С

Журнал «Золотой Лев» № 69-70 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

С.П. Пыхтин

19 февраля 1861 года

К 135-летию Манифеста Государя Александра II «О всемилостивейшем даровании

крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей»

Все сколько-нибудь серьезно думающие люди России задолго до 1861 года понимали, что крепостное состояние изжило себя, мешая социально-экономическому развитию страны, потенциал которой давал ей шанс превратиться в одну из ведущих держав планеты.

Еще при Екатерине II возникли «прожекты» по отмене крепостного состояния, но, занимая трон не по праву, она не решалась на неизбежную ссору с дворянством, сословием, которое тогда было ее единственной опорой. Павел I был гораздо ближе к проведению преобразований, но его погубил заговор дворянской гвардии. В правление Александра I создавалось множество проектов, а реализован один – о вольных хлебопашцах. По нему стали вольными 30 тыс., то есть 0,3% крепостного населения. На большее не решились. Разгромив военную интервенцию Европы во главе с Францией в 1812-14 годах, власть не рискнула на реформу, чреватую бедствиями, худшими, как говорил граф Ростопчин, чем нашествие Батыя.

Николаю I сначала связал руки мятеж дворян-декабристов. Стало ясно, что дворянин-рантье, владеющий поместьем, но не обязанный служить, уже не верен трону и что опираться можно лишь на бюрократию. Позже России стала угрожать европейская революция, вспыхнувшая в 1848 году. Она сплотила все страны и классы Европы, несмотря на их распри, в одном - в желании войны с Россией. До глубоких реформ руки не дошли.

И все же за 30 лет царствования Николаю I, говорившему, что крепостное право есть зло, удалось перенести это право из частного в публичное. Крестьянин уже не был собственностью землевладельца, их связали лишь отношения к земле, сгонять с которой плательщиков налогов, подданных государства непозволительно.

Сомнениям положила предел Восточная война 1853-56 годов, в которой на Россию, под предлогам защиты Османской империи, ополчилась вся Европа, атаковав ее на шести фронтах, даже на Дальнем Востоке. Несмотря на силу русского духа, война показала ее материально-техническую слабость. Военный экзамен доказал, что стране не обойтись без коренных преобразований, главное из которых - упразднение крепостного права, охватывающего преимущественно центр страны, ее сердце и опору, откуда «есть пошла русская земля».

В Манифесте и мире 1856 года Александра II, вступившего на престол в 37 лет, содержалась фраза-намек, призывавшая общество «к устранению вкравшихся в нем недостатков». Но острота отношений между дворянством и крестьянством дошла во время войны до такой грани, что Александр II, принимая представителей дворянства Московской губернии 30 марта 1856 г., сказал: «лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно, само собою, начнет отменяться снизу».

И экономически, и морально страна созрела к отмене крепостного положения. Но проблема была в том, как это делать. По ревизии 1857 г. население Империи насчитывало 62,5 млн. человек, из них 103 тыс. землевладельцев-дворян и 23 млн. крепостных (в т.ч.10,5 млн. мужчин), треть всего населения. Причем у 43 тыс. мелких землевладельцев было всего 340 тыс. душ мужского пола, а у 14 тыс. крупных землевладельцев 8 млн. душ. Из них 44 тыс. имений с 7 млн. душ было заложено, имея 450 млн. долгу.

Выработка законопроекта заняла более четырех лет. Но по окончании работы выяснилось, что мало кто из сановников согласен с проектом, к которому склонен государь. Земельная аристократия не желала делиться с крестьянами землей даже за выкуп. Подписав Манифест вопреки мнению Госсовета, Государь утвердил «Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» и еще 21 документ.

Реформа сделала лично свободными помещичьих и фабрично-заводских (на уральских горных заводах) крестьян, превратив «крещёную собственность» во временно-обязанную с условием, что «в свое время» крепостные люди «получат полные права свободных сельских обывателей». За помещиками при этом сохранялось право собственности на все принадлежащие им земли, за что они должны были предоставлять крестьянам, «за установленные повинности в постоянное пользование усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения быта их и исполнения обязанностей их пред Правительством, определенное… количество полевой земли и других угодий». За пользование наделом на крестьян возлагалась обязанность исполнять в пользу помещиков определенные повинности. Таким образом, оброк или барщина, хотя и на время, но сохранялась, как и вотчинно-помещичий надзор над крестьянами.

