Журнал «Золотой Лев» № 69-70 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Маргрет Саттеруэйт

 

Иммиграция как решение демографических проблем,

или Почему нам всем придется жить в Корее?

 

Демографический спад и европейская иммиграция: постановка проблемы.

 

В течение последующих 12-15 лет население Европы начнет сокращаться - впервые за последние несколько веков. На территории ЕС в целом количество смертей начнет превышать количество рождений через менее чем 10 лет, и ранее всего этот процесс начнется в Восточной Европе. В целом население может начать сокращаться после 2020 года, а население номинально трудоспособного возраста - еще до 2010 года.

Миграция уже находится на высоком уровне: более 600 000 человек въезжают на территорию ЕС каждый год, а число соискателей статуса беженцев в Европе уже насчитывает 450 000 ежегодно. Миграция является доминантным либо единственным фактором роста населения в ряде европейских стран. Со всей вероятностью можно утверждать, что она станет основным фактором его роста и в будущем.

Так следует ли и дальше поощрять иммиграцию с целью обеспечить демографическое и экономическое "спасение" Европы?

 

Концепция необходимости "спасения" Европы

 

Но, во-первых, мы должны задать себе вопрос: а так ли необходимо нам себя "спасать"? Давайте сначала сформулируем проблему, разрешением которой могла бы послужить иммиграция. Можно ли считать аксиомой тот факт, что нулевой прирост населения или его сокращение автоматически являются нежелательными?

За долгое время мы привыкли считать рост населения необходимой нормой, указывающей на его здоровье и жизнеспособность. Но такая концепция была вызвана тем фактом, что с начала XVIII столетия население Европы находилось в фазе роста, и мы забыли, что до этого рубежа оно переживало сменяющие друг друга периоды - роста, сокращения и стабильности. Однако сейчас фаза роста населения подходит у нас к концу. С большой вероятностью, к концу настоящего века мы будем иметь общее сокращение населения Земли в целом (на данный момент, лишь 14 стран мира еще не вошли в стадию перехода к современному типу воспроизводства: из них 12 стран находятся в Африке).

 

Проблема низкой рождаемости

 

Практически во всех странах Запада рождаемость находится ниже уровня простого воспроизводства. Однако, в отличие от большинства стран Третьего Мира (в особенности стран мусульманских, где в данный момент наблюдается резкое падение рождаемости в связи с переходом к другому типу воспроизводственного поведения), лишь в отдельных западных странах рождаемость снижается - по сути, в большинстве стран она стабильна, а в некоторых (например, в США, Новой Зеландии, Франции, Нидерландах, Дании) даже немного выросла за последние десятилетия. В Европе рождаемость впервые опустилась ниже уровня воспроизводства 2,1 (строго говоря, он зависит от смертности и может незначительно меняться) еще в 1930-е годы, хотя этот процесс был немного "нарушен" неожиданным всплеском рождаемости в 50-60-ые годы так называемым "бэби-бумом".

В 1970-е большинство западных стран вновь вернулись к наблюдавшимся в 1930-е показателям ниже уровня воспроизводства. На сегодняшний день во многих странах, согласно прогнозам ООН и многих независимых демографов, ожидается небольшой рост рождаемости, однако весьма сомнительно, что она все же достигнет уровня простого воспроизводства. Более высокая рождаемость в любом случае не разрешит проблемы старения населения, она лишь немного облегчит управление ее развитием. Уровень простого воспроизводства в конце концов стабилизирует объем населения при условии отсутствия миграций, помогая поддержать коэффициент демографической нагрузки на уровне 4 (то есть отношение количества лиц номинально трудоспособного возраста к числу лиц пенсионного возраста на данный момент равно 4). Для того же, чтобы сохранить "сегодняшний" европейский коэффициент демографической нагрузки, суммарный коэффициент рождаемости должен был бы находиться на уровне 3,5, это, в свою очередь, обеспечит рост населения примерно на уровне 1,8% в год, что является абсолютно неприемлемым для большинства стран.

Насколько политика в отношении семьи может повлиять на увеличение рождаемости - вопрос весьма спорный. Наиболее распространенным из основанных на научных исследованиях этого процесса мнением является то, что подобные меры имеют весьма скромный, но все же позитивный эффект (см.Gauthier 2002, "Репродуктивные установки: разница между желаемым и реальным числом детей"). Однако давайте признаем реальное на сегодняшний день положение вещей: для большинства женщин Европы, по результатам многочисленных опросов, желаемым продолжает оставаться наличие как минимум двух родных детей в семье, но большинство женщин этого не достигают. По мнению профессора Университета Оксфорда Дэвида Коулмана, а также многих исследователей в области социологии семьи, именно эта не удовлетворяемая потребность в детях и должна стать первоочередной заботой в области здравоохранения и социального развития общества, даже без принятия в расчет ее важных демографических последствий. И решение ее потребует, кроме само собой разумеющихся финансовых мер, радикального пересмотра социальных и культурных установок, существующих во многих странах, относящихся к положению женщин в семье и на работе. (McDonald 2002). А как любые изменения особенностей ментальности и социальных установок, подобные перемены потребуют немало времени и не будут даваться обществу легко.

