Журнал «Золотой Лев» № 75-76 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

С. Черняховский

 

Избирательная система – правила без правил

 

Недавние московские выборы, как и ряд региональных выборов, показали, насколько представительство в том или ином законодательном органе зависит от принципов избирательной системы.

Коммунисты в Москве впервые получили некое парламентское представительство, которого они не имели за все время существования Мосгордумы. Хотя достигнутый ими результат – 17% – не слишком сильно отличался от того, что они получали на всех предыдущих выборах.

Между тем, многие старые депутаты МГД, имевшие сильную поддержку в своих прежних округах, и набравшие большее число голосов, нежели они имели на прошлых выборах, в состав парламента не попали.

А произошло это потому, что округов стало меньше – 15 вместо 35. Во многих случаях соревнование шло между самими старыми московскими депутатами в укрупненных в два с половиной раза округах. В этом случае большую роль начинают играть  не личные качества кандидатов и связь их с избирателями, а масштаб поддержки, оказываемой им крупными системами, в первую очередь – самой властью. Чем округ меньше, тем в большей степени кандидат может повлиять на избирателей своими личными качествами.

Практика выборов в Москве, начиная с 1990 г. показывает, что с помощью личного контакта, кандидат при самой большой активности может охватить в пределах тысячи избирателей. Так, при выборах Моссовета и райсоветов последнего состава, МГК КПСС сумел провести в первый примерно 20% депутатов, тогда как в состав вторых провел примерно две  трети. Это объяснялось тем, что, при городском голосовании определяющим было негативное отношение избирателей к КПСС, точнее – сформированному СМИ ее отрицательному образу, поскольку самих кандидатов избиратели, по сути, оценить не могли, не находясь с ними в личном контакте.

При выборах райсоветов на одного кандидата приходилось примерно около тысячи избирателей, кандидаты оценивались уже не по общему виртуальному впечатлению, а по личным человеческим качествам. И оказалось, что представители компартии в глазах избирателей были более адекватны их представлениям о нормальном человеке, чем весьма экзальтированные представители "Демократической России".

Отчасти это сыграло свою роль в 1993 г. при частичном переходе к пропорциональной системе: власть обоснованно опасалась, что в голосовании по округам представители старой местной элиты, имея большую реальную известность на местах, однозначно переиграют экстравагантных демократов, как и произошло во многих случаях.

То есть две основные системы выборов, мажоритарная и пропорциональная, при одинаковом количестве фактических голосов могут давать принципиально разные результаты разделения парламентских мест.

При мажоритарном голосовании в национальных масштабах большинство в парламенте получает партия, имеющая большинство в большинстве округов, при пропорциональном – места делятся пропорционально всем поданным голосам. Формально, на первый взгляд – и то, и то имеет свою неоспоримую логику, и, в любом случае демократично.

Теоретически, явный плюс мажоритарной системы – победа тех, за кем большинство общества. При этом в парламенте имеется устойчивое большинство, не зависящее от конъюнктурных колебаний тех или иных групп и разной конфигурации их союзов. Большинство формируется в день голосования и сохраняется до следующих выборов.

При этом еще М. Дюверже подметил, что такая система способствует формированию двухпартийной системы. Правда, здесь тоже имеется минимум два варианта. Если, как в мажоритарной части голосования в современной России, голосование проходит в один тур, на первом этапе в парламент проходят кандидаты, подчас получившие минимум голосов – 7, 10, 15% – просто за счет того, что остальные рассеиваются между остальными претендентами. Но в последующем, при длительном существовании такой системы, начинает работать принцип "полезного голосования": по опыту предыдущих выборов избиратели изначально оценивают, кто имеет большие шансы на победу и голосует уже не за самого понравившегося кандидата, а за того из числа приемлемых, кто имеет большие шансы на победу.

С другой стороны, партии, представляющие противостоящие тенденции, стремясь избежать распыления голосов, тяготеют к объединению в два противостоящих блока, со временем – в две партии, стремясь с первой попытки собрать большинство возможных голосов. Таким образом, чистая мажоритарная система при голосовании в один тур ведет к формированию в обществе двух сильных партий, иногда дополняемых третьей небольшой (система двух с половиной партий).

Если при этой же системе голосование проходит в два тура, в первом проходит своего рода апробация шансов, представители наиболее сильных противостоящих партий проходят во второй тур, где добавляют к своим голосам голоса избирателей близких по тенденции партий. В результате формируется блоковая система с двумя относительно сильными партиями и рядом слабых небольших партийных объединений.

