Журнал «Золотой Лев» № 71-72 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.В. Кынев

 

Страну сажают на кол «властной вертикали»

 

Сохранение единства страны объявлено нынешним российским руководством высшей ценностью, ради которой можно отказаться от массы прав как граждан, так и отдельных территорий. Всё, что позволяет хоть каким-то образом выразить некий специфический интерес, отличный от глобального «национального» интереса высшего государственного руководства, должно быть ликвидировано. Отменены выборы губернаторов и депутатов Госдумы по одномандатным округам, тихой сапой идёт ликвидация выборов мэров, в полном разгаре кампания по «оптимизации» числа политических партий, цензура и самоцензура господствуют в средствах массовой информации. Выстраиваемая система всё более начинает напоминать Советский Союз, который, как известно, рухнул… И нет никаких оснований полагать, что у России будет иная судьба. Чем больше власть пытается принудительно стандартизировать реальное разнообразие российской жизни, тем более неизбежным становится, на мой взгляд, грядущий распад российского государства.

Законы политической жизни не менее жёстки, чем законы физики и математики. Насилие над природой (в широком понимании) страны, также как насилие над человеком, не может привести ни к чему, кроме возникновения глубинных комплексов и мутаций. Проблема в том, что управлять такой огромной страной как Россия, простыми и примитивными схемами, вроде пресловутой «исполнительной вертикали», просто невозможно. При существовании власти, создавшей систему формирования самой себя (президент назначает губернаторов — они обеспечивают избрание президента; власть сама определяет, кто может считаться политическими партиями, а потом организует псевдовыборы среди ей же отобранных кандидатов и т.д.), население и власть начинают обитать в параллельных политических мирах. Абсолютное отчуждение населения от власти становится системно неизбежным.  Страну вместо укрепления ждёт вырождение. Очевидно, что власть, не зависимая от населения, никогда не будет о нём заботиться. Интересы регионов в такой системе не могут не игнорироваться, проблемы не могут не замалчиваться.

Единственный механизм, стимулирующий власть работать эффективно, то есть работать в интересах населения — это реальная конкуренция. Как любая наука, управление без конкуренции идей и диалога умирает и вырождается, превращаясь во всё более оторванную от жизни догму. Система должна содержать в себе возможности её постоянного обновления, если этого нет, путь один — либо самораспад системы, либо её принудительная ликвидация (проще говоря, революция).

Можно добиться силой признания в любви, но нельзя силой вызвать настоящую любовь. Также как запрещать говорить о проблемах, не означает решать их — просто наступит тот день, когда всё то, что скрывалось и замалчивалось, вывалится наружу и не оставит камня на камне ни от пресловутой стабильности, ни от имитировавшей её системы.

Приведу лишь два примера того, как выстраиваемая система даёт прямо противоположный ожидаемому эффект, когда вместо «порядка» разрушаются нормальные взаимосвязи и создаются предпосылки грядущего политического хаоса. Эти примеры касаются системы политических партий и систем средств массовой информации.

Очевидно, что повсеместное принудительное введение выборов по партийным спискам рассматривается нашими государственными «идеологами», в которых участвуют только отделения зарегистрированных на федеральном уровне политических партий, как создание дополнительной «вертикали» наряду с исполнительной, прокурорской и т.д. Результатом предоставления федеральным политическим партиям фактически монопольного права на обладание пассивным избирательным правом в сочетании с массовым недоверием граждан к партиям в принципе и таким массовым и неискоренимым явлением российской жизни как коррупция стали два взаимосвязанных и уже неоднократно описанных мной явления.

Первым из них стало активное участие в политике некоторых российских регионов малоизвестных и ничего не значащих на общероссийском уровне партий, как правило за счёт того, что в них вступили с целью получения права на участие в региональных выборах бывшие региональные общественные организации и движения или конкретные региональные политики. Фактически партии превращаются в специфические бизнес-структуры, продающие своё право на выдвижение кандидатов в конкретные регионы конкретным региональным политикам или группировкам.

Примером такого выборочного «ренессанса» в отдельных регионах «малых» федеральных партий является успех Российской Партии Мира на выборах Парламента Ингушетии — более того, помимо Ингушетии и Калмыкии, РПМ не только не прошла, но даже не зарегистрировала своего партийного списка ни в одном субъекте Федерации. Причиной такого успеха РПМ в Ингушетии стало вступление в неё бывшего президента Ингушетии Р.Аушева и его сторонников. Таким образом, постепенно некоторые партии стали превращаться в федеральные лишь номинально, являясь по сути следствием реализации сугубо региональных политических проектов.