Строго говоря, причины, обуславливающие более высокий или более низкий показатель рождаемости не только на различных континентах, но и в случае с различными странами Европы, неоднородны. Но мне хотелось бы остановиться на таком аспекте, столь заметном в среде СМИ и просто в мнениях и оценках масс (а зачастую и в трудах некоторых профессиональных демографов), как существующая тенденция связывать демографические изменения и массовую малодетность с рядом стереотипных представлений, касающихся семейных и социальных условий и поведенческих установок, укоренившихся в сознании людей. Основными из них можно назвать гендерную, религиозную и экономическую (в алфавитном порядке) теории. Безусловно, существует ряд "универсальных" процессов и изменений, сопутствующих переходу от одного типа воспроизводства к другому, которые можно наблюдать практически у всех этнических и административных групп в мире, неизменно проходящих этот путь. Однако существуют и "индивидуальные" причины тех или иных изменений и процессов, происходящих в обществе, которые могут быть ярко выражены у одной этнической группы и, в тот же самый отрезок времени, значительно слабее проявляться у ее "соседей". Именно такие причины и лежат в основе вызывающих обычно удивление фактов - вроде того, что в более "традиционной" в отношении устройства семьи Италии (1,2) или относительно патриархальной Греции (1,25) рождаемость находится на рекордно низком уровне уже довольно долгое время. И, напротив, в наиболее "эмансипированных" странах вроде Норвегии (1,80), Исландии (1,97), Финляндии (1,72) и Дании (1,76) мы можем наблюдать одни из самых высоких для Европы показателей фертильности, в значительной мере обусловленные именно благополучным и защищенным социальными мерами положением женщин в этих странах.

Однако будет весьма поспешным принять подобные результаты за агитацию о необходимости и исключительной роли стоящей перед нами цели усиленного "способствования" эмансипации. Это также популярное у некоторой части широких масс мнение неверно хотя бы потому, что нам не раз приходилось наблюдать, к каким печальным результатам приводят попытки искусственно стимулировать или же затормозить тот или иной естественный процесс изменений социальных поведенческих установок. В той же Германии, которую следует отнести скорее к "северному лагерю" с этой точки зрения, суммарный коэффициент составляет всего 1,34, немногим меньше, чем в Швейцарии(1,41). Соседствующая с вышеупомянутыми скандинавскими государствами Швеция, несмотря на схожую гендерную политику и ситуацию, разительно отличается от них низкой рождаемостью, и на то есть свои определенные причины. Также на неоднократно задававшийся мне вопрос - что является причиной довольно долгой стабильности показателей рождаемости на Британских островах, в сравнении со значительно более низкой рождаемостью в России и на Украине в советский период, - первый откровенный ответ, который я могла дать, был такой: большая устойчивость и стабильность традиционной семьи в Соединенном Королевстве и Ирландии, нежели в России. Поэтому, на наш взгляд, делать односторонние выводы о предпочтении и единственной возможной пригодности какого-либо типа семейных поведенческих установок для разрешения проблемы, а также об их преувеличенной роли в ее появлении, не совсем верно. Они являются лишь одними из большого числа причин, обуславливающих демографические процессы.

Другое популярное мнение заключается в роли религиозной принадлежности рассматриваемой группы, наиболее распространенный пример этого - убеждение, что население, исповедующее ислам, имеет в среднем большее количество детей в семьях, нежели население, исповедующее христианство. И во многих случаях можно найти немало примеров, подтверждающих эту концепцию. Однако одновременно можно привести и немалое число примеров, напрямую противоречащих этой концепции, в первую очередь - из числа стран Латинской Америки и немусульманских стран Азии и Африки. Следует ли считать это подтверждением абсолютной неверности данной концепции? Очевидно, что нет. Единственное наиболее определенное заключение, которое, на мой взгляд, здесь возможно сделать, - это согласиться с утверждением, высказанным профессором Университета Эразма Роттердамского (Роттердам), Пимом Фортейном, относительно того, что ключевую роль в поведенческих установках (а, соответственно, и в межэтнических конфликтах, на примере которых он и формулировал данное утверждение) играет не вероисповедание как таковое, а субкультура и менталитет, зачастую куда в большей степени обуславливающиеся географическими и этническими аспектами. Прекрасным примером этому может послужить рассмотрение практически любых случаев сосуществования народов, исповедующих различные религии.

Республики бывшей Югославии представляют в этом отношении огромный интерес. Самую низкую рождаемость можно наблюдать в католической и, по общему признанию, наиболее "цивилизованной" Словении (1,22) и по большей части мусульманской Боснии(1,32). Бывшая югославская республика Македония имеет один из самых высоких на данный момент показателей рождаемости в Европе. Ее "соседка", Болгария, уже не одно десятилетие показывает рекордно низкие для всего мира показатели рождаемости - 1,19-1,24, при том что исповедующее ислам население в обеих республиках составляет примерно одинаковый процент (отток этнических турков из Болгарии, наблюдавшийся с конца 80-х годов, особого влияния на показатели рождаемости не оказал).

