагогические новшества поначалу испытывались в масштабах отдельной школы, одной области. Для того, кстати сказать, и были созданы экспериментальные школы РАО, про которые теперь впопыхах, как я уже говорила, просто позабыли. Впрочем, даже не так уж давно эксперимент с ЕГЭ, единым государственным экзаменом, вводили постепенно, начав с отдельных регионов.

В 2004 году правительство Фрадкова размахнулось со своими “Приоритетными направлениями…” сразу на всю страну, на всю “вертикаль власти”. В каком состоянии находилось в 2004 году само правительство, дан анализ в статье Александра Казинцева “Менеджер дикого поля”, опубликованной в “Нашем современнике” (2004, № 12) с выразительным подзаголовком “Государство? Где вы видите государство?”. Начиная с марта прошлого года, пишет Казинцев, “Россия прожила без федерального руководства”. Происходила реформа самого правительства. Прежние министерства упразднили, формирование новых затягивалось. Огромная армия чиновников в течение долгого времени “не могла, не желала что-либо делать и ничего не делала”. Новые назначения оказались весьма необычными: антимонопольную службу возглавил биолог по профессии, агентство по недропользованию — ветеринар, пост главного эколога получил инженер-железнодорожник… Не буду перечислять всех, названных в статье Казинцева, по фамилиям. А. А. Фурсенко там не был упомянут: глава нового Министерства образования и науки — доктор физико-математических наук. Так что, казалось бы…

Но вот какую оценку формированию нового министерства и назначению Фурсенко дал в одном из интервью Ж. И. Алфёров, академик, нобелевский лауреат. Не надо было соединять образование с наукой — задачи совершенно разные. Что же касается Фурсенко, то у него нет никакого опыта работы в сфере образования. И вряд ли он справится с управлением наукой, на таком посту может находиться только крупный учёный. Вообще министерство, объединяющее образование и науку, для Фурсенко “непосильный груз”.

О том, какие полномочия может взять на себя министерство Фурсенко, стало известно осенью 2004 года, когда появилась “Концепция участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки”. В тексте документа, попавшего в печать, так же витиевато излагались “основные направления трансформации” и “перспективный облик” государственного сектора науки, а также его “оптимизация” (любимое слово сочинителей таких проектов). Проще сказать, Министерство образования и науки наметило обвальное сокращение количества научных институтов на бюджетном финансировании, а значит, и обвальное сокращение научных кадров. В случае ликвидации государственного института разрешалась его приватизация. Так что обратите внимание на использование слова “организация” в министерской “Концепции…”. О такой “маленькой хитрости” уже шла речь в начале статьи. Научное учреждение нельзя приватизировать, а организацию — почему бы и нет? Ведь какие прекрасные здания занимают академические институты!

Учёные, конечно, запротестовали, отправили на имя президента резолюцию, принятую на заседании учёных советов РАН и подписанную нобелевским лауреатом Ж. И. Алфёровым, в которой говорилось, что осуществление “Концепции…” — “приведёт к катастрофическим последствиям для отечественной науки и страны в целом”. Теперь руководители минис­терства объясняются с учёными: произошло недоразумение, никто и не собирался уменьшить в пять раз количество научных институтов. И вообще само Министерство образования и науки тут не виновато. В уже цитирован­ном выше интервью Алфёров рассказывал о своей беседе с заместителем министра А. Г. Свинаренко. Тот не постеснялся заявить: “Ничего не знаю, это всё Минфин”. Удобная, конечно, позиция.

 

Кадры решают всё

 

По данным международных экспертов, сегодня в России только 5 процентов рабочих имеют высшую квалификацию. Для сравнения: в США — 43 процента, в ФРГ — 56. И ещё удручающая цифра, её назвали на заседании “Меркурий-клуба” под председательством Е. М. Примакова, президента Торгово-промышленной палаты: сегодня в России средний возраст квалифицированного рабочего — 55 лет. Эту верхушку составляют в основном выпускники советских ПТУ, ведущих свою историю от немудрящих РУ, ФЗУ и ФЗО, превратившихся затем (не все, конечно) в великолепно оснащённые учебные заведения, которые давали не только высочайшую рабочую квалификацию, но и обязательное среднее образование. То есть выпускники ПТУ могли поступать в вузы. И поступали. Именно этой возможности и предложил лишить пэтэушников ректор ВШЭ Кузьминов.

