Журнал «Золотой Лев» № 71-72 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

В. Бушин

 

О ЖУЛИКАХ И БАНДИТАХ

Эдвард Радзинский на фоне Ахматовой и Деникиной

 

13 ДЕКАБРЯ ВЕЧЕРОМ, в день святого апостола Андрея Первозванного, на телеэкраны всей державы вылез ликующий, сияющий, благоухающий, всем известный лысый красавец Эдвард Радзинский. В чем дело? Оказывается, у него вышла в США книга об Александре Втором, и он послал её президенту Бушу. Что ж, за писателями водится такой грешок. Правда, как правило, они дарят книги своим властителям, родненьким. Например, не так давно Чингиз Айтматов подарил из рук в руки Путину целое собрание своих сочинений томах в десяти, что ли. Это красиво, но, конечно, жестоко: десять томов! К тому же, при вручении книг с уст президента слетело словцо, которое дает повод подозревать, что он путает Айтматова с Гамзатовым (он был еще жив).

Признаться, у меня и у самого в этом деле рыльце в пушку. По первости я тоже послал Путину подарок. Но не десять же томов, а весьма гуманно — небольшую книжечку "Колокола громкого боя". Там старательно нарисован портрет его учителя и благодетеля Собчака. Я думал, это его заинтересует. И что же? А ничего. Даже какой-нибудь секретаришка не позвонил хотя бы и не сказал спасибо.

Так мало мне одного урока! Не так давно послал еще и министру обороны Иванову книгу "За Родину! За Сталина!". Уж кому еще и дарить эту книгу, как не тому, кто, фигурально выражаясь, сидит полпопочкой в кресле Сталина. В год Победы подарок от старого солдата! И опять — ни звука в ответ. Неужто осерчал на мою дарственную надпись:

Кажинный день, от сна восстав,

Читайте это, как Устав.

И тут невольно вспоминается товарищ Сталин. Он не только знал русскую классику и постоянно читал современную литературу, но и со многими писателями встречался, переписывался, нередко звонил. И это не только Горький, Демьян Бедный да Шолохов, Фадеев да Симонов, Корнейчук да Ванда Василевская, но и Пастернак, Булгаков, Эренбург, давно забытый Билль-Белоцерковский. А иностранные писатели! Англичане Герберт Уэлльс и Бернард Шоу, француз Ромен Роллан, французские евреи Лион Фейхтвангер и Андре Жид, немец Эмиль Людвиг… А сколько встреч и бесед с деятелями театра, кино, и как часто бывал он во МХАТе, в Большом… Какое разнообразие имен, творческих обликов, художественных манер, стилей.

А нынешние наши властители? Уж если неспособны перенять у Сталина хоть малую толику искусства правления, сделавшего Россию сверхдержавой, взяли бы хоть тут что-то. А они как прилипли, так и не в силах отлипнуть: Жванецкий да Хазанов, Долина да Ахмадулина… Хазанов да Жванецкий, Ахмадулина да Долина… Правда, кажется, недавно дали премию Валентину Распутину. Да ведь кто ж ему их не давал?!

Но и то сказать, можете вы, читатель, представить себе Владимира Путина, беседующего с Ромен Ролланом, или Сергея Иванова — с Фейхтвангером, или Бориса Грызлова — с Бернардом Шоу? Я — не в силах…

Так вот, послал Радзинский свое сочиненьице президенту заморскому, но не благородному Фиделю Кастро, например, а тому самому, который на его же, Радзинского, глазах разгромил Афганистан, разбомбил Югославию, душит Ирак, грозит Ирану, Сирии и подбирается к нашим границам. Неизвестно, отличает ли Буш этого Радзинского от того Бжезинского и прочитал ли книгу об Александре Втором, но всё же отозвался, прислал ручку с золотым перышком. Дескать, Эдик, жми дальше! Вот он, Запад-то, с его общечеловеческими ценностями… Факт знаменательный и достойный размышления. Говорят (сам не слышал), Эдик тут же пригласил Буша после отставки пожить годика четыре в России, видимо, на своем ранчо под Истрой. Тоже достойно размышления.

А еще не кажутся ли вам, дорогой читатель, достойными внимания ещё два обстоятельства в жизни нашего знаменитого телевещателя?

Первое. 3 октября состоялось очередное погребение останков генерала Деникина (два уже были в 1947-м и 1952-м годах в Америке). Всё обставили торжественно и пышно. Присутствовали лучшие люди страны: от патриарха до какого-то олигарха, от Михалкова и Лужкова до Пушкова и Петушкова. Президент прислал венок с такой, говорят, надписью на ленте : "Зачинателю от завершителя". А Радзинский, представьте себе, вопиюще отсутствовал. Почему? Ведь он же такой любитель этих процедур. Помните, как в мыле примчался он в Ленинград на процедуру захоронения царских останков. Даже сомнительных! А тут подлинность праха несомненна, но он почему-то даже веночка не прислал.