В любом случае, общая тенденция – формирование бипартийной системы той или иной степени жесткости. Партия, имеющая большинство избирателей, казалось бы, гарантированно получает большинство мест в парламенте, – и демократия, как власть большинства торжествует. Однако, явно или неявно, эта система обладают системными минусами.

Прежде всего, это затрудняет образование новых партий, поскольку они изначально имеют минимум шансов на прохождение в парламент. Для этого они должны опереться на большинство, как минимум, в некой части страны. Входящие в политическую жизнь новые группы как бы обязываются входить в состав уже имеющихся мажоритарных партий, где также должны стать меньшинством. Возникает ситуация, когда партии, представляющие в национальном масштабе значительные группы общества, почти не имеют шансов получить свое представительство, то есть большие группы общества автоматически лишаются парламентского представительства.

Во-вторых, даже для крупной партии парламентское представительство оказывается негарантированным, если они не имеют большинства хотя бы в части регионов.

Можно представить себе такую, крайнюю ситуацию. Есть две сильные партии, пользующиеся поддержкой огромных групп общества: партия А и партия Б. Есть стомандатный парламент и сто миллионов избирателей – по миллиону в каждом одномандатном округе.

Партия А набирает 51 миллион голосов, партия Б – 49 миллионов. Однако в округах голоса распределяются тоже сугубо равно: партия А имеет 51% в каждом округе, партия Б – 49%. В этом случае партия А получает все 100 мандатов, партия Б – ни одного. 49 % населения, они же – 49 миллионов избирателей лишаются парламентского представительства, мнение половины населения страны просто даже не озвучивается в парламенте, хотя формально все выглядит вполне демократично – большинство получает все и проводит свой курс, игнорируя позицию остальных. Только кончиться это может достаточно печально, поскольку 49 миллионов недовольных более чем достаточно, чтобы смести существующую власть уже вне парламентской процедуры, если в их число входят более активные и пассионарные группы общества.

В-третьих, как ни парадоксально, мажоритарная система может столкнуться с ситуацией, когда даже большинство полученных голосов не гарантирует большинства мест в парламенте.

Теоретически возможна и еще более парадоксальная ситуация, нежели описанная выше. Берем ту же стомиллионную страну и тот же стомандатный парламент. Но голоса распределяются более причудливо: партия А получает в 51 округе 25 миллионов плюс 51 голос – по 50% плюс одному голосу в каждом, и ни одного голоса в 49 округах. Партия Б – по миллиону голосов в 49 округах и по 50 % минус один голос в 51 округе. В этом случае партия А получает 51 мандат и имеет большинство в парламенте, партия Б – 49 мандатов и оказывается в меньшинстве. Но партия А получила всего 25.000.051 голос, практически 25%, партия Б – 74.000.049 голосов, практически три четверти. Четверть населения контролирует парламент, три четверти – имеют в нем меньшинство.

То есть, мажоритарная система, как ни парадоксально, допускает получение большинства в парламенте представителями явного меньшинства. При этом если бы система была пропорциональной, обе партии получили число мест, пропорциональное поданным голосам: 25% для Б, и 75% для А.

Кроме того, сама система нарезки округов несет в себе возможности реального искажения провяленной воли избирателей. Проблемы начинаются уже с первого шага: определения принципа нарезки округов.

Первый вариант: округа могут быть нарезаны равной площади. В этом случае сразу проигрывают крупные города: многомиллионная Москва должна будет получить представительство меньшее, чем обширная Чукотка. В силу явной абсурдности (которая, между тем, относительна, если учесть природные ресурсы последней), она практически не применяется. Ясно, что парламентское представительство должно быть соотнесено с численностью населения. Но и здесь появляются свои проблемы.

Второй вариант: округа нарезаются по равной численности населения. В этом случае крупные города опять проигрывают, поскольку в них доминируют малодетные семьи, и число представленных избирателей здесь будет больше, чем в сельском округе той же численности, где доминируют многодетные семьи и то же количество мандатов придется на меньшее число избирателей. То есть, если мы возьмем городской округ с миллионным населением, число избирателей в нем будет равно примерно 600-700 тысячам (при условном составе семьи – двое родителей и один ребенок), а в сельском округе такой же численности на миллион жителей придется условно 400 тысяч избирателей при составе семьи – двое взрослых, трое детей.