Но если 55 лет — средний возраст, то, следовательно, на квалифицированной работе сегодня занято немало людей пенсионного возраста. Последние выпуски ПТУ, получившие и специальности и образование, — это начало 90-х годов. Так что младший возраст качественных трудовых кадров — около 30 лет.

В 90-х ПТУ оказались в худшем положении, чем школы. Комитет профтехобразования был вообще ликвидирован, ПТУ передали Министерству образования, назвали по-новому ССУЗ (среднее специальное учебное заведение), но в обиходе осталось прежнее название. Материальная база профтехобразования последовательно разрушалась, вместе с лучшими заводами погибали лучшие ПТУ. В 2000 году тогдашний министр образования В. М. Филиппов мог только радоваться тому, что пэтэушникам наконец-то дали денег столько, что хватит на еду и на оплату коммунальных услуг. Из ПТУ ушли опытные мастера производственного обучения, получавшие гроши.

В России-СССР система среднего профессионального образования развивалась по нужным производству направлениям. Отраслевые министерства за счёт собственных предприятий содержали десятки техникумов, которые обеспечивали для них подготовку высококвалифицированных рабочих. Сегодня предприятиям стало не по средствам иметь свой техникум. Финансирование со стороны государства практически прекратилось. Об этом говорил в интервью для “ЛГ” (2004, № 51—52) директор Московского техникума имени Красина В. В. Соколов. Техникуму в 2005 году исполняется 75 лет.

Нет, правящие верхи не по неопытности новичков, как могло бы показаться, а вполне обдуманно проигнорировали самое очевидное: в условиях кризиса необходимо сохранить самые квалифицированные рабочие кадры и систему их подготовки — на перспективу, когда понадобится восстановить или строить заново. Мне рассказывал лет двадцать назад знаменитый слесарь Московского завода имени Владимира Ильича Герой Социалистического Труда Сергей Анатольевич Антонов, что в заграничной поездке на него произвело самое сильное впечатление, как капиталисты относятся к рабочим высокой квалификации. Закрыв предприятие, хозяин сохраняет и оплачивает нужное ему количество квалифицированных рабочих — они ему будут необходимы при создании нового производства. Не начинать же с нуля!

Ну, а в России отношение власти к системе профессионально-технического образования и вообще к образованию по сути с головой выдаёт сегодняшних хозяев жизни: они вовсе и не собираются выводить отечественную промышленность из кризиса, что-либо строить, реконструировать, воссоздавать, они рады бы вообще ликвидировать отечественное авиастроение, автомобильную промышленность, иные отрасли. В нашем царстве-государстве планы на будущее у правительства и у рядовых граждан ну никак не совпадают. Правительству действительно досталась слишком образован­ная нация! Рядовые граждане надеются на подъем экономики, на создание наукоёмкого производства, на оснащение сельского хозяйства новейшими технологиями. А правительство прокладывает курс к превращению России в сырьевой придаток мировой экономики. При таких планах на будущее, конечно, вовсе ни к чему слишком большое количество образованных людей, у которых и социальные запросы повыше. Вполне можно себе представить, что там, наверху, даже какой-то страх существует перед перспективой, что Россия выберется из разрухи, добьётся успехов в экономике, в образовании, в здравоохранении, науке, культуре… Они столько лет изводят эту слишком образованную нацию, а она всё держится — явно не хлебом единым.

В 90-е годы в результате “шоковой терапии” и организованного самой властью разрушения отечественной промышленности в России появились в большом количестве “трудоизбыточные предприятия”. В массовом порядке шло сокращение трудовых коллективов и разворовывание всего, что оставалось в опустевших цехах. Год за годом рабочие высокой квалификации перемещались из перерабатывающих отраслей в добывающие. И некому было позаботиться, по примеру настоящих капиталистов, о котором рассказывал слесарь Антонов, о сбережении лучших кадров. Их выбрасывали на улицу, на выживание, на пресловутый “рынок труда”, в ларьки, в “челноки”… То есть из людей, привыкших к почёту и уважению — в униженные и оскорблённые. В те годы одной из целей “шоковой терапии” была, конечно, психологическая обработка и массовое унижение тысяч и тысяч людей. Где сегодня в России трудовые коллективы, умеющие защищать свои права? Их нет — как нет и современного рабочего западного образца, твёрдо и квалифицированно отстаивающего свои интересы.

