Журнал «Золотой Лев» № 79-80- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

И.З. Бестужев

 

Русский консерватизм и геополитика России

 

«Государство – это сталь, скрепляющая общество»

Ф.Ницше.

 

На протяжении, по крайней мере, двух последних столетий, вплоть до перестройки государство вело постоянную борьбу против сил, вызывающих беспорядки и влекущих страну к неконтролируемому хаосу. Самые опасные периоды национальной смуты всегда начинались с действия группы лиц, внедрявших в общество идеи неограниченных свобод, противопоставляемые интересам государства. Эти лица, принадлежавшие, как правило, к образованной публике, или даже к верхним слоям общества, получили историческое название «либералов».

Зарождение либерализма в России в его дворянском варианте относится ко второй половине XVIII века, но предпосылки возникли в царствование Петра I, стремительно реформировавшего русскую жизнь по иностранным образцам. Технически полезные нововведения не удалось тогда органически совместить со сложившимися национальными традициями. Эпоха Екатерины II, внедрявшей свободомыслие по меркам французского просвещения, дала толчок образованию либеральных групп, накапливавшихся в масонских ложах и других разрешенных императрицей учреждениях. К началу XIX столетия в них входило немало представителей родовитого дворянства. Их тайная и явная деятельность способствовала постепенному повороту общества к радикализму.

В XVIII веке появились новые проекты ограничения самодержавной власти и крепостного права /С.Десницкого, А.Поленова, Н.Новикова, Ф.Кречетова/. Либерализм с первых шагов принялся заимствовать европейский опыт - без связи с народными традициями. Нужно учесть, что Западная Европа долгое время сама находилась в центре духовных влияний, чуждых индоевропейскому наследию. Кочующие элементы привнесли в европейские государства дух ростовщичества, - то, что Макс Вебер называл «протестантской этикой», В.Зомбарт – «эпохой торговцев», а Карл Маркс – просто «духом наживы».

Но вернемся к России. Декабризм стал радикальным следствием расцветшего на русской почве либерализма. К середине XIX века выразителями либеральных взглядов стали «западники» /Кавелин, Боткин, Грановский и др./. Но в этой разновидности либерализм еще не утратил черт радения за судьбу России. Его противоположность идеям славянофилов не была безусловной, тем более, что последние сами разделяли некоторые либеральные  комплексы, недаром цари видели в идеях созыва Соборов и Дум попытки ограничить самодержавие. С другой стороны, отход отдельных либералов от радикального демократизма /разрыв с «Колоколом» и «Современником» во второй половине века/, как скоро выяснилось, не изменил их природной близости. В дальнейшем ответственность за развитие событий вплоть до свержения самодержавия в большой степени несли либералы. Именно они внедряли в общество пренебрежение к национальным ценностям и истории России, так что революционерам оставалось сагитировать денационализированные слои их руками уничтожит государственную власть. Исчерпывающие свидетельства этому имеются у крупных русских писателей, философов и общественных деятелей.

Большую ценность представляют свидетельства Ф.М.Достоевского в «Дневниках писателя» за 1876-77 и 80-й годы, а также его творческие прозрения в романах. Консерватизм Достоевского смягчался религиозной терпимостью и снисходительным великодушием характера, так что его глубокий психологизм вступал в противоречие с идеями «всечеловеческой отзывчивости» и сословного «братства» в русском обществе и с убежденностью в неизбежном сближении интеллигенции с народом. Тем больший смысл приобретают пророчества Достоевского там, где он дает волю своей интуиции и реальному знанию людей. В романе «Бесы» в отталкивающем виде изображены не только террористы-нечаевцы, но и деятели 60-х годов, либералы 40-х, Чаадаев, Белинский, русский сторонник католицизма В.Печерин, Т.Грановский, петрашевцы, с которыми он сам был когда-то близок. Постепенно роман, задуманный как обличение либерального дворянской интеллигенции, перерос в критическое изображение общей болезни, переживаемой Россией и Европой, ярким символом которой стало «бесовство» Нечаева и его последователей. Таким образом, Достоевский прямо связал либерализм с преступными действиями радикалов. В «Дневнике писателя» он отметил низкий интеллектуальный уровень «западничающей» интеллигенции6 «Либерал всесветный, атеист дешевый, над народом величается своим просвещением в пятак ценой… Либералы наши, вместо того, чтобы стать свободными, связали себя либерализмом как веревками».

Несмотря на свой скептицизм в отношении Европы, Достоевский первым из консервативных мыслителей заявил о необходимости сближения с Германией, так что ряд суждений в «Дневнике писателя» совпадает с программными положениями геополитиков-европоцентристов XX века. Это резко контрастирует с почти полным неприятием Европы, за исключением временных союзов, которое выказывали выказывали другие русские консерваторы. Видя постоянную нелюбовь Европы к России, Достоевский все же называл Европу «вторым отечеством»: «Европа нам почти так же дорога, как Россия. Как же быть? Стать русским прежде всего». При этом он не был сторонником политического объединения славян в одно государство. «Не будет у России таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена», предрекал Достоевский. – «России надо серьезно приготовиться к тому, что все освобожденные славяне с упоением ринуться в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными». Об этом же свидетельствовали писатели К.Леонтьев и В.Крестовский, имевшие солидный опыт дипломатической службы в Восточной Европе, а последний и как участник русско-турецкой войны 1877-78гг. на стороне европейских славян, сразу же после «освобождения» включившихся в международные интриги против России.

Основу для будущего союза Достоевский видел в других нациях. Он осознавал противоположность интересов континентальной Европы и, например, Англии как военно-морской империи с ее особой позицией в важных вопросах /колониальный, восточный и пр./. «Англии бояться – никуда не ходить», - говорил Достоевский. Он высказывался, прежде всего, за российско-германское сближение: «Зависимость от союза с Россией есть, по-видимому, роковое предназначение Германии». Писатель называл Германию «серединной страной» /классический термин современной геополитики!/ и с подозрением относился к Франции, несмотря на все соглашения с Россией, часто выступавшей при кризисах против нее.

Политическая мысль Достоевского не замыкалась на Европе, будущность которой, по его мнению, принадлежит России. Он сознавал Россию и как часть азиатского массива: «Азия, да ведь это и впрямь может быть наш исход в будущем!». В его словах: «Азиатская наша Россия – ведь это тоже наш корень, который воскресить и пересоздать надо», - в соединении с мыслями о европейском будущем выражено желание сближения частей огромного евроазиатского пространства, которые необходимо возможно плотнее подогнать друг к другу, но без потери самостоятельного лица каждого из крупных народов. Впрочем, «пересоздание» Азии при внимательном прочтении Достоевского не исключает возможности доминирования России в союзе с Германией в будущей сверхгосударственной структуре.

Современник Достоевского, философ и историк мировой цивилизации Н.Я.Данилевский  /1822-85/, создатель оригинальной теории «культурно-исторических типов», опередивший на полстолетия научную мысль Запада /Рюккерта, Шпенглера/, выделил три обязательных этапа, которые, подобно живому организму, переживает государство: юность, зрелость и дряхлость. Эта теория на большом историческом материале опровергала как фантастическую социологию марксизма, так и примитивные либеральные теории, берущие начало в идеологии Просвещения. У Данилевского парадоксально сочеталась глубина анализа с неверными прогнозами о будущем России – из-за идеализированного представления о русском национальном характере. Он редко употреблял слово «либерализм», но осуждал «европейничанье», и, хотя признавал его глубокое проникновение в высшие классы общества, однако считал русский народ как бы застрахованным о  разложения благодаря врожденным свойствам «мягкости, покорности, почтительности», а также «за отсутствием в течение всей его жизни…борьбы между различными слоями русского общества». Отсюда сделан ошибочный вывод: «Не революции, но даже простой бунт…сделался невозможным в России, пока не изменится нравственный характер русского народа, а такие изменения /если и считать их возможными/ совершаются не иначе как столетиями».

Это заключение вытекало также из представления Данилевского о молодом возрасте русского народа, «у которого впереди много времени и сил». Он был одним из самых твердых сторонников политического союза всех славян. Убедительно доказывая ненасильственный характер территориального расширения России, Данилевский оправдывал применение твердых мер против племен, которым «не суждено ни положительной, ни отрицательной роли…так как они представляют лишь этнографический материал, входящий в состав культурно-исторических типов». Он, как и Достоевский, признавал пользу войн, «которые могут служить лекарством, ибо не о хлебе едином жив будет человек». Важно подчеркнуть, что Данилевский подтверждал право крупного государства распространять свое влияние далеко за пределы собственных границ, оправдывая, например, «доктрину Монро» в отношении Латинской Америки, как национальное действие США.