С точки зрения гендерного аспекта, со времени распада СФРЮ можно говорить о нерадикальном, но все же откате и так всегда считавшегося довольно традиционным общества в сторону еще большей патриархальности - по сравнению с социалистической эпохой, когда линия власти насаждала идеологически стремление к всеобщему отходу от традиционных для данного региона норм. Проработав значительное время на Балканах, позволю себе высказать личное мнение, что в республиках бывшей СФРЮ этот процесс все же более аутентичен и дает больше причин для того, чтобы говорить о наличии устойчивой тенденции в обществе, нежели двоякий процесс, имеющий место, например, на территории бывшего СНГ. Из статистических источников в России или Узбекистане можно было бы заключить, что, к примеру, число работающих женщин резко сократилось, категория домохозяек, женщин, сидящих с детьми долее отведенного в советские времена срока, стала со времени распада СССР действительно существенной, наблюдается возвращение ко многим прежним традициям в сфере семейных установок; однако нельзя не упомянуть и о том, что количество женщин, занятых на поприще построения карьеры, и их возможности в этой области также возросли. В Узбекистане и Кыргызстане можно говорить о своеобразном прорыве в этом отношении. Хотя здесь мы снова сталкиваемся с аспектом географических различий даже внутри одной страны: как говорят сами жители, Ташкент - это одно, а Узбекистан - совсем другое. Тем не менее, возвращаясь к Балканам, Сербия и Черногория представляют собой пример одного из самых резких изменений в динамике рождаемости с момента распада СФРЮ - 1,96-1,65-1,58. И опять же можно назвать ряд самых различных причин для объяснения этого.

Обсуждение приводимых в этой связи доводов можно продолжать долго, равно как и ситуацию в каждой отдельной европейской (и не только) стране. Однако думаю, что основная цель - показать неверность обобщающего применения устойчивых стандартов к вопросу о причинах и условиях исторического развития массовой “малодетности”, кризиса института семьи и депопуляции - достигнута. Роль подобных установок и аспектов не подвергается никакому сомнению, однако в каждом случае следует говорить о целом комплексе причин, состав которого может варьироваться в случаях различных этнических и административных групп. Иначе мы неизбежно будем натыкаться на подобные "странности" и несоответствия, не укладывающиеся в общепринятые теории и не желающие подчиняться их условиям. Причины, обуславливающие динамику рождаемости как одного из показателей процессов и тенденций, имеющих место в обществе, являются неиссякаемой областью изучения и могут иметь совершенно различную природу. Среди приводимых в этой связи можно назвать ссылки как на экономические, политические, исторические аспекты, так и на аспекты, связанные со здравоохранением, экологией, этническими традициями, генетикой (последнее всегда являлось и продолжает являться довольно щекотливой темой, что не мешает ей, однако, развиваться; в особенности часто упоминается она при рассмотрении ситуации на Балканах и в Ирландии), и даже гипотезы о наличии некоего географически-геологического влияния, которые в равной степени должны быть приняты во внимание.

 

Кто будет собирать клубнику, или Проблема трудовой миграции

Проблема старения населения

 

Перейдем к следующему вопросу: так что же иммиграция может сделать для населения Европы? Утверждение касательно того, что иммиграция поможет разрешить проблему старения населения, можно сразу и без колебания назвать примером демографического невежества. Сохранение ныне существующих возрастных установок коэффициента демографической нагрузки, то есть установок соотношения объема населения трудоспособного возраста (будь то номинальные границы 15-64 или 20-59) к населению пенсионного возраста (65+ или 60+), потребует крайне высокого уровня иммиграции, приводящего к почти нереальным темпам роста населения, Это ясно видно из получившего печальную славу доклада ООН на тему "Замещающих Миграций" 2001 года, а позже и из докладов независимых демографов. Для сохранения существующих на сегодняшний день в ЕС демографических нагрузок потребуется ежегодная иммиграция такого порядка, которая приведет к росту числа населения ЕС до показателя, равного ожидаемому населению Китая и Индии вместе взятым к 2050 году. Доказательством от противного (reductio ad absurdum) принято считать случай с прогнозом для Республики Кореи: для сохранения ныне имеющегося коэффициента демографической нагрузки этой стране к 2005 году понадобится 6,2 миллиарда иммигрантов (население всего мира в 2002 году). Выражаясь словами профессора Университета Оксфорда Дэвида Коулмана, для того чтобы "спасти" Корею, нам всем придется отправиться туда жить. (D.A. Coleman, 'Replacement Migration', or why everyone's going to have to live in Korea.A fable for our times from the United Nations.2002).

Нужна ли иммиграция, для того чтобы поддержать экономику и улучшить ее перспективы?

Большинство исследований, проводившихся в Канаде и США, пришли к выводу, что иммиграция действительно приносит пользу экономике в целом, однако весьма небольшую. Рост ВВП на человека в результате ее - всего лишь 1%. Но в Великобритании, например, и этот процент затмевается расходами, вызываемыми перенаселением, поскольку плотность населения там в 12 раз выше, чем в США. Таким образом, можно заключить, что вопрос массовой иммиграции является скорее вопросом из области политических и социальных аспектов, раз уж с экономической точки зрения иммиграция играет весьма незначительную роль.