И при всём при том в России, по оценкам и обследованиям социологов, в 2004 году 66 процентов населения страны “довольны своей жизнью”. Удивительно, но факт. Да, 66 процентов, всё правильно, всё согласно научным социологическим опросам. Другой вопрос — чем довольны? Какой жизнью?

Россия преодолела депрессию 90-х годов, научилась не теряться даже в самых невыносимых условиях. И человек вправе уважать самого себя за то, что не сдался, выстоял, научился зарабатывать, в состоянии кормить семью. И не нам его судить. Он будет работать в трёх местах, но вырастит и выучит своих детей. Да, та самая “значительная группа населения”, про которую говорил Кузьминов на заседании РОСРО. Не хотят катиться вниз. Это против них было направлено правительственное разрешение на родительское “софинансирование” в государственных бесплатных школах. Таким образом, стараниями правительства в России появились “элитные” школы с запредельным количеством платных уроков. Государственные, но не для всех, а только для богатых. Ничего. “Значительная группа населения” извернулась — и находит деньги даже на “элитные” школы. Удивительная жизнестойкость проявляется у нас в России в семьях, принадлежащих по уровню доходов к тем слоям общества, которые в “цивилизованных странах” не считают необходимым и обязательным для своих детей высокий уровень образования. Но они ведь не жили при социализме, они знают, что и кому положено в “гражданском обществе”.

Но, конечно, обидно, что именно эта упорная борьба русских семей за “социализацию”, за то, чтобы дети и при капитализме получали хорошее образование, учились в музыкальных школах, занимались спортом, объективно потворствует всё более агрессивному курсу власти на введение в России платного образования. Узнав об очередном решении правительства, урезающем права детей на бесплатное образование, в России любящие родители, увы, не пойдут на митинги и демонстрации (всё равно толку не будет!), а займутся поисками приработка.

Но при таких общественных взглядах, при существующей у нас в России озабоченности своим социальным статусом чьи дети станут поступать в ПТУ, где им не дадут ни питания, ни обмундирования, ни среднего образования? А о том, что ПТУ должны стать именно такими, говорил министр образования и науки Фурсенко на пресс-конференции, устроенной в начале учебного года: “В частности, далеко не факт, что начальное профессиональное образование должно жёстким образом быть связано с обязательным средним образованием. Надо давать возможность людям получать начальное профессиональное образование, не требуя с них одновременного обязательного среднего”. Тут у министра замечательно получилось “давать возможность” и “не требовать”. Какая забота о детях бедняков — их не заставят учиться! Конституция министру не указ.

Ну а теперь посмотрим, как ставился вопрос о рабочих кадрах в “Меркурий-клубе”. Оказывается, энтузиасты разрушения всей российской промышленности перестарались. Сегодня деловые люди озабочены… нехваткой рабочей силы. Ведь пришло время, когда только 12 процентов предприятий числятся в “трудоизбыточных”, тогда как количество предприятий, испытывающих недостаток в квалифицированных кадрах, возросло до 25 процентов. Каждое четвёртое! Предприятиям и стройкам Москвы сегодня не хватает 100 тысяч профессионально подготовленных рабочих. Где их взять?

У правительства Фрадкова нашёлся рациональный выход. Уже принято решение и названы контрольные цифры, сколько можно будет завезти иностранных рабочих. В “Меркурий-клубе” деловые люди поставили вопрос о восстановлении собственной системы подготовки рабочих кадров. И сформулировали два пункта. Сумеет ли государство увязать потребности “рынка труда” с “рынком образовательных услуг”? Захочет ли бизнес принять участие в подготовке квалифицированных кадров?

Эти же вопросы были поставлены в правительстве Москвы при подготовке городской целевой программы “Развитие учреждений начального и среднего профессионального образования на 2005—2007 гг.”. Москве, конечно, ни к чему правительственные квоты на завоз иностранцев. Как и другим крупным городам — Петербургу, Нижнему Новгороду, Екатеринбургу… О том, что с появлением чрезмерного количества гастарбайтеров связано обострение криминальной обстановки, очевидно, не знают только в правительстве.

В тех решениях Москвы, о которых здесь пойдёт речь, проявилось, конечно, и противопоставление столицы федеральным властям. Провели социологическое исследование и выяснили, что среди молодых людей 12 про­центов хотели бы получить рабочую профессию, но ПТУ не обладают в их глазах привлекательностью. В последние годы туда отводит ребят главным образом милиция — и этот способ набора тоже сказывается на снижении качества подготовки кадров.