Противопоставляя Россию Европе как величины абсолютно чуждые друг другу, ученый писал: «Если наперекор истории, наперекор мнению и желанию самой Европы, наперекор внутреннему сознанию и стремлению своего народа Россия все-таки захочет причислиться к Европе,…то ей ничего другого не остается, как отказаться от самого политического патриотизма, от мысли о крепости, цельности и единства своего организма, от обрусения своих окраин, ибо эта твердость наружной скорлупы составляет только препятствие к европеизации России». Его вывод не оставлял вариантов в отношении Европы, «уже прошедшей высшую точку исторического цикла»: «Борьба с Западом – единственное спасительное средство…для излечения наших русских культурных недугов». Опасность, исходящую от Европы, Данилевский описал следующим образом: «Теперь, после того как жизненная обстановка высших классов русского общества лишилась своего народного характера, сделалась общеевропейскою, усиливается отчужденность инородца, и из-за этого порождаются те молодая Армения, молодая Грузия, о которых мы недавно услыхали, а может быть народятся еще молодая Мордва, молодая Чувашия, молодая Якутия, о которых не отчаиваемся еще услышать».

Данилевский подчеркивал первостепенную важность укрепления собственного народа, «хранителем» которого он называл государство. Актуально звучит мысль философа о том, что «исторический народ, пока не соберет всех своих частей, должен считаться политическим калекой…Одна народность должна составлять одно государство». У него не было сомнений в строе, сужденном России: «Сила и крепость народной брони должна сообразовываться с силой опасностей, против которых ей приходится бороться. Поэтому государство должно принять форму одного централизованного политического целого там, где опасность эта велика». Его предостережение направлено следующим поколениям: «Если Россия, как говорят ее враги, действительно окажется «больной, расслабленный колосс», переставший внимать не только голосу народной чести, но и самым громким побуждениям инстинкта самосохранения…готовым отречься от самого смысла своего существования…Если бы Россия даже дошла до такого самоунижения, оно было бы слишком невероятно, чтобы ему поверили: в нем увидели бы притворство и уловку, и нас все-таки не оставили бы в покое». И это верно на все времена: в покое оставляют только сильных.

Необходимость государственной крепости лаконично выразил политический и религиозный мыслитель К.Н.Леонтьев /1831-91/: «Россию надо подморозит немного, чтобы она не гнила». Леонтьев, как многие его современники, прошел в юности школу либерального воспитания, но «первые же встречи с крайней демократией нашей» - польское восстание и неудачные реформы 70-х годов – сделали из него стойкого консерватора. Он отвернулся от русской жизни, «вставшей на путь буржуазно-уравнительного прогресса, ведущего к гибели России, барской и мужицкой», видя, что губительный для России либерализм вышел не с гор Кавказа или Мекки, а из христианских стран: «С упорными иноверцами окраин Россия со времен Иоанна все росла, крепла и прославлялась, а с «европейцами» великорусскими она в какие-нибудь полвека пришла в тяжелое состояние. Со временем Леонтьев убедился, что тихий и мирный ход домашнего разложения «во сто крат ужаснее национальных восстаний», которые, по его мнению, возбуждают в народе национальную доблесть хоть на время.

Вращаясь в орбите бурных событий по службе в Министерстве иностранных дел, Леонтьев быстро нашел связь между либерализмом русской интеллигенции и размягчением политического курса правительства. Писатель сконцентрировал силы на осмыслении национального пути России. В редкой по силе и новизне идей публицистике 70-х годов /«Племенная политика как орудие всемирной революции», «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения»/ он предсказал неминуемое осуществление социализма в России – «нового рабства» /«почва рыхлее, постройка легче»/. Отвергая романтические ожидания, Леонтьев считал, что русский народ вследствие своих качеств из «богоносца» может стать богоборцем скорее всякого другого народа. Поэтому он сделал ставку на «византийское» самодержавие. В полемике с Достоевским и Л.Толстым безошибочное историческое чутье мыслителя перевесило идеализированные суждения этих великих людей. Леонтьев отверг «космополитическую любовь» к человечеству Достоевского, считая недостижимым и нелепым всеобщее примирение. Еще более нереальными и вредными представлялись идеи Толстого о «любви, которой люди живы» и «всечеловеческом братстве» - то, что он назвал «новым еретическим христианством», противопоставив ему настоящее православие как религию церковной дисциплины и страха Божьего.

Оставшись малопопулярным при жизни, Леонтьев стремительно обрел внимание в ближайшем поколении русских литераторов и ученых. Н.Бердяев считал его единственным крупным мыслителем даже не консерватизма, а реакционерства. Суждение этого либерала приобретает любопытный смысл, если вспомнить его жизненный путь: раннюю пропаганду марксизма, затем проклятия революции и заграничные метания между одобрением корпоративного строя Муссолини и благопристойными образцами буржуазной философии. В 20-е годы после революции леонтьевские идеи о национально-культурной самобытности воздействовали на «евразийцев», в эмиграции веривших в особый путь русского народа даже при коммунистической власти. Общее внимание привлекает футурология Леонтьева. В 1883г. /!/ он писал: «Русское общество помчится быстрее всякого другого по смертному пути всесмешения, и кто знает?...мы неожиданно, лет через сто /!/ каких-нибудь из наших государственных недр родим антихриста».

Вершиной философской мысли Леонтьева явился капитальный труд «Византизм и славянство» /1875/. Вслед за Данилевским Леонтьев предложил впечатляющую периодизацию циклов государственного существования, выделив периоды «первоначальной простоты», «цветущей сложности» и «вторичного смесительного упрощения» /разложения и распада/. Расцвет России, по Леонтьеву, начался в конце XVII века и завершился эпохой Николая I. До этого времени господствовала простота нравов и вырабатывалась стойкая государственность. После Николая I вновь началось нашествие либеральных идей с Запада и повсеместная организация террористических групп для борьбы с правительствам. Предвидевшему распад государства Леонтьеву были одинаково чужды обе стороны этого общеевропейского процесса – «свирепый коммунар и охранитель капитала – республиканский лавочник, враждебный и церкви своей, и монарху, и народу». Порождением смуты и одновременно ее творцом стала «самодовольная карикатура на прежних людей – средний европеец, с умом мелким и самообольщенным… Никогда еще в истории никто не видел такого уродливого сочетания умственной гордости перед Богом и смирения перед идеалом однородно-серого и безбожно-бесстрастного человечества».

По мнению Леонтьева все европейские страны испортили у себя государственную форму, которая вырабатывалась у них в периоды цветущей сложности, и впали в прогрессирующее однообразное разложение. Философ обращал внимание на то, что в России образованные слои стали главными ферментами разложения: «Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией, А интеллигенция русская стала слишком либеральна, т.е пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна. Творчества своего у нее нет ни в чем: она только всему учится всегда и никого ничему своему научить не может, ибо у нее нет своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски, Русская интеллигенция так создана, что она, чем дальше, тем бесцветнее. Она жрет что попало и радуется». Эта характеристика подтверждается поведением интеллигенции перед революцией, когда такие личности, как С.Булгаков, П.Струве, Туган-Барановский, пропагандировали марксизм, упиваясь романтикой социальных потрясений, и только в изгнании изменили свои взгляды, но вновь с либеральным оттенком. Среди тех, кто «одумался» уже за границей, был и видный писатель И.Бунин.

К.Леонтьев был убежден в том, что «пока дисциплинирующие принципы не возьмут верх в нашем государстве, а во всероссийском ядре охранительные и творческие начала не одержат победы над либерально-разрушительными, русскую плачевную интеллигенцию не следует предпочитать иноверцам и инородцам… Имена немецкой аристократии связаны с военным и политическим величием православной России». Леонтьев любил русский народ тем здоровым чувством, которое не прощает серьезных изъянов в национальном характере. Поэтому он судил его по строгим меркам. Одно было для него очевидно: народ, впавший в либерализм, обречен: «Мы, русские – европейцы в худшем значении этого слова, т.е. медленные разрушители всего исторического у себя и у других… Из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания государства, происходит теперь расстройство… В умах наших царит смута; в чувствах – усталость и растерянность. Воля наша слаба, идеалы слишком неясны… Народ наш пьян, лжив и нечестен, и успел уже привыкнуть к ненужному своеволию и вредным претензиям. Сами мы в большинстве случаев некстати мягки и жалостливы и невпопад сухи и жестоки. Мы не смеем ударить и выпороть мерзавца и даем легально и спокойно десяткам добрых и честных людей умирать в нужде и отчаянии». Написано как будто сегодня!

