Назначенная быть партией

Многие явные и очевидные недостатки такого явления современной политической жизни России, как считающаяся партией "Единая Россия", вытекают даже не из тех или иных "злых" намерений ее членов, руководителей или создателей, а из самой ее природы, генезиса ее создания.

Если в 90-е годы в России первоначально "назначали" будущих "олигархов", еще не ожидая, что они станут таковыми, то в 2000-е перешли к "назначению" партий. Разница в том, что если крупных "собственников" назначили относительно немало, одновременно дав им в руки реальный экономический ресурс, благодаря чему, служа интересам самих себя и этих ресурсов, некоторые из них, вступив в борьбу друг с другом сумели выделиться и стать "олигархами", т.е. крупными собственниками, распоряжающимися не только своими состояниями, но и властью, то "Единую Россию" назначили партией практически только одну и не дали ей в руки реального властного ресурса.

Вместо него она получила его атрибуты – должности, места в законодательных органах, большинство в этих органах, монополию на освещение ее лидеров ведущими СМИ и т. д.

Однако, она не получила минимум двух важных составляющих: свободы распоряжения этими ресурсами и навыков конкурентной политической борьбы.

Первого у нее нет, потому что ей этого не доверили, второго – именно потому, что ей слишком много дали, ей не приходилось ни за что бороться, она напоминает любимую дочь мачехи из народных сказок, которую так заботливо пестовали в детстве, что ни одному жениху она не понадобилась, поскольку, в отличие от падчерицы, ничего сама не умела делать. В самом лучшем случае, те или иные внутренние образования внутри ЕР что-то могут постольку, поскольку в них входят или их возглавляют персоналии, обладающие политическим и административным потенциалом, приобретенным вне ее. Есть в Московской организации Юрий Лужков – и есть возможность у нее кричать о своих выдающихся успехах в развитии Москвы. Не станет Лужкова – не будет ничего значить организация. Если же не станет этой организации – Лужков останется Лужковым.

Единая Россия существует постольку, поскольку она нужна реальной власти. Ее назначение – не править, а оформлять существующее непартийное правление и оберегать его от появления реальных партийных конкурентов.

В каком-то смысле, на первый взгляд, она может показаться так называемой "патронажной партией", т.е. партией, не претендующей на власть, а ею изначально обладающей и ориентированной на ее сохранение, одновременно – обеспечивающей карьерное движение вступающих в нее персоналий.

Однако на деле – она не является и таковой. Не является, прежде всего, потому, что самой властью не обладает, защищая, точнее – оберегая власть, она оберегает не свое властное положение, а свое положение слуг власти, содействуя кадровому росту тех или иных своих членов, она выступает не распорядителем их судьбы, а просителем за них перед лицом реальной власти.

Поэтому, ее положение – не положение суверена власти, а его посаженного на кормление назначенца, который скован в своей инициативе, ущербен в своей околовластной воле и поражен имманентным страхом перед лицом трех угроз: властной немилости, посягательства иных сил на ее роль старшего слуги и собственно народа, не любящего власть, а потому – уж тем более не любящего ее слуг. Власть может бояться оппозиции, оппозиция может боятся власти, слуги власти уже не могут, а обречены бояться и одной и другой.

Поэтому весь внутренний психологический настрой данного субъекта определяется двумя факторами: страхом за свое положение, усиливаемым сознанием собственного реального бессилия, и компенсирующей этот страх кричащей кичливости.

Причем особо в этой кичливости отличаются те персоналии "партии", которые являются выходцами из не вполне политически родственных политических тенденций и чувствуя свою, как им кажется, не вполне прощенную инородность, стремятся громогласностью провозглашаемой преданности искупить свою прошлую оппозиционность.

Если классикой стали слова Ленина о том, что "нет большего великорусского шовиниста, чем обрусевший инородец", то сегодня они вполне актуально могут звучать как "нет большего апологета авторитарного партийного монополизма, нежели позавчерашний анархист".

При этом артикулируемая кичливость таких персоналий доходит до того, что вызывает желание вспомнить другие классические слова: "Когда Вы говорите, Иван Васильевич, такое впечатление, что Вы бредите".

Причем сравнение оказывается тем более оправданным, что действительности ему соответствует и упомянутый образ: управдома, играющего роль царя.

Все электоральные успехи "Единой России" – продукт не ее конкурентной борьбы, а ресурсов, которые реальная власть бросает на ее поддержку. Причем даже ресурсов власти и декларируемой преданности неколебимому рейтингу президента не хватает для того, чтобы "Единая Россия" получила поддержку большинства общества.