В Москве приняли решение учредить вместо ПТУ, техникумов, профессиональных лицеев единый тип профессионального учебного заведения — колледж, где можно будет получить начальное профессиональное образование, затем продолжить обучение на более высоком уровне, получить высшую квалификацию и одновременно полное среднее образование. Напомню, что таков был опыт подготовки рабочих кадров в СССР. Таков он и в сегодняшней Японии: для работы в промышленности высоких технологий нужна не только профессиональная выучка, но и достаточный уровень общего образования.

Теперь в Москве все профессиональные учебные заведения переданы в ведение Управления образования. По предварительным подсчётам, на создание современной производственной базы, на подготовку мастеров производственного обучения Москве понадобится 10 миллиардов рублей. Из них городской бюджет должен дать 8 миллиардов, а работодатели — 2. Однако предложенное соотношение 8 и 2 вызвало бурные возражения. Для кого готовим кадры? Для владельцев предприятий! Так с какой стати основное бремя расходов должен нести городской бюджет? А работодатели?

Действительно, с какой стати? Впрочем, московское правительство предложило такую пропорцию, потому что Москва богата. А что будет с подготовкой квалифицированных рабочих во всех других регионах? Там и работодатели помельче. К тому же теперь все расходы на образование переброшены с федерального уровня на региональный. Не будет хватать средств на обычные школы, на ПТУ без питания, обмундирования и образования. Какие уж тут новые колледжи с высокой профессиональной подготовкой и средним образованием!

В связи с этими возражениями полезно будет вспомнить, что ещё в 2002 году Комитет по образованию и науке Государственной Думы обратился в правительство с предложением стимулировать набор в ССУЗы высокими стипендиями и для этого дать налоговые послабления работодателям, которые помогают ССУЗам. Такими вопросами ведал тогда в правительстве Починок, он и выпроводил думцев: “Если мы внесём такое предложение, нас самих отсюда вынесут”.

Теперь уточним: кто же в России попадает в предполагаемые работода­ели? Абрамович? Дерипаска?

В России ещё живы крупные государственные предприятия. Рабочие высочайшей квалификации требуются военно-промышленному комплексу, почти не работающему на свою армию, но зато приносящему за счёт продажи своих изделий миллиардные доходы казне. Так, ВПК сегодня даёт отсрочку от военной службы выпускникам техникумов и потому не жалуется на нехватку квалифицированных рабочих. В то же время завлекаемые правительством иностранные инвесторы не вкладывают свои доллары и евро в технический прогресс на территории России. Сборка автомобилей — пожалуйста (при российской дешёвой рабочей силе). К тому же это проверенный способ захвата рынка. У России своей автомобильной промышленности быть не должно. И, как известно, иностранцы скупили у нас почти всю табачную промышленность. Но не потому, что Россия — родина табака, а исключительно по причине наплевательского отношения правящих верхов к здоровью нации. Кампаний против курения, как в США, в странах Европы, у нас не будет — во всяком случае, при этой власти. То же и с пивной промышленностью, заинтересовавшей инвесторов. Ничем не ограниченные возможности рекламы, продажа пива везде и всем, включая потребителей школьного возраста — пей-гуляй, Россия!

Но не перепутать бы здесь обсуждавшиеся в “Меркурий-клубе” возможности участия бизнеса в подготовке квалифицированных рабочих с благотворительностью в её самом широком значении, социальном и нравственном: ведь это не только помощь нуждающимся, но и вклад в развитие нации. В США ежегодный объём благотворительных пожертвований превышает 210 миллиардов долларов, 2 процента всего их ВВП, а в России сумма всех пожертвований — 0,2 процента ВВП, нашего…

Граф Сергей Григорьевич Строганов происходил, если пользоваться сегодняшним языком “рынка”, из рода крупнейших работодателей. Граф основал в 1825 году в Москве “Школу рисования в отношении к искусствам и ремёслам”, в которую принимались дети с 10 лет. В 1860 году эта школа стала государственной — Строгановское училище технического рисования. Менее известно о той благотворительной помощи Московскому университету, которую граф Строганов оказывал будучи попечителем Московского учеб­ного округа — и при этом никогда не вмешивался в дела чисто учебные. Он вкладывал свои средства в русское образование, в народное просвещение, в будущее России. И не только он. В Москве многое было построено на частные средства — в том числе школы, гимназии, училища, народный университет Шанявского… Чехов построил школу возле своего Мелихова — не частную, а земскую.