 

Трудовые ресурсы

 

Теоретически, поддержание объема трудоспособного населения посредством иммиграции потребует меньшего ее масштаба, чем практически невыполнимая задача поддержания коэффициента демографической нагрузки. Однако в некоторых странах оно все же потребует значительного иммигрантского притока. Например, для поддержания сегодняшнего объема населения Германии потребуется ежегодный приток почти 300,000 человек, что к 2050 году в сумме составит 17 миллионов новых мигрантов. И это не говоря о том, что подобные расчеты являются более чем усредненными: прогностический расчет миграции - задача крайне трудная, иммиграция является процессом, который очень легко стимулировать, очень тяжело остановить, даже когда экономический цикл входит в фазу депрессии (примером того можно считать ситуацию во Франции или Германии в 50-х – 70-х годах прошлого столетия). Как заметил оксфордский демограф Филип Мартин: "Мало что можно назвать столь же постоянным, как временная трудовая миграция".

Также важно помнить тот факт, что большинство иммигрантов, прибывших в Западную Европу за последние десятилетия, приехали сюда не с целью получить работу, и нет никаких причин полагать, что в будущем это изменится. Большинство из них являются супругами или иждивенцами, которых также понадобится поддерживать. Большая часть иммиграции в будущем будет происходить из стран Третьего мира. В Западной Европе излишек населения как таковой отсутствует, хотя огромный процент населения не занят в экономической активности. Низкая рождаемость в Восточной Европе в ближайшие менее чем десять лет радикально снизит объем населения трудоспособного возраста. Массовая иммиграция из стран Третьего мира - единственная остающаяся таким образом альтернатива - принесет в Европу огромное число людей с низким уровнем образования и квалификации, несоответствующим знанием европейских языков, высоким уровнем латентного иждивенчества и (по крайней мере, вначале) высоким уровнем бедности.

В конечном итоге, если Европа желает поддержать объем своего населения в целом - или же трудоспособного населения - на стабильном уровне, ей придется самой начать его выращивать, вместо того чтобы зависеть от притока иммиграции извне. Учитывая недостаточную для воспроизводства фертильность европейского населения, согласно демографической теории, уровень миграции, требующийся для поддержания объема населения на любом стабильном уровне, приведет в конечном итоге к замещению местного населения населением пришлым. Другими словами, любое население, пытающееся поддержать свое количество посредством ввоза населения извне для компенсации невосполняющейся рождаемости, будет раньше или позже вытеснено этим ввозимым населением. Его культура также будет вытеснена, если, конечно, новое пришлое население не пожелает адаптироваться к местным устоям, ценностям и традициям, чего у большинства иммигрантов из стран Третьего мира в Европе на сегодняшний день, мягко говоря, не наблюдается. То есть теория о том, что общество автоматически себя "спасает" просто путем поддержания определенной плотности населения на своей национальной территории с помощью населения совершенно отличного географического и этнического происхождения, - просто нелогична.

 

Кто будет собирать клубнику?

 

Также следует поставить под вопрос плюсы массовой иммиграции в том, что касается общих нужд, связанных с рабочей силой. В последние десятилетия изменения в коэффициентах трудовой активности населения (снижающиеся у мужчин, растущие у женщин), продуктивность на человека и возраст вступления и выхода из категории трудоспособного населения в большей мере оказали влияние на трудовые ресурсы, чем изменения вследствие миграций, и такая ситуация остается на сегодняшний день и впредь. Производительность, которая и является ключевым аспектом в этом вопросе, определяется также уровнем квалификации, трудовым законодательством и технологиями.

Чистый приток иммигрантов по линии трудовой миграции представляет собой меняющийся показатель, иногда он может быть даже отрицательным (в некоторые отдельные годы в 1990-е большее число людей покидало Великобританию, чем въезжало по этой линии). В таких странах, как Швейцария и Люксембург, вклад иммигрантов в общие трудовые ресурсы очень велик, в других же он намного скромнее. На сегодняшний день неудовлетворяемая потребность в трудовых ресурсах может появиться лишь в отдельных секторах экономики вследствие структурных ее изменений, например, в секторе информационных технологий. В некоторых странах, как, например, в Соединенном Королевстве, сектор обслуживания, будучи хронически недофинансированным, где не хватает контроля государства за подготовкой собственных кадров, начинают всецело зависеть от импортируемой рабочей силы. Однако здесь следует внимательно изучить потребность в каждом отдельном вопросе, дабы избежать ситуации, сложившейся в Великобритании, когда "разрекламированный" кризис в секторе информационных технологий, требовавший, по утверждению правительства, ввоза сотен тысяч специалистов, оказался настолько краткосрочным, что уже к концу 2002 года самому правительству пришлось вычеркнуть этот параграф из своего списка испытывающих дефицит рабочей силы. И это не единственный пример столь поспешных и необдуманных действий в сфере регулирования трудовых ресурсов в европейских странах.

В некоторых секторах, например, в сельскохозяйственном, всегда существует потребность в сезонной трудовой силе. Нет никаких причин, вследствие которых мы не можем ею воспользоваться. Здесь проблема в организации контроля за прибытием и отъездом сезонных рабочих, а также контроля за тем, чтобы цель приезда соответствовала их истинной деятельности во время пребывания в стране.