Второе. В своих неисчислимых явлениях народу Радзинский часто тревожит тени поэтов начала века — Блока, Гумилёва, Городецкого, Есенина и других, но Анну Ахматову не упомянул ни разу. С чего бы это? Ведь звезда первой величины!

Я предложу вам свои варианты ответов на эти загадки века. И сперва напомню старый романс:

Он был титулярный советник,

Она — генеральская дочь.

Он робко в любви ей признался,

Она прогнала его прочь…

В моей версии ответа на первую загадку будет фигурировать, во-первых, не робость, а нечто совсем, совсем иное. Во-вторых, любовь не к ней, а к её текстам. В-третьих, она не прогнала его, а хотела, как выразилась, "сделать ему процесс". Что же касается титулярного советника, то здесь всё точно.

Сейчас титулярных советников, т.е. чиновников, кажется, 9-го класса, у нас вообще-то нет, но совершенно непонятно, почему после двуглавого орла, губернаторов, потешного полка кремлёвской охраны в ботфортах, после слов "ваше превосходительство" на блаженно-трепетных устах того же Михалкова, —почему после всего этого их превосходительство Путин до сих пор не возродит "Табель о рангах". Ведь как великолепно звучало бы, например, "тайный советник Павловский", "надворная советница Слиска" и т.п. Но, увы, ничего этого пока нет. Видимо, только по причине нутряной ненависти президента ко всем словам с корнем "совет". За ними ему мерещится советская власть, по сравнению с которой его власть всё равно, что таракан запечный рядом с трудягой слоном на лесоповале.

Однако есть сфера жизни, где наряду с генералами и лейтенантами сохранились и титулярные советники. Это литература. Тут они всегда были, есть и будут. Так вот, у нас речь пойдёт о титулярном советнике Радзинском, а генеральская дочь — Марина Деникина, недавно почившая дочь давно почившего и трижды погребенного генерала.

Как сообщает "Литературная газета", незадолго до смерти Марина Антоновна дала интервью, в котором рассказала о многих событиях, встречах, знакомствах своей жизни. Назвала Бунина, Ивана Шмелёва, Марину Цветаеву… А журналист Евгений Данилов возьми да брякни: "А вам знакомо имя писателя, историка Эдварда Радзинского?" Боже, что тут произошло!

— Радзинского? — переспросила генеральская дочь. — Это тот титулярный советник, который написал о Николае Первом, о Распутине?

Вероятно, старушка не знала, что он написал еще о Сократе, Нероне, Иване Грозном, Сталине и о многих других.

— Я считаю, что он жулик, — решительно заявила Деникина. — Он два раза приходил ко мне до того, как писал о Распутине. Моя книга о Распутине тогда уже вышла, и я её подарила титулярному советнику…

О, русская простота! — сразу воскликнул я, прочитав это. Как и следовало ожидать:

— Он скопировал целые страницы. И когда вышла его книга, я думала делать ему процесс…

Тут мне вспомнилось одно несколько более раннее ограбление другой старушки. В 1981 году московский журналист Дружников (Альперович) разыскал в Крыму, в Алупке Татьяну Семёновну Морозову — не генеральскую дочь, а родную мать известного всей стране Павлика Морозова, зверски убитого в 1932 году пионера. Явился к ней под именем Ачильдиева (вторая линия обороны) и с выражением великой дружеской заинтересованности стал задавать восьмидесятилетней старушке ловко сформулированные двусмысленные вопросы. Матери — о, святая русская душа! — и в голову не могло прийти, что с ней беседует литературный жулик, который даст её словам совершенно иной смысл и характер в своём сочинении "Вознесение Павлика Морозова", где ведь правдиво подчеркнет: "Я встречался с матерью моего героя". Прощаясь, он целует ей сухонькие руки, вынянчившие пятерых детей, из которых к тому времени четверых она уже поминает за упокой. "Храни вас Бог в дороге!" — говорит старушка. Он низко кланяется и исчезает. Спешит в Москву к письменному столу, где второй раз убьёт её сына. А сделав своё дело, укатит в Америку. Им всё равно кого грабить: генеральскую дочь или скромную труженицу.