Хотя Леонтьев не ожидал скорого осуществления мировой миссии русского народа, он знал о заложенных в нем великих возможностях и надеялся с Божьей помощью, следуя предложенным им социальным рецептам, предотвратить катастрофу, к которой шла страна. Для этого следовало, прежде всего, перестать копировать Европу: «Невозможно нам, не губя Россию, идти дальше по пути западного либерализма, которому на экономической почве всегда соответствует бессовестное господство денег». Он призывал не считаться с тем, что думает о нас Европа. Выводы Леонтьева обоснованы всем историческим опытом государства: «Для России нужна крепость организации, крепость духа и дисциплины… Поменьше так называемых «прав», поменьше мнимого блага». Меры, предложенные философом для выздоровления общества, вытекают из особенностей русского характера. И поскольку характер народа не меняется столетиями, эти рецепты могут оказаться важнее наших устоявшихся представлений о «прогрессивных завоеваниях» XX века: «Требуется прочность строя… устойчивость психических навыков у миллионов подданных… Национально-разнородному государству необходима строгая централизация». Леонтьев подчеркивал второстепенное значение формы государственного устройства. Правильную организацию сословных отношений он считал важнее самой монархии. Это допускало возможность национальной диктатуры византийского типа, еще не изведанной Россией.

В интересах национально-политического воспитания нашего народа важно использовать опыт крупного государственного и общественного деятеля императорской России К.П. Победоносцева /1827-1907/. Высокообразованный юрист, он с тридцати четырех лет преподавал науки великим князьям, в том числе будущему императору Александру III, но, несмотря на близость к династии, не стал царедворцем, довольствуясь членством в Государственном Совете. Здесь Победоносцев увидел, как набирают силу временщики в верхах /граф Шувалов, Валуев, семья Бобринских/. По его наблюдению, не революционеры и народники, а либеральные министры и сановники сыграли роковую роль в последовавших событиях. Российское самодержавие не смогло противопоставить силу сплоченному клану «государственных либералов», как определил их Победоносцев.  Приняв реформы Александра II, он уже через год разочаровался в них, так как они проводились «людьми шатких убеждений и эгоистических наклонностей, оторванных от земли, не имеющих корней в быте общества». 70-е годы стали временем окончательного прозрения. Ближайших советников царя он называл «болтунами, трусами и лакеями». В 1880г. Победоносцева назначили обер-прокурором Синода – гражданским главой русской православной церкви. Он вступил в борьбу с такими столпами либерального реформаторства, как премьер-министр Лорис-Меликов и министр финансов Абаза, уверившись в том, что реформы подтачивают монолит государства, возбуждают вражду между сословиями, уничтожая традиции, на которых столетиями держалась страна. Это противоречило коренному убеждению Победоносцева: «В народе вся сила государства».

Первого марта 1881г., после вакханалии покушений на высших чинов России, был убит Александр II, о котором глава Синода говорил: «Нас тянет это роковое царствование падением в какую-то бездну». С этого времени кучка лиц, державшая власть в руках, активизировала противонародную деятельность. После издания составленного обер-прокурором царского манифеста о незыблемости самодержавия и разрыве с политикой Александра II, усилились интриги против Победоносцева, питаемые «невежеством русской интеллигенции и ненавистью иностранной интеллигенции ко всякой русской силе». Главная опасность, против которой он боролся, был переход к многопартийному конституционному строю, «более опасному, чем русская революция и безобразная смута Первую еще можно побороть и водворить порядок в земле; последняя есть для всего организма, разъедающий его постоянной ложью».

Победоносцев предвидел губительную силу бесконтрольной свободы печати. В истории России не было периода, когда бы «свободная» пресса помогала правительству обустроить государство, но всякий раз использовалась для его разложения.

Деятельность Победоносцева оздоровляла общественную атмосферу. Он способствовал роспуску созданной аристократией для отпора бунтовщикам, но подспудно связанной с революционными элементами «Священной Дружины». Глава Синода указывал царю на порок местного самоуправления /земства/ - засилье бюрократии, использующей в своих целях ослабление государственной власти и опирающейся на безответственные элементы из простонародья. Он не верил в возможность улучшения общества переделкой его государственных институтов, но - только исправлением человеческих нравов. Так же рассуждал и К.Леонтьев: «Учреждения пусть будут суровы, человек должен быть добр».

Известны суждения Победоносцева, выходящие за пределы его признанного мировоззрения. Западной цивилизации, которую он называл «правовым государством» /!/ и «порождением безбожного разума», Победоносцев противопоставил перспективу религиозно освещенного государства и социальный радикализм с идеей правды. Вероятно, лишь почитание монархии не позволило ему сделать вывод о возможности «принудительного общественного состояния», как назвали в XX консервативную революцию. Победоносцев пытался направить Александра III  к решительным действиям, однако царю не нравился тотальный критицизм обер-прокурора. Революционеры дважды совершали на него покушение, но Победоносцев, уже потеряв пост главы Синода по требованию хитроумного Витте, без поддержки в верхах продолжал борьбу, используя свое членство в Госсовете. В 1903г. по его инициативе закрылось Религиозно-философское общество, готовившее интеллектуальных вдохновителей для революционных кадров. «Ныне и власть женская, и головы перевернулись», - заключал он в одном из последних писем царю.

Практическую ценность сохранили статьи Победоносцева в «Московском сборнике» 1897-8 гг. Анализируя европейский парламентаризм, он писал: «Выборы не выражают волю избирателей… Народные представители руководствуются личным произволом или расчетом, сообразуемым с партийной тактикой. Министры самовластны и насилуют парламент. Располагая всеми ресурсами нации по своему усмотрению, раздают льготы и милости, содержат множество праздных людей за счет народа и не боятся никакого порицания, если располагают большинством в парламенте… Ошибки, злоупотребления, произвольные действия – ежедневное явление в министерском управлении… Все здесь рассчитано на  служение своему «я»… И комедия выборов продолжает обманывать человечество».

Этот классический вывод приложим к любому современному государству. Опыт российского парламентаризма небогат, но народ успел в нем разувериться. Русский народ скептически относится к нововведениям, но он податлив к проявлению силы со стороны государства. Этим объясняется добровольное подчинение разрушительной политике президентов СССР и России. Приговор Победоносцева направлен против копирования буржуазных форм управления, не согласующихся с опытом России, когда место сословий, работающих на пользу государства в союзе друг с другом, занимает анонимная власть самых богатых и ловких. Парламентаризм осуждается со знанием дела: «Выборы падают на того, кто нахальнее суется вперед… Этому способствует масса легкомысленных, равнодушных или уговоренных избирателей. Именно нездоровая часть населения мало-помалу вводится в эту игру и ею разлагается». При слабости государственной власти дело усложняется многонациональным составом государства: «Каждым племенем овладевает страстное чувство нетерпимости к государственным учреждениям…и желание иметь самостоятельное управление со своей нередко мнимой культурой». При этом принижается государственнообразующий русский народ.

В письмах Александру III Победоносцев выделил среди способов обескровливания народа порочное воспитание: «Чтобы спасти и поднять народ необходимо дать ему школу, которая просвещала бы и воспитывала его в простоте мысли, в истинном духе, не отрывая от той среды, где совершается его жизнь и деятельность. Осужденная Победоносцевым система обессмысливала обучение на всех уровнях с помощью избыточных и ложных знаний, без учета потребностей общества, уничтожая национальные корни воспитания, – все то, что культивируется в современной России. Другую беду он видел в пьянстве: «Кабак высасывает из народа все здоровые соки, распространяя повсюду голое нищенство и болезнь».

Разложению подверглись все сословия, начиная с высших слоев. По свидетельству Победоносцева, члены Госсовета, сенаторы, генерал-адъютанты «бесстыдно смешивают личные интересы с государственными, по совместительству руководя акционерными обществами, приобретая себе большой капитал». «Масса иностранных имуществ в России – великое зло, грозящее бедой и в международных отношениях», - предупреждал он. Однако сам царь уже не в силах порвать золотую цепь международного капитала и «предотвратить бессовестную игру каких-то внешних сил… Бог знает, чья хитрая рука направляет, чьи деньги снабжают наших злодеев, людей без разума и совести, одержимых диким инстинктом разрушения, выродков лживой цивилизации, которые эпидемически размножаются».

Все совпадения описываемого Победоносцевым времени и наших дней не случайны. Они свидетельствуют об особом членении русской истории на повторяющиеся периоды, включая «смутное время», когда шатаются устои государства и распадается народный быт. С ослаблением государственной власти общество быстро разлагается, испытывая подавляющее влияние либералов, которым чужды национальные интересы. При этом периоды либерального правления всегда сменяются революционными потрясениями и диктатурой денационализированных кругов.