Угроза, представляемая сокращением трудоспособного населения, более чем реальна, однако зачастую она все же во многом преувеличена. Во-первых, как уже говорилось, не имеет смысла рассуждать об общей для Европы проблеме в условиях, когда различные европейские страны находятся в столь различной с точки зрения демографии и рынка труда ситуации. Это правда, что в некоторых странах, где наблюдалась крайне низкая рождаемость на протяжении довольно долгого времени, таких как Испания, Италия, Греция, такое сокращение реально в очень недалеком будущем, однако для таких стран, как Норвегия или Нидерланды, эта проблема куда менее актуальна. Да, если рождаемость останется ниже уровня воспроизводства, объем трудоспособного населения начнет в конце концов сокращаться во всех странах, если мы не прибегнем к помощи новых миграций, но за 25 лет очень многое может измениться, чему история не раз давала примеры. Поэтому, при всем внимании и серьезном отношении к аспекту прогнозирования ситуации и ее "профилактики", не стоит воспринимать прогнозы предвидимого сокращения как сокращение, уже происходящее сегодня, - другими словами, не стоит начинать лечить радикальными методами болезнь, которая еще не началась. Это будет сродни тому, чтобы начать принимать тяжелые антибиотики, услышав предупреждение о наступлении эпидемии гриппа, которая еще может вас лично и не затронуть.

 

Трудовой потенциал Европы

 

Как отмечалось выше, трудовые ресурсы, как таковые зависят не только от демографических факторов, но и от возрастных границ трудоспособного возраста. Прогнозы Евростата наряду с прогнозами небольшого роста в показателях участия в экономической активности, демонстрируют, что ни одна страна в Европе, за исключением Италии, не стоит перед угрозой снижения фактического объема трудовых ресурсов (лиц, фактически занятых, а не лиц номинально трудоспособного возраста) к 2025 году (Feld 2000). Потенциальные трудовые ресурсы в Европе огромны и могут быть мобилизованы посредством реформ, которые так и так необходимы по ряду других причин. В целом, страны ЕС имеют самые низкие, по сравнению с любым другим ныне существующим экономическим блоком в мире, показатели вовлеченности в экономическую деятельность - менее 64% населения в возрасте от 15 до 64 лет является экономически активным. Этот показатель сильно отличается от страны к стране. В Италии и Испании, например, менее половины всех представителей этой возрастной группы фактически работают.

Если бы, к примеру, весь Евросоюз (на момент присутствия в нем 15 стран-участниц) мог добиться таких высоких показателей трудовой активности, какие были в Дании в 1999 году, то объем занятого населения возрос бы на 35,6 млн человек (11,8 млн мужчин и 23,5 млн женщин), или на 23,2% - примерно на столько же, сколько, согласно предположениям, составит дефицит рабочей силы к 2050 году. Конечно, подобное преобразование можно провести лишь однажды: показатели трудовой активности не могут превысить 100%. Да и препятствия на пути реализации такого гипотетического результата представить себе несложно. Но очевидна потребность в реформировании устаревшего и нежизнеспособного рынка труда, систем здравоохранения и раннего выхода на пенсию в ЕС. Экономический рост в основе своей зависит от постоянного повышения продуктивности и конкурентоспособности. Даже Министерство труда США в 1989 году согласилось с тем, что иммиграция может замедлить подобный прогресс, - мнение, не раз повторявшееся господином Аланом Гринспэном.

В Южной Европе высокие показатели безработицы сочетаются как с самыми низкими показателями экономической активности, так и с высоким уровнем иммиграции и контроля за арендой и сроками пребывания на арендованной жилой площади. Пенсионный возраст очень низкий, непродуктивная бюрократия слишком громоздка, а период студенчества кажется нескончаемым. Здесь та самая "просемейная" культура и гендерное неравенство на рынке труда, вызывающие крайне низкий уровень занятости среди женщин, также приводят и к низкому уровню рождаемости, нанося таким образом вред будущим рабочим ресурсам. Совершенно очевидно, что куда легче впускать новых мигрантов чем ввести в поле активности собственные ресурсы посредством нелегких реформ в области культуры, равно как и законодательства. Однако эти реформы все равно понадобятся, поскольку даже ЕС признает необходимость этого для достижения своей цели превращения в "крупнейший мировой экономический союз".

 

Изменение возрастных границ трудоспособного возраста

 

В более длительной перспективе, наиболее оптимальным “решением" проблемы старения населения было бы изменение возрастных границ трудоспособного возраста. Повышение возрастного порога для уходящих на пенсию до 72 или 74 поможет, по сути, полностью сохранить сегодняшний коэффициент демографической нагрузки вплоть до 2050 года (ООН, 2001). На абсолютное "решение" рассчитывать не приходится, поэтому предлагаемые величины можно считать крайним вариантом. Но хотя бы некоторые изменения в этом направлении необходимы и желательны. Средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляет для большинства стран Европы 80 лет, а в возрасте 65 лет она достигает 20 лет. Мы не можем позволить себе проводить большую часть своей жизни, используя нажитый за меньшую ее часть капитал, и одновременно ожидать, что коэффициенты потребления останутся прежними! Большая часть этих "дополнительных" лет являются годами активной жизни. На деле, средний пенсионный возраст у мужчин 60 лет, а не номинальные 65. Поддержать status quo в течение некоторого времени будет возможно посредством возвращения к пенсионному порогу, который мы имели в 1960-х.