Третий вариант: с учетом предыдущего, округа нарезаются с равной численностью избирателей. Как это и делается обычно. Тогда проигрывают сельские округа. Получается, что избиратели представлены равно, но ведь избиратели многодетных округов представляют большее число интересов людей. Кроме того, надо учитывать и то, что города и сельские округа во многих случаях представляют разные группы интересов и разные политические тенденции.

Например, так получилось, что сторонников частной собственности на землю, особенно при допущении ее торгового оборота, больше в крупных городах и меньше в сельской местности. При меньшей представительности сельских округов ведение ее в полной форме отражает позицию тех, кто с самими по себе сельскими интересами не связаны, но касается именно последних. Таким образом, представители города навязывают сельским жителям те формы хозяйствования, которые последним не интересны. Но происходит это все при соблюдении демократических правил.

Такой же проблемой мажоритарной системы являются и некоторые другие аспекты нарезки округов. Представим себе, что в крупном десятимиллионном городе, подобном Москве, старые промышленные районы с большим количеством коммунальных квартир по численности могут быть выделены в два округа, а новые, с большим количеством более комфортабельного жилья, населенные более состоятельными группами – в восемь округов. Тогда оппозиционная партия получает большинство в первых округах и имеет 20% мандатов, то есть имеет некое парламентское представительство. Но границы округов можно провести и так, что отдельные сектора первых войдут в состав вторых. Например, старый центр города не выделяется в самостоятельные округа, а делиться по радиусу между окрестными зонами. Тогда малоимущее население оказывается в меньшинстве во всех десяти округах и оппозиционная партия не имеет никакого парламентского представительства.

К примеру, нечто подобное произошло на последних выборах в Москве в Университетском округе. К соответствующей радиальной части города была приписана зона Солнцева. Основными конкурентами были спикер МГД Платонов от "единой России" и кандидат КПРФ, руководитель Содружества актеров на Таганке Губенко. Губенко набрал большинство на территории собственно городской части, но Солнцево – традиционный округ Платонова, от которого он избирался в МГД на всех выборах. Голоса Солнцева добавленные к голосам жителей Университетского округа дали ему большинство, и Губенко проиграл, хотя сама по себе Университетская часть округа по составу населения и представляемым интересам имела мало общего с фактически пригородным Солнцево.

Все это – шутки электоральной географии, которые при самой нарезке становятся козырем в руках тех, кто имеет полномочия определять границы округа, максимально искажающие при мажоритарной системе реальный электоральный расклад в пользу более сильного.

В этом отношении пропорциональная система, введенная сегодня в России для будущих выборов, действительно значительно более демократична и прозрачна. Ведь она ставит распределение мандатов в прямую зависимость от абсолютного итога голосования.

Пропорциональная система, обеспечивая представительство значимых, но малых групп общества, открывает дорогу для ротации старых крупных объединений новыми нарождающимися партиями. Как подметил тот же М. Дюверже, эта система способствует формированию многопартийной системы.

Другой вопрос, что и в ней есть свои ограничения и минусы. Среди них, прежде всего, большая раздробленность парламента в ряде случаев и отсутствие в нем устойчивого большинства. Партия, явно доминирующая в обществе и имеющая, скажем, 30% голосов, не имеет большинства на фоне, допустим, еще семи малых партий, в среднем собравших по 10%, которые могут блокировать ее решения. Но и в этом есть своя логика: ведь первая партия действительно не представляет большинства общества и должна, если стремится к власти, добиваться создания уже парламентского большинства, корректируя свою программу для формирования блока с теми партиями, которые могут образовать с ней коалиционное большинство. В этом плане такая система способствует учету мнения меньшинства и поиску большей партией общего языка с партнерами, но позволяет, опираясь на значительную, но меньшую часть общества, диктовать свою волю большинству.

Минусом является и то, что пропорциональная система в современных условиях позволяет создавать вместо политических партий виртуальные объединения, не имеющие реальных структур, но широко представленные в СМИ. Это путь, по которому к власти в Италии пришел Берлускони. По нему же в 1999 г. в политическую жизнь России вошло "Единство".

С одной стороны, это ставит вопрос о реальном обеспечении равного доступа к СМИ, особенно – электронным, что отсутствует на сегодня в России. И это проблема, без решения которой власть в любом случае все больше будет отрываться от общества, голосующего не за выражающие его интересы партии, а за рекламные образы несуществующих структур. Но эта проблема существует и при мажоритарной системе.

С другой стороны, указанное ограничение стимулирует партии к расширению своих связей с массами, поскольку реальный контакт с гражданами лишает их возможности раз за разом попадать в парламент, используя исключительно наработанный ранее политический бренд. Ведь реальная работа с электоратом способна преодолеть рекламное воздействие даже контролируемых властью электронных СМИ.