В целом основная закономерность региональных выборов по пропорциональной избирательной системе в эти годы: все они носили жёстко персонифицированный характер, независимо от того, было это отделение федеральной партии или региональный политический блок — всё решала фигура лидера списка. К примеру, «Единая Россия» смогла добиться по сравнению с голосованием на федеральных выборах 2003 года наилучшего результата на выборах законодательных органов власти только в тех регионах, где её списки возглавляли непосредственно губернаторы — в Калужской А.Артамонов, в Воронежской В.Кулаков, в Ямало-Ненецком автономном округе Ю.Неелов.

Выдвижение в качестве лидера блока «С верой и надеждой!» на выборах Красноярского горсовета в 2004 А.Быкова привело к тому, что блок набрал число голосов, сопоставимое с результатами «Блока Анатолия Быкова» на выборах-2000. Таким образом запрет на создание региональных политических блоков и региональных партий не мешает местным харизматическим лидерам проводить в региональные законодательные органы своих сторонников, но лишает их возможности естественно-эволюционным путём создавать новые политические проекты.

Как показывает практика, избиратели чётко различают общероссийское голосование, которое для них часто носит абстрактный характер за некие условные парадигмы (левую, демократическую, патриотическую) и голосование местное, в ходе которого люди ориентируются на местные проблемы, на способность партии (блока) и её лидера эти проблемы решить. Сугубо идеологические организации, за исключением КПРФ, оказываются на обочине, а то и за пределами таковой.

Отчасти это привело и ко второму серьёзному явлению, получившему существенное распространение — диффузии региональных отделений партий, в том числе и довольно значимых, когда под формальным единым названием в различных регионах чем далее, тем больше возникают организации с различными, иногда прямо противоположными целями и задачами. С одной стороны, региональным политикам и бизнесменам в новой системе  нужно внедряться в те или иные партии для получения доступа к участию в выборах, с другой — федеральные партии также заинтересованы во вступление в них статусных политиков из регионов (так как не участвуя в региональных выборах, они вообще рискуют утратить регистрацию). В таких условиях ценностно-идеологический фактор, без которого партии в традиционном понимании перестают быть партиями, утрачивает своё определяющее значение.

Таким образом в региональные отделения некоторых партий активно внедряются обладающие финансовым и административным ресурсами лица, а некоторые региональные партийные структуры просто скупаются. В условиях, когда центральные органы партий, как правило, держат свои региональные структуры на «голодном пайке», последние вынуждены заниматься «самофинансированием». В результате новая ситуация обостряет проблему внутрипартийного единства и контроля центральных органов партий за своими региональными структурами. Создать же систему адекватного  мониторинга реального состояния своих региональных отделений политические партии (даже «Единая Россия»)  просто не в состоянии — для этого нет ни незаинтересованных в конкретном региональном политическом процессе фигур (проще говоря, нет нормальных кадров), ни продуманных механизмов.

Более того, подобная диффузия партий в нынешней российской политической системе просто неизбежна. К примеру, во многих регионах Сибири и Дальнего Востока партии на практике, не вступая в альянс с теми или региональными группами интересов, просто не могут принимать участия в выборах во многом в силу географического фактора. В значительных по площади регионах с плохо развитой внутренней транспортной системой, выдвижение от партий кандидатов является дорогостоящим и технически сложным. Для проведения конференции по выдвижению кандидатов нужно собрать делегатов часто из удалённых районов, что требует немалых транспортных расходов, не говоря уже об организационных.

Возникает и другой вопрос: кто должен платить за организационные расходы, связанные с партийным выдвижением — партия или кандидат. Если это выгодно партии, то именно она и должна нести основную долю расходов; если кандидату, то это, как правило, почти неизбежно ведёт к покупке им регионального менеджмента данной партии и созданию на её базе собственного именного избирательного блока. Таким образом партии, желающие сохранить собственную структурную независимость и ценностно-идеологическое единство среди своих региональных отделений, должны сами брать на себя основную массу материальных расходов, связанных с участием в выборах.

Подобную «диффузию» региональных структур и, как следствие, — публичные конфликты между региональными структурами и федеральным руководством партии можно отметить практически для всех федеральных партий. Так, к примеру, публичными были проблемы между региональными структурами и федеральным руководством ЛДПР на выборах в Хакасии, Амурской и Брянской областях. На выборах депутатов Ненецкого автономного округа из партии «Единая Россия» в ходе избирательной кампании был исключён первый номер списка и бывший секретарь регионального Политсовета Игорь Кошин после того, как вопреки решению руководящих органов партии путём самовыдвижения посягнул на кресло губернатора.