Но вернёмся в Париж:

— …Я думала делать ему процесс. Он мне позвонил из Москвы, потому что чувствовал, вероятно, назревающую для него неприятную ситуацию. Я ему сказала, что собираюсь с ним делать процесс. Он был крайне озадачен. В конце концов я никакого процесса не делала, слишком это дорого и длилось бы долго. Так что я его не люблю.

Бедный Эдик! Никто его не любит, никто: от здравствующего бордово-красного большевика Владимира Бушина до покойной дочери белого генерала. Первый из них тоже с удовольствием сделал бы ему процесс за диверсию против русской культуры, за клевету на советскую историю, но дорого, пенсии не хватит, поэтому ограничился двумя статьями о титулярном советнике: "Театр одного павлина" и "По завету помешанного".

Какого помешанного? А это, видите ли, его папа, по собственному признанию сына. Он был "тонким интеллигентом, помешанным на европейский демократии" и на общечеловеческих ценностях, ещё и обожал Керенского, в коем видел живое воплощение того и другого. Поэтому, говорит, он "всю жизнь прожил под топором". А уже на смертном одре завещал сыну: "Милый Эдик, я ухожу в лучший мир. Ты остаёшься в худшем из худших — в социалистическом. Но как тебе будет ни трудно, умоляю, напиши испепеляющую книгу о Сталине, которого мы с Троцким так не любили". И сынок лет пять тому назад выполнил завет помешанного родителя, написал полпудовую книгу о Сталине. О, это нечто! Кому интересно, — до сих пор лежит в магазинах.

Вот я и думаю, что Радзинский не явился на великие похороны в Донской монастырь только из-за боязни, как бы старушка Деникина своей сухонькой дланью тут же не сделала бы процесс его ланитам, процесс мгновенный и абсолютно бесплатный.

Через отца и мать титулярного советника прямая дорога к раскрытию второй тайны века. Радзинский-старший о своей молодости мог бы сказать словами Пушкина: "Я жил тогда в Одессе пыльной…". Но в отличие от великого поэта он не писал там бессмертные стихи, а издавал газету не то "Штурм", не то "Натиск". Однако после революции, разумеется, оказался в Москве. Ехал, возможно, в одном пломбированном вагоне с Исааком Бабелем, Эдуардом Багрицким, Верой Инбер, Семёном Кирсановым, Ильфом и Петровым и Корнеем Чуковским… (Впрочем, нет, Чуковский укатил раньше и сперва в Петербург, а уж потом, когда Сталин построил в Переделкине дачи для писателей, — в Москву).

В Москве папа Радзинский долго занимался перелопачиванием для кино романов очень популярного тогда Петра Павленко. И неплохо жил, вскоре женился. А в 1937 году, когда, как уверяет ныне его сын, всех порядочных людей бросали в тюрьмы или расстреливали, был принят в Союз писателей и обрел недурную квартирку в центре Москвы, в Старо-Пименовском переулке. В обстановке большого духовного подъема жена Софья Юрьевна (для знакомых Софа) родила сына, которого, возможно, в честь одного из бесчисленных королей Англии, где столько веков благоухает демократия, нарекли Эдвардом.

Несмотря на топор над головой, всё шло прекрасно. Но вдруг — война. Очень скоро, уже в октябре 41-го, семья Радзинских оказалась в Ташкенте. Там тогда сконцентрировалось много московских и ленинградских служителей муз с семьями. Всем было предоставлено жильё, выданы продуктовые карточки и получали они какой-то спецпаёк. Соседкой Радзинских в знаменитом доме №7 оказалась Анна Ахматова, которую, говорят, по распоряжению Сталина вывезли на самолёте из уже блокированного Ленинграда как "груз стратегического назначения особой важности".

Известно, что Анна Андреевна, настрадавшись со своим единственным сыном, очень любила чужих детей. Возможно, в ту пору она гладила по головке, трепала по щечке и пятилетнего соседского Эдика: "Ах ты, проказник!.."

Станислав Адольфович, продолжая оставаться "под топором", устроился работать в местное издательство, а Софья Юрьевна развила бурную деятельность в сфере соцбыта. Правда, тут не обходилось без некоторых странностей. Об этом свидетельствует в своих трехтомных "Записках об Анне Ахматовой" пребывавшая тогда там же, в Ташкенте, Лидия Чуковская.

Так, с одной стороны, Софа могла в ту скудную пору где-то раздобыть таинственную утку, изжарить её и угостить соседей. Прекрасно! Однако, с другой стороны, взяв на себя задачу прописки Ахматовой, что было делом очень важным, насущным, связанным с карточками, пайком и т.д., тянула с этим месяца три-четыре. Только 28 января 42-го года Чуковская записала: "M-me Радзинская наконец прописала Анну Андреевну… Месяцы ленилась прописать, что грозило всякими неприятностями". Но только ли в лености дело?