Может ли существовать адекватная общеевропейская миграционная политика?

Доклад Еврокомиссии от 2000 года "К вопросу о Иммиграционной Политике Союза", рекомендующий введение общей для всех членов иммиграционной политики, берет за основу тот факт, что демографическая ситуация всех странов-членов ЕС является более или менее идентичной, равно как и проблемы с трудовыми ресурсами и старением населения. Но это не так.

С 1980-х годов в Европе можно наблюдать скорее демографическое разнообразие, нежели постепенную гармонизацию. На наш взгляд, не существует ни потребности, ни возможности для проведения общеевропейской политики в отношении трудовой миграции и для ее преимущества перед той, которая уже индивидуально проводится странами-членами ЕС. Значительные экономические и демографические различия между странами, а также различия между их рынками труда не позволяют так легко представить себе возможность существования общей политики в отношении трудовой миграции. Демографические различия определенно требуют учета в этом отношении. Средняя величина семьи в Европе разнится от 1,2 до 1,9, прогнозы же населения до 2020 году разнятся от четырехмиллионного прироста в Великобритании и Франции до трехмиллионного сокращения в Италии и Германии, а коэффициенты демографической нагрузки, как ожидается, в 2020 году будут разниться от 2,9 (Германия и Италия) до 3,5 (Великобритания и Дания), по сравнению с сегодняшним 4,2.

 

Последствия иммиграции: прогнозы и проблематика

Демографический спад и европейская иммиграция: постановка проблемы. Демографические последствия миграции

 

По данным ООН, в 2002 году более 175 миллионов людей в мире проживали не в той стране, в которой родились. Около 106 миллионов из них жили в развитых странах: 56 миллионов в Европе (8,5% общего населения), 46 миллионов - в англоговорящих странах, не принимая в расчет Соединенное Королевство, (большинство - 35 миллионов, или 13,8, - в США) и 4 миллиона - в индустриальных странах Азии. Однако "европейская" цифра 56 миллионов обманчиво высока. Она включает в себя 24 миллиона жителей бывших советских республик, большинство из которых были рождены в других республиках того же Советского Союза. До 1992 г. большинство из них не были бы классифицированы как рожденные за пределами своей этнической родины. События 1991 года мгновенно превратили их в иностранцев в ранее своей же собственной стране. В 2001 году наибольшее число иммигрантов наблюдалось в Западной Европе (18,8 млн абсолютным числом и 10,3% по отношению к общему населению). Во Франции и Германии их было 6 и 7 млн соответственно, около 10% населения, примерно такое же соотношение было и в Нидерландах (1,6 млн). Это почти равно проценту иммигрантов в США (12,4%). В Люксембурге и Швейцарии этот показатель (выше 20%) приблизился к соответствующему показателю в таких странах, как Канада или Австралия.

В Северной Европе, где демографически доминирует Соединенное Королевство, доля иностранцев в населении несколько ниже, в целом 7,8%. Латвия и Эстония имеют куда больший процент вследствие планированной "русификации" населения в советское время. Рост иностранцев в Ирландии вследствие экономического бума в конце 1990-х до уровня 8% - явление новое, и часть из них составляют этнические ирландцы, рожденные за пределами страны. Подобные данные по месту рождения не принимают во внимание гражданство. Большинство иммигрантов являются иностранными гражданами. Возвращающиеся и претендующие на гражданство по праву происхождения составляют очень малую долю. Восточноевропейские Aussiedler (репатрианты), зачастую имеющие весьма отдаленное немецкое происхождение, в больших количествах переехали в Западную Германию начиная с того момента, как Основной Закон признал их право на это на основе jus sanguinis (происхождения): 2,3 млн в период с 1987 по 1996 годы. Процесс их прибывания продолжается (105,000 в 1999 году). Их не включают в статистику по иммиграции, но они включены в статистику, касающуюся натурализации. Южноевропейские страны также имеют весьма невысокий процент иммигрантского населения (2-5%), но это по официальной статистике, которая не учитывает огромное число нелегалов.

Британия занимала в 2002 и 2003 годах первое место в списке стран Европы по числу поданных прошений об убежище: 103,000 и 60,000 прошений соответственно (данные UNHCR). Германия же в 2003 году получила 50,500, Франция- 59,300, а Австрия - 32,300. По сравнению с первыми 9 месяцами 2003 года, число прошений об убежище в период с января по сентябрь 2004 в Соединенном Королевстве сократилось на 36%, в Нидерландах - на 33%, а в Ирландии - на 46%.

В 2000 году Франция удовлетворила 15% прошений об убежище. Германия - меньше 3%. Средняя же цифра в Великобритании в период с 1997 по 2004 год (годы пребывания господина Блера на посту премьер-министра) составила 37%, но поистине секретом Полишинеля для граждан и СМИ Соединенного Королевства является тот факт, что 80% "отказников" так и так задержались в "гостеприимной" стране своей мечты.