Нормой стало внезапное вступление в региональные организации Российской партии пенсионеров перед региональными выборами местных политиков и бизнесменов, далёких от пенсионного возраста, также как в ряде регионов, где особенно успешно в 2004/2005 годах на региональных выборах выступал СПС, его списки возглавили ранее не имевшие отношения к партии политики (Е.Собакин в Курганской области, Е.Зеленко в Брянской, А.Плутенко в Амурской и т.д.). Целый ряд скандалов был связан с борьбой за право регионального представительства бывшего федерального блока «Родина». А в Ярославской и Свердловской областях дело дошло даже до создания его параллельных списков.

О политико-идеологической диффузии партийных структур свидетельствует, к примеру, и вступление либерального «Яблока» в Брянской области в блок с Концептуальной партией «Единение», на федеральном уровне активно отсылающей к опыту И.В.Сталина. В Амурской области и Таймырском автономном округах тоже оппозиционное «Яблоко» вступило в блок с поддерживающей политику Президента РФ В.Путина Российской «Партией Жизни». В Иркутской области образовали фантасмагорический блок СПС и Народная партия РФ, призывающая к запрету абортов, уголовному преследованию гомосексуалистов и православному образованию в школах. Отчасти подобная система похожа скорее на игру в партийные выборы, чем на реально партийную систему, и так называемые «партии» на самом деле не объединяет ничто, кроме сиюминутного карьерного интереса конкретных политиков. Это означает, что никакой дополнительной опорой для федерального центра в случае возникновения кризиса, будь то политического или экономического, подобная «партийная вертикаль» быть не может.

Похожая ситуация «виртуального информационного единства» складывается и с казалось бы жёстко выстроенной системой средств массовой информации. Для страны с такой огромной и разнообразной территорией как Российская Федерация существование единого информационного поля, дающего адекватную картину как регионам о том, что происходит на уровне Федерации, так и  о том, что происходит в самих российских регионах, является одним из элементов интеграции не только экономического и политического, но и национального социокультурного пространства. Чрезмерная политизация такого инструмента, как федеральные СМИ, их превращение из инструмента информирования населения в инструмент пропаганды и попыток манипулирования общественным мнением несомненно ведёт к снижению гражданской активности, подрывает доверие населения российских регионов к транслируемой федеральными каналами  информации.

Наиболее остро эта проблема стоит перед удалёнными от исторического центра страны регионами, редко попадающими в федеральные СМИ (несомненно, в первую очередь речь идёт о телевидении, как массовом и доступном средстве массовой информации). Соответственно во многом по объективным причинам (транспортная удалённость, а следовательно высокая затратность на регулярные командировки журналистов и содержание регулярных корпунктов) освещение событий в этих регионах приобретает характер «кампаний», часто откровенной «заказухи».

У СМИ нет собственных денег на то, чтобы самим отслеживать и показывать события в этих регионах, соответственно появление сюжета из глубинки зачастую связано с наличием того или иного заказа, когда некая структура готова организовать и оплатить посещение региона журналистами, что не может не сказываться на характере освещения  событий. Ярчайшим примером такой «информационнойкомпанейщины» стало освещение «топливных» кризисов на Дальнем Востоке, когда в период губернаторства Е.Наздратенко страна регулярно смотрела сюжеты о замерзающем Владивостоке, а когда губернатор края сменился, край внезапно и резко «замерзать» перестал. Похожие проблемы, к примеру, в Северодвинске в федеральные каналы не попадали как правило никогда, так как губернатор Архангельской области того времени А.Ефремов заинтересованным структурам в Москве не мешал. Не исключено, что такого же рода «новостями» являлись дежурные сюжеты о коммунальном кризисе в Петропавловске-Камчатском.