Критика предреволюционной России велась и с радикально-консервативных позиций. Прообразом консервативного революционера будущего был юрист и филолог Б.В. Никольский, расстрелянный в 1919г. большевиками активист «Союза русского народа». Убежденный монархист, Никольский обсуждал возможность устранения Романовых. «Россия или династия… На династию нет надежды. Но кто будет диктатором? Где этот человек? Кто его выдвинет и как ему выдвинуться? Из лужи то! Тогда это будет вулкан, вроде 1612 года». «С каким-то ослеплением отверженного Богом человека сверху все последовательнее отталкиваются, оскорбляются и предаются верные и разнуздываются враги. Истребление династии становится неизбежным», - писал Никольский и дела вывод: «Самоуправство и самосуд: вот единственное, что остается сторонникам порядка и закона. Но правительство, которое до этого довело, - преступно, и терпеть его еще преступнее… Быть консерватором нынче – значит быть по крайней мере радикалом, а вернее – революционером». К сожалению, всегда колеблющаяся русская стать не подсказала людям, подобным Б.В.Никольскому выход, который заключался в установлении суровой национальной диктатуры с помощью императора или без неё. 

Русские революции 1917г. и занятие в XX веке Америкой ведущего положения в империалистическом мире привели к появлению совершенно новых форм консерватизма как внутри страны, так и за рубежом – среди русских эмигрантов. С другой стороны, в европейских государствах развились консервативные силы не просто сочувствовавшие России, но отводящие ей важную роль в планах противостояния мировому либерализму.

Сразу после революции русские патриоты столкнулись с угрозой распада страны на территориальные и национальные анклавы. Началась жестокая борьба между революционными космополитами и национальным крылом большевиков. В результате победы Сталина патриотические силы получили возможность пропагандировать идею централизации государственной власти на всей территории бывшей Империи.

Геополитика, силами европейских ученых приобретшая к этому времени научную форму, давала надежное обоснование необходимости сохранения территории государства в прежнем виде. Основные положения этой науки были изложены профессором Лейпцигского университета Фридрихом Ратцелем /1844-1904/ в его главном труде «Политическая география» /1897г./: пространство само есть политическая сила, упадок государства – результат слабеющего пространственного чувства. Ратцелю принадлежит концепция «мировой державы», сыгравшей важную политическую роль в событиях XX века. Ученый верил, что в будущем доминирующее положение в мире займут крупные государства с территорией не менее пяти миллионов квадратных километров, подобные Северной Америке и Евро-Азиатской России. Характерно, что этот сторонник германской экспансии поместил Россию в ряд держав, обладающих естественным правом на мировое превосходство.

Другой крупнейший геополитик, шведский историк, германофил Рудольф Челлен /1864-1922/ первым предложил план «континентального государства», включающего Россию. Он не раз цитировал Достоевского, к которому восходит идея «юных народов», прежде всего – немцев и русских. Не утратили актуальности труды Челлена «Великая держава» /1910/ и «Государство как форма жизни». Он считал силу более важным фактором поддержания мощи государства, чем закон, так как сам закон может поддерживаться только силой. «Малые страны из-за своего географического положения обречены на подчинение великим державам», - писал Челлен.

Научная геополитическая мысль России зародилась в XIX веке. Прямое влияние географических факторов на государственное развитие отмечено историком С.М.Соловьевым и изучалось Л.И.Мечниковым. В XX столетии русская геополитическая традиция, как и вся наша культура, раскололась на две ветви. Одна из них развивалась в Советском Союзе, другая – в русском зарубежье.

За границей одним из первых обратился к проблемам геополитики социолог и публицист И.А. Солоневич /1891-1953/. «История России есть история преодоления географии России», - писал он, имея в виду «географическую обездоленность страны», т.е. отсутствие у нее океанов и проливов, которые гарантировали бы ей безопасность, как США и Англия. Солоневич считал, что безопасность России может быть обеспечена дисциплинарными ограничениями русского народа, прежде всего – всеобщей воинской повинностью, позволяющей быстро применить силу при появлении геополитической угрозы на любом направлении.

Яркой фигурой эмиграции был религиозный философ и политический писатель И.А .Ильин /1882-1954/, всегда стойко противостоявший радикализму и либеральным влияниям. Общественная деятельность и творчество Ильина достигли пика после высылки из России в 1922г. Особенностью Ильина было отвращение к политическим партиям и растрачиванию национальной энергии на партийные распри. «Партия есть союз граждан, соорганизовавшихся для того, чтобы захватить государственную власть в свои руки. К этому стремятся все партии – демократические и недемократические… Создавая схему для политической вражды, партии усиливают государственные раздоры и в сущности готовят гражданскую войну», - писал Ильин. С таким же постоянством он осуждал федеративную систему государственного устройства, не пригодную для стран с большой территорией и многочисленным многонациональным населением: «Крупные и сложные державные задачи успешно может решать лишь унитарное государство, а в самые ответственные периоды – национальная диктатура; требование же федерации равносильно началу федеративного расчленения». Территориальное разрушение России, считал Ильин, создаст в мире вечный очаг гражданских и международных войн. Эта опасность постоянно присутствует, так как «мир изобилует русофобами, врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех… Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри…не способная ни оздоровить свои финансы, ни построить необходимый флот…Россия с убывающим народонаселением».

В пророческом труде Ильина «Наши задачи» /215 бюллетеней Русского Общевоинского Союза, 1948-54гг./ описана трагедия будущего разрушения СССР, детально совпавшая с реальными событиями. «Когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг: «Народы бывшей России, расчленяйтесь!» - то откроются две возможности: или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои цепкие руки бразды правления, погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все сепаратистские движения в стране: или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется хаос передвижений, отмщений, погромов, безработицы, голода, холода и безвластия. Тогда Россия будет охвачена анархией и выдаст себя с головой своим национальным, военным, политическим или вероисповедным врагам». А вот будущее, которое предстоит пережить народу, если он не покончит с режимом национального предательства: «Медленно, десятилетиями будут слагаться отпавшие или отчлененные государства. Каждое поведет с соседним длительную борьбу за территорию и население, что будет равносильно войнам в пределах России… Новые государства окажутся через несколько лет сателлитами соседних держав, иностранными колониями или протекторатами…о федерации никто и не вспомнит, а взаимное ожесточение заставит их предпочесть иноземное рабство всерусскому объединению».

Правота Ильина подтверждается. Поразительно безразличие народа к судьбе своей страны, привычное антинациональное поведение российской интеллигенции, с дикарским восторгом принимающей любую иностранную подачку или подсказку, обменивая ее на все, что составляет самостоятельную ценность и силу русской державы. Утрата национальной чести и инстинкта самосохранения – прямой предвестник исторической гибели народа, не способного твердо взять в руки ни плуг, ни меч.

Острая мысль Ильина выходит за пределы наших дней. Как геополитический прогноз звучат его слова: «Россия не погибнет от расчленения, но начнет воспроизведение всего хода своей истории заново. Она, как великий организм, снова примется собирать свои члены, продвигаться по рекам и морям, к горам, к углю, к хлебу, к нефти, к урану». Твердый ориентир для восстановления государственной силы дает утверждение Ильина: «Россия есть организм природы и духа». Здесь указано на глубокое соответствие национального характера и огромных пространств России, которое должно быть восстановлено, несмотря на все препятствия и трагический ход истории.

Философ, занятый тяжелыми раздумьями о грядущем распаде государства, вторгается в широкий круг геополитических проблем: «Этот простор не может жить одними верховьями рек, не владея их выходящими к морю низовьями… Хозяйственная мысль суши всегда задыхается без моря…/!/. Нациям, которые хотят загородить выход России к морям, надлежит помнить, что здесь дело идет о том, чтобы верно увидеть проблему континентального размера /!/ и не становиться поперек дороги мировому развитию. Неумно и недальновидно вызывать Россию на новую борьбу ха двери ее собственного дома, ибо борьба эта начнется неизбежно и будет сурово-беспощадна». Совершенно в духе классической геополитики Ильин пишет: «Народоправство требует от народа государственно-политического кругозора, соответствующего размерам страны и державным задачам этого народа. Малому, ниоткуда не угрожаемому народу достаточно уездного политического горизонта,…но американский «изоляционист» есть близорукая деревенщина, а русский калужанин, отвергающий борьбу за морские берега на том основании, что «нам, калуцким, моря не надо, не способен к народоправству. Народ, не понимающий своих исторических задач, погубит себя и свою культуру».

Упоминание Америки здесь вряд ли случайно. Второй полюс противостояния также возникает у Ильина в сходном контексте: «Европа есть небольшой полуостров великого азиатского материка».

