Журнал «Золотой Лев» № 87-88- издание русской консервативной
мысли
П. Ореховский
И не надо никаких социальных революций.
Ибо сейчас один работает, а пятеро на нём
едут,
а если по-другому, то будут десять ехать
и
окончательно его задушат, родимого.
А сбросить себя они не дадут –
у них и голос громче, и кулак больше.
В. Розанов, «Опавшие листья»
В многочисленных русских изданиях для деловых людей много пишется об успехах российского капитализма. Ни дня, ни номера не проходит без рассказов о новых людях, которые «сделали себя сами». Даже на телевидении уже показывают их умные, приветливые лица, где они рассуждают об актуальных проблемах и дают дельные советы.
И ведь действительно, на улицах
уже не постреливают, как ещё каких-то десять лет назад, и в универсамах
чувствуется нелёгкая рука мерчандайзеров, и о
забастовках бюджетников как-то более не слыхать.
Между тем у непредвзятого
наблюдателя возникают странные вопросы, на которые не так уж просто ответить.
Скажем, почему двухкомнатная хрущоба
в Москве или трёхкомнатная полногабаритная квартира во многих региональных
столицах стоит столько же, сколько в большинстве американских городов дом с
земельным участком? И то, и другое – 120 тыс. долларов. Почему пиво «Балтика»,
привезённое из Петербурга в далёкую Сибирь, стоит там столько же или дешевле,
чем в Питере и в Москве? Или наоборот – с каких это
пор дальневосточная горбуша в центре стоит столько же, сколько треска и минтай?
Вопросы эти, конечно же,
свидетельствуют о наличии у вопрошающего тяжкого наследия советского
образования, где говорилось о том, что цена должна приближаться к издержкам.
Дескать, в условиях рыночного капиталистического механизма, если цена сильно от
них отрывается – образуется очень большая прибыль. И тогда многие
капиталистические предприниматели бросаются в эту отрасль, как щука на живца,
предложение данного товара увеличивается, цены снижаются и приближаются к
издержкам. Люди, этим образованием не обременённые, объяснят вам, что здесь нет
никакого парадокса, а в России и конкуренция присутствует, и многое ещё чего.
Просто экономика у нас уже постиндустриальная, поэтому влияние издержек на цену
и не просматривается. Главное же – это маркетинговая стратегия, суть которой –
угадать предпочтения клиента. И тогда цена может быть какой захочешь.
В 2003 году фермер в Алтайском
крае, у которого мы с коллегой брали интервью, так оценивал издержки на
производство и реализацию свинины:
сдача свиньи на забойный пункт –
23 руб. за кг;
на выходе туши с забойного пункта
(без внутренностей, головы и шкуры) – 35 руб. за кг;
перегонка 40-50-тонной
фуры-рефрижератора до Москвы, по его расчётам, давала удорожание в 4-5 руб. на
килограмм.
Свинина в столице в это время
стоила уже от 150 руб. за кг (в краевом центре на рынке она была от 80 руб., в
райцентре – 50 руб. за кг). Таким образом, если брать разрыв в ценовой цепочке
реализации мяса между ценой производителя и розницей, он составлял, по нашим
общим подсчётам, 4-5 раз.
Отчего бы фермеру не продавать
мясо на региональном и московском рынках? В данном конкретном случае нам,
непонятливым, объяснили, что сначала мясо надо вывезти из района, для чего
нужно будет решить вопрос с милицией, поскольку в противном случае статистические
показатели муниципального образования упадут. И есть на этот счёт у милиции
негласная инструкция. Когда же незадачливый коммерсант попадает на дорогу
федерального значения, там оказываются свои посты у других структур, которым
нужно платить за провоз грузов (вообще-то большинство дорог у нас давно
платные, об этом только в правительстве не знают или делают вид, что не знают).
Наконец, после всего этого нужно попасть на городской рынок. Или – на
мясокомбинат. И в том, и в другом случае нужно заплатить покупателю
(тот самый пресловутый «откат»), чтобы он взял это мясо на переработку или
реализацию (естественно, что потом он оперирует уже совсем другой
заготовительной ценой). Добро пожаловать в постиндустриальную экономику
по-российски!
Впрочем, ничего нового здесь нет.
В
Другие журналисты занимались
оценкой удельного веса строительных издержек в стоимости жилья. И получили
похожий результат: удельный вес – 20-30% от цены продажи. Можно ли поэтому
удивляться, что цена на жильё не хочет приближаться к западным мезоэкономическим пропорциям между доходом работающих и
стоимостью единицы жилья. Пропорция такая составляет примерно от 2-3-х до 4-х
годовых доходов работника за единицу жилья – именно на такую стоимость
рассчитывают банки и жилищные агентства, предоставляя кредиты.