Зимой 2004-2005 годов новости всех центральных телеканалов были наполнены сюжетами о «замерзающей Корякии», эта пиар-кампания завершилась отстранением от занимаемой должности губернатора округа В.Логинова. При этом социально-экономическое положение Корякии остаётся стабильно плохим уже многие годы, «размораживание» теплосетей и водопроводов в посёлках зимой стало здесь нормой, а по уровню заболевания туберкулёзом округ давно занимает лидирующие позиции в стране. Однако «новостью» жизнь в Корякии стала только зимой 2004-2005, когда у губернатора возник конфликт с ОАО «Южные энергетические сети» — губернатор давно вынашивал идею организации добычи в округе местного угля и строительства собственных мини-ТЭЦ.  Это, по его мнению, должно было сэкономить бюджетные деньги, львиная доля которых ежегодно уходила ЮЭС. В результате борьбы за «выколачивание денег с округа» на вертолёте, арендованном ЮЭС в Палану были привезены съёмочные группы всех центральных телеканалов и на экранах началась «корякская эпопея». Хорошо зная господина Логинова и будучи не самого высокого мнения о его организаторских и профессиональных способностях, тем не менее, внезапной одномоментный приезд в Корякию такого числа московских журналистов не может не вызывать вопросов («цена» вопроса — это, во-первых, билеты Москва-Петропавловск, во-вторых, провоз оборудования, в третьих, аренда вертолета — это не менее 1000 долларов в час, уже не говоря о суточных и прочем). Кому это выгодно? Неужто всем телеканалам вдруг захотелось единовременно выкинуть деньги на рассказ и показ того, что происходит в богом забытом округе ежегодно?

Причём, когда начинаешь задумываться, зачем всё это, найти рациональный ответ сложно. Если цель подобных «новостных сюжетов» — информирование населения  кризисных территорий, так как они лучше кого бы то ни было знают, насколько свежи такие «новости». Если цель — организовать информационную кампанию с целью дискредитации того или иного губернатора, то какой толк, к примеру, от того, что у жителя Брянска создастся ощущение, «какой ужасный на Камчатке (Приморье, Корякии и т.д.)» губернатор, если зритель всё равно живёт в Брянске или Бердянске? Причём, если учитывать, что прибывающие в регион журналисты не только часто не знают толком местной политической и экономической ситуации, специфики местного общественного мнения, то подобные «информационные сюжеты», как правило, оказываются действиями «слона в посудной лавке», лишь раздражают своей неадекватностью и заведомой ангажированностью. В результате воздействие пропагандистских кампаний на общественное мнение того или иного региона оказывается иногда прямо противоположному их тональности. В частности, чем более топорными и агрессивными были сюжеты о губернаторе Камчатской области М.Машковцеве, тем выше становился его рейтинг. Показательны следующие цифры —  согласно результатам опроса,  проведённого в Камчатской области 23 сентября–2 октября 2004 года,47,3% опрошенных заявили, что в центральных СМИ ситуация региона освещается необъективно, безусловно объективно работу центральных СМИ оценили 2,8%, скорее объективно 23,3%. Гораздо позитивнее были  оценены областные СМИ (объективными их считают 42,1%, необъективными 30%).

При этом по данным опроса обычно о последних событиях в области люди узнают через центральное ТВ (63,8%), областное телевидение (55%),  местное ТВ (47,4%), местные газеты (37%), областные газеты (33%). 37,9% назвали областное радио и только 19% центральное радио. Таким образом соотношение «зона охвата» и «степень доверия» у центральных каналов оказывается крайне низким. Похожая картина складывается в результате социологических опросов и по другим регионам Дальнего Востока — Сахалина, Приморья, Амурской области, Хабаровского края. Да и не только по ним.

Казалось бы, что степень адекватности информации центральных российских СМИ (в первую очередь электронных) о положении в регионах реальному положению падает прямо пропорционально удалению от Москвы. Однако вопрос намного сложнее и серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд.

Традиционно в обществе существует традиция, когда информация, занимаемая и  транслируемая основными федеральными телеканалами, традиционно воспринимается  российской глубинкой как позиция федеральной власти. Население и элиты прекрасно понимают, что будучи зависимыми от федеральных контролирующих и регулирующих органов (особенно после истории с НТВ и ТВС), федеральные телеканалы не могут давать информации, существенно расходящейся с официальной точкой зрения. Это, в свою очередь, означает, что любые издержки в работе федеральных телеканалов, отсутствие адекватности в освещении региональных событий по тем или иным причинам рикошетом ударяют не только по доверию населения к тому, как федеральные каналы освещают события в их регионе, но и косвенно бьют по доверию к самой федеральной власти.