Мысль о России как об особом мире с собственными историческими задачами объединила группу русских ученых-эмигрантов, назвавшихся «евразийцами». Среди них геополитические идеи выдвигал П.Н. Савицкий /1895-1968/, возглавивший вместе с князем Н.С. Трубецким /ум.1938/ евразийское движение. Мировоззрение Савицкого сложилось под влиянием Н. Данилевского и особенно - К. Леонтьева, обосновавшего самостоятельное значение русской нации. Одна из главных идей Савицкого: «Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай называться «срединной империей». Она – самостоятельный мир – «Евразия». Россию Савицкий понимал как особый тип цивилизации, сложившийся на основе нескольких составляющих: арийско-славянской культуры, тюркского кочевничества и православной традиции. Это – синтез мировой истории. Особая сторона учения Савицкого – принцип «идеократии». Он назвал так все формы недемократического, нелиберального устройства, основанные на нематериалистических, некоммерческих мотивах. В представлении Савицкого идеократия может воплотиться и в религиозной соборности, и в народной монархии, и в национальной диктатуре. Допускалось партийное государство советского типа. В этой новой форме государственного устройства «евразийцы» - бывшие либералы, сотрудника «Русской мысли» и других демократических изданий, искали то, чего не нашли в имперской России. Близкие к «евразийцам»  - Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин, Г.Ф. Флоровский разделяли главную геополитическую идею противостояния «моря» и «суши». «Море» представляют «либеральная демократия», «торговый строй»; «сушу» - идеократия, иерархическое правление, преобладание религиозного идеала.

В СССР единственным ученым, создавшим целостную глобальную концепцию геополитики, был профессор ЛГУ в 20-30-е годы П.П. Семенов-Тян-Шанский. Он исходил из представлений зарубежных /Ратцель, Э, Реклю и др./ и русских /А.И. Войеков, В.И. Ламанский/ ученых о связях государственных образований и культурных процессов человечества с природным своеобразием и историческими особенностями освоения пространства. Практическое значение трудов П. Семенова-Тян-Шанского, не имевшего прямых последователей в СССР, заключалась в том, что советская геополитическая реальность /например, освоение азиатской части Советского Союза/ в главных чертах складывалась по его проекту – путем целенаправленного, исходящего из имперских интересов создания в обозначенных им пределов «колонизационных баз будущего» /Уральской, Туркестанской, Алтайской, Прибалтийской/. Такая политика была закономерным продолжением усилий Царской России, создавшей путем добровольного объединения многочисленных этносов единую континентальную империю. Это подтверждает известную геополитическую идею о возможности расширения пространства больших держав без войн и территориальных захватов.

Обстановка между двумя мировыми войнами дала мощный толчок развитию геополитической мысли. Значение для будущего приобрели работы видного немецкого юриста Карла Шмитта /1888-1985/. Его теория «Большого пространства» рассматривала  процесс развития государства как стремление к приобретению наибольшего территориального объема. В отличие от пангерманистской модели нацистов и от советского интернационализма «Большое пространство» Шмитта основано на культурном и этническом равноправии и широкой автономией, ограниченной лишь стратегическим централизмом и общей лояльностью к высшей властной инстанции. При этом Шмитт считал такое «тотальное государство» совершенным государством традиционного типа.

Самый существенный вклад в обоснование континенталистских идей внес знаменитый немецкий ученый Карл Хаусхофер /1869-1946/, автор более четырехсот работ. Его длительная дипломатическая служба в дипломатическом и военном ведомствах Германии /он имел чин генерал-майора/ включила период научной деятельности при нацистах, когда Хаусхофер возглавлял Институт геополитики. Это было причиной долгой обструкции самого ученого и геополитики как науки, хотя Институт создан в 1925г. специально для Хаусхофера. Лишь четверть века после войны ученый мир признал заслуги этого мыслителя, который еще в начале 20-х годов утверждал, что возрождение крупного государства после политической катастрофы возможно, только если «люди с улицы научатся геополитически мыслить, а вожди геополитически действовать. Можно считать закономерным, то, что суть доктрины Хаусхофера и его последователей /А.Грабовски, Вовинкель, Обст, Маулль/ заключалась в создании континентального блока Берлин-Москва-Токио. Это был единственный полноценный ответ на стратегию США и Англии, не скрывавших большой опасности для себя от оформления Евро-Азиатского Союза. В статье»Континентальный блок» Хаусхофер писал: «Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных ее народа – немцы и русские – всячески стремятся избежать междоусобного конфликта, подобного Крымской войне или 1914 году. Это - аксиома европейской политики».

Мысль об «ориентации на Восток» проводилась Хаусхофером в разнообразных вариантах; при этом Германия рассматривались как западное продолжение Евразии. Не случайно англичане во время второй мировой войны уничижительно называли немцев «гуннами». Следует иметь в виду, что «открытость к востоку» у Хаусхофера не означала оккупации славянских земель, поскольку речь шла о совместных усилиях Германии и России по установлению «Нового Евразийского порядка» и выведению континента из-под контроля «морской силы», возглавляемой США.

На практике эта тенденция, имевшая сторонников в верхах Рейха, столкнулась с узко-расистским подходом Гитлера, замкнувшегося на этнической близости англичан и немцев и мнимой неполноценности славян, а также на ненависти к евреям как «родоначальникам» коммунизма. Трагический исход борьбы в тот период был вызван победой именно этой ущербной линии. Сам Хаусхофер на протяжении 20-30-х годов не уставал призывать Японию к сближению с Китаем и Советским Союзом, выступая одновременно за укрепление советско-германской дружбы. Не случайно известный советский разведчик Рихард Зорге сотрудничал с журналом Хаусхофера «Zaitschrift fur Geopolitik». Нелишне заметить, что единомышленник и сын Карла Хаусхофера Альберт, также видный геополитик, был казнен в 1945г. за причастность к заговору против Гитлера.

Ведущие немецкие консерваторы /Ван ден Брук, Заломон, Юнгер, А.Мёллер…/ обсуждая будущее Европы еще в первой половине XX века, отводили особую роль России. Группа лево-национальных политиков /Г.Лауфенберг, Эрнст Никиш…/ понимали относительную «срединность» Германии и абсолютную континентальную и культурную «срединность» русских. Отсюда они делали вывод о том, что Германия должна выбирать между юго-западной, славянофобской, католической, германо-австрийской ориентацией и северо-восточной, германо-славянской, социалистической и русофильской позицией Пруссии. Сам министр пропаганды Третьего Рейха Й.Геббельс перед войной разделял сочувственное отношение к Советской России, наблюдая процесс очищения политических структур СССР от космополитических элементов. В результате победы антикоммунистической, русофобской линии Гитлера Германия надолго утратила свою национальную независимость и военную мощь из-за кошмарного поражения, нанесенного ей именно теми силами, «вечный союз» с которыми только и мог обеспечить немцам соучастие в мировом господстве «суши».

СССР также не смог в одиночку использовать свою победу в полную силу, и через полстолетия был обескровлен «силами моря» и их агентурой внутри страны.

Послевоенное поколение советских исследователей, использовавших геополитические идеи в своих трудах, представлено учеником и товарищем Савицкого Л.Н. Гумилевым /1919-92/, крупным этнографом, доктором исторических и географических наук. Гумилев специально не занимался геополитикой, но его самостоятельная, глубоко разработанная теория происхождения этносов и циклов их существования рельефно дополняет геополитические построения основателей этой науки. Согласно периодизации Гумилева, постепенное накопление государством «пассионарности» /жизненной энергии/ сменяется бурной фазой роста и растраты энергии в коренных внутренних преобразованиях, в достижениях культуры, в революциях и войнах. Завершающий период государственной жизни народа – упадок проявляется в мемориальной фазе. Ученый подтвердил свои выводы огромным количеством исторического материала, охватывающего тысячелетние периоды и гигантские территории расселения евроазиатских народов.

Эти выводы приобрели особое значение для русского народа, впавшего в обессиленное состояние. Если пропустить критическую точку, то никакие геополитические союзы и континентальные объединения не спасут народ от окончательного краха. Процветающие государства не нуждаются в поддержке слабых.

 «Справедливость всегда была предметом споров. Сила неоспорима. Вот почему люди не могли сделать справедливое сильным и сделали сильное справедливым», – утверждал Паскаль еще в XVIII веке.

С конца XIX века Противостоящая континенталистам группа геополитиков пропагандировала право на мировое доминирование «морской силы» /американский адмирал А.Мэхэн, 1840-1914гг./, или «мирового океана» /британский ученый Х.Маккиндер, 1861-1947гг./. Это, разумеется, не снижает ценности для России самостоятельных геополитических построений. Геополитика, как всякая наука, не дает преимущества кому-либо, но предоставляет борющимся мировым силам равные возможности использовать ее положения в своих целях.