 

Гражданство и натурализация

 

Иммиграция вносит значительный вклад как в общий объем, так и в этнический состав населения многих европейских стран, - и в настоящий момент, и в прогнозах на будущее. Происходит это благодаря высокому уровню иммиграции как таковой и естественному приросту среди населения иммигрантского происхождения. На сегодняшний день в Западной Европе около 10% населения представляют рожденные за ее пределами - в США, традиционно иммигрантской стране, этот процент всего немногим выше, а еще больший процент населения имеет иммигрантское происхождение. В 2000 году до 20% всех рожденных в Европе детей были от матерей иммигрантского или иностранного происхождения.

Основным показателем иммигрантского статуса в континентальной Европе является гражданство, однако показатель этот вводит в заблуждение по многим аспектам. Натурализация заставляет иностранцев "исчезать" - зачастую в очень больших количествах. Именно ей мы и обязаны очевидно абсурдным снижением иностранцев в составе населения Франции с 1982 (3,72 млн) по 1999 год (3,26 млн), в Нидерландах с 1990 (692,400) по 1999 год (651,500), а также в Бельгии за тот же период времени с 905,000 до 865,000. Некоторые утверждают, что это лишь является подтверждением того, как иностранцы доказывают свою преданность и знания касательно их новой родины. Однако такое утверждение можно считать лишь частично соответствующим действительности, особенно в случае тех стран, где натурализация рассматривается не как признание ассимиляции с местной культурой, а, наоборот, как изначальное поощрение интеграции.

Натурализация сыграла огромную роль в формальном снижении доли иностранного населения. В Европе в середине 1990-х доля рожденных за пределами страны, но еще не получивших ее гражданства, упала: до 48% в Нидерландах, хотя в Дании сохранилась на уровне 92%. Полностью эффект международных миграций - рост населения иммигрантского происхождения, в т.ч. следующих его поколений, - можно будет проследить по статистике гражданства только в том случае, если дети иностранных мигрантов решат сохранить гражданство, которое имели их родители. Это легко можно увидеть на основе статистики населения в Австрии, Германии и Швейцарии, где, по крайней мере на протяжении долгого времени, натурализация иностранных граждан являлась малораспространенной процедурой.

Хотя данную статистику нельзя считать полностью удовлетворительной, при сохранении сегодняшнего уровня иммиграции объем населения иностранного происхождения (независимо от разнения формулировок, его определяющих) может к 2005 году достичь до 30% от общего населения западноевропейских стран. Однако определения различаются: в нидерландских прогнозах под населением иностранного происхождения понимают лишь самих иммигрантов и их детей, в то время как в Дании, США или Германии таковыми считаются все потомки. Сравнение с прогнозом при нулевой миграции хорошо показывает ключевую роль иммиграции в этих процессах.

 

Сравнительная таблица усредненного варианта и варианта при нулевой миграции в прогнозах роста населения иммигрантского происхождения 2000-2050 (в % от общего населения)

 

	Германия		США			Нидерланды			Дания
	средний вариант	нулевая миграция		средний вариант	нулевая миграция		базовый сценарий	средний вариант		нулевая миграция
2000	9.9	9.9		15.3	14.5		17.5	7.1		6.7
2005							19.5	8.6		6.9
2010				19.0	16.1		21.5	10.2		6.9
2015							23.1	11.6		7.0
2020				22.4	17.3		24.9	13.1		6.9
2030	18.2	12.3		25.9	19.1		27.7
2040				29.5	20.1		30.3
2050	23.6	15.3		33.2	22.1		32.8

Данные любезно предоставлены национальными статистическими организациями.

 

Различия в определении иммигрантского или иностранного населения зачастую представляют значительную трудность для демографических, социологических и экономических расчетов. Многие страны по причине печально знаменитой политкорректности или же просто недостаточно доработанной системы проведения исследований и содержания информации просто-напросто не обладают информацией относительно этнического состава страны, значительно затрудняя работу демографов, генетиков, социологов. На сегодняшний день лишь Соединенное Королевство ведет четкую и организованную статистику развития и соотношения этнических групп в обществе. В других же странах приходится учитывать заранее, что реальный процент присутствия этнических меньшинств в общем составе населения может оказаться куда выше, чем заложено в прогнозах.

Причины же его роста также отличаются в различных странах. Если в Великобритании и Нидерландах основная доля прироста приходится на иммиграцию как таковую плюс на высокую рождаемость в иммигрантских семьях, а смешанные браки все же остаются редкостью, то в России, например, основная иммиграция приходится на этнические группы, обычную рождаемость у которых нельзя считать отличительно высокой. Из пятнадцати основных этнических групп, составляющих иммиграционный приток в Москву, только у таджиков и узбеков рождаемость превышает уровень простого воспроизводства, у других (чеченцев, дагестанцев, ингушей) она находится примерно на этом уровне, у остальных же рождаемость также значительно ниже его, хотя, возможно, и не такая низкая, как у русского населения. Однако здесь большую роль играет высокий процент смешанных браков, а именно, популярность браков русских женщин с мужчинами других национальностей, среди которых преобладают выходцы из кавказского региона.