В отличие от многих других партийных и недопартийных участников политического процесса, "Единая Россия" не выиграла ни одной политической кампании в реальной конкурентной борьбе. Она добивается успехов не потому, что реально сильнее и умнее того или иного соперника, а потому, что ее соревнование с ними оказывается соревнованием по бегу с конкурентом, бегущим в мешке.

И дело здесь не в личных качествах ее человеческого материала: среди и рядовых (хотя, кто таких видел?), и статусных членов "партии" есть немало вполне и порядочных, и достойных, и профессиональных людей. Достаточно часто тяготящихся навязанной им ролью.

Дело в самой этой роли и выполняемых ею функциях, не позволяющих ей быть реальной партией.

В каком-то смысле можно сказать, что "Единая Россия" состоит из двух начал: в той степени, в какой она реальна – она есть корпоративное объединение высшей и средней бюрократии, в той степени, в какой она публична – она есть виртуальная псевдопартия постиндустриальной эпохи, политически существующая лишь постольку, поскольку она представлена на телевизионных экранах.

Во втором отношении, если поменять на телеэкране ее местами, скажем, с КПРФ, то есть освещать деятельность КПРФ в объеме, выделяемом для ЕР, и наоборот, КПРФ и впрямь соберет две трети голосов избирателей, а ЕР вполне может не преодолеть 7%-й барьер. Если же отдать этот объем любой иной партии – она приблизится к электоральным результатам ЕР.

Проблема в том, что ЕР не является ни правящей партией (в этом случае у нее был бы шанс демонстрировать обществу реальную волю и инициативу и отвечать за свои действия), ни партией, борющейся за власть (в этом случае она могла бы накачивать реальную политическую мускулатуру в борьбе с конкурентами, наращивать связи с обществом и бороться за его реальную поддержку).

В каком-то смысле, ЕР сегодня подобна КПРФ середины и второй половины 90-х, когда не столько боролась за власть, сколько ждала, когда власть упадет ей в руки.

После того, как она отказалась воспользоваться плодами успеха на президентских выборах 96 г. – она ждала, когда Ельцин умрет – и тут уж никто не помешает распорядится свалившейся с неба властью. "Единая Россия" ждет, когда уйдет Путин – и тут уж, по ее мнению, никто не помещает ей стать "коллективным преемником".

КПРФ тогда дождалась Путина. Кого дождется "Единая Россия" пока неизвестно (но это всегда становится известно под занавес) но кого бы она ни дождалась – не ей он будет обязан своей властью.

Собственно, в какой-то момент казалось, что она действительно может стать "коллективным преемником". Но для этого – ей надо было пересилить собственные комплексы и, с одной стороны, без особого риска начать упражняться в реальной конкурентной борьбе, отказаться от своих необоснованных преимуществ в политической публичной жизни, не испугаться как диалога, так и равноправного соревнования с оппозицией в публичном пространстве.

Она первая должна была поставить вопрос о правительстве парламентского большинства – тем более, что оно у нее было, она первая должна была кричать о правах оппозиции и о передаче ей контрольных функций, она сама должна была установить принцип равного представления телевизионного времени и власти, и оппозиции. Тогда она, с одной стороны, заявила бы свою политическую субъектность, с другой – получила площадку прямого соревнования с оппозицией, с третьей – могла бы завоевать свое собственное уважение в обществе.

То, что помешало ей это сделать – во многом обусловлено как ее служивыми страхами, так и установками своего кадрового состава.

Как корпоративное объединение бюрократии, она несет в себе то, что всегда отличает непубличную бюрократию – страх перед обществом и недоверие к нему. Даже в той степени, в какой бюрократия обладает действительным профессионализмом и действительными здравыми и добрыми намерениями, она впитывает осознание собственной исключительности. С ее точки зрения – достоин только тот человек, который имеет статус в ее иерархии. Тот, кто в нее не входит – человек априори второй категории, а потому – что собственно он может предложить? С чего вдруг надо учитывать его мнение?

Народ для нее, в лучшем (московском) смысле – объект заботы.

А в рядовом (обычном провинциальном) – подданное быдло, которому и отопление обеспечить – невиданное и незаслуженное им благодеяние.

Именно поэтому она так радостно голосовала за практический запрет Референдумов, за переход к назначению губернаторов и прочие малопривлекательные новации.

Именно поэтому, если сравнить результаты ее законодательных новацих с отношением к ним общества – мы увидим резкое расхождение оценок. Все подобные новации власти, искренне поддержанные ЕР – вызывают резкое неприятие общества. Но это не смущает "партию", кажется искренне решившую, что она – второе издание КПСС.