Единство геополитических интересов Европы как «теллурократической» силы  /«власть суши»/ в ее противоборстве с «талассократией» /«морская цивилизация»/, представленной англосаксонскими странами, на уровне политического руководства впервые ощутил Шарль де Голль, и он же сделал первые шаги для воплощения этой идеологии. В 1963г. французский президент вывел свою страну из Североатлантического Союза, оживил франко-германское сотрудничество и связи с СССР. Его знаменитый тезис  «Европа от Атлантики до Урала» стал прообразом будущих масштабных проектов в этом направлении. Параллельно узкие группы в европейских странах, связанные с националистическими партиями и движениями, развивали идеи континентализма в духе школы Карла Хаусхофера.

В дальнейшем ведущие геополитики Европы все решительнее вводили в планы единого континентального пространства Россию – даже в качестве центрального ядра.

Впечатляющий план создания евроазиатской империи выдвинул в 60-е годы бельгийский ученый Жан Тириар /ум. в 1992г./, возглавивший общеевропейское радикальное движение «Юная Европа» и называвший себя «национал-большевиком». В отличие от «новых правых» Тириар считал, что единая Империя, противостоящая США, должна быть не федеральной, а предельно унифицированной, централистской, т.е. стать единым континентальным государством-нацией. В конце 70-х годов, обсуждая реальную возможность объединения, он пришел к выводу, что для Европы лучше выбрать советский социализм, чем англосаксонский капитализм. Так появился проект «Евро-Советской Империи от Владивостока до Дублина». Тириар пророчески описал причины и логику грядущего краха СССР, если он не предпримет в ближайшее время активных геополитических шагов в Европе и на Юге. В 60-х годах Тириар встречался с  Чжоу Эньлаем, Насером и с югославским руководством, но советские лидеры не пошли на контакты, отвергнув его предложение об организации в Европе «подпольных отрядов европейского освобождения» для террористической  борьбы с «агентами атлантизма». Идеи Жана Тириара предвосхитили более изощренные и развитые проекты других европейских консерваторов. Они, в частности, лежат в основе активизирующегося «Фронта национального освобождения» /европейские национал-большевики/. 

Австрийский генерал Йордис фон Лохаузен в книге «Мужество властвовать, Мыслить континентами» выделяет необходимость видеть политические и социальные процессы в масштабе тысячелетий, предлагая формулу власти: «Могущество = Сила + Местоположение». Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада. Для политического освобождения Европы, подпавшей под временный контроль талассократии, он считает неизбежным стратегический союз с Россией, без которого Европа остается уязвимой для Америки, имеющей выигрышное местоположение. Понимание самобытности России проявилось в игнорировании Лохаузеном идеологических вопросов. Он рассматривает политику Руси боярской, России царской  и Советского Союза как единый непрерывный процесс. Сознавая трагическую сторону распада СССР, Лохаузен видит благоприятные предпосылки для создания в будущем евразийской империи в связи с ликвидацией барьера в виде марксистской идеологии.

Французский писатель Жан Парвулеско изложил романтическую версию геополитики. Впервые геополитические темы в литературе возникли в романе Дж.Оруэлла «1984» /1949г./, описавшего разделение планеты на три огромных – континентальных блока – «Остазию», «Евразию» и «Океанию». Подобные темы встречались у А.Кёстлера, О.Хаксли, Раймона Абеллио. В книге «Galaxie GRU» /1991г./ Парвулеско изображает многовековую борьбу «ордена атлантистов» с «орденом евразийцев», завершившуюся трагическим столкновением «Евразийской Империи Конца» с «Империей Атлантиды». Тексты Парвулеско, включая статьи 70-х годов, поразительно точно описывают ситуацию в мире, сложившуюся к середине 90-х годов. Сторонники мистицизма могли бы приписать эти прозрения оккультным увлечениям автора. Но подобная точность предвидения характерна и для других «новых правых» /Тириар, Лохаузен/, мыслящих вполне рационально.

Издатель престижных журналов «Ориентасьон» и «Вулуар» Робер Стойкерс связывает исход борьбы с атлантизмом не только с европейским союзом, но также с участие в ней стран «третьего мира», особенно арабских.

Радикальную позицию занял активный автор миланского журнала «Орион» доктор Карло Террачано. Он верит, что будущее Европы зависит от судьбы России и Евразии, подчеркивая важную роль в борьбе с атлантизмом исламского мира, в первую очередь антиамериканских режимов – иранского, ливийского и т.п. Террачано убежден: Россия и исламский мир должны объединиться против США. Европе он отводит второстепенную роль, видя в ней территориальный плацдарм русско-исламского антимондиалистского блока. Сходной позиции придерживаются итальянские интеллектуалы: Клаудио Мути, М.Мурелли, А.Колла, М.Баттара, а также некоторые левые, социал-демократические, коммунистические и анархические круги /газета «Уманита», журнал «Нуови ангулациони» и др./.

       Здесь уместно изложить позиции главных теоретиков атлантизма и мондиалистских организаций, включая атлантистов постсоветского периода, опирающихся на геополитические идеи Мэхэна, Маккиндера, Спикмэна. Среди них видное место занимает американский политолог Сэмюэль Хантингтон, изложивший свою концепцию в статье «Столкновение цивилизаций». Республиканец Хантингтон считает временной геополитическую победу атлантизма в результате распада СССР. Он убежден, что коммунистической идеологией не исчерпывается глубина противостояния двух цивилизаций, и скоро у незападных народов появятся иные основания продолжать борьбу, коренящиеся в исторических особенностях таких культур, как славяно-православная, китайская, японская, исламская и некоторые другие. Поскольку автоматического равнения на ценности атлантической цивилизации не произойдет, предстоят глобальные сражения между Западом и всем остальным миром. Речь идет о семи-восьми крупных цивилизациях, обладающих достаточной волей, стремлением к ресурсам, чтобы придать миру незападный облик благодаря росту национального самосознания, религиозному радикализму и т.д.      

Главную угрозу атлантизму Хантингтон видит не в возрождении России, а в безграничном усилении Китая и исламских государств. Поэтому, не ограничиваясь традиционным разделением «моря» и «суши», он представляет будущее атлантической цивилизации в укреплении единства США и Европы, а также в присоединении к этому союзу других обществ, чьи культуры близки западной. Россию и Японию следует нейтрализовать, установив с ними более тесные отношения. К сожалению, идея лишить нашу страну самостоятельной геополитической позиции находит отклик в правящем коллаборационистском слое демократической России.      

       Агрессивный натиск чужеродных классическим цивилизациям сил имеет целью сокрушить исторически сложившиеся традиции европейского и азиатского миров и навязать народам холодные, безжизненные космополитические ценности. Существует радикальный геополитический план, именуемый «мондиализмом» или «новым мировым порядком». Он разрабатывался американцами, начиная с 70-х годов. Публично заявил о нем президент Буш-старший в 1991г., во время войны в Персидском заливе. Мондиализм доказывает неизбежность перехода от множественности государств, народов и культур к всеобщему планетарному объединению. Версии этих планов существовали еще в XVIII-XIX веках, например, у социолога Огюста Конта, Лессинга и английского колонизатора Сесиля Родса. Последний организовал группу крупных бизнесменов из разных стран, которые обязались содействовать созданию мирового правительства. В конце XIX и весь XX век мондиалистские организации существовали под разными названиями и часто носили секретный характер, причем коммунисты соседствовали в них с «финансовыми акулами». Лига Наций и ООН порождены этими кругами, связанными утопической верой в объединение планеты.

Со временем сложились три основные мондиалистские организации. Первая из них – «Совет по международным отношениям» /СМО/ создан американским банкиром Морганом еще в 1921г. как филиал «Фонда Карнеги за вселенский мир». Состоявшие в нем высокопоставленные политики одновременно представляли масонство шотландского обряда. В 1954г. создана другая мондиалистская структура – «Бильдербергский клуб», объединивший не только американских политиков и деятелей культуры, но и их европейских коллег. Ее американская часть состояла исключительно из членов СМО.

В 1973г. активисты «Бильдербергского клуба» создали важнейшее мондиалистское объединение - «Трехстороннюю экономическую комиссию» /«Trilateral»/. Она возглавляется американцами, входящими в состав двух первых структур. Ведущие лица «Бильдербергов» и «Трилатераля» - владельцы банка «Чейз Манхэтэн» Рокфеллеры и геополитические стратеги Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер – оба ярые противники русской нации.