Верховная власть, объявляя реформу, не могла не опасаться недовольства дворянства. У помещиков, теряющих права на даровой труд, надлежало сохранить лояльность к власти. Отсюда появление в Манифесте слов признательности «Благородному Дворянскому сословию» за «бескорыстное содействие к осуществлению наших предначертаний» и уверенность в том, что «Россия не забудет, что оно добровольно, побуждаясь только уважением к достоинству человека и христианскою любовию к ближним, отказалось от упраздняемого… крепостного права и положило основание новой, хозяйственной будущности крестьян». Царь писал, что ожидает от дворянства тщения при исполнении новых положений… в духе мира и доброжелательства; что каждый владелец довершит… великий гражданский подвиг всего сословия, устроив быт… крестьян и его дворовых людей на выгодных для обеих сторон условиях, и тем даст сельскому населению добрый пример и поощрение к точному и добросовестному исполнению Государственных постановлений».

Но, говоря по совести, ни бескорыстия, ни уверенности, ни добровольности, ни ожидания не было. Потому что реформа мало кого устраивала. Крестьянство – во всяком случае.

Крестьянам предоставлялось право выкупать «усадебную их оседлость» и «с согласия помещиков» приобретать в собственность полевые земли и другие угодья, отведенные им в постоянное пользование, что освобождало впоследствии их от обязанностей к помещикам по выкупленной земле и превращало в «свободных крестьян-собственников».

Выкупаемая земля ценилась посредством капитализации назначенного за нее оброка. Каждый рубль оброка соответствовал 16 р. 67 к. капитала. В счет выкупных платежей крестьян правительство выдавало помещикам ссуды, которые становились казенным долгом крестьян со сроком погашения в 49 лет. Всего выкуп обошелся в миллиард с лишком, и платежи по нему были отменены лишь в 1905 году. Показательно, что удовлетворив помещиков высокими выкупными платежами, превысившими на 220 млн. руб. рыночную стоимость земли, отходившей к крестьянам, и изъяв у них до 20% земель, которыми они пользовались, реформа за первые два года ее проведения лишь в 29 центральных губерниях вызвала до 1100 крестьянских волнений. Впрочем, они скоро прекратились.

Отменяя крепостное право, реформа вводила вместе с тем систему крестьянского самоуправления. Вышедшие из крепостной зависимости соединялись в «сельские общества», из которых для ближайшего управления и суда составлялись «волости». В селах и волостях крестьянам дано было самоуправление по образцу, какой был при Николае I установлен для крестьян государственных. Заведование общественными делами отходило к миру и его избранным. Вводилось общинное пользование полевой землей, при котором «мир» переделял землю между дворами, а повинности отбывались за круговой порукой.

Новая система аграрных отношений позитивно повлияла на южные территории России, где частные формы землевладения не противоречили характеру почв и природно-климатическим факторам, но тяжко отозвалось в Нечерноземье, где эти отношения и формы им не соответствуют. Если же не различать влияние реформы на отдельные регионы, то в целом она была антикрестьянской, что в крестьянской стране было чревато самыми тяжкими последствиями.

Вовлекая русского мужика в водоворот рыночно-капиталистических отношений, она создавала новые противоречия. Общинное крестьянство расслаивалось. На территории исторического ядра государства создавался огромный слой безлошадных и однолошадных хозяйств, составлявших от 50 до 65% всех крестьянских дворов. Росла социальная напряженность, дополнявшаяся нарастанием парадокса – малоземелья и нищеты рядом с дворянскими латифундиями и роскошью. Эти два фактора лежали в основе грандиозного аграрного кризиса конца XIX-начала XX века, который в конечном счете привел к революции 1905 года.

Можно ли было в середине XIX столетия провести крестьянскую реформу иначе, а значит – избежать дрейфа России в сторону революционного взрыва? Объективно, наверное, да. Но сработал субъективный фактор. Реформаторов, каждого из которых невозможно заподозрить ни в легкомыслии, ни в некомпетентности, ни в своекорыстии, ни в отсутствии любви к Отечеству, гипнотизировал европейский опыт, либеральные идеи. Они недооценивали влияние естественных и исторических особенностей страны, прежде всего ее великорусского центра, что предопределяло строй русской крестьянской жизни и, как следствие, характер аграрных, экономических и политических отношений. Россия не только не Америка, как мы знаем теперь из книги А.П. Паршева. Она и не Европа. Это доказал 150 лет назад Н.Я. Данилевский, от аргументов которого просто отмахнулись, а в наше время еще раз академик Л.В. Милов, о работе «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» которого современное русское общество почти ничего не знает.