Только если КПСС, имела вполне понятные основания собственного господства: за ней была и реальная выигранная конкуренция с иными политическими силами, и реальные победы – экономические, военные и прочие, достигнутые в период ее единовластного правления, то основания властного положения ЕР, ее легитимность – не рациональны, не внятны и не объяснимы.

За ней нет ни традиции, ни легальности, ни харизмы, за ней есть лишь то место, на которое ее назначила власть, права на которую у нее, в конечном счете, не больше, чем у управляющего имением – на владение данным имением. Единственное "легитимное" обоснование ее положения – то, что большинство ее членов были членами КПСС.

ЕР вообще, некая "урезанная КПСС". КПСС, у которой нет ее исторического кровью завоеванного права на власть, КПСС, у которой нет ее идеологии и проекта будущего. КПСС, отрекшейся от своего знамени, КПСС, в которой осталось лишь начальство, да и то далеко не все.

А в таком своем качестве, ЕР, с одной стороны, не имеет и не может иметь действительной идеологии: идеология, в частности, предполагает, что власть и чиновное положение – ее инструменты, что тебе дана власть, чтобы служить идее. Бюрократия (включая, кстати, и позднюю советскую бюрократию, из которой и состоит ЕР), считает, что главное – не идеология, а те самые власть и чиновное положение, что не они служат проекту, а идеология, понимаемая как идеологизированная демагогия, – служит власти, обеспечивая, если уж иначе не получается, ее электоральную поддержку.

Поэтому все, что ЕР пытается освоить в качестве идеологии, есть не идеология, а набор непонятных заклинаний, предназначенных для затуманивания мозгов избирателей. В этом плане материал ЕР таков, что он не способен освоить даже то интересное и разумное, что понимают и могут сказать ее наиболее подготовленные активисты. Если для интереса посмотреть текст кандидатской диссертации официально лидера ЕР Бориса Грызлова, посвященной политическому течению консерватизма, можно без труда убедиться, что пропаганда и официальная риторика возглавляемой им "партии" на две головы ниже данного академического текста.

Хотя, строго говоря, не понимая вообще сути идеологии и соотношения ее с властной ролью, она готова, наследуя поздней советской бюрократии (которой она, впрочем, явно уступает профессионально) принять любую идеологию и присягнуть любому знамени, которые будут обеспечивать ей привычное комфортное положение.

В результате, социально и политически выражая лишь интерес сохранения себя на предоставленных ей чиновных позициях, не доверяя народу и не считая его разумным началом, ЕР не может выполнять и главные функции нормальной партии: агрегировать интересы социальных групп и артикулировать их в политическом пространстве.

Если она это отчасти и делает (правда в весьма ущербном виде), то потому и постольку, поскольку время от времени пугается, что агрегация и артикуляция тех или иных интересов и ожиданий другими политическими силами начинает приносить им политические дивиденды, несмотря на их отключение от эфира и подавление ею их иных политических возможностей: тут она начинает пытаться перехватывать их лозунги, впрочем, мало понимая их содержательное значение.

Таким образом, с точки зрения простого политологического анализа мы имеем в виде ЕР замечательный феномен:

– эта структура не обладает властью и не борется за власть;

-она не обладает идеологией и не понимает ее значение;

-она не обладает политическим постоянством, просто потому что существует слишком недолго, прошла всего один федеральный электоральный цикл и ни на одних выборах не находилась в равных публичных условиях с другими участниками процесса;

-она в своей политической деятельности реально не борется за поддержку народа, просто потому что не уважает его, боится его и ему не доверяет.

То есть, она на деле не обладает ни одним из так называемых конституирующих качеств партии.

Все, что она делает в этом отношении – это имитирует обладание этими качествами.

В старой дилемме: "Быть или казаться" – ЕР осуществляет вполне определенный выбор в пользу второго.

И, при этом, она страшно боится. Больше всего – народа. К тому же – власти. Еще – себя самой, то есть такого положения, когда те или иные ее части всерьез попытаются жить реальной политической жизнью. Боится оппозиции. Боится создания других партий власти.

Она ведет свой политический бой подобно рыцарю, конным выезжающему на схватку в броне с головы до ног, с палицей, секирой, копьем и двуручным мечом против соперника, главным условием участия которого в турнире является отсутствие коня, доспехов и вооружения.

Она страшно гордится победами, добытыми в таких схватках.

А поскольку все ее вооружение – не ее, а выданное хозяином во временное пользование, то больше всего она боится того, что вдруг, непонятной ей волей, ее все же заставят сражаться с соперником на равных условиях.

Новая политика 5.09.06