В целом, в России в куда меньшей степени наблюдается тенденция, впервые отмеченная Д.Коулманом в Европе, заключающаяся в более высоком уровне рождаемости у первого поколения иммигрантов, переехавших в Европу, по сравнению с тем, который они с наибольшей вероятностью имели бы в своей собственной стране. В следующем поколении, как правило, наблюдается резкое сокращение рождаемости, хотя и не до такого уровня, какой имеет местное население. Однако в последующих поколениях можно иногда наблюдать и сокращение рождаемости ниже "местного" уровня. Так, например, в целом, среди этнических групп, проживающих на территории Великобритании длительное время (китайцы-1,48, чернокожие выходцы из Карибского региона -1,67, выходцы из Индии – 1,63, евреи - 1,56), можно обнаружить более низкие показатели рождаемости, чем у белого населения (1,75). В России же подобная тенденция слабо выражена, и иммигранты в целом с самого начала постепенно "подстраиваются" под местные показатели (исключение составляют цыгане). В браках же между русскими женщинами и иностранными мужчинами женщины сохраняют в основном свои "родные" установки рождаемости (исключение, по результатам исследования, составили лишь браки между россиянками и гражданами Афганистана).

Если рассматривать иммиграцию в Европе в целом, то можно с уверенностью заключить, что большая часть прибывающих иммигрантов происходят из стран, находящихся на стадии незаконченного демографического перехода. Именно сочетание высокого уровня иммиграции с высоким уровнем рождаемости и относительно молодым средним возрастом приезжего населения и послужило причиной столь резкого его роста. Нынешние темпы иммиграции во многие западные страны вкупе со значительно более высокими темпами роста населения иностранного происхождения трансформируют структуру и состав нашего общества. И хотя под населением иностранного происхождения мы понимаем приезжих как из других стран Европы, так и из государств, находящихся за ее пределами, однако, согласно прогнозам, объем населения европейского происхождения (изначально составляющего, к примеру, половину всех иностранцев в Нидерландах) будет расти лишь недолгое время и в незначительно - перед тем, как наступит период его стабилизации, а затем и постепенного сокращения. Большинство прогнозов сходятся на том, что более высокие показатели рождаемости у иммигрантского населения будут постепенно (а в некоторых случаях и достаточно резко) снижаться, приближаясь к показателям, наблюдаемым у местного населения. Основные изменения в составе населения будут происходить за счет новых миграций. Вариант прогноза, основывающийся на нулевой миграции, показывает, что рост населения иностранного происхождения будет в таком случае весьма незначительным. Однако если иммиграция в развитые страны останется на сегодняшнем уровне, этнический и социальный состав большинства стран Западной Европы и США изменится радикально и навсегда.

 

Демографические последствия ЕС и его расширения

 

В последние десятилетия Европейский Союз претерпел кардинальные изменения, включив в свой состав ряд новых стран и, таким образом, не только расширив свое политическое влияние, но и прямым или косвенным образом изменив ситуацию с рождаемостью, миграциями и здравоохранением внутри себя.

Наиболее вероятным последствием подобных изменений является унификация поведенческих установок в области структуры семьи под влиянием все более унифицируемой политики в отношении семьи и здравоохранения в различных странах-членах ЕС. Европейская Комиссия уже неоднократно выражала свое убеждение в том, что демографические показатели и другие социальные характеристики таких стран становятся все более схожими, и в том, что это является лишь подтверждением необходимости введения сходной политики в их отношении, - убеждение, разделяемое далеко не всеми независимыми демографами. Демографическая унификация уже рассматривается как один из показателей столь желаемой гармонизации социальных условий в Европе. Несмотря на то что на данный момент никакой общеевропейской директивы, относящейся к стандартам рождаемости, смертности или структуры семьи внутри ЕС, издано не было, вопрос о возможности разработки гармонизированных внутриевропейских оптимальных показателей уже поднимался (Gesano, 1999).

Со времени подписания Амстердамского договора и саммита в Тампере политика в области миграции и предоставления убежища перестала быть в ведении отдельных государств, перейдя в поле ответственности Евросоюза. Вопрос об общеевропейской иммиграционной политике был выдвинут на обсуждение в 2000 году, несмотря на значительные различия в демографических и экономических условиях между разными странами ЕС. По замыслу, два фонда - (Cohesion Fund) и the structural fund - призваны способствовать уничтожению экономического неравенства внутри ЕС и регулировать ряд других показателей, которые, как считается, должны помочь унифицировать стандарты, связанные с институтом семьи. Однако, если экономические проблемы еврозоны будут продолжать расти, все это может в целом оказать не очень положительный эффект на семьи. Более того, эффект новых налоговых правил, а также правил, способствующих конкурентоспособности, введенных в отношении недавно присоединившихся стран, могут (по крайне мере, в краткосрочной перспективе) оказать негативное влияние на отдельные сектора экономики. Пример Восточной Германии за 15 лет, прошедших со дня ее объединения с Западной Германией, далеко не внушает оптимизма в отношении процесса экономического или демографического восстановления. Тем не менее, находится немало желающих дальнейшего расширения ЕС с включением в него наиболее нестабильных экономических и политических систем, таких, какие имеют Балканские государства и Турция. В таком случае, задача гармонизации экономических и социальных институтов стран-членов ЕС, а следовательно, косвенным образом и поведенческих установок их населения, значительно затруднится. Демографическое разнообразие в Европе неизбежно остается реальностью, по крайней мере, в течение какого-то времени.

 

Автор - оксфордский демограф, эксперт ряда европейских правых партий

 

Полит-ру

7 и 26.11.05