В советские годы, наверное, один только Шолохов построил на свои деньги у себя на родине сельскую школу — государственную, в СССР вся система образования была государственной. И когда заводы шефствовали над школами, оснащали оборудованием ПТУ, расходы всё равно были теми же государственными. В СССР система образования получала заказ от государства-работодателя. В 30-х годах государство определило стратегию образования — создать армию инженерных работников. Этим и было обеспечено превращение России-СССР в индустриальную державу. При плановом хозяйстве потребность в кадрах можно было просчитывать с достаточной точностью, что и гарантировало по окончании вуза работу по специальности. Но ближе к нашему времени вся советская система планирования стала давать сбои — в системе образования тоже.

Однако сегодня принцип планирования развития экономики оказался востребованным. Нет, не в России. Востребован в европейском, в мировом масштабе. Глобализация — это, как оказалось, строжайшее планирование. В ЕС, принявшем в октябре 2004 года государствообразующую Конституцию, страны подотчётны в рамках бюджетов, обязаны соблюдать единый уровень субсидий фермерам и т. п. Вступление России в ВТО идёт по строгой процедуре, как в Госплане. И дело не только в том, что быть “слишком образованной нацией” нам больше не по карману, не по ранжиру. Снижение уровня образования — это сегодня общемировая тенденция. “Самая большая проблема: как создать единую мировую Систему Образования, соответствующую мировому устройству? Речь идёт именно об образовании, поскольку производная образования — наука — оказалась глобализированной одной из первых”, — пишет известный математик И. Ф. Шарыгин (“Образование и глобализация”, “Новый мир”, 2004, № 10). И дальше в этой статье: “Устройство мира отрегулировано под необразованное общество… Потребна не образованность, но обученность”. И ещё цитата из статьи Шарыгина: “Сейчас, похоже, американцы всерьёз взялись за наше образование. Возможно, это последний рубеж обороны, за которым кончается Россия”.

Ещё в сентябре 2003 года министр образования В. М. Филиппов (теперь бывший министр) и ректор МГУ, председатель Российского союза ректоров академик В. А. Садовничий подали в правительство протест против предъявленных России условий для вступления в ВТО. Ну и что? Документ, в котором они защищают всё лучшее, что было создано в русской системе образования и признано во всём мире, был передан в Министерство экономического развития, Грефу…

В своём выступлении на уже упомянутой выше пресс-конференции министр образования и науки А. А. Фурсенко был гибок. Не мог он не сказать, что фундаментальность нашего образования — конкурентное преимущество России. “И, конечно, потерять это очень страшно, очень страшно, — сокрушался министр. — Однако возникает очень сложный вопрос: как совместить это с тем, что человек, который получает образование, хочет быть успешным не в будущей жизни, а в этой, он хочет получать знания и умения, которые ему помогут быть достаточно успешным, в том числе в материальном плане, уже завтра”.

Тут нетрудно догадаться, о какой “успешности”, да ещё в “материаль­ном плане” и “уже завтра”, говорил Фурсенко. Он, конечно, имел в виду не столько образованность, сколько обученность.

Приведу ещё цитату, где мною подчёркнуты базовые слова: “Какие основные задачи мы ставим перед собой на следующий этап? Первое: мы должны чётко сформулировать задачу, заказ в системе образования. В последние годы система образования варилась в собственном соку. Я это уже говорил на разных встречах неоднократно и хочу ещё раз повторить перед вами: не может никакая система ставить сама себе задачу. Необходим внешний заказ. И тут нужны какие-то организационные решения. Мы сегодня обсуждали интеграционные решения с представителями “Деловой России” утром на так называемом бизнес-педсовете. Это была не первая наша встреча. Я обсуждал этот вопрос и с другими представителями бизнес-сообщества, с представителями каких-то общественных организаций, и задача очень сложная, задача, требующая понимания того, какую экономику мы ожидаем, какая экономика будет в России, какая жизнь будет в России в ближайшие годы. Потому что без понимания этого вопроса ставить задачу перед системой образования будет весьма затруднительно, но это проблема номер один, и мы уклоняться от неё не должны. С точки зрения нормотворческой подготовлен законопроект, в котором законодательно прописано о правах работодателей в развитии требований к образованию, к формированию новых программ, к формиро­ванию новых стандартов”.