После распада СССР новую версию мондиализма предложил один из идеологов демократической партии США Фрэнсис Фукуяма. В статье «Конец истории», опубликованной в начале 90-х годов, он заявил о совершающемся переходе человечества от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и нерационального хозяйствования к наиболее разумному строю – капиталистической рыночной экономики и либерально-демократической идеологии. Легковесная доктрина Фукуямы вряд ли реализуема, но за ней стоят огромные деньги и решимость любой ценой создать «новый мировой порядок».

Существуют более детальные версии мондиализма, исходящие из европейских кругов, противостоящих «новым правым». Миланский профессор Карло Санторо оспаривает оптимистические представления Фукуямы о Международных институтах ООН как ядре будущего «Мирового правительства». Санторо излагает свои сценарии возможных катастроф, начиная от войн средней и малой интенсивности, и кончая угрозой всеобщего хаоса, что подтолкнет различные блоки к созданию планетарного государства под эгидой Мирового правительства.     

Среди европейских политиков есть откровенные проповедники мессианской эры в иудейско-каббалистическом духе, например, бывший директор Европейского банка реконструкции и развития Жак Аттали. В книгах «Он придет» и «Линии горизонта» Аттали предвещает наступление «Третьей эры» - эпохи денег, будто бы являющихся эквивалентом всех ценностей. Извращенная мысль этого политика упирается в вариант будущего, которое «уже наступило». Игнорируя историю и традиции народов, Аттали его единомышленники /Ф.Рериг, Бродель/ сводят процесс мирового развития к концентрации финансовых бирж, информационных центров и крупных производств, вводя для его обозначения термин «геоэкономика» - /новая маскировка полярных стратегических различий «суши» и «моря»/. На этой основе Аттали прогнозирует объединение Американского пространства, Европейского пространства и Тихоокеанского региона. Не случайно в его схеме отсутствует Россия, которой отводится роль гигантского рудника, заполненного механической рабочей силой. Среди практических политиков, навязывающих подобные взгляды, – ряд лиц еврейского происхождения, занимающих видные посты в администрации Буша-младшего: Пол Вулфовиц,  Ричард Перл, Абрам Шульский, Дуглас Фейт. Все они настаивают на создании санитарного кордона вокруг нашей страны. Не случайно подобные проекты возникают на основе идей, генерируемых ведущими мондиалистскими центрами.

Сможет ли противостоять такому напору русская геополитическая мысль, едва пульсирующая, чуть живая, игнорируемая руководящими кругами государства? Лишенные государственной и общественной поддержки, немногочисленные группы русских патриотов распределились между мелкими радикальными организациями. Часть из них в поисках подходящей идеологии обращается в левые партии. Но что могут  предложить русскому патриоту интернациональная компартия, просоветские национал-большевики, или идейно блуждающая «Родина»? Ряд мужественных патриотов, оболганных властью, /полковник Квачков, Н.Миронов…/ действует на свой риск в безлюдном вакууме /заточение, бегство/.

Первое поколение российских «евразийцев» во главе с А.Дугиным за несколько лет переродилось в заправских интернационалистов и защитников русофобского режима.

Позиция редактора газеты «Завтра» А.Проханова идейно разнородна до бессмыслицы и с креном в левую идеологию. Его романтический пессимизм и скорбь о безвозвратно ушедшей «красной империи» говорят об отрыве от реальности. О том, к каким выводам приводит превозношение исчезнувшего советского строя, свидетельствует эволюция взглядов писателя и ученого Александра Зиновьева. В одной из публикаций в «Литературной газете» он подверг уничтожающей критике исторические достижения русского народа. Православие, великодержавность, монархия названы им «чертами социальной организации, против которых шла вековая борьба лучших представителей народа». Удивительным для логика образом Зиновьев совмещает эту критику с похвалами мощной государственной системе, созданной Сталиным, избавившим страну от этих «представителей народа». Можно признать справедливость его характеристики сложившегося человеческого типа: «низкий уровень самоорганизации и национальной солидарности, покорность перед властями, низкопоклонство перед Западом». Зиновьев, однако, не говорит о том, что национальный нигилизм и пассивное поведение поощряла и прививала русскому народу плодившаяся как чума либеральная интеллигенция – застрельщик всякого разложения, а вслед за ней – поколения революционеров, включая интернациональных марксистов, к которым писатель, вероятно, относит и себя.

В стане патриотов также нет единомыслия о будущем России. «Христиане» спорят с «язычниками». Но подобно тому, как западноевропейцы упорно вынашивают идеал «Священной Империи», опираясь на свой исторический опыт, Россия должна равняться на время собственного величия – православной самодержавной монархии. Задача подвести под одну черту разнообразные идеологические воззрения бессмысленна и невыполнима. Объединение никогда не достигается примирением противоречий, но только героическими действиями Вождя нации. Коллективные усилия бесплодны, особенно когда речь идет о русском коллективе, как правило, состоящем из отменных индивидуалистов, не говоря о межпартийных дискуссиях – этой пародии на добывание истины. 

Как указывалось выше, советская внешняя политика в целом следовала классическому евразийскому курсу. В этой связи современный исследователь Ю.В. Тихонравов предполагает существование внутри советского строя «какой-то неизвестной организации», адаптирующей идеи Савицкого и Л.Карсавина /открыто сотрудничавшего с СССР/, к политическим реальностям, облекая их в официальную лексику /наподобие 13-го отдела КГБ, описанного в неповторимом историко-романическом стиле писателем-эмигрантом Г.Климовым/. А.Дугин также допускал возможность работы секретного отдела советского ГРУ, игравшего роль центра геополитических решений. Как бы то ни было, вплоть до «перестройки» советское руководство не допускало крупных просчетов в этой сфере. Например, так называемая «доктрина Брежнева», препятствовала формированию в соседних странах прозападных режимов /вторжение в Чехословакию и Афганистан было в тех условиях политически обоснованным/. Рациональное геополитическое мышление стояло даже за такими акциями, как проникновение в Африку и дестабилизирующие действия в Латинской Америке /в противовес не менее агрессивной американской «доктрине Монро»/.

Ситуация резко изменилась с началом перестройки. Мондиалистские центры сразу послали своих представителей в Москву. Горбачев имел личные встречи с руководителями «Трехсторонней комиссии» и Г.Киссинджером и сознательно проводил мондиалистскую политику на основе фантастической теории конвергенции /сближение и слияние государств с различными социально-политическими системами/. Ключевой фигурой здесь был директор НИИ системных исследований Д.М.Гвишиани /в 1968-85 – зампред Госкома по науке и технике; в следующие два года – зампред Госплана СССР. В этом же направлении вел «исследования» и предлагал их советскому, а затем российскому руководству Институт США и Канады во главе с Г.А.Арбатовым.

Прямо заявлял о неизбежности «мирового правительства» активист «Фонда Горбачева» профессор Г.Х.Шахназаров. Регулярно созываемый этим Фондом «Всемирный форум» координирует свои действия с тремя главными мондиалистскими структурами. Остается добавить, что по данным историка О.Платонова, в число так называемых «консультантов» СМО, «Бильдербергов» и «Трилатераля» входят, помимо Горбачева и Ельцина, известные политики: Е.Примаков, С.Кириенко, Немцов, Чубайс, Явлинский, Гайдар, Березовский, Бурбулис, Уринсон, Ясин, Лифшиц, американофил А.Козырев.

После распада СССР мондиалистское влияние  в России значительно возросло благодаря действиям влиятельного либерального клана. Видный функционер «нового мирового порядка» Ж.Аттали имел прямые контакты с Ельциным. Первого президента России посвятили в рыцари Мальтийского Ордена, входящего в систему мондиализма, как и все масонские структуры. К началу XX века во многих крупных городах России /Москва, Санкт-Петрбург, Архангельск, Воронеж, Новосибирск, Владивосток и др./ открылись организации и клубы масонов. Не обойдены вниманием города меньшего размера со значительным научным или культурным потенциалом. Так, Обнинск, «атомный» наукоград в Калужской области с населением около 80 тысяч, уже в середине 90-х годов обрел солидную масонскую репутацию.

До настоящего времени круги, близкие к высшему руководству России, поддерживают отношения с масонскими Орденами различного толка. «Независимая газета» /5.05.01/ привела слова руководителя масонских лож Германии А.Коска о том, что «представители российского правительства и администрации президента выражают поддержку совместным усилиям масонов разных стран…и готовы к контактам с ними». Та же газета 08.12.01 писала о внедрении международной ложи «Ротари клуб» в среду губернаторов  и видных промышленников /члены ложи – губернаторы Москвы и Ярославля: Лужков, Лисицын, бывший губернатор Санкт-Петербурга Яковлев/. Журнал «Деньги» /№49 за 2001г./ устами президента Международной академии по проблемам национальной безопасности и рыцаря Мальтийского Ордена В.Спектора сообщила о проникновении Ордена в высшие органы власти, в том числе в окружение президента Путина. Понятно, что геополитические позиции всех перечисленных объединений и относящихся к ним лиц не могут различаться существенно.