Естественно, «единица жилья»
может быть разной – это и квартира в кондоминиуме, и небольшой коттедж, и
изысканный огромный дом с участком. Однако если цены на них начинают достигать
5 годовых доходов и выше для соответствующих групп покупателей, то говорят, что
на рынке недвижимости цены завышены и
формируется спекулятивный «пузырь». Если же цены падают ниже 2 годовых доходов
– говорят, что рынок недвижимости «вял» и стагнирует.
К этим раскладам привязываются и строительные издержки, зависимые от конечного
платёжеспособного спроса на жильё. Впрочем, это всё опять-таки проклятый
затратный подход, который предполагает взаимосвязь между отраслями, наличие
циклов в обновлении жилищ и прочие устаревшие «до-пост-индустриальные»
понятия.
Разрыв между издержками
производителя и розничной ценой, обусловленный институциональными рамками
российского рынка, я называю «эффектом тромба». Он позволяет получать ренту
третьим лицам, участвующим в процессе. Это не только те, кто оформляет и
охраняет, но и часть «оптовой сети», которая заинтересована в сохранении
высоких цен и получении этой ренты. К сожалению, никаким «развитием
конкуренции» или «поддержкой отечественного производителя» преодолеть этот
тромб невозможно. Правда, в здравоохранении и образовании действуют другие
механизмы – услуги по своему определению потребляются в момент производства.
Как мне представляется, указанный эффект проявляется в чистом виде только на
рынках товаров и ресурсов.
Если же попробовать включить
«тромб» в оценку того, что происходит, то может получиться неожиданный
результат. Скажем, деньги направляются в сельское хозяйство – предположим, что
героическими усилиями первого заместителя председателя правительства и
губернаторов они доводятся до производителя. Увеличение сельхозпроизводства,
скажем, на 1 млрд руб. приводит к увеличению объёма
продаж на 4-5 млрд руб., при этом из последней цифры
3-4 млрд достаётся людям, прямого отношения к
сельскому хозяйству не имеющим, но которые часть из своих доходов направят на
покупку качественных продуктов агропромышленного комплекса. И где установится
новая равновесная цена на сельхозпродукцию?
То же самое уже происходит и в
строительстве жилья. Результатом реализации обоих национальных проектов будет
существенный рост цен при сравнительно небольшом увеличении предложения. Но
приятно то, что средства будут освоены и рента охраняющих, оформляющих и
торгующих существенно вырастет. И про производителя вроде бы не забыли, поддержали.
В отдельных сферах народного хозяйства.
Всё это проявлялось бы более ярко,
если бы все деньги тратились на те же продукты сельского хозяйства и жильё.
Однако действует и другой эффект, хорошо известный из микроэкономики, – эффект
дохода. Растут цены на весь круг потребительских товаров. И побочным
следствием национальных проектов, реализуемых без изменения институциональной
структуры, является рост инфляции.
Добиться заявленных целей
национальных проектов можно куда с меньшими затратами – и рецепты уже
неоднократно озвучивались. В строительстве для начала надо было бы изменить порядок выделения земли под индивидуальную
застройку. А для сельского хозяйства важнее, чтобы ГАИ и ДПС
выполняли свои непосредственные функции и защищали бы перевозчиков от бандитов,
а не следовали бы негласным инструкциям по запрету вывоза сельхозпродукции из
районов и областей. Да вот только – зачем?
Маркетологи говорят, что на Западе любой
товар, кроме программного обеспечения, видео- и аудиопродукции,
выдерживает только одну перепродажу. В противном случае производители создают
свои розничные сети. В России, кажется, уже большинство населения занято в
сфере услуг, включая государственную службу, – это же сколько лицензий
нужно выдать? А проверить, кому и зачем выдали? Но наценка в 400-500% выдержит
всё. И, что особенно противно, падение цен на нефть тоже будет не в силах
уничтожить эту абсолютно неэффективную социально-экономическую структуру.
В 1998 году, впрочем, это
лекарство отчасти помогло: падение курса рубля привело к резкому сокращению
количества челноков – фактически этот класс сохранился только на Дальнем
Востоке, в условиях приграничной торговли с Китаем. Однако избавиться от
тромба, обусловленного внутренними институциональными рамками, а не условиями
внешней торговли, куда как сложней.
Правда, есть другой хороший
рецепт – его не замечать. И видеть новое приветливое лицо российских
капиталистов, искренне полагающих, что они нашли волшебную маркетинговую
стратегию, позволяющую устанавливать цены, не обращая внимания на производственные
издержки.
См. также:
Полит.ру 24 августа 2006