До такого ещё никто не додумывался из прежних реформаторов, ни Днепров, ни Асмолов. “Бизнес-педсовет”, “права работодателей” вносить свои поправки в школьные программы… Каково?!

Система образования ни в одной стране не может “вариться в собственном соку”. Она всегда включена в течение жизни, спокойное или бурное. В политику тоже. В России система образования смогла устоять против многих наскоков. Например, против соросовской программы “обновления гуманитарного образования в России”. Кажется, уже почти избавились от негативной трактовки всей русской истории в школьных учебниках. В России сложилось педагогическое сообщество, имеющее опыт сопротивления глобальному “рынку образовательных услуг”.

 

Сохранится ли в России русская интеллигенция?

 

“Как бы то ни было, ясно одно — интеллигенция в её прежнем понимании приказала долго жить”, — вывод критика Марии Розановой, сделанный на основе “образа интеллигента” в ряде произведений последних лет. “В своём нынешнем состоянии ей некого винить, кроме одной себя” — там же (“Астенический синдром”, “Октябрь”, 2004, № 3). Можно привести немало подобных высказываний об интеллигенции, её изобличают не только критики на основе “образа”, но и социологи, политологи, журналисты. Но что, собственно, значит “прежнее понимание”? Почему “некого винить, кроме одной себя”? И вообще, что им всем нужно сегодня от интеллигенции?

Начиная с ХIХ века “образ” был представлен нелицеприятно у Тургенева, Достоевского, Чехова, у Блока в известной статье об интеллигенции. В России её обвиняли в подстрекательстве к революции и клеймили с революционной позиции как гнилую и похлеще (Ленин). Потом стали называть народной и советской. Принято ли теперь в России говорить просто о русской интеллигенции?

Академик Н. Н. Моисеев, потомственный русский интеллигент, в одной из последних статей писал с удовлетворением, что старая интеллигенция сумела после революции передать эстафету (его слова) новой интеллигенции, благодаря политике советской власти в сфере образования. Какое “прежнее понимание” вкладывал в это слово академик Моисеев? Ведь не только массовое высшее образование. Но Россия-СССР действительно стала к 1941 году более образованной нацией, чем Германия, — это утверждает философ и писатель А. А. Зиновьев.

Сегодня ученики академика Моисеева принадлежат к старой советской интеллигенции, сохранявшей долгие годы качества, признанные во всём мире как особенность, свойственную только русским, советским. Интеллигент — человек другого разбора, чем интеллектуал. И в России интеллигенция, безусловно, вышла из русской системы образования как просвещения. Из азбуки Кирилла и Мефодия, из православных заповедей, из уроков русской литературы… Интеллигенция выросла на идеалах служения русскому народу. А влияние православной культуры сохранялось и в советской атеистической школе благодаря русской классике. Воспроизводству интеллигенции “в прежнем понимании” пока ещё способствует наша национальная система образования, у неё всё-таки был запас прочности.

В конце 70-х годов минувшего века мною был опубликован ряд статей о сельской интеллигенции. В Пошехонском районе Ярославской области я провела своё социологическое исследование, главным образом в учитель­ской среде. Напомню, что сельское хозяйство исконного центра России находилось тогда в тяжелейшем положении. Бюджетные вложения годами уходили на целину, на стройки, на мелиорацию, но только не сюда, не в “бесперспективные деревни”. В 1974 году вышло постановление о подъёме Нечерноземья, но попусту. В Пошехонье каждый год население района сокращалось на тысячу человек. Но были и крепкие колхозы. В “Новой Кештоме” ребят возили в школу три своих автобуса, колхоз оборудовал в школе не только кабинет механизации, но и кабинет английского языка, ученики и учителя получали бесплатное горячее питание, каждый год 10—12 колхозных стипендиатов уезжали учиться в Рыбинск и Ярославль, приобретали нужные колхозу специальности. В селе Владычном колхоз был послабее — так там, напротив, председатель ходил за подмогой в школу, где имелись свои трактора, а у старшеклассников — права механизаторов. И, кстати сказать, в Пошехонье ребята, закончившие среднюю школу и получившие вместе с аттестатами права механизаторов, в конце 70-х уже не торопились уезжать, оставались в своих колхозах — по району до 30 процентов выпускников, это немало.