Влияние прозападных сил внутри страны, несомненно, отражается в политике российского президента. Эту линию проводит ряд организаций промасонского типа. Среди них выделяется Совет по внешней и оборонной политике /СВОП/. Являясь организацией закрытого типа, Совет объединяет около полутора сотен представителей различных политических и общественных структур, избираемых пожизненно – влиятельных политиков и бизнесменов, дипломатов и сотрудников силовых органов, руководителей СМИ и «экспертов». Среди основателей СВОП: бывшие заместители Госкомитета РСФСР по обороне и безопасности - генерал А.Цалко и военный экономист В.Шлыков; глава Аналитического управления КГБ СССР, теоретик-реформатор деятельности спецслужб Владимир Рубанов и зам директора Института Европы АН СССР Сергей Караганов - бессменный президент Совета.

Обработкой будущих дипломатов в духе противоречащих российским интересам «общечеловеческих ценностей» занят сверхпрестижный ВУЗ – МГИМО МИД РФ. Специалисты отмечают высокий уровень проникновения иностранных стажеров во все поры этого института. Когда в 2001г. в США сбежал начальник секретариата министра иностранных дел, обладатель секретной информации особой важности, не последовало ни наказаний, ни отставок. Властные круги замолчали эту историю. Сегодня российскую внешнеполитическую моду определяет московское отделение Фонда Карнеги – общеизвестная крыша для западных спецслужб, куда доморощенные «политологи» регулярно бегают за подачками. Не случайно патриотов-профессионалов выталкивают из МИДа, Министерства обороны, других министерств и ведомств, а на их место ставят выпускников МГИМО и подобных элитных ВУЗов. Интенсивной обработке подвергаются многие депутаты Государственной Думы во время поездок в США.

Внешнеполитические действия президента России в целом укладываются в русло этих влияний. Его властными действиями ликвидированы базы на Кубе и во Вьетнаме, в Грузии и Приднестровье. Он продавил размещение американских баз в Закавказье и Средней Азии. В августе 2002г. американский журнал «Бизнес Уик» писал: «Просвещенные люди считают, что Путин намерен твердо придерживаться взятого в прошлом году смелого курса на сотрудничество с Западом, венцом которого является новое стратегическое сотрудничество с США». Корреспондент утверждал, что, преодолевая сопротивления этому курсу, президент РФ прибег к неофициальным контактам с западными деятелями с помощью таких фигур, как председатель комитета по иностранным делам Совета Федерации М.Маркелов. Пресловутые «встречи без галстуков» - один из способов вершить дела закрытым для «непросвещенных» образом.

Лидер Военно-державного союза генерал-полковник Леонид Ивашов указывает на зависимость от Запада правящей элиты России /администрация президента, правительство…/, поскольку их личные и групповые интересы связаны с оффшорными зонами, с западными чиновниками, банкирами, бизнесменами, представителями спецслужб. Президент и министр обороны С.Иванов признают Запад своим союзником и стараются с его помощью решить проблему безопасности России. В.Путин называет своей главной стратегической целью интеграцию страны в мировую глобальную систему, отнимающую у России роль самостоятельной мировой державы. Параллельно идет сдача геополитических позиций, достигнутых в предвоенные годы и после мировой войны. На братиславской встрече с Бушем весной 2005г. президент Путин признал аннексию Прибалтики Советским Союзом.

Однако США и НАТО на официальном уровне рассматривают Россию как главного геополитического соперника и потенциального противника. Профессор И.Я.Фроянов, анализируя в конце 2002г. «Хьюстонский проект» американских политиков, выделил его главные цели: отторжение от России Кавказа, Калининградской области, Сибири и Дальнего Востока. В этом же году на заседании «Бильдербергского клуба» в Англии обсуждался план расчленения России с разделением на сферы влияния. Центр и Сибирь «отходят» к США, Северо-Запад – Германии, Юг и Поволжье – Турции, Дальний Восток – Японии. Тогда же З.Бжезинский на закрытом заседании Американо-украинского совещательного комитета сказал: «Новый мировой порядок при гегемонии США создается против России, за счет России и на обломках России… Россия будет раздробленной и под опекой». Этот яростный русофоб выдвигает все новые идеи и планы. В книге «Выбор: господство или лидерство?» Бжезинский утверждает, что в близком будущем Россия не сможет удержать Сибирь и Дальний Восток без военной поддержки Запада. Дело не ограничивается теоретизированием.

Выступая в конгрессе США в феврале 2004г., директор ЦРУ выделил Россию, Китай и Корею как главные сферы приложения американских усилий. Мозговые центры Пентагона, Госдепа и ЦРУ /«Рэнд корпорейшн» и др./ по заказам официальных структур предлагают схемы действия ВВС по территории России, вопросы ее расчленения, изоляции и т.п. Эти разработки закладываются в доктринальные документы, в том числе – в военную доктрину Америки. Опережая застывшую мысль российских стратегов, Военно-державный союз отрабатывает способы ведения партизанской борьбы /!/ против войск НАТО в России.

Министр обороны С.Иванов, напротив, усердствует в доказательствах верности НАТО. Во время визитов в США и Англию в 2004г. он согласовал резкое увеличение числа совместных маневров вооруженных сил РФ и блока, что приведет к почти постоянному присутствию иностранных военных контингентов в нашей стране. Обсуждался статус экстерриториальности для войск НАТО, свободный транзит любого оборудования и войск блока через Россию в «третьи страны». Выступая в Лондоне, Иванов заверял в верности НАТО и предложил другую аббревиатуру для блока: «Новая антитеррористическая организация», а также сообщил о готовности к совместным учениям по защите ядерных объектов. Российские инициативы в этом вопросе представляют особую угрозу для страны с учетом тайно ведущихся переговоров о присутствии постоянных наблюдателей вблизи наших ядерных баз.

Таким образом, США готовятся взять под контроль ключевые точки деградирующей России, организовав вокруг нее санитарный кордон.  Последует окончательно разрушение СНГ, вывоз сырья и финансовых средств, срыв военного строительства в России. Об этом говорит серия реформ, планируемых и уже идущих в военной сфере, а также неуклонная деградация оборонно-промышленного комплекса. Для государства, претендующего на собственную роль в геополитике, необходимое условие – развитая военная промышленность, способная производить все виды вооружений и военной техники. Иначе армия будет зависеть от поставок всего этого из-за рубежа. Между тем, в России свертывается и сокращается продукция ВПК, прежде всего, высокотехнологической части. Вдобавок ко всему идет выведение мощностей из мобилизационных резервов. Для ведения полномасштабной войны с серьезным противником у России сегодня не хватит даже патронов, и нет гарантии поставок необходимого количества хлопка из Средней Азии, ставшей объектом стратегических манипуляций в мировом масштабе

Вопреки опыту, проверенному и в военное, и в мирное время, Генштаб российских вооруженных сил изъят из ведения министерства обороны и подчинен непосредственно президенту. Это заведомо снижает оперативность армии при возникновении конфликтов и войн, вероятность которых весьма велика. «Агенты влияния» внутри военно-политических структур стремятся подчинить Генштаб Федеральной Службе Безопасности, имеющей иные задачи и цели, и, в конечном счете, слить со Службой внешней разведки – органом, не имеющим отношения к планированию военных операций. Лишь действиями враждебных сил объяснима происходящая коммерциализация некоторых силовых структур. С этим связан одобренный высшими политическими кругами США проект госсекретаря Кондолизы Райс о «прямом взаимодействии» с российскими силовиками. Ставка делается на формирование высокооплачиваемых подразделений в рамках МВД, ФСБ и особенно армии, по опыту, использованному США в Латинской Америке и шахском Иране.

Подрыв безопасности страны происходит путем целенаправленной политики демобилизации народов России, окруженной потенциальными врагами, претендующими на мировое или региональное господство вблизи наших границ. Русскому народу  внушается  преступный в этих условиях пацифизм. Одновременно раздувается угроза «международного терроризма», несоразмерная ее значению.

Все эти угрожающие процессы, сводимые к тотальному наступлению прозападных сил, должны быть пресечены подавлением либерального экстремизма в экономике, политике и культуре. Всестороннее укрепление государства – необходимая предпосылка для создания перспективных континентальных союзов, так как успешные геополитические проекты воплощаются только при поддержке внушительной экономической и военной мощи. Выполнение этих задач требует воссоздания сильной централизованной государственной власти и оздоровления народа на основе Кодекса национального поведения: «Общее благо выше личной выгоды!»