Определенный недостаток пропорциональной системы подчас связывается с тем, что при ее чистом проведении в жизнь избиратель голосует в значительной степени именно за бренд или за яркого лидера, который поданными за него голосами проталкивает в парламент некое невнятное собрание малоизвестных гражданам политических активистов.

Такая проблема существует, но в мире накоплен опыт гибкой системы формирования представительства прошедшей в парламент партии, что наиболее характерно для ФРГ. В этом случае тот или иной кандидат получает мандат в зависимости от количества голосов, поданных за него избирателями, а не от места, которое он получает в партийном списке. То есть избиратель может выбирать, за кого в составе избранной им партии он отдает свой голос.

Кроме того, при некоторой обоснованности, эта проблема, в конечном счете, несколько преувеличена. Избиратель, в нормальной ситуации формируя национальный парламент, в первую очередь заинтересован не в персоналиях своего представительства, а в осуществлении заявленного курса избранной партии. В конечном счете, ему относительно безразлично, кто именно отдаст свой голос в парламенте за тот или ной закон: ему важно, чтобы все депутаты от поддержанной им партии гарантированно голосовали именно так, как обещала перед выборами партия.

Ответственность члена фракции перед выдвинувшей его партией может облекаться в разные формы – вплоть до законодательного оформления права партии отзывать из парламента депутата, не выполняющего ее решения. Есть и менее официальные пути. Например, когда при выдвижении кандидат изначально вместе с письменным согласием на выдвижение передает партии заявление о добровольном сложении им полномочий без указания в нем числа, которое проставляется руководителем партии или фракции в случае нарушения дисциплины, после чего заявление подается фракцией в мандатную комиссию парламента.

Что касается ответственности самой партии, то при неисполнении ею своих обязательств перед избирателями последние на очередных выборах просто перестают за нее голосовать.

Неким компромиссом между пропорциональной и мажоритарной системами формально является существовавшая с 1993 г. смешанная система, в которой половина депутатов парламента избиралась по одному принципу, половина – по другому. Существует мнение, что достоинства обоих в таком случае плюсуются, минусы – нивелируются. Реально, правда, чаще происходит наоборот.

Примером, в частности, стали выборы 2003 г. Победившая на них "Единая Россия", получив 37% голосов, немногим более одной трети, даже при перераспределении мандатов, приходившихся на долю не прошедших в парламент партий, при пропорциональной системе получила бы примерно 240 мандатов. Однако за счет вхождения в ее фракцию одномандатников, во многих случаях шедших на выборы либо от других партий, либо в качестве независимых кандидатов, ее состав вырос до конституционного большинства – более трехсот мандатов. Поскольку же в отношении ко всем избирателям число поданных за нее голосов составляло 18 %, возникла ситуация, когда представители этого явного меньшинства общества монополизировали две трети голосов в парламенте и получили возможность принимать решения от имени подавляющего большинства.

Если экстраполировать на условия вводимой чисто пропорциональной системы данные последних социологических опросов, мы получили бы следующий результат: "Единая Россия" – 42%, КПРФ – 23%, ЛДПР – 10%. "Родина" с 5%, "Яблоко" с 3%, СПС с 2% и другие, менее известные партии в парламент не попадают.

В этих условиях, после перераспределения мандатов "Единая Россия" имела бы 252 мандата, КПРФ – 138, ЛДПР – 60. "ЕР", по прежнему, имела бы большинство, но уже не конституционное.

Если бы "Родина" решила свои внутренние проблемы путем окончательного восстановления союза Рагозина и Глазьева, она набрала бы 9% и расклад был бы уже другой: "Единая Россия" – 222 мандата, КПРФ – 122 мандата, ЛДПР – 53 мандата, "Родина" – 53 мандата. То есть, "Единая Россия" лишалась бы парламентского большинства. Возможно именно такой ролью "Родины" и объясняется тенденция на вытеснение ее из политической жизни.

В любом случае, пропорциональная система является шагом к демократизации выборов, хотя следует отметить, что в полной мере все ее преимущества проявляются в условиях парламентской республики. При президентском правлении, как это показали 90-е годы, глава государства имеет возможность игнорировать мнение парламентского большинства, проводя противоположный его требованиям курс.

 

Ниг

15 февраля 2006


Реклама:
- Записаться к косметологу: пилинг PRX-T33. Дешево!