В конце 70-х в Пошехонье все сельские учителя (и врачи тоже) были по происхождению из крестьян — интеллигенты в первом поколении. Выписывали литературные журналы, имели неплохие библиотеки. Преобладало убеждение, что сельскому интеллигенту не следует заводить корову, огород. Разве что пасеку, сад. Надо иметь время на подготовку к урокам, на самообразование, поехать самому и повезти ребят на каникулы в Москву, в Ленинград. Деревенские интеллигенты в первом поколении даже очень ревниво, подчёркнуто утверждали себя в классическом “прежнем понимании”. В районе 82 процента учителей имели высшее образование, у остальных — неполное высшее и среднее.

С тех пор я уже многие годы переписываюсь с учительницей из села Кладово Зоей Павловной Горюновой. Минувшей осенью я получила от неё в письме страницу районной газеты “Сельская новь” с отчётом, как подготовилось Пошехонье к новому, 2004/2005 учебному году. Так вот, в районе всё ещё имеется 19 детских садов (было 22). Открыта дошкольная группа при школе № 1 города Пошехонье. Компьютерного оборудования в районе 100 комплектов, 9 школ подключены к Интернету. Имеется 12 школьных автобусов, перевозят 442 ученика из 12 школ. Учебного и спортивного оборудования закуплено на 1 миллион 42 тысячи рублей. Не хватает учителей английского языка и музыкальных руководителей. Из 177 выпускников 11-х классов прошлого года поступили в вузы 55 человек, одна треть. Остальные учатся в профессиональных училищах. Там же в отчёте сказано, что сегодня в Пошехонском районе 85 процентов учителей имеют высшее образование. Показатель лучше, чем в 70-х, но теперь учитель, чтобы прожить, держит корову и выращивает картошку. Я знаю об этом из писем Зои Павловны. Но ведь не бросили свои школы, не уехали! Итоги районного тестирования по русскому языку показали, что в 9 школах из 18 ученики четвёртых классов справились с заданием на 100 процентов. Эти лучшие школы в отчёте перечислены, для всеобщего сведения. На ЕГЭ по математике в школе № 1 показали знания хорошие и отличные 87,5 процента учеников, у остальных — “базовый уровень”, тоже неплохо.

Я надеюсь, что читателям “Нашего современника”, русским интеллигентам много скажут эти сведения из районной газеты. Да и сам факт публикации обстоятельного, на полосу, отчёта о районном педсовете! В российской глубинке местная власть из последних сил поддерживает образование. Потому что на самом деле, если не будет школы — не будет и деревни. Райцентры, малые города тоже рухнут. Это понимают и предприниматели районного масштаба, они в Пошехонье помогают школам, дают деньги на детские праздники, конкурсы и соревнования. Чему-то их все-таки научила старая советская интеллигенция.

 

В мае 1988 года празднование Тысячелетия крещения Руси, проходившее в Новгороде при огромном стечении народа, устроила не Русская Православная Церковь. Не имела тогда такого права. Это Академия наук СССР и Союз писателей России проводили в Новгороде в день Кирилла и Мефодия конференцию на тему “Методологические проблемы развития и исследования славянской культуры”. А ради чего туда съехались тысячи народа, понимали и в обкоме. Мне посчастливилось быть в те дни в Новгороде, слышать речь члена-корреспондента АН СССР О. Н. Трубачёва и митрополита Питирима. Православная церковь тогда, в 80-х, получила открытую, хотя и не заявленную по форме, поддержку самой образованной части русского народа — русской интеллигенции. Дало о себе знать унаследованное — то, что всегда оставалось в образе мыслей русского интеллигента. Как известно, и Курчатов в пору напряжённых раздумий над тем, что же ему предстоит совершить на полигоне под Семипалатинском, счёл для себя необходимым помолиться накануне в церкви.

В начале 90-х новая власть узаконила “свободу совести” и в то же время переименовала Министерство просвещения в Министерство образования. Затем был издан по министерству приказ, запрещавший доступ в школы православным священникам — при полной свободе действий других конфессий и различных сект, поскольку они в приказе не значились. Именно тогда в школы России проникли не только иеговисты и последователи Муна, но и японская “Аум Синрикё”. Это был, так сказать, передовой отряд глобализации.