Вокруг Ахматовой вился рой литературных бабочек и писательских жён. Чуковская называет их придворными дамами, сама поэтесса — вязальщицами. Они раздражали её бесконечными сплетнями и пересудами, особенно — Софа.

7 февраля 42-го года Чуковская записала: "А.А. жаловалась на ссоры и склоки Радзинской и других. Совсем как придворные дамы!" 10 мая того же года: "Вчера Радзинская предложила Ахматовой какую-то услугу. А.А. отказалась и сказала мне: "Нет, нет, если я позволю сделать это, то сама перейду в стан вязальщиц, возьму спицы и сяду над помойной ямой, как они, и буду обсуждать Ахматову". 28 мая: "После сведений о городских сплетнях, чудовищных по глупости, пошлости и неприятности (но всё же едва ли превосходящих в этом нынешние телесериалы Эдварда, — В.Б.), переданных мне Радзинской и другими, я решила, что должна рассказать А.А., что уже говорят и о ней". 2 сентября: "Почтальон не принёс ничего. Зато Радзинская явилась со всей грязью дома №7".15 ноября: "Вчера я зашла к Радзинской…Ушла от Софы отравленная". А сама Ахматова после посещения Радзинских, где был главный центр сплетен, сказала: "Я не желаю слышать каждую минуту гадости о любом из наших коллег… Мы здесь живем так тесно, что нужно принять меры, чтобы сохранить минимальную чистоту воздуха".

Эти горькие слова великой поэтессы пятилетний Эдик, может быть, и слышал, но они уже не могли поколебать фундамент той школы сплетен и грязи, которую он прошел в самом нежном и впечатлительном возрасте в ташкентском салоне своей матушки m-me Радзинской и которую (школу) ныне обогащает и двигает дальше.

В начале декабря 1942 года Радзинские уехали в Москву. Ахматова и Чуковская пока оставались. И вот однажды на прогулке Анна Андреевна вдруг сказала: "А знаете, Радзинские-то ведь оказались бандитами. Он сам признался, что брал мой паёк — весь мой паёк! Вы подумайте! Холодные, спокойные бандиты. И это после стольких демонстраций заботы и преданности.

— Кому же он признался?

— Фаине Георгиевне Раневской.

Я молчала. По-видимому, раздраженная моим молчанием, она несколько раз повторила слова о бандитизме". В свете этих слов не проясняется ли и подлинное значение волынки с пропиской Ахматовой, и пленительный эпизод с жареной уткой? И понятней становится ограбление Марины Деникиной верным сыном свои родителей, тонких-претонких интеллигентов. Как и то, почему столь говорливый телевещатель избегает имени Ахматовой.

Кроме того, законно возникает вопрос: нет ли в книге Радзинского, которую будто бы только что прочитал Буш, страниц, скажем, из книги "Александр Второй" моего друга и учителя Сергея Абрамовича Семанова, вышедшей еще в 2003 году? И не захочет ли Сергей Абрамович всё-таки сделать Радзинскому процесс, потратив на это гонорар, полученный за книгу?

А в заключение должен признаться, что был не прав, когда в начале статьи писал, будто Радзинского никто не любит. Как видим, его любит и шлет ему подарки американский президент. А уж наш-то просто души в нем не чает. И премию какую-то ему отвесил, и орден какой-то выдал, и в Совет по культуре вовлёк, и в Общественную палату затащил, и наконец не так давно, встретив его случайно в Лувре, рассыпался мелким бесом: — Ах, Эдвард Станиславович, как я наслаждаюсь вашими выступлениями по телевидению.

Сидим мы с Кони в обнимку, слушаем, смотрим и не можем оторваться. Конечно, культурки у нас с Кони не хватает, я это давно признал, но вы же для таких, как мы с Кони, и работаете, правда? Спасибо вам! Не желаете стать министром культуры? Подумайте…

 

P.S. Я, конечно, не полез бы в такую даль времени, как военные годы, чтобы ворошить там тени родителей Радзинского, если бы он сам не лез в еще большую даль, аж в позапрошлый век, и не измышлял грязную клевету, например, о матери Сталина, честной христолюбивой труженице, на что уже никто не может ему ответить. Нет, иногда необходимо делать клеветникам процесс на том поле, на котором они орудуют сами. Тем паче, что ведь, в противоположность жертвам его клеветы, он-то сам может и спорить, и опровергать, и оправдываться. Вот и опровергай, любимец двух президентов, Анну Ахматову и Марину Деникину.

 

Завтра 21.12.05