Получается, что информационная карта России в основных федеральных СМИ не то что «дырявая», она фактически оказывается состоящей из каких-то информационных лоскутков, между которыми — пустота. К примеру, казалось бы в Москве, где самая высокая насыщенность средствами массовой информации, события на уровне города — фактически федеральные новости, на уровне же районов города информационная среда носит крайне убогий и неразвитый характер (в лучшем случае изредка разбрасываемые по ящикам газетки районной управы и выступления районных чиновников по кабельным сетям, рейтинг большинства которых в Москве ниже уровня критики). Области Центральной России вообще попадают в сообщения федеральных СМИ лишь когда в них происходит ЧП или меняется власть. Возникает ощущение, что вокруг Москвы  выжженное информационное поле. Относительно регулярно и стабильно освещаются события только на Северном Кавказе, и то в очень специфическом разрезе, сильно далёком от реальных условий жизни, когда «криминальная составляющая» доминирует настолько, что порой возникает впечатление, будто бы кроме неё на Северном Кавказе не происходит ничего.

 Несомненно, власть заинтересована в том, чтобы СМИ расширяли её опору в обществе, пропагандировали её действия и достижения. Но с другой  стороны, и сама власть тоже черпает в СМИ информацию о том, что реально происходит в стране.  Если в стране всё более минимизируются выборные процедуры (в нормальной системе являющиеся главным связующим звеном  общества и государства) и усиливается так называемая «исполнительная вертикаль», то СМИ по сути превращаются в последний институт взаимосвязи власти и общества. Если СМИ «пиарят» лишь то, что решает власть, придумывая по ходу те или иные кризисы, или показывая, как счастливы лишившиеся льгот старушки, то откуда сама власть будет знать, что реально происходит в стране? Если не будет такой адекватной информации, то на базе какой тогда будут приниматься решения и чем это кончится для такой сложной, многонациональной и поликонфессиональной страны как Россия?

Вообще складывается парадоксальная картина — жители большинства регионов страны видят, что их регион показан, мягко выражаясь, «неадекватно», но не могут оценить достоверность сюжетов про другие регионы. Но если неверна каждая «отдельная картинка», то ложной получается и общая картина. Это в свою очередь значит, что формируется совершенно превратный образ страны, чем дальше, тем более далёкий от действительности. В том числе по экономическим причинам население всё в меньшей степени путешествует и видит собственную страну (к примеру, в Калининградской области большинство молодёжи по данным социологов хоть раз было в Польше и в Германии, и абсолютное меньшинство — в «остальной России»), а предлагаемый подконтрольными властям СМИ информационный суррогат создаёт образ страны, не имеющий ничего общего с реальностью. И с каждым годом это несоответствие будет, скорее всего, нарастать.

Парадоксальнее всего, что жертвой этой негативно виртуальной картины становится и сам чиновник, который сам как зритель тоже потребляет им же заказанный продукт, ещё более убеждаясь в своей непогрешимости. Аналитики на полном серьёзе анализируют ими же заказанные публикации. На базе частоты мелькания в заказных сюжетах считаются мифические рейтинги, делаются не менее мифические прогнозы. Получается замкнутый круг, своеобразный аутотренинг. Власть смотрит в зеркало СМИ, и словно героиня старого фильма говорит сама себе «Я самая обаятельная и привлекательная…». В такой системе любое, самое закономерное ЧП — всегда неожиданность, от протестов против монетизации и «оранжевых революций» до энергоаварии в Москве 25 марта.

 

***

 

Два бегло обрисованных примера с политической системой и СМИ наводят на мысль об иллюзорности и обманчивости нынешней российской жизни, а вместе с ней и создаваемой для управления ею «властной вертикали».

В условиях растущей виртуализации российской политики реальная внутренняя дифференциация в России всё более и более нарастает, политические культуры разных российских регионов всё более и более обособляются по совершенно объективным причинам. В разных частях страны существуют не просто разные уклады и условия жизни населения, сформировались и продолжают формироваться  разные типы гражданского общества и политических режимов.

Не исключаю, что в глубине души отдельные представители федерального руководства страны понимают, к чему может привести нынешняя властная политика  все решения об отмене выборности губернаторов, избрания депутатов Госдумы РФ по округам, порождённая именно ощущением панической беспомощности перед нарастающими в стране региональным самосознанием  и интеллектуальной неспособностью работать со столь сложным и разнообразным процессом. Понимать-то понимают, но что-то не видно, чтобы знали, как этому воспрепятствовать. А жаль. Похоже, всем нам придётся в достаточно скором будущем вспоминать начало XXI века как время бездарно упущенных возможностей предотвратить распад некогда великой страны, какой пока ещё остается Россия

 

Сайт «Интеллигент»

2005