Упразднение крепостных отношений, что относилось главным образом к великорусскому центру, служило всего лишь начальной фазой коренных преобразований, имеющих значение для всей империи. Конечно же, Восточная война не открыла власти глаза на реальное положение вещей, но она поставила точки над i. Русское общественное мнение, по крайней мере национально мыслящее, понимало, что Россия должна незамедлительно предпринять усилия, чтобы встать вровень с Европой. Россия за 40 лет не отстала от Европы, зато Европа за это время значительно ускорила свое развитие, прежде всего в средствах ведения войны.

Чтобы вести дела на равных с Европой, готовой на коалиционные действиями против России и даже на войну против нее, что было доказано в 1854 году, когда в русско-турецкую войну ввязались Париж и Лондон, усилий одной дипломатии, даже очень хитроумной, оказалось недостаточно. Определяющая роль России в разгроме наполеоновской Франции в 1814 году и решительные действия Петербурга в 1848-49 годах, особенно при подавлении венгерского мятежа, не только не успокоили европейское общественное мнение, но смертельно испугали его. Европа середины XIX века, климат в которой вершили четыре государства - Британия, Франция, Австрия и Пруссия, уже созревшая стать Германией, убедилась, что на восточных границах Европы не только возникла, а упрочила свое положение империя-гигант, страх перед которой был настолько велик, что англичане во время Восточной войны, опасаясь нападения русского флота, строили форты для отражения такого нападения даже в своих Австралийских колониях.

После заключения Парижского мира в 1856 году, положившего конец Восточной войне, было очевидным, что в качестве внешнеполитической стратегии России надо стремиться к разобщению Европы. Чем сильнее будут противоречия между ее великими державами, тем лучше - тогда Россия сможет заняться собой. Что же касается внутренних дел, то здесь у русского правительства открывался непочатый край работы, которую русская дипломатия завуалировала в депеше министра А.М. Горчакова формулой: «Россия сосредоточивается».

Для «сосредоточения» России была нужна армия, способная отразить нашествие с Запада, и военно-морской флот, не менее сильный, чем флот Великобритании. А для этого, помимо продуктивного земледелия и животноводства, были необходимы: промышленность, дающая стране вооружение, ничуть не худшее европейского ни по количеству, ни по качеству, и современные пути сообщения, прежде всего железные дороги, чтобы не было затруднений при перевозках и внутри России, и на любой театр военных действий. Нужны были образованные кадры, которые в состояние привести все это в движение, и многомиллионный контингент мужчин, заранее подготовленных к воинской службе на случай новой Европейской войны. Нужно было развить городское население, учреждая в них университеты и высшие училища. Предстояла упорная работа по повсеместному созданию школ для ликвидации массовой неграмотности, без которой невозможно было создать ни класса профессиональных рабочих, ни будущих солдат. Не в последнюю очередь, а скорее в первую, Россия нуждалась в собственной и надежной финансовой системе, обеспечивающей государство нужным количеством денег, не зависимой от прихоти иностранных кредиторов.

Еще за год до манифеста 19 февраля 1861 года была упрочена русская банковская система, учрежден Государственный банк. В 1862 году произведена реформа печати, отменявшая предварительную цензуру. В 1863 г. проведена финансовая реформа, вводившая общую для империи государственную роспись доходов и расходов и «единство кассы», благодаря чему улучшалось финансовое управление и наводился порядок в ведении государственного хозяйства. Тогда же началась университетская реформа, по которой профессорская корпорация получила самоуправление. Несколько раньше состоялась замена откупной системы акцизами. В 1864 году состоялись губернская, земская и судебная реформы, вводившие представительные учреждения и новые формы судоустройства и судопроизводства. В 1870 – реформа управления городами. В 1871 – школьная реформа. В 1874 – военная, заменявшая прежнюю рекрутскую повинность, введенную еще при Петре Великом, всеобщей воинской.

Как бы теперь мы ни критиковали формы, в которых была осуществлена крестьянская реформа, упразднившая крепостное право, как бы велики ни были недостатки замысла этого преобразования и просчеты при его воплощении, она являлась выдающимся событием в истории России, став первым и решающим актом «великих реформ» Александра II.

Без их проведения Российская империя не стала бы в начале XX века великой мировой державой, а во второй его половине – сверхдержавой.

12.12.2005