Конечно, можно теперь всё списать на дикости времён Ельцина, всеобщую неразбериху. Но почему при Путине, о котором все знают, что у него даже есть свой духовник?.. Почему сегодня с новой яростью ведётся борьба против преподавания в школе такого предмета, как “православная культура”? Не Закон Божий, а основы православия, школьный курс, имеющий непосредственное отношение к русской истории, русской культуре, к семейному укладу, к национальному характеру… Уроки нравственности, очень нужные детям сегодня…

Процитирую высказывание на эту тему министра образования и науки Фурсенко:

 

“Мы должны всё-таки вести преподавание всех религий, которые известны в России, при этом не путём отмены или задавливания чего-то, а путём, наоборот, развития остальных вещей… Мы должны давать ребятам знания, задавать представление о том, что есть, оставляя за ними свободу выбора и ни в коем случае не пытаясь сдвинуть их в ту или иную сторону” (выделено мной. — И. С.).

 

Поясню. Министр поддержал противников преподавания в школе курса православной культуры, их требование ввести для детей изучение истории религий — всех. А это зачем? О существовании в мире разных народов и разных конфессий школьники узнают на уроках по всеобщей истории. К тому же в 90-х был введён в школах такой предмет, как “Мировая художественная культура”, и его невозможно преподавать, игнорируя религиозные смыслы.

Изучение в школе “всех религий”, чтобы ребенок имел “свободу выбора” (в какого бога верить) — одно из условий глобализации образо­вания. При новом мировом порядке христианство со своими заповедями вообще становится обременительным для “цивилизованных стран”. В Конституцию ЕС не было допущено даже упоминание, что Европа исповедует христианство. Если какая-нибудь кинозвезда решила перейти в буддизм, об этом извещают с восторгом. Менять веру теперь модно и престижно. И знаменитость чего не сделает ради рекламы. А как быть ребёнку из православной семьи, из русской семьи? Жестокое дело — говорить с ним о свободе выбора веры. Получается по Достоевскому: если Бога нет, то всё дозволено.

Мне приходилось слышать, что прежнее руководство Минобразования из-за того и сместили, что оно противилось глобализации. Например, не боролось против преподавания в школах основ православной культуры. Напротив, разрешили факультатив при условии, что этого хотят родители. И более того, в министерстве разработали программу, выпустили учебник. Словом, дали повод либеральным СМИ поднять шум. Хотя Минобразования, введя в качестве факультатива уроки православной культуры, просто обязано было предоставить программу, соответствующую детскому возрасту, и учебник, прошедший необходимую экспертизу. Консультировала светско-религиозная комиссия, созданная министерством совместно с Православной Церковью. А кто ещё мог бы консультировать? Представители других конфессий? Вопрос, к сожалению, не риторический. Именно с таких позиций ведутся сегодня активные действия против школьных уроков, формирующих национальное самосознание, воспитывающих лучшие нравственные качества русской интеллигенции, в числе которых и участие к человеку другой национальности, другой веры. Так Познер, затеяв дискуссию всё на ту же тему, что преподавать в школе — основы православной культуры или историю религий, — усадил за “круглым столом” двоих русских православных и четверых, включая его самого, инославных. Причём, даже обеспечив такое численное превосходство, позволял себе перебивать и обрывать дьякона Кураева — об этом с неудовольствием писали даже в дружественных телевидению СМИ.

Сегодня либеральная, прозападная (и в то же время придворная) “тусовка” так откровенно себя заявила, проявила такие деляческие свойства, что выпорхнула из интеллигенции сама (а не её “изгнали”). И ей, действительно, некого винить в утрате интеллигентских качеств, кроме одной себя. Как и в деградации, замеченной либералами в собственных рядах. У “тусовки” теперь свои заботы, у русской интеллигенции — свои.

Но общая деградация либерализма не могла не сказаться на сфере образования. По сути уже некому стало предложить что-либо новое — только урезать и удешевить. Государственная стратегия в сфере образования элементарно застопорилась. Поэтому России придётся какое-то время (будем надеяться, недолгое) пожить без министерства образования. Создан­ное взамен министерство-монстр, которому поручены и дошколята и академики, не в состоянии быть жизнедеятельным. А что, если с такой целью его и учредили?

 

Наш современник

Май 2005